Время шло, а они все еще оставались в партизанском центре; здесь к ним хорошо относились; даже нет, к ним никак особенно не относились, они были как все, как все нормальные люди; может быть, они и стали уже нормальными людьми? Когда-то они были одинаковыми; теперь все больше и больше становились разными, совсем разными, непохожими. Если Айз мечтал о том, чтобы в его стране победили свобода и справедливость, то Биг, например, по-прежнему мечтал жениться, обзавестись домиком и жить тихо и мирно, выращивая детей и цветы. Но и Биг, и все другие очень хорошо понимали: их мечты осуществятся лишь после того, когда народ покончит с «акулами», заставляющими убивать.

В тот вечер к ним в землянку пришел большой веселый человек с бородой — Командир, любимец партизан; Айз тоже полюбил его; они разговаривали несколько раз, и Айз всем существом почувствовал: это самый надежный человек на свете. Вместе с Командиром пришел Старик.

— Вам придется вернуться в город, ребята. В казарму, — прямо сказал Командир. — Так надо.

— Ни за что! — воскликнул вспыльчивый Найс, и уши его покраснели. — Назад — ни за что! Нам здесь нравится.

Командир рассмеялся, он очень заразительно смеялся, этот большой человек, и объяснил, в чем дело. Им надо вернуться в казарму временно, чтобы рассказать остальным «стриженым» о том, что узнали они сами. Пусть все двести «ничьих» почувствуют себя сыновьями Момо, пусть узнают, что у них есть братья и сестры, и пусть помнят, что эти братья и сестры ждут их помощи. Нужно только рассказывать, больше ничего.

— А потом… когда все они сделаются, как мы, сыновьями Момо… тогда что? — спросил Айз.

— Тогда ты скажешь Педро, Чертенку Педро: передай дядюшке — мы готовы. И мы вместе освободим страну от «акул». Без вашей помощи не обойтись.

Десять пар глаз настороженно переглянулись; они и сейчас туговато соображали, его друзья по десятке, но глаза уже не были тупыми, мутно-равнодушными; у каждого теплились во взгляде то радость, то недоверие, то задумчивость, то смех; вот и теперь Айз прочел в их глазах решимость.

— Мы согласны, Командир, — сказал Айз. — Мы готовы выполнить все, что ты прикажешь. Потому что верим тебе. Только… почему бы вместо нас не пойти туда Старику? Он так здорово рассказывает — ему сразу все поверят, а нас, может, и слушать не станут.

— Ну уж нет! — закричал Найс. — С него хватит! Они могут растерзать его. Нет, нет, не отпущу!

Айз никогда не видел Найса таким решительным, таким непреклонным; вот что делает с человеком забота об отце; он вспомнил, как несмышленым мальчишкой промывал своей кровью гнойные раны Момо; вероятно, Найс прав, не следует посылать туда Старика.

— Да, Найс прав, — подтвердил Командир, — это опасно. Вспомните себя. Чтобы вы почувствовали себя сыновьями Момо, Старику пришлось увести вас в джунгли. А ведь там не десять человек, всех не уведешь. Да и охрана усилена после вашего исчезновения.

— Я бы пошел, — просто сказал Старик. — Я не боюсь. Но теперь они скорее поверят вам. Вы для них свои, а я все-таки чужак. Они поверят, а слов вам не занимать. У вас же есть все нужные слова, разве не так, Биг?

Биг постукал себя по голове и заявил с гордостью:

— Они все здесь. Ни одно не потерялось.

— Наши головы — как пластинки с песнями, — добавил Найс. — Пластинки тоже всегда поют одну и ту же песню.

— Да нет же, сынок! — одернул его Старик. — Ваши головы — как много-много пластинок. Вы будете каждый раз выбирать нужную песню, судя по обстановке.

— Это ясно, — сказал Стек. — И ребята нас поймут. Они все очень быстро полюбят Момо.

— А что мы скажем, когда вернемся? — озабоченно спросил Айз. — Что попали в плен, много дней сидели в темной яме, а потом сбежали?

— Примерно так, — согласился Командир. — Старик объяснит, что сказать. Будьте там осторожны, берегитесь капралов и не очень спешите. А пока прощайте. До встречи, Стек! До встречи, Кэт! — И он всем по очереди пожал руки, только один раз спутав Дэя с Дэком. — А ты, Айз, проводи меня до землянки.

Над джунглями висела густая черная ночь, обильно посыпанная искрящимся звездным песком. Где-то вдали глухо прокричала ночная птица.

— Назначаю тебя командиром группы, — сказал Командир. — Потом примешь командование и всем отрядом «стриженых». Учти — вам поручается очень важное дело. Кое в чем судьба Лорингании будет зависеть и от вас. Когда дашь сигнал, к вам придет Старик, расскажет, как действовать дальше.

— А ты не боишься. Командир, что мы выдадим вас, приведем сюда остальных?

— Нет.

— Почему?

— Я вам верю. Здесь вы стали людьми, а такое не забывается. Разве не правда?

— Да, конечно. Наверное, потому мне и не хочется туда.

— На такое дело, Айз, нельзя идти без желания. Тебя что-нибудь тревожит?

— Нет, ничего не тревожит, Командир. Я полон решимости. А грусть… это моя собственная грусть. Ведь я все понимаю… — Айз усмехнулся растерянно. — Я сразу понял, что Старик вовсе не отец Найса. Мы жаждали найти отцов — и мы их нашли. Но и Момо тоже… как это сказать? — только символический наш отец. Ведь признался же доктор, со шрамом, что за много лет его работы в Городке туда не привезли ни одного ребенка. Я и сам припоминаю: нам было два-три года… и мы ползали, как щенята, по загаженному бетонному полу… а потом шел теплый дождь, и мы тянулись к нему руками. — Командир слушал, попыхивал угольком сигары. — Нет-нет, у нас просто не может быть отцов. Мы искусственные люди или что-то вроде. Я чувствую себя сыном Лорингании, я связан с нею детством, судьбой, всем — и это наполняет меня уверенностью. Но я знаю, что никогда не найду своего отца, вот почему мне грустно. Никогда не найду отца…

— Возможно, ты и прав, Айз. Возможно, ты и в самом деле никогда не найдешь отца. Ну и что же? Ты взрослый человек. Зато ты нашел брата. Считай меня своим братом, Айз. Всех нас считай братьями. И, поверь, эти узы крепче кровных.

— Ты правда будешь моим братом?

— Конечно! Разве мы не похожи на братьев?

— Но я же не настоящий… мы все…

— Человек, родившийся на свет, — всегда настоящий человек. А как и от кого он родился — не так уж важно. У моей матери три сына, и все трое абсолютно не похожи друг на друга. Мы и понятия не имеем, кто наши отцы, а ничего, живем.

— Но у вас есть мать! Послушай, Командир. Скажи мне как брату: ты правда не знаешь, кто мы?

— Не знаю. Я не стал бы скрывать от тебя. Если бы мы узнали это, наша задача намного упростилась бы. Да и твоя тоже.

— А этот лысый человек, которому все известно наперед? Он тоже не догадался?

— Тоже, Айз. Кстати, ему было очень приятно поговорить с тобой. По-моему, за эти десять дней ты вырос на десять лет.

— Сам чувствую, Командир. Потому-то мне и хуже, чем остальным. Они еще многого не понимают. Это понимание делает меня одиноким.

— В твоем возрасте все парни чувствуют себя одинокими. А потом находят подружку, вьют гнездышко — и одиночества как не бывало. Вот погоди, покончим с «акулами» — сыграем тебе свадьбу. Так что приглядывайся к девушкам, Айз.

— У меня уже есть девушка.

— У тебя? Откуда?!

— Она осталась там, в Городке. Ее зовут Шпринг. Прошу тебя как брата: если со мной что-нибудь случится, запомни: ее зовут Шпринг, весна…

Прежде чем снова отправиться в столицу, Джо Садовник, отоспавшийся и посвежевший, зашел в командирскую землянку.

— Садись, Джо, наливай кофе. Опять в путь? Слишком уж часто появляешься ты в городе.

— Ничего не поделаешь, надо пройти еще сквозь некоторые закрытые двери. Не дает покоя проблема «стриженых». Я хочу держать в руках ключ.

Командир усмехнулся в бороду.

— Я тоже хочу держать ключ, и как можно быстрее. Но не очень ли много риска?

— Риск — самая надежная моя лошадка, Командир.

— Смотри, до поры до времени. Взбрыкнет и выбросит из седла.

— Лучше уж так, чем от инфаркта… как прошлой весной. Будут какие-нибудь указания?

— Только одно: рискуй разумно. Да, Джо! Кажется, я виноват перед тобой. Кажется, я проморгал нечто важное. Вчера мы прощались с Айзом, и он сказал, что у него есть девушка там, в Городке Климмера. Невеста. Ее зовут Шпринг, весна…

— Девушка? В Городке?!

— Ты не знал, что там есть женщины?

— Нет. Никто и словом не обмолвился об этом. Но как ты мог, Командир?!

— Сам удивляюсь. — Он выглядел как провинившийся мальчишка, даже голову повесил, переживая свой промах. — Только утром хватился, когда Старик уже увел их. Это важно для тебя?

— Не знаю. Никогда не знаю, что важно, что неважно. В нашем деле нет неважного. Похоже, это меняет всю картину. Эх, Командир, Командир! И он не сказал, как она выглядит?

— Не сказал.

— Полжизни отдал бы за портрет!..

Он шел знакомой тайной тропой сквозь джунгли и думал… Климмер, ученый затворник, педант, аккуратист — и Эдна Браун, «женщина номер один», прославившаяся скандальными романами. Какая дьявольская ниточка связала их? Бог мой, и женщины в Городке! От испуга, что ли, забыл про них меченый доктор? Но ведь и Айз ничего не говорил. А я… я не догадался спросить.

Итак, Эдна Браун. Погибла в автомобильной катастрофе через два года после свадьбы. Стало быть, сделала свое дело, превратилась в помеху. Грозила разоблачениями? Едва ли. Просто убрать. Убрать как ненужное. Господи, а как была хороша в этом фильме! На такую женщину ни у какого самого отпетого гангстера не подымется рука. И все-таки погибла в автомобильной катастрофе. Эдна Браун — и Шпринг, весна… Ладно, до Шпринг нам пока не добраться. Но автомобильную катастрофу попробуем раскопать… И все же почему Климмер не объяснил им, чьи они дети? Ошибка очевидная, Рико прав. Но Рико говорил и другое: «Это крупный ученый, его имя, делает честь Лорингании». А крупный ученый не мог так непростительно, так элементарно ошибиться. Значит, либо это входит в задумку, либо у него не было выбора. Эдна, Эдна… Тьфу ты, мама родная!

Задумавшись, он оступился и едва не угодил в болото. Вытаскивая ногу из хлюпающей жижи, он все еще твердил «мама родная». Вдруг два эти слова — «Эдна» и «мама» — сцепились и слились воедино. И Джо ухватился за них обеими руками, как провалившийся в болото хватается за спасительную ветку…

У себя в лачуге на окраине города, даже не умывшись после утомительной дороги, он извлек из тайника две фотографии и положил рядом: Климмер и Эдна Браун. Он долго рассматривал их цепким взглядом профессионала: нос, уши, скулы, овал, разрез глаз, подбородок, ноздри, брови, губы, — выискивая черты сходства с Айзом, Найсом, Бигом. Да, некоторые черты Климмера повторялись в «стриженых», однако полной уверенности не было. На мягком, интеллигентном лице Климмера резкие, первобытные черты Айза расплывались, теряли характерность. «Ну что ж, — думал Джо, — превратности жизни скрадывают генетические признаки. Даже два близнеца, тупой и умник, могут иметь меньше сходства, чем два ученых, два банкира, два политика разных национальностей. Не исключено, что Климмер их отец. Но Эдна — нет! Эдна не может быть их матерью. Ничего общего! Тогда за каким же чертом понадобилась ему эта роковая красавица, стоившая миллионы? И что представляет собой малютка Шпринг с ее сестрицами? Эх, Командир, Командир…»

В подвале было сыро и темно; уже несколько дней они жили в подвале, питались сухим хлебом, спали на голом полу; их объяснения о побеге из плена никто не стал слушать. Вскоре они поняли, что им не верят, но как сделать, чтобы им поверили, хотя бы выслушали? Однажды Грей сказал:

— Они ошиблись, Командир и Старик. Все наши слова при нас, а что толку?

— Нет, — решительно возразил Айз. — Это не они ошиблись. Это мы ничего не можем придумать. Был бы здесь Момо…

И они долго фантазировали, что предпринял бы на их месте Момо. Они напридумывали десять десятков остроумных выходов из положения, но все выходы никуда не годились, потому что опирались наг какое-нибудь «если». Если бы охранники забыли запереть дверь… Если бы в казарме начался пожар… Если бы у них оказался пистолет…

Вечером над головами бестолково топали тяжелые башмаки, доносились приглушенные крики. Как-то раз наверху включили музыку. Найс замер, знаками приказал всем застыть и не дышать. Музыка играла долго, час или два. На одеревеневшем было лице Найса проступила застенчивая, какая-то внутренняя улыбка, делающая его похожим на Старика.

— Будто дома побывал.

— Дома! — усмехнулся Айз. — Где наш дом? Казарма? Городок? Партизанский центр?

По ночам ему не спалось. Храпел Биг, стонал Стек, что-то бормотал спросонья Найс, а его неотступно преследовала все та же проклятая дума: кто мы, чьи мы дети? Казалось, узнан он это, и все образуется, все проблемы отпадут сами собой.

Но если даже Командир не догадался, кто они… и мудрый Старик… и этот сильно ученый человек с голой головой, неужели он, Айз, сможет решить задачу? Разве он умнее их? Но он же был в Городке, он помнит свое детство, а они могут чего-нибудь не учесть. Если бы ему все знания лысого, мудрость Старика и зоркость Командира, — уж он докопался бы до сути!

Он лежал до рассвета, ломал себе голову, пока не пришла к нему дрема, а вместе с нею Шпринг. Шпринг была как настоящая, она обнимала его тонкими руками и умоляла спасти ее, избавить от Городка, и звала на лужайку к реке, где цветут цветы. В эти минуты даже сквозь сон Айз думал о том, что надо бы поскорее выполнить задание Командира, чтобы потом…

Потом он во главе большого вооруженного отряда врывается в Городок. Треща, рушится Стена, оседают бетонные казармы, в панике мечутся капралы. Стрельба, дым, крики, стоны, языки огня и оскаленные, рычащие собачьи пасти… Вместе со своей доблестной десяткой он вламывается в женскую казарму, зовет: «Шпринг! Где ты, Шпринг?» Но что это? С воплями врассыпную бегут от него сотни одинаковых Шпринг — заломленные тонкие руки, рассыпанные по плечам волосы, бессмысленные зеленые глаза…

Он проснулся в ужасе, в холодном поту. Пришедшая во сне догадка сразила его: а ведь и верно, они все похожи, эти девушки за десять жетонов, как же я отыщу среди тысяч одинаковых свою Шпринг? Они похожи, как и мы…

«Слушай, Айз, не распускайся и не паникуй, — приказал он себе голосом Командира. — Придет время, разыщешь. Это проще, чем выполнить задание. Лучше сосредоточься и постарайся что-нибудь придумать». Но мысли вертелись в прежнем направлении… Почему же мы искали только отцов? Почему не матерей? Если девушки из казарм так похожи… и мы так похожи… Сказал же Командир, что у его матери было три сына, и все разные. А мы все одинаковые… Значит, у нас общий отец, общая мать. «Балбес! — стукнул он себя по макушке. — Совсем глупый Айз! Разве одна женщина сможет нарожать столько детей?»

На этом он и уснул.

А утром его разбудил треск над головой. Из черной щели в потолке посыпалась пыль, труха. Они все вскочили, еще ничего, не понимая спросонья. Доски раздвинулись, между ними показалась смеющаяся чумазая физиономия Чертенка Педро.

— Ловите! — И он упал на руки Дэя.

Вслед за ним в подвал спрыгнул «стриженый».

— Его зовут Рой, — прошептал Педро. — Он останется здесь. Кто-то один вместо него пойдет наверх. Рассказывать про Момо. Только быстрее! Кто?

— Я! — воскликнул Найс. — Я с удовольствием пойду.

— Я тоже с удовольствием пошел бы, — проворчал Биг. — Пусть идет Айз, он лучше всех сделает дело.

— Да, это правда, — потупился Найс. — Иди, Айз, я не обижусь.

— Но меня же схватят там. Что я им скажу?

Чертенок Педро расхохотался:

— Какой ты глупый, Айз! Как эта стенка. Никому ничего не надо говорить. Когда выкликнут «Рой», ты будешь кричать «я», только и всего. Вас же родная мама не различит. Идем, а то могут застукать. Завтра мы сменим еще одного. Подсади меня, Стек, ты самый длинный.

Джо начал нервничать. Время летело, а он ни на шаг не приблизился к решению задачи. Он прошел еще сквозь некоторые «закрытые» двери — безрезультатно. Даже пустяковый протокол об автомобильной катастрофе достался ему куда труднее, чем сверхсекретное досье Климмера. В их работе случается такое, но лучше бы оно случилось не сейчас, когда на счету каждая минута. Нет, ему положительно не везло последнее время, похоже, ветреная фортуна повернулась к нему спиной.

По сути, протокол не прибавил ничего нового к его знаниям, лишь подтвердил предположение: да, Эдна мешала, Эдну пришлось убрать. Междугородный автобус потерял управление и упал в море; двадцать семь пассажиров погибли, шофер успел выпрыгнуть; господи, какие мелочи — двадцать семь человек — для того, кто выпускает людей серийно! Впрочем, катастрофа еще не доказательство; доказательство — чудом спасшийся шофер, которого через неделю нашли с перерезанным горлом; свидетели никому не нужны. Только вот что это добавляет к его построению? Ровным счетом ничего.

Если полоса невезения протянется дальше, он не помощник Айзу. А как было бы здорово — прийти сказать: я знаю, кто вы, кто ваш папа! Заветный ключ, о котором толковал Рико, мечтал Командир… Но дни идут, Айз действует на свой страх и риск с помощью «отмычки», и, кажется, что-то у него получается, по крайней мере, набеги на деревни в джунглях прекратились. В Императорских казармах брожение, офицеры теряются в догадках: в чем дело, что происходит? Кто бы мог подумать, что среди роботов доктора Климмера витает тень Момо, безвестного Момо, любимца деревенских парнишек? Да, и такие казусы случаются в жизни: мертвый Момо работает на восстание, а я, живой и полный сил, мечусь в поисках решения чисто теоретической в общем-то проблемы и ничем не в силах помочь ни Момо, ни Айзу, ни центру…

Итак, Эдна. Снова начнем от печки. Эдна, холодная красавица, никогда не имевшая детей. А если она просто не пожелала, чтобы по ее образу и подобию штамповали детишек? Девушек? Будущих соперниц, которые, она знала, скоро затмят ее? Мама Эдна? Нет, немыслимо! Папа Климмер? Вполне возможно. Очевидно, он не лишен пристрастия к отцовству. Но столько детей — это ведь надо иметь запятую в мозгах. Комплекс. Какой? Комплекс отцовства? Такового вообще не существует, чувство отцовства — естественнейшее из естественных. Да и откуда бы? Военный врач, ученый… после войны эмигрировал из Германии… пригрело военное министерство. И все-таки без гипертрофии отцовства здесь не обошлось. Новая усовершенствованная раса, созданная на базе высочайших образцов? С ума сойти! Допустим, все это так. Но при чем тут Эдна?

Опять Эдна, возвращаемся на круги своя. Эдна не терпела детей, факт очевидный. Они прожили вместе два года. За два года женщина может родить максимум двух детей. Но даже если и эти… как их?.. Эмбрионы… А в Городке, по крайней мере, несколько сотен девиц, подобных Шпринг. Вот и ломай голову, Садовник. Если бы я знал генетику, эмбриологию, медицину хотя бы так же, как агрономию! Впрочем, я и агрономию никогда не изучал, так, нахватался верхушек. Однако это не помешало, мне выращивать деревья и цветы. Деревья… и… цветы… Постой-ка, постой-ка, Садовник! Эва оно что! Да это же и ребенок знает — растения размножаются не только семенами, но и почкованием! Помнится, кто-то когда-то вырастил лягушонка из одной клетки!

Джо схватил энциклопедический словарь, торопливо зашелестел страницами. «Вегетативное размножение… растения… простейшие живые организмы… делением или почкованием. Клонинг… Уникальный эксперимент поставил английский ученый Д.Гердон, вырастив в искусственной среде из ядра клетки взрослую особь лягушки, способную к размножению. Во многих странах ведутся опыты по выращиванию из клеточного ядра зародыша человека…»

Все стало на свои места. Долгожданный ключ был найден. Но Джо не испытывал никакого удовлетворения, наоборот, на сердце словно камень навалился: так это было гадко, так омерзительно. Какая уж тут любовь, таинство деторождения, материнство! Все просто, примитивно, ничего таинственного, ничего святого — вегетативное производство людей. Тысячи Климмеров. Сотни Эдн Браун. Копии, копии, копии… Но какова же скотина этот Климмер, если даже холодная кукла Эдна взбунтовалась против его чудовищных экспериментов с ее клетками!

И все-таки задача решена! Теперь надо срочно передать Айву: вас искусственно вырастил Климмер из клеток своей кожи, чтобы с вашей помощью завоевать мир, превратить его в сплошной Городок. Это должно подействовать на них: собственных сыновей — больше того, братьев, частицу самого себя — он превращает в тупых животных, в роботов, в убийц. Это ли не зверство? Вот и выбирайте, кто ваш отец: Момо или Климмер…

Скрипнула дверь, в каморку вошел инвалид в черных очках.

— Дядюшка Джо, — сообщил он с нотками торжества в голосе, — мой племянничек Педро передает тебе от сыновей Момо: «Мы готовы».

К его удивлению, дядюшка Джо нисколько не обрадовался. Больше того, дядюшка Джо так хватил толстенной книгой о стол, что с потолка посыпалась штукатурка.