Поначалу все шло хорошо, настолько хорошо, что Лика почти перестала дергаться.

Утром она так и не смогла так и не впихнуть в себя завтрак. Настояв на своем, она отправилась на работу, обыденно вытащила ключ, сунула в замочную скважину, напомнила себе, что должна удивиться, что дверь открыта, вошла внутрь, стянула куртку, пристроила на вешалку и деревянными шагами прошла в салон.

В дневном свете картина казалась ужасающей. Вокруг валялись разбросанные вещи, бумаги, черепки антикварных чашек, не приглянувшихся грабителям, а на полу, скрючившись, лежал хозяин салона, Яков Коростылев, не более живой, чем предметы вокруг него. Кровь вокруг его головы высохла и стала черной, из разбитого черепа торчала желтая кость. В воздухе витал неприятный запах.

Лика неуверенно вскрикнула, а затем ее желудок вновь подскочил вверх, и она бросилась в туалет, где ее вырвало зеленоватой желчью.

«Хорошо, — подумала она. — Если эксперты найдут следы вчерашней рвоты, можно смело говорить, что тошнило сегодня».

Она выползла из туалета и, стараясь не глядеть на покойника, прошла к телефону, выдохнула несколько раз, а потом, скривившись, завыла в трубку, умоляя о помощи.

Полицейский наряд приехал быстро, а следом потянулись и судмедэксперты. Лика забилась в уголок, всхлипывала, но в целом, старалась держаться внешне в более-менее вменяемом состоянии. Не хватало еще, чтобы вкололи успокоительное, там и выболтать что не надо можно. Наконец, очередь дошла и до нее. Майор с киношной фамилией Миронов начал задавать стандартные вопросы, и Лика отвечала: да, вчера вечером видела его в последний раз. Нет, он не звонил. Нет, утром не видела ничего подозрительного, разве что сигнализация была выключена, а дверь открыта, но она подумала, что Яков Семенович уже открыл салон… Нет, накануне все было как обычно… Кто приходил? Несколько постоянных клиентов и бывшая ученица Коростылева, подруга Лики — Александра Ковалевская…

Сдав Сашку, Лика испытала легкое злорадство, а затем мысленно стукнула себя кулаком по лбу: Сашка же видела шкатулку! Но отступать назад было поздно. Миронов, кстати, услышав Сашкино имя, нахмурился и — чудо из чудес — выудил ее номер из телефонного справочника — позвонил и пригласил прийти в салон, разговаривая как со знакомой. Это Лике совершенно не понравилось.

Сашка явилась через час и стала заторможено давать показания, с ужасом поглядывая на труп, который ворочали туда-сюда медики. Лика тоже была занята: составляла возможный список украденного. Сашка пару раз бросила на нее недоуменный взгляд, а потом надолго притихла, когда покойника уложили в синий пластиковый мешок и вынесли вон.

Сашка уехала, а Лика осталась, давать показания. Через пару часов ее, совершенно выжатую, отпустили домой, и она, сохраняя на лице скорбное выражение, ушла, радуясь, что так легко удалось одурачить полицейских. Внутренне она была готова, что ее поволокут в кутузку прямо из салона, и то, что этого не произошло, показалось Лике удивительным.

Сергей, напротив, не увидел в произошедшем ничего странного.

— Я же говорил: менты — идиоты. Через пару недель они найдут какого-нибудь бомжа, повесят на него это дело, а мы преспокойно отправимся загорать на Мальдивы. Никому и в голову не придет, что мы как-то связаны с убийством…

— Замолчи! — воскликнула Лика, к горлу которой вновь подступила тошнота. Перед глазами встал разбитый череп Коростылева, а тошнотворный запах ударил в нос. — Не произноси это слово!..

Сергей, валявшийся на диване, посмотрел на Лику тупым сонным взглядом, сгреб в ладонь чипсы из миски, отправил в рот и захрустел, перемалывая жженый картофель могучими челюстями.

— Да расслабься ты, — равнодушно промычал он. — Через пару дней, когда все успокоится, мы свалим из города, поделим добычу, сбросим пацанов с хвоста и ищи свищи… Кстати, а для Мальдив нужен загранпаспорт?

— Загранпаспорт везде нужен, — раздраженно ответила Лика, подумав, что прекрасный принц после первого серьезного испытания оказался ничтожеством, и если кто кого и сбросит с хвоста, так это она его, как только камень окажется у нее в руках. Пока же Сергей таскал его при себе, и даже в квартире спрятал так, что она не могла найти. — Даже в Турции и Египте.

Сама Лика на Мальдивы не собиралась, во всяком случае, с Сереженькой. Лучше в Эмираты или Бангкок, где знали толк в драгоценностях. Более того, у нее даже были записаны телефоны партнеров Коростылева, давно занимающихся эксклюзивными цацками, но делиться ими с Сереженькой и его бандой она не хотела. Провезти через таможню бриллиант не так уж сложно. Камень звенеть не будет, запаха не издаст. Сунула в рот — и прошла. Даже глотать не надо. Или вон, прицепила на шею вместе с дешевой бижутерией, никто и не подумает, что эта сверкающая глыба — настоящий бриллиант.

— Значит, паспорт надо сделать, — вздохнул Сергей и вновь зашуршал чипсами. — Надо этим заняться, как только все устаканится.

Лика поглядела на него с отвращением. Боже мой, и вот с этим убожеством она делила кров, пищу и постель? Подумать только, что до появления проклятого бриллианта она всерьез считала, что Сергей вполне подходит для «строительства отношений», как велеречиво размусоливали ведущие одного из каналов, вот уже десять лет строящие любовь на ограниченном периметре. Для той, добриллиантовой жизни Сергей вполне подходил, а вот сейчас она не могла даже смотреть на эту лоснящуюся физиономию. Завладей Лика камнем, только бы ее тут и видели. С деньжищами, вырученными за его продажу, она могла бы позволить себе куда более красивых и приятных мужчин, с внушительным состоянием, чуть ли не наследных принцев, образованных, светских, прекрасных во всех отношениях. Видимо, в легендах о драгоценностях, сводивших владельцев с ума, была толика правды. Камень всего-то ничего у них в руках, а Лика уже готова была избавиться от всей компании, включая когда-то любимого.

«И избавлюсь, — подумала Лика, льстиво улыбнувшись Сергею, — только бы все прошло хорошо!»

Сергей совершенно верно понял ее намек, похотливо улыбнулся и начал стаскивать с себя спортивные штаны. Лика улеглась на него, сорвала с себя халат и проведя языком по твердой груди ненаглядного, мурлыкнула:

— Сереженька, я хочу на него посмотреть. Покажи.

Сереженька хохотнул и начал шарить рукой в промежности, а затем вытащил руку.

«Так и знала», — удовлетворенно подумала Лика и восторженно выдохнула:

— Какой громадный!

Бриллиант, тщательно скрываемый Сергеем в исподнем, сверкал ослепительной звездой, случайно упавшей с небес в маленькую прокуренную квартиру, бросая яростные блики, от которых глаза полуголой парочки вспыхивали, словно у кошек. Сергей ловко опрокинул Лику на спину и стал водить бриллиантом по ее губам, шее, груди, опускаясь все ниже и ниже. Она постанывала от наслаждения, с трудом улавливая мутную, как болотная вода, мысль, что удовольствие, усиленное драгоценностями, может достигнуть пика всего за мгновение.

От жара разгоряченных тел окна медленно запотевали, и только бриллиант оставался чистым и холодным, словно осколок синей льдинки. В какой-то момент камень выскользнул из влажных пальцев Сергея и завалился в складки простыней, но ни Сергей, ни Лика этого не заметили, да и не хотели замечать, поглощенные друг другом.

О том, что все пошло кувырком, они узнали через три дня, когда в квартиру влетели перепуганные Антон и Володька.

Они ввалились в квартиру поздно, уже за полночь, когда Лика с Сергеем спали, заполошно оглядываясь, словно ожидая увидеть в квартире засаду, торопливо разулись и чуть ли не бегом прошли на кухню, так и не включив там свет. В прихожей, похолодевшая от страха Лика успела отметить нездоровую бледность Вовки, свежий фонарь под глазом, и перекошенное от злости лицо Антона. Сергей, поначалу зевающий, насторожился, нажал на кнопку выключателя. Вспыхнувшая под потолком лампочка заставила гостей зажмуриться.

— Погаси! — прошипел Антон. — Не хватало еще…

Чего ему не хватало, никто не стал выяснять, однако Сергей торопливо погасил свет, выдвинул ногой табурет и уселся напротив друзей.

— Выпить дайте, — хрипло произнес Антон.

— А ты принес? — осведомилась Лика, но, стушевавшись под взглядом Сергея, послушно вытащила из шкафчика початую бутылку коньяка и три стопки. Антон вырвал бутылку из ее рук, глотнул прямо из горлышка, скривился, и только потом разлил коньяк в стопки.

— Да что случилось-то? — не выдержал Сергей. Антон мотнул подбородком в сторону Вовки.

— У придурка этого спроси.

— Я у тебя сейчас спрашиваю, — разозлился Сергей. — Какого хрена вы приперлись среди ночи и еще в «Что? Где? Когда?» играете?

Антон выпил, замотал головой, отказываясь от подвинутой Ликой тарелочки с нарезанной колбасой, зло выпалил:

— Он цацки в ломбард отнес. Те, из салона.

Вова понуро опустил голову. Лика похолодела.

Добычу из сейфов Коростылева они даже не делили между собой, упаковали в мешок и спрятали в гараже, где Сергей держал машину. Гараж был арендован у совершенно постороннего мужика, так что связать его с Сергеем было весьма проблематично. Но перед тем, как спрятать украшения и монеты, Лика тщательно все просмотрела, а позже, когда полицейские заставили ее сделать опись похищенного, ловила себя на мысли, что чего-то в мешке с драгоценностями не хватает. Естественно, во время ограбления никто не смотрел друг другу под руки, и что-то рассовали по карманам. Лика подозревала такой исход, но думала, что у подельников хватит мозгов не светить похищенное в скупках и ломбардах.

— Вы что, дебилы? — ахнула она. — Это же антикварные украшения, а не фигня с турецкого рынка! Их же сразу заметят!

— Чего это — вы? — возмутился Антон. — Лично я ничего никуда не относил.

— Вова! — гаркнул Сергей, присовокупив несколько матерных слов, — ты…. о чем… думал, полудурок?

— Да кто ж знал то? — всхлипнул Вова. — Все как-то само собой получилось. Денег не осталось, а тут эта бранзулетка в кармане бултыхается. Ну, я ее и скинул. Раньше-то никогда осечек не было, чего бы не приносил…

Лика схватилась за сердце.

— А сейчас? — произнесла она немеющими губами. Вова пробурчал что-то нечленораздельное, а Антон, опрокинув в рот очередную стопку, ехидно вставил:

— Менты к нему приходили.

Сергей поперхнулся, а Лика, почуяв, как ноги моментально стали ватными, безвольно сползла на стул. Господи! Надо же было связаться с этими идиотами!

— И что? — незнакомым, чужим голосом спросил Сергей.

— Да ничего, — отмахнулся Володя. — Дома только мамка была, а она уже две недели не просыхает. Так что ничего они от нее не добились. Я ментовскую машину у дома увидел и заходить не стал. Сосед потом рассказал, что по мою душу были, выспрашивал, где я, когда домой вернусь, но он-то калач тертый, ничего им не сказал. Вот!

Вова откинулся назад, навалился на стенку и даже слабо улыбнулся, демонстрируя молодецкую удаль.

— Ты чего радуешься, кретин? — спросил Сергей ласковым голосом. — Это ты сейчас от ментов ушел, да и то случайно, потому что твой калач не сдал где ты тусишь. А завтра что делать будешь? Куда пойдешь?

— Ну…

Вова смутился, почесал лысую макушку и неуверенно произнес:

— Уеду куда-нибудь. Страна большая. Вернусь, когда все утихнет через месяц-другой.

Антон вздохнул и закатил глаза.

— Идиот, — произнес он с жалостливым сожалением. — Ты хоть понимаешь, что сейчас менты все раскопают, телефоны на прослушку поставят… или как там это называется? Раскопают все связи, а через тебя, дегенерата, на нас выйдут!

Вот теперь Вова, кажется, по-настоящему испугался. В полумраке, рассеиваемом только ночником из прихожей, было сложно разглядеть его лицо, разве что блик на лысине виднелся отчетливо, и вдруг этот самый блик истерично затрясся.

— Мужики, — жалобно пролепетал Вова, напрочь игнорируя Лику, — а что делать теперь?

— Что делать, что делать — сухари сушить! — рявкнул Антон. На него зашикали сразу с трех сторон и он добавил чуть тише: — Послал бог кореша… Когти надо рвать, пока не прихватили. Если менты Вову возьмут, он нас сразу сдаст, потому что тупой, как сибирский валенок.

— Да, — медленно протянул Сергей. — Надо сваливать.

— Пацаны, у меня ж… того… денег нет, — жалобно произнес Володька.

— Ты что? Все потратил? — воскликнул Антон.

После грабежа в сейфе Коростылева, помимо драгоценностей, была и небольшая кучка денег, которую поделили на четыре части. Этих денег могло хватить недели на две, а то и на месяц, если не сильно шиковать, и то, что Володька умудрился спустить все за несколько дней, не просто раздражало, а бесило до глубины души. В ответ на вопрос Антона тот лишь ниже опустил голову и засопел.

— Значит жрать и пить не будешь, — зло сказал Сергей. — И в сортир только по команде, придурок, блин!

Вова поднял голову и жалобно проблеял:

— Вы же меня не бросите?

— Не бросим, — буркнул Антон, и в вязкой атмосфере скандала его тон показался Лике недобрым. — На бывшую турбазу поедем за город, там перекантуемся. У меня ключи есть, дядька оставил, просил приглядеть. Места глухие, для отдыха не сезон. Там точно никто искать не будет. На вокзалы сейчас соваться не с руки, наверняка менты не совсем идиоты, быстро сообразят, что мы из города валить собрались.

— Сам-то дядька где? — спросил Сергей.

— В больнице. Надолго он там. Туберкулез у дядьки. А рыбаков сейчас нет, на озерке всю рыбу извели, один карась остался. Какой дурак за карасем в такую даль поедет? Да и дороги там не дай бог…

На кухне надолго повисла тишина. За окном еще шумел плохо засыпающий город. Откуда-то издалека, со стороны железной дороги, ухнул гудок пролетавшего поезда и невнятный гул диспетчерских голосов, перекликающихся нечеловеческим языком. В трубах гудела вода, видно какой-то полуночник принимал душ. Из вентиляции несло жареной рыбой. Лика почувствовала тошноту и вскочила, опрокинув стул. Зажимая рот рукой, она склонилась над унитазом, извергая из себя остатки ужина под этот тошнотворный рыбный запах. Ужас сжимал ее горло когтистыми лапами.

Сплюнув, Лика поднялась, и стала умываться, плеская в лицо холодной водой.

Игра не стоила свеч. Чертов бриллиант, проклятое, сверкающее великолепие в одночасье разрушил ее жизнь. Какого черта она не оставила его Коростылеву? Пусть бы давилась от зависти и несправедливости, но сейчас спокойно спала бы под блоком Сергея, не испытывая этой мерзкой дрожи в животе и коленях. И теперь она ненавидела сокровище, покоившееся, как ни пошло это звучало, в трусах Сергея, который вопреки ее мыслям, оказался не таким уж лопухом, не доверяя камень даже ей. Но — и в этом она боялась признаться даже себе — продолжая ненавидеть проклятый бриллиант, она все равно продолжала его вожделеть, и мысль продать его, пусть даже за баснословные деньги, казалась Лике кощунственной. Оставшись наедине, она словно бы слышала в голове ядовитый шепоток Толкиеновского уродца, продавшего за сокровище душу.

…Моя прелес-с-с-сть…

…Прелес-с-с-сть…

Она еще не знала, что беременна, и даже не допускала подобной мысли. Медленно, словно старуха, она выползла из ванной, равнодушно отметила, что после ее ухода в кухне царила полная тишина, и стала собирать вещи, думая о том, как быстро слетел с катушек при виде бриллианта Коростылев, как изменился Сергей, и что стало с ней самой.