Грозу, прокатившуюся по дому, Танька, слава богу, не застала, но что-то недоброе почуяла, и, глядя на холодные лица Юлии и Валерия, дергала плечами в недоумении, а потом лезла с вопросами к обоим. Надо сказать, что супруги «Б в квадрате», как называли злопыхатели за глаза чету Беликова-Быстровой, особо не давали труда скрыть семейный разлад. А Таньку, любительницу всяческих драм, о которых можно посплетничать с собственной матушкой и подругами, донельзя раздражало, что с ней проблемами никто не делится. Юля знала о сестринской невоздержанности на язык, Валерий же вообще Таньку не выносил и с трудом терпел в доме. Хотя, пожалуй, только из-за нее, оккупировавшей гостевую спальню, и приходилось спать в одной постели, для «сохранения приличий». Правда, неизвестно, кому эти приличия были нужны. В спальне Юля так старательно возводила баррикаду из одеяла, что она напоминала пресловутый рыцарский меч, что клали в постели между девицей и очередным сэром Ланселотом, дабы тот не покусился на невинность юной дамы. Больше всего Валерия удручало, что, даже заснув, жена инстинктивно прекратила обниматься с ним, а раньше то и дело прижималась грудью к его спине. Сейчас такого не происходило, а стоило ему во сне закинуть на нее руку или ногу, как ее безжалостно сбрасывали. Неприязнь, источаемая Юлией, пропитала всю квартиру, сделав почти невозможным нахождение дома.

Сказать, что Юля не страдала было нельзя. От нее требовалось немало нервов, чтобы ежедневно находиться с мужем не только дома, но и на работе. В последние дни она стала уезжать позже, чтобы не тащиться с ним в час пик в одной машине. Факт измены Валерия сжигал изнутри, и, будучи натурой деятельной, Юля тут же принялась выяснять, кто же был его новой обоже. Выяснилось это, кстати, довольно быстро, но, к ее вящему сожалению, Танька подслушала разговор и немедля настучала своей матери, а тетка, распираемая радостью за чужое несчастье, тут же перезвонила с фальшивым сочувствием.

— Юленька, но ты должна сознавать: семья семьей, но Танечка нуждается в покое и поддержке, — лицемерно всплакнула она напоследок, и добавила: — Ты же знаешь, ей надо беречься, у нее — голос…

Не будь Юля так расстроена, она бы расхохоталась. Уж больно этот разговор напоминал диалог Лены и Анюты из «Веселых ребят», не хватало только тарелочки сырых яиц и бюстика греческого мыслителя, о нос которого эти самые яйца кокали. Но тетка, сама не зная, подписала дочери приговор. Юля решила, что с нее довольно, Танька загостилась, и пора бы отправить ее на историческую родину.

Чтобы подсластить сестре пилюлю, Юля не пошла на работу и потащила ее в салон красоты, решив напоследок сделать из простушки красотку. Однако, действия Юлии довольно часто имели двойное дно, и салон был выбран не абы какой, и даже не свой собственный, приобретенный в прошлом году, а «Черная орхидея» — претенциозный, дорогой — бессмысленно дорогой, кстати, далеко не с самыми лучшими мастерами, осколок былого великолепия начала двухтысячных. Самым главным интересом в салоне было то, что владела им Галина Золотухина, ближайшая подруга Ирины Панариной. Имя главной свидетельницы Никитка выудил из потерявшего бдительность Миронова, а Юля, всерьез подозревая Панарину к причастности к смерти мужа, решила вбить в этот гроб последний гвоздь.

Танька по дороге дулась. Неудивительно: карьера певицы почему-то не сложилась, и, хотя нутром она понимала, что за славой следовало ехать в Москву, к тому же лет на десять раньше, осознать это окончательно не могла, сердясь на богатейку-сестру, что не желала давать денег на раскрутку. С ее дружком, лохматым журналистом Никитой, тоже не сложилось. В койку он ее, ясное дело затащил, но после пары раз, охладел окончательно, а однажды ласково назвал дурехой. И почему-то Таня понимала, что это был вообще не комплимент. Да и не перспективный он какой-то был. Ну, журналист, ну и что? Всего богатства — квартира в хрущевке, битый «фольксваген», да дорогой фотоаппарат. Не наш размерчик! Так что Таня была где-то рада, что у сестрицы дома не ладится. Так ей и надо! Но прощальный подарок приняла, легкомысленно отбросив обиды.

В салоне Золотухина к дорогой гостье и, между прочим, одной из основных конкуренток, выплыла не спеша, жеманно расцеловалась и, отправив Таню на процедуры, предложила Юле сделать маникюр за счет заведения. Та отказалась.

— Ну, тогда жасминового чаю, дорогуша? — отвратительно присюсюкивая предложила Галина. — Жасминовый чай — лучшее средство от печалей.

— С чего ты взяла, что я в печали? — удивилась Юля. Галина противно улыбнулась, отчего ее изломанный ботоксом лоб искривился в странной луге.

— Слухами земля полнится, знаешь ли. Пойдем в мой кабинет.

В кабинете, дождавшись чая, Юля бесцеремонно принесла мужа в жертву, признавшись в его изменах. Новости Золотухиной доставили истинной наслаждение, а вот то, что Быстрова не кусает локти и не пытается приструнить изменщика, ее насторожило.

— Зря ты так, — изображая сердечность, пропела она. — Это сейчас ты думаешь: я молода, красива, никуда он не денется, но, Юленька, тебе уже не семнадцать. А мужики, поверь, одним местом думают куда чаще, чем нам бы хотелось. Попадется какая-нибудь дрянь, и оставит тебя у разбитого корыта, заведет с ним детей еще… Нет, нет, милая, пассивность в таких делах — вещь опасная. Ты сейчас как моя подруга себя ведешь, а ведь я Ирке говорила, говорила — оставит тебя твой Олежа с голой задницей. И ведь почти оставил! Слава богу, прирезали его, а то бы выставил жену на улицу.

— Ничего себе, везение, — рассмеялась Юля.

— Знаешь, лучше так, чем никак, — серьезно возразила Галина. — Ты вот девица не с самым лучшим характером, если муж уйдет, вряд ли отпустишь без боя. Останешься одна, точно не будешь ему здоровья желать, верно?

— Не буду, — согласилась Юля и отпила из чашки. Изображать спокойствие было почти невыносимо, но она держалась, только ногами нервно качала под столом. А Галина вдохновенно продолжала, не замечая, что равнодушие гостьи к проблемам Панариной было фальшивым.

— А Ирочка — святая женщина, — вздохнула Галина, но при этом в ее словах скользило снисходительное высокомерие. — Сколько она терпела, терпела, пока этот скот на стороне трахал Жанку Колчину. Я ведь когда узнала об их шашнях, сразу выгнала эту проститутку вон. Ты знала, что она у меня работала?

— Нет.

— Ну вот, работала визажисткой, но скажу я тебе, звезд с неба не хватала. Они у меня и познакомились, Олег с Жанной, в смысле. Я уж перед Ирой каялась, каялась, ведь кто ж знал? Ирочка простила, но того, что она терпела, никому не желаю. И потом зарезали его, такое избавление, а ведь мы в этот день с ней полгорода оббегали, я чудную шубку купила…

— Говорят, многие чувствуют, когда с их близкими беда случается, — сочувственно сказала Юля.

— Может, но Ирочка этого точно не чувствовала, и потому потом долго мучилась. Она вот развлекается, пока ее мужа там режут. И я ведь ни сном ни духом не подозревала. Только радовалась, что в кои-то веки вытащила ее прогуляться, точнее, она меня вытащила.

На этих словах Юля сделала стойку.

— Она вытащила?

— Ну да, — закивала глупая Галина. — Позвонила за день до того и предложила: поехали, в «Королеве» такие шубки выбросили, закачаешься. Ну, мне собраться долго ли? Рот закрыла да поехала.

Галина глупо хохотнула.

— Чего ж она поехала, если в последнее время Панарины на осадном положении жили? — удивилась Юля и отхлебнула остывшего чаю.

— Так мы охранника взяли, — отмахнулась Галина. — И очень кстати, он хоть сумки нам таскал. Она его все просила: Женя возьмите, Женя принесите…

Юля разочарованно опустила чашку. Охранника, амбала с лицом порочного херувима, встречавшего ее у ворот, точно звали Евгением, это она запомнила хорошо. Неужели ошиблась? А ведь такая хорошая версия была…

— Да, видела я его, — вздохнула Юля. — Молодой такой. Мордастый.

Галина фыркнула.

— Это ты второго видела. У Ирки двое посменно дежурили: молодой и постарше, так их обоих Евгениями зовут. С нами тот, что постарше ездил, вечно недовольные рожи корчил: с бабами таскаться по магазинам — то еще развлечение, это не в теплом домике сидеть да телик смотреть.

Юля откинулась на спинку стула. Вот теперь все сошлось.

Охранников было двое. Говоря об алиби, Панарина выставила в качестве свидетелей сразу двоих: охранника и подругу. Миронов, приехав к хозяйке на допрос, опросил охранника, молодого, мордатого Евгения, и тот соврал, что ходил с Ириной по магазинам, а глупая подруга, служившая еще одной ширмой, подтвердила: да, с нами был охранник Женя. Никому не пришло в голову проверить, что дом постоянно охраняли два человека с одинаковым именем. Одновременно Ирина составляла алиби своему любовнику. Убить хозяина он якобы не мог, так как вместе с его супругой бегал по гипермаркету. Юля задумалась, что было бы, если б Миронов нарвался не на того охранника и допросил истинного свидетеля. Этот вопрос следовало выяснить, но, по большому счету, факт никакого значения уже не имел.

Юля с трудом высидела до конца Танькиных процедур, сгорая от желания сообщить о своих открытиях Никите и Миронову. Вырвав сестру из лап массажиста, Юля помчалась домой, выпихнула Таньку на тротуаре, велев сидеть дома, а сама, словно ведьма на помеле, понеслась в сторону РОВД, попутно вызванивая Шмелева.

Как ни странно, но у дверей они все оказались одновременно. Юля и Никита подъехали с разных сторон, и, выскочив из машины, столкнулись лбами с Мироновым, выбегающим из здания, на ходу натягивая форменную куртку. От Шмелева и Быстровой он попросту отмахнулся и побежал к патрульной машине.

— Кирилл, подожди! — крикнула Юля. — Мне надо кое-что тебе сообщить!

Он притормозил и поглядел на нее недовольно. Юля торопливо пересказала ему новости. Кирилл скривился.

— Не горит, — ответил он. — Никуда они теперь не денутся.

— Ты-то куда мчишься? — удивился Никита. — Пожар что ли?

— Вроде того, — кивнул Кирилл. — Только что, в двухстах километрах от города, на турбазе засекли телефон Лики Крайновой. И не вздумай даже со мной проситься! — сердито добавил он, вытянув палец в сторону открывшего рот Никиты.

— Ладно, — неохотно сказал Шмелев. — Но потом ты все расскажешь?

— Расскажу по возможности, — пообещал Кирилл.