Римская империя пала. Даже самым ее дальновидным государственным мужам не удалось предотвратить социальные противоречия между рабами, закабаленными арендаторами, мелкими крестьянами и ремесленниками, с одной стороны, и их эксплуататорами — с другой. Еще недавно такая могущественная империя была расшатана народными восстаниями, экономическими кризисами, недовольством войск, мятежами легионеров; бежавшие с земель крестьяне превратились в разбойников с большой дороги. Когда мы читаем о конце блистательной эпохи, сердца наполняются болью, мы сожалеем о ее немощи и, тем не менее, испытываем определенное облегчение, что варвары нанесли ей смертельный удар. Однако это только написать легко. Легко забылись и ужасные страдания, выпавшие на долю людей только потому, что им суждено было жить именно на этом отрезке пути развития человечества.

В 395 году от Римской империи окончательно откололась ее восточная часть, и события здесь приняли менее драматический характер. Византия просуществовала еще свыше тысячелетия, поскольку ее правителям удавалось утешать с помощью Святого писания притесненных и обездоленных. Политические и экономические реформы тоже приносили плоды, формируя специфическую модель феодального развития. В остальной Европе, а также в тех областях, которые ранее были наиболее отсталыми, феодализм разрастался на развалинах рабовладельческого строя. Поначалу развитие феодализма сдерживалось свойственным ему на первом этапе замкнутым натуральным хозяйством, до поры до времени не было широкого поля деятельности для предприимчивых купцов, судовладельцев, банкиров и для стремящихся к открытиям путешественников и мореплавателей, для ученых и изобретателей. Картина мира того времени, созданная в монастырях, в своем надменном легкомыслии представляется мрачной и даже порочной по сравнению с выдающимися достижениями античности. Новая религия нередко тоже начинала свой победный марш с варварского произвола. Когда в 391 году христианство в Египте стало государственной религией, его обезумевшие от счастья приверженцы разрушили более 40 000 статуй и несметное количество храмов. Новая религия низвела науки и искусства до положения смиренных слуг. Достаточно сравнить «Географию» Птолемея с наивным воззрением на мир жившего в VI веке купца по имени Косма Индикоплов, который очень много путешествовал, побывал даже в сверкавшей золотом и благоухавшей пряностями Индии, а потом закончил свою жизнь монахом и оставил после себя изображение Земли в виде Моисеева святого ковчега; Вселенная у него вращалась вокруг Арарата.

Итак, традиционно считается, что Европа погрязла во мраке. Однако бывает такая темнота, при которой у некоторых посевов развиваются особенно буйные, могучие всходы. Поскольку нашей путеводной нитью является история географических открытий на Африканском континенте, давайте пока обратим наш взор на земли, залитые солнцем. Там, в году 609-м или 610-м, в месяце рамадане, уже престарелому по тамошним понятиям человеку по имени Мухаммед (569–632) явился архангел Гавриил (ангел Джабраил) и объявил, что он избран богом подарить людям истинную веру и спасти их от приближающегося Страшного суда. Родиной Мухаммеда был Хиджаз — обрамленная горами полоса побережья между Синайским полуостровом и Меккой, местность, создававшая выгодные предпосылки для подобной миссии. Район, где до той поры кочевали племена бедуинов, нанимавшихся подчас проводниками и охраной в тянувшиеся мимо караваны, постепенно стал местом постоянного проживания купцов и ростовщиков. Хиджаз лежал в стороне от арены междоусобиц двух самых могучих империй того времени — персидского царства Сасанидов и Восточноримской империи. Война требовала постоянного притока товаров, и жители Мекки, основанной на перекрестке самых важных торговых путей, сделали единственно возможное, что должно было содействовать улучшению

Жители Африки с пёсьими головами, одноглазые, изображенные самым немыслимым образом. Левый пытается укрыться в тени собственной гигантской ступни. Гравюра из «Универсальной космографии» Себастьяна Мюнстера. Базель, 1544 год

положения арабских купцов. Они ввели так называемые священные месяцы, когда кровная месть и любые военные стычки у стен города прекращались. Это еще больше умножило славу храма Каабы82 , где хранилась мусульманская святыня — «черный камень». Священные месяцы были необходимы, поскольку вокруг Мекки бушевали кровавые столкновения, возникавшие как на социальной почве, так и из-за географического положения города. Рыскавшие в окрестностях кочевники грабили крестьян и караваны. Кланы, разбогатевшие благодаря подорожным пошлинам, разбойничьим налетам, а иногда и за счет труда рабов, оспаривали у кланов, терпевших убытки, пастбища в долинах и колодцы. Таким образом, обстоятельства требовали идеологии, которая сгладила бы социальные противоречия, положила бы конец анархии, царившей в Хиджазе, где не было централизованной власти, и направила бы ярко выраженную воинственность его жителей на внешние цели. И ее дал Мухаммед. Вначале осмеянный за одержимость, переживший удары переменчивой судьбы, часто вынужденный приспосабливаться, порой отрекаться, он объединил своих земляков под зеленым знаменем ислама.

«Мудрость приходит со шрамами» (пенде, Заир)

Сейчас не место обсуждать этого уважаемого человека, открыто признававшего свои слабости, отказывавшегося от славы чудотворца и очень хорошо понимавшего нужды своих последователей, или рассказывать о его учении. Для нас важны два момента из Корана: «священная война» (джихад) и абсолютное признание торговой деятельности как богоугодной.

Уже в VI веке священная война привела арабских кочевников в Малую Азию и в долину Инда, а в VIII веке их многочисленные войска, покорив Северную Африку, продвинулись до Иберийского полуострова и захватили его почти полностью. Этой самой огромной в истории человечества империи не суждено было длительное существование, но культурная общность арабов сохранилась и по сей день. В пределах границ империи наследие античности не было забыто, оно было сохранено и оживлено. В отличие от тщеславной, закоснелой Европы пустыня породила сыновей, которые, невзирая на предрассудки, прививали своим подданным навыки и культуру независимо от их расовой или религиозной принадлежности. Иными словами, они, видимо, заставляли тех, кто хотел свободы вероисповедания и самостоятельности, дорого платить за это, но не придавали большого значения их богам и цвету кожи. Последствия подобного подхода имели ошеломляющие результаты. Еще недавно такие неприхотливые бедуины начали превозносить в складных четверостишиях совершенство любимых женщин или качающуюся поступь верблюда, начали рисовать очаровательные миниатюры или с увлечением и знанием дела писать трактаты о лечении больных оспой.

Скажете, идеализирую? Действительно, дорогостоящие арабские кинжалы выковывались не для того, чтобы ими стричь волосы;; без палача не было княжества, а тот, кто поднимался против эксплуатации, имел свободу выбора только между петлей, мечом и камнями. Так же неточно было бы представлять расцвет исламской культуры как творение потомков одних лишь бывших бедуинов. Он был обусловлен деятельностью и объединенных под их властью индийцев, персов, египтян — мусульман, христиан, язычников, иудеев. И тем не менее нам придется прибегать к подобным обобщениям, чтобы дать более или менее полное представление об «арабском мире».

Итак, те, кто к этому миру принадлежал и был в состоянии, взялись за переводы и распространение трудов Архимеда, Аристотеля, Галена и Птолемея, за сравнение их с собственными знаниями и достижениями, за создание на их образцах своей литературы. В арабской литературе наряду с произведениями по математике и медицине особой популярностью стали пользоваться описания путешествий. Иначе и быть не могло, ведь Мухаммед сам был купцом и говорил: «Кто покидает родной очаг в поисках знаний, идет по пути божьему». Семнадцатая сура Корана прямо настаивает на морских плаваниях, в ней утверждается, что именно Аллах гонит вперед корабли правоверных, «на которых вы стремитесь к изобилию». В конце концов, все это было результатом издревле существовавшей традиции. «Его величество изобилие» манило выйти в мир уже многие поколения арабов. Знаменитый Синдбад не скрывал, каковы были побудительные причины его стремления вдаль, и рассказывал своим слушателям: «Я пробыл в Багдаде некоторое время, живя в крайнем счастье, довольстве и веселье, и захотелось мне попутешествовать и прогуляться, и стосковалась моя душа по торговле, наживе и прибыли, — душа ведь часто побуждает ко злу». Правда, в те времена купцы чаще всего сами уже не выходили в море. Разделение труда было достаточно прогрессивным. Разветвленные торговые отношения и банковские связи требовали, чтобы глава фирмы оставался на месте, в то время как его капитаны, предводители караванов и руководители филиалов непосредственно вели торговлю. Купцы — их профессия после профессии воина была самой престижной — стояли значительно выше своих нарочных. Например, в XII веке хронист по имени Баха-ад-Дин разделял мнение своих единоверцев, что суд не должен принимать к сведению свидетельства моряков, поскольку только глупцы, писал он, могут «ради какого-то убогого кусочка золота или серебра ступать на корабль».

Наряду с торговлей многообразию и развитию литературы о путешествиях способствовала предписанная пророком обязанность совершать паломничества в святые места. В дальние странствия пускались люди самого разного социального происхождения, они могли сравнивать и передавать свои знания. Кто был охоч до чудес, мог познакомиться с ними даже на городских базарах, где сочинители арабской мюнхгаузениады подслушали целые главы.

«Везде на оживленных базарах, прилавки торговых лавок прогибались под грузом слитков золота, женских украшений, изделий из слоновой кости, роскошно украшенного оружия, благовонных специй, рулонов шелка. Работорговцы громко расписывали достоинства черных рабов, продавцы страусовых перьев били в гонги, зазывая покупателей. В полутьме внутренних помещений некоторых лавок, устланных дорогими коврами, на вышитых подушках восседали самые уважаемые купцы, считавшие ниже своего достоинства заманивать клиентов шумом и криком. Там насыпали в мерные чаши жемчужины, достигавшие порой размера голубиного яйца, драгоценные камни, на которых еще не обсохла кровь убитых владельцев (разбой был распространенной формой перехода имущества от одного к другому), отмеривали ладан и мирру. Индия, Китай, Эфиопия, Греция, Рим — все они встретились здесь в этом смешении людей, почитающих сотни богов и говорящих на сотне языков» .

Одной из основных целей арабских торговых караванов была «Страна золота» — западноафриканская империя Гана84 , откуда уже в VIII веке в Северную Африку хлынул обильный поток золота. Империя Гана не имела ничего общего с государством, носящим сегодня такое же название, и находилась на самом юге сегодняшней Мавритании. Существует предположение, что в III–IV веках берберские племена, разбитые римлянами, были вытеснены сюда, и их появление способствовало расцвету установившегося на здешних территориях общественного уклада. Это говорит не против, а в пользу уровня развития местного населения. Видимо, уже на рубеже эр здесь сформировались крупные племенные союзы, между которыми вскоре наладились широкие торговые контакты. Таким образом, пришлая берберская аристократия только пожала плоды, созревшие без какого-либо ее участия. Господство берберов, смешавшихся с местным населением, длилось примерно до 770 года, когда власть захватили представители африканского народа сонинке 85 . Они и вышедшая из их рядов династия Са-раколле раздвинули границы империи от побережья Атлантического океана до окрестностей Томбукту и от южномавританской Сахары до реки Фалеме, протекающей в треугольнике, который очерчен сегодня границами Сенегала, Гвинеи и Мали.

Самые ранние упоминания о процветавшей ганской торговле, зависевшей в первую очередь от богатых месторождений золота, оставили арабские географы Ибн Хаукал ан-Насиби в X веке и Абу Убайд Абдаллах ал-Бакри столетие спустя. Например, Ибн Хаукал сообщал из Аудагосты86 - поселения берберов-лемтуна у северо-западной границы Ганы, — что подорожная пошлина выросла там в течение одного срока службы в общей сложности до 400 000 динаров. (Динар — золотая монета, весившая от трех до четырех с половиной граммов.) Можно представить себе, как богаты и многочисленны были караваны, пересекавшие границу. Ибн Хаукал писал лишь о поразивших его местных порядках. Например, он лично был свидетелем судебного разбирательства, когда должнику было предписано выплатить 42 000 динаров

Ал-Бакри мы обязаны красочным описанием Кумби-Са-ле — столицы государства Гана. Город был разделен на две части. В одной, где возвышалось двенадцать мечетей, селились исключительно мусульмане. Другая была окружена мощным валом. Там находились дворец правителя, мечеть для гостей-муеульман и «хижины с круглыми крышами», в которых жил простой народ. Все постройки были возведены «из камня и дерева акации». Вокруг было много колодцев и простирались

Западноафриканские музыканты. Такие музыканты, чья профессия передается по наследству, до сих пор встречаются при дворах племенных вождей и в городах Западной Африки. Они играют на свадьбах, при обрядах обрезания и на других праздниках Мандара (Камерун)

поля, засаженные овощами. О придворных нарядах и обычаях жителей ал-Бакри писал: «Никто из единоверцев царя не облачается в шитые одежды, кроме него самого и наследника престола, сына его сестры. Остальные люди одеваются в хлопчатые, шелковые или парчовые повязки в зависимости от достатка. Мужчины, все без исключения, бреют бороды, женщины выбривают головы. Царь… дает людям аудиенцию в шатре для разбора поступающих жалоб; вокруг шатра во время аудиенции стоят десять коней под золочеными покрывалами, а сзади царя находятся десять юношей с кожаными щитами и мечами, украшенными золотом. Справа от него стоят сыновья знати его страны в красивой одежде, в волосы у них вплетены золотые нити. Правитель города сидит перед царем на земле, а вокруг него также на земле сидят везиры. У входа в шатер — породистые собаки с золотыми и серебряными ошейниками, к которым прикреплено множество золотых и серебряных блях; они не сводят пристального взгляда с царя, охраняя его от любых посягательств. О царской аудиенции сообщают барабанным боем. Барабан, называемый «даба», — это длинный полый кусок дерева. Приближаясь к царю, его единоверцы падают на колени и посыпают головы прахом. Таково их приветствие царю»87 .

В сложившемся сообществе, несмотря на все его великолепие, еще проявлялись черты племенного патриархального уклада, территориальное единение основывалось на шаткой вассальной зависимости, порой принудительной. В торговле же, выходившей далеко за пределы страны, государство играло пассивную роль. В 1076 году Кумби-Сале, населенный, по тогдашним подсчетам, более чем 30 000 жителей, пал под ударами Альморавидов88 , развязавших усобицу в Северной Африке. Город был обращен в пепел, правители Ганы вынуждены были принять ислам. И хотя государство вскоре опять стало независимым, оно распалось вследствие внутренних раздоров и никогда больше не смогло обрести былого величия, хотя известно было еще и на рубеже XII–XIII веков. Арабский писатель и путешественник Якут ибн Абдаллах ар-Руми (1179–1229) описывал, какие трудности приходилось преодолевать купцам, чтобы попасть в Гану. «Горячие ядовитые ветры» высушивали воду в бурдюках, порой приходилось убивать дорогостоящих караванных верблюдов, чтобы получить из их внутренностей хоть сколько-нибудь влаги; вода, добытая из немногих имевшихся колодцев, вызывала болезни. Тем не менее привлекательность «Страны золота» не иссякала, Ар-Руми называет и товары, которые везли в Западную Африку мусульмане: соль, древесину, вероятно ароматического сандалового дерева, стеклянные бусы, медные украшения всех видов и форм.

Другой автор тех лет, которому мы обязаны картографическим изображением арабских представлений о Земле, носил впечатляющее имя Абу Абдаллах Мухаммед ибн Мухаммед аш-Шериф ал-Идриси (1100–1165). Он получил образование в Кордове, объездил всю Северную Африку и частично Малую Азию и наконец оказался в Палермо при дворе норманнского короля Обеих Сицилий Рожера 11 (1130–1154). Рожер собирал вокруг себя ученых самых разных направлений, особенно тех, кто обладал выдающимися географическими знаниями. Сообразовывался ли он при этом со своими завоевательскими планами, остается только гадать. Во всяком случае, ему пригодились знания по географии, когда он начиная с 1147 года повел войска норманнов против Византии через всю Грецию, Далмацию и Корфу и распространил свое господство на Тунис, Триполитанию и другие районы Северной Африки. Придворный географ Рожера ал-Идриси именно в это время создал свой главный труд под поэтическим названием «Развлечение истомленного в странствии по областям» — знаменитую карту мира, выгравированную на серебряной пластине, а также комментарии к ней. То, что было выгравировано на серебре, не было самой совершенной картиной арабского представления о мире, но оно весьма показательно в плане знакомства с Африкой.

Картина мира ал-Идриси

Тот, кто внимательно посмотрит на карту, сразу обратит внимание на два момента, сбивающих с толку и полученных в наследие от Птолемея. Во-первых, потоки, стекающие с Лунных гор, вливаются в три обширные области болот, в свою очередь питающие не только Белый Нил, но и его западный рукав, достигающий на территории Ганы Атлантики, — ошибочный вывод, которого придерживался и Евтимен, Русло же Голубого Нила, напротив, изображено почти правильно. Во-вторых, ал-Идриси хотел остаться верным завету «оракула географии» Птолемея и изобразил восточноафриканское побережье вытянутым далеко на восток, тем самым замкнув Индийский океан. Правда, любой моряк мог сказать ему, что от мыса Гвардафуй в Софалу89 следует плыть не на восток, а на юг, однако мнение великого грека стоило гораздо больше, чем рассказы тех безрассудных людей, которые «ради какого-то убогого кусочка золота или серебра ступают на корабль».

«Хромает вождь, хромают и его советники» (пенде. Заир).

Всадник из Багирми (государство Борну) Конь и всадник защищены «доспехами» из стеганой хлопчатобумажной материи

Если не принимать в расчет неверно указанного направления к Софале и произвольного расстояния между населенными пунктами, то истинному положению вещей соответствует лишь их последовательность: Барбария на сомалийском побережье, страна Зиндж90 в отдаленных окрестностях сегодняшней Момбасы, империя Вак-Вак на Замбези. Правда, ал-Идриси вынужден был поместить остров Мадагаскар там, где на самом деле находится индонезийский островной мир, чем доставил себе явные неудобства, поскольку не смог зафиксировать на карте многие и многие знания об этом районе мира, которыми уже давно располагали арабы.

Вдоль течения легендарного западного рукава Нила мы обнаруживаем государство Канем91 — предшественника Борну92 . Правящей верхушке изначально жившего там кочевого народа тубу (теда)93 удалось в VIII веке захватить власть над канури и над соседними племенами. Предпосылкой возвышения Канема явилось его географическое положение к востоку и северо-востоку от озера Чад, где переплелось множество караванных путей, связывавших глубинные районы Африки с ливийской областью Феццан и оазис Дарфур с дорогами, ведущими к Нилу. Если правителям представлялась возможность обобрать следовавших через страну купцов, они делали это с помощью многочисленной вооруженной силы. Сообщается, например, что правитель Канема в XIII веке мог выставить рать из 300 000

Африканские кузнецы. Наряду с такими простыми плавильнями нередко встречались стационарные плавильные печи со сложными системами вытяжки. Бари (район верхнего Нила)

всадников. Даже если это преувеличение, тем не менее одетая в доспехи кавалерия представляла собой, бесспорно, опасную силу. Рабы, захваченные во время военных походов, играли определенную роль в хозяйственных отношениях, но, как и везде в Тропической Африке, труд этих несчастных использовался в основном лишь в домашнем и дворцовом хозяйстве, имевшем патриархальный уклад, и редко принимал другие формы. Это значит, что масса рабов не была занята крупным производством будь то сельскохозяйственной или ремесленной продукции, как это было характерно для античной Греции или Италии. И поскольку в собственной стране попавшим в рабство пленным не находилось применения, их нередко продавали мусульманским торговцам. В XIV веке арабский путешественник Ибн Баттута рассказывал, что в Канеме продаются «красивые невольницы и одежды». К тому времени феодальные раздоры расшатали государство, которое позже возродилось к западу от озера Чад как султанат Борну, и оно приняло ислам, поскольку его правитель Хуме (1085–1097) совершенно сознательно использовал учение Мухаммеда для укрепления внутреннего государственного порядка. Благодаря этому возникли довольно тесные связи между Канемом и мусульманской Северной Африкой. Уже в 1257 году ко двору в Тунисе были доставлены подарки из империи на озере Чад, в том числе и удивительно красивый жираф.

Если на карте ал-Идриси изображение Восточной Африки было искажено, то составленный им комментарий почти соответствовал действительности. В нем ал-Идриси называет Малинди и Момбасу в стране Зиндж гаванями, откуда вывозится высококачественное железо. Кое-кто сегодня может удивиться, узнав, что знаменитые дамасские и толедские клинки нередко ковались из африканского железа. В этой книге мы уже обращали внимание читателей на впечатляющий возраст африканской черной металлургии, следы которой находят не только в Мероэ и долине Нок, но и в центральной части континента. «… Остатки древних железоплавильных печей и следы железного шлака археологи обнаружили в пещере у селения Мум-бва на реке Кафуэ, притоке Замбези, Результаты проведенных здесь раскопок позволяют предположить, что на территории сегодняшней Замбии уже во втором столетии до нашей эры имелось примитивное железоплавильное производство. К находкам, обнаруженным на глубине от полутора до двух метров, подтверждающим этот вывод относятся железные топоры» .

Подобные достижения древнего общества, изолированного от более развитых районов пустыней и дремучими лесами, достойны упоминания. Правда, рудоплавильное производство не всегда было стабильным, но во времена ал-Идриси африканцы из Шабы (Заир) уже более двух столетий добывали медную руду, а к югу от долины Лимпопо вождей племени шона95 хоронили в облачении из множества золотых украшений, имевших совершенные формы и достигавших нескольких фунтов веса.

Придворный географ Рожера ничего не знал об этом. Его взор был устремлен к прибрежным городам, о которых рассказывал еще «столп арабской географии средневековья» Абу Хасан Али ибн ал-Хусейн ал-Масуди, умерший в 956 году. Ал-Масуди путешествовал по Китаю, Индии, Персии, Сирии и Египту; похоже, что путешествовал и по Восточной Африке до Софалы или даже до Мадагаскара. Во всяком случае, он знал об империи Вак-Вак и ее правителе, располагавшем войском из 300 000 всадников на быках. Многочисленные вожди в округе платили ему дань. Для тех, у кого такая мощная военная сила могла вызвать зависть, путешественник сообщал, что в Вак-Ваке царей-тиранов, не долго думая, убивают, а наследников лишают трона.96 Гавань Софалу ал-Масуди всегда называл только «золотой». Более поздние сообщения подтвердили справедливость его восторгов. На набережных Софалы громоздились кожаные мешки с золотом, слитки железа и меди, бивни слонов. Горы страусовых перьев, шкур и кож из загадочной страны Мономотапы 97 располагались рядом со связками древесины мангровых деревьев, очень ценимой в качестве строительного материала, так как в ней не заводились термиты. Там можно было увидеть персидские стеклянные изделия, китайский фарфор и индийские ткани. Запечатанные сосуды хранили чудеса восточной фармакологии: смесь истертого в порошок

Момбаса. Гравюра на дерене. Париж, 1575 год

рога белого носорога с его желчью, которая, говорят, помогала от колдовства и дурного глаза; толченая слоновая кость, применявшаяся против проказы; кусочки слоновой кожи для лечения головной боли и горячки. А рядом на корточках примостился еще более дорогой товар — «черная слоновая кость» — девушки и мускулистые юноши. Их девственность будущие владельцы будут оберегать самым отвратительным образом.

Как сообщал автор «Перипла Эритрейского моря», арабские купцы появились на восточноафриканском побережье уже очень давно. В VII веке, когда внутренние раздоры и религиозные войны вынудили огромное число арабов и персов покинуть родину, бывшие торговые фактории превратились в города. Дату возникновения многочисленных поселений сейчас можно установить в основном только по мусульманским источникам. Например, датой основания Пате, Ламу, Килвы и других тридцати двух населенных пунктов можно приблизительно считать 696 год; остров Пемба был заселен около 730 года. Могадишо в 887-м, а Килва в 957 году упоминаются как города, населенные арабами, но, конечно, невозможно установить точные даты, когда издавна существовавшие фактории превратились в города и оказались под защитой мавров. Точно так же нельзя говорить и о поселениях только арабов. Около 1150 года ал-Идриси писал, что в Сене на Замбези, кроме африканцев, проживают выходцы из Индии; клад из 250 китайских монет, найденный у Кайенгвы на Занзибаре, был зарыт самое позднее в 1265 году. Конечно, монеты могли попасть туда очень разными путями (китайские торговые плавания в Восточную Африку датируются более поздним временем), но это свидетельствует о том, что эти области посещались купцами со всего мира98 .

Однако суть заключается в другом, в легенде об «арабских» городах-государствах на территории Восточной Африки. Новейшие исследования лишают эту легенду всякого правдоподобия.

«Главные торговые города, например Могадишо, Пате, Малинди, Момбаса, Занзибар, Ламу, Килва, Софала, а также селения на множестве мелких островов возникли не столько из-за переселения сюда арабских, персидских или даже индийских купцов и появления из их числа правящих династий, сколько в первую очередь в результате существенных социальных процессов внутри самого бантуязычного населении прибрежной Африки. В XIII–XIV веках на фоне расширения морской торговли стали происходить определенные социально-экономические и культурные изменения, благодаря которым население приняло ислам, но возникновение именно африканских торговых империй и государственных образований совершенно однозначно. Имеющиеся арабские и раннепортугальские источники не оставляют никакого сомнения в том, что большую часть населения, представленного во всех слоях общества, составляли африканцы, которые развили свой собственный язык и свою культуру» 99

Таким образом, процессы образования государств в Восточной Африке мало чем отличаются от процессов формирования государств в Западном и Центральном Судане. Наглядным свидетельством их самобытного развития является не только архитектура, но прежде всего литературные памятники культуры суахили — хроники — «глубокие по смыслу лирические сказания, эпические стихи, написанные собственной письменностью, производной от арабской».Негритянское население восточноафриканских прибрежных городов, примечательное не только цветом кожи, но и выразительными шрамами на лице, служившими украшением, описывал также Абу Абдаллах Мухаммед Ибн Баттута (1304–1377). Его полное имя по вполне понятным причинам мы не приводим. Он был одним из самых неутомимых путешественников в нашей истории. Четверть века он бродил по Китаю и Западной Африке, Индии и России и оставил обширный многокрасочный труд по географии, значение которого невозможно переоценить. Много раз лишавшийся гарема, который следовал за ним и имущества, часто на волосок от смерти, гонимый жаждой чудес, знаний и богатства, этот необычный человек вглядывался в мир, о котором мы знали бы значительно меньше, если бы такого человека не было. Арабская пословица гласит: «Египет близок тому, кто туда стремится». Для Ибн Баттуты любая страна была близка. В Восточную Африку он попал в 1331 году и исследовал ее побережье до Килвы100 — в те времена большого города, полностью построенного из дерева, над которым возвышались купола трехсот мечетей. Кроме этого, Ибн Баттута не сообщает о Килве ничего такого, чего мы не знали бы.

Значительно интереснее его сведения о Западном Судане, куда Ибн Баттута отправился по заданию марокканского султана в 1352 году. Это путешествие имело целью в первую очередь посещение империи Мали101 основанной преимущественно народом малинке , входящим в группу мандинго, и возвысившейся вслед за государством Гана. Ее воинственный правитель Сундиата (1230–1255). используя предоставленные привилегии в торговле, четкую систему эксплуатации и дееспособные вооруженные силы, создал прекрасно организованное государство. На севере его граница обозначалась мавританским караванным путем, проходившим через Валату, на юге — частью Гвинейской возвышенности (плато Фута-Джал-лон), на востоке Дженне102 на реке Бани и на западе — нижним течением Гамбии. Позже, захватив еще большие территории, Мали при Мусе I (1307–1332) достигло такого расцвета. что мусульманские купцы слетелись туда, словно мухи на бороду продавца сладостей. Муса взбудоражил весь исламский мир, когда в 1324 году отправился в паломничество. Царя, восседавшего на прекрасном коне, постоянно окружало более полутысячи рабов. В Мекке он разбросал толпе нищих 20 000 кусочков золота, а в Каире его щедрость так пошатнула курс золота, что он восстановился лишь спустя несколько лет. Империя Мусы принимала арабских ученых и художников: упоминается, например, что малийские правители пригласили даже архитектора из далекой Андалузии. На так называемой Каталонской карте103 , изготовленной в 1375 году, художник отвел Мусе определенное, достойное зависти место. Он изобразил царя на европейский манер: в одной руке скипетр, в другой — огромный самородок золота.

Но не одно лишь золото было тем краеугольным камнем, на котором покоилось благосостояние империи Мали. Оно основывалось также на продуктивном земледелии, возделывании хлопчатника, производстве хлопчатобумажных тканей, добыче значительного количества меди и, конечно, на торговле. Ибо тот достигал могущества, кто держал руку на пульсе товарного обмена солью и золотом между Северной и Западной Африкой. Вместе с расцветом империи Мали возрастало и значение ее торговых центров — Томбукту104 , ставшего вскоре вместо Валаты целью почти всех караванов, следовавших из Сахары, и Дженне.

Объятия. Резьба по эбеновому дереву. Маконде (Восточная Африка)

Томбукту превратился не только в самое посещаемое место, где шел товарный обмен и расцветало ремесленное производство, но и в культурный центр всего Западного Судана, манившего своими чарами даже испанцев, французов и итальянцев. Здесь смешивался шум оживленных портняжных мастерских и мастерских резчиков по сандаловому дереву, число которых переваливало порой за сто. с криками лодочников на Нигере и бормотанием учеников, проникавшим на улицы из примерно ста пятидесяти мусульманских школ; здесь сверкали на солнце минареты, украшенные листовым золотом, а над стенами дворца возвышались гигантские башни, похожие на голубятни.

Ибн Баттута прибыл в Томбукту со стороны Валаты и оставался там семь месяцев. К тому времени он был уже стареющим человеком, обремененным тяготами путешествий, глубоко верующим и довольно мрачным. Очевидно, только этим можно объяснить его ужас при виде голых грудей женщин, ходивших по улицам, красоту которых он раньше восхвалял. И все-таки его отзывы о «королеве пустыни», как повсюду называли Томбукту, да и обо всей империи Мали, можно назвать почтительными. Путешественник, которого не раз грабили во время поездок, особенно превозносил то обстоятельство, что в

Обработка хлопчатобумажного волокна

государстве Мали все было очень хорошо организовано, купец всегда мог найти гостеприимный ночлег и не бояться актов насилия. Спустившись вниз по течению Нигера, Ибн Баттута в конце концов оказался в Гао105 — «большом городе на Ниле, самом красивом из негритянских городов, очень богатом и в изобилии снабжаемом продовольствием». Его пребывание здесь длилось четыре недели, пока он наконец не присоединился к каравану, который с шестью сотнями рабынь возвращался назад через Сахару.

«Большой город на Ниле» (Ибн Баттута тоже поддался ложному представлению, что Нил в Западной Африке имеет рукав, начинающийся у Лунных гор) к тому времени уже три столетия являлся столицей сонгаи, поднявшихся сюда вверх по течению Нигера из Бенина. Тогда они были вассалами правителя Мали, но в конце XIV века, отделившись, создали свою империю, под власть которой в 1468 году попал и Томбукту. Затем последовали завоевание Дженне, битвы с вторгшимися в Мали племенами туарегов и моей и расцвет государства Сонгаи106 Этническую основу составлял народ сонгаи, который покорил города-государства хауса107 , возникшие с X века на северо-западе сегодняшних Нигерии и Нигера. Правители империи Сонгаи открыли новые месторождения золота, усовершенствовали сельское хозяйство, ввели регулярные налоги и содержали постоянное, размещенное в гарнизонах войско, а также военный флот на Нигере, Теперь уже правитель Сонгаи Мухаммед I в 1495–1497 годах во время паломничества в Мекку потряс исламский мир, И его дорога была усыпана розданным золотом. Его сопровождали пятьсот всадников и тысяча пеших воинов. Египетские купцы на обратном пути, не задумываясь, дали в долг возвращавшемуся в Судан монарху 150 000 дукатов.

Таким образом, это блистательное время отражает тот период истории, когда сами жители Тропической Африки стали путешественниками и открывателями. И неудивительно, что правитель Мали Абу Бакари II отправил в 1307 году (по другим источникам — в 1312-м) флотилию в Атлантику. В сообщении его преемника рассказывается:

«Мы происходим из семьи, в которой монарший сан передается по наследству. И вот предшествовавший мне правитель решил, что нет ничего невозможного в том, чтобы убедиться в наличии противоположного берега у моря ал-Мухит [Атлантического океана]. Одержимый этой мыслью и воодушевленный желанием доказать свою правоту, он приказал снарядить несколько сот судов, набрал для них команды и присоединил к ним также много других судов, снабженных золотом, съестными припасами и водой в таком изобилии, что все это могло удовлетворять потребности команды в течение многих лет. При отплытии он обратился к командирам со следующей речью: «Не возвращайтесь, прежде чем вы не достигнете самой крайней границы океана или прежде чем не будут исчерпаны ваши съестные припасы или питьевая вода».

Они отплыли и долго отсутствовали; прошло много времени, но никто не возвращался. Наконец вернулось одно судно. Мы спросили кормчего этого судна, что же случилось. Он ответил: «Государь, мы долго плыли, пока не встретили мощного течения, подобного реке. Я шел последним за другими судами. Все суда, шедшие впереди, продолжали плавание, но едва подошли к этому месту, как начали исчезать одно за другим, и мы так и не узнали, что же с ними случилось. Я же не захотел оказаться во власти этого водоворота и потому вернулся».

Султан не захотел поверить этому сообщению и не одобрил поведения командира. Затем он приказал снарядить две тысячи судов, из которых одна половина была предназначена для него самого и его спутников, а другая — для припасов и питьевой воды. Он доверил мне правление и со своими спутниками вышел в море ал-Мухит. При таких обстоятельствах мы видели его и других в последний раз»

.108

И хотя предприятие заслуживает восхищения, связанное с ним предположение о раннем открытии Америки, как это делают некоторые авторы, совершенно беспочвенно. Действительно, европейские путешественники видели в XIX веке на Нигере прочные крытые лодки, в которых могло разместиться свыше ста человек, но нельзя переносить условия XIX века на XIV. Лодки на реке Нигер не были оснащены ни парусами, ни уключинами для весел. Значит, их ход направлялся коротким веслом типа байдарочного, а не закрепленным в уключине. Такой способ передвижения вполне отвечал условиям плавания по реке, тем более что Мали даже не граничит с морем. О том, что оснастка судов Абу Бакари была несложной, говорит и их количество. Скорее всего они походили на те, на которых плавал по Нигеру Ибн Баттута: «Корабль состоял из одного-единственного выдолбленного ствола дерева». Поэтому исследование Атлантики, предпринятое жаждущим знаний султаном и его подданными, могло кончиться только трагически. Возражении же, будто хронист Пьетро Мартир и конкистадор Васко Нуньес де Бальбоа109 в XVI веке сообщали о живущих в Центральной Америке очень темнокожих людях, явно несостоятельны. В конце концов, люди с сильно выраженной пигментацией кожи встречаются в Индии, Индонезии, Австралии и Меланезии.

Еще несколько слов, посвященных морским делам. Поводом к тому является следующее замечание на карте мира, изготовленной в 1459 году венецианским монахом Фра-Мауро110 :

«Около 1420 года шло одно судно, или так называемая индийская джонка, морем из Индийского океана по пути к островам Мужчин и Женщин, за мыс Диаб между Зелеными островами в Море Тьмы на запад, держа курс на Алгарви. Сорок дней не видели моряки ничего, кроме воздуха и воды. В благополучном плавании прошли они, по их расчетам,

Короткие весло. Эдо (дельта Нигера)

2000 миль. Через 70 дней судно вернулось наконец к названному мысу Диаб. Собираясь пристать к берегу, моряки увидели яйцо птицы, именуемой Рух. Это яйцо величиной с амфору. А сама птица так велика, что от конца одного крыла до конца другого 60 шагов, и она совсем легко поднимает в воздух слона и других огромных животных и причиняет жителям тех стран значительный ущерб из-за невиданной быстроты ее полета»111 .

Кажется, речь действительно идет о плавании вокруг Южной Африки, и это мнение многими разделялось. «Острова Мужчин и Женщин», напоминающие знаменитую легенду об амазонках, по мнению различных ученых, следовало искать у побережья Сомали. «Индийская джонка» была, по-видимому, арабским судном, построенным на манер индийских (арабское кораблестроение переняло от Индии много новшеств). На арабское происхождение приведенного сообщения (это мнение наряду с другими разделяет и Рихард Хенниг) указывает и название «Море Тьмы», которым называли тогда Атлантический океан исключительно арабы. Слово же «Диаб», напротив, скорее всего индийского или индонезийского происхождения. Чаще всего оно употреблялось по отношению к островам и означало «смотрящий на две воды». Следовательно, остается неясным только, управлялся ли названный корабль

На реках и в районе Великих озёр Африки европейские путешественники видели впечатляющие свидетельства мастерства местных корабелов. Боевые суда на Озере Виктория

индийцами или просто возвращался из индийских гаваней. Более существенным представляется то, что сказано дальше, поскольку, если кого-то отнесет мимо входа в Аденский залив к каким-то «Зеленым островам» в «Море Тьмы» в направлении Алгарви (португальская провинция?), тот должен сначала обогнуть южную оконечность Африки. Именно там на карте Фра-Мауро и расположен «Диаб» — остров, близкий к берегу, лежащий перед Ethyopia austral, которую Фра-Мауро в отличие от Птолемея изображает так, что ее можно обогнуть. Таким образом, кажется, все ясно, надо только найти «Зеленые острова» в Атлантике. Но тут как раз и возникают сомнения. Ближайшими атлантическими островами, заслуживающими такого наименования, могут быть Сан-Томе и Принсипи в заливе Биафра. Но в указаное время туда не могли бы добраться даже арабские суда позднего средневековья, имевшие кормовой руль, оснастку, похожую на оснастку каравелл, и как минимум две палубы.

Чаще случалось другое. Моряков в Индийском океане подхватывал муссон и тащил далеко в направлении алгарви . Это слово означает всего-навсего юг, а название той португальской провинции имеет арабское происхождение. И так как моряки недооценивали протяженность Африки к югу, то думали, что оказывались в Атлантике. На самом деле их проносило в восточноафриканских водах мимо поросших зеленью островов за Мадагаскар. Да и сам «Диаб» Фра-Мауро — это скорее всего Мадагаскар, который действительно смотрит на две воды: Мозамбикский пролив и Индийский океан. Таким образом, плывя наконец вновь на север, снесенные ветром мореплаватели высадились на «Диабе» — Мадагаскаре и нашли там яйцо к тому времени уже вымершей слоновой птицы (Aepyornis maxim us). Благодаря ранним сообщениям о птице, достигавшей трехметровых размеров, калейдоскопический мир арабских сказок обогатился легендами о птице Рух, в которых миролюбивый гигант, не умевший летать, уносил в свое гнездо слонов и потерпевших кораблекрушение мореплавателей. Яйца этих птиц, кстати, были действительно в три раза крупнее страусовых.

Если приведенное выше мнение и противоречит тому, что высказывал Александр Гумбольдт в своем замечательном труде «Критические исследования…», то противоречит лишь с одной оговоркой: гипотеза о появлении когда-либо арабских судов у южной оконечности Африки вполне правомерна и достойна в качестве таковой дальнейшего существования. Действительно, едва ли можно предположить, что утверждение ал-Масуди, относящееся к X веку, о возможности обогнуть Африку было им слепо заимствовано у Геродота, Евдокса или у автора «Перипла Эритрейского моря».

Тем временем арабский халифат112 , объединенный под зеленым знаменем ислама, распался уже столетие назад. Сказка о равноправии всех мусульман действовала объединяюще лишь непродолжительное время. Как те, кто извечно подвергался эксплуатации, так и знать, оказавшаяся не у власти, восстали, сплотились вокруг потомков Мухаммеда и начали уничтожать друг друга в религиозных войнах. Правда, раскол империи халифов на множество соперничавших феодальных государств не привел к их упадку, а, напротив, способствовал их политическому, экономическому и культурному подъему.

Вглядываясь, однако, с высот времени в ту эпоху, осознаешь, что будущее уже давно принадлежало другим силам. Как ни парадоксально это звучит, но именно деспотичная власть восточных владык стала причиной того, что их подданные проиграли в экономическом споре с Европой. Возьмем, к примеру, купеческое сословие, которое придало мощный импульс ходу географических открытий. Извечное стремление купечества к обогащению сдерживалось разнообразными препонами, такими, как упорядоченное налогообложение или предписанная Кораном благотворительная деятельность. Для купечества было мало поводов отправляться вдаль доселе

Саранча, попавшая в сети, пожирает друг друга» (суто, Юго-Восточная Африки).

не изведанными путями или направлять корабли к никем не виданным берегам. Поэтому горизонты мусульманских купцов ограничивались в основном областями Судана и Восточной Африки, известными с античных времен.

Воин масаи

Деятельность личности, подобной Фуггеру, которая одной рукой покупала курфюрстов, медь и сельдь, а другой — оказывала финансовую и политическую поддержку предприятиям, в ходе одного из которых было совершено первое плавание вокруг Земли, была на Востоке немыслима. Красочные, зачастую похожие на сказки сообщения арабских путешественников имели не только историко-культурное значение, но читателям в конторах Аугсбурга они казались скучными, ибо их не интересовали ни морские драконы, ни птицы-гиганты, убивающие слонов. Им было безразлично, что в Томбукту богатство человека определялось количеством лошадей и книг, они хотели знать, за какие деньги можно приобщиться к этому богатству. И если мы часто слышали, что арабские купцы в один вечер могли бросить к ногам танцовщиц все свое состояние, то причиной тому была не только восточная пылкость. Там, где золото не имеет цены или имеет малую цену, оно теряет свою притягательную силу: кто не может пускать его в рост или вкладывать в прибыльное дело, легко отдает его на пустое. Поэтому будущее должно было принадлежать тем, кто, охваченный невиданной жаждой наживы, в поисках богатств проникал во все уголки земного шара, всеми правдами и неправдами урывал деньги, а затем упивался пляской биржевого курса. Эта красочная картина нарисована не для того, чтобы провести глубинное исследование исторических процессов, а для того, чтобы заставить нас задуматься.

Ни в какое сравнение с европейцами не идут и другие открыватели Африки: индийцы, индонезийцы, китайцы. Тем не менее именно китайским географам мы обязаны, например, ранним, но очень подробным описанием народов, живших в Африке. Так, китайский исследователь IX века сообщает:

«Страна По-Па-Ли находится в юго-западном океане. Ее жители кормятся не зерном, а мясом, часто они даже нацеживают кровь из жил быка, мешают ее с молоком и в сыром виде принимают внутрь. У них нет тканой одежды, они оборачивают свои тела в овчину, которая их полностью закрывает, Женщины у них чистоплотны и благовоспитанны. Своих сограждан-земляков они ловят и продают иностранцам по очень большим ценам. Слоновая кость и амбра — продукты их страны.

Испокон веков эту страну не удавалось захватить чужеземцам. В сражениях они используют в качестве копий бивни слонов, ребра и рога буйволов; они вооружены нагрудными щитами, луками и стрелами. Арабы постоянно на них нападают» 114 .

Меч и кожаные ножны

Это описание, которое частично могло бы быть отнесено к масаям и их красивым женщинам, а частично к другим народам, очень отличается от описаний отвратительных существ, какими воображение европейцев того времени населяло южное полушарие.