У Филипа всегда рядом с кроватью стоял полный стакан с водой, священный принцип. Он пошарил рукой. Прохладная, чистая поверхность. Отлично. И таблетки. Всегда таблетки. Он выдавил две капсулы «Золофта» и проглотил их, запив водой. Глотать таблетки он мог, если нужно, с завязанными глазами.

Слишком много картинок в голове. Рабочие совещания. Встречи с банком. Все, кому нужны деньги. Кровать в той квартире. Удар в лицо. Трескающийся лед. Этот милый врач в Каролинской больнице, который его зашивал. Стефани, ноющая – что случилось.

Ее можно понять: не каждый день люди его круга приходят домой с синяком во все лицо. И она еще не знает, что он стоял на тонком льду у пристани больше пятнадцати минут.

В конце концов люди на причале ушли, а он лег на лед и пополз к пирсу. Потом его целые сутки трясло.

Вообще-то ему хотелось выйти на балкон и проораться. Орать, пока легкие не лопнут и голова не взорвется. Но соседи это вряд ли оценят. И, может быть, кто-то из друзей и их родителей узнает. Семейство Гамильтон услышит или этот старик Вахтмайстер из дома напротив: похоже, Филипу плохо. Филип шумит. Филип плачет.

Родители обязаны были заметить симптомы раньше, когда он еще жил с ними. Круги под глазами, игра в приставку ночи напролет. Блоки таблеток на его столе, упаковки в мусорном ведре. Но они занимались своими делами. И Филипу даже нравилась эта дистанция между ним и родителями. Для них: вечеринки, приемы, коктейли, путешествия, работа. Для него: дома с сестренкой, друзья, что-то еще. Чаще всего просто один. Никчемный.

Он сел в постели. Голова кружилась меньше. Одеяло в пододеяльнике сбилось к ногам. Он попытался его поправить не вставая. Посмотрел на часы на тумбочке: «Картье Сантос», циферблат сорок четыре миллиметра. Купил пять месяцев назад в салоне Нюмана. Титановые.

Тогда: часы – это триумф. Материал: черный, матовый, дорогой. Но тонкий. Подтверждение его статуса.

Теперь: месяц назад он купил «Патек Филипп». От «Картье» он начал уставать.

Десять минут одиннадцатого.

Пора вставать. Нужно выйти в мир. Нельзя, чтобы кто-то узнал, что он не мог заснуть до четырех. Никто не должен знать, что внутри Филипа есть другой Филип. Тот Филип, который был так близок к краю пропасти.

Он достал айпад и просмотрел: двадцать новых писем. Есть дела и поважнее, но ему хотелось все проконтролировать.

Потом он залез в Facebook. Последний пост он сделал в начале недели. Фото с танцпола в каком-то баре на площади Стуреплан: лучи света в дыму. Он сам с бутылкой в руке. Ему стало противно.

Новое входящее сообщение.

Вместо фото отправителя – красноглазый белый кролик.

«Я думаю о тебе чаще, чем хотелось бы. Теперь ты мой, Филип. Мы двое связаны навеки. Теперь я знаю еще больше. Пора кончать. Я скоро приду за тобой, Филип. Скоро. Твой АА».

Он пощелкал по разным иконкам.

Мокрый, тонкий лед снова возник перед глазами.

Лед трескался под ногами.