В машине, пока они ехали на этот бессмысленный во всех видах прием, муж молчал, хмуро глядел перед собой, излучая раздражение каждой порой тела. Юля чувствовала это, и то и дело прикасалась к его рукам, проводила пальцами по щеке, словно сбивая температуру. Таня, вертевшаяся на заднем сидении, слава богу, помалкивала, возбужденная донельзя. Ей виделось что-то потрясающее: хрусталь, мужчины во фраках, интимная классическая музыка, арфистка в черном, с мерцающими жемчугами на шее. Юля же не стала разочаровывать. К чему было объяснять, что прием будет скучнейшим и кончится, как всегда: пьянкой. Официально, конечно, это мероприятие называлось донельзя торжественно: республиканский форум представителей малого и среднего бизнеса, под эгидой чего-то там эдакого, занудного и непроизносимого. Теоретически оплачивала форум областная администрация. На деле же скидываться приходилось именно малому и среднему бизнесу, у которых с поклонами выцыганивали деньги в той или иной степени. Бизнесмены крякали и неохотно раскошеливались: ссориться с администрацией никому не хотелось, к тому же на приемах был шанс застать губернатора или мэра, у которых в свою очередь можно было выклянчить определенные льготы.
Владелец автомобильных салонов Валерий Беликов и его жена Юлия Быстрова на подобные приемы ходить перестали давно, уверившись в их полной бесполезности. Серьезные дела решались кулуарно, демонстрировать общественности теплые отношения с губернаторским окружением не хотелось. Да и делать по большому счету на этих форумах было нечего. Оттого Валерий и удивился, когда его поставили перед фактом: вечером у нас светский раут…
Внутри конгресс-холла Таня притихла, подавленная размахом и так вцепилась в сестру, что ее пришлось отпихнуть от себя. Юля вежливо отправила Таню оглядеться и повернулась к Валерию. Тот ловко ухватил со столика бокалы с шампанским, сунул один ей, сделал глоток из своего и поморщился.
— Тьфу, кислятина… Дался тебе этот прием? — угрюмо буркнул он. — Лучше бы дома посидели. По телику футбол… С чего вдруг тебе приспичило?
— Танька хотела выйти в свет, — равнодушно ответила Юля, затем повернулась к мужу и поправила его галстук. — Не могу же я отказать родственнице? Пусть хоть раз в жизни посмотрит на околосветское общество, без треников и семечек.
Юля поискала взглядом Таню. Та лавировала в толпе, жалко улыбаясь мужчинам и отчаянно строя глазки. Юля вздохнула и отвернулась.
Больше книг на сайте —
— Это ты не можешь родственникам отказать? — саркастически фыркнул Валерий. — Да ты кому угодно откажешь. Вспомни хоть историю нашей женитьбы. Сколько времени динамила?
— Наговаривайте вы на нашу семью, грех это, — проговорила Юля голосом Маньки-облигации. — В конце концов, надо иногда в миру появляться, иначе конкуренты подумает, что ты помер, а футбол и в интернете посмотришь.
— Угу. Вкручивать она мне тут будет, — усмехнулся Валерий. — Думаешь, я не знаю, что ты со Шмелевым переписывалась тайком?
— Откуда это, интересно, ты знаешь?
— Так сестрица твоя сдала, — рассмеялся Валерий. — С таким невинным видом: ах, Валера, Валера, я, конечно, не стукач, но форму доклада знаю. В курсе ли ты, что супружница с мужиками переписывается за твоей могучей спиной?
— Сильно сомневаюсь, что в ее лексиконе есть слово «могучий», — скривилась Юля. — М-да, не меняется человек с годами.
— Ты мне тут бабушку не лохмать, — строго сказал Валерий. — Признавайся: опять впуталась в Никиткину авантюру?
— Да никуда я не впуталась, — отмахнулась Юля. — Просто захотелось потусить, ну и… встретить нужных людей, пообщаться, обсудить… э-э-э… модные тенденции.
— Ну-ну, — фыркнул он. — Тенденции обсудить ей захотелось. Аферистка.
Мысль о том, что муж видит ее насквозь, раздосадовала Юлю. Ей казалось, что она проявляет просто чудеса конспирации, встречаясь с Никитой далеко от дома. Предугадать Танькиного предательства она не могла, и оттого разозлилась, пообещав себе припомнить сестрице эту выходку.
Никита явился к ней в салон накануне, утром, выпил кофе из автомата и замолчал, созерцая собственный пупок. Юля терпеливо ждала, пока он отважится высказаться, не дождалась, включила компьютер и принялась лениво разбирать входящие сообщения.
— Затяжная в этом году весна, — лениво сказал Никита. — Вроде уже март, а снег все лежит и лежит, когда таять будет?
Юля промолчала. Никита искоса поглядел на нее и осторожно признался:
— Ко мне Сашка заходила.
Юля вновь не ответила, только мышью дернула сильнее, чем хотела, отчего открытое письмо из рекламного агентства улетело в корзину.
— Проблемы у Сашки, — без всякого выражения произнес Никита. — Говорит, менты подозревают ее в соучастии убийству. Так что она испугалась и прибежала ко мне за помощью.
— Ой, нет! — ядовито воскликнула Юля.
— Ой, да! — скривился Никита. — Самому как-то не по себе стало. Но что делать? Жалко ее. Ведь вляпается без должного надзора.
— Пусть вляпывается, — оборвала безжалостная Юля. — Мы в прошлый раз из-за нее нахлебались. И папенькину машину угробили. Отныне и впредь я не желаю разруливать проблемы этой вялой вафли. И не говори мне, что ты желаешь, потому что я этого не хочу слышать.
Никита промолчал. Юля потерпела, а затем рявкнула:
— Ну? Чего сопим тут?
— Ты ж не желаешь ни о чем слышать. А с моей стороны будет не очень по-джентельменски отказать даме, с которой у нас был роман.
«Роман» он произнес с ударением на «о», с томным придыханием, оттого прозвучало это напыщенно и забавно. Юля рассмеялась. Пользуясь переменами ее настроения, Никита торопливо рассказал об убийстве старого антиквара, завершив рассказ сообщением о шкатулке. Юля придирчиво рассмотрела фотографию и поинтересовалась:
— Думаешь, убийство Панарина и убийство Коростылева связаны?
— Так шкатулка же, — возмущенно ответил Никита и для наглядности ткнул пальцем в смартфон. — И там, и там фигурирует чайная шкатулка, может, одна и та же. Миронов, во всяком случае, на нее сделал стойку, как спаниель на утку. Вот только информации у меня катастрофически мало. Надо бы Осипова потрясти, только он общаться со мной не хочет. Помнит, паршивец, что я о нем писал год назад.
— Осипова надо в подпитии брать, — задумчиво проговорила Юля, накручивая прядь волос на палец. — К тому же он очень любит женщин. Завтра в конгресс-холле светский раут, можно отловить его там.
— Кто меня туда пустит-то?
Юля отмахнулась.
— Сама схожу. Тем более, сестрица просит ее выгулять.
Она с наслаждением выплеснула свое раздражение сестрой на Никиту, как делала это многие годы, если ее что-то не устраивало, словно выкапывая в песке ямку для плохих слов, нашептывала и зарывала, оставляя весь негатив за спиной. Он был единственным, кому она так доверяла. Даже мужу Юля не отваживалась признаваться во всем, зная, что Валерий тут же бросится защищать свою королеву, метая громы и молнии, а это частенько заканчивалось плохо даже в кругу семьи. Он был старше ее больше чем на десять лет, и потому уже мог себе позволить плевать на мнение окружающих. Никита был другим, и как ни хорохорился, до людей ему еще было дело. Потому он выслушал жалобы Юли вполне сочувственно, и даже попытался ее рассмешить бредовой идеей, на миг показавшейся ей привлекательной.
Мысль напустить на Осипова Таньку Юля подавила в зародыше.
— Что ты, ей ничего доверить нельзя, — замахала она руками на предложение Никиты. — Во-первых, какая из нее Мата Хари? Она не умеет намекать и анализировать, да и вообще так же сильна в расспросах как Борман из пародии на «Семнадцать мгновений весны». Помнишь, как там было? «Борман подумал, что нужно тонко намекнуть Штирлицу, что им интересуется Ева Браун. «Штирлиц, да вами же интересуется Ева Браун!»
Никита невесело усмехнулся, а Юля продолжила:
— Если даже Осипов и сболтнет ей что по глупости, она никогда не запомнит, переврет, и накрутит таким количеством ненужных деталей, что мы никогда не разберем, где правда, а где нет. И потом, она совершенно не в его вкусе. Не любит он пышных блондинок. Ему, как и Панарину покойному, нравятся худосочные брюнетки восточного типа, вроде Колчиной.
— Или тебя, — ехидно поддакнул Никита.
— Или меня, — согласилась Юля. — Я бы даже не брала ее с собой, но Танька уже успела стукнуть тетке, а та с утра вынесла мне мозг: как это я не хочу брать на прием ее дорогую деточку? Деточка может там встретить свою судьбу, или, на худой конец, продюсера… И ведь не объяснишь, что там из списка Форбс никого не будет. Пришлось согласиться, да и то лишь потому, что это проще, чем доказывать собственную правоту. Все равно я долго этого не вынесу. В обществе Таньки и ее мамы я чувствую себя Милой Йовович.
— Почему?
— Потому что попадаю в Обитель Зла. Но приходится жертвовать собой во благо семьи, иначе маменька попадет под раздачу. Тетка не простит такого пренебрежения. Мы, как богатеи, обязаны тянуть на себе всех остальных.
— Это твое мнение, или ее?
— Ее, конечно. Мне-то они не помогали, даже когда у меня на самую дешевую помаду денег не было. Как сейчас помню: собираюсь по делам, спичкой помаду выковыриваю из тюбика, пальцами размазываю… Одни джинсы на все случаи жизни… Неужели это со мной было?
— Ты с такой ностальгией это произнесла, — улыбнулся Никита. — Или по девяностым тоскуешь? Сколько нам было-то? Лет по четырнадцать.
— Ну и что? Я и в четырнадцать хотела лучшей жизни. А по прошлому — нет, не ностальгирую. Тяжелые времена были, не хочу даже вспоминать. Давай лучше к нашим баранам вернемся, а точнее, к овце.
— Неласково ты с сестрицей.
— А не заслужила, — парировала Юля. — И, что характерно, не заслужит. Чую, прием будет провальным, позорище для всей семьи. Но что делать? Придется думать, как выйти из него с наименьшими потерями.
Выходить с наименьшими потерями пришлось уже под вечер. Войдя в комнату к сестре, Юля, уже с прической, тщательно накрашенная, с парадными серьгами в ушах, замерла на пороге:
— О, Боже! — воскликнула она.
— Нравится? — обрадовалась Таня. — Этот макияж называется «Взгляд кошки», я на картинке видела.
На взгляд любого нормального человека, этот макияж был ужасен. Грубые черные стрелы, жирно опоясав Танькины глазищи, поднимались к вискам, а белая помада подчеркивала кошмар, придавая лицу сходство с трупом.
— Лучше было бы его на картинке и оставить, — ответила Юля, судорожно вдохнув. — Ты с ума сошла? В таком виде на прием? В моде нынче естественность, то есть баба должна выглядеть бабой, а жмур — жмуром. Ты в курсе, что похожа на покойника с такой раскраской?
— А что? По-моему, очень эффектно. У меня и платье под него есть, вот это, леопардовое.
Юля схватилась за сердце и села на кровать. Ожидания оправдались. Леопардовое платье смахивало, скорее на ночную сорочку. Плохо пошитая синтетика скрипела и переливалась под лампами, крича на все голоса — пошлятина, пошлятина!
— Действительно, — похвалила Юля. — Очень эффектно. Для трассы с проститутками. Понимаешь, что там дресс-код? В этих леопардах дальше порога не пройдешь, спросят, с какого ты километра.
— Да что бы ты понимала? — возмутилась Таня. — У нас это последний писк! Смотри на лейбл! Это же Версаче!
— Угу. Версача. Удмуртия. Снимай и не позорься, а потом марш в ванную, смывай свой кошачий взгляд, а я тебе пока визажиста вызову. И не строй тут мне рожи. В таком виде ты с нами не поедешь.
Неумение Таньки прилично краситься даже сыграло на руку. Побеседовать с любовницей Панарина, все-таки, хотелось, но не пригласишь же ее на чашку чая? Оставалось надеяться, что Жанна сидит на мели, и потому охотно приедет на любой заказ, благо репутация у нее была подпорчена, а клиентуры немного. Юля молниеносно схватила трубку и, раскопав среди старых визиток нужную, набрала номер. Танька бурчала в ванной, смывая косметику. Хорошо еще, что не воспротивилась нажиму. Юля мрачно поглядела в сторону шкафа: это ж еще платье надо подобрать такое, в которое сестра могла впихнуть свой объемный зад.
Колчина прилетела через полчаса, словно на реактивной метле. К этому моменту и платье, неосмотрительно заказанное в китайском онлайн магазине, нашлось. Платье, сочного бордового цвета, оказалось велико, и порой, вытаскивая его из шкафа, Юля размышляла — сбыть с рук или, все-таки перешить. На Таньке оно сидело, как влитое. Для полноты эффекта, Юля задрапировала сестру двумя нитками жемчуга и накидкой из искусственного меха, такого же бордового цвета. Колчина, оценив гардероб, принялась за дело, и всего за полчаса создала на простецком Танькином лице женщину-вамп, несколько ярковато, но приемлемо. Работала она четко и быстро, щуря свои и без того раскосые глаза, вазюкала по собственной руке кистью, отыскивая нужный оттенок.
Когда с макияжем было покончено, а Жанна направилась в ванную смывать с рук остатки тона и румян, Юля вошла следом.
— Мои вам соболезнования, — произнесла Юля ровным тоном.
Жанна бросила на нее острый взгляд и прищурилась.
— По поводу?
— Говорят, ваш друг погиб.
— Да ну? — усмехнулась Жанна и добавила желчным тоном. — А что еще говорят?
Юля уже понимала: Колчина на контакт не пойдет, но из упрямства хотела «дожать», вывести на откровенность, надавив на сокровенное «женщина женщину лучше поймет», удивляясь проснувшемуся внутри инстинкту преследующего добычу хищника. Уйдя из профессии репортера, сменив полуголодную, азартную охоту на сытое существование, она словно растеряла часть себя, металась в клетке обыденности, и оттого охотно ввязывалась в расследования Шмелева, результат которых ей, в общем-то, был не нужен. Разве что этот азарт, как у игромана, пропади он пропадом!..
— Ну, зачем вы так? — притворно смешалась Юля и развела руками. — Я же от всего сердца…
— Да бросьте, Юлия, — скривилась Жанна, и ее монгольские скулы напряглись, а раскосые глаза превратились в узкие щели. — Репутация у каждого есть. У меня, у вас, у вашей бедной родственницы. — «Бедную родственницу» она словно выплюнула, нисколько не скрывая презрения. — Про нее вот ничего сказать не могу, впервые вижу, а вот о вас кое-что бы сообщила, да боюсь, в этом случае без чаевых останусь.
— А вы не бойтесь, — жестко сказала Юля. — Не обижу.
Теперь политесы были ни к чему. Игра «добрая хозяйка-гостья» разбилась вдребезги, не успев начаться. Обе моментально перестроились, отбросив попытки сыграть в кумушек-сплетниц, превратившись в соперниц, с обоюдоострыми клинками отточенных языков. И если хозяйка еще пыталась как-то смягчить свои реплики, Жанна сознательно рубила с плеча, стремясь обидеть как можно сильнее.
— Да? Ну, ради бога, — скривилась она. — Я же знаю, что обо мне говорят, и потому мне нет смысла рассчитывать на сочувствие. Только и вы ничем не лучше. Вы в курсе, что считаетесь едва ли не главной сукой среди жен наших бизнесменов?
— Боже, какая честь! — усмехнулась Юля одними губами. Жанна фыркнула.
— Муж у вас, крутой, конечно. И наши богатеи его уважают. А вот вас — побаиваются. Я это не раз слышала краем уха. Никто с вами лишний раз не хочет связываться, потому что по слухам, вы вообще на голову отмороженная, ничего не боитесь, и с конкурентами очень грязно играете. Думаете, что неубиваемая, верно?
— Надо же! — Юля небрежно отодвинула Жанну в сторону и уселась на краешек ванны. — Никогда бы не подумала. Ну, раз у нас, девочек, пошел такой откровенный разговор, может, скажешь, кому мог Панарин так досадить?
Лицо Жанны омрачилось. Она нервно бросила кисти в сумку.
— Откуда мне знать? — произнесла она деланно равнодушным тоном. — Я в его дела не лезла, кроме койки нас и не связывало ничего.
— Да? — усмехнулась Юля. — А дочь?
Тут ей пришлось бить наугад. Дочь Жанны воспитывалась где-то в другом городе, да и вообще об ее существовании знали немногие, но по возрасту девочка очень подходила бурному роману Панарина и Колчиной, и если на то пошло, вполне могла считаться наследницей. Юля не знала, кто официально числится в ее отцах, но судя по реакции Колчиной, не ошиблась. Жанна выронила в раковину баночки кремов, которые держала в руках и повернулась к Юле с яростью.
— А ты мою дочь не трогай, — прошипела она. — Это я тебя просто предупреждаю. Попробуй только влезть куда не просят — пожалеешь!
— И что ты сделаешь? — усмехнулась Юля. — Порежешь, как ту девчонку? Да брось. Сама же сказала, со мной лучше не связываться. Да и не собиралась я тебе пакостить, так что успокойся. Меня только один вопрос и интересует: кому Панарин мешал?
— Зачем тебе? — неприязненно спросила Жанна. — Вы же с ним никак не пересекались по бизнесу.
— Ну, скажем так: есть интерес, — уклончиво ответила Юля и, помолчав, добавила: — Так расскажешь?
— Ничем не могу помочь, — холодно отрезала Жанна. — За макияж пять шестьсот, пожалуйста.
У дверей, получив вознаграждение, Жанна бросила на Юлю хмурый взгляд и посоветовала:
— Не суйся в дела Олега. Целей будешь.
Юля открыла рот для едкого ответа, но Жанна выпорхнула за дверь, напоследок бахнув ею так, что по квартире звон пошел. Изнывающая от безделья Танька выскочила на шум:
— Мы едем или нет? — нетерпеливо спросила она.
— Едем, едем, иди, одевайся, — рассеянно ответила Юля, нервно кусая губы.
К началу приема они, слава богу, опоздали (не хватало еще выслушивать велеречивые призывы первого заместителя губернатора о вкладе малого бизнеса в экономику края) и нисколько об этом не сожалели. Валерий, сердитый от того, что его дернули вечером с родного дивана, клятвенно пообещал остаться на банкете на час, не больше, и за этот час следовало сделать много. Таня, естественно, принялась скулить, что за час она ничего толком не посмотрит и ни с кем не познакомится, но ее никто не слушал. В конце концов, вернуться домой можно и на такси. Раздосадованная неудачным разговором с Колчиной, Юля чувствовала себя разведчицей, провалившей задание. Жанна больше к себе не подпустит ни ее, ни Никиту, а, следовательно, попытки разговорить ее, пошли прахом. Оставалась надежда только на Осипова, но следовало избавиться от мужа и Таньки хоть на полчаса. Еще бы Осипов пришел на мероприятие…
Осипов, как оказалось, пришел, и Юля моментально подобралась, увидев его в толпе.
Избавиться от Таньки было несложно. Ее просто нужно было подвести к любому знакомому мужику приятной наружности и представить. А вот оторваться от мужа было непросто, и потому, стоило Валерию на миг увлечься разговором с заезжим бизнесменом, вертевшимся в том же автомобильном бизнесе, Юля мужа старательно «потеряла», просто сделав шаг в сторону, а затем запетляла, как заяц, сбивая со следа. Надолго ее трудов бы не хватило, но Юле долго и не было надо. Подкравшись к Осипову со спины, она мягко взяла его за локоть и развернула к себе.
— Здравствуй, Витя.
— А, Юленька! — Осипов пьяно улыбнулся. — Единственный луч света в этом гадючнике. Все хорошеешь?
Он уже изрядно набрался, или, что скорее всего, прибыл на форум предпринимателей изрядно подогретым — не шампанское же он тут хлебал в немереных количествах? А будучи пьяным норовил прижаться поближе, чуть ли не потереться, как озабоченный той-терьер. Юля слегка отстранилась, откинула назад голову, тряхнула черными локонами и деланно рассмеялась:
— Стараюсь, как могу. А ты чего тут в одиночестве?
— Да кинула моя обоже, — с досадой ответил Осипов, глядя на Юлю масляным взглядом. — Обещала, обещала, и бросила. Стою тут, горемычный, некуда голову преклонить. А ты, рыбка моя, тоже одна?
— Увы мне, — горестно ответила Юля и закатила глаза. — Мы с супругом и сестрой. Так что никак не могу я прилюдно прижаться к твоей мужественной груди. Как дела-то, Витюша? «Ягуар» твой в случае чего под парами стоит, его сюда вывезти — пара пустяков. Могу коллегам в Вильнюс хоть сейчас позвонить.
— Вы через Прибалтику ввозите? — деловито поинтересовался Осипов.
— Ну, а как иначе? Так, что, Вить?
— Не до машины мне, Юль, — вздохнул он. — Во всяком случае, пока. Сама видишь, кризис, туго с денежками, так что я пока на своем «Лэнд Крузере» покатаюсь, хоть он и старенький уже, и внешне нисколько не пафосный. Зато по нашим загородным дорогам — самое оно. А на «ягуаре» куда я? До первой лужи?
Она пригубила шампанское и сочувственно покивала.
— Что, совсем плохо?
— Да по-разному, Юль. А ты, говоришь с сестрой пришла? Может, познакомишь?
— Да легко, — усмехнулась она и поискала Таньку взглядом. Та околачивалась поблизости, воровато лопала канапе, и на сестру внимания не обращала. — Кстати, я тут слышала, твоего недруга завалили на днях. Не по этому ли поводу ты такой веселый?
Пьяная бравада моментально слетела с Осипова. Он поджал губы и посмотрел на Юлю с подозрением. Она лишь простодушно улыбалась, и он, усыпленный ее безмятежным видом, размяк.
— Ты про Панарина что ли? — поинтересовался Осипов.
— Ну, а про кого еще. Я ж в курсе ваших терок.
— А кто еще в курсе?
— Да весь город, Вить. Ситуация-то была некрасивая. Так что я нисколько не удивляюсь происшедшему. Рано или поздно что-то подобное должно было случиться.
Она тоже поджала губы, и многозначительно закивала головой, надеясь, что употребленный алкоголь развяжет Осипову язык. Мужики любят жаловаться и сплетничать ничуть не меньше женщин, и Осипов в этом отношении исключением не был. Может, он и промолчал бы на допросе, но Быстрова была своя, из тусовки, с ментами связанная лишь по касательной, да и с журналистикой завязавшая.
— Я бы его год назад сам завалил, — признался Виктор с легкой досадой. — И, знаешь, надо было его вальнуть. Нанял бы киллера, и прости-прощай, Олежа. А сейчас, что толку? Позлорадствовать разве что. Ловко он меня обскакал, ничего не скажешь. Хотя, что тут странного? У него такая крыша была…
Юля насторожилась.
— Крыша?
— Чего бровями-то задергала? — усмехнулся Осипов. — Это ты у нас под ментами да прокурорскими ходишь, попробуй вас с Беликовым тронь. А другим приходится и братве отстегивать, хоть они сейчас тоже бизнесменами заделались. Только бизнес у них, сама понимаешь, какой. Я вот в свое время отстегнуть не успел, думал, проскочу, тем более и у меня связи были нехилые, но… как ты там сказала? Увы мне?
— Да.
— Вот и мне — увы. Панарин в Михайловку сгонял, да паханам тамошним в ножки бухнулся. И все, земельку ему отписали. Против михайловских никто буром не попрет, даже мэрия. Так что имей в виду.
Юля зябко передернула плечами и поискала глазами мужа и сестру. Танька уже шла к ним, попутно притормаживая перед очередным мужиком и даря томные взгляды, а мечущийся по залу Валерий явно жену не замечал, закипая от злости. Юля торопливо отвернулась.
— Вить, я ж недвижимостью не занимаюсь, — равнодушно сказала она, — а с крышей и прочим у нас муж разбирается. Не хватало еще мне в эти разборки встревать. Только каким боком к нам михайловские? Где Михайловка, а где город?
— Так это ж образно. Малина у них там, если говорить шершавой феней. А дела все в городе. Чистая «Черная кошка», чесслово. Вот о ком надо сериалы и книги писать. Раньше-то они такие дела проворачивали… Но ты молода слишком, чтобы это помнить. Чего только не было: и наркота, и с золотишком всякие схемы проворачивали, и шлюшек курировали. А сейчас зашухарились, почти легальный бизнес, пиджачки-галстучки, мелкое меценатство.
— Думаешь, они Панарина грохнули?
— В электричке? Брось. Они бы его притопили где, или же самого заставили бы себе в лесу могилку выкопать, да и похоронили там же. Шуму много, крови много, свидетели опять же, а они в последние несколько лет предпочитают все решать тихо-мирно.
То, что Панарина убили в электричке, Осипов знал. Интересно, откуда? Юля сделала себе зарубку на память и спросила:
— Менты тебя не тягали?
— Тягали. А ты с какой целью интересуешься?
— Да просто. По идее ты в подозреваемых должен ходить.
— Ты ж моя Агата Кристи, — восхитился Осипов и полез с объятиями. Юля ловко увернулась, и торопливо подтолкнула к Виктору подошедшую Таньку. Валерий, мелькнувший позади, отследил Танькины перемещения, и впился взглядом в лицо жены. Юля махнула ему рукой, наблюдая, как он неумолимо приближается, раздвигая толпу крейсером. Но это уже было неважно. Дело сделано, слова прозвучали, можно бежать домой. Ущипнув Таньку за бок, Юля торопливо произнесла.
— Вот. Так сказать, честь имею рекомендовать. Сестрица моя Татьяна. Девушка очень талантливая, песни поет. А это Виктор, очень интересуется поэзией.
— Правда? — обрадовалась Таня и схватила Осипова за рукав. — Знаете, я очень хорошо пою. Всегда мечтала стать певицей. Скажите, а вы знаете кого-нибудь из шоу-бизнеса? Например, Константина Меладзе? Я бы вполне могла быть светленькой из «Виа Гры».
— Знаю, — отважно ответил Осипов, которому было уже море по колено. — Я всех знаю. Хотите, я устрою вам прослушивание?
— А где-то поблизости есть караоке? — торопливо спросила Таня, вцепляясь в пиджак еще крепче. Осипов неопределенно мотнул головой и поволок Таню за собой.
— Только не увлекайтесь, — прошелестела Юля за Танькиной спиной. — Помни золотое правило: утром деньги— вечером стулья.