Приключения, которые пережил Менданья, отправившись по заданию дяди в Тихий океан, отныне стали его страстью. Он настаивает на колонизации Соломоновых островов, утверждая, что острова — это только преддверие Южного континента. И если вначале он не находит понимания, виною тому три обстоятельства. Во-первых, его открытия не очень-то впечатляют, поскольку во время плавания не было обнаружено ничего притягательного, во-вторых, морские силы Испании сковывают английские пираты и, наконец, губернатор Гарсиа де Кастро, освобожденный от обязанностей вице-короля, больше не может быть полезным своему племяннику. По-видимому, оба они в конце 1569 года покинули Перу. В Испании де Кастро повысили в чине, и он стал членом Совета по делам Индий.47
Вероятно, не будет ошибочным предположить, что на этом посту он действенно способствовал претворению в жизнь намерения Менданьи. Однако его ходатайство увенчалось успехом только в апреле 1574 года. Филипп II поручил Менданье доставить на Соломоновы острова пятьсот мужчин, из которых пятьдесят были с семьями, приказал заложить там три города и подкрепил свое поручение десятью тысячами дукатов. Этой удивительной активности способствовало то обстоятельство, что стало известно о намерении англичан основать в Тихом океане свои поселения. В качестве компенсации за усилия и финансовое участие в предприятии Менданье было предоставлено право наместничества в колонии и право чеканки монет; он получил полномочия за отдельную плату поставлять поселенцам рабочую силу, используя местных жителей, а также получил титул маркиза.
Пока все шло, согласно его желаниям. Будущий управитель Соломоновых островов покинул Испанию и в январе 1577 года прибыл в Панаму. Но действительность оказалась более суровой. Под каким-то случайным предлогом Менданью арестовали, несколько дней он провел в тюрьме, а потом долгие недели под домашним арестом. Когда он наконец попал в Перу, вице-король де Толедо в течение десяти лет расстраивал любые его планы. И лишь в 1590 году, когда вице-королем Перу стал маркиз Каньете, вновь возродилось стремление к поискам Южной Земли и соломонова золота.
Весной 1595 года четыре корабля под командованием Менданьи покинули Перу. Это были: флагманский корабль «Сан-Херонимо», в обиходе именуемый просто «капитана», «Санта-Исабель» (альмиранта) и более мелкие суда — «Санта-Каталина» и «Сан-Фелипе». На борту находились триста семьдесят восемь человек — моряки, солдаты, поселенцы с женами и детьми (двести восемьдесят человек были «способны держать в руках оружие») и трое священников. Альваро Менданья, получивший титул аде-лантадо (так исстари называли в Испании покорителей и правителей отдаленных пограничных провинций), взял с собой жену донью Изабеллу де Баррето и трех ее братьев. (Очень печальное обстоятельство, ибо предприятие, и без того не сулящее ничего хорошего, будет позже поставлено на грань провала из-за корыстной жажды власти и глупости доньи Изабеллы.) Менданья, возраст которого приближался к пятидесяти, кажется, потерял былую уверенность и решительность, отличавшие его во время первого плавания. А они как раз были крайне необходимы, поскольку среди членов экипажа, как и в любом колониальном походе того времени, были идальго-практически неуправляемые, строптивые авантюристы, отправившиеся в плавание с единственным стремлением урвать побольше золота и яростно противившиеся любой дисциплине. Самой экспансивной личностью среди них был Педро Мерино Манрике, который с самого начала сеял смуту, пока на далеком острове Санта-Крус ему не пришлось молить о том, чтобы ему дали время для исповеди.
Первой мишенью атак Манрике стал Педро Фернандес де Кирос, главный кормчий экспедиции, который еще у перуанского побережья хотел даже покинуть флагманский корабль. С большим трудом удалось Менданье его удержать, ведь Фернандес де Кирос-это было нечто большее, чем Гальего первого плавания Менданьи. Как сообщает о нем хронист, настроенный не слишком доброжелательно, вырос Кирос в Руа-Нова, районе Лиссабона, пользовавшемся тогда дурной славой. Но это говорит скорее в пользу Кироса, чем против него, ибо ему, уже в ранней юности познавшему тяготы профессии моряка, удалось все же подняться по социальной лестнице. Во всяком случае, в 1589 году он женился на дочери Кеведо де Миранды, уважаемого лиценциата. После 1590 года вместе с семьей он поселился в Перу и приобрел там репутацию отличного кормчего. Мы еще много будем говорить
Татуированный воин с Маркизских островов. Рисунок начала XIX века
об этом незаурядном человеке, наделенном талантами мореплавателя и поэта, математика и наблюдателя. Взять хотя бы его путевые заметки о плавании, живо и образно отражающие все происшедшее, которые он, по всей вероятности, диктовал своему секретарю спустя много лет после описанных событий. Разговорчивый по натуре Кирос оказывал на окружающих умиротворяющее влияние и, хотя подчас бывал болтливым, неизменно пользовался авторитетом, а вскоре на деле проявил выдающуюся отвагу.
Погода благоприятствовала выходу в Тихий океан, на борту все были полны радостных надежд. «Во время плавания было отпраздновано пятнадцать свадеб. Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не пожелал вступить в брак. Казалось, что все будет проходить под знаком счастья, обнадеживающих ожиданий, многих неожиданностей и на страх туземцам».
Менданья считал, что Соломоновы острова находятся на расстоянии тысячи четырехсот пятидесяти лиг от Кальяо, но, когда осталось преодолеть еще тысячу морских миль, неожиданно увидели сушу. Это было 28 июля 1595 года.48 «В пять часов пополудни в десяти лигах от нас был увиден остров… Аделантадо назвал его Магдалена, потому что это случилось вечером того дня [день святой Магдалены]. Он подумал, что это и есть та земля, которую он ищет». Но то были не предполагаемые «Золотые», а Маркизские острова. Остров Магдалена Менданьи теперь называется Фату-Хива, а остальные открытые им острова — Сан-Педро, Доминика и Санта-Кристина, которые он назвал Маркизскими в память о маркизе Каньете, отмечены сегодня на картах как Мотане, Хива-Оа и Тауата.
Сначала испанцы не заметили местных жителей, но затем к ним приблизились в семидесяти лодках с балансирами, сидя в них, держась за края, а то и просто вплавь «в общей сложности четыреста туземцев, почти белокожих, с привлекательной внешностью, прекрасно сложенных, здоровых, с сильными конечностями и длинными пальцами на руках… крепкая и здоровая раса… Все они были обнаженными, ни одна часть тела не была прикрыта; их лица и тела покрывали нанесенные синей краской изображения рыб и другие узоры. Волосы их походили на волосы женщин: очень длинные и распущенные, некоторые их заплетали… Они имеют все основания воздать хвалу создателю». Целую страницу посвятил впечатлительный Кирос внешнему облику островитян. Герман Мелвилл подтвердил его мнение в своих книгах спустя два с половиной столетия.
События разворачивались, как обычно: жители Маркизских островов передали испанцам овощи, еду, завернутую в листья, воду в бамбуковых стволах; человек сорок поднялись на борт, удивленно ощупывали одежду прибывших и их самих. Затем их интерес обратился к другим вещам, и они стали присваивать их себе с такой же непосредственностью, с какой предлагали свое имущество. Менданья дал холостой выстрел из пушки, и беззаботные гости кинулись к своим лодкам. Все, кроме одного, который получил удар шпагой. Сидящие в лодках начали угрожающе размахивать веслами и копьями, глухо затрубили сделанные из раковин горны, на корабли обрушился град камней. Под руководством бородатого старца островитяне прикрепили к «Сан-Херонимо» канат и стали пытаться на веслах подтащить корабль к берегу… К счастью, у многих канониров отсырел порох, и все обошлось, по испанским понятиям, сравнительно благополучно: старику пуля попала в голову, было еще семь или восемь убитых и много раненых.
Менданья быстро заметил, что этот остров не похож на его Соломоновы острова. Нет коралловых рифов, почти черные скалы, встающие перед островом прямо из моря и окруженные стремительно обрушивающимся на них прибоем, имеют мало общего с поросшими буйной растительностью горами островов Санта-Исабель или Гуадалканал. Только ущелья в глубине острова да еще лесистые долины и темно-зеленые луга с наветрен-ной стороны напоминали прежние открытия Менданьи. Да и внешний вид людей со светло-коричневой кожей, стройными фигурами и приятными чертами лица говорил, что он попал в район обитания до сих пор неизвестной расы. Самое поразительное в их облике — искусная татуировка. (Действительно, позже нечто подобное обнаружилось только на Новой Зеландии.) Тело каждого мужчины было испещрено тонкими сине-черными линиями, как бы заменяющими одежду и украшения. В некоторых случаях искусство татуировщиков не пощадило даже десен, век, ушей и губ. Женщины удовлетворялись чаще всего лишь несколькими искусными линиями, проведенными горизонтально к уголкам губ, что европейским первооткрывателям будущих столетий покажется особенно прелестным, так как это придавало лицу слегка обиженное выражение. Странны и удивительны были здесь предметы материальной культуры: сделанные с большим мастерством лодки на тридцать-сорок гребцов, искусно украшенное оружие и орудия труда, украшения из перьев, зубов зверей и черепашьего панциря. Остальное, должно быть, осталось неизвестно испанцам: монументальные скульптуры Тики из вулканического камня, священные рощи и каменные террасы, охота за головами, каннибальские пиршества-обо всем этом можно подробнее узнать из «Тайпи» Мелвилла и сообщений современных археологов.
Ритуальное святилище и скульптурные изображения Тики на острове Яуку-Хива (Маркизские острова). Рисунок начала XIX века
По сравнению с книгой Мелвилла записки о плавании Менданьи — это чтение, вызывающее неприятное чувство. На второй день пребывания у островов Манрике с двадцатью солдатами отправился на остров Санта-Кристина, чтобы подыскать подходящее место для якорной стоянки и найти питьевую воду. Когда его по пути к берегу окружили любопытные островитяне в лодках, он открыл огонь, найдя при этом цель, показавшуюся ему наиболее притягательной: мужчину, пытавшегося прикрыть руками своего ребенка.
«Первый кормчий [Кирос] сказал ему, что он сожалеет, что тот не выстрелил в воздух. Но солдат ответил, что вынужден был так поступить, дабы не утратить славу хорошего стрелка. Чем это ему поможет, возразил первый кормчий, если он, будучи прославленным стрелком, попадет в ад?»
Ходуля с Маркизских островов. (Бег на ходулях был одним из видов упражнений в церемониальных военных играх)
Менданья после происшествия хотел немедленно продолжить плавание к Соломоновым островам, но потом решил остаться, чтобы взять на борт свежую провизию. Он сошел на берег, торжественно вступил во владение островами и посеял около близлежащего поселка кукурузу. Были водружены три креста — не во имя ли спасения душ тех трех островитян, чьи трупы Манрике приказал повесить на реях «Сан-Херонимо»? Хотя островитяне были довольно далеки от идей гуманизма, тем не менее их должна была ужаснуть извращенная тяга испанцев к убийству, основанная на сомнительном принципе дозволенности резать язычников, словно скот. Когда испанцы 5 августа снялись с якоря, символы христианской веры, оставленные на берегу, оказались обагренными кровью почти двухсот жителей Маркизских островов. Все сложилось именно так, как предсказывал Кирос: «под знаком счастья, обнадеживающих ожиданий, многих неожиданностей и на страх туземцам». Несовершенство навигационных приборов и недостаток географических знаний в ту эпоху предохранили островитян еще на полтора столетия от подобных кровавых визитов.
В дальнейшем маршрут плавания проходил вдоль десятого градуса южной широты, у небольших атоллов делались остановки: «В воскресенье, 20 августа, сумерки застали нас у четырех маленьких и низких островов с песчаными пляжами, поросшими пальмами и другими деревьями». Менданья сначала хотел сойти на берег, но потом уступил «просьбам викария». Не хочет ли тот предотвратить ненужные страдания, ожидающие островитян? Дальнейшие действия викария подтвердили это. Остров Сан-Бернардо (Пукапука?), ибо 20 августа день именно этого святого, остался позади, на него не высаживались. То же самое произошло у скудного заброшенного острова Солитария (Ниулакита?). Затем дни слились в сплошном однообразии. Голубая пустыня от горизонта до горизонта, неопределенность, голод, возмущение. В надежде скоро доплыть до Соломоновых островов продукты расходовали неэкономно, поэтому теперь не хватало воды и дров. На «Санта-Исабель» матросы ободрали деревянную обшивку надстроек, чтобы из остатков муки испечь лепешки. Кироса упрекали в том, что он потерял всякую ориентировку. Все те, кто имели когда-то власть и почести, спрятались теперь за спины матросов, солдат, поселенцев, возложив на них основные тяготы пути. Однако опасения испанцев, хотя и основанные на печальном опыте, приобретенном в Перу, на сей раз совершенно напрасны — Менданья знает, что до Соломоновых островов рукой подать, но, по сообщению Кироса, его очень удручают выдвинутые против него обвинения.
Воинская палица Маркизские острова
7 сентября все кругом заволокло туманом, и в течение следующей ночи связь между кораблями поддерживалась только факельными сигналами. И все-таки, когда наступил рассвет, обнаружилось, что исчезла «Санта-Исабель». Каравеллу так больше и не увидели. Перед людьми на трех оставшихся кораблях предстала величественная картина: вулкан, достигающий почти семисотметровой высоты, окутанный густо-черной пеленой дыма и «встающий, словно сахарная голова, прямо из моря». До высоты двухсот метров потоки лавы уничтожили на склонах всю растительность, а ниже до самого берега простирались темные влажные леса.
Когда флотилия приблизилась к берегу, от него отделилось с полсотни маленьких лодок с балансирами. Сидящие в них люди были «чернокожими, кое-кто имел темно-коричневый цвет кожи, волосы у них были вьющиеся, у многих белого, красного и других цветов-конечно, крашеные… Зубы у них тоже выкрашены в красный цвет. Тела были кое-где прикрыты тканью и сплошь разрисованы линиями более темными, чем кожа… на шее у них висели бусы из косточек и рыбьих зубов; много-много пластинок из перламутра, больших и маленьких, украшали различные части тела». Вьющиеся выкрашенные волосы, зубы, изменившие цвет от жевания бетеля, линии, которые, скорее всего, были шрамами, а не рисунками, перламутровые пластинки — все это Менданья уже видел тридцать лет назад. Он был уверен, что находится совсем близко к цели, стал выкрикивать островитянам слова на диалекте Соломоновых островов и был очень разочарован, когда выяснилось, что его не понимают. (Испанцы были на юго-востоке Меланезии, всего в двухстах пятидесяти милях от Соломоновых островов.) И это не единственное недоразумение. Люди в лодках схватили луки и, хотя они попадали только в паруса и борта, испанцы не упустили возможности пустить в ход свое куда более эффективное оружие: «Кое-кто был убит, многие ранены, и все, полные страха, обратились в бегство».
В поисках «Санта-Исабель» «Санта-Каталина» поплыла вокруг острова, но альмиранту не нашли. Менданья решил основать на этом острове поселение и построить церковь. Если он думал, что работа успокоит возбужденные умы, то он глубоко ошибался. Его спутников могло утешить только золото, а его здесь не было и в помине. Страсти накалялись, как пламя в жерле вулкана, который буквально через несколько дней начал извергаться, — эффектная декорация к событиям, происходившим в лагере испанцев. Там появился Малопе, миролюбивый вождь одной из окрестных деревень. Произошло знакомство с Менданьсй. сопровождавшееся взаимными заверениями в дружбе. Но, как оказалось, союз этот ничего не значил, так как искатели приключений предпочитали «радости резни». По пути к водоему
Украшение из полированной ракушки с нанесенным на ней рисунком. Острова Санта-Крус
люди с «Санта-Каталины» попали в засаду, и трое из них были ранены. Менданья прибегнул к уже проверенным услугам Манрике и приказал ему с тридцатью солдатами учинить резню в деревне Малопе, разорить ее и поджечь. Манрике выполнил задание с обычной для него жестокостью. Но жертвами оказались ни в чем не повинные люди: на испанцев напали представители соседнего племени, от чьих набегов страдали также и люди Малопе. Но Манрике продолжал мародерствовать.
А на берегу острова, названного Менданьей Санта-Крус, где только что было начато строительство поселения, тоже происходили неприятные вещи. Тенистые леса у Байя де Грасьоса, ласковой бухты, где, по сообщению Кироса, бродят незлобивые островитяне с красными цветами в волосах, заботливо возделывающие культурные посадки и готовые помочь в строительстве хижин, ни в коей мере не могли охладить головы Манрике и его приспешников. Они требовали, чтобы Менданья доставил их наконец на обещанные острова, ибо земля, на которую они поначалу с таким энтузиазмом высадились, перестала их интересовать. Люди разделились на две группы. Одни объединились на кораблях вокруг аделантадо, другие — на берегу вокруг Манрике. Кирос, проявив подлинное мужество, сошел на берег для переговоров с недовольными и попытался напомнить им, что все великие начинания рождались в муках и никто не должен думать, что алмазы и изумруды только того и дожидаются, чтобы их подняли. Напрасный труд! Теперь люди Манрике пожелали плыть в Манилу, ибо там по крайней мере найдется место для христиан.
Викарий отслужил мессу в только что возведенной капелле, но проповедь, как и слова первого кормчего, не имела результата. По возвращении на флагманский корабль он сообщил Менданье, что упрямцы только и ждут удобной минуты, чтобы всех их убить. Но следующей жертвой оказались не европейцы, а Малопе. Зачем убили вождя, несколько дней назад защитившего Кироса и других испанцев от мести местных воинов, не поддается объяснению. Менданья, болевший в это время малярией, хотел задержать банду убийц, но не успел. Тогда он вместе с братьями жены и несколькими членами команды захватил Манрике врасплох. Один удар кинжалом пришелся тому в лицо, другой — в спину. «О, дайте мне время для исповеди!» — взмолился умирающий, но исповедаться ему не разрешили. Дон Педро Мерино Манрике ушел в царство теней без покаяния и отпущения грехов. Та же участь постигла его лучшего друга и еще одного человека, принимавшего участие в убийстве Малопе. Истинного убийцу поймали позже. На него пока лишь надели колодки, так как Кирос и викарий были заняты, взывая один к разуму, другой к богу, усмирением тех, кто, мечтая о мести и размахивая королевскими штандартами и обнаженными мечами с криками «Да здравствует король! Смерть предателям!», рыскали в поисках жертв. Кирос, проявляя изощренную хитрость, передал островитянам головы убитых испанцев в качестве искупления за смерть вождя. Убийца Малопе умер через несколько дней, как говорят, от отчаяния.
Не надо ставить островитянам в вину то, что они не удовлетворились ни смертью убийцы, ни головой друга Манрике, которую им передали. Они неоднократно нападали на лагерь, но справедливость избрала другое оружие: испанские ряды начала косить малярия. Сотрясаемый приступами лихорадки Менданья своей последней волей объявил донью Изабеллу губернаторшей колонии, а шурина дона Лоренцо Баррето-адмиралом. Тем временем стали множиться дурные предзнаменования. В ночь на 17 октября луна взошла частично затемненная, а 18 октября 1595 года, шепча молитвы, «аделантадо покинул земную жизнь, на чем и закончилось дело, к которому он так страстно и так долго стремился». В тот же день Альваро Менданью де Нейру понесли к могиле со всеми почестями, какие только можно было оказать.
Фигурка предка. Острова Санта-Крус
Восемь дворян несли гроб, обернутый черной материей, глухие удары барабанов, покрытых траурным крепом, определяли ритм шагов, солдаты взяли оружие на караул. Упрямый мечтатель о Южном континенте, чьи дела редко совпадали с его идеалами, навеки предстал перед судом историков и лишь на время был предан меланезийской земле.
Дальнейшая история поселения на Санта-Крус — это хроника смертей (почти пятьдесят колонистов никогда уже больше не покинули остров) и постоянная угроза со стороны островитян. Правда, их атаки становились все реже и реже с тех пор, как деревни в округе были разорены, но испанцы лишили себя тем самым возможности пополнять запасы провизии. Викарий самоотверженно занялся лечением больных, но вряд ли он мог облегчить их страдания. Распространяемые в лагере слухи, что лихорадка — это кара божья за все свершенные мерзости, возникли, конечно, не без его участия. Очень скоро он стал настаивать на том, что необходимо покинуть остров, но затем тоже заболел. 2 ноября умер дон Лоренцо Баррето, через пять дней — викарий. Теперь и Кирос, раньше предлагавший остаться, был согласен с отплытием. И снова те, кто еще могли носить оружие, напали на деревни, чтобы запастись продуктами питания. Однажды их повел сам Кирос и приказал разгонять островитян только холостыми выстрелами. Пустая затея для той толпы, которой он командовал. Погибли люди, были сожжены посевы, разорены дома. Как-то мародеры убили сто двадцать свиней только для того, чтобы взять с собой несколько штук. 18 ноября 1595 года существование испанской колонии на острове Санта-Крус прекратилось. В трюме «Сан-Херонимо» находился извлеченный из земли гроб с телом Альваро Менданьи де Нейры. Он сопровождал уход испанцев из Меланезии.
Деревня на одном из островов Санта-Крус. Литография XIX века
Теперь цель плавания — Манила. Там корабли приведут в порядок, наберут новые команды, чтобы снова отправиться на поиски Соломоновых островов. Кирос очень удручен жалким состоянием судов, большой урон которым нанесли черви-древоточцы, эти термиты моря; точно так же непрочны паруса и тысячи раз плетеные-иереплетеные канаты. Все это, вместе взятое, не дало осуществиться его желанию исследовать такую близкую Новую Гвинею. Более того: «Норма продуктов, выдаваемых в день, составляла полфунта муки, из которой замешивали на морской воде тесто и выпекали в горячей золе [хлеб]; пол-квартилло [1/2 литра] воды, где было полно тараканов, из-за чего вода становилась противной и зловонной. Тяжелые страдания, разобщенность чувств и стремлений не способствовали возникновению атмосферы товарищества. Достаточно упомянуть жуткие гнойные язвы и нарывы, появившиеся на ногах — круюм только скорбь, стоны, голод, немощность, смерть… Не проходило и дня, чтобы за борт не выбрасывались один-два трупа; бывали дни, когда их число достигало трех-четырех. Дошло до того, что нам стало невероятно трудно поднимать мертвых с палубы».
Карта Юго-Восточной Азии Антонио Эрреры, опубликованная в 1602 году. Изображены Молуккские острова, Новая Гвинея, Соломоновы острова и острова Микронезии
В ночь на 11 декабря исчез из поля зрения «Сан Фелипе», через неделю — «Санта-Каталина». Она, как и «Санта-Исабель», навеки исчезла, если, конечно, не принимать во внимание той истории, что позже передавалась из уст в уста в тавернах Манилы и Акапулько, — о кем-то встреченных кораблях, блуждающих в беспредельном море с разорванными парусами, на палубах которых валяются сморщенные мумии — все, что осталось от экипажей. Однако «Сан-Фелипе» нашел дорогу на Филиппины.
Поведение доньи Изабеллы еще более усугубляло страдания на корабле. Она распорядилась снабжать своих cnyi без ограничения из общего котла, хотя имела собственные припасы, а в каморке недалеко от ее каюты откармливались теленок и две свиньи. Умирающим она отказывала в последнем глотке воды, но на глазах у всех приказывала стирать в питьевой воде свои платья. Именно она воспротивилась тому, чтобы команды сопровождающих судов были доставлены на «Сан-Херонимо», как предлагал Кирос. Просто удивительно, что никто из членов экипажа, людей, для которых и море по колено, не поднял руку на самовлюбленную госпожу. Этим она была обязана в первую очередь главному кормчему, его лояльной по отношению к ней позиции. И все-таки однажды даже такой преданный человек, как он, заметил ей, что в сложившейся ситуации власть на корабле ни в коем случае не должна пошатнуться. Знаменательной вехой в карьере Кироса-дипломата, ставшего им не по доброй воле, явился день, когда ему удалось уговорить донью Изабеллу пожертвовать ради подданных по крайней мере теленком. Что касается способностей Кироса-навигатора, то они, вне всякого сомнения. были выдающимися. 21 декабря испанцы увидели остров, видимо, из группы Каролинских, но на него невозможно было высадиться из-за цепи рифов, окаймлявших берег. Через несколько дней достигли Марианских островов. Здесь выяснилось, что тросы настолько истлели, что даже невозможно спустить на воду лодку для поисков якорной стоянки. Плавание пришлось продолжать до тех пор, пока 12 января на горизонте не показались Филиппинские острова. Дальше «Сан-Херонимо» повел местный лоцман. Не доходя нескольких миль до Манилы, они встретили лодку с четырьмя соотечественниками. Люди на борту приветствовали их так, словно то были не четыре человека, а «четыре тысячи ангелов». «Ангелам» же спасенные показались посланцами из преисподней, когда они увидели их, столпившихся на палубе, покрытых нарывами и исхудавших, словно живые скелеты, а между ними — двух хрюкающих свинок. «Почему вы не убили свиней?» — спросили они в крайнем удивлении. «Свиньи принадлежат губернаторше» — таков был ответ. Испанцы воскликнули: «Черт побери! Разве сейчас время быть вежливыми по отношению к свиньям?»
Донья Изабелла проявила щедрость. Было приготовлено не только свиное жаркое, но нашлось даже вино. Поздно, да к тому же и во вред обессилевшим людям. Не менее чем пятидесяти из тех, кто покинул Санта-Крус, все равно никакое, даже самое вкусное угощение уже ничем не могло помочь; еще десять человек умерли по прибытии в Манилу. Там, 11 февраля 1596 года, «все воздали хвалу богу за то, что он их пощадил». Однако благодарностей в адрес Кироса мы не слышим. Наоборот, он даже попал в затруднительное положение, ибо еще в конце плавания донья Изабелла и ее братья, охваченные страхом и ненавистью, подумывали, не лучше ли будет его убить. Во всяком случае, она забросала королевские учреждения жалобами о нанесенных ей оскорблениях, а затем… снова вышла замуж — впредь защищать ее от всяческих бед будет влиятельный дон Фернандо де Кастро.
Фернандес де Кирос закончил свой отчет рассуждениями о том, почему не были найдены Соломоновы острова и где их следует искать в будущем. По мнению Кироса, экспедиция Менданьи не была успешной по трем причинам: во-первых, цель ее находилась дальше от Перу, чем было принято считать, во-вторых, из-за «личных интересов» были даны неправильные данные о географической широте Соломоновых островов и, наконец, в-третьих, несовершенство или нехватка необходимых навигационных инструментов для расчета пройденного расстояния помешали в свое время Гальего верно определить местоположение этих островов. Затем Кирос пришел к заключению, что Санта-Крус, Соломоновы острова и Новая Гвинея расположены недалеко друг от друга, и составил карту мира, наиболее верно отражающую их истинное положение. То же самое в 1587 году предполагал, не принимая в расчет архипелаг Санта-Крус, картограф Абрахам Ортелий, а также Антонио Эррера, опубликовавший в труде «Описание Западных Индий», вышедшем в Мадриде в 1601 году, свою карту. Оба лишь усовершенствовали гипотезу Лопеса де Веласко, высказанную им в 1580 году. Теперь Веласко не только учел острова Санта-Крус, но и дополнил Кироса, высказав идею о том, что все эти острова находятся непосредственно перед Южной Землей и являются густонаселенными, плодородными окраинами богатого золотом континента, где миллионы душ ждут избавления через крещение. Навязчивая идея о том, что он призван открыть для западных стран Южную Землю, тешит тщеславие не одного только Веласко. Для Кироса поиски Южной Земли становятся манией, заставляющей его совершать поступки, которые стороннему наблюдателю могут показаться очень странными. В действительности же его будущее плавание станет последним великим морским плаванием Испании в Тихом океане, о котором Джон Биглхоул скажет, что оно выявило «тайну всех ее успехов и всех ее неудач».