Ссора с мужем совершенно выбила Юлю из колеи. Вечером они, дабы не давать вернувшейся Таньке повода для любопытства, чинно улеглись в постель, где демонстративно отвернулись друг от друга. Валерий даже не попытался сгладить ситуацию: то ли понимал, что это бесполезно, то ли ему было наплевать. Юлия подозревала второе. Даже спина мужа выражала полное равнодушие к ее обиде.

На работу наутро оба собирались в полном безмолвии, не пытаясь казаться близкими. Танька спала в гостиной, уткнувшись носом в диванную подушку, и не перед кем было держать политес, опасаясь, что сплетню о семейных неладах понесут в народ. Доехав в гробовом молчании до салона, Юля и Валерий разошлись по кабинетам, ни разу не взглянув друг на друга.

Делать на работе, по большому счету, Юле было совершенно нечего, а домой, к надоевшей до зубовного скрежета сестрице, ехать не хотелось. Из-за кризиса реклама салона была урезана до необходимого минимума, всех рекламных агентов, желающих пощипать перышке акулам автомобильного бизнеса, Юля сбила еще на подлете, и теперь маялась от безделья. Телефон Шмелева молчал: видимо, Никита, в отличие от своей горемычной подруги, был занят делом, сидел на пресс-коференции или брал интервью, счастливчик…

От скуки Юля выпотрошила ящики в столе и сейфе, решив раз и навсегда перебрать бумаги, избавившись от ненужных. Лениво листая старые счета, безжалостно комкая и швыряя в мусорную корзину ненужные, Юля вдруг зацепила взглядом знакомую фамилию и сразу же встала в стойку охотничьего пса.

По сути, ничего непривычного в этом счете не было, и даже то, что они нашлись в Юлином столе, тоже не удивляло. До того в кабинете сидел финансовый директор салона, уволенный Валерием в прошлом году из-за темных делишек. Вероятно, именно потому несколько счетов остались в самом нижнем ящике, куда Юля не заглядывала из лености. Потому находка была тривиальной — обычные документы на покупку автомобиля марки «Тойота Ярис», не самую, надо признать, удачную модель. Юля в свое время ездила на такой, пока не попала в передрягу в деревне Миролюбово, спасаясь вместе со Шмелевым от нелегальных золотодобытчиков. (Сноска — События описаны в книге Георгия Ланского и Ирины Мельниковой «Ключи Пандоры»). Машину после аварии Юля сбагрила Миронову по сходной цене, а сама пересела на новую. Странным было то, что эту, в общем-то, женскую модель, купил ныне покойный Олег Панарин, катавшийся на «Ленд Крузере». Пролистав еще пару страниц, Юля поняла причину. Эту малолитражку в салоне оформили на Жанну Колчину. Отодвинув счет в сторону, Юля ткнула пальцем в кнопку кофемашины, и, хмурясь, уставилась в окно.

То, что Панарин купил любовнице машину, не удивляло — мог себе позволить. Но куда эта машина делась? Юля отчетливо помнила: к ней Жанна приезжала на такси. Разбила? Продала? Тоже ничего странного, как и то, что после Панарин больше не покупал Колчиной авто, кризис все-таки… Не выдержав, Юля позвонила приятелю, Володе Вершинину, подвизавшемуся на почве свадебного фото, давно сотрудничающего с Жанной, и уже через минуту узнала: машина у Колчиной была, появилась неизвестно откуда, и бесславно погибшая на скользком шоссе. Жанна, не пострадав в аварии, предпочла «тойоту» не восстанавливать, продала на запчасти и по клиентам вновь стала ездить на такси.

— Хорошо, видать, ее шибануло, — хихикнул приятель. — Она с тех пор никогда вперед не садится. Страшно, наверное.

— Володь, ты случайно не помнишь, когда это произошло? — спросила Юля.

— Помню, — тут же ответил Вершинин. — Август прошлого года, у меня только сын родился. Я свадьбу работал, еще молодые были жутко прыщавые. Мы оба с Колчиной мучились, прыщи им замазывали, я в фотошопе, она — тональником. Я еще спросил — чего она на такси опять, а она пожаловалась, что улетела в кювет, и машину в хлам. А что?

— Да так, — равнодушно ответила Юля, взглянув на счет, — Ничего, случайно наткнулась на бумаги. Получается, она и месяца на машине не покаталась?

— Ага, — ответил приятель. — Она очень сокрушалась по этому поводу. Но по мне, этим бы и кончилось. Жанка очень рисково гоняла, правил не соблюдала, я один раз с ней ехал и зарекся потом с ней ездить. А чего ты хочешь? Права-то ей хахаль купил.

Юля насторожилась.

— Панарин что ли? — небрежно поинтересовалась она.

— А фиг его знает, — фыркнул Вершинин. — Я ему в паспорт не заглядывал. Взрослый мужик, лет на пятнадцать-двадцать старше Жанки. По-моему, он ее и учил водить. Она по первости очень боялась сама за руль садиться.

Поблагодарив, Юля повесила трубку и, допив остывший кофе, уставилась на договор о продаже машины. Смутный клубок не то предчувствия, не то отголоска воспоминания болтался на краешке сознания, не давая себя ухватить. Надеясь на помощь, Юля вновь набрала Шмелева, но он так и не ответил. Пролистав договор ее раз, Юля подумала, что эта бумажка дает ей прекрасный шанс наведаться к вдове и задать пару вопросов.

Охрана долго мурыжила Юлю у ворот, не желая пропускать на территорию особняка Панариных. Юля позвонила буквально за пять минут до того, как подъехать, убедившись, что хозяйка дома и никуда сбежать уже не успеет. К визиту Юля подготовилась основательно. Долго репетировала перед зеркалом, заехала в цветочный салон и закусочную, запася гамбургер и кофе на вынос. Мало ли сколько в засаде придется проторчать?.. Азарт, давно забытый, оставленный в прошлой, полуголодной жизни репортера, колол иголочками кожу, словно кислородный коктейль.

Дом, плохо просматривающийся за высоким кирпичным забором, ничем не выделялся среди своих собратьев по поселку. Тот же красный кирпич, те же башенки и кованые завитушки на воротах из серии «дорого-богато» — стандартный безликий набор богача, без меры и вкуса. За забором торчали ели — зеленые и голубые, какие-то деревья, голые и неприбранные.

Юля поставила кофе в подстаканник, вышла из машины, и решительно надавила на кнопку вызова охраны. После долгих препирательств, выяснения личности, ворота неохотно поползли в сторону. Юля уселась обратно в машину и въехала во двор, с кривой усмешкой отметив все то же варварское великолепие новорусского шаблонного дизайна.

Почему-то ей казалось, что дом произведет гнетущее впечатление, как готический замок Дракулы, но к своему удивлению, ничего подобного Юля не почувствовала. Дом как дом. Пошловатый, без изыска, но черепа на крыльце не валялись, упыри из окон не скалились, и даже старообрядческих еловых ветвей на пути покойника к кладбищу на дорожке не было, возможно потому, что Панарина из морга сразу повезли отпевать в церковь, так что в дом покойник уже не вернулся. Не знай, что в доме недавно умер хозяин, невозможно было предположить нечто подобное.

Охранник — здоровый детина с неожиданно-детским, смазливым лицом, проводил ее до крыльца. Нацепив на лицо соответствующую скорбную мину, Юля прихватила букет темно-красных роз, и вошла в дом.

Если вдовица и скорбела по супругу, никаких признаков этого Юля в доме не увидела. Из кухни пахло пирогами, в гостиной бодро вещал телевизор, взрываясь хохотом, перемежающим несмешные шутки престарелых комиков.

Панарина встретила гостью в дверях, укутавшись в цветастую шаль поверх длинного, в пол, платья небесно-голубого цвета. Юля глядела на нее во все глаза.

Прежняя бледная моль пропала, уступив место модной эффектной женщине. Панарина все так же походила на Мэрил Стрип, но если раньше на ту Стрип, что играла замученных домохозяек, то теперь она была один в один дьяволица, законодательница мод и стервозный босс, гроза зачуханых секретарш. Белесые волосики, болтавшиеся по плечам, безжалостно состригли, уложив в модную прическу с высокой челкой. Панарина сбросила десять лет, и уж точно не казалась убитой горем. На ее губах блуждала легкая улыбка, словно она наслаждалась произведенным на гостью эффектом. Юля же мучительно припоминала: на «ты» она с хозяйкой или на «вы». Наплевав на приличия, она решила, что обстоятельства разрешают ей немного панибратства.

— Прими мои соболезнования, — сочувственно произнесла Юля, сунула в руки хозяйке букет и торопливо добавила: — Я бы не потревожила в столь скорбный час, но… Дела, дела… Есть пара вопросов, которые мне нужно утрясти в короткие сроки.

В объятия хозяйку она заключать не стала — вот еще! Не настолько они были близки, да и повод для встречи был исключительно деловым, но получилось весьма душевно, со слезой, и даже голос где надо дрогнул. Вот только Панарину не проняло, хотя чего ждать от этой замороженной глыбы?

— Спасибо, — прошелестела Ирина бескровными губами, понюхала цветы и иронично дернула бровями, отчего сходство с голливудской дивой стало абсолютным. — Но, честное слово, не нужно таких церемоний. Я же знаю, что ты Олега на дух не выносила.

— Олег был своеобразным человеком, — пожала плечами Юля.

— Да козлом он был, — невесело рассмеялась Ирина. — Козлом и бабником. Такой смерти, конечно, я бы не пожелала, но собаке собачья смерть. Проходи. Будешь пирог со скумбрией?

— Буду, — храбро ответила Юля. — Обожаю пироги со скумбрией. А заодно и о делах наших скорбных покалякаем.

Проводив гостью в столовую, совмещенную с кухней, Ирина занялась столом, не заметив, как Юля воровато оглядывается по сторонам. По пути нигде даже намека на скорбь не было, что казалось совсем неприличным. Ай да вдова! Хотя, что удивительного, если она называет мужа козлом при шапочно знакомой?

За столом, пока Панарина резала пирог, Юля вынула из пластиковой папки договор о купле-продаже машины и протянула Ирине.

— Что это? — спросила та, нахмурившись. Пробежав глазами первую страницу, она недоуменно подняла глаза на гостью.

— Около года назад Олег купил в нашем салоне машину, — принялась вдохновенно врать Юля. — Но работал у нас на тот момент не очень чистоплотный человек. Недавно я нашла эти документы, стала проверять и не могу найти перевода средств. Печать салона стоит, но нет чека, и нет подписи Олега.

Ирина подала Юле пирог, налила чай и, вновь взяв документы в руки, пролистала договор. Ковыряя пирог вилкой, Юля ждала, пока Панарина дойдет до фамилии Колчиной.

Договор, естественно, был липой, точнее его финальная стадия. Распечатав последнюю страницу заново, Юля шлепнула печать, оставив место для подписи клиента чистым, а на линии подписи продавца черкнув невнятную закорючку, заново скрепила листы. Теперь казалось, что сделка не завершена, на что Юля и рассчитывала. Далеко не факт, что вдовица пустила бы ее на порог исключительно из-за соболезнований. Открытые счета — совсем другое дело, особенно, если в них фигурировала фамилия соперницы. Юля рассчитывала, что ей удастся выбить Панарину из седла, и, судя по гримасе ненависти, на мгновение появившейся на безжизненном невзрачном лице, это удалось.

— Не понимаю, при чем тут Олег, если машина оформлялась на Жанну, — холодно произнесла Ирина, протягивая Юле договор. — Может, попробуешь спросить с нее?

— За авто Олег платил, — вздохнула Юля. — Это точно. Откуда бабки у бедной визажистки? Да и помню я, что он в салоне был. Понимаю, что тебе эта тема неприятна, но, может быть, ты посмотришь в бумагах мужа? Я ничего не буду забирать, мне просто нужна копия чека, а я попробую поискать еще. Будет хоть во что ткнуть носом бухгалтерию.

— С каких пор ты занимаешься финансами? — удивилась Ирина. — Ты вроде бы исключительно по маркетингу работала.

Для домохозяйки, почти не появляющейся в светском обществе города Панарина была чересчур хорошо осведомлена. Юля насторожилась и решила добавить гущи в образ сладкой идиотки.

— Кризис, — пожала плечами она. — Финансовый директор, видишь, какую кашу заварил, и сбежал, теперь разгребаем, как можем. Ир, я тебя прошу, пожалуйста, поищи.

Панарина помедлила, а потом, пожав плечами, вышла. Взяв в руки чашку, Юля огляделась по сторонам. Что-то в обстановке этого дома ей не нравилось.

Внешне все было пристойно, но какие-то отдельные детали выбивались из общей картины. Панарина подала чай в красивых фарфоровых чашках, в воздухе витал аромат свежего кофе, а на плите стояла немытая турка, но рядом на столе находилась початая банка растворимого «Нескафе». В мойке, донышком вверх, стояла дешевая кружка со знаком Весов. Юля торопливо дернула дверцу под мойкой и заглянула в мусорное ведро, разглядев на груде мусора небольшую квадратную коробочку темно-синего цвета. Хмыкнув, Юля торопливо вернулась на прежнее место.

— Я ничего не нашла, — сказала Панарина, входя в столовую. — Но я еще не везде смотрела. Может, где-то еще документы валяются, можно на работе спросить. Вряд ли он притащил бы домой документы на покупку машины любовницы.

— Ты знала, что он спит с Колчиной? — сочувственно спросила Юля. Панарина вяло махнула рукой.

— Господи, да кто же этого не знал? — презрительно произнесла она. — Ленивый только. И каждый считал нужным открыть мне на это глаза. Она однажды даже сюда заявилась, визжала под воротами, как бешеная. Охрана выставила ее вон, а Олег побежал успокаивать эту неврастеничку.

Юля помолчала и даже положила руку на руку Панариной. Та сглотнула, часто задышала и задрала голову к потолку, смаргивая подступившие слезы.

— Что же сейчас будет со всем этим? — спросила Юля.

— Что ты имеешь в виду?

— Наследство, естественно, — ответила гостья и неопределенно махнула рукой, изобразив пальцем «мертвую петлю». — Дом, счета в банке, машины. Не думаю, что Колчина сдастся без боя.

— Причем тут Колчина? — удивилась Панарина. — Да, Олег не оставил завещания, но я вообще-то его законная жена. Разве у нас любовницы имею права на нажитое?

— Имеют, — саркастически усмехнулась Юля, — если у них есть дети.

Панарина вытаращила глаза.

— Дети? Ты хочешь сказать…

— Ну да, — подтвердила Юля. — Жанна родила дочь. Не знаю, от Олега или нет, но ребенок у нее есть. Если окажется, что это дочь Олега, она потребует свою долю. От нее чего угодно можно ждать, поверь мне.

Это была бомба, брошенная наугад. Подозрения взорвались в Юле почти сразу, а после мародерского набега на хозяйский мусор только укрепились. И теперь оставалось только ждать с настороженностью кошки, когда хозяйка себя выдаст. Панарина сидела с отсутствующим видом, пялилась в стену и вроде бы даже синела.

— Ира, может, воды? — забеспокоилась Юля.

— Не надо… — слабо отмахнулась Ирина, но Юля, не послушав, побежала к крану и набрала прямо из него воды в щербатую кружку со знаком Весов. Панарина послушно выпила воду, звякнув зубами о фарфор. — Ребенок, ну, надо же… Вот, значит, почему…

— Что — почему? — настойчиво спросила Юля. Ирина допила в воду и уставилась в пол невидящим взором.

— В последнее время на эту дрянь Олег стал тратить огромные деньги, — глухо произнесла она. — Я, конечно, давно знала об их связи, но махнула рукой. Любовь прошла, мужики мне опостылели, а жизнь вполне устраивала. Так что мне было наплевать, с кем спит Олег. Подружки у него как перчатки менялись. Но эта продержалась дольше всех. Олег был словно околдован Жанной, даже во сне бормотал ее имя. Но примерно год назад, что-то изменилось. Да, я помню, летом он лег в больницу, а после начались звонки Колчиной.

— Что она хотела?

— Денег, естественно, — усмехнулась Ирина, поднимая стылое лицо. — Естественно, денег, проклятущих, желанных. Все, Юленька, всегда упирается в деньги. Любовь к ним всегда перевесит любовь к человеку, каким бы прекрасным он не был. Не знаю, сколько она хотела, но Олег после ее звонков ходил сам не свой, злился и орал. Я старалась не попадаться ему на глаза.

Она ненадолго замолчала. Юля погладила ее по плечу и как бы невзначай спросила:

— А в больнице он с чем лежал?

— Ребра сломал, — равнодушно ответила Панарина. — На стройке упал, где-то был пролет недоделан, ну, Олег со второго этажа и сверзился. Еще ведь понесло его на эту стройку вечером… Знаешь, мне кажется, она его шантажировала.

— Чем? Ребенком? — Юля фыркнула и покачала головой, — Прости, конечно, но мне кажется, что Олега было трудно прижать к стене алиментами.

Ирина вяло улыбнулась.

— Ты не поверишь, но Олег был до ужаса сентиментальным человеком. Детей очень любил и временами на детских площадках просто замирал, глядя на чужих отпрысков. Мы по молодости очнеь хотели, но не вышло. Два выкидыша подряд, потом я почти доносила, но на восьмом месяце попала в больницу, ребенок родился мертвым. Мы перестали пытаться. Врачи сказали: больше я не выдержу. Олег очень переживал. Это на работе он был жестким и жестоким, а в семье никого не хотел обидеть. Даже изменяя, он старался деликатничать, задабривал меня подарками, впрочем, уж ты меня понимаешь.

— Что ты имеешь в виду? — с холодком спросила Юля.

— Да брось. — Теперь Панарина улыбалась уже открыто. — Всем известно, какой ходок твой муж. Пожалуй, в нашей тусовке над тобой только я и не смеялась. Говорили, вроде бы все при ней: молодая, красивая успешная, а муж с какими-то бухгалтершами время проводит. Но твой хотя бы все в дом тащил, и своих задрыпанок материально не обеспечивал.

То, что Панарина так ловко перекинула мяч на другую сторону, Юлю не обрадовало. Впрочем, куда большее ее огорчило, что добрая часть города обсуждает ее семью. Она холодно улыбнулась, глядя в голубые льдинки глаз Ирины, сверкающие безудержным злым весельем.

— Как интересно… — с невероятной любезностью ответила Юля, отбивая подачу, — Никогда бы не подумала, что моя личная жизнь всех так интересует.

— Всех интересует, как дела у других, потому что свои скелеты никто на свет вытаскивать не хочет. Поэтому я особо никуда и не хожу: не люблю в грязи копаться. Тем более, про Колчину все знали, а я не собиралась выглядеть слепой идиоткой.

— Да, ты больше смахивала на Рапунцель, запертую в башне. Но почему ты считаешь, что Жанна шантажировала Олега дочерью?

— Ну, это логично. Родила ребенка, потребовала содержание, получив отказ, поставила перед фактом — плати, или никогда ее не увидишь, — Ирина покачала головой и устало вздохнула. — Честно говоря, ты меня огорошила. Мало мне было проблем… Мне и без того каждый день звонят разные люди и чего-то требуют, а мне нечего ответить, я боюсь отвечать, боюсь выходить из дома и мечтаю, чтобы все закончилось. А теперь еще оказывается, что Олег все тянет и тянет меня вниз своими делишками. Теперь еще и дочь… Ладно. Если Колчина докажет отцовство Олега, я возражать не стану, пусть забирает все, что положено. Дети — это святое.

— Ты права, — вздохнула Юля и, спохватившись, сконфуженно попросила. — Можно воспользоваться твоей ванной?

— Да конечно. По коридору налево.

Оказавшись в ванной, Юля открыла воду и торопливо огляделась по сторонам. Ванная оказалась ничуть не менее интересной. Внимательно оглядев раковину, Юля открыла шкафчик и почти сразу увидела все, что хотела. Закрыв кран, и зачем-то вытерев совершенно сухие руки о полотенце, она вышла прощаться с хозяйкой.

Панарина проводила ее до выхода. Стоя на крыльце, Юля изобразила сердечность. Коей не чувствовала:

— Спасибо за помощь, — произнесла она, вспомнив о фальшивой цели своего визита. — Если, все-таки, найдешь договор и счет, буду тебе очень признательна.

— Не за что, — улыбнулась Ирина. — Тебе спасибо, что зашла. Ко мне сейчас мало кто заходит. Женя, проводите Юлию.

Юля обернулась. Ворота уже открывались. У них маячил охранник, хмуро глядящий на гостью. Юля мотнула подбородком в его сторону.

— Может, Рапунцель пора выйти из башни? Зачем тебе охрана?

— Олега все-таки убили, — жестко ответила Ирина. — И я не знаю кто и за что. Так что пока я могу позволить себе защитников, буду им платить, так спокойнее.

Домой Юля не поехала. До конца рабочего дня было еще далеко, Валерий наверняка явится так поздно, как сможет, и им вновь придется изображать счастливое семейство перед Танькой. Конечно, можно не пытаться, но дура-сестрица не упустит шанса вцепиться когтями в новоявленную сенсацию. Как же, идеальная Юлечка не ладит с таким же идеальным мужем, и вообще у них дело может дойти до развода. Не успеешь опомниться, как вся родня будет в курсе. А свою родню Юля знала и оттого терпеть не могла. Полезут, упыри, из всех щелей, фальшиво сопереживая и брызгая ядом. Недолго думая, она развернулась и поехала к родителям.

Дом, небольшой, непохожий на недавно оставленный особняк Панариных, показался Юле давно оставленной пристанью, где она могла выдохнуть полной грудью, не скрывая клокочущей внутри боли. Приткнув машину у ворот, Юля отворила калитку и вошла. Дворовая дорожка была залита водой от растаявшего снега. Огород зиял проплешинами черной земли, обнажив перекопанную с осени землю. Посредине стояло пугало облаченное в старый розовый халат, давно выцветший. Намокшие рукава слабо колыхались на ветру. Вместо головы у пугала была тыква с вырезанной на ней мордой. Морду пересекала глубокая трещина. В целом средство устрашения пернатых выглядело жалким.

В кухне, так же как в доме Панариных, тоже пахло выпечкой, только вместо рыбного запаха пахло сдобой. Мать мыла посуду и не стала отрываться от своего занятия, подставив щеку для поцелуя. Отца не было, наверняка сидел у соседа в гараже, обсуждая политику. После выхода на пенсию он заскучал, стал мало двигаться, растолстел, бесцельно пялился в телевизор, пока дочь не придумала ему хобби — алмазную вышивку. Теперь отец полдня сидел за столом и, щурясь, выкладывал на полотне крохотными акриловыми камешками тигров, павлинов и цветы.

— Чего это ты в середине рабочего дня? — удивилась мать. — Или строительство мирового капитализма отложили?

— Мировой капитализм обойдется сегодня без меня, — отмахнулась Юля и заглянула в духовку. — Что печешь?

— Шарлотку. Яблоки купила неудачные, больше половины — гниль, вот тебе и импортозамещение. Все-таки, молдавские и польские были лучше. Ну, не пропадать же добру. Перечистила, вырезала лишнее, тесто завела… Есть будешь?

— Я не голодная, — ответила Юля. — Чаю выпью. Подожду только, пока допечется.

— Это вторая, вон, под полотенцем остывшая, — не поворачиваясь, сказала мать. — А что останется, домой забери, Валерку с Танькой угостишь. Как там Танька, кстати? Не надоела?

— До чертиков, — буркнула Юля. — Пора гнать, а то она быстро обживается. По-моему, она не понимает, что здесь себе карьеры не сделает, особенно если спать до двенадцати, до двух краситься и после идти на приемы. Откуда у нас столько приемов?

— Галка вчера звонила, интересовалась, не обижаем ли мы ее доченьку, — усмехнулась мать. — А я уже чуть ли не поспорить готова, на сколько тебя еще хватит. Надеюсь, она перед мужем твоим задницей не крутит? А то с нее станется без штанов в чужом доме ходить.

— Мам… — начала Юля и замолчала.

Ей нужно было выговориться, спросить, склонить измученную голову на материнскую грудь и поплакать, поскольку раскиснуть кроме как в отчем доме больше было негде, не рыдать же на своей кухне под перекрестными взглядами: напряженным — мужа, любопытствующим — сестры. Это и вовсе будет невыносимо. Уж лучше тут, уткнувшись в мамину титьку, как в младенчестве.

Мать, почуяв неладное, подошла и прищурилась. Не ответив, она отрезала кусок пирога, налила чай дочери и себе и села.

— Ну? — коротко спросила после. — Что случилось?

— Мам, — спотыкаясь на каждом слове, проблеяла Юля. — А когда ты узнала, что отец тебе с теть Ирой изменяет, что ты почувствовала?

Мать сжала губы и посмотрела на дочь потемневшим взглядом.

— Ярость, — медленно протянула она, отхлебнула чай, поморщилась, и добавила. — И… брезгливость что ли. Я бы поняла, кабы он на Шэрон Стоун глаз положил, а эта…

Она махнула рукой.

Юля ее отлично понимала. Несколько лет назад отец решил гульнуть, и гульнул так лихо, что левак на стороне превратился в нечто вроде вялотекущего романа. В качестве любовницы была избрана подруга матери, лучшая… Хотя это было громко сказано, просто подруга, да и то, если б не ее настойчивые визиты в дом Быстровых, дружба давно сошла бы на нет, очень уж разными были эти женщины: красавица-интеллектуалка Елена Быстрова и совершенно неинтересная, глуповатая и пьющая Ирина Оленина. Почему отец кинулся к Олениной, для которой и яичницу-то приготовить было верхом кулинарного искусства, Юля понимать отказывалась. Да и самого романа понять не могла. Разве это роман? Никаких цветов, романтики, прогулок под луной, упаси Боже! Просто секс двух немолодых людей.

— Почему ты его простила, мам? — тихо спросила Юля. — Как ты могла после тридцати с лишним лет брака — простить?

— А что мне оставалось? — безразлично спросила мать. — Уйти?

— Хотя бы.

— Куда? К тебе? К брату твоему уехать в Красноярск? Ии к бабушке под бок? Бросить все и оставить дом, хозяйство, даже наших собак — ей? И что потом? Тешить себя мыслью, что я очень гордая? У нас ведь почти до развода дошло, но я сказала — давай, но мне идти некуда. Хочешь жить с ней — уходи сам. А Вовка, хоть и думал одним местом, все-таки сообразил, что в этом случае никто из детей ему руки не подаст, а уж о стакане воды на смертном одре можно было и подавно забыть. Ты бы отца простила, если бы он ушел?

— Никогда, — покачала головой Юля. — Ты права.

— Вот потому мы и остались вместе. С годами все пообтесалось, и я… не то чтобы простила… Примирилась скорее. Но не забыла, — мать пристально поглядела на Юлю и мягко спросила: — У Валерки любовница?

— Любовницы, — горько ответила Юля. — Не впервые. И, думаю, не в последний раз. Люди смеются, мама. Я догадывалась, конечно. А потом он вернулся весь в помаде и даже отпираться не стал. Они ему, видите ли, нужны для самоутверждения, чтобы не чувствовать себя кастратом. А что при этом чувствую я, никого не волнует.

Юля разрыдалась и рухнула в пышную материнскую грудь. Мать молчала и только гладила дочь по трясущейся голове.

— Разводиться будешь? — спросила мать. Не дождавшись ответа, она добавила: — Ты ведь его любишь.

— Я уже ничего не знаю, — глухо ответила Юля. — Люблю или не люблю. Мне хочется разогнаться посильнее и вмять его в стенку. Что мне делать?

— Ну… — мать пожала плечами. — Если хочешь уйти, возвращайся сюда, или, можно с твоей старой квартиры жильцов согнать, правда, вряд ли ты после своих хором захочешь в хрущевке жить. Можешь помириться, попробовать поговорить. Главное, горячку не пори и не делай ничего в таком состоянии. Кто его хахельша-то знаешь?

— Нет, — всхлипнула Юля. — Бухгалтерша какая-нибудь, он к аристократкам не клеится, проблем много. Но можно вычислить.

— Не вздумай. А если случайно узнаешь, не вздумай отношения выяснять, не унижайся.

— Даже не думала, — буркнула Юля и шмыгнула носом. — Разберусь как-нибудь. Надо, все-таки, от сестрицы избавляться, пока она не понесла в массы весть о нашем разрыве.

— Правильно, — одобрила мать. — Главное, не суетись и думай, хотя, господи, кого я учу? Ты же всегда была самой умной из моих детей.

— Можно подумать, у тебя их десяток, — фыркнула Юля. — Вот Серега обрадуется, когда узнает, что ты его считаешь балбесом. Но я, пожалуй, тебя не сдам.

Мать рассмеялась. Юля ответила слабой улыбкой. В этот момент в сумке завибрировал мобильный, а потом из ее нутра донесся веселенький мотивчик. На экране высветилась Никиткина фотография. Юля поднесла сотовый к уху.

— Привет, — торопливо поприветствовал ее приятель. — Искала меня?

В его голосе она почуяла тревогу и что-то вроде испуга и заволновалась.

— Искала, — подтвердила Юля. — У меня новости.

— У меня тоже, — мрачно ответил Никита. — Да еще какие! Закачаешься!