Центральная Африка. — Гедареф. — Белая женщина. — Автостоп нераздельной шестеркой.
— Автостоп нераздельной сорокашестеркой. — «Альйом сияра иля Галабат — фи?» — Тракторист — деньгопрос.
Ровно в 8-00, попив чай с начальником заправки, подсаживаюсь в кабину «Тойоты», которая едет из Хартума в Kassalu. Стекло с правой стороны запачкано белой краской, благодаря чему на полицейских постах меня не замечают, и едем без задержек. По сторонам потянулись затопленные поля — ночной ливень здесь был намного сильнее. Стали попадаться островки леса — деревья тоже стоят в воде — очень необычно смотрится после бескрайней желтой пустыни на севере.
Еще через сто километров слева от дороги была все такая же зеленая равнина, а вот справа торчали очень древние горы, как скалистые острова посреди океана. В долинах между скалами разместились деревушки местных жителей, пасущих стада коров на сочной траве. Люди в них уже не походили на жителей столицы или длинных северных суданцев. Жили они не в глиняных квадратных домах, а в круглых хижинах из веток, крытых тростником. Такие жилища, диаметром от двух до пяти метров — типовые для всей центральной Африки. Загоны для скота сделаны из таких же веток, в качестве топлива используют навоз.
Дорога Khartoum — Gedaref — Kassala — одна из немногих асфальтированных в Судане.
«Тойота» разгонялась больше 120 километров в час, и уже в 10–15 я высадился на повороте в последний суданский город, где на главпочтамте завтра в 16 часов у нас была назначена стрелка. Попрощался с асфальтом — дальше по карте «улучшенная дорога, возможны проблемы в дождливый сезон» до границы, а вот в Эфиопии лишь «грунтовая дорога, в дожди не проходимая» и весьма смутное наличие погранперехода.
Закончились сухие и песчаные арабские страны, теперь нам предстоит мокнуть под тропическими дождями, переходить в брод горные реки и выталкивать из грязи застрявшие грузовики. Но об этом я пока еще не знал.
Гедареф — настоящий город, не деревня! Каменные дома с тенистыми садами огорожены высокими заборами. Некоторые разукрашены с претензией на стиль и искусство. Но всю лепнину и цветные узоры портят густые витки колючей проволокой, коей опутаны и крыши и заборы. Такое впечатление, что город приготовился к нашествию «лесных братьев».
В 11 часов почта еще закрыта, никаких следов моих друзей нет. Позади почты находиться домик метеорологический службы. Сам каменный дом и все оборудование в нем построено еще англичанами. За последние 100 лет, наверное, не добавилось ни одного нового прибора. Однако, все содержится в исправности, специальный студент записывает все показания в толстую тетрадку, ежедневно все отчеты отсылаются в Хартум по телеграфу.
А есть ли в местном университете интернет? Оставляю метеорологу рюкзак и иду проверять. По пути спрашиваю дорогу у местного жителя:
— … Университет? А зачем он тебе? Сегодня все закрыто.
— Почему? Праздник?
— Ночная гроза порвала линии электропередачи. Во всей округе нет электричества.
Лучше пошли ко мне в гости на чай… поспишь, отдохнешь.
— Спасибо. Охотно.
Богатое поместье. В саду струиться даже небольшой фонтан. Трудно представить себе такое в других городах Судана, в Абу-Хамеде например! Меня приглашают в специальный «гостевой дом» и укладывают отдыхать на кровать. Вскоре приходят и другие гости, посмотреть на меня, очевидно. Постепенно, за расспросами, едой, чаем и просмотром русских фотографий, люди начинают о чем-то спорить между собой а я …засыпаю. Через пару часов просыпаюсь оттого, что под потолком заработал вентилятор — электричество дали. По моей просьбе отвозят обратно на метеостанцию. В 15–30 приехал Сергей Лекай — пошли гулять по местному рынку.
Все рыночные улицы имеют правильную прямоугольную планировку. В центре квартала стоят каменные амбары, построенные еще в прошлом веке. Каждая улица имеет собственную узкую специализацию по товарам: улица жестянщиков, улица портных, улицы фруктов, напитков, хлебов, сыпучих продуктов и чая, сушеной рыбы, стиральных порошков и мыла… За воротами амбара — оптовый склад. На крыльце сидит ремесленник или продавец и ждет клиентов. Ни каких криков, суеты, ослов и верблюдов, как это было на северных рынках. Как все же различается жизнь в разных концах такой большой страны как Судан! (Примерно как отличается жизнь в Карелии и Краснодарском Крае РФ.) Угощаемся фруктами, хурмой. Горячие хлебные лепешки запиваем холодным чаем каркаде. Его продают из специальных больших тазиков, где плавают куски льда.
В шесть часов вечера метеостанцию закрыли, мы пошли икать вписку. Что делается с людьми, почему нас никто не завет на ночлег?! Стали проситься сами в дома побогаче, но в нескольких домах нам сказали «нет места», а один человек даже предложил целую пачку денег на отель. Но мы покупать гостиницу не хотели, интересно было бы все же вписаться в какой- нибудь дом. Через полтора часа поисков решили разделиться, но вскоре Лекай подобрал меня в кузов машины, которая отвезла нас в бесплатное одноэтажное общежитие. Других жильцов в комнатах не наблюдалось. На окнах противомоскитные сетки — малярия не дремлет. Но душа и еды здесь не было. Помылись, поливая себя из ведра с водой и легли спать на кроватях, включив вентилятор под потолком на полную мощность — все же прохладнее, чем в палатке без вентилятора. Температура в комнате ночью «всего» +33 градуса, без вентилятора еще теплее.
Утром, оставил Сергея с рюкзаками на метеостанции и нашел-таки в местном университете компьютерный центр. Разговор в кабинете декана:
Почти до 16-ти часов писал длинную статью для газеты «Вольный Ветер». Наконец, меня разыскал Сергей и сообщил, что на стрелку прибыли так же Антон Кротов, Григорий Кубатьян, Олег Сенов и Юрий Генералов. От такой толпы русских автостопщиков в маленьком домике метеостанции даже тесно стало. Чтобы не сломать реликтовые приборы, вытащились с рюкзаками на улицу и четверо из нас пошли на рынок, тратить оставшиеся суданские деньги на продукты, ибо в Эфиопии, по всем сведениям, нас ожидает голод. На деньги накупили крупы, хлебов и сахара. В подарок получили арбузы, груши, яблоки, большое количество чая-каркаде и специй.
В 17–00 по Гедарефу, где редко кто видел даже одного белого человека, двинулась на юговосток толпа из шести русских, с огромными, раздувшимися от продуктов, рюкзаками. Такого зрелища здесь никогда не видали! Люди бросали свое занятие и долго смотрели на нас, мальчишки с восторгом бежали по обочине и радостно кричали, когда мы пытались остановить, все вшестером, очередную догонявшую нас маршрутку.
Все же мы застопили бесплатную маршрутку и проехали на ней два километра до выезда из города. Там почти сразу нас догнал «Djeep Lend-Cruiser», признавшийся, что едет на 25 км. по нужной нам дороге. В кабину уместилось только пятеро из нас. Сергей Лекай осуществил-таки свою мечту, и проехал на крыше, придерживая наши рюкзаки и арбузы от падения, а себя — от катапультирования.
Дорога была ужасна, даже по суданским меркам. На ней никогда не было покрытия, дожди размыли множество ям, и тень от Сергея, сидящего на крыше, описывала на земле гигантские выкрутасы, когда машина прыгала и вихляла на многочисленных ухабах.
Деревня, возле которой нас высадили, представляла собой мрачное зрелище — три десятка скучковавшихся хижин (или шалашей?) из потемневших от сырости веток. Грязь выше колена, топы людей в лохмотьях, вышедших поглазеть на нас.
В двухстах метрах от деревни, в тени деревьев, стояли непонятно как попавшие сюда домики госпиталя (туда как раз и уехал водитель). Мы развлекались с детьми, никогда не знавшими санитарии и водопровода, когда Антон Кротов, самый зоркий из нас, показал пальцем в сторону деревьев и сказал:
— Белая женщина!
— Да ты что, Антон, откуда? Тебе показалось!
— Нет. Вон, смотрите, молодая белая женщина бежит к нам!
Многие из нас тоже увидели белую женщину, хотя и подзабыли, за последние месяцы, как они выглядят. Наконец, и я смог разглядеть бегущую через грязное поле женщину. На ней были голубые медицинские штаны и свободная майка ниже живота. Видно было, что она надела их только что, и больше под ними ничего не было. Она бежала, спотыкаясь, забрызгивая грязью свежие одежды, как будто мы были ее единственным спасением. Может заложница?!
«Во кантри ю фром?» — одновременно крикнули шесть мужских и один женский голос. И все засмеялись этому самому распространенному вопросу.
С помощью английского языка, выяснилось, что она сюда приехала из далекой Голландии, совершенно добровольно, лечить людей. Живет здесь одна, среди черных, уже несколько лет.
Когда она узнала, что мы из России, то удивилась не меньше нашего, но подробно рассказать ей о нашем путешествии мы не успели, ибо тут подъехал древний грузовик-лори. Он согласился взять нас в деревню Doka, что уже на половине пути до границы. Быстро засунув рюкзаки в кузов, полный стоящих людей, мы и сами затесались по углам. В этом лори, в отличие от тех, что ездят по Сахаре, невозможно было сидеть на крыше и бортах. Ведь на дороге было куда больше ухабов, чем в пустыне. Даже самые отпетые фотографы из нас, которые пытались сначала фотографировать сверху, вынуждены были вскоре перебраться в глубину кузова.
Несколько раз навстречу проезжали еще более перегруженные лори, люди в которых висели даже снаружи кузова, но попутных машин мы больше не наблюдали.
Дорога все ухудшалась, скорость продвижения все замедлялась, грузовик петлял, объезжая разлившиеся ручьи и заезжая в мелкие деревушки. Наконец, уже в кромешной темноте, заехали на какой-то рынок среди соломенных хижин и остановились ночевать.
Толпа черных, как окружающая нас ночь, людей, собралась вокруг нашей компании. Надо было ужинать, но где и как готовить еду — совершенно не видно — громко обсуждающие наше появление люди стоят плотным кольцом. Антон Кротов наполнил котелок чечевицей, залил водой, подняв высоко над головой изобразил пальцами под котелком пламя и прокричал «Бульбуль-буль. Где?» Это возымело действие. Африканцы прервали свои разговоры взрывом хохота и расступились, образовав для нас в толпе коридор к ближайшему источнику огня. Под соломенным навесом стояло жестяное круглое устройство, имеющее снизу прорези для поддува, а в верхней части содержащее тлеющие древесные угли. Убрали чайник и воздвигли нашу кашу. Пока еда варилась, развлекали местных жителей рассказами и песнями под гитару Олега Сенова. Чечевица сварилась, но на шестерых мало. «Сейчас бы фуля тарелочку!» — мечтательно произнес один из нас и появилась большая тарелка горячего фуля. За фуль с нас попросили денег по обычной суданской цене, а вот приготовление чечевицы и чая оказалось для нас бесплатным. Некоторые даже, в шутку, предлагали брать деньги и с местных жителей, «за просмотр».
Один из жителей деревни проявил знание английского языка. Он сказался выпускником университета соседнего с Гедарефом города Сеннар. Он решил пригласить на ночлег всех нас шестерых.
Оставив на базаре толпу, долго шли по темной узкой тропинке мимо зарослей сахарного тростникам и загонов для скота. Жилище было из глины и круглое, диаметром метра в четыре. Соломенная дверь, окон нет. Видимо, днем проникало достаточно света через крышу.
Вокруг жилища — небольшой утоптанный дворик, огороженный соломенным забором и закуток- туалет.
Железные кровати собирали у всех соседей, пока не нашли по кровати персонально для каждого. Но гости сочли хижину-дом слишком тесноватой и поставили на улице еще и две палатки. Ночью началась гроза без дождя, которая все же загнала нас всех под крышу. Семь железных кроватей с трудом уместились в круглом пространстве, от комаров прикрывались сетками и полотенцами.
В половине девятого утра вышли на трассу, а через час нас подобрал другой лори, который отвез нас за деревню Doka, на выездной пост полиции. Пришлось сдаваться на милость властям. К удивлению, отсутствие регистрации и пермитов не повлекло для нас никаких последствий. Малограмотные полицейские приняли за пермиты наши «дорожные грамоты» — с печатями и фотографиями. Наши паспортные данные долго, по буквам, переписали в толстую тетрадь и разрешили ехать дальше, в сторону Эфиопии.
За постом стояло высокое дерево, а вокруг простиралась влажная саванна, поросшая густой травой. В тени дерева лежало около сорока местных автостопщиков с детьми, покупками из Гедарефа, и даже с домашними животными. Мы тоже легли на рюкзаки в тень этого дерева и так, перемещаясь по земле вслед за тенью, пролежали до 17-ти часов. Машин не было, но никого из местных это не беспокоило, а значит и нам волноваться не стоило.
В пять часов нам надоело спать и есть, мы достали гитару и начали импровизированный концерт авторской песни. Через полчаса подъехала машина на 30 км. Не прерывая концерт загрузились в очередной кузов.
Дорога становилась все хуже, машина сломалась, чинилась при свете моего фонарика и только к восьми часам мы приехали в деревню назначения машины. Вчерашним способом сварили кашу и чай, с трудом найдя на базаре всего четыре лепешки хлеба — чувствуется близость голодной Эфиопии?
Когда очередной англо-говорящий человек уже вел нас к себе на вписку, нас догнали люди с базара и объявили, что сейчас отправляется еще одна машина на юг, теперь уже на 10 километров. Вернулись, договорились о бесплатном подвозе и загрузились. Дорога стала пропадать, несколько раз посылали вперед разведку с моим фонариком, чтобы узнать, «куда собственно ехать?» Наконец, окончательно приехали на какую-то тракторную базу и все суданцы залезли спать прямо под машины и трактора. Четверо из нас нашли какой-то жестяной сарай и легли там без палаток, расстелив коврики прямо на земле. Я обнаружил рядом совершенно пустую хижину без двери, натянул палатку от комаров прямо на глиняном полу.
В шесть-тридцать утра я проснулся от непонятных звуков, выглянул из палатки и увидел скорчившегося суданца, который пришел в «нашу» хижину блевать. Оказалось что мы спим в госпитале, а «наша» хижина — инфекционное отделение. Соответственно, жестяной сарай, где расположились наши товарищи — приемная местного доктора. Удивление жителей деревни было весьма велико, когда утром из кабинета доктора выползли четверо бородатых белых людей, продрали глаза и спросили: «Альйом — сияра — Галабат — фи? Сегодня машина в Галабат будет?» Галабат — приграничная деревня с Эфиопией, туда можно проехать только на тракторе, проезд стоит 15 долларов, так нам объяснили люди, спавшие под трактором. Потом они стали грузить на тракторный прицеп огромные мешки, а мы пошли искать трассу.
Трассой на Эфиопию оказалась глубокая колея в жирном, мокром после дождей черноземе 
Нас снова переписали в тетрадь на посту полиции. Пешком мы смогли пройти не больше километра, налепив на свою обувь килограммы черной липкой грязи. После чего тракторная колея бесследно, казалось бы, исчезала в болоте. Мы решили ждать бесплатного транспорта расположившись спать под деревьями. Но поспать, как вчера под деревом, до вечера, нам не дали. Через пол часа показался караван уже знакомых нам тракторов. Люди с прицепов махали нам руками, мы разбежались по остановившимся тракторам. Я подсел к Антону Кротову спиной. Тронулись в Галабат!
Скорость движения тракторов была 3–4 км. в час. Учитывая поломки и остановки — еще меньше. Трактора зарывались в жирное болото до половины колеса, изрыгая тучи черного дыма и забрасывая пассажиров в прицепе комочками черной, жирной как сметана грязи. Белые костюмы арабов и желтые автостопщиков, одинаково равномерно покрывались черными липкими точками. Еще нужно было крепко держаться за троса, удерживающие в прицепе мешки, и удерживать своим телом рюкзаки. На десять минут остановились отдохнуть в какой-то сосем убогой деревушке — вокруг шалашей из корявых веток не было даже соломенных заборов, а сук-шабиль умещался в одном, крайнем к дороге, шалаше.
Несколько раз трактора выезжали на широкую строящуюся дорогу. Если Судан и Эфиопия снова не поссорятся, то через несколько лет здесь можно будет проехать если не по асфальту, то уже без трактора точно. В одном месте поперек дороги лежала раздавленная змея метра четыре длинной. Забегая вперед, скажу, что это была единственная змея, которую я встретил в Африке «в естественных условиях».
Поселок Gallabat встретил нас в полдень, твердой землей, холмисто-предгорной местностью и каменными строениями полиции-таможни.
Водитель трактора обернулся к нам:
— Ну, что, иностранцы, чем платить будете?
— Платить? А мы не договаривались об оплате!?
— Ну и что, вот, все пассажиры заплатили по … (он назвал сумму равную 7,5 долларам).
— Они везут грузы на продажу. Они коммерсанты. А мы — путешественники.
— Ну и что? Я вас тоже вез!
— Но вес человека почти ничего не значит по сравнению с этими тяжелыми мешками! И вез нас не ты, а прицеп трактора!
— Все равно платить нужно! Гоните деньги. — Все больше распалялся таксист.
— Денег у нас нет. Мы едем в Эфиопию и суданские деньги потратили в Гедарефе на еду.
— А на что вы будете жить в Эфиопии? Давайте эфиопские деньги, какие есть давайте!
— Мы запасли продукты в Эфиопию, нам сказали, что там все равно почти ничего не купишь…
— Давайте любые деньги, какие есть! — Почти кричал жадный приграничный водитель, надеясь на моральную поддержку других пассажиров.
— У нас есть вот такие деньги.
Один из нас извлек из кармана рюкзака купюру «1000 билетов МММ». Водяные знаки, много нулей и умный профиль г-на Мавроди позволял вполне успешно оплачивать такими «деньгами» многие «не заказанные» услуги в различных египтообразных странах.
Жадный таксист-тракторист выхватил «деньги» и спрятал в карман. Но потом все же, тайком от нас, пошел к начальнику полиции обсудить «подлинность» банкнот.
В то время как наши паспорта привычно переписывали в тетрадь, в хижину полиции зашел начальник и начал примерно такие речи на английском языке:
— Вы обманули водителя, вы подсунули ему «не настоящие» деньги!
— Почему обманули? Мы объяснили ему, что других денег у нас нет. К тому же он не предупреждал, что за проезд в грязном прицепе по болоту нужно платить.
— Это человек зарабатывает себе на жизнь. Ему надо кормить семью.
— Он получил с коммерсантов такую сумму денег, которую здешняя семья не зарабатывает и за всю жизнь!
— Это вас не касается. Это его бизнес. Не увиливайте от ответа! Что это за поддельные деньги?
— Это русские деньги, вот это — портрет нашего премьер-министра, это — тысяча русских денег…
— Это плохие деньги. У них дырочка, видите? Это не настоящие…
— У нас других нету.
— У вас должны быть доллары.
— Доллары не имеют хождение в Судане. Это деньги главного врага всех Правоверных…
— Доллары вполне могут решить вашу проблему…
— Нет, это ваша проблема. Мы не договаривались об оплате, а когда водитель взял у нас те деньги, что мы ему показали, он освободил нас от своих проблем.
— Нет. Он пришел сейчас ко мне и требует с вас по семь долларов с каждого!
— Семь долларов за 25 километров по болоту на тракторе?!!!! Мы не знали что это такси!
— Вот что: либо вы заплатите хотя бы по четыре доллара, либо мы не поставим вам выездные штампы и вас не пустят в Эфиопию.
— А это уже шантаж!
— Что поделать?! — Сами виноваты!
После короткого совещания, мы решили-таки заплатить полицейскому, но только за тех людей, которые ехали в злополучном прицепе-такси. В остальных двух тракторах путешественники заранее договорились о бесплатном проезде еще при посадке, и теперь у них проблем не возникло. Так что полицейский получил всего восемь долларов.
Нас проводили в таможню для осмотра рюкзаков. Рюкзаки разбирали на столах: первый — очень тщательно, второй — менее, третий — лишь поверхностно… пятый рюкзак лишь открыли и закрыли, а шестой вообще остался стоять в уголке даже нетронутым. Вывод — проносите контрабанду в шестом, а еще лучше — в пятом рюкзаке.
Итак, выездные штампы стоят, зажав в руках паспорта с визами Эфиопии мы пересекаем суданско-эфиопскую границу. Никаких столбов — шлагбаумов нет. Глинистая дорога спускается к броду через ручей, мы прыгаем по камешкам. О том, что пересекаем границу еще недавно враждовавших государств, напоминает спрятанный в суданских кустах БТР без колес. На эфиопском берегу виднеются точно такие же тростниковые хижины поселка Metema.
… Как нас там встретят православные эфиопы?
… ожидает ли нас обещанный голод?
… ездят ли там машины и насколько возможен автостоп?
Пока мы ничего не знаем. Начинается «эпоха первооткрытий» — до нас никто из Россиян не ездил автостопом дальше Судана — во всех следующих странах мы будем «первопроходцами».
Чтобы никому не было обидно, построились в шеренгу и одновременно сделали первый, «символический» шаг в Эфиопию.
Прощайте арабские страны, там нас так замечательно подвозили, кормили, вписывали на ночлег… а мы успели посмотреть так мало, но мы еще обязательно вернемся!