Глава двадцать третья

Я не стал попусту тратить время. Взялся за сотовый телефон, разбудил сладко спавшего Ренну и рассказал ему о своей новой интерпретации предупреждения, полученного от Ноды. Конечно, все основывалось на интуиции, на нюансах впечатлений. Но у меня сложилась стойкая убежденность в своей правоте. Я был бы глупцом, если бы ничего не предпринял. Особенно это касалось моей дочери.

Я еще не успел закончить, а у Ренны уже родился план действий. В те дни, что мне придется провести я Японии, Дженни будет находиться на явочной квартире ФБР, допуск к которой иногда получало полицейское управление Сан-Франциско. Ренна приставит к ней женщину-офицера, чтобы та приглядывала за девочкой и не давала скучать. В глубоко законспирированном месте и под круглосуточной охраной моей дочери никто не сможет угрожать, и я займусь своим расследованием без постоянной тревоги за нее. Вероятно, подобные меры предосторожности окажутся излишними, но в данном случае я бы ни за что не согласился на меньшее, и, к счастью, Ренна был в этом полностью со мной согласен.

Под покровом темноты, тихо попрощавшись с Керри Лу и Лайзой Майерс, мы с Дженни добрались до дома, где жил лейтенант. Я еще не успел заглушить двигатель, а Ренна уже вышел нас встречать.

Мириам увела Дженни в дом, угостила горячим шоколадом, а Ренна отвел меня в сторону поговорить. Объяснил, что совершенно обыкновенная с виду машина прибудет сюда через полчаса, чтобы отвезти Дженни в убежище ФБР. Прикрытие обеспечат люди во втором автомобиле. Вот почему с точки зрения безопасности мне было бы лучше попрощаться с дочерью прямо сейчас.

По дороге я уже подготовил Дженни к временным переменам в ее жизни. Мол, она ненадолго переедет в «забавный дом, о котором никто-никто не знает». Там она сможет целыми днями играть, смотреть телевизор, сколько душе угодно, а не час в день, как было у нас заведено. Но только при условии, что она пока не будет посещать летнюю школу и не станет звонить своим друзьям все время, что мне придется провести в Японии. Зато сможет видеться с детьми Ренны – Кристиной и Джоуи, которые будут навещать ее раз в два дня. Но дочь стала тянуть меня за руку, требуя объяснений, почему мне опять понадобилось уезжать от нее.

– Ты же знаешь, как много мне приходится путешествовать по работе, но я вернусь очень скоро, – сказал я, втайне радуясь, что Дженни не пристала с расспросами, почему ей нужно переезжать в какой-то «забавный дом» вместо того, чтобы остаться у Лайзы.

– А как скоро?

– Примерно через неделю.

– Это очень долго, – насупилась дочь.

Подобный разговор повторялся у нас с вариациями перед каждым моим отъездом. И если бы я ответил – «два дня», реакция оказалась бы такой же.

– А ты не можешь остаться? Все-таки у меня летние каникулы.

Зная, что она хочет услышать мои извинения, я широко улыбнулся, а потом перетащил ее к себе на колени, усадив за руль.

– Хочешь вести машину? – спросил я.

– Не пытайся перевести разговор на другую тему.

– Ну, для этого ты у меня слишком умная. Я могу только обещать, что постараюсь все закончить как можно быстрее. И что буду звонить.

– А еще пообещай, что будешь осторожен с китайцами.

– Клянусь!

Но Дженни все равно прочитала целую лекцию, как мне следует себя вести в поездке. А в это время мне прислал электронное письмо Хара.

Уже опаздывая, я поспешно вернулся домой, закончил сборы, перезагрузил послание от Хары из компьютера в мобильный телефон, чтобы прочитать позже, и снова сел за руль «катласса», взяв курс на аэропорт Сан-Франциско. Оставив машину на долговременной стоянке, я успел занять место в самолете, вылетавшем в Нариту, попросил чашку зеленого чая с рисовым печеньем и погрузился в чтение информации, присланной Харой о членах своей семьи.

Украшенный логотипом компании «Комптел Ниппон» с девизом: «С нами будущее наступает быстрее!», этот документ не содержал ничего, кроме имен, адресов, сжатых биографий и короткого списка американских знакомых, но все это полиция Сан-Франциско давно получила сама по паспортным данным и через коллег в токийском управлении полиции. Человек, владеющий самой крупной в Японии телекоммуникационной компанией, потратил сорок с лишним часов, а в результате прислал мне пшик под красивым девизом.

Впрочем, я уже не раз сталкивался с типично японской волокитой, чтобы не распознать ее. Возникал вопрос, с какой целью он тянул резину? В Японии почти ничто не делалось прямо и бесхитростно, а понять причину зачастую так и не удавалось. Когда «Великое землетрясение в Хансине» 1995 года сровняло с землей Кобе и многие сотни людей оказались в ловушке под завалами, группа спасателей из Швейцарии прибыла на место трагедии раньше, чем премьер-министр Японии, находившийся в часе лёта оттуда.

Почему? Просто местные политики, озабоченные собственными карьерами, предпочли отсиживаться на своих местах. В стране, где хорошая работа является чем-то само собой разумеющимся, за нее невозможно получить похвалу. Зато твои недруги мгновенно цепляются за любую совершенную тобой ошибку. А потому бюрократы всегда делают вид, будто страшно озабочены любыми мелочами, связанными с событием, но не предпринимают никаких решительных шагов. Как объяснил мне один японский приятель, у них, как нигде больше, инициатива наказуема. Бездействие спасает от критики. Если ты не принял никакого важного решения, никто потом не обвинит тебя в ошибке.

Много часов после землетрясения никто и не думал браться за тушение пожаров и разбор завалов. Сотни японцев бессмысленно погибли, не дождавшись помощи, и еще сотни тихо угасли на койках центров экстренной медицинской помощи, потому что необходимые им медикаменты оставались под замком и ни один правительственный чиновник не осмеливался взять на себя ответственность и разрешить срочно раздать их врачам. Медики, добровольцы, солдаты японских сил национальной самообороны праздно сидели и напрасно дожидались приказа действовать. Телефонная связь полностью оборвалась, и мне оставалось лишь гадать, какова оказалась судьба Кийоши Танаки, моего давнего школьного друга из Токио, который женился на однокласснице, а потом уехал работать в Кобе. Их единственный сын Шоджи был моим крестником.

Позже соседи рассказали мне, что Шоджи и его мать погибли в огне пожара, вспыхнувшего только через пятнадцать часов после катастрофы, хотя спасатели могли бы помочь им выбраться из-под завала, если бы им вовремя доставили необходимое техническое оборудование. А сам Кийоши умер, дожидаясь переливания крови, запасы которой увязли где-то в переписке между бюрократами министерства здравоохранения и социального обеспечения.

Вот вам пример японской волокиты, принявшей поистине гротескные формы. В различных вариантах мир наблюдал ее не раз в более отдаленном прошлом, как снова стал ее свидетелем после цунами в Фукусиме и аварии на атомной электростанции. И, уверен, она даст о себе знать. Человеческая жизнь не ценится в Японии, в особенности если речь идет о представителях низших сословий, кем и являлись для политиков жители Кобе. Неписаное правило гласит: если весь мир смотрит на тебя, то поспешность действий покажется со стороны проявлением паники и слабости, недостатка мудрости и зрелости. А утратить видимость чувства собственного достоинства – это ли не самая непростительная ошибка?

От внезапной турбулентности на открытом передо мной столике затрясло чашку с чаем. Я посмотрел в иллюминатор и заметил в отдалении гряду грозовых туч. Хара, конечно же, не пытался спрятаться от того, что произошло в «Маленькой Японии», но и вел себя весьма своеобразно. Оставалось только гадать почему. Никаких объяснений в голову не приходило, но поскольку в Токио мне предстояла личная встреча с магнатом, я оставил попытки понять его поведение и стал раздумывать над странной загадкой, которую мне задала Дженни, пока мы ехали по пустынным улицам Сан-Франциско к дому Ренны.

– Это заставит тебя вспоминать обо мне, – сказала она.

– Я и так думаю о тебе почти непрерывно, Джен.

– Теперь будешь думать еще чаще.

– Это невозможно, но что же ты для меня приготовила?

– Самую лучшую и смешную загадку в мире. Ответь: у какого слона нет хобота?

– Не знаю. У какого же?

– Нет, в том и суть, что ты должен сам догадаться.

– Хорошо. Это, случайно, не морской слон?

– У него есть хобот. Потому его так и называют.

– Норвежский слон?

– Неправильно. В Норвегии не водятся слоны.

– Гигантский бразильский безносый слон?

– Глупая шутка. Нет.

– Ладно, сдаюсь. У какого?

Она насупилась.

– Так дело не пойдет. Это лучшая загадка в мире, и потому тебе придется долго думать, чтобы разгадать ее. А пока ты будешь ее разгадывать, тебе придется вспоминать обо мне.

Я все понимал. И от этого начинало ныть сердце. Дочь нуждалась во внимании, которого я ей уделял слишком мало. По возвращении стану проводить с ней как можно больше времени.

Лайнер вновь сотрясло всем корпусом, бортпроводники вдруг заспешили покинуть проход со своими тележками и уселись на откидные стульчики с ремнями безопасности, когда командир корабля информировал пассажиров, что мы попали в область густой облачности и он не может обещать плавной посадки.

Он сам не знал, насколько был прав.

Тряска сопровождала нас весь остаток пути до Нариты. А потом турбулентность продолжилась для меня уже и на твердой почве, поскольку первый удар по нам нанесли уже через двадцать минут после того, как я вошел в офис «Броуди секьюрити».

 

Глава двадцать четвертая

Токио, 17:15

– Добро пожаловать домой, Броуди!

Огромная лапища с толстыми пальцами, сформированная десятью поколениями предков-рыбаков, потрепала меня по спине, стоило мне показаться на пороге «Броуди секьюрити». Шиг Наразаки – партнер моего покойного отца – стал в свое время первым сотрудником, которого Джейк принял на работу. Умный, проницательный, не умевший сидеть на одном месте, он уже скоро доказал, что просто незаменим, и с его помощью бизнес быстро разрастался. К этому стоит добавить, что если у меня в детстве и был некто, заменявший доброго дядюшку, то именно Шиг.

– Что с тобой стряслось? – спросил он. – Ты, кажется, промок до нитки.

– Спроси об этом Джорджа, у которого оказался такой потрясающий лимузин.

– «Вайпер» без крыши? – усмехнулся Наразаки.

– Он самый. Джордж, как мне показалось, пытался проскочить между струями ливня.

Джоджи «Джордж» Сузуки – мой старый приятель и любитель гоночных машин – встретил меня в аэропорту на своем последнем приобретении. Это был кабриолет марки «Вайпер» 1992 года выпуска – то есть одна из первых подобных машин, сошедших с конвейера. Прежде чем выехать из дома, он снял крышу, чтобы в двухместный автомобиль поместился мой багаж, а в результате мы оказались под дождем, сопровождавшим нас от рисовых полей Чибы до самого Токио с его обычным транспортным хаосом. Через пятьдесят минут элегантная машина уже мчалась по улицам, вдоль которых тянулись небоскребы, соседствовавшие с одноэтажными домишками, старыми и новыми. Куда бы ты ни посмотрел, взгляд упирался в узкие улочки, застроенные многоквартирными домами, в иглообразные офисные здания и в исписанные кандзи вывески магазинов.

Да, это был Токио. Его либо искренне любили, либо от души ненавидели. Городская архитектура представляла собой какой-то каменный буйабес, где можно было встретить кварталы такие же ровные и опрятные, как в Сингапуре, и тут же попасть в пестрый и разностильный мир, напоминавший уже скорее Гонконг. Деревянные домики порой совершенно терялись в тени могучих высотных зданий, а рядом с самыми современными, сияющими неоном торговыми центрами ютились семейные лавчонки или заведения торговцев тофу, где на первом этаже хозяева готовили в больших чанах свой продукт, а на втором жили сами. Но каким-то непостижимым образом люди ухитрялись с комфортом устраивать свою жизнь в этом немыслимом урбанистическом рагу. Для каждого находилось место, каждый получал свою работу. Улицы сияли чистотой, люди были вежливы и деловиты, а система подземки работала четко, как нигде в мире.

Фирма «Броуди секьюрити» нашла себе пристанище в одном из не слишком фешенебельных переулков популярного района Сибуя в западной части центра Токио. Контора располагалась в четырех этажах над забегаловкой, фирменным блюдом которой была соба, и в близком соседстве с травником в четвертом поколении, чей деревянный домишко, чудом уцелевший со времен Второй мировой войны, с каждым годом все больше заваливался на свою южную боковую стену. Внутри офиса дело, созданное когда-то моим отцом, активно продолжалось. В комнату размером сорок на сорок футов ухитрились втиснуть двадцать рабочих столов, а сзади помещались даже несколько небольших отдельных кабинетов. При беглом осмотре в комнате сейчас обнаружилось не менее пятнадцати сотрудников. Всех, кто постоянно работал здесь, я знал по именам, сохраняя традицию отца. Не был мне знаком только один длинноволосый юнец, вероятно, новичок или нанятый на временную должность, который с головой зарылся внутрь одного из наших компьютерных терминалов.

– Так это Джордж тебя промочил, – усмехнулся старый партнер Джейка. – Но зато «вайпер» – просто чудо, верно?

– Очень быстрая машина.

– Если я правильно понял намеки Ноды, нам предстоит многое обсудить.

– Да.

Он посмотрел на мою мокрую обувь.

– Видишь, тебе не пришлось бы сейчас пачкать нам только что навощенные полы, если бы ты никуда отсюда не уезжал.

Наразаки всеми способами пытался склонить меня к переезду в Токио, чтобы руководить агентством на месте, а антикварным бизнесом в режиме удаленного доступа. Он знал, что наступит день, когда ему придется передать кому-то бразды правления, и был бы совсем не против ускорить наступление этого дня, но чувствовал себя обязанным держать штурвал до тех пор, пока я оставался для него величиной не до конца изученной.

– Когда ты разыскал ту вещицу Рикю, то столкнулся с якудзой и сумел выкарабкаться, – заметил Наразаки. – Но там речь больше шла об искусстве и о твоей везучести, чем о настоящем мастерстве сыщика. И потому, прежде чем ты займешь место Джейка, тебе необходимо поднабраться опыта, а иначе пользы от тебя будет, как от сломанной иголки.

Во времена моего детства Наразаки дважды в неделю приходил к нам ужинать, делал подарки на все праздники. Если отец на выходные куда-то уезжал, дядя Шиг нас навещал и занимался со мной карате и дзюдо, давая советы, выступая партнером в спаррингах и сияя от удовольствия, если с его помощью мне удавалось овладеть новым сложным приемом. Броуди стали для него городской семьей. Его случай был типичным для Японии, несмотря на трепетное отношение в этой стране к семейным узам. Шиг уехал в большой город, а его домочадцам – жене и трем сыновьям – пришлось остаться в деревне. К ней приковывали стареющие родители, рисовые плантации и рыболовная лодка, на которой вместе со старшим братом Шига стали выходить в море повзрослевшие сыновья. Сам Наразаки ненадолго наведывался домой четыре или пять раз в году.

– Тяжело так жить, – сказал я, вспомнив об этом. – Может, мой маленький подарок облегчит твою участь?

Я бросил ему бутылку виски «Джонни Уокер», которую неуклюжие с виду лапы рыбака поймали в воздухе с нежданно уверенной легкостью.

– Как я посмотрю, у тебя жидкость сочится не только из промокшей одежды. Но мокрый ты или сухой, а мне все равно радостно, что ты приехал.

– И я рад встрече. Дай мне пять минут, чтобы привести себя в порядок, и приходи в кабинет.

– Хорошо.

Оказавшись за закрытой дверью старого кабинета отца, я задернул шторы и достал из чемодана сухие джинсы и рубашку. А потом уселся за бывший рабочий стол Джейка.

В кабинете главы «Броуди секьюрити» я постарался сохранить все, как было прежде: простой деревянный стол, книжные полки, сувениры. Был там короткий японский армейский меч, который Джейк конфисковал еще будучи офицером американской военной полиции, трехсотлетний глиняный кувшин для саке, подаренный ему на церемонии открытия фирмы «Броуди секьюрити», и кубок за первое место на соревнованиях по стрельбе, завоеванный в годы службы в полиции Лос-Анджелеса. Меткость стрельбы, к счастью, генетически передалась и мне, а унаследованный талант я постарался развить в тире Лос-Анджелеса под руководством корейского соседа, заодно обучавшего обращению с пистолетом собственного сына.

Из памятных мелочей я добавил к обстановке только фотографию Дженни и почетную грамоту «За выдающийся вклад в развитие национальной культуры», которую вручил мне какой-то министерский чиновник, когда стало известно о том, что удалось разыскать редкую чашу, принадлежавшую прежде Сен-но Рикю.

Как диктовала элементарная вежливость, я позвонил в офис Хары, чтобы сказать о своем прибытии, но он проводил совещание, и мне пришлось оставить сообщение секретарю. Через минуту, постучав в дверь, вошел Наразаки и снова с такой силой дружески похлопал меня по плечу, что я с трудом устоял на ногах.

– Ты не представляешь, какое счастье для меня видеть тебя здесь. Знаю, ты поймал свою первую большую рыбу. Он уже устраивал тебе проверку?

Вспомнив нападение телохранителя, я кивнул:

– Было дело.

Наразаки усмехнулся:

– Эти денежные мешки никогда не могут обойтись без подвоха. – И добавил: – Он, конечно, твоя добыча, но странно, почему ты в этот раз не ушел в сторону и не предоставил сделать всю работу нам?

– Не могу. Меня к тому же пригласили консультировать полицию Сан-Франциско.

Наразаки почесал в затылке.

– И все равно тебе не обязательно самому участвовать в расследовании. Ты можешь просто держать их в курсе дела.

– Это особый случай. Кроме того, не ты ли вечно призываешь меня вносить более весомый личный вклад в дела «Броуди секьюрити»? Вот тебе подходящий случай, чтобы начать.

Он нахмурился.

– Я бы предпочел, чтобы ты начал с чего-нибудь помельче.

– Но Хара сам явился ко мне, – заметил я.

Шиг скептически оглядел меня и произнес:

– Ладно, если ты уверен, что это необходимо.

– Да.

– В таком случае моя обязанность – обеспечить тебе поддержку. Нода подключится первым. Лучше его у нас никого нет. Работая с ним, ты быстро и многому научишься. Но только постарайся не лезть на рожон.

– Разумеется.

– А еще я хотел бы использовать Джорджа как дополнительное подкрепление. Ему не терпится заняться чем-то более серьезным, чем бухгалтерия. Не возражаешь?

В октябре прошлого года я предложил Джорджу временную работу в агентстве. Мы нуждались в притоке свежей крови, а Джордж стремился вырваться из пут многонациональной корпорации, которой владела его семья, но так, чтобы не уезжать слишком далеко от родного дома. Мы были одногодками, оба родились в Токио, а наши отцы крепко дружили, причем их дружба могла служить редким примером полного взаимопонимания между представителями Востока и Запада. В детстве мы с Джорджем тоже были близки, но затем наступили трудные времена развода моих родителей, и связь между нами надолго оборвалась. Однажды он вернулся в мою жизнь в самый подходящий для этого момент, когда я действительно нуждался в его помощи, и наши отношения возобновились.

– Это хорошая мысль, – сказал я.

– Тогда все улажено. Нода возглавит дело с твоей помощью, а Джорджа приставим к вам, чтобы выполнял мелкие поручения и поменьше открывал рот. Нода был большим другом твоего отца. Уверен, он поможет тебе разобраться, что к чему, хотя манера делать это у него своеобразная.

Приоткрыв дверь, Наразаки окликнул Ноду и Джорджа, и они сразу же явились. Старший детектив с шумом опустил свою квадратную тушу в кресло, кивком поприветствовав меня. В противоположность ему Джордж пристроился на стуле не без грации в движениях и закинул ногу на ногу. Шрам на брови Ноды все так же бросался в глаза. В офисе рассказывали, что сутенер, напавший на него с ножом, поплатился за это. Нода завладел его оружием и уже сам оставил на лице несколько глубоких отметин.

– Убийство в «Маленькой Японии» станет для нас важнейшим в этом году, – с довольным видом начал Наразаки. – Жертвы были богаты и знамениты, так что громкие заголовки в прессе нам обеспечены.

– Они нам будут гарантированы, если мы не раскроем дела, – огрызнулся Нода.

В этой стране, где слишком многие предпочитали видеть мир сквозь розовые очки, прямодушный сыщик являл собой пример человека, который всегда мыслит реалистически. Поэтому наши японские сотрудники зачастую воспринимали его как грубияна, но понимали, что он – необходимое зло и с ним лучше смириться. Зато американцев его прямота приводила в полный восторг.

Наразаки, седовласый патриарх, любил всех своих людей, прощая любые странности характеров.

– Кей-кун, старый ты ворчун, – сказал он, обращаясь к Ноде в самой добродушной манере. – Хотел бы я знать, как сделать тебя хоть немного счастливее.

– А он не умеет быть счастливым, – заметил Джордж. – Вот мне достаточно было бы поездки к горячим источникам в Точиги в компании двадцатилетних сестричек-близнецов.

Родившийся в богатой семье аристократов, которая вела свою историю от могущественного и древнего клана самураев, Джордж порой вел себя излишне вызывающе, что тоже у многих вызывало раздражение. Вот и сейчас его статус невольно находил отражение в избранных предметах гардероба. Он был в голубой спортивной куртке «Живанши», белой сорочке с оборками в тончайшую полоску цвета морской волны и отливавшем мятной зеленью галстуке «Гуччи». Впрочем, для представителя семейства Сузуки Джордж мог считаться нонконформистом, потому что иной раз обходился и без галстука.

– Кто бы отказался от такого, – улыбнулся терпимый ко всему Наразаки. – Но теперь самое время, чтобы Броуди посвятил нас в детали дела.

В общих чертах я описал им увиденное в «Маленькой Японии», перечислил события, происшедшие после этого, включая появление подозрительного «китайца», проникновение в мой магазин и неожиданно наметившуюся связь кандзи со смертью Миеко. Подводя черту, я не преминул поделиться ощущением, что нам противостоит очень серьезный враг.

Наразаки даже заерзал в кресле.

– Минуточку. Ты уверен, что это был тот же самый кандзи?

– На сто процентов.

– И все же верится с трудом.

– Это тот же знак.

В комнате ненадолго установилась тишина. Наразаки еще раз обдумал мои слова и произнес:

– Прошу прошения, Броуди-кун. Продолжай, пожалуйста.

Я решил, что им необходимо знать о деликатной ситуации, в какую я попал, работая на полицию Сан-Франциско, и о моем принятом в самый последний момент решении отправить Дженни в надежное укрытие. Затем, ожидая от собеседников бурной реакции, завершил рассказ описанием похожего на трюк фокусника исчезновения моего соглядатая в глубине тупикового переулка и кивком передал слово Ноде. Но когда все взгляды устремились на старшего детектива, тот лишь пробурчал что-то о каких-то своих друзьях, которые попали в беду, столкнувшись несколько лет назад с настоящими профессионалами в Сога-джуджо.

Я даже опешил. А куда же делось уверенное «Прилетайте скорее в Токио, Броуди»?

Но прежде чем я смог объяснить неожиданную смену настроения Ноды, в дверь тихо постучали, и вошла Мари Кавасаки, наш штатный эксперт-компьютерщик. Молодая и ясноглазая, с щечками как налитые яблоки, она носила розовый жакет поверх джинсовой рубашки, а в ее прическе бросались в глаза оранжевые пряди – цвет, который диктовала мода этого месяца. По совершенно непостижимым для меня причинам, подобно многим японским женщинам, она в свои двадцать три года выглядела шестнадцатилетним подростком, хотя уже не раз доказала, что досконально разбирается в компьютерах, программном обеспечении, Интернете и всем, что с ними связано.

– Что такое, Мари-чан? – спросил Наразаки.

– Прошу прощения за вторжение, но дело важное.

– У нас появился нежданный клиент?

– Нет. Речь идет о компьютере. Похоже, у нас возникла проблема.

Все поднялись, с шумом отодвигая в сторону свои кресла. Мы с Наразаки обменялись многозначительными взглядами. А Нода чуть слышно буркнул себе под нос фразу, которую расслышал только я:

– Ну вот, началось.

 

Глава двадцать пятая

Сотрудники агентства сгрудились у большой компьютерной консоли. Когда мы приблизились, мне сразу бросились в глаза команды, появлявшиеся на дисплее словно сами по себе. В кресле перед компьютером никто не сидел, никто не притрагивался к его клавиатуре.

–  Открыть операционную систему.

– Введите пароль.

– «База в Токио».

– Доступ не разрешен. Введите пароль.

– «Броуди секьюрити».

– Доступ не разрешен. Введите пароль.

– Открыть файл: «Переписка с Токио».

– Это ведь система наших партнеров в Бразилии, или я ошибаюсь? – воскликнул Джордж.

Не отрывая глаз от появлявшихся на экране строк, Мари кивнула:

– Да. Он вошел в их систему и попробовал несколько устаревших паролей. А потом, зная, что после третьей ошибки не сможет продолжать, переключился на файл с общей перепиской.

Наша фирма имела общую кодированную сеть с несколькими дружественными агентствами в Азии, Европе и в США. Доступ в каждую из систем требовал введения паролей, они изменялись дважды в неделю, а вся переписка была зашифрована. На наших глазах некто сумел открыть несколько старых писем, затем удалил их и принялся рыться среди внутренней корреспонденции бразильцев. По всему было видно, что действуют вслепую, не понимая пока, как работает система.

– Плохо дело, – заметил один из детективов.

– Верно, – отозвался длинноволосый японец, с которым я прежде не встречался. – Попытка взлома. Не знаю, кто это, но он действует медленно, на ощупь. Не слишком впечатляет.

Говоривший был примерно одного с Мари возраста.

– Вы имеете в виду, что это хакерская атака? – спросил я.

– Что же еще? По моим прикидкам часов эдак через десять он полностью вторгнется в нашу сеть, если мы не примем ответных мер.

– Броуди, позволь представить тебе Тору Намикоши, – произнес Наразаки. – Он работает у нас по контракту, совершенствуя компьютерную систему.

Мы пожали друг другу руки. Тору носил джинсы и черную футболку с забавным рисунком купающейся обезьяны, выполненным в стиле ретро. Красная бандана поверх узкого и бледного лица не позволяла длинным черным локонам падать на глаза.

– Тору – один из самых опытных компьютерщиков в стране, – заметила одна из сотрудниц. – А еще он – дружок Мари. В общем, здесь у нас задействована тяжелая артиллерия.

Реплика вызвала взрыв веселья среди присутствующих. Тору искоса бросил на меня взгляд.

– Вы хорошо разбираетесь в компьютерах? – поинтересовался он.

– Не лучше, чем любой рядовой пользователь.

– Значит, очень хорошо, – съязвил он.

Улыбнувшись, чтобы смягчить эффект шутки, Тору продолжил следить за монитором. Хакер попытался активировать внутренний поисковик, потом открыл еще несколько файлов. При виде курсора, который сам собой перемещался по экрану, у меня мурашки пробегали по телу, но одновременно начинала закипать злость на того, кто пытался грубо вторгнуться в наши дела.

– Он знает, что мы его засекли? – спросил Нода.

– Нет. Извне данный монитор сейчас выглядит отключенным.

– Как же он сумел проникнуть в систему? – воскликнул я. – Разве у нас не работает сетевая защита?

– Работает, причем совершенная. И программа сигнализации против попыток взлома тоже. Но ему удалось нащупать лазейку на самом низком уровне, получив доступ к бразильскому серверу. Можно считать, что пока он лишь просунул ступню в чуть приоткрытую дверь, но теперь попытается войти в нашу основную систему, внедрив вирус троян. Тот начнет считывать для него другие пароли по мере того, как все больше сотрудников станут пользоваться своими компьютерами. И как только наберется достаточно информации, ему откроется путь к нашим самым защищенным файлам.

Под потолком на дальней стене висел экран телевизора, настроенный на новостной канал Си-эн-эн-джей. Диктор сообщал о впечатляющей делегации высших руководителей японской банковской системы, отправлявшейся в Цюрих для участия в похоронах известнейшего финансиста Кристофа Шпенглера, трагически погибшего при пожаре, вызванном неисправностью в электропроводке винного погреба.

«Шпенглер тесно сотрудничал с крупнейшими банками Японии и был частым гостем Токио и Осаки. История взаимодействия его финансовой империи с нашей страной восходит к концу XIX столетия, когда…»

– Заткните его к чертовой матери! – раздраженно крикнул Нода, и кто-то бросился к пульту, чтобы убрать звук.

Монитор компьютера между тем стал совершенно темным.

– Он отключился, – сказала Мари.

– Хорошо, – оживился Тору. – Я знаю, как подготовиться к его возвращению.

– А ты уверен, что он непременно вернется? – спросил Наразаки.

– Да. Стоит такому типу однажды вторгнуться к тебе, и он возвращается с регулярностью и точностью адского бумеранга. Обычно они просто ловят кайф от самого факта проникновения в чужие владения. Но мы, кажется, имеем дело с целенаправленной акцией.

Тору сел в кресло перед монитором, с хрустом размял пальцы и нажал кнопки клавиатуры, прокручивая в обратном порядке команды, которые вводил хакер. Он долго вчитывался в несколько первых строк, затем нахмурился, приложил палец к губам, призывая всех нас замолчать, и встал. Зайдя к компьютеру с тыльной стороны, Тору стал перебирать провода, взялся пальцем за основной кабель и пошел вдоль него к главному серверу, расположенному в небольшом отдельном помещении. Мы молча последовали за ним. Все еще угрюмо наморщив лоб, Тору отодвинул мерцавший огоньками ящик от стены, присел на корточки и продолжил изучать кабель. Вскоре он лукаво улыбнулся и жестом пригласил нас приблизиться.

Мы подались вперед, чтобы посмотреть ему через плечо. Вдоль вертикального провода, отходившего от прикрепленного к стене соединительного короба и подключенного к серверу, был сделан тончайший надрез в четверть дюйма длиной.

«Вы проводите проверку на подслушивающие устройства?» – написал Тору на клочке бумаги.

Наразаки прочитал записку и ответил: «Каждое утро».

«Что-нибудь обнаружили сегодня?»

«Нет».

«А в последнее время?»

«Ничего еще с февраля».

– Уже лучше, – сказал Тору, прерывая тишину. – Значит, звука они не получают. Взгляните теперь вот на это.

Он указал на небольшое утолщение в кабеле, заметное в верхней части разреза.

– Кто-то сумел установить на линии конденсатор. Никогда прежде не видел подобных штучек, но слышал о них. Смотрите.

С помощью отвертки Тору еще больше вскрыл пластиковую обмотку кабеля, обнажив микросхему диаметром менее одной восьмой дюйма.

– Хороша, ничего не скажешь. Последнее достижение голландской электроники. Такую не раздобыть без связей с нужными людьми и огромных денег. Эта штуковина копирует и накапливает сигналы, а потом передает их через вашу же компьютерную систему, но только по команде с той стороны. Так хакер и подключился к вам. Через хитрого «жучка».

Наразаки недоверчиво покачал головой:

– В нашу систему невозможно внедрять «жучки». Она слишком чувствительна для этого.

Тору усмехнулся:

– Для большинства – невозможно. Но я, например, знаю, как это сделать. И те парни тоже.

– И как же?

– К вам кто-то тихо влез и установил нужную плату, вот и все. Без потасовок, без стрельбы, без слежки они получили возможность знать о каждом вашем шаге.

– А почему ее не уловили наши детекторы?

Тору заговорил с интонациями лектора:

– Микросхема крадет информацию. Всасывает в себя все и накапливает. Обычные «жучки» представляют собой обыкновенные передатчики, излучающие сигналы постоянно, и ваши детекторы мгновенно распознают их. Эта новинка привыкла днем спать, как таракан в щели, постепенно накапливая данные. А передачу начинает после того, как ее активируют извне. Вот почему ваши ежедневные проверки не давали результатов.

После вторжения в магазин я сумел заставить свою охранную компанию провести зачистку на подслушивающие устройства. Ничего найдено не было. Но теперь я догадывался, что едва ли мои охранники располагали техникой, позволяющей обнаруживать столь сложные микросхемы.

– Можешь оценить нанесенный нам ущерб? – спросил Наразаки.

– Как минимум они перехватывали все ваши электронные письма вместе с вложениями. Воздержитесь пока от важной переписки по электронной почте. Ее можно будет возобновить, когда мы с Мари установим систему отражения сигнала, чтобы заблокировать хакера.

– Но самое важное они уже и так знают, – заметил я, вспомнив письмо, которое Нода отправил мне, обнаружив происхождение кандзи.

Пальцы Тору снова забегали по клавиатуре.

– Только распорядитесь, и мы их отпугнем.

– Не стоит, – сказал Нода.

Тору бросил взгляд на Наразаки, но тот кивнул:

– Кей-кун прав. Начнем с ними игру. Вы сможете отследить их базу?

Тору и Мари переглянулись.

– Конечно. Но нам потребуется от двух дней до недели. И придется применить не совсем законные методы. Клин клином вышибают.

Нода усмехнулся:

– Делайте все, что потребуется.

Наразаки снова кивком показал свое согласие с детективом. Тору подошел к своему рабочему столу и достал из кожаной сумки ноутбук. Присоединив к нему несколько кабелей, он включил его. А потом началось то, что нам показалось чистой воды магией. Пальцы мелькали по клавишам, а сам Тору выглядел ввергнутым в своего рода транс, полностью отключившись от реальности и сконцентрировавшись на стоявшей перед ним задаче. Он печатал и перечитывал написанное. Мы смотрели, как завороженные, на его ловкие пальцы, вводившие в компьютер все новые и новые команды.

Через три минуты Тору откинулся на спинку кресла и поправил непослушную прядь, выбившуюся из-под банданы.

– Сделано. Я усовершенствовал вашу программу так, что она отразит атаку «троянского коня», а он даже не будет знать об этом. Затем я проведу мониторинг ходов и сожгу его бит-накопитель. Нужно только хакнуть диалоговый язык и несколько номеров клиентских лицензий, а еще понадобится зэд-пэд.

– А теперь не мог бы ты изложить то же самое, но человеческим языком, сынок? – попросил Наразаки.

Тору рассмеялся.

– Прежде всего мы застопорим его устройство, считывающие пароли. Пройдемся по следам всех его операций в сети и устроим для него нечто вроде короткого замыкания. Приготовьте запас продуктов и хотя бы раскладушку, на которой можно поспать, чтобы мы имели возможность заниматься им круглые сутки, семь дней в неделю. У ваших парней это называется долговременным наблюдением, верно? Мы устроим то же самое, но только в киберпространстве.

Наразаки окинул Тору подозрительным взглядом и произнес:

– Будь по-твоему. Мари, дай этому парню все, что ему нужно. Он впервые сказал хоть что-то доступное пониманию старика начальника.

Его слова вызвали в комнате всплеск веселья.

– Одна важная деталь, – продолжил Наразаки. – Ты сможешь отследить его так, чтобы он не обнаружил тебя?

– Я обложусь четырьмя слоями камуфляжа. Зная, какой мощной техникой они располагают, никакая предосторожность не будет излишней.

– Насколько мощной? – уточнил Нода.

– Мощнее не бывает. Эти люди действительно опасны?

– Еще как! Они не только сумели установить «жучок» в нашу компьютерную сеть. Это пустяки. Насколько нам известно, они уже убили по меньшей мере девять человек, – сказал я.

– Десять, – поправил Нода, который, похоже, уже числил погибшим пропавшего лингвиста.

Наш юный компьютерный гений чуть заметно побледнел, а я вновь всмотрелся в монитор, раздумывая над тем, чему стал свидетелем. Люди, на которых мы охотились, не только без труда проникли в мой дом и в магазин, не потревожив ни проводка в современных системах сигнализации, но и легко скачивали информацию из компьютеров «Броуди секьюрити» с их мудреной защитой. Все это подтверждало вывод, сделанный мной во время полуночного визита в «Маленькую Японию».

Мы имеем дело с людьми, которых мало назвать просто хорошо подготовленными. Они принадлежат к какой-то особой касте. Коварны, осторожны, продумывают все до мелочей и не оставляют места случайностям. Для меня это означало стопроцентную гарантию, что скоро они нанесут следующий удар. Невозможно только предсказать, с какой стороны он последует.

 

Глава двадцать шестая

Когда Нода, Наразаки и я вновь собрались в моем кабинете, туда явился Джордж, раздосадованный каким-то только что поступившим сообщением.

– У меня еще одна дурная весть, – заявил он. – Пять минут назад я получил электронное письмо из фирмы «Токио Ви-ай-пи секьюрити». Они информируют нас, что Йошида – второй мужчина, погибший в «Маленькой Японии», – не приходился Харе дальним родственником. Это был телохранитель.

Это я послал запрос о личности Йошиды, прежде чем подняться на борт самолета в Токио. Вспомнил, о ком забыл спросить Лиззу. О ее так называемом троюродном кузене. Примечательным мне показалось не только то, что сама Лизза ни словом о нем не обмолвилась. К тому времени прошло двое суток со времени убийства, а никакие сведения о нем не просочились даже в японскую прессу. Теперь стала понятна причина.

– Это контора Джиро Джо, – сказал Нода.

– Одна из лучших компаний в своей сфере деятельности, – подтвердил Наразаки. – Я несколько лет потратил, пытаясь переманить его к нам. Очень своевременная проверка, Броуди.

– Жаль, что я не знал об этом, принимая предложение Хары.

– Откуда ты мог знать? Но главный вопрос: почему они это скрывали?

Разумеется, мне не нравилось, когда мне лгали, но я уже давно столкнулся с тем, что наши клиенты искажали факты чаще, чем бухгалтеры пускались в махинации с налоговыми декларациями. Если бы мы выставляли за дверь всякого, кто пытался от нас что-то скрыть, то скоро остались бы вообще без клиентуры. Но данная ложь произвела на меня тягостное впечатление.

– Он пытается нас подставить, – заявил Нода. – Потому и предложил чрезмерное вознаграждение.

– Расстреляли членов его семьи, Кей-кун. Прояви хоть немного сочувствия.

– Не вижу связи между его горем и желанием сделать нас своей любимой благотворительной организацией.

Замечание Ноды заставило меня задуматься. Я видел, как горевал Хара, встретившись с ним в Сан-Франциско. Но теперь, когда стало ясно, что он не все мне сказал, поневоле закрадывалась мысль, чем могла обернуться его печаль и какую форму принять.

Джордж усмехнулся:

– Связь самая прямая. Он готов швыряться деньгами, чтобы быстрее сдвинуть расследование с мертвой точки. Люди, ворочающие миллиардами, всегда так поступают.

Здесь тоже могла быть заключена доля истины. Тем более что Джордж отлично знал ту среду, о которой шла речь. Его отец возглавлял один из крупнейших частных концернов в Японии.

После продолжительных размышлений Наразаки произнес:

– Я согласен и с Нодой, и с Джорджем. А потому наш план таков: мы внимательно наблюдаем за развитием событий и действуем без спешки.

– Не совсем понял, что имеется в виду, – сказал Джордж.

– Мы остаемся на борту лодки, но не раскачиваем ее. Хара щедро заплатил нам, и у нас есть возможность использовать часть его денег для обеспечения собственной безопасности. Нода, свяжись с братьями Ито и попроси изучить недавнее прошлое Хары. Пусть поищут, нет ли связи между Харой, «Тек Кью-Экс» и деревней Сога. И вообще следует обратить внимание на все выбивающееся из обычного ряда. Нам нужна только общая картина. Пусть работают деликатно и ни в коем случае не насторожат людей Хары.

Нода кивнул, но не без недовольного ворчания себе под нос.

– Хорошо. Тем временем Броуди и Нода, как мы и планировали, отправятся в Согу. Будьте там крайне осторожны, ребята, и не рискуйте зря.

– На сей раз я бы тоже хотел непосредственно поучаствовать в операции, – проговорил Джордж.

– Ты уже занимаешься аналитикой, Джордж-кун. А это само по себе шаг вперед для тебя.

– Я способен на большее. А счета в мое отсутствие никуда не денутся.

Прошедший хорошую школу бизнеса Джордж в первую очередь использовался в роли бухгалтера. Но я знал, что он станет добиваться полноправного участия в работе. Это было лишь вопросом времени. В стремлении не походить на остальных членов клана Сузуки, которые в основном предавались праздности, он освоил карате, дзюдо и даже старинные приемы джиу-джитсу. Когда я рассказывал, как разделался с телохранителем, сопровождавшим Хару, то заметил, как глаза у моего старого приятеля загорелись.

– Что ты об этом думаешь, Нода? – спросил Наразаки.

Главный сыщик «Броуди секьюрити» готов был ограничиться простым «нет», но потом ему пришлось все же выйти за рамки своего обычного нежелания вдаваться в подробности. И вынудил его к этому Джордж. Тот просто взорвался от возмущения:

– Нет? И это все, что ты мне скажешь?

Вот когда Нода выдал фразу, длина которой значительно превышала для него норму:

– Нет, потому что ты не обучен. Не знаешь даже основ профессии. У тебя нет опыта участия в операциях. Я отправлюсь туда один. Броуди мне там тоже не понадобится.

– По-моему, это целесообразно, – неожиданно поддержал его Наразаки.

– Я должен ехать, – произнес я. – Дал слово Ренне.

– А что же со мной? – упорствовал Джордж. – Откуда у меня возьмется опыт, если я целыми днями просиживаю штаны в конторе? Позвольте мне отвезти Броуди в Сога-джуджо. Мы можем воспользоваться «вайпером».

Нода помрачнел.

– Мне эта идея не нравится.

– Но я не собираюсь…

Они бы продолжили спорить, но в этот момент раздался стук в дверь. Она приоткрылась, и в комнату заглянула Мари.

– Несколько минут назад на наш банковский счет поступил электронный перевод от мистера Хары. Я подумала, что вы захотите посмотреть на него. Вот распечатка.

Наразаки протянул руку и взял у Мари листок. Он с хмурым видом изучил его и передал остальным. Хара действительно только что произвел с нами окончательный расчет.

Как ни пытался я найти этому рациональное объяснение, мне ничего не приходило в голову.

– Я не ожидал второй части платежа так скоро. Хара выписал мне чек при встрече в Сан-Франциско, и это было совсем недавно.

– Великолепно, – с сарказмом заметил Нода. – Значит, задание выполнено, и клиент полностью удовлетворен. От этого дурно попахивает.

 

Глава двадцать седьмая

20:30

Рие Мори, жена лингвиста, жила неподалеку от Сенгакудзи – храма, где в 1703 году были захоронены тела сорока семи ронинов. Три столетия спустя многочисленные посетители все еще возжигали в их честь благовония, и облака ароматного дыма витали над могильными камнями, а потом ветер разносил их по округе напоминанием о том, что предательство может остаться навечно непрощенным, как навсегда остаются в людской памяти подвиги героев.

В нескольких сотнях ярдов от дома Нода припарковался у тротуара рядом с коричневой «маздой» и заглушил двигатель.

– Тихо здесь сегодня, – заметил он.

– Слишком тихо.

– Оскорбительно тихо, – проворчал сыщик.

У меня было тяжело на сердце.

Несмотря на безлюдье, пока мы смотрели сквозь темноту безлунной ночи на дом лингвиста, серовато-голубой дым благовоний начал сгущаться у лобового стекла нашей машины. В 1701 году продажный чиновник из сёгуната стал вымогать у молодого местного правителя Асано взятку за обучение протоколу приема посланников императора, и в гневе Асано обнажил меч. Он не причинил бюрократу сёгуна вреда, однако по закону того времени даже намек на угрозу жизни представителя правительства расценивался как акт государственной измены. Асану – популярного, но неискушенного в политике лидера – приговорили к смерти. С его казнью несколько сотен служивших ему самураев потеряли вождя и средства к существованию, и судьба обрекла их на тяготы жизни ронинов – самураев без хозяина.

Возмущенные жестокостью и коварством чиновника сорок семь наиболее преданных воинов терпеливо выжидали два года, пока шпионы сёгуната не спускали с них глаз, а потом ночью взяли штурмом роскошный замок бюрократа и отрубили ему голову. Когда же они устроили шествие через весь город, чтобы доставить свой трофей на гробницу бывшего хозяина, это сразу превратило их в народных героев, свершивших праведное возмездие и выступивших против несправедливой и все более погружавшейся в трясину коррупции власти.

Это поставило сёгуна в затруднительное положение. Ему предстояло принять сложное решение. Он понимал, что его подчиненный злонамеренно превысил свои полномочия. Но ведь Асано и его бывшие сторонники посмели выступить против сёгуната.

И тогда был найден странный на первый взгляд, но характерный для Японии компромисс. Сёгун косвенно признал правоту верных самураев, позволив им принять достойную воинов смерть от своих рук (все они совершили харакири), а не казнил, как поступил бы с обычными преступниками.

По сей день японцы чтят память верных сорока семи самураев, поднявших мечи на продажную власть. И это почтение имеет свое объяснение. С падением сёгуната в 1868 году самурайская автократия просто сменила одну форму бюрократического правления на другую. И сегодня министерский чиновник имеет в сравнении с рядовым гражданином немалые привилегии, а жизнь каждого японца беспредельно осложняют необъяснимые запреты, сложная система правил и государственных поборов.

Нода завороженно смотрел, как дым благовоний волнообразной струей обтекал лобовое стекло.

– Ты готов? – спросил он.

– Да.

– Но помни, разговор должен вести ты сам.

– Конечно.

– Если не справишься с этим, путь в Согу для тебя заказан.

– Понимаю.

– Тогда пошли.

Мы выбрались из машины и приблизились к дому – новенькой двухэтажной постройке, ее стены были покрыты свежим слоем белой краски. Короткая дорожка, по обеим сторонам которой росли маки, вела к лакированной деревянной двери с бронзовым молоточком в форме грозди цветов вишни. Я постучал им о металлическую пластину, и вскоре мы услышали изнутри чьи-то мягкие шаги.

Дверь распахнулась, и Рие Мори пригласила нас войти. На приступке при входе мы сменили нашу обувь на удобные домашние тапочки, а потом хозяйка провела нас мимо небольшой кухни в гостиную. Мы расположились на белом диване. Она села в такого же цвета кресло и налила нам по чашке зеленого чая.

Нода откашлялся и сказал:

– Это господин Броуди. Я упоминал о нем в нашем разговоре по телефону.

Он откинулся назад, кивком приглашая меня продолжить. В его прищуренном взгляде сквозило нескрываемое сомнение: «Ну, прояви себя, если сумеешь».

Госпожа Мори опять поклонилась мне. У нее был длинноватый с горбинкой нос и вытянутой формы нижняя челюсть, что придавало ее лицу лошадиные черты, какие я часто замечал в женских лицах на старинных ксилографиях. К нашему приходу Рие Мори облачилась в бежевую льняную юбку и шелковую блузку, на которой по светло-коричневому фону были разбросаны цветы чуть синеватого оттенка. Ее черные, лишенные блеска волосы были собраны сзади в пучок, стянутый темно-коричневой лентой. Тонкий черный пояс обвивал фигуру чуть выше уже заметно округлившегося живота.

– Прежде всего простите, что потревожили вас субботним вечером, – начал я.

– Если это вам поможет… – отозвалась она до странности невыразительным голосом.

Бросалось в глаза, что вся обстановка в доме была новой. Ни один предмет мебели еще не носил на себе приметы хоть сколько-нибудь долгого использования. Японские новобрачные почти всегда начинали совместную жизнь именно так – окруженные новизной. На полках из полированного кедра стояли музыкальный центр, телевизор, проигрыватель и портативный компьютер. Все только что купленное. Самая нижняя из полок предназначалась для книг и фотоальбомов. По корешкам последних кто-то с трудом вывел обозначение содержимого до наивности неуклюжими английскими буквами: «Наша свадьба», «Наш медовый месяц на Гавайях», «Наш дом». На низком кофейном столике перед нами были веером разложены несколько номеров женских журналов.

– Не могли бы вы припомнить, когда в последний раз говорили с мужем? – спросил я.

– В тот день, когда он туда приехал.

– То есть после того, как поселился в риокане?

– Да.

– В какое время он позвонил?

– В начале четвертого.

– О чем вы беседовали?

Она провела ладонью по бедрам, разглаживая складки юбки.

– О поездке на скоростном поезде, о деревне, о том, как он взволнован.

– Взволнован?

– Да. Ведь после беседы с господином Нодой муж выяснил, что тот кандзи не значится ни в одном из словарей. А прежде он не знал об этом.

– Откуда же он взялся в его базе данных?

– Муж обнаружил его в одном старинном документе.

– Вам это точно известно?

– В свободное время я всегда помогала мужу наводить порядок в базе данных, вот только в последнее время руки уже не доходили. – Ее пальцы мимолетно коснулись округлости у талии.

– Значит, вы ввели тот кандзи в компьютер?

– Да.

– Тогда вы не могли не видеть его источника.

– Конечно, я его видела. Это была записка от мелкого феодала-даймио, предупреждавшая знатную персону, жившую в окрестностях в Сога-джуджо, о предстоящем визите. Вполне заурядное письмо для той эпохи. Почерк местами оказался неразборчивым. А потому, пока господин Нода не показал ему свой образец, муж не был даже уверен, что верно скопировал кандзи.

– Тот документ все еще у вас?

– О нет. Это было всего лишь одно из тысяч подобных писем, которые обычно просматривал муж. Само по себе оно не представляло никакого научного интереса.

– То есть смысла кандзи он не знал?

– Нет. Понял только, что он как-то связан с Сога-джуджо.

– У вас есть фотография мужа?

– Да, я приготовила ее для вас. Это его самый последний снимок из всех, что у меня сохранились. Его сделали месяца два назад.

Госпожа Мори подала мне обычное любительское фото. На нем была изображена она сама, стоящая рядом с привлекательным мужчиной, который зачесывал густые черные волосы назад, открывая широкий лоб. Ихиро Мори смотрел куда-то поверх объектива фотоаппарата с видом человека, готового в любой момент броситься вперед и опрокинуть весь мир одной мощной атакой.

– Вы могли бы добавить что-нибудь?

– Нет. Никаких новостей я больше не получала.

– Мы найдем его. Или тех людей, которые… взяли его в плен.

Госпожа Мори грациозно склонила голову.

– Уверена, вы сделаете все, что в ваших силах. Но для меня большое утешение знать, что свои последние дни мой муж провел, занимаясь делом, которое любил больше всего на свете. Нам недолго суждено было жить вместе, но и за это время я благодарна судьбе. Кратко, но очень счастливо.

Она встретилась взглядом сначала с Нодой, потом со мной.

«Кратко, но счастливо». От этой фразы боль резанула меня в груди.

Сидя на самом краю кресла, госпожа Мори поклонилась нам.

– От всей души хочу сказать вам спасибо за проявленную заботу. Знаю, вы приложите все усилия, но только имейте в виду, что мой муж всегда был очень самостоятельным. Сам себе хозяин до последнего дня.

«До последнего дня». Он уже существовал для нее только в прошедшем времени.

И тем не менее в ее глазах читалось прощение нашей вины – реальной или только воображаемой нами – за печальный конец, постигший ее мужа, каким бы он ни оказался на самом деле. А еще я увидел в ее глазах полнейшую безмятежность. Глубокое понимание чего-то, что недоступно каждому. Она жила сегодняшним днем, уже смирилась с исчезновением мужа и научилась, как навечно сохранить его живой образ в своей душе.

Под ее искренним и безыскусным взглядом Нода невольно поежился.

– Спасибо вам обоим за ваш приезд ко мне, – сказала Рие Мори.

– До свидания, госпожа Мори, – произнес я. – Мы сделаем все, что сможем.

Она снова склонила голову.

– Пусть будет что будет.

Нода встал и поклонился ей. Я последовал его примеру. А потом мы удалились, потрясенные этой встречей. Всего в нескольких словах госпожа Мори словно отпустила нам все наши грехи без колебаний, без намека на недобрые чувства к нам или желание в чем-либо обвинить.

Вновь проходя по обсаженной маками дорожке, я подумал о своих утратах и поневоле сравнил жизнь семьи Мори с собственной жизнью. Когда погибла Миеко, я очень жалел, что у меня уже не будет возможности сказать ей о многом. Мне вечно что-то мешало. И сейчас еще сожаления об этом не давали мне засыпать по ночам гораздо чаще, чем я готов был бы признать сам. А чета Мори полнокровно проживала вместе каждый отведенный день. И потому Рие Мори могла чувствовать себя столь умиротворенной, что они с мужем успели сказать друг другу все то, что осталось невысказанным между мной и Миеко. А если чем-то и не успели поделиться друг с другом, то Рие Мори обладала удивительно развитым инстинктом понимания, как это могло быть.

Нода отъехал от тротуара и резко нажал на педаль газа, бормоча что-то себе под нос, пока машина уносила нас прочь от храма Сенгакудзи и могил сорока семи ронинов.

А я вдруг отчетливо и совершенно по-иному стал понимать, почему они так страстно желали отомстить за своего господина.

 

Глава двадцать восьмая

Звонок телефона где-то в отдалении заставил меня ускорить шаги по коридору гостиницы в сторону своего номера. Последние десять ярдов я уже почти бежал, поспешно сунул пластиковый ключ в прорезь замка и не заметил, как бросил у порога чемодан. Я включил свет и оказался в типичной для любого отеля на Западе комнате с сиреневым ковровым покрытием, вишневым покрывалом на кровати и картонными жалюзи на окнах. Схватив трубку и едва переведя дух, я сказал:

– Алло!

У меня перед глазами почему-то возникла сцена восьмилетней давности. Миеко с заспанной улыбкой, ее округлившийся животик, раскрасневшиеся щеки, ожидание в глазах… Глаза Рие Мори тоже светились ожиданием. Она ждала ребенка. Дитя мужа, которого постигла не известная никому участь.

– Броуди, это вы? – услышал я голос своего друга-антиквара из Киото. – Рад, что мне удалось разыскать вас.

– Такахаши? Как вы узнали, где я?

– Меня информировала об этом юная дама из вашего офиса. Такая хохотушка!

Ну конечно! Мари и Тору ведь теперь постоянно находились в конторе. Наблюдение за киберпространством.

– Добро пожаловать в цивилизованное полушарие! – воскликнул Такахаши.

– Всего-то две тысячи лет.

– Кое-кто считает, что это очень много. Не собираетесь ли вы осчастливить Киото своим посещением?

– Сожалею, но едва ли мне это удастся.

Наряду с соседним Нара Киото был моим любимым японским городом. К тому же визит к Такахаши сулил не только знакомство с его последними приобретениями, каждое из которых являло собой жемчужину японского искусства, но и несколько роскошных трапез в лучших ресторанах, а также прогулку по одному из красивейших и безукоризненно ухоженных храмовых садов города. Настоящий знаток подобных садов и фотограф-энтузиаст, мой хозяин чередовал бы съемку видов с чтением стихов, посвященных изысканному и невиданному больше нигде в мире мастерству японских ландшафтных дизайнеров прошлого.

– Очень жаль, – вздохнул антиквар. – Я искренне расстроен, но у вас есть сейчас гораздо более важные дела.

– Предчувствую, что у вас для меня есть новости.

– Да. Кое-что в дополнение к нашему предыдущему разговору. Я полагаю, что наш кандзи является символом.

– Вы поняли его смысл?

– До известной степени. Все эксперты, с которыми я советовался, сошлись во мнении, что моя самая последняя интерпретация – наилучший из всех плохих вариантов, предложенных ранее. С точки зрения знатока каллиграфии, композиция выглядит немного неуклюже, как дело рук любителя. Поэтому я отбросил попытки художественной трактовки и подошел к проблеме с самой лапидарной точки зрения. И то, что у меня получилось, кажется неодолимо похожим на правду, хотя и весьма зловещую.

– Я вас внимательно слушаю.

– Если мы придадим особый смысл самому верхнему элементу и прочтем его буквально, что получится?

– «Правитель», «король». Может, «королевский трон».

– Точно. А теперь примените тот же подход к нижнему элементу.

– Вы имеете в виду «разрушать»?

– Да. «Ломать», «разрушать», «уничтожать». Появились какие-то мысли?

– Если иметь в виду одно слово, то нет.

– Речь вовсе не о каком-то одном слове – простом и ясном. Но мне представляется фраза, понятная даже самому простому уму.

– Например?

– Произношение и для меня осталось загадкой, но образ возникает весьма мощный. Я пытался искать аналоги в английском языке, но моих знаний маловато. У вас есть зеркальное понятие для «созидателя престолов»?

– То есть антоним?

– Да. Не созидатель, а нечто противоположное. «Уничтожитель королей», хотя даже я понимаю, насколько это звучит неуклюже.

– Может, «низвергающий с престолов»? Но мне пока не совсем понятно, что это означает.

– Мне тоже.

– Вы нашли аналоги в прошлом?

– Никаких. Но моя интерпретация хоть в какой-то степени подходит под ситуации, в которых этот кандзи используют в вашем деле?

– Не уверен. Что, по-вашему, подразумевает данный символ?

– Повторяю, в нем выражено стремление к насилию, но в огромных масштабах. Речь может идти об уничтожении институтов власти или очень влиятельных людей.

Хара!

– Да, пожалуй, ваша интерпретация вписывается в картину происходящего, – произнес я.

Такахаши помолчал.

– Вот теперь мне стало по-настоящему страшно за вас, Броуди-сан. Вы ведь втянуты в это дело по самые уши, не так ли?

– Но что именно вас пугает?

– Стоит ли мне напоминать вам, как прошлой осенью вы чудом избежали смерти, столкнувшись с якудзой? Этот кандзи сулит значительно более серьезную угрозу.

Я не сразу заметил, как сжал телефонную трубку так, что побелели костяшки пальцев. Пластик даже издал под моим нажимом легкий жалобный треск. Смертельная угроза? Черт возьми! Ведь Такахаши обзванивал специалистов по всей стране, задавая им вопросы о кандзи, из-за которого бесследно пропал лингвист Ихиро Мори. А мне и в голову не пришло предупредить своего друга об опасности и рассказать об исчезновении ученого, отправившегося в Согу.

– С кем вы обсуждали эту тему? – спросил я.

– С четырьмя или пятью виднейшими экспертами. Филологами, историками, известными учеными в своих областях. А что?

– Вам необходимо будет снова связаться с каждым из них и взять клятву молчать. И попросить ни при каких условиях не продолжать больше изысканий по поводу нашего кандзи.

– Но это люди, которым я полностью доверяю, Броуди-сан. Мы знакомы не один десяток лет, и они прекрасно понимают, когда разговор конфиденциальный.

– И все же заставьте их поклясться, – упорствовал я.

– Я рискую обидеть их и навсегда лишиться друзей.

– Лучше оскорбленное самолюбие, чем… – Я осекся.

– Чем что? Теперь я чувствую, что вы не во все посвятили меня самого. Не пора ли?

– Гибнут люди, Такахаши-сан, и мы еще не разобрались почему.

 

Глава двадцать девятая

Оги с любовью разглядывал тонкую металлическую струну гарроты, конструкцию которой разработал сам. Он получал истинное наслаждение от ее естественно изящного изгиба и серебристого блеска. Для первичной заточки внутренней режущей поверхности Оги приспособил наждак повара, готовившего суши, затем в ход шел тончайший надфиль огранщика драгоценных камней, причем завершающая стадия проводилась им столь тщательно, что требовала использования увеличительного стекла. Доведенное до совершенства приспособление ручной работы сокращало время убийства с двенадцати секунд до семи – то есть на сорок два процента, и это приносило результаты, поначалу удивлявшие его самого. Если прежде у жертвы оставались мгновения, чтобы начать сопротивляться и попробовать нанести ответный удар, теперь гаррота перерезала горло раньше, чем у противника срабатывал инстинкт самосохранения. Для мужчины семидесяти двух лет, который все еще не утратил жажды крови, эти пять выигранных секунд становились жизненно важными. В таком виде гаррота превратилась в идеальное оружие для некогда гордого и сильного потомка самураев, желавшего продлить свой век бойца.

Но бесценное лезвие нуждалось в частой заточке. Высвободив концы струны из ручек, Оги вставил каждый из них в отдельные тиски, крепко натянул. Шестеро мужчин и три женщины стали жертвами этого оружия с тех пор, как семь лет назад он получил его в подарок на день рождения. К сожалению, ему приходилось пускать в ход свою любимую игрушку избирательно. Она оставляла почти обезглавленные трупы, а это привлекало повышенное внимание полиции. Но по иронии судьбы именно за это Оги так пристрастился к гарроте. Смертоносность стальной струны делала ее достойной заменой любому другому орудию убийства, к которому он когда-либо прибегал. Сам способ подобного уничтожения людей заставлял его приближаться к очередной жертве максимально близко, и власть над человеком, какую он ощущал, забирая его жизнь, словно вдыхала новую молодость в душу престарелого воина.

Зазвонил телефон. С большой неохотой Оги отошел от верстака и достал свой закодированный сотовый телефон откуда-то из складок самуэ.

– Кен Шенг слушает, – сказал он.

– Броуди и Нода отправляются в Согу.

– Какая удача! Группа Ирохи получит отличную возможность поработать всерьез. Сделайте это первоочередной задачей. Я хочу, чтобы их устранили.

– В самом деле, сэр?

– А ты меня не расслышал?

Мужчина на другом конце линии заговорил уважительно, хотя с сомнением в голосе:

– Но наш общий знакомый дал мне четкие инструкции отпустить их оттуда, не причинив вреда.

– Я отменяю эти инструкции. Работать в камуфляже. Использовать весь арсенал оружия, если понадобится.

Прошлой ночью после второго звонка Дермотта Оги принял решение разделаться с навязчивым антикваром, если у того хватит глупости появиться у их ворот и сделать из себя легкую мишень.

– Вы уверены? Полученный ранее приказ звучал недвусмысленно.

– Ты подвергаешь сомнению мои полномочия?

– Ни в коем случае, господин. – Ответ прозвучал с оттенком легкого испуга.

– Отлично. В таком случае – действуйте.

– Будут распоряжения относительно способа сокрытия трупов?

– Подойдет самый обычный.

В окруженной со всех сторон горами уединенной долине, в которой располагалась Сога, никогда не было недостатка в местах, где трупы можно зарыть так, чтобы их веками никто не обнаружил.

– Как прикажете, сэр.

– И сделай так, чтобы это осталось строго между нами. Я ясно выражаюсь?

– Предельно, мой господин.

Оги дал отбой и вернулся к оставленной работе. Размышляя о судьбе, ожидавшей Броуди, он даже почувствовал укол сожаления. Еще совсем недавно он с удовольствием представлял, как расправится с сыном Джейка Броуди собственноручно. После десятого убийства, которое стало бы заметной вехой в истории его излюбленного оружия, Оги планировал поместить гарроту в рамку и повесить на стену в своем кабинете, и Броуди был бы идеальной жертвой для такого «юбилея». Но Оги, к своему большому сожалению, находился сейчас не в Японии, и ему приходилось отказаться от удовлетворения личных прихотей ради высшего блага – во имя интересов их клиента.

Завтра примерно в это же время единственный отпрыск Джейка Броуди будет покоиться в такой податливой летом японской земле под покровом ярко-зеленой травы.