Прежде всего сузим круг проблемы: географическое открытие в историческом смысле этого слова означает включение какого-либо земельного пространства в сферу общечеловеческой культуры, вовлечение его в глобальный процесс исторического развития. Открытия могли быть случайными или планомерными, могли быть одноразовыми или влекли за собой колонизацию. В этой книге речь пойдет лишь о мореплавателях, проникавших в Океанию по заданию европейских государств. Но у них были, конечно, предшественники: арабы, китайцы, японцы, малайцы, о которых необходимо хотя бы упомянуть. Однако эта глава истории географических открытий еще ждет своего более подробного изучения.
Географическое положение земель, населенных арабами, издревле способствовало тому, что из среды этих народов выдвинулось много купцов и торговых посредников. В трюмах арабских кораблей и на спинах верблюдов двигался поток товаров из стран восходящего солнца в страны заката и из западных государств на Восток. В одном направлении — шелка, драгоценности, специи, слоновая кость, ароматические масла, в другом-серебро, венецианское стекло, меха, янтарь и невольники. В силу обстоятельств уровень кораблестроения и навигационные знания арабов далеко превосходили европейские. Когда весной 1498 года португальцы гордо продемонстрировали астролябию и квадрант арабскому лоцману Ибн Маджиду26 , который должен был вести флот Васко да Гамы от восточного побережья Африки в Индию, они испытали жестокое разочарование. Для мусульманина подобные навигационные средства были уже давным-давно само собой разумеющимися, более того, лоцман вряд ли сумел втолковать своим собеседникам, что основная идея этих инструментов была принесена на Иберийский полуостров несколько столетий назад именно арабами.
Согласно существующим документам уже в IX веке, а возможно и значительно раньше, арабские мореплаватели заходили в южнокитайские гавани. Немногим позже арабский географ и историк Масуди сообщал, что в Восточном море находятся не менее тысячи девятисот обитаемых островов. Если это не сильно преувеличенное указание на индонезийский архипелаг, который, кстати, уже давно и куда более конкретно был описан арабскими географами, то речь может идти о первом упоминании океанийского островного мира. Но, к сожалению, интересы арабских мореплавателей ограничивались рубежами их торговли. Поэтому
Арабский торговый корабль позднего средневековья. (По миниатюре Парижской национальной библиотеки)
чисто исследовательские плавания арабов к западным пределам Океании следует отнести к категории одноразовых. Все попытки так или иначе привести «доказательства длительного средневекового арабского владычества в Южном море» были и остаются сомнительными. На какой экономической базе могло основываться такое владычество? Возможно, алчность арабских купцов и возбуждали сандаловое дерево, перламутр, черепашьи панцири и мясо, но Океания в то время не располагала никакими возможностями для развития с ней торговых отношений.
Такими же смелыми, предприимчивыми и изобретательными мореходами были и китайцы. Приблизительно в III веке новой эры в Китае началось строительство джонок, обладавших высокими мореходными качествами. Позднейшие конструкции джонок относятся к самому удивительному, что когда-либо создавал и чем управлял в море человек. А вот несколько знаменательных дат из истории китайского мореплавания: ко II веку до новой эры относится упоминание о том, что китайские мореходы применяли знания по астрономии, на рубеже эр-первое письменное свидетельство о торговом плавании в Индийский океан, в VIII–IX веках китайцы стали пользоваться компасом, а к 1090 году относится первое упоминание о морском компасе; не позднее XII века китайцы плавали уже с балансирным рулем. Сохранилась лоция, напечатанная в XV веке, с точным указанием метеорологических условий, очертаний побережий, водных глубин, приливов и отливов, способов ориентирования по созвездиям, которая предназначалась для капитанов китайских парусных судов и указывала им наиболее удобные пути в Индокитай, к Малайскому архипелагу, на Филиппинские и Молуккские острова, в Японию, Индию, Ормуз и Аден.
И хотя южная часть Тихого океана, кажется, была для китайских купцов не слишком притягательна, они знали о существовании океанийского островного мира. Марко Поло, гостивший в конце XIII века при дворе хана Хубилая, слышал там об архипелаге Южного моря, состоящем из семи тысяч четырехсот сорока островов.
Китайская джонка. Рисунок XVI века
Китайцы могли узнать о них во время своих плаваний через Тихий океан. Многие ученые считают, что такие плавания были вполне реальны, поскольку обнаруживается множество совпадений в ранних культурах Китая и Центральной Америки. В отношении навигационных знаний и техники кораблестроения народы Восточной Азии были более чем на высоте. В XIV веке арабский путешественник Ибн Баттута был пассажиром китайского корабля, на котором плыли шестьсот моряков и четыреста солдат. Громадная палуба, окружённая мощными пушками и украшенная искусственными садами, произвела большое впечатление на путешественника, и он сравнил корабль с плавающим городом. И если джонки хана Хубилая, как утверждал Марко Поло, плавали до Занзибара, то они, безусловно, были способны пересечь и Тихий океан.
Из деловой активности, царящей у китайского побережья, долгое время извлекали выгоду японцы, промышляя пиратством, которое было хорошо организовано и широко распространено. Но, возможно, они проявили себя и на поприще, куда более достойном уважения, и открыли, сами того не желая, Новый Свет или Океанию. От Японских островов к Канаде, Центральной Америке и на Гавайи ведут прямо-таки «классические» маршруты-течения, и есть сообщения о многих-многих десятках случаев, когда лодки, лишенные мачт, появлялись у американского побережья и у Гавайских островов. Вполне вероятно, что когда-нибудь экипажу одной из упомянутых лодок удалось вернуться
Индонезийские морские суда (остров Ява). Рисунок 1600 года
на родину и принести весть об увиденном по ту сторону горизонта.
Достойны упоминания жители Индостанского полуострова, а также кхмеры и малайцы — все без исключения опытные моряки. Малайцы определенно вели торговлю с океанийцами. На своих юрких прау они уже много веков назад появились у северного побережья Австралии для ловли трепангов. В сушеном и соленом виде улов затем продавался китайским торговцам. Вполне уместно также предположение, что малайцы плавали в поисках трепангов, жемчуга, черепашьего панциря и в восточном направлении, где скоро наткнулись на острова Меланезии и Микронезии.
Значит, море, на берегу которого очутился Васко Нуньес де Бальбоа в сентябре 1513 года, уже знало и носило на своих волнах корабли. Слишком долго пребывали европейцы в том периоде времени, который мы называем мрачным средневековьем. Слишком долго владыки на европейских тронах и папском престоле принуждали своих подданных к изоляции, а это означало — к застою. Слишком долго были оклеветаны, преследовались и сжигались на кострах те, кто ратовал за необходимые перемены.
Но вдруг дало плоды то, что до сих пор незаметно, словно грибница, зрело внутри общества. И потянулись сторонники Реформации из одной страны в другую, разъясняя людям, что они не для того созданы, чтобы прозябать всю жизнь в тени готических храмов. И спросили каталонские крестьяне: где был дворянин, когда Адам пахал, а Ева пряла? И задавая этот вопрос, они держали в руках копья. А в это время английское дворянство уничтожало друг друга под знаменами Алой и Белой роз и поливало кровью луга, на которых потом будут пастись стада овец, принадлежащие владельцам текстильных мануфактур. Во Франции Людовик XI усмирял строптивых дворян и приглашал итальянцев, чтобы они создали в стране шелковое производство; а в Париже тем временем чернили литеры первые французские книгопечатники. В Италии появились на свет Колумб, Савонарола и Леонардо, под натиском кондотьеров рушились республики, но Генуя и Венеция продолжали держать в руках мировую торговлю. На Востоке изгнали последнего императора Византийской империи — Константинополь был захвачен турками. Прусское орденское государство, стремясь к реваншу после Грюнвальда, затеяло роковую войну с Польшей. Иоганн Гутенберг напечатал Библию, появился на свет Альбрехт Дюрер. Иван III стал великим князем Московским, народы Балканского полуострова тщетно пытались задержать продвижение турок, обрушившихся на них словно приливная волна, а в это время португальские мародеры лихорадочно собирали сверкающие самоцветы в горах между Танжером и Арсилой.
Все эти события произошли буквально в течение двух десятилетий и ознаменовали собой начало эпохи, получившей название эпохи Возрождения. Эго время стало для европейцев эрой открытий. Они вдруг поняли, что можно очень просто освободиться от анахронизмов, довлевших над ними, пустив красного петуха или повесив на первом же попавшемся суку того, кто цепляется за старое. Они обнаружили, что беззаветная преданность, беспечная веселость и отвага — три качества характера, необходимые для наслаждения жизнью. Они открыли искусства, книгопечатание, Америку и морской путь в Индию.
Но как правители, так и граждане той предприимчивой и жаждущей деятельности Европы были бедны — серебряные рудники опустели, янтарь стал редкостью. Им нужно было золото, чтобы чеканить монеты, ссужать деньги под большие проценты и вкладывать их в развивающееся производство, чтобы и впредь иметь возможность оплачивать благовония для пышных богослужений, приобретать перец к обеденному столу и жемчуг на шею любимым женщинам. Натиск турок заметно мешал торговле с Востоком. Итальянские же купцы устанавливали огромные цены на подобные экзотические вещи, поскольку в то время они были единственными европейцами, которым был открыт доступ к восточным товарам через Египет, куда они продавали венецианские зеркала и христианских рабов.
Итальянцы были не только наставниками европейцев в области мореходства, но именно их деятельность ознаменовала собой начало эпохи Великих географических открытий. Сначала они предпринимали самостоятельные плавания, а затем выступали в качестве финансистов и капитанов на службе у правителей других государств. Например, Португалии, которая на два с половиной столетия раньше Испании освободилась от владычества мавров и стала очень важной перевалочной базой в европейской средневековой торговле. Кроме того, португальцы испокон веков были превосходными рыбаками, а рыба во время поста была основной пищей миллионов христиан. Поэтому нет ничего удивительного в том, что уже в XIII веке генуэзские и венецианские банки и торговые дома открыли свои филиалы в Лиссабоне.
Настолько же умный, насколько и воинственный, португальский король Диниш I (1279–1325) приказал посадить в окрестностях приморского города Порту сосновые рощи, которые должны были обеспечивать корабелов страны деревом и смолой, поскольку мореходством стали теперь заниматься, не только отдавая дань обычаю или ради хлеба насущного, но и из-за возросшего престижа этого рода деятельности. Недоброжелательные соседи-испанцы, постоянно враждовавшие с молодым государством, препятствовали завязыванию долговременных контактов с континентом, а до единственного давнишнего партнера Португалии — Англии, можно было добраться только морем. Диниш I пригласил в страну лучших моряков своего времени. В 1317 году генуэзец Мануэл Пессаньо стал во главе португальского флота и получил задание завербовать еще двадцать иностранных капитанов. Генуэзские корабелы тоже были не прочь переселиться в Португалию, поскольку Диниш I гарантировал им освобождение от налогов и воинской повинности. Деревья, предназначенные для строительства кораблей, можно было бесплатно рубить в королевских лесах, среди дворянства профессия моряка стала особенно почетной. В Лиссабоне под руководством итальянцев был создан первоклассный научный центр по картографии и навигации, а рядом с «королем Тежу» [Лиссабоном] уже стало возможным называть «принцами» некогда захудалые рыбацкие поселки, такие, как, например, Лагуш.
Но на вяленой рыбе, пробке и вине далеко не уедешь. С одной лишь их помощью невозможно было претворить в жизнь честолюбивые замыслы португальских правителей, подогреваемые итальянскими банкирами. Государство, сущность которого определялась феодальными отношениями, не имело достаточных внутренних ресурсов. В начале XV столетия наступил момент, когда пришлось взглянуть правде в глаза: в стране не хватало даже медных денег, пришлось пустить в оборот кожаные, государству каждый день грозило банкротство.
Королю Жуану I (1383–1433) и его супруге, англичанке по происхождению, а также, разумеется, и их советникам принадлежит заслуга в том, что им удалось найти выход из бедственного положения, выход, который станет благодатной почвой для роста могущества всей Европы: непрекращающийся грабеж других народов. Начали с ограбления разбойников. В 1415 году португальцы под знаменами с алым крестом ордена Христа захватили Сеуту-крепость берберских пиратов. Добыча была баснословной: португальское правительство, нанявшее английские, баскские и фландрские корабли и вынужденное договориться об оплате солью за их участие в предприятии, избежало финансового краха.
При захвате Сеуты особенно ярко проявил себя дон Энрики, третий сын королевской супружеской четы, только-только достигший
Битва между португальцами и арабами. Рисунок 1599 года
возраста двадцати одного года. С двумя десятками соратников он начал штурм цитадели, а остальные наемники разбрелись, грабя окрестные улочки. Происходило ли все это действительно так, как описали историки, или по-другому — не столь важно. Случай сам по себе достаточно характерен для оценки исторической роли принца. Кажется, на дона Энрики произвело огромное впечатление то, с какой легкостью были захвачены берберские сокровища и важнейший стратегический пункт у входа в Средиземное море. А поскольку он не только воспитывался в духе крестоносцев, но и был талантливейшим организатором, он решил посвятить свою жизнь организации морских плаваний. Будучи третьим сыном, он вряд ли мог рассчитывать стать правителем Португалии, а тут перед ним открывались возможности внести в историю вклад больший, чем все коронованные особы его окружения. Дон Энрики — в современной историографии он больше известен под именем принца Генриха Мореплавателя (1394–1460) — приказывает, и да устрашатся его воли те из капитанов, которые проявляют вечную медлительность и осмотрительность! Не помогают их горячие уверения, что никто не может плавать южнее мыса «Нан», ибо за ним море кипит, словно котел на большом огне, а солнце выжигает все живое. Но принц Энрики желает знать, откуда берется суданское золото и можно ли привлечь в союзники царя-священника Иоанна, как будто бы христианина, который правит на востоке Северной Африки страной, полной несметных богатств. Чтобы это установить, можно предпринять пеший переход через Атласские горы и Сахару, но это очень сложно. Значит, остается только морской путь.
В 1416 году Энрики посылает первые суда к западному побережью Марокко, через два года они появляются перед архипелагом Мадейра, около 1425 года — у Канарских островов, в 1434 году Жил Эаниш огибает мыс Бохадор. Принц основывает в Сагрише обсерваторию и мореходную школу на средства ордена Христа, великим магистром которого он является, организует морские экспедиции вдоль африканского побережья, ставшие делом его чести, оплачивая их оснащение из собственного кармана, и умирает весь в долгах.
К тому времени португальские каравеллы бороздят море чуть ли не у берегов сегодняшней Гвинеи, а идейный преемник принца Энрики Жуан II (1481–1495) доводит его дело до конца. Он основывает в Западной Африке крепость Сан-Жоржи-да-Мина, разрешает торговым домам принять участие в разработке богатств земель, ими открытых, при условии, что они будут продвигаться все дальше и дальше на юг. Наконец ужасы и лишения окупаются, возникают названия — Золотой Берег, Перцовый Берег, Невольничий Берег, и в конце концов, в 1488 году, Бартоломеу Диаш огибает выступ суши, названный им мысом Бурь. Но такое название, видимо, показалось Жуану II слишком прозаическим. Поэтому с тех пор открытый Диашем мыс называют мысом Доброй Надежды.
Однако целеустремленный король Жуан II за четыре года до этого все-таки совершил ошибку: он отклонил предложение некоего генуэзца, проживавшего в Португалии и именовавшего себя здесь Кристованом Колоном, который утверждал, что может за сравнительно короткий срок добраться до Индии (под Индией тогда подразумевали Восточную Азию), следуя морской дорогой на запад. Деятельный правитель, имевший обыкновение не только вскрывать дипломатическую почту, но и собственноручно казнить своих противников, действовал отнюдь не необдуманно. Как председатель «Математического совета»32 , им же основанного, он достаточно хорошо разбирался в проблемах космографии и математики, чтобы не заметить слабые стороны аргументации Колумба. Кроме того, только что вернувшийся из плавания Дьогу Кан утверждал, что достиг крайней южной оконечности Африки, то есть морских ворот в Индию.
Колумб переселился в Испанию и получил там, после того как страна освободилась от последнего мавританского владыки, три корабля. На них он открыл в той области мира, где по его расчетам должна была находиться Восточная Азия, острова Центральной Америки. На обратном пути, сбитый с курса штормами, бывший изгнанник снова попал в Лиссабон, и слухи о том, что трюмы его корабля будто бы забиты до потолочных балок слитками золота и мешками с перцем, достигли ушей Жуана II. Королю лишь с большим трудом удалось скрыть свое раздражение. Ведь еще его предшественник Афонсу V сумел добиться в 1479 году подписания договора, согласно которому испанцы удовлетворяются обладанием Канарских островов и не имеют притязаний на африканское побережье. Таким образом, португальцы надеялись, что их поискам морской дороги в Индию никто не помешает, но вот теперь этот авантюрист уже добрался до индийских сокровищ, тогда как португальцы до сих пор не миновали мыс, названный так оптимистично.
Речь идет о большем, нежели о том, кому из коронованных особ принадлежит честь быть более удачливым первооткрывателем. Жуан II не медлит и велит привести в боевую готовность флот, испанцы тоже собирают свои эскадры. Долго остаётся непонятным, будет ли конфликт разрешен пером или мечом. Потребовался авторитет папы и недвусмысленная угроза отлучения от церкви, чтобы противники пришли в себя и в июне 1494 года прекратили вражду и мелочный торг. Согласно Тордесильясскому договору, к Испании отходили все земли к западу от воображаемой линии раздела, проходящей в трехстах семидесяти лигах (около тысячи ста восьмидесяти морских миль) западнее островов Зеленого Мыса, что приблизительно соответствует сорок шестому градусу западной долготы. Все земли, лежащие к востоку от этой линии, относились к сфере влияния Португалии. В те времена никто не мог точно установить, где пролегала линия раздела. Вначале договорились, что астрономы и моряки установят, можно ли вообще проложить эту линию и как это сделать. Прежде всего необходимо было определить ее долготу. Но в то время это было еще невозможно. Оставалось также неясным, где должна проходить граница раздела в противоположном полушарии, поэтому спустя три десятилетия дело дошло до новых разногласий между иберийскими владыками.
Через три года после подписания Тордесильясского договора едва достигший двадцати восьмилетнего возраста Васко да Гама, человек в равной степени талантливый в области дипломатии, военного дела и мореходства, открывает самую блестящую эпоху португальской колониальной истории. Он огибает мыс Доброй Надежды, достигает восточноафриканской гавани Малинди и добирается в мае 1498 года с помощью арабского лоцмана и юго-западного муссона до Каликута на Малабарском берегу. Вскоре да Гама поймет, что арабскую монополию на торговлю с землями, наконец-то достигнутыми, можно подорвать, только пуская в ход зверскую жесткость. Однако в этом отношении он тогда не мог ничего предпринять, так как две трети его команды стали жертвой цинги. Но португальцев уже не остановить: в 1500 году по маршруту да Гамы следует Педру Алвариш Кабрал на тринадцати кораблях и с экипажем в полторы тысячи хорошо вооруженных человек. Во время этого плавания он по воле счастливого случая открывает побережье Бразилии и основывает первые португальские фактории в Индии. Когда правитель Каликута в ответ на это заключает союз с арабами, Кабрал приказывает обстрелять город, и тот полностью сгорает. Итак, в течение всего лишь двух лет Португалия становится колониальной империей, сверкающей золотом и пахнущей гвоздикой. Когда в 1519 году Испания приступила к покорению Мексики, португальцы уже вырвали из арабской сферы влияния основные центры торговли в Восточной Африке, в Персидском заливе, в Западной Индии и на островах Юго-Восточной Азии.
Тем не менее именно Испании принадлежит честь подготовки и осуществления самого смелого исследовательского плавания столетия.