Честные люди вспоминают прошлое так, как оно и было (или казалось, что вот только так!), а сволочи – так, как им это выгодно. Так вот, чтобы не попасть ненароком в разряд последних, автор вообще отказался от воспоминаний (ну там чуть-чуть кое-где!). И, думается, правильно сделал. В общем, пишу, как вижу. Сейчас! Сиюминутно! Сиюсекундно! Можно назвать это репортажем с места событий, можно дневником, а можно и ещё как позагвозистее, но суть от этого не изменится. А суть в том, что…

В прекрасном настроении друзья шли по весенним улицам центра Алма-Аты. Некоторое время разговор ещё продолжал виться вокруг притонов редакторского мира, но потом как-то сам собой перешёл к первотолчку сегодняшних дискуссий и событий – к Смирнову и к вероятности покупки им автомобиля.

– У него каждый год по сборнику стихов и переводов издаётся, – говорил Аполлон. – Это как минимум. Если бы он хотя бы на сутки просыхал со своими собутыльниками, то давно бы на «Мерседесе» катался. А вот что значит купить бедному советскому интеллигенту машину, так ты себе и не представляешь. У моих знакомых жена экономила каждую копейку. Даже вату дочерям не покупала – заставляла стирать тряпочки. Ходила десять лет в потёртой юбочке, которая от каждодневного глажения стала блестящей и просвечивала. Кормились всей семьей мойвой (мелкая рыбка) сорок копеек за килограмм. Наконец, купили. Казалось бы – радуйся! Ан нет! Начались мытарства за правами на вождение. Откуда им было знать, что их специально заваливают на вождении – взятку выжимают. Год сдавали! Гаража – нет! Даже стоянка им не маячила. И, ко всему этому, когда права всё таки получили, то при первом же выезде дружно – всей семьёй – врезались в осла, за увечье которого платили компенсацию.

– Ну, это нетипично. Просто невезучие какие-то… – попробовал возразить Федя.

– Типично! Как раз типично для честных, порядочных интеллигентов средней руки, – спокойно возразил директор. – Они и живут в одной комнатушке… Ну, как ты думаешь, сколько человек?

– Четыре.

– Шесть! После смерти хозяйки – пять!

– Да-а… – задумчиво протянул Федя.

– До сих пор только хозяйственным мылом пользуются. Туалетным – ни-ни. Эх ты – зеркало жизни! Хозяйка – та, которая экономила, спала в ванне на досках. До тех пор, пока не померла от сердечного приступа. С народом надо беседовать, а не с такими, как Смирнов, который только и может, что пускать ветры «жизненной правды». Впрочем, и от таких, как он, иногда кое-что просачивается. Недавно в их писательском Союзе разбирали на партийном бюро писателя, который ткнул вилкой жену в живот. Встал председатель, подумал-подумал и вдруг спрашивает:

– Граждане, а жена у него партийная?

– Нет, – отвечают рядовые члены.

– Так о чём нам говорить? – обрадовался председатель. – Вот если бы член партии ткнул члена партии, тогда другое дело…

Федя даже не улыбнулся.

– Распустил бы я их всех, – сказал он мрачно. – Сразу бы стало ясно – кто есть кто и чего он стоит в действительности.

– Философы говорят, что как только они выполнят свою роль, так сразу и самораспустятся.

– Вот и стараются изо всех сил не выполнить, – подвёл черту Федя и предложил: – Давай на троллейбусе несколько остановок прокатимся. Скучные здесь улицы. Шумные. Пыльные…

Если сегодня понедельник – трудовой день для всех нормальных советских людей, то у наших героев – выходной. Это автор сообщает для тех, кто периодически проникается благоговением к патрулям, отлавливающим на просторах и весях городов нашей Родины (в банях, кинотеатрах, парикмахерских, магазинах и чёрт его знает где ещё!) нарушителей трудовой дисциплины. Так что имеют наши герои полное юридическое право валандаться в любом направлении. Сегодня! Впрочем, может быть и завтра тоже. Если вечером мероприятие, то утром отгул.

Слышите, идиоты!..

В троллейбусе было светло, чисто и малолюдно. Однако количество не всегда определяет насыщенность действием. Это и произошло в данном случае. Уже через несколько секунд после появления в салоне героев создалось впечатление, что троллейбус набит до отказа. Что друзья сделали? Да ничего! Просто вместе с ними в салон вошёл ничем не примечательный внешне мужчина. Вот он-то и всколыхнул эфир. Пронзительно зыркнув по сторонам, мужчина вдруг качнулся и начал цепляться к группке студенческой молодёжи, гогочущей на задней площадке.

– Ну-ка, кто к кому присоединился? Казахстан к России или Россия к Казахстану? – начал он на чистом русском языке.

– А ты пойди, спроси у водителя. Он всё знает, – отшутились студенты.

Мужчина нахмурился и, обозвав молодежь «не казахами», сам, тем не менее, опять продолжил на русском:

– Жеребцы! Родину предков просмеиваете! Студенты перестали смеяться и растерянно заморгали.

Мужчина же продолжал:

– Пашите, пашите на них, дурачьё! "Аз и Я" читали? Кончак был настоящий кипчак, а князь Игорь – трус и жалкий предатель!

Студенты заморгали ещё удивлённей.

В это время троллейбус остановился, и в салон вошла женщина с корзинкой. Мужчина, видя, что студенты не реагируют с должной силой, прицепился к ней:

– А-а, яйца купила! В своей России их не купишь. Чего живёшь тут? Едь в свою голодную Россию, едь!..

– Гражданин, поумерьте-ка свой язычок! – крикнул со своего места Аполлон.

– Что-о? На моей земле мне кто-то ещё и замечания будет делать? – с какой-то мрачной радостью взревел мужчина и шатнулся к директору.

– А глаза-то у тебя, дядя, трезвые. Сейчас мы тебя кое-куда доставим на опознание… – спокойно сказал Аполлон и начал подниматься.

Но не успел он встать, как мужчина метнулся к передней двери и, заорав водителю "Открой дверь! Сейчас сдохну!", выскочил.

Теперь заговорила женщина:

– В ихнем Отраре откопали недавно яйцо с двумя дырками. Спросили аксакалов: "Что это?". Те почесали свои вшивые бородёнки, подумали-подумали и говорят: "Музыкальный инструмент!". Радость-то какая! А то всего шесть инструментов было, а теперь, слава Аллаху, семь.:

Аполлон укоризненно посмотрел на женщину и сел. Та же продолжала всё смелее и громче:

– Из грязи их вытащили. Из навоза. И вот на тебе… Да они же тупые, как бараны. И в рабочие-то не охотно идут – всё норовят в начальство. Всё спесью только и наливаются. А чем другим им наливаться, если башка-то ни черта не варит? Американцы индейцев истребили, а кто остался – в резервации! И нет проблем с аборигенами! А тут лелеяли, уступали все первые места, тянули вверх – и пожалуйста! Валите туда, откуда пришли!

– Мамаша, прекратите! – сквозь зубы процедил Аполлон и стал красным, как вареный рак.

– А что? Что? Не правда, что ли? – уже откровенно зло проговорила женщина и направилась к выходу. – А ты, наверное, еврей. Или грузин. А может быть, татарин. Тоже вонючки порядочные!.. – уже у дверей выкрикнула она и торопливо вышла.

Федя, начав улыбаться, оторопел. Слишком нереальным показалось ему произошедшее. Однако молодёжь на задней площадке вдруг горячо и недобро залопотала по-казахски и так же, как и Аполлон, начала покрываться красными пятнами. Их веселье тоже как рукой сняло. Уже выйдя из троллейбуса, студенты начали наскакивать друг на друга. Спор между ними превращался в скандал…

– Тьфу! – сплюнул Аполлон, когда вышел. – Ну и везёт нам!

– А всё начинается с того, что один вдруг начинает кричать: «Я русский! Я горжусь тем, что я русский!». Другой: «А я – грузин!». Третий: «А я горжусь тем, что я казах!». И так далее… – уже без улыбки отозвался Федя. – И все гордятся своей национальностью, хотя заслуг в этом ни у кого нет. И вот что ещё делают – срочно объявляют свой язык единственно главным и обязательным для всех, живущих на этой территории. Чтобы окончательно показать, кто тут избранный и родной, а кто посторонний и постольку-поскольку. И даже если выучишь, то всё равно посматривают косо в твою сторону.

– Не говори! – остывая, проговорил Аполлон.;Все рождаются на свет Божий не выбирая не только национальность, но даже отца с матерью. И, главное, на какой-нибудь сцене или трибуне они обнимутся и расцелуются, а в карманах по четыре фиги скрутят. Мол, врёшь! Моя нация или порода качественнее! У меня шкура блестит шибче! Чёрт знает что! Сплошное "Кин-дза-за!". Если уж до того дошло, что без определения, какой ты нации и какого ты качества, обмен в организме нарушается, то я признаю только две нации – ЧЕЛОВЕК и дерьмо!..

Разговаривая, друзья вошли в главную аллею соснового сквера, с одной стороны которого возвышался уже знакомый городской Дворец пионеров, с другой – ещё не знакомое здание корейского и уйгурского театров, а с третьей – уже совершенно не желательный для знакомства республиканский Комитет госбезопасности, плавно переходящий в Министерство внутренних дел. Через дорогу же, наискосок, прямо напротив министерства, периодически шумела и звенела двадцать пятая школа, естественно, носящая имя Феликса Эдмундовича.

– Я вообще не представляю, как человечество сможет о чём-либо договориться с такой пещерной родоплеменной установкой, – сказал Федя и, хрустнув суставами, сел на скамейку. – А ведь нам ещё предстоит встреча с инопланетянами. Или с пришельцами из других измерений. Или из будущего. Как мы с ними будем общаться? «Мы ЧЕЛОВЕКИ!» – будем орать. – «А вы кто?».

– А что будет, если предстоит дружеская встреча с выходцами с того света? – улыбнулся Аполлон и сел рядом. – В лучшем случае, все разбегутся кто куда.

– Это уж точно! Все тут же начнут искать свои национальные корни и снова сцепятся насмерть.

Друзья рассмеялись. Они представили себе, как выходцы из стран абсолютного равенства и братства, исцарапанные и несчастные, дают дёру.

– Ты-ы, щегол! Ты чё нас вчера учительнице сдал? Ты чё, Ковальчук? Мент местный, да? – раздалось буквально у ушей героев.

Федя вскочил.

Аполлон удивлённо начал озираться.

Никого рядом не было.

– А ты теперь ответь, что я вас сдавал? Да я даю слово пацана, что я вас не сдавал, – так же чётко прозвучал другой голос.

– Ты слово пацана даёшь? Да ты пацан?

– Да я тебе отвечаю, что я пацан.

– А ты дай слово пацана, что ты пацан!

– Да я тебе даю слово пацана, что я пацан!

– А кто тебя подписал? Такие же пацаны, как ты? С рогами? У-у бычара! Пинчара лохмоногая!..

– Вон они! – указал Федя на двух разновозрастных подростков, стоящих в глубине сквера.

– Чудеса! Слышимость – как будто рядом! – ещё больше удивился Аполлон. – Ну и денёк! Смотри, длинный ещё одного подзывает. Ничего не слышишь?

– Ничего…

– А ну-ка сядем, как сидели.

Друзья устроились по возможности в первоначальные позы и тут же услышали второе отделение той же самой внешкольной программы.

– Ты чё нас вчера сбагрил, а? – растягивая фразы, гнусавил длинный.

– А чё такое? – ещё не сообразив ничего, отозвался второй.

– Чё ты нас сбагрил? – наступал гнусавый. – Нет, ты скажи, а? Ты чё, по приколу что ли, гад траншейный! Курва лагерская! А? Пинчара лохмоногая!..

– А чё-ё? Я тебя багрил? – сразу так же, как и первый, начал тянуть второй.

– Да ничё-ё! Чё мы там с Васечкиным курили, а? Гнида казематная! Вот козёл лохмоногий, а? Да таких убивать нужно! У-у, вшивый такой! Значит так… короче… Ты когда мне филочки принесёшь, а? Чё, мамашке сдал?

– Да не сдавал я!

– Да я тебе дам счас – не сдавал! Ковальчук! Ментяра позорный! Пёс вшивый… гнида… Чё зажилил трюндель в карман? Вот вонючка, а? Вот я… Я тебе сделаю… После школы мы с тобой разведём стрелы… Да?.. Я тебе сказал! Всё! Помалкивай!..

Звук исчез. Друзья встали и уставились в сторону источника акустического чуда. Около длинного уже стояла порядочная группа подростков. Судя по тому, что двое уже быстро уходили, это были те, с кем он только что говорил. А тот, которого он держал за воротник, был следующий.

– Садимся! – быстро выговорил Федя и плюхнулся на скамейку.

В эфире звучало то же самое:

– А ты чё нас сдал училке, чё?

– Не сдавал я вас… – односложно заныла очередная жертва.

– Да как это не сдавал? Как это ты не сдавал? Чё, мол, сказал, вот мы курим там, да? Да не курили мы там, а селитровую бумагу жгли. Вот к-кабан! А? А еще пацан-пацан… Да какой ты пацан?

– Да я тебе даю слово пацана, что я пацан, – стандартно обиделась жертва.

– Да не пацан, не пацан ты. Не пацан!

– Да пацан, пацан!

– А кто тебя подписал? Такие же пацаны, как ты? С рогами? У-у бычара! Пшёл вон отсюда! Или нет. Сейчас мы с тобой одно дело сделаем.

– Какое?

– Шмотки с пионерчиков снимем. А может, бабок насшибаем.

– Ну, давай… А чё эти глазеют?

– Пускай учатся. Вон двое идут! Эй, пацаны, идите-ка сюда!

– Чё такое?.. – послышались новые голоса.

– Есть бабки?

– Откуда?..

– От верблюда! Вы чё-ё!.. – угрожающе поддержала длинного его предыдущая жертва, ставшая теперь как бы отражением его.

– Да нету, нету!

– А вы чё-ё?.. Комсюки?.. Да, в натуре?.. – наступал длинный.

– Да вы чё?.. Пацаны!.. Вы чё?..

– Ты-ы! – взревел длинный. – Снимай, давай, свои колёса! Давай, снимай! Та-ак… Чё ещё?.. А! Ты джины, давай, снимай!

– Да вы чё, пацаны? Вы чё? Давайте не будем!.. – отчаянно запричитали жертвы.

– Раздевают, сучата! – крикнул Аполлон и оттолкнулся от скамейки.

Когда друзья подбежали, то увидели, что у одной из последних жертв на ногах уже не было кроссовок, а у другой – штанов. Длинный явно находился под действием наркотика и потому, увидев нападающих, сразу же полез драться. Обманутые уверенностью вожачка, несколько его рабов тоже ввязались. Один из них налетел на Федю, но тот «ушёл», и подросток влепил кулаком прямо в глаз вожачку. Вожачок ухнул, сел на землю и замотал головой. Увидев, что промахнулся (да ещё как!), подросток страшно побледнел и бухнулся на колени. Ползая около поднимающегося длинного, он истошно завопил, растирая кулаком слезы:

– Ой, извянки, извянки!.. По запарке промахнулся… Извянки, брат, извянки!..

Среди сосен посыпались трели милицейского свистка, и, так и не применив силу, друзья рванули из скверика. Подростки – тоже. Тот, у которого сняли джинсы, так и бежал, держа их в руках. Его товарищ успел схватить лишь одну кроссовку, но тоже был, видимо, доволен до ужаса.

Не торопясь, подошёл милиционер. Он поднял вторую кроссовку, повертел её и, плюнув, бросил в урну. Подростки же, перебежав дорогу, бросились врассыпную, а наши герои влетели в вышеназванную школу имени Феликса Эдмундовича Дзержинского.

Пусть не подумает всё понимающий и всё знающий читатель, что автор специально загнал их туда, дабы они имели возможность пойти к директору или завучу и, как того требует газетная гражданская совесть каждого, указали на безобразия, происходящие прямо под носом. Просто Феде, да и Аполлону, банально захотелось «кое-куда», а до ближайшего, да ещё и не закрытого на вечный ремонт общественного туалета было не только рукой, но и ногой не подать.

Метнувшись в один конец коридора и не обнаружив там искомого, герои побежали в другой конец. Там оно было, но… женское, а на втором этаже это оказалась… учительская. И на всём пути по стенам висели газеты, плакаты и стенды на… французском языке.

Школа была не самая аристократическая, но с французским уклоном. Не зря около неё, да и в ней, паслись типы подобные длинному, ведь на каждом втором ученике что-нибудь да было из престижного, а значит и остродефицитного шмутья.

Наконец друзья нашли то, что искали.

Справив не бог весть какое секретное дело, они уже хотели выйти, но вдруг снова услышали молодые голоса, причём и тут весьма четко, но с присутствием другого эффекта – реверберации.

– Ой, пацаны, тащимся-я… – тянул первый голос.

– Тащимся-я… – эхом вторили ещё два.

– О-о! Пацаны-ы… галёники у меня. Тихо, тихо!.. Сон вижу… О-о… – опять пропел первый, и на секунду воцарилось молчание.

– А чё… братан… крыша едет? Да? – спросил один из вторых с завистью.

– Тихо, тихо! Не мешай… – протянул первый.

Видимо, крыша ехала баллов на семь, причём вместе со всем домом.

– А-а! А-а!.. – вдруг закричал третий.

– Ну, ты уже погнал по приколу, идиот! – выругался второй. – Сейчас же нас выкупят. Ишак!..

– Помалкивай! – ответил ему «погнавший» и тут же блаженно затянул – О-о… хорошо пацаны-ы… Директрисы нет… Директриса в отпуске… О-о… Кумарим…

– Чё… на физику не пойдём?.. – спросил первый голос.

– Да ты чё-ё?.. В таком виде?.. – удивился второй. – Сразу же выкупят.

– Да кого выкупят? Чё?.. – возмутился первый. – У меня шлифты красные? Да? Посмотри на мои шлифты. Красные?

– Красные, – ответили сразу второй и третий.

– Надо, наверное, закапать… а то опять из орбит вылезут… – сокрушился первый. – Сразу же выкупят…

– Да-а… и разбагрят… – подтвердил третий.

– Ну, ладно… чё… тогда давайте бомбанёмся ещё на два урока? – предложил первый.

– У-у! Ништяк! – неожиданно заорал третий.

– Чё?.. Чё?.. Поймал? – завистливо воскликнули первый и второй.

– Поймал, поймал!.. Тащимся, пацаны-ы!.. Давайте помолчим!.. – запел третий.

– Правильно, – поддержал первый и сделал несколько глубоких вдохов. – У меня тоже… опять галёники…

Друзья выглянули в умывальную и увидели трёх, сидящих у стенки на корточках, подростков. Как они их не заметили когда вбегали и как те не обратили на них внимания – непонятно. Зажав между кулачками «марочки» (марлечки, смоченные ядовитой жидкостью), они делали долгие затяжные вдохи ртом и закатывали глаза. Жёлтые лица, воспалённые глаза и круги под ними говорили о том, что ингаляция была далеко не лечебная.

– Ацетоном запариваются… или растворителем, – шепнул Аполлон.

– А я думаю, что это так сильно краской пахнет, а стены обшарпанные, – так же шёпотом подтвердил Федя.

– Ты к двери, чтобы не выскочили, а я их буду брать, – жёстко бросил директор, и Федя рванулся с места, а Аполлон навис, над сразу упавшими на пол токсикоманами.

– Чё?.. Чё?.. – обиженно и возбуждённо загнусавил самый крупный из них и, судя по голосу, первый. – К завучу потащите, да?

– Ни в коем случае, – неожиданно доброжелательно и спокойно сказал Аполлон и расслабился.

Он собрал «марочки» и пузырёк с какой-то технической жидкостью и выбросил всё это «добро» в урну.

– Значит бить будете, – уверенно вывел первый и, шатаясь, вскочил и стал корячиться в стойку. – Бейте!.. Бейте-е!.. – жалобно закричал он. – Ещё посмотрим, кто кого!..

Второй и третий тоже начали размахивать кулачками и ползти по стенке вверх.

– Эх вы… Будущее наше… – покачал головой директор. – Вы сегодня обедали?

Подростки открыли рты.

– Пожрёшь тут у нас… – буркнул растерянно второй.

– А чё тебе? Чё?.. – уже больше по инерции выпалил первый.

– Вот видите, Теодор, – я прав. У них здесь даже кухня французская. В смысле количества. А уж в плане качества – нет такого народа, как наш, советский, который мог бы похвалиться подобным. Пацаны, предлагаю культпоход в ресторан!

– Куда? – разом выдохнули второй и третий.

– В кабак, юноши, в кабак. Чё, ни разу не были? – отозвался сразу всё сообразивший и очень довольный Федя.

– Не-а, – выдохнули ещё раз второй и третий.

– Да чё вы верите им? – опять обиженно затянул первый. – В рестораны детей не пускают. В милицию они нас потащат. В милицию!

– Да кому вы там нужны, чудики? – удивился Аполлон. – Кто вами там будет заниматься?

– А на кой мы вам нужны? – тут же спросил первый.

– И это верно. Нам вы тоже не нужны, – согласился Аполлон и перестал улыбаться. – Нам вы не нужны, но мы можем вас покормить. Причём очень прилично. Кстати, и сами пообедаем.

– Обойдёмся… – уже спокойнее сказал первый.

Он окончательно поверил, что бить и репрессировать не будут.

– Я думаю! – опять весело сказал Аполлон. – Ещё не хватало, чтобы таким мужикам, как вы, няньки требовались. Но вот ресторан посетить с нами я вам советую. Второй такой шанс в ближайшие три года вряд ли предвидится.

– У нас уроки… – начал сдаваться первый.

Аполлон рассмеялся:

– А! Вспомнили! Слава богу! Будете учиться правильно пережёвывать вкусную пишу!

– Пошли, пацаны, пошли! Раз пахан предлагает, отказываться неприлично. Да и глупо. Полжизни будете жалеть. Да и дело-то – тьфу! Та же столовка, только с виду покруче, – отозвался Федя и отошёл от двери.

Слово «пахан» неожиданно подействовало. На пацанов пахнуло заманчивой для наивных детских душ крашенной под романтику натуральной уголовщинкой, и они хоть и покрылись местами лёгкими пупырышками, но, стыдясь позора своей трусости, согласились.

Да и жажда к приключениям в этом возрасте сильнее всего…