Почему воспоминания именно об этом периоде моей жизни повергают меня в уныние?

В новой должности все соответствовало моему воинственному складу характера: долгие шумные споры, профессиональные поиски, столкновения на высшем уровне и сражения с самим собой, в которых я иногда одерживал победу, а подчас терпел поражение. Но я не скучал ни единой секунды. В какой-то мере это и был период, когда окончательно развеялся страх, который довлел надо мной со времен Катастрофы, – если я не буду играть заметную роль в обществе, то просто перестану существовать.

И я был заметен! После длившихся годами споров с ветеранами «Маарива» по поводу автобусных проездных для корреспондента в отдаленных районах я вдруг оказался во главе учреждения со штатом в тысячу шестьсот работников, которое имело бюджет в миллиард восемьсот миллионов лир (около трехсот миллионов долларов на сегодняшний день!) и, что даже более существенно, играло важную роль в становлении национального самосознания. Даже те, кто был не согласен с моими методами управления этим ведомством, были вынуждены признать (скрипя зубами), что я изменил его основательно. Не было в стране ни одного человека, у которого не было бы собственного мнения на мой счет. Одни горячо презирали меня, другие с не меньшим энтузиазмом поддерживали.

Однако время, вопреки известному изречению, не только лекарь. Оно также и горькая пилюля. Сегодня я задаюсь вопросом: все ли, что я делал, было на самом деле важно? Возможно, это точка зрения стариков: что на самом деле нет ничего особо важного и все большие сегодняшние битвы становятся в лучшем случае завтрашними анекдотами.

И все же мне кажется, что я внес свою лепту в тот болезненный процесс, в результате которого власть над израильским обществом была вырвана из рук старой гвардии, основавшей наше государство. Нет ничего опаснее состарившихся революционеров – именно к ним относились люди, которые еще зимой 1979-го, через два года после победы «Ликуда» на выборах, считали потерю власти прискорбной ошибкой, которая в скором времени будет исправлена. Печально известное заявление Ицхака Бен Аарона – «Если это то, что выбрали люди, то я отказываюсь принять их выбор» – по-прежнему звучало зловещим набатом.

Вечером накануне моего вступления в должность уже стало ясно, какая музыка будет его сопровождать. В популярном тель-авивском клубе собрались деятели искусства, настроенные против меня. Произносились пламенные речи, подписывались воззвания, Йоси Банай вышел на сцену и, к удовольствию публики, исполнил песню Томаса Нормана «Блошка прыгнула наверх».

31 марта 1979 года Управление телерадиовещания проводило в Израиле конкурс Евровидения, и мой предшественник Ицхак Ливни попросил меня отложить вступление в должность на шесть часов, чтобы он смог выступить в роли хозяина на мероприятии, которое готовил долгие месяцы. Я, конечно, согласился, и вечером мы с Шулой стали свидетелями того, как Гали Атари с песней «Аллилуйя» заняла первое место.

Утром я вступил в должность не там, где нужно. В буквальном смысле. Я так мало знал об управлении телерадиовещания, что в первый день пришел в студию вместо своего офиса, который находился по соседству, в здании бывшей шпагатной фабрики.

– Доброе утро, – сказал я сонному охраннику на входе.

Он подозрительно оглядел меня и спросил:

– Чем могу помочь?

– Я – новый генеральный директор.

– Ну да, конечно, – сказал охранник.