В поисках «Американской мечты» — Избранные эссе

Лаперуз Стивен

ЧТО СКРЫТО ЗА «АМЕРИКАНСКОЙ УЛЫБКОЙ»? ЗАМЕТКИ ОБ АМЕРИКАНСКОЙ ПСИХОЛОГИИ [95]

 

 

Часть первая

Забытый Сюжет

Во всем культурном мире известно шекспировское изречение «Весь мир — театр. В нем женщины, мужчины — все актеры» , которое, однако, не поясняет, играют ли они свои роли сознательно и целенаправленно, или же мировая «пьеса» «играет ими», а они в той или иной степени не осознают этого. Большинство людей в любом обществе достаточно хорошо знают по крайней мере основные части своих «ролей» в социальной «пьесе». С ростом секуляризации культуры и всех сторон жизни за последние два-три столетия (будто медленно, но верно меняются театральные декорации, или по сцене расползается искусственный туман) главный Сюжет пьесы — область религии, философии, метафизики и т. п. — становится все более неопределенным и спорным, а иногда просто игнорируется и забывается. Но представление должно и будет продолжаться, а значит, независимо от того, знают или догадываются люди о некоем главном Сюжете, в котором человеку отведена определенная роль, большинство актеров вполне способны играть основные части своих ролей на мировой сцене: роли сыновей и дочерей, братьев и сестер, отцов и матерей; бизнесменов и банкиров, террористов и шпионов; а еще сапожников, портных, нищих и т. д. и т. п.

Однако, в наш век распространенного агностицизма, религиозного плюрализма и всеобщей неопределенности чисто земные социальные роли и детали Сюжета (такие, как денежный доход и статус, политика, наука, технология, сельская и городская жизнь, экономика, собственность, профессия, международные связи и т. п.) стали приобретать гораздо больший вес и значение, чем в более простой «религиозный» век. Реальность земной жизни становится важнее, потому что все более неопределенной считается реальность духовная. Как будто актеры на мировой сцене стали смутно догадываться, что почти забыли главные сюжетные линии человеческой истории, однако продолжают играть по мере сил, и представление расстраивается на глазах, поскольку каждый актер, что-то помня о главном Сюжете, начинает сводить действие на свой собственный «сюжет».

Может быть, актеры просто устали? Может быть, они вот-вот окончательно позабудут свои роли и втайне уповают на антракт? Может быть, некоторые из них надеются, что это всего лишь «генеральная репетиция», и очень скоро, подобно спасительному deus ex machina, главный режиссер хлопнет в ладоши, призывая утомленных актеров на общее собрание труппы?

Как бы дело ни обстояло sub specie aeternitatis (лат. — с точки зрения вечности), несколько заметок и наблюдений театрального критика о роли американцев на мировой сцене могут оказаться весьма кстати.

Невидимая «Американская persona »

Любопытно было бы почитать историю лицевой физиогномики разных народов, хотя провести подобное исследование и написать об этом книгу будет нелегко. Несмотря на то, что во время Гражданской войны и в годы Великой депрессии «лицо» Америки сохраняло печальное выражение, после Второй мировой войны в американской жизни прочно утвердился важнейший социальный стереотип — всемирно известная «Американская улыбка». По крайней мере, со второй половины XX века этот лицевой шаблон имеет такое же значение в общественной и культурной жизни Америки, как и другие общепринятые обычаи и нормы поведения: словесные («Привет! Как дела?» — «Прекрасно!»), зрительные (ограниченный «зрительный контакт») и социальные (принято избегать неудобных тем, не говорить о частной жизни, соблюдать правила вежливости и т. п.)

Можно было бы сказать, что «Американская улыбка» — это важнейшая и неотъемлемая часть персональной социальной маски, позволяющей легко и просто общаться с окружающими людьми, если бы при ближайшем рассмотрении такое словосочетание не оказалось тавтологией: слово «персональный» происходит от латинского persona — «маска». Хотя неутомимые ученые и установили тот ценный факт, что при нахмуренном лице задействовано гораздо больше лицевых мускулов, чем при улыбке, любой разумный американец иногда может почувствовать, как его улыбающееся лицо начинает жить своей собственной жизнью и почти превращается в лицо юридическое. Такая манера поведения может быть бессознательно усвоена в раннем детстве, но взрослый способен осознать, что его «Американская улыбка» часто проявляет недюжинную силу: она самопроизвольно возникает на лице, когда того требует социальная ситуация.

«Американскую улыбку» можно часто увидеть в телевизионных шоу и сериалах, во всевозможной рекламе, в голливудских фильмах с их предсказуемым и часто сентиментально-слащавым «счастливым концом», на лицах кинозвезд, в атмосфере всевозможных мероприятий, вечеринок и т. п. Теперь эта улыбка проникла во все области и слои американской жизни, ее можно видеть на лицах самых разных людей — богатых и бедных, образованных и невежественных. Сегодня американскую культуру преимущественно формирует буржуазный средний класс, который определяет все стороны повседневной жизни Америки, общепринятые манеры и нормы поведения, включая знаменитую улыбку. Поэтому, если и не все жители США сохраняют «Американскую улыбку» на своих лицах, большинство видят ее ежедневно и ежечасно, почти непрерывно.

Элинор Ригби на американский манер

Сегодня надо признать, что истинные чувства и мысли коренных американцев очень часто спрятаны, прикрыты или заглушены тем, что «серьезный» ученый-социолог определил бы как «стандартная ежедневная социальная американская улыбка» (именно «американская», поскольку люди других национальностей и культур улыбаются иначе). Это та общепринятая улыбка, которую большинство американцев изображают на своих лицах каждый будничный день. Если в этот день у человека не было слишком серьезных неприятностей дома или на работе, то сохранять такую улыбку для него не трудно, и она может быть вполне искренней. Однако в большинстве случаев за этой социально востребованной улыбкой стараются скрыть любые невеселые мысли и чувства, такие, как тревога, неопределенность, страх, ненависть, гнев, боль, печаль и т. п., и тогда улыбка явно выглядит неестественной, натянутой и принужденной. Разумеется, американцы часто улыбаются и смеются от чистого сердца, но делают это гораздо естественнее и живее, чем когда изображают «стандартную ежедневную социальную улыбку» или такой же стандартный смех. На самом деле американцы часто психологически изолированы друг от друга своими общепринятыми улыбающимися «масками», подобно Элинор Ригби из песни «Битлз»: она «придает своему лицу выражение, которое держит наготове в стеклянной банке». Конечно, чаще всего стараются скрыть не положительные, а отрицательные эмоции, но все же это разделяет людей. Однако, можно ли назвать это «маской»? Разве лицо человека не является частью его сущности?

Нет, лицо может быть своего рода невидимой «маской», над которой человек властен лишь отчасти, и такое лицо может не только отображать чувства, но и скрывать их (это никак не связано с врожденной красотой или безобразием). «Американская улыбка» — лишь самая заметная часть «Американской маски» (лат. — persona). Позвольте сообщить очевидный факт: американцы — самые обыкновенные люди, которым свойственны все человеческие мысли и чувства (и хорошие, и плохие), которые испытывают боль и наслаждение, радость и печаль, любовь и ненависть, и на их лицах могут правдиво отображаться самые искренние эмоции. Но «Американская маска», включающая и знаменитую улыбку — это persona, которая часто скрывает и защищает истинную сущность человека. Дежурная улыбка подобна будничному банальному ответу: «У меня все в порядке». Человек может испытывать душевные страдания, переживать разлад в семье, ссору с близким человеком, неприятности на работе, но на вопрос «Как дела?» он неизменно отвечает «Прекрасно!» Даже между хорошими знакомыми, друзьями и коллегами сохраняется дистанция: когда замечают, что человек переживает «тяжелый день» и чем-то огорчен, то часто из самых лучших побуждений предпочитают не вмешиваться в его «частную жизнь». Именно в этом проявляется социальное и культурное влияние индивидуализма.

«Американская persona» изолирует и защищает отдельную личность от себе подобных, пребывающих в таком же состоянии. Она похожа на официальную публичную речь, этот защитный словесный фасад, чью искусственность расслышит всякий, имеющий уши. Улыбающаяся маска подобна разукрашенной стене, точнее закрытой (запертой?) двери, за которой личность живет своей истинной жизнью. Улыбка говорит «У меня все в порядке», хотя на самом деле это может быть явной ложью: внутренняя жизнь человека может превратиться в кошмар, он может стоять на краю гибели, страдать от отчаянного одиночества и тоски — но на людях он будет через силу улыбаться! Могучая и таинственная сила социальной условности властно требует от человека носить эту невидимую улыбающуюся маску даже против его воли. Очень часто (хотя и не всегда) человеку становится невыносимо тяжело пребывать в таком психологическом состоянии. Индивидуализм и независимость превращаются в ловушку, в полудобровольное одиночное заключение, хотя и незаметное для окружающих, поэтому многие люди за всю свою жизнь так и не осознают в какой «тюрьме» пребывают.

«Американский символ веры» (подробно рассмотренный в «Американских размышлениях») говорит о праве на «жизнь, свободу и стремление к счастью», и большинство американцев верят, что они просто обязаны быть счастливыми и наслаждаться жизнью, даже если это у них почему-то не получается. На самом деле, они частенько даже не могут объяснить, что такое это «счастье», к которому они стремятся, и как его достичь; а также почему все материальное благополучие (роскошный дом с бассейном, модная одежда, машины, яхты, путешествия, всевозможные электронные игрушки и т. п.) не делает их счастливее, как обещают приземленная «Американская мечта» и «Американский символ веры». В отличие от индуизма (жизнь и мир есть преходящая иллюзия, майя), буддизма (вся жизнь есть страдание), философии Платона (земная жизнь — всего лишь тень настоящего мира архетипов) и Толстого (поиск смысла жизни, см. «Исповедь», гл. 5) в Америке распространено убеждение, что жизнью надо прежде всего наслаждаться, что именно счастье, а не страдание или борьба, должно быть естественным состоянием человека в этом мире. Нельзя сказать, что многие сознательно и последовательно исповедуют такое мировоззрение, скорее, это полубессознательное настроение как бы витает в воздухе и влияет на жизнь миллионов американцев. А если жизнь по сути должна быть счастливой (или большинство считают ее таковой), то какое же разумное оправдание может быть у того, кто не улыбается постоянно, как того требует общественное мнение?!

Как бы странно это ни прозвучало, но «Американская улыбка» для многих является тяжелым психологическим и социальным бременем. И если бы Джефферсон написал в Декларации независимости «стремление к истине» вместо «стремление к счастью», то интеллектуальная и культурная история Америки наверняка была бы совсем другой!

 

Часть вторая

В сущности, улыбающаяся «Американская маска» используется как защитная крепостная стена и даже может превратиться в психологическую тюрьму для своего носителя. Человек может почувствовать себя узником в одиночной камере, за решеткой собственного улыбающегося лица — вот уж поистине «одиночное» заключение! Таким образом, улыбка служит надежной социальной защитой, крепко запертыми и охраняемыми воротами, ведущими в частную крепость души, куда запрещен вход посторонним. Почему американцы так «закрыты» друг от друга во всем, что касается частной жизни, почему они не могут обсудить с окружающими личные проблемы, почему считают неудобным и невежливым публично обсуждать многие темы — все это чрезвычайно интересные вопросы, на которые автор может ответить лишь частично, а также предложить кое-какие наблюдения и размышления.

«…заточить в уединенную камеру собственного сердца»

Любопытно, как в XIX веке некоторые русские путешественники подмечали и описывали чувство социальной и психологической изоляции, которое им пришлось пережить в Западной Европе, где распространены идеи индивидуализма и независимости. Вот что Иван Киреевский писал в своем знаменитом «славянофильском» эссе «В ответ А. С. Хомякову» (1838):

Весь частный и общественный быт Запада основывается на понятии о индивидуальной, отдельной независимости, предполагающей индивидуальную изолированность [97] .

А вот что писал о молодых Соединенных Штатах французский путешественник Алексис де Токвиль в своем труде «Демократия в Америке» (1835, 1840):

Слово «индивидуализм» появилось совсем недавно для выражения новой идеи. Наши отцы имели представление только об эгоизме. <…> Индивидуализм — это взвешенное, спокойное чувство, побуждающее каждого гражданина изолировать себя от массы себе подобных и замыкаться в узком семейном и дружеском круге. Создав для себя, таким образом, маленькое общество, человек охотно перестает тревожиться обо всем обществе в целом. <…> Чем более уравниваются социальные условия существования, тем больше встречается в обществе людей, которые, не имея достаточно богатства или власти, чтобы оказывать значительное влияние на определенную часть себе подобных, тем не менее приобрели или сохранили достаточный запас знаний и материальных средств, чтобы ни от кого не зависеть. Такие люди никому ничего не должны и ничего ни от кого не ждут; они привыкли всегда думать самостоятельно о самих себе и склонны полагать, будто их судьба полностью находится в их собственных руках.

Таким образом, демократия не только заставляет каждого человека забывать своих предков, но отгоняет мысли о потомках и отгораживает его от современников; она постоянно принуждает его думать лишь о самом себе, угрожая в конечном счете заточить его в уединенную камеру собственного сердца [98] .

Можно только поражаться, с какой проницательностью Токвиль описал в 1830-х годах черты американского характера и предугадал их развитие в исторической перспективе вплоть до сегодняшнего дня.

На мой взгляд, проблема одиночества в Америке как нельзя лучше иллюстрирует исторически обусловленное духовное, психологическое и эмоциональное состояние (и страдание!) «западного человека». Как я уже не раз отмечал, в Калифорнии эта проблема распространена как нигде в западном мире. Американцы нередко переживают личные трудности в совершенном одиночестве и не могут обсудить их даже с самыми близкими друзьями. Всевозможные психологи и психотерапевты, распространенные в 1960-е годы «группы общения» и современные «группы поддержки» часто играют в Америке ту роль, которая должна быть отведена близким, задушевным друзьям (в будущем мы подробно рассмотрим, что современные американцы подразумевают под словом «друг»).

Как ни странно, в эту тюрьму с решеткой-улыбкой чаще всего попадают не слишком сильные личности — их улыбки, а также речь, произношение, шутки, мысли, эмоции, жесты и т. п. в той или иной мере определяются социально-культурной средой, то есть не они играют пьесу, а пьеса «играет» ими. Сильной, волевой личностью является только тот, кто может жить без социальной маски (а это очень непросто в современной Америке); кто легко выражает истинные мысли и чувства публично и в кругу друзей; кто преодолел условность и вырвался из этой тюрьмы, в которой личность изолирована от окружающих. Американское общество, культура, история и традиции убеждают людей, что они просто обязаны быть «индивидуалистами» — и очень часто человеку нужен горький опыт и годы серьезных размышлений, чтобы понять, что такая психологическая установка не всегда верна и полезна. Но, даже осознав это, человек не обязательно сразу «раскрывается» навстречу другим людям — ему часто приходится сдирать приросшую к лицу маску, а такая болезненная и сложная операция может потребовать многих лет жизни.

К сожалению, в Америке очень многим (даже членам одной семьи) грозит серьезная опасность быть «заточенными в уединенную камеру собственного сердца». Американцу нужно быть очень сильным и уверенным в себе человеком, чтобы появиться на людях с серьезным или торжественным, печальным или унылым выражением на лице. Нужно быть сильной личностью, чтобы сознательно «раскрыться» перед другими, особенно в публичной обстановке (в отличие от непроизвольного эмоционального срыва в слезы, крик, признания и т. п.)

Многие американцы никогда не раскрывают свою душу в разговорах даже с самыми близкими друзьями. Они могут любить и принимать (или ненавидеть и отвергать) друг друга, но при этом никогда не выскажут честно и открыто, что на самом деле думают о других, рискуя обнаружить свою душевную уязвимость. Серьезные и откровенные разговоры в стиле «русской кухонной философии» — большая редкость в США. Во-первых, в американском «плюралистическом» обществе становится все меньше общих идей и знаний для разговора о жизни, мире и человеке; во-вторых, многие американцы с детства приучены скрывать от окружающих свою внутреннюю жизнь, свои душевные страдания и порывы.

Большинство американцев окружено какой-то невидимой психологической «стеной». Эта таинственная защитная «стена» не обязательно отражается на лице или в глазах, она может быть высокой и очень толстой, или маленькой и тонкой, но она почти всегда окружает американцев (а также жителей многих других западных стран), независимо от того, нравится ли им это, желают они этого или нет! Это какой-то загадочный, мистический компонент «американской души», та неуловимая реальность, которую социологи едва ли когда-нибудь смогут полностью объяснить.

По мнению автора, душа русского человека часто напоминает не крепость, а скорее беззащитное селение, открытое со всех сторон — иногда даже слишком открытое. Как автор убедился на собственном опыте в последние годы существования СССР, мрачные советские лица (так шокировавшие американских туристов) очень плохо скрывали истинные душевные переживания. Личность человека сразу же проявлялась в открытом выражении глаз, и в разговоре люди изливали душу при первой возможности. В русской душе заложена простая и насущная потребность поделиться чувствами, мыслями и опытом с другими людьми, а также потребность общения с природой, музыкой, искусством, Богом. В этом ее фундаментальное отличие от американской психологии, где такую важную роль играет улыбающаяся «Американская persona».

Помню, как после нескольких поездок в Россию начиная с 1986 года, после московских улиц с обшарпанными зданиями, вонючими туалетами, старыми грязными автобусами и повсеместными табличками «Закрыто на ремонт» я вернулся в Америку, где все выглядело гораздо чище, организованнее, удобнее и богаче, но при этом испытал странное чувство, что почти вся американская действительность — это какой-то призрачный фасад. Переполненные товарами, удобные и чистые магазины с яркими витринами, подобно «Американской улыбке» или ответу «У меня все прекрасно!», показались мне какими-то ненастоящими, фальшивыми. Уверен, что именно фальшиво-стерильный, коммерческий стиль американской архитектуры оказывает серьезное влияние на человеческую психику и поведение. В Москве и в других городах России у меня было ясное ощущение, что все вокруг по крайней мере настоящее, неподдельное — даже если выглядело грязным и безобразным. Лицо русского человека (особенно глаза) чаще всего выражает истинные чувства, хорошие или плохие. Поэтому жизнь в России была и остается гораздо более реальной.

Если в античной драме актер носил на лице маску (persona), то в Америке само человеческое лицо очень часто превращается в постоянную персональную маску, за которой человек может всю жизнь прятать свои сокровенные мысли и эмоции. В такой ситуации только по глазам, по этим «окнам души» можно распознать истинные чувства, но иногда и это затруднительно. По глазам удается разве что определить, насколько в душе человека сохранилась независимая внутренняя жизнь, прикрытая общепринятой улыбающейся маской. Можно найти немало людей, чья внутренняя интеллектуальная и эмоциональная жизнь протекает более-менее благополучно в гармонии с окружающими социальными условностями — тогда лицо соответствует душевному настроению, и такие люди хорошо приспособлены к общественной жизни. Но с другой стороны, по глазам или по натянутой улыбке можно распознать тех, чье душевное состояние резко противоречит обычной социальной маске (из-за временных бытовых трудностей или по более серьезным причинам). Особенно проницательный наблюдатель может также догадаться, скрывает ли дежурная улыбка проблемы философско-экзистенциального характера, или же личные, семейные, медицинские, эмоциональные, финансовые и т. д. Однако, вызвать американцев на откровенный разговор о подобных секретах чрезвычайно трудно.

Пожалуй, самая неудобная в американском обществе ситуация возникает, когда два человека вежливо общаются в социально-приемлемой манере (безопасная тема, умеренный тон, ограниченный зрительный контакт, соответствующий стиль юмора и т. п.), при этом оба понимают по выражению глаз собеседника, что ни один из них не выражает своих истинных мыслей и чувств, но все же они не могут прекратить этот лицемерный разговор. Каждый не только осознает свое притворство и видит то же самое в собеседнике, но оба прекрасно понимают, что являются заложниками собственной вежливости, не могут открыто признать свое дурацкое положение и чувствуют себя совершенными идиотами.

Необходимо изучать и принимать во внимание все особенности американской психологии. И путешествующие по миру, и живущие дома американцы со всей их исторической безграмотностью, культурным невежеством и национальным «провинциализмом» могут ничего не знать об этих особенностях или считать их «общечеловеческими» — тем не менее, существует вполне определенный исторический, культурный и психологический тип американца.

И хотя надо было бы рассмотреть еще многие особенности американской психологии, одно можно сказать наверняка: очень часто за «Американской улыбкой» скрыта просто… одинокая человеческая душа.