Танька, естественно, увязалась следом, прилипнув, как устрица — не иначе как под дверями подслушивала. Юля отнекивалась, говорила, что им поговорить надо о делах, а присутствие сестры будет неуместным. На это Танька отвечала бронебойным аргументом:

— Ну и говорите. Я в уголке посижу, даже слушать не буду. К тому же, Никита твой — холостой, мне Валерка рассказал.

Выпалив это, Таня начала хохотать, притворно, фальшиво и совершенно не к месту, неубедительно демонстрируя, как ловко она раскусила обман сестры. Юля покосилась на мужа. Валерий чуть заметно вздохнул и закатил глаза. Он уже спал и видел, как нечаянная родственница выкатывается восвояси, да и вообще — терпел Таню с большим трудом. Ее беспросветная глупость раздражала обоих. Так что перспектива отдохнуть от нее хотя бы несколько часов казалась невероятно заманчивой. Оттого, вопреки обыкновению, Валерий не стал возражать против визита к Никитке, сослался на головную боль и преспокойно отпустил обеих дам в гости. Наверное, про отсутствие штампа в паспорте Шмелева рассказал специально: а ну как родственница переключится на Никиту и, если не съедет, то хотя бы будет меньше времени дома проводить, а то сидит, как приклеенная…

Никита намекал на званый ужин, потому Юля оставила машину дома. В такси Танька щебетала и вертелась, не давая собраться с мыслями: предвкушала, как начнет обольщать молодого, неженатого, уже в голове видя себя победительницей, королевой, готовой разделять и властвовать.

Юля планы сестры видела насквозь и посмеивалась про себя, зло, раздраженно. Танька мешала собраться с мыслями.

По знакомой лестнице на второй этаж они поднялись быстро. Никита открыл дверь сразу, словно караулил у глазка. Увидев, что Юля явилась вместе с Татьяной, чуть заметно скривился, но после торопливо взял себя в руки и радушно ощерился, принял шубки, сунул обеим разношенные тапки и пригласил в гостиную, откуда одуряющее пахло жареной курицей. Из динамиков доносилось приглушенное мурлыканье Милен Фармер, вечно депрессивной, вечно печальной.

Стол ломился от еды. Юля даже удивленно подняла брови.

— Ого, откуда дровишки?

— А что такого? — надулся Никита. — Не имею права закатить пирушку? Я вообще больше народу ждал, но чего-то все соскочили. Так что будем вдвоем… втроем…

— Я просто раньше я не замечала в тебе тяги к излишествам на наших посиделках, — миролюбиво заметила Юля. — Кажется, верхом твоего гостеприимства были порезанные колбаска и сырок, да и то, если я сама их привозила. А тут — и салаты, и суши, и курочка-гриль. Из ресторана, конечно?

— Конечно. Я же не готовлю почти, когда мне? Да и повода не было.

— А сейчас, значит, есть?

— Ну, есть. Да садитесь, сейчас я вилки принесу… Пить будем? Хлебнем яду с содовой?

Танька на предложение хлебать яд с содовой расхохоталась, как идиотка: громко, заглушив французскую примадонну, полагая, что смех придает ей шарма. Она вообще была смешлива и долго считала, что трубное лошадиное ржание ее невероятно украшало, мол, мужики любят задорных и веселых. Никита и Юля поглядели на нее и одновременно скривились.

— Я сегодня не за рулем, — ответила Юля и плечами повела, — так что могу себе позволить. Что за повод, Никитос?

Он сделал широкий жест, приглашая дам садиться, и дамы уселись, не дожидаясь, пока джентльмен отодвинет им стулья. Впрочем, стул и был всего один, на него Никита сам и забрался с ногами, устроив гостей на диване. Да и глупо было ждать от него какой-то галантности. Юля знала: красиво ухаживать Шмелев не умел. Не для него были эти церемонные приседания. В ветреной голове кипели иные мысли, вытесняя элементарный этикет. Потому подтолкнув Таньку, Юля уселась, подвинула тарелку, аккуратно положила на нее кусок курицы и ложку салата и, дождавшись, пока Никита разольет по рюмкам текилу, повторила вопрос.

— Мне в первый раз в жизни дали взятку, — важно сказал он. — И я взял.

Никита торопливо слизал соль с тыльной стороны ладони, жахнул текилу, и, сморщившись, закусил ломтиком лайма. Юля, а тем и присоединившаяся к сестре Таня выпили, охнули и, жарко задышав, стали закусывать.

— Боже, за что взятку-то? — пролепетала Юля, а Танька, явно решив выпендриться, надменно произнесла:

— Надо же, а я всегда считала, что журналисты — честные и неподкупные. Вот когда я работала журналисткой…

— А ты работала журналисткой? — удивился Никита. Юля почувствовала, как в сердце шевельнулась злость, подстегиваемая раздражением.

Естественно, ни к какой профессиональной журналистике Татьяна не имела отношения. В свое время, лет семь-восемь назад она тоже устроилась в редакцию, месяца два писала какие-то беспомощные заметки, но вскоре уволилась, а может, была уволена. Эту темную историю она озвучивала неохотно и каждый раз путалась в показаниях.

— Тань, Никита не имеет в виду заметки об открытии булочных и сборе членских взносов народной партии, — холодно уточнила Юля. — Он говорит несколько про иное… Так, за что тебе дали взятку?

— Представляешь, ни за что, — безрадостно рассмеялся Никита. — У меня, ну, ты знаешь — выскакивают иногда заказы на черный пиар, и тут один выскочил. Нужно было элегантно утопить в дерьме поставщика комбайнов. Зерновики заказали, а они люди не жадные. Материальчик был — конфетка, при этом заказчики настаивали: он непременно должен выйти в столице. Не буду вдаваться в подробности, но суть такова: производимые в Белоруссии комбайны начали ломаться на наших полях, и сервисному ремонту не подлежали. Я начал копать, и в процессе выяснилось, что заказчики не открыли мне всей правды. В общем, они ради удешевления сами отказались от сервисного обслуживания, что поставщики даже запротоколировали, а когда техника полетела, захотели это обслуживание получить. Естественно, я бы встрял, и газета тоже. В общем, я предупредил: статья пойдет с комментарием противной стороны. Заказчики встали на дыбы. А я материал уже в номер заявил. И тогда они посулили мне в три раза больше, только, чтобы статья не вышла.

— И ты согласился? — удивилась Юля.

Вообще подобные вещи были не в духе Шмелева. Он всегда долго и, увы, часто безрезультатно, бился с всеобщей несправедливостью, а потом таскался по судам, отстаивая свое честное имя. Пару раз даже проигрывал процессы, подавал апелляции, вновь бился в судах, восстанавливая честное имя. Так что новость, что он за деньги решил о чем-то умолчать, показалась Юлии нелепой.

— Естественно. Сидели бы мы тогда за таким дастарханом. В общем, встретились накоротке, они мне — бабки, а я в реверансах рассыпался, мол, если вдруг вам потребуется еще что-то не написать, обращайтесь, я с удовольствием ничего не буду делать, — ответил он, но судя по его физиономии, радости деньги не принесли. Он вздохнул и сокрушенно добавил:- Кажется, с моего герба надо соскабливать девиз мангуста.

— Мангуста? — не поняла Таня, а Юля быстро пояснила:

— «Пойди, разузнай и разнюхай». Ты что, «Рикки-тикки тави не читала»?

— А-а-а… Не читала. Ну и что? — Танька была настроена воинственно. Ее, видимо, раздражало, что потенциальный кавалер плевать хотел на то, как замечательно она выглядит, как шикарно пахнет и какими волнующими взглядами она его одаривала. Вместо того, чтобы сыпать мелкий бисер цветистых комплиментов, этот журналистишка хвастается своей взяткой. — Я бы на принцип пошла и написала.

— С чего это ты стала такой моралисткой? — усмехнулась Юля.

— Татьяна, к сожалению, у нас честный журналист — голодный журналист, — раздраженно пояснил Никита. — А я как раз честный, и потому такой стол часто не могу себе позволить. К тому же принципы здесь неуместны: меня хотели обмануть.

Таня упрямо помотала головой.

— Все равно… К тому же это такая скука, писать про зерновиков, комбайны и сенокос. Вот про шоу-бизнес, по-моему, очень интересно.

— Что там интересного? — удивился Никита. — Звездные сплетни давно превратились в перепечатку из личного инстаграмма знаменитостей, либо проплаченный пиар. Ты когда-нибудь обращала внимания, как мало пишут про великих артистов, и как много про околозвездную шелупонь, вроде выкидышей всяких там фабрик звезд? Причем пишут всякую муть: развелись, сошлись, купили собачку и сумочку…

Таня открыла рот, чтобы возразить. По ее мнению, покупка сумочки и собаки известной личностью была куда интереснее проплаченной статьи о сломанных комбайнах, но в этот момент Юля, которой надоело терпеть глупости, резко спросила:

— Таня, а ты не хотела бы пойти — посидеть в «Одноклассниках»? Там, кажется, не все «лайки» расставлены.

— Чего я, дура, за компьютером сидеть, когда тут такая замечательная компания? — возмутилась Таня, бросила на Никиту кокетливый взгляд и улыбнулась. Не получив ответа на улыбку, она стушевалась. Никита пробормотал что-то насчет кофе, убежал на кухню.

— Достала ты меня, — в сердцах произнесла Юля. — Я же тебе сказала: нам поговорить надо, а ты лезешь с глупостями. Чего тебе дома не сиделось?

— А чего я такого сделала?

— Ничего. Сиди тут и не суйся. В спальне компьютер, займись своими делами. Навязалась на мою голову…

Ей хотелось присовокупить что-то еще, хлесткое и обидное, потому как терпеть Таньку, чьи достоинства заканчивались незлобивостью, было уже невыносимо. А обсудить нужно было много, не сбиваясь на ерунду. Сестрица же этого делать не позволяла, требуя внимания, как голодная кошка. Юля торопливо поднялась и, оставив Таню обиженно надувать губы, вышла на кухню, плотно прикрыв дверь. Никита копался в холодильнике и, судя по всему, никакой кофе варить не собирался. На Юлю он поглядел с недовольной физиономией.

— Ну? И как ты находишь мою сестрицу? — спросила она без предисловий.

— Судя по твоему ехидному тону, в выражениях я могу не стесняться?

— Да уж! Не сдёрживай себя, — фыркнула Юля, предполагая, что Таньке сейчас достанется по первое число. В том, что не одна она считает сестру идиоткой, была даже какая-то сладкая радость.

— Давно меня так не обстреливали глазами, — заявил Никита и глубокомысленно добавил: — Нет, я, конечно, помню по твоим рассказам, что Татьяна — невеликого ума, но чтобы настолько… По-моему, ей срочно надо замуж.

— Ей давно надо, причем хоть за кого. Она только что пыталась подцепить Осипова, естественно, неудачно…

После рандеву с Осиповым Таня вернулась помятая и злая, швырнула вещи на кровать и рявкнула:

— Ты говорила, что он поможет мне пробиться на сцену!

Юля сидела на полу, подстелив под себя резиновый коврик: качала пресс. Танька на эти самоистязания всегда смотрела с суеверным ужасом, малодушно считая, что ее фигура ни в каких улучшениях не нуждается. Не прерывая монотонных движений, Юля коротко выдохнула:

— Я говорила? Окстись!

— Ну, он говорил, какая разница? — торопливо пошла на попятный Таня. — И что? Наплел семь верст до небес, а теперь трубку не берет… Тоже мне, Уолтер Афанасьев доморощенный нашелся… «Вторую Селин Дион из тебя сделаю…» Дай телефон, я сама позвоню этому козлу…

— И чем у вас дело-то кончилось? Неужели Витенька впечатления не произвел?

— Впечатление? Ха! — Танька закатила голову и злобно расхохоталась. — Да он через полчаса уже сдулся, пока я изображала из себя женщину-змею. В итоге я как дура просидела над его обездвиженным телом. И, кстати, я что-то не заметила его страсти к вокалу. По-моему, кроме койки твоего Осипова ничего не интересует… Как с таким отношением он будет меня раскручивать, не представляю…

Никита весело рассмеялся, услышав пересказ Танькиных приключений, а затем, забрав из холодильника мясную нарезку, предложил вернуться в гостиную. Таня, к счастью, заскучала и ушла в спальню, где за ноутбуком увлеченно бродила по социальным сетям. Воспользовавшись ее отсутствием, Никита вполголоса спросил:

— Помимо огорчений Осипова тебе ничего не удалось узнать?

— Ничего такого, что бросило бы на него тень, — ответила Юля, подцепила палочками ролл, обмакнула в соевый соус и отправила в рот. — Хотя, будь Осипов убийцей, он бы не признался. Разве что просветил про панаринские связи с братками из Михайловки. Я, честно говоря, про это не догадывалась. Всегда казалось, что Панарин, судя по его размаху, отстегивает кому-то из администрации.

— Интересно… — Никита вдохновенно почесал затылок, — Я тут порылся в архиве и обнаружил беглое упоминание о том, что Панарина могли посадить и надолго, если бы в один прекрасный момент главный свидетель обвинения не исчез, причем без малейшего следа. Сильно сомневаюсь, что Панарин мог все это организовать без связей с михайловской братвой. Если его крышевали и те, и другие, неудивительно, что он оказался практически непотопляем в части своих афер. Помнишь, те аварийные дома на Юбилейной? Строила их как раз компания Панарина, ну, не его конечно, а подставная, но в одном из документов стоит, в том числе и его подпись, как субподрядчика. Комиссия дома приняла, а когда вскрылись многочисленные недоделки, прокуроры руками развели — не могут установить личность виновных, улик нет. Девять этажей улик, а за задницу схватить некого. Мне даже страшно представить сумму этого отката. Кстати, сразу после того, как дело замяли, в инстаграмме дочери прокурора появились фото с Мальдив. И не абы откуда, а с личной виллы. Это просто наглость была: с нарушениями построен целый микрорайон, подрядчики исчезли, дома признали подлежащими сносу, а прокурор покупает дачку на Мальдивах. И все счастливы.

— Ну, дочка же потом призналась, что пошутила, — уточнила Юля.

— А это кто-то проверил? — фыркнул Никита. — Было независимое расследование СМИ? Или прокурорская проверка? Ни у одной редакции нет денег, чтобы отправить журналиста на Мальдивы, не говоря уже о следствии.

— Представляю, какая была бы давка! — рассмеялась Юля. — Прокурорские вернулись бы ни с чем, зато загорелые и с магнитиками.

Никита разлил текилу по рюмкам, с сомнением поглядел на спальню, откуда доносились приглушенные звуки, издаваемые созревающими овощами на электронной ферме — всеобщей заразе, подчинившей себе пользователей интернета. Таня, судя по веселенькому звону и блямканью, снимала урожая кабачков и тыквы. Юля ожесточенно замахала руками, мол, не вздумай звать! Чтобы Никита, которому было явно неудобно бросать гостью одну, не передумал, Юля торопливо задала вопрос:

— Что ты думаешь про убийство Панарина?

— Ничего, кроме того, что оно какое-то… не бандитское, — хмуро сказал Никита. — Бандитское — это пуля в сердце, и контрольный в голову, как, помнишь, заместителю начальника финпола в позапрошлом году. А тут… Если Панарин ехал из Михайловки, то почему на электричке? Мне кажется, он в нее просто побрезговал бы сесть. Да и до города недалеко. Неужели нельзя было такси вызвать? Нет, он потащился на станцию, сел в электричку, и там его прирезали. А заодно и эту Наталью Богаченко. Кровищи должно быть море, даже с учетом того, что часть впитала зимняя одежда. Убийца должен был выглядеть как дюссельдорфский вампир. Но его никто не увидел. Почему?

— Вечер, — пожала плечами Юля. — Последняя электричка — почти пустая. Тем более, последней электричкой всегда пускают какую-то рухлядь с деревянными сидениями, на ней никто ездить не хочет. Убийца просто перешел в другой вагон или постоял в тамбуре, а затем вышел на следующей станции, она через десять минут, я проверяла.

— Все равно непонятно. За десять минут убийца успел зарезать и Панарина, и Богаченко, да еще сбежать так, что его не заметили? Не убийца, а циркач какой-то. И потом, что Панарин там делал? Нет, в Михайловку он потащился по своим делам, это ясно. Но как оказался на станции? Что-то с машиной случилось? Интересно, где она. Менты ее, кажется, не нашли.

Проблема машины Юлю захватила. Она сама давно была за рулем, отвыкнув от общественного транспорта и пеших прогулок, хотя казалось, еще совсем недавно носилась Савраской по редакционным делам, брала интервью в жутких количествах, далеко не всегда позволяя себе такси. Заработки от статей были ничтожными, а ведь приходилось еще питаться, одеваться, содержать дом. Это потом появился обеспеченный муж и сытая жизнь. Нет, сомнения Никиты она понимала прекрасно. Машина — наркотик, подсев на который спрыгиваешь неохотно. А уж такой как Панарин, действительно, не мог отказаться от своего лакированного танка по доброй воле.

Текила ударила в голову, разливая приятно тепло по жилам, и, наверное, от нее мысли были легкими. Подумав, Юля предположила:

— Знаешь, у меня появилась мысль, что на станции он оказался потому, что от кого-то бежал. Это, по крайней мере, логично. В машину он по какой-то причине попасть не мог, его догоняли. Панарин добрался до станции, запрыгнул в вагон, но тут его догнали и убили. В вагоне оказалась Богаченко, и ее тоже убили, как свидетельницу. И если так, машина должны быть где-то поблизости.

— Не сходится, — возразил Никита. — Про машину я еще соглашусь, но за то время, что убивали Панарина, Богаченко подняла бы крик, не говоря уже о том, что сама успела бы сбежать. А ее нашли там, где она сидела.

— Откуда ты знаешь?

— Фото у Миронова выпросил. Мы тут с ним позавчера накидались в баре. Так что, увы: Богаченко явно убили на месте. Сумки под скамейкой, книжка. Вряд ли убийца после этой мясорубки создавал мизансцену. Да и Миронов сказал, что тело не трогали.

Мысль, что убийца, зарезав женщину, и правда таскал тело по вагону, усаживал, придавал более-менее пристойный вид, была дикой. Юля поглядела мутным взглядом на роллы, взяла один, и, пораженная пришедшей мыслью, спросила:

— А откуда она ехала?

— Из Боголюбова, а что?

— Нет, я имею в виду, что она там делала?

— Как что? Работала на станции, она железнодорожница. Ехала со смены.

Юля нахмурилась, а затем неуверенно предположила:

— Может, она не убежала, потому что спала?

Никита прищурился, а потом согласно кивнул и потянулся к бутылке. Ему, чьи родители работали на железной дороге, было прекрасно, как тяжела эта посменная пахота: в день, в ночь, в любую погоду. Неудивительно, что оказавшись в вагоне, погибшая Богаченко, убаюканная теплом и покачиванием, заснула, не заметив произошедшего.

— Да, пожалуй, это возможно… — сказал Никита. — Либо охотились именно на нее, а Панарина убили за компанию.

— Маловероятно. Это не объясняет, почему он оказался в вагоне.

— Да брось. Если рассматривать все версии, то его появление в электричке вполне вписывается в эту версию. Машина сломалась неподалеку от станции, мобильник разрядился…

— А он разрядился?

— Откуда я знаю? — отмахнулся он. — Я к примеру. Сейчас все с айфонами и андроидами, а они сама знаешь сколько заряд держат, это тебе не старенькие не убиваемые «нокии». Как добраться до дома? Искать такси? Или запрыгнуть в электричку, которая точно довезет до города, пусть даже не в вагоне класса «люкс»?

— Значит, надо покопаться в прошлом Богаченко. Хотя бы для очистки совести.

— Надо, но мне, если честно, неохота. Гораздо интереснее другой факт. Панарин купил жене в подарок шкатулку, которую в вагоне не нашли. Зато очень похожую буквально на следующий день принесли в антикварный салон Коростылева, и его тут же грохнули. И поэтому я внимательно интересуюсь: не одна ли это шкатулочка?

— Ты внимательно интересуешься только потому, что к делу причастна прекрасная Александра, — ехидно заметила Юля. Никита в ответ скорчил рожу.

— Боже мой, как же вы любите друг друга. Юленька, твоя ревность вообще ни на чем не основана, это — раз. К тому же наши с тобой амурные похождения закончились десять лет назад, это — два.

— Это не значит, что мне все равно, кто рядом с тобой.

— И потому ты привела сестру? — отбрил он. Юля на мгновение опешила, а затем рассмеялась. В соседней комнате завозилась Таня, а звуки фермы стали менее отчетливыми. Наверняка, подслушивала…

— Ладно-ладно, моя ошибка, — ответила Юля вполголоса. — Но я вовсе не пыталась ее сосватать, просто от Таньки трудно отделаться. И что ты намереваешься делать сейчас?

— Не знаю, — вздохнул Никита. — Что-то не так с этой шкатулкой. Я бы с Сашкиной подругой поговорил, но она пропала. Миронов ее тоже ищет, но пока без толку. А еще я бы побеседовал с вдовой Панарина. Только кто меня к ней пустит?

Они выпили, сморщились и быстро закинули в рты по дольке вялого лайма. Помотав головой, Юля отважно заявила:

— Ладно. Вдову я беру на себя. Принесу глубочайшие соболезнования. А ты попробуй найти Сашкину подругу.

— Хорошенькое дело, — буркнул Никита. — А где?

— Самые простые варианты — у родителей, родни или мужика. Сильно сомневаюсь, что она забралась в противотанковый бункер или улетела на мальдивскую виллу прокурора. На это деньги нужны. Найди ее парня. Сашка что-нибудь о нем знает?

— Только имя. Сергей.

— Понятно. Сироженка-пироженка… как романтично… А еще попробуй обаять Колчину. Жанка явно что-то знает, но мне не сказала, дрянь худосочная. Может, у тебя получится? Только без нажима, она очень подозрительна. К тому же ее наверняка менты задолбали.

— Обожаю, когда ты командуешь, — усмехнулся Никита. Юля развела руками и с притворным сожалением изрекла:

— А что мне еще остается? Дома я прикидываюсь покорной ланью…

— Я уже все фото отлайкала, — прервала Таня, появившаяся из соседней комнаты. — На Ферме все овощи собрала, продала, полила, а вы все болтаете… Никита, а у тебя есть связи в шоу-бизнесе?..