Глубокой ночью, под боком похрапывающего Сергея, Лика молча рыдала, стирая слезы уголком старой ватной подушки. Прежняя жизнь, обычная, серая и никчемная, теперь казалась невероятно привлекательной в своей ежедневной стабильности. Утренний подъем под мелодию из мобильного, душ и завтрак, три остановки на маршрутке, работа, скучная, до оскомины, под бдительным надзором старого козла, обед, беседа с клиентами, иногда довольно состоятельными, перед которыми хотелось вывернуться мясом наружу. Дорога домой, телевизор и свой парень под боком, хоть и не Брэд Питт, но вполне себе ничего. А затем — сон, и твердая уверенность, что так будет завтра, и послезавтра, и еще очень долго. Кто же мог подумать, что все оборвется вот так, окончательно и бесповоротно?

Коростылева Лика не жалела нисколечко. Себя постоянно, а пожилого антиквара — нет. По сути, он сам виноват в своих бедах. Почему не поделился? Да и вообще, мало ли ей пришлось от него вытерпеть?

На третьем курсе института Лика явилась к Коростылеву сдавать зачет. В кабинете его не оказалось, и заскучавшая Лика, проторчав в аудитории полчаса, обшарила карманы его пальто, даже не преследуя цели что-то стащить. В пальто нашлась коробочка, серенькая, невзрачная, а в ней — медальон, тоже так себе, вроде серебряный, с мелкими камушками. Услышав шаги приближающегося педагога, Лика метнулась прочь от вешалки и машинально сунула коробочку в карман.

Медальон, беспечно брошенный ей в тумбочку, оказался платиновым, а мелкие камушки, принятые ею за фианиты — бриллиантами. Именно это ей втолковал следователь, когда изящную безделушку увидели на подружке по общаге. Подруга без спроса взяла украшение и, нацепив его на шею, явилась на занятия к Коростылеву.

Вспоминать дальнейшее Лика не любила.

Коростылев ее простил, забрал заявление из участка и даже преподал ей несколько полезных уроков, научив разбираться в драгоценностях и иконописи. Этакий благородный жест, вот только благородства в старом хрыче не было ни на йоту. Забрать заявление он согласился только при условии долговой расписки.

— Подписывай, подписывай, милая, — ласково пел старый аспид. — Это чтоб ты свое место знала. А не хочешь, милости просим на нары.

Она подписала. А куда деваться?

Как страшный сон Лика гнала от себя воспоминания, как ублажала в постели сморщенное естество педагога, выполняя любую его прихоть, терпела запах его тела, с трудом сдерживая рвоту. От Коростылева, потевшего в койке, как лошадь, смердело соответствующе, и эта едкая вонь держалась на ее коже неделями. К тому же антиквар оказался не только любвеобильным, но и весьма изобретательным. Но даже это можно было вытерпеть, а, приноровившись, даже что-то чувствовать.

Хуже всего были его нравоучительные беседы, в которых он представал благодетелем, а Лика — подзаборной шавкой, из милости допущенной к царской миске. Яков Семенович не признавал панибратства даже в интимные минуты, залепив ей пощечину, когда она в порыве фальшивой страсти, назвала его Яшенькой.

Она приспособилась.

В постели старалась помалкивать, в лучшем случае — постанывать, держалась с преувеличенным почтением целый месяц, ожидая, что либо ему надоест, либо, что наиболее вероятно, она закончит институт и исчезнет с глаз долой, и оказалась права. Коростылев ушел из института сам. Но расписку не отдал.

— Мне помощница нужна в салон, — сказал Яков Семенович. — Так что предлагаю тебе начинать там отрабатывать долг, а после сама решишь — оставаться или нет.

Так Лика начала «отрабатывать». Ее безумно раздражало, что подруги, вроде наивной дурехи Сашки Ковалевской всерьез считали Коростылева порядочным человеком, но убеждать их в обратном она не собиралась. К своему удивлению, работа оказалась не такой уж тяжелой, а ублажать Коростылева в постели приходилось все реже и реже, пока его постельные шалости не сошли на нет совершенно. У Лики вдруг появились собственные деньги, и полуголодное существование в общаге прекратилось. А к моменту выпуска она получила от Коростылева собственную расписку, которую, правда, в последний раз пришлось отработать в койке.

— Оставайся, — предложил он. — Теперь ты стала полноправным членом общества. Я научил тебя нормально говорить, нормально себя вести. Никто больше не заподозрит в тебе босячку с окраины, крадущей чужие кошельки. Платить буду по совести, а если уж совсем умницей будешь, рано или поздно получишь долю.

— Нет уж, спасибо, — фыркнула она и демонстративно разорвала расписку. — Хватит с меня. Ваша шарашка будет последним местом, куда я захочу прийти работать. Прошу пардону, но Джанго освободился.

— Ну, смотри, — неожиданно легко согласился Коростылев. — Как бы потом пожалеть не пришлось. Приползешь обратно — не рассчитывай на прежние условия.

К своему стыду, она действительно приползла, помыкавшись без нормальной работы. Учить детей в школах Лике не хотелось. Сама мысль, что она будет преподавать историю изо дня в день, за гроши, проверять домашние задания и оплакивать собственную жизнь, казалась ей ужасной. Поработав немного консультантом в магазине парфюмерии, Лика уволилась со скандалом и недостачей, которую пришлось выплачивать из собственного кармана. Еще пара попыток устроиться на приличную работу кончились полным провалом. И в итоге она, униженно приплелась обратно к Коростылеву, надеясь, что тот возьмет ее обратно и одновременно желая получить отказ, дабы сжечь все мосты.

Яков Семенович благородно взял Лику обратно, с зарплатой на пример меньше — «в наказание», и она приняла это без возражений. Зато больше не пришлось терпеть его притязания. Она смирилась со своим положением, затем в жизни появился Сергей, и существование стало более-менее сносным. И если бы этот проклятый бриллиант, она жила бы так и дальше, не тряслась от ужаса в утлом бревенчатом домишке, слушая ночной вой волков, да похрапывания двух мужчин, каждый из которых уже был убийцей.

Вспоминая смерть Коростылева Лика с ожесточением, как мантру повторяла про себя одно и то же:

«Ты сам во всем виноват, старый хрен! Ты сам во всем виноват!»

Лика изначально не была настроена на то, что Сережино малое войско будет столь же дисциплинировано, как хваленые американцами «морские котики», но того, что им в дальнейшем придется ходить буквально по краешку из-за глупости Антона и Володи, не могла предположить. Нет, она, конечно же, понимала, что оба товарища не блещут ни умом, ни сообразительностью, но чтобы настолько…

— Телефоны выключить, «симки» сменить, — зло скомандовал Сергей. — Родным и корешам не звонить. Угораздило же… Вова, ты хоть уверен, что менты к тебе из-за цацок приходили?

— Да откуда мне быть уверенным? — вскинулся Володя. — Они ко мне через день ходят. Я же на условном, еще по той, старой истории, и чуть что на районе, ко мне идут. Может, и не стукнули из ломбарда еще, но я чего, дожидаться буду?

Лика сдавленно охнула.

Володя, действительно, несколько месяцев назад проходил в качестве обвиняемого по делу о разбое, хотя сам ничего не делал, даже на шухере не стоял, просто оказался в компании пьяных гопников, промышлявших нападениями на поздно возвращающихся женщин. Вова тогда уснул на скамеечке, а когда полицейские повязали всю банду, долго недоумевал, при чем тут он. Суд, впрочем, с ним обошелся весьма гуманно, потому раз в неделю Вова ходил к участковому — отмечаться и оправдываться, если поблизости действительно происходило что-то из ряда вон выходящее.

— Толку то от смены «симок», — буркнул Антон. — Если Лику вычислили, значит, ее звонки уже отследили, узнали, кто ты такой, а потом отследили твои звонки, и вычислили нас. И теперь будут ловить.

Володя всхлипнул.

— Пацаны, может, того? Сдадимся?

По тому, как заходили желваки на лице Антона, Лика поняла: Володе сейчас вломят по первое число. Сдаваться никому не хотелось, а уж ей больше всех. Хотя бы потому, что почитывая на досуге детективы, Лика сообразила: она запросто пойдет как организатор налета, даже если попробует доказать обратное. Про сейф знала она, про камень тоже, сигнализацию без нее никто бы так просто не отключил. Как ни крути, а в случае провала отделаться легким испугом вряд ли получится.

Антон дождался, пока машина остановится, увел Володю куда-то за заправку и, пока Сергей рассчитывался за бензин, несколько раз дал Володе по морде. Лика видела лишь их тени, да слышала звонкие шлепки и глухие вскрики. Оба вернулись с перевернутыми лицами: Антон — красный, злой, Володя в слезах, бурча под нос матерное. Глядя на последнего, Лика подумала: вот оно, первое слабое звено, балласт, который утянет всех на дно.

О слабом звене, дальнейшей судьбе и разрушенной жизни она размышляла всю дорогу до заброшенной на зиму турбазы, глядя в окно, как свистят мимо высоченные сосны. Сладостная Европа и еще более сладостная Америка манили со страшной силой. Загранпаспорт лежал в кармане. Она могла бы прямо сейчас сбежать в любую безвизовую страну, вроде Турции или Таиланда, загнать камень — хватало контактов и там — и потеряться в неизвестности. Но бриллиант был надежно спрятан в нижнем белье Сергуни, все сильнее раздражавшего Лику.

Машина шла тяжело. Март преподнес очередной сюрприз. Над тайгой, в которую автомобиль углублялся с каждой минутой, навили тяжелые тучи, из которых поначалу летела мелкая белая перхоть, но с каждой минутой снежинки становились все крупнее и тяжелее, полностью перекрыв видимость. Невзирая на предостережения Сергея, Лика украдкой вынула телефон и посмотрела прогноз.

Погода не радовала. Но еще больше не радовало то, что антенна на телефоне пульсировала на последнем делении. Случись что — сигнал пропадет, и тогда не докричаться.

При этой мысли Лика похолодела, но попыталась малодушно себя утешить, мол, все будет хорошо. Но, то ли убеждала она себя вяло, то ли в глубине души уже сознавала, что никто из них не вывернется из этой истории в целости и сохранности, в голове настойчиво стучал тревожный набат.

«А ведь я даже с мамой не попрощалась, — подумала Лика и тихо шмыгнула носом. — Полиция наверняка уже у нее была, а она не знает, что произошло, и почему меня ищут. Мама, мама, как же так? Что же теперь будет?»

Мысли о маме долбились в ее голове, как перепуганные канарейки до последней на пути заправки, где уже не было сигнала на телефоне, иначе Лика бы непременно позвонила. Антон заметил ее возню с сотовым, и зло окрысился, но, слава богу, вслух ничего не сказал, больше внимания уделяя морально раздавленному Вове. Тот сидел, уставившись под ноги, и ни на что не реагировал. Не желая наблюдать эту картину, Лика ушла в туалет.

Там она попыталась выплакаться, но слез, как назло не было, только в груди жгло, а в животе катался туда-сюда тяжелый ком. Лика подергала кнопку мыльного дозатора, но мыла не было, как и бумажных полотенец. Поплескав в лицо холодной водой, Лика оторвала от рулона из одинокой кабинки немного туалетной бумаги и вытерла мокрое лицо.

Лампочка над входов в туалет не горела, потому Лика вышла незамеченной и сразу остановилась, услышав за углом приглушенные голоса Антона и Сергея. Замерев, она с ужасом сжала кулаки так, что ногти впились в ладони.

— …Я тебе говорю: от Лики все беды. Не будь ее, мы вполне могли бы отделаться легким испугом, — бубнил Антон.

— И что ты предлагаешь? Завалить ее прямо тут? — вкрадчиво ответил Сергей. Лика вжалась в стену, радуясь, что под ногами плитка, а не снег, который бы выдал ее своим хрустом. Антон невесело хохотнул:

— Ну… Хозяин барин, конечно, — сказал он со смешком, а потом рассудительно добавил, — но сам посуди, ее точно ищут, а мы еще можем выкрутиться. Не будет Лики, не будет проблем.

— Лика останется, — веско сказал Сергей, и Лика даже на мгновение почувствовала гордость за своего мужчину. Впрочем, эта гордость развеялась, как дым через мгновение, когда тот продолжил: — Без нее мы цацки не сможем сбыть, разве что на лом. И то есть риск, что продешевим, или того хуже, засветимся. У нее есть база всех коллекционеров, которые охотно купят это барахло.

«Конечно, не сможете, куски дебилов, — зло подумала Лика. — Куда вы без меня?» Антон помолчал, и робко предложил:

— Базу у нее можно и забрать.

— У нее в башке эта база, — с досадой ответил Сергей, а Лика похвалила себя за прозорливость. — Что толку, если я у нее телефон заберу? Она одна знает, кто из антикваров по драгоценностям, кто по иконам, кто по фарфору. Ну, избавимся мы от нее, и что? Понесем золотишко какому-то чудаку на букву «м», а он мало того, что не по этой части, так еще и с незнакомцами иметь дела не захочет. Лика знает, сколько можно за каждую безделушку взять, а ты, к примеру, знаешь?

Невидимый за углом заправуки Антон помолчал, а затем недоверчиво произнес:

— Темнишь ты, Серый.

— С чего ты взял?

— Ты когда врешь, всегда поверх плеча смотришь, куда-то в сторону, только не в глаза. А чего темнишь — непонятно.

«А ведь правда, — внутренне ахнула Лика, давно приметившая эту особенность недавнего возлюбленного. — Он всегда отводит глаза и смотрит поверх плеча. Думала, я одна это замечаю, а оказывается — все».

Она прекрасно знала, что скрывал Сергей, и потому стала слушать с удвоенным рвением. Сергей принужденно хохотнул и совершенно неубедительно попытался перевести разговор на другое.

— Фигню какую-то городишь, — фыркнул он. — Я дело говорю, а ты носом крутишь. Лучше придумай, что с Вовой делать. Он совсем расклеился. Что если правда сдаваться пойдет?

— Я ему пойду, — угрожающе прошипел Антон.

— Антох, я не шучу. Что делать думаешь?

— А что тут думать? Вове в ментовку нельзя. Он все наши нычки знает. Так что пока он с нами, все пучком, но если решит свалить, проблемку решать придется очень быстро. Честно говоря, он в таком состоянии, что даже ждать не стоит.

Лика подумала, что больше нельзя тянуть с возвращением, отошла на несколько шагов, хлопнула дверью туалета и, стуча каблуками, направилась к заговорщикам. При виде Лики Сергей бегло улыбнулся, но глаза виляли, ни разу не остановившись на Ликином лице, а Антон и подавно отвернулся и заторопился ехать дальше. Лика покорно села на переднее сидение, рядом с Сергеем, безучастно смотрела вперед на разгулявшиеся снежные вихри и лихорадочно соображала, как выйти из этой истории невредимой.

По всей видимости, не одну Лику навещали такие мысли. В зеркале заднего вида она пару раз поймала отрешенно-упрямое лицо Володи и успела подумать, что вполне возможно в лице этого лысого недотепы обретет себе союзника. Она даже попыталась подать ему знак, но Володя смотрел в окно невидящим взглядом, и на все Ликины потуги не обращал никакого внимания.

До турбазы они добрались уже поздно вечером, долго откапывали двери, долго таскали багаж. Лика внутренне ахнула, когда увидела, как Антон вытащил из багажника ружье и нехорошо поглядел на Сергея. Не подав виду, она вошла внутрь.

Электричества здесь не было, как и отопления. Парни наскоро растопили печь, натаскав из поленницы дров, и расселись у буржуйки, которая моментально согрела небольшую комнатку. Пока Лика готовила ужин, парни натаскали воды в баню, разожгли еще и камин и, немного повеселев, вынули водку. Угощаться пришлось из битых железных кружек — ничего другого не нашлось, но этого не смутило даже Лику, деловито рубившую колбасу и сыр на бутерброды. Что уж говорить об остальных?

В баню Лика с Сергеем пошли первыми. Простоявшая без дела каменка еще толком не прогрелась, и от воды, хлюпавшей на камни, пар поднимался редкий, быстро улетучиваясь в щели, но Сергей решил, что согреться ему помогут женские ласки. Лика не противилась, старательно выгибала тело, ахала и постанывала в нужных местах, а сама косила взглядом в сторону бельевой, где среди вороха барахла лежал и тщательно укрытый камень. Занятые собой, они не услышали, как в бельевой стукнула дверь, и только потом Лика краем уха уловила некое постороннее шевеление. Настороженный Сергей, моментально учуяв неладное, скатился с нее и вылетел в предбанник. Обмотавшись ветхой простынкой, брошенной в бане сердобольными хозяевами, Лика выскочила следом, застав чудную картину: Антон рылся в их вещах, а насупленный Володя стоял поодаль, впуская в распахнутую дверь бани стужу.

— Какого… — прошипел Сергей и выдернул из рук Антона трусы. Тот видимо успел нащупать в белье что-то интересное и потому не захотел расставаться с находкой. Ткань затрещала, и в ту же секунду бриллиант сверкающей глыбой выпал на пол и покатился по половицам, отражая гранями пламя свечи.

Сергей оказался расторопнее. Схватив камень, он инстинктивно убрал его за спину, сжав в кулаке, но Антон, нехорошо осклабившись, и не думал его отнимать.

— Ах, вот в чем дело, — протянул он. Помолчав, Антон покрутил головой и криво усмехнулся: — Я же говорил тебе, Серый, что врешь ты неумело… И как долго вы собирались от меня эту красотень скрывать?

— Не для тебя эта красотень, — жестко ответил Сергей. Вова не то хохотнул. Не то всхлипнул, а Антон, подпустив в голос гадючьего яда, поинтересовался:

— Не для меня? То есть, на дело вместе шли, вы о брюлике знали, но нам с Вованом ни словечком. А я-то думаю, чего ты не побоялся старика завалить? Неужто из-за всей этой мелочи. А оказывается вон оно что. У тебя в штанах прямо сокровища Али Бабы. И ты, подруга, тоже молчала. Не из-за этой ли ледышки ты шефа своего в могилку отправила?

— Я никого не трогала, — возмущенно воскликнула Лика и едко добавила: — Если бы вы не вели себя, как идиоты, ничего бы и не произошло.

— Пацаны, правда, давайте сдадимся, — всхлипнул Вова. — Это же пожизненное, а я не хочу на пожизненном…

— Успокойся, Вова, никто про этот бриллиант не знал, — холодно сказал Сергей.

— О, Вован, смотри как интересно, — рассмеялся Антон. — Никто про камень не знал, кроме наших Ромео и Джульетты. Даже мы с тобой, два лоха ливерных. Но раз пошла такая пьянка, предлагаю пересмотреть наш договор. Камушек пилим и делим бабки на три части.

— Почему на три? — оскалился Сергей, и по его тону Лика поняла, что сейчас он кинется в драку.

— Потому что у вас семья, верно? — подытожил Антон. — Вот вас за одного человека и посчитаем. И штраф с вас за обман, вы ведь изначально хотели нас кинуть? Что скажешь, Вова?

— Ничего я не скажу. Я хочу уйти, — безжизненным голосом прошелестел Вова.

— Я тебе уйду… — угрожающе ответил Антон и поглядел на Сергея. — И… это, Сергуня, камушек-то мне отдай. Чего-то я тебе больше не верю.

— Камень останется у меня, — твердо сказал Сергей.

— Да неужели?

Только сейчас Лика увидела, что Антон держит в руках ружье стволом вниз, и теперь он его вскинул, почти упираясь стволом в лицо Сергея. Тот отреагировал молниеносно: одновременно сунул бриллиант Лике в руку, схватил двустволку рукой и дернул вверх. От неожиданности Антон нажал на курок и выстрелил. Лика взвизгнула. Сверху посыпалась щепа и обломки шифера. Вова, с перепугу, присел и заорал испуганным зайцем. Ожесточенно выдирая ружье друг у друга из рук, Антон и Сергей повалились на пол в узком предбаннике, пинаясь и сопя от напряжения. Голый Сергей как-то легко повалил Антона на пол и, сдавив ему горло ружьем, принялся душить. Антон сипел, бешено вращая глазами, наливаясь сперва красным, затем синим. Видя, как страдает друг, Володя бросился на подмогу.

— Прекратите, прекратите! Да что вы делаете, придурки! — заорал он и попытался оторвать Сергея от Антона, неубедительно, словно опасаясь причинить кому-то вред. А вот они бились не на шутку, не жалея ни себя, ни Володю, подскочившего к ним и рвавшего двустволку из рук.

Бам!

Лика снова закричала, а Вова с детским удивлением и обидой попятился, ткнулся спиной в косяк и стал медленно сползать на пол, а на его боку медленно расплывалось багровое пятно. А затем черты его лица разгладились, превратившись в пустую бессмысленную маску. Дернув ногами, Володя уронил голову на грудь и затих. Кровь текла из его тела, расплываясь по полу черной лужей.

Сергей встал, отобрав бесполезное ружье у Антона, а тот взвыв, бросился теребить лучшего друга, шепча ему щенячьи извинения и все повторяя имя, пока свеча, уже давно потрескивающая, не догорела до конца, погрузив баню в темноту. И в этой тьме Лика услышала холодный голос Сергея, которого уже почти ненавидела:

— Ну вот, кажется, теперь точно придется делить все на три части.