- Тысяча девятьсот шестьдесят седьмой, а? - тихо повторил Юлий Бороденко, пока оба военных готовились встречать незваного гостя. Новость оказалась не из тех, что легко переварить.
Командир экипажа и местный подполковник напряжённо ждали неподалёку от люка. Гражданских специалистов, не сговариваясь, задвинули подальше за спину. Возможно, что и зря - предоставленные только себе, те слишком растерялись.
- Интересно, как они тут ухитрились так с ума посходить? - задумался вполголоса Степняков. - У нас ведь тоже хотели, но обошлось же как-то.
- А он тебе сейчас объяснит, как, - мрачно ответил Бороденко. - Давление только уравняется в шлюзовом, и объяснит.
Гул механизмов шлюза без постоянного фона научных и бытовых компонентов станции оказался слышим куда отчётливей, чем прежде. С учётом того, кто находился сейчас на другой стороне герметичного люка, это пугало.
- Слышь, Юлий, - тихо сказал медик. - А нас-то больше.
- Что? - не понял Бороденко. - Айболит, ты о чём?
- Четверо против одного, - пояснил Степняков. - Пусть даже и с винтовкой. Он уже внутрь забрался, теперь ему нас просто снаружи расстрелять не получится.
- Жить хочет, вот и забрался, - буркнул Юлий Бороденко. - Чем ему там дышать снаружи после такого прыжка через космос, подгузником своим?
- Так я к чему веду, - медик перешёл на лихорадочный шёпот. - Он там один. Пусть и с винтовкой. Напуган. Воздуха нет. Компрессионка у него точно. Руки трясутся. Жара на борту, а ему даже толком не раздеться. С Васильева ручьём текло.
- Зато у него ружьё, - мрачно сказал Бороденко.
- А у нас? - тут же откликнулся Степняков. - У нас одних только пистолетов два!
- Как два? - не понял бортинженер. - Местный с одним пришёл!
- А в спускаче! - напомнил медик. - Трёхстволка и мачете!
- Да ты охренел! - яростно прошипел бортинженер. Затем посмотрел на то, с какими напряжёнными фигурами ждут американца оба военных и задумался.
- Пошли! - толкнул его в бок Степняков. - Как-то не по душе мне эти пираты двадцатого века!
- А стрелять в него ты сам будешь, Айболит? - спросил Бороденко.
- Да, - односложно произнёс в ответ медик. - С потолка.
И демонстративно указал на разноцветные поверхности отсека. Действительно, хотя в невесомости можно было одинаково хорошо (точнее, одинаково плохо) работать под любым углом, станцию изначально красили в три разных цвета - для пола, стен и потолка отдельно. Расположение света, больших предметов, скоб и поручней этому примерно соответствовало. Подсознание гостей станции подстраивалось к этому раскладу ещё в первые минуты на борту - и сохраняло такое восприятие до конца полёта.
- А может получиться, - согласился Бороденко. - Но что-то мне как-то не по себе.
- Мне тоже, - подтвердил Степняков и первым толкнулся ногами к внутренним отсекам станции. - А что делать? Ты вот можешь гарантировать, что он тут просто не поубивает всех нафиг, именно потому, что один?
- Не могу, - Бороденко недовольно дёрнул головой и двинулся вслед за медиком. - Чёрт с тобой!
Военные ухода двух гражданских специалистов так и не заметили. Крышка люка шлюзового отсека наконец пришла в движение. На борт станции окончательно поднялся американский орбитальный инспектор.
Прыжок через космос для него даром не прошёл. Ручное маневровое устройство, внутри станции полностью бесполезное, так и болталось в креплении на груди скафандра. За откинутыми забралом и светофильтром шлема виднелось насквозь мокрое от пота лицо с тёмными провалами глаз. Лётный скафандр изначально кроили под работу полусидя-полулёжа в тесной кабине, поэтому американец в нём ещё и ощутимо сутулился.
За винтовку он цеплялся мёртвой хваткой.
- Руки за голову! - с жутким акцентом потребовал американец. - Сдать оружие!
- Это научная станция, - попытался объяснить Виталий Никитин. Понимаете? This is a science station! We have no weapons on board!
- Быстро! - нервно потребовал его собеседник. - Или я буду стрелять!
Нервничал он так, что того и гляди и правда мог открыть пальбу. Чего могут натворить в крохотном объёме станции почти в упор винтовочные пули командиру экипажа не хотелось и думать.
Подполковник Васильев посмотрел на закопчённый ствол в руках Шепарда, и медленно начал расстёгивать портупею. Саму кобуру он так и оставил закрытой на все защёлки и герметизирующий клапан. У американца это вопросов не вызвало. Он просто дождался, когда подполковник толкнёт кобуру в его сторону, поймал её за ремень и намотал его на свободную руку.
- Тут были ещё люди! - заявил он. - Они должны прийти сюда!
- They are civilians, - в очередной раз попытался урезонить его командир экипажа. - Гражданский персонал. Не военные!
- Не важно! - американец понял, что можно больше не мучить скудный запас слов из русско-английского военного разговорника и перешёл на свой родной язык. - Немедленно зовите их сюда! Без глупостей!
- Юлий, Валентин! - Никитин понял, что за время напряжённого диалога оба гражданских специалиста действительно куда-то пропали, и недовольно повысил голос. - Тут американец очень волнуется. Вы бы шли уже сюда, пока он и правда стрелять не стал, а?
- Угу, мы придём, а он стрелять, мля, и начнёт, - буркнул из глубин станции врач. - Это тебе, военному, легко, а нам под стволом торчать? Вот уж нахер!
Виталий Никитин на какое-то мгновение остался без слов. Чтобы всегда корректный медик в разговоре с ним перешёл едва ли не к мату в нарушение любой субординации, должно было произойти что-то небывалое.
- А оно и произошло! - оторопело понял Никитин, и решил проблему чисто военным способом.
- Айболит! - рявкнул он вглубь станции. - Если ты не прилетишь сюда, закидывая ноги хорошо вперёд ушей, я тебе их сам выдерну и спички вставлю, понял? Оба пулей сюда!
Американец тяжело дышал. В скафандре жара и духота станции неминуемо брали своё. Открытый шлем не помогал. Ствол винтовки слегка покачивался между Васильевым и Никитиным.
- Быстро, - на своём чудовищном русском снова напомнил Шепард. - Или я стреляю.
- Не надо, - попросил его Никитин. - Они уже идут.
Действительно, из глубины отсеков слышались приглушённые голоса Бороденко и Степнякова. О чём те говорили, понять не получалось, но оба явно приближались.
- Hello, friend! - с чудовищным русским акцентом заорал Бороденко, едва показался в отсеке. - Peace! Tom Sawyer! Mark Twain! Chicken nuggets!
Толкнулся ногами и буквально прыгнул вперёд с ножом в руках.
Командир экипажа на прыжок своего подчинённого среагировать вовремя не успел. Слишком неудачно он цеплялся мыском за скобу в полу. Вполоборота не то, чтобы толкнуться, даже просто собраться для прыжка уже проблема. Васильев находился в не сильно лучшем положении, но сам решение принял чуть ли не мгновенно. Свободной рукой он схватился за плечо Никитина так, что едва не вывернул его из сустава, упёрся в командира станции ногой, и буквально метнул себя вперёд к противнику.
В тесном отсеке сдвоенный выстрел прозвучал оглушительно-громко. Ещё один, и винтовка издала сухой щелчок. Прыжок через космос оставил Шепарда почти без патронов.
Остановить прыжок Васильева и Бороденко пули, разумеется, не смогли, но подполковник обмяк, безвольно ударился о переборку и начал медленно заваливаться назад и вбок. По его футболке стремительно расплывались алые пятна.
Бортинженер проскочил мимо без особого почтения к расстрелянному военному. У него самого из руки частой дробью сыпались мелкие алые капли. Бороденко перебросил нож в здоровую руку и яростно взмахнул им в попытке достать американца. Тот рефлекторно отмахнулся кобурой Васильева и захлестнул ей руку с ножом.
Получилось. Действовать одной рукой бортинженер уже не мог, а теперь потерял и вторую. Шепард без особых затей дал Бороденко приблизиться и резко ударил шлемом в лоб. Ударил настолько сильно, что рассадил бортинженеру кожу. Тот обмяк. Шепард выхватил мачете из безвольной руки, грубо вскрыл им герметичную кобуру и выхватил пистолет как раз вовремя, чтобы наставить его на кинувшегося было к нему командира экипажа.
- Допрыгались, - машинально подумал Никитин.
Грохнуло.
Лицо Шепарда словно провалилось внутрь головы. На таком расстоянии вся дробь из гладкого ствола тридцать второго калибра легла очень кучно - и для флайт-коммандера Шепарда нового выстрела уже не понадобилось. Он конвульсивно содрогнулся, выронил пистолет, и безвольно поплыл к переборке.
- Командир, страхуй, - медик на ходу отдал Никитину трёхстволку и перевязь с патронами, и кинулся за ранеными.
- Не меня, - вытолкнул непослушные слова Бороденко, пока медик торопливо осматривал травмы. - Его.
- Командир, аптечку! - мнение пациента Степняков проигнорировал. - Бегом!
На лице бортинженера пузырилась кровь из ссадины на лбу. Рана зрелищная, но далеко не самая опасная. Медик торопливо осмотрел простреленную руку. Тяжёлая пуля, как и ожидалось, пробила её насквозь. Кость не задела, иначе бы рука висела как у тряпичной куклы, так что Степнякову осталась лишь привычная намертво вбитая рутина обработки раны.
Антибиотик, обезболивающее, бинт... командир экипажа молча помогал в работе. Раскладная шина охватила и зафиксировала раненую конечность.
- Вот же люди! - с лихорадочным блеском в глазах нёс Бороденко, пока вокруг него суетились командир экипажа и медик. - Кто с винтовкой на перестрелку! Кто с пистолетом! Кто с дробовиком! Один я, как дурак, с ножом!
- Юлик, не дёргайся, криво будет, - Степняков бросил взгляд на часы и торопливо пометил время наложения повязки.
- Главное, я прыгаю такой, смотрю, а он уже ствол вскинул, - заткнуть фонтан красноречия бортинженера в одно замечание не получилось. - Ну всё, думаю, пасочки настали!
Даже пока Степняков накладывал второй бинт, на лоб, Бороденко продолжал что-то возбуждённо бормотать.
- Айболит, он такой долго будет? - хмуро спросил Никитин. - С ним работать вообще можно, или лучше сразу в спальнике к стенке привязать?
- Да шок это, - отмахнулся медик. - Эректильная фаза. Не бери в голову, командир. Скоро поскучнеет.
- От болевого шока, говорят, помереть можно! - снова влез с комментарием Бороденко. - Ты меня так не пугай Айболит!
- Помереть тебе, - Степняков закончил проверку своей работы и отлетел на шаг подальше от пациента, - не получится даже от неграмотности. Даже твоей. Не то, что от "болевого шока". Хотя бы за отсутствием такового в природе. Всё, свободен как сокол. Иди с командиром связь чини. Пока ещё кто-нибудь сюда не прилетел.
- А ты? - спросил Никитин.
- А у меня ещё пациент есть, - медик демонстративно повернулся к телам в углу отсека в окружении мелких алых капель. - Наверное. Если повезёт. И что совершенно точно - генеральная уборка!
Никитин посмотрел на разогнанные вентиляторами кровавые разводы на кремовой стене отсека и нервно сглотнул. Запах на таком расстоянии в невесомости почувствовать заведомо не получилось, но подсознание справилось и без этого.
- Пошли, Юлик, - командир экипажа одолел, наконец, приступ тошноты и потянул бортинженера за собой. - А то Айболиту нашему в два раза больше убирать придётся.
К искреннему удивлению Степнякова, подполковник ещё дышал. Ранения под насквозь пропитанной кровью футболкой оказались достаточно тяжёлыми даже по земным нормам. Что с ними может произойти в невесомости показалось бы Валентину Степнякову интересной медицинской проблемой... но только не в том случае, когда это стала его собственная проблема!
Медик недовольно срезал насквозь мокрые ошмётки погубленной одежды с тела, осмотрел все четыре входных и выходных отверстия, ввёл антибиотик и обезболивающее, перебинтовал и по максимуму зафиксировал поражённую часть тела. Обездвиживать бесчувственного подполковника Степнякову в конечном итоге пришлось чуть ли не целиком.
К финалу тяжёлой неблагодарной работы медик по уши перемазался в смеси чужой крови и собственного пота, часто хватал ртом жаркий душный воздух с противным металлическим привкусом и чувствовал себя так, словно разгрузил вагон угля в одиночку. Даже худощавый пациент ростом чуть ниже среднего в невесомости и без сознания оказался удивительно тяжёлым и неповоротливым.
Закрепил его медик почти на том же месте. Прихватил тело эластичными ремнями поверх бинтов и фиксирующего корсета и устало замер поблизости, чтобы перевести дух. Растаскивать по станции кровь и грязь в таких количествах ему не хотелось. Экипажу и без того слишком досталось.
- Ну всё, - Степняков посмотрел на бессознательного Васильева. - Отдыхай пока.
Звуки дыхания вентиляторы заглушали, но покрытая бинтами грудь подполковника совершенно явно поднималась и опускалась. Пока что пациент жил. У медика оставалась последняя, самая неприятная часть работы.
- Вот же ты отчаянный засранец, - пробормотал Степняков. На остатках лица Шепарда запеклись пузыри кровавой пены, из-под которых влажно блестели осколки переломанных дробью костей черепа. - Ну кто тебе мешал с нами просто договориться, а?
Медик протянул руку и опустил забрало шлема флайт-коммандера Шепарда на место, до отчётливого щелчка. Тело он сначала хотел тащить ногами вперёд, но почти сразу осознал, что в невесомости тот лишь соберёт на себя всё, что развешано по стенам.
Степняков пробормотал что-то раздражённое под нос, ухватил тело за ремни обвеса на спине и медленно и тяжеловесно поволок за собой к шлюзовому отсеку, то и дело упираясь другой рукой в скобы и притормаживая неповоротливый груз.
Немалых размеров "самоходное кресло" к счастью давно уже покинуло своё первоначальное место в шлюзовом отсеке, и в свободную нишу получилось уместить мертвеца в скафандре почти без проблем. Без живого человека внутри тот сам принял основную рабочую позицию. Теперь останки флайт-коммандера Шепарда полусидели-полулежали на стене шлюза. Шлем со внутренней стороны целиком покрывали кровавые разводы. Степняков устало смахнул пот с лица, критическим взглядом посмотрел на свою работу и обречённо вздохнул.
- Вынести бы тебя наружу, - пробормотал он, вытянул руку и закрыл неприглядную картину светофильтром. Руки трупа медик прихватил эластичным жгутом к туловищу, а ноги - к стенке, и нехотя потащился обратно - замывать кровавые следы на месте перестрелки и операции влажными салфетками.
Под конец грязной неблагодарной работы медику больше всего хотелось залезть в спальную нишу, задёрнуть наглухо занавеску, и провалиться в забытье. Окровавленные лохмотья, гигиенические салфетки и прочий мусор превратились в изрядного размера ком. Даже в камеру мусоросброса запихивать его пришлось исключительно по частям. Впрочем, механический затвор и пневматика отработали как часы.
- На пыльных тропинках далёких планет, - истерически пробормотал Степняков. - Останутся наши бычки!
Мысль, что первым что увидела Земля 1967 года от гостей из будущего стали окровавленные лохмотья и грязные салфетки, вызвала у медика настолько преувеличенную реакцию, что пришлось отмерить себе кубик успокоительного и несколько минут старательно подышать у стенки под вентиляторами.
- Эй, Айболит! - голоса товарищей до усталого медика дошли не сразу. - Быстрей сюда! Есть связь! Из тени скоро выходим!
Степняков устало вздохнул и медленно и упорно потащился к посту связи. Короткое вроде бы расстояние казалось ему в этот момент уже просто непреодолимым.
- Заря, я Дербент! - голос командира первый раз прозвучал ещё до того, как медик закончил свой путь. - Дербент вызывает Зарю, как слышите меня, приём?
Моментального ответа, разумеется, не дождался.
- Как рука? - тихо, чтобы не мешать Никитину повторять вызовы, поинтересовался Степняков, когда добрался, наконец, до своего места.
- Даже и не болит почти, - так же тихо ответил Бороденко. - Спасибо.
- Хорошо, - согласился медик. - Но после связи всё равно на осмотр.
- Думаешь, у нас будет такая роскошь? - скривился бортинженер. - Мы их открытым текстом вызываем, без кодовых слов и шифрования. Наведут что-нибудь, да бахнут...
- Сейчас узнаем, - на посту связи тем временем зазвучали характерные шорохи работы наконец-то двухстороннего канала.
- Дербент, это Заря, слышу вас хорошо, - если в наземном ЦУПе и царило какое-то удивление, оператор связи удивительно хорошо его прятала. - Доложите обстановку на борту.
Экипаж "Мира" оторопело переглянулся.
- Заря, ситуация на борту под контролем, - первым, как и полагалось, сориентировался командир экипажа. - Попытка абордажа станции американским орбитальным инспектором отбита. В экипаже станции один легкораненый, бортинженер Юлий Бороденко. Подполковник орбитального патруля Васильев тяжело ранен, в данный момент без сознания. После оказания медицинской помощи состояние...
- Тяжёлое стабильное, - быстро вставил Степняков.
- Тяжёлое стабильное, - повторил Никитин. - Его напарник погиб, космопланы выведены из строя. Новых повреждений в ходе перехвата станция не понесла. Полковник ВКС СССР Виталий Никитин доклад окончил.
- Дербент, это Заря, - только небольшая пауза выдавала шок на другой стороне канала связи. - Доложите состояние защищённой линии связи.
- Физически отсутствует, - безжалостно отрезал Никитин. - Просим скорейшей помощи с Земли.
- Дербент, мы... - женский голос прервался. Несколько секунд в канале звучал только какой-то невнятный гомон. - Дербент, это Заря. Кремль на связи. Минутная готовность ко включению прямой линии. Ждите.
Бороденко присвистнул.
- Дорогая Индира Ганди, - утрированным "брежневским" голосом произнёс он. - Позвольте мне поздравить вас с днём освобождения Индии от британского колониального владычества!
- Дербент, это Заря! - оборвал его на середине анекдота про неловкую встречу Брежнева с Маргарет Тэтчер голос с Земли. - Кодовую фразу не поняли!
Юлий Бороденко оторопело посмотрел на кнопку управления связью на длинном проводе у себя в руке и торопливо отключил микрофон.
- Юлик, отдай гравицапу, - попросил у него Степняков. - Не подводи нас всех под транклюкатор. Как-никак, первый контакт впереди.
- Третьего рода, - нервно хихикнул Бороденко, но микрофон послушно отдал. Хватило его сознательности, впрочем, ненадолго.
- Командир! - сказал он. - Я вот что подумал. Раз уж мы и правда тут. Мы же столько всего знаем! Представь, сколько мы всего сможем изменить, а?
- Да они тут без нас понаизменяли, блядь, уже! - не выдержал Никитин. - Ты понимаешь, чего начнётся, когда местные поймут, что к ним свалилось? Уже началось! Что, Юлик, готов одной рукой дыры в станции латать под обстрелом? Или к подвигу города-героя Владивостока, а? Посмертно?
- Дербент, это Заря, - прервал его вызов с Земли. - Генеральный секретарь ЦК КПСС Союза Советских Социалистических Республик на связи. Прямое включение.
- Алло, Дербенты, - незнакомый голос в канале заставил экипаж обалдело переглянуться. - Это генсек вас беспокоит. Кодовую фразу мне уже передали, так что буду краток. Я пароль, вы отзыв. Экономика должна быть...
- Экономной, - машинально откликнулся Степняков. Поймал бешеный взгляд командира экипажа и осёкся. Но его собеседник на Земле, разумеется, этого не заметил.
- Перестройка и новое... - следующий вопрос оказался настолько безумным, что отвечал уже лично командир экипажа.
- Мышление, - с характерным неправильным ударением повторил он печально известные слова покойного советского президента.
- Я устал, я... - очередной вопрос поставил экипаж в тупик.
- Извините, это вы устали? - переспросил Никитин.
Генсек коротко хохотнул.
- Понятно, - сказал он. - Ладно, последняя на сегодня, и сектор приз на барабане. Няш-мяш?
- Что, простите? - безумная викторина добила уже и подготовленного, казалось бы, к любой неожиданности командира экипажа.
- Уже ничего, - совсем другим голосом, без капли веселья, ответил генсек. - Дербенты, прошу вас не покидать станцию и продолжать борьбу за живучесть. Требовать не имею права, сами понимаете. Но прошу. Внеочередная группа орбитальных инспекторов уже на стартовой позиции. Раненых эвакуируем. Помощь с материальным снабжением окажем. Только продержитесь. Весь многонациональный советский народ с вами. Здесь и сейчас - это действительно так. Думаю, вы меня понимаете.
- Товарищ генеральный секретарь, - начал было Никитин. - У меня двое раненых на борту...
- Да погоди ты! - оборвал его генсек. - Есть подтверждение от военных. Пиндосы с экваториального космодрома полное звено перехватчиков уже подняли. Переживёте эти сутки - всё будет. И колбаса, и сало, и коржики! А пока - готовьтесь к борьбе за живучесть станции. Всерьёз готовьтесь, шутки кончились!
Экипаж оторопело переглянулся.
В четырёх сотнях километров внизу под станцией неумолимо и стремительно раскручивались маховики космической войны.