Уже на подъезде к мосту, перекинутому через Крюков канал, увидал Иван стоявший перед домом, в коем проживал он с тетушкой, старинный расписной возок с запряженной тройкой. Возок сей принадлежал генералу Гаврилову. Безбородко заторопил извозчика, боясь, как бы не вышло со стариком какой беды. К тому же он помнил, что за напасть приключилась с генералом, о чем тот ему по секрету поведал в своем кабинете. Гаврилов всячески старался скрыть от семьи неотвратимо надвигающееся несчастье, надеясь выкрутиться своими силами. Теперь же старик, узнав от заходившего к Софье Ломакина, что его бывший письмоводитель выздоровел, поспешил к нему за советом, а может, даже и за поддержкою.

Едва только Иван вошел в гостиную, как сидевший подле Аглаи Ивановны генерал, весь изведясь отсутствием молодого человека, тотчас же поднялся с прытью необыкновенной, что красноречивее всяких слов говорило о важности дела.

— Здравствуйте, ваше превосходительство, — слегка поклонился Безбородко генералу.

— Здравствуй, голубчик, здравствуй. Как ты себя чувствуешь? — спросил Гаврилов, с беспокойством оглядывая раскрасневшееся от быстрого подъема по лестнице лицо молодого человека. — Родион говорил, что ты уже ходить стал, и даже гуляешь. Так я вот и примчался.

Генерал оглянулся несколько раз на Аглаю Ивановну, показывая, что имеет к Ивану секретный разговор. Но тетушка уже и сама догадалась, что мужчины хотят остаться наедине, а потому, сославшись на какие-то спешные распоряжения по кухне, удалилась. Иван и Гаврилов уселись на диван.

— Давеча, — начал рассказывать генерал, — по известному вам делу ко мне приходил судейский чиновник по фамилии Коперник. Он сообщил, что представляет интересы противной стороны. Я, разумеется, пригласил его и внимательно выслушал. Драгоценный мой, это же форменный шантаж! — вскричал Гаврилов, не в силах совладать с собою, едва ему вспомнилась сцена переговоров с судейским чиновником.

— Успокойтесь, ваше превосходительство, — сказал Иван. — В таком запутанном деле главное — это спокойствие.

— Да-да, вы совершенно правы, мой друг, главное — спокойствие, — скороговоркою повторил следом за ним генерал. — Тут при всевозможных законных заковырках не стоит волноваться, иначе враг собьет нас с пути истинного, а тут мы и попались, сейчас же судейская камарилья нас с флангов ударит!

— Что же сказал вам Коперник? — напомнил оживившемуся старому стратегу о деле Безбородко. — Почему вы говорите о шантаже?

— Ах да, конечно! Шантаж, а это иначе никак не назовешь, заключается в следующем. Как вы помните, поместье, коим наградили меня за верность государю и Отечеству, было забрано в казну у помещика Троекурова вместе с пятью сотнями крепостных душ. Троекуров был вынужден отдать его по некоему спорному делу, тянущемуся еще с сороковых годов. Нынче же так случилось, что вопрос сей был пересмотрен, причем в пользу Троекурова. Но помещик уже изволил преставиться. Что же касается поместья, то его передали мне вместе с крепостными, а после указа казна выкупила обратным порядком крепостных. Так что у меня остались только деньги и сама усадьба. Так как помещик скончался, то по новому решению поместье и деньги из казны должны быть переданы наследникам Троекурова. Что и потребовал, размахивая решением суда у меня перед носом, этот самый Коперник.

— А вы, ваше превосходительство? — спросил Иван.

— Я, естественно, не возражал, тем более что взамен этого я могу истребовать, как вы мне и посоветовали, драгоценный друг, возмещения с казны, — часто закивал головою генерал. — Однако Коперника это не удовлетворило, и он объявил, что его клиент желает получить также еще и компенсацию за пользование поместьем.

— Как так? — изумился Иван. — Разве такое возможно?

— Он уверяет, что не только возможно, но и необходимо. Ведь поместье находилось в моем ведении, а не в ведении Троекурова, а посему не он, а я получал с него доход. Теперь же его клиент намерен получить компенсацию за пользование, причем не желает останавливаться и если надо, то дойдет до суда и ославит мое имя! Я же это поместье получил за кровь, что пролил в боях! — вскричал, вновь разгорячившись, генерал. — Я так этому судейскому и сказал. А Коперник мне на это и ответил, что, дескать, его клиент считает, что он прав в отношении своих требований не только по закону, но и по моральному праву. А посему получить намерен с меня сполна, как если бы это было самое успешное поместье. В противном случае и в свете узнают, и газеты мое имя станут марать. В общем, шантаж, форменный шантаж!

— Да кто же этот таинственный клиент, что так нахально шантажирует вас? — воскликнул Безбородко.

— Граф Драчевский, — сказал Гаврилов.

Иван остолбенел, словно громом пораженный.

— Как? И тут он? И тут влез этот зверь? Да что же это такое, в самом-то деле? — закричал он, вскочив и забегав по гостиной из стороны в сторону. — Как смеет этот граф и здесь влезать со своими темными делишками? Но скажите, ваше превосходительство, на каком основании Драчевский требует с вас усадьбу, откупные деньги из казны и компенсацию?

— На том, что он является, согласно завещанию, единственным наследником Троекурова, — был дан ему ответ.

Генерал сидел неподвижно, чрезвычайно удивленный столь бурной реакцией своего бывшего письмоводителя на упоминание о графе.

— Мы должны немедленно ехать к этому самому Копернику и посмотреть, так ли то, что Драчевский наследник Троекурова, — заторопился Иван. — В конце концов, если это действительно так, то их претензии к вам не совсем уместны. Разве нет?

— Так, друг мой, так, — следом за молодым человеком заспешил Гаврилов.

Они уже прошли в переднюю, как неожиданно из комнат быстро вышла Аглая Ивановна, а следом за нею Дуня, несшая на сильных, словно у мужчины, руках огромный медный самоварище. Клокотание внутри самовара указывало на то, что добрейшая тетушка уж никак не ожидала столь быстрого отъезда гостя и племянника.

— После, тетя, после! — вскричал Иван, спешно наматывая на горло шарф и выбегая из квартиры.

Старенький генерал едва поспевал следом за ним.

— Прощайте, матушка, несравненная Аглая Ивановна, дела! Дела! — бросил он также и вышел из квартиры.

— Ну вот, — только и успела сказать тетушка с выражением полнейшего разочарования. — Ну что ты стоишь стоймя? — накинулась она на прислугу. — Ступай, неси самовар обратно.

Гаврилов и Безбородко уселись в старинный генеральский возок и отправились к судейскому чиновнику, как его назвал по привычке генерал. Однако Коперник был всего лишь адвокатом, о чем гласила грязная и выпачканная в чем-то липком табличка у входа в его контору. Коперник смотрелся мелким и очень юрким мужчиной средних лет с сильнейшей растительностью на лице. Кроме него в конторе сидело несколько других адвокатов, видимо рангом помельче, занимавшихся с пришлыми крестьянами и уличными торговцами. Увидав входящего в контору генерала в сопровождении молодого человека, Коперник чрезвычайно засуетился, задвигал по запыленному столу папками, стал переставлять с места на место писчие предметы, бросая быстрые взоры маленьких шустрых глазок на посетителей.

— Входите, входите! — воскликнул он, хотя Гаврилов и Иван уже изволили войти и без его приглашения, но адвокату надобно было показать, что он ныне хозяин положения. — Вот-с сюда, на стулья. Федор, стул! — громогласно прикрикнул он на здоровенного детину, служащего в конторе чем-то вроде «принеси, подай, пошел вон».

Когда посетители уселись напротив Коперника, которому все не сиделось от волнения, то Безбородко, представленный генералом как «личный письмоводитель», попросил первоначально у адвоката доказательства прав наследования графом троекуровского поместья.

— Конечно, конечно, разумеется, — заторопился Коперник, перебирая в который раз папки на столе и громко ими хлопая. — Вы обязаны узнать, что мой клиент-с, граф Драчевский, имеет полнейшее право на это имущество-с. Даже и не сомневайтесь, что имеет-с. Тут все уже давно доказано, и сомнений быть не может-с. Ведь Троекуров и граф старинные приятели. Куда я задевал бумаги-то? Да-с, старинные приятели, можно сказать, друзья детства. Вот-с.

— Позвольте, что вы такое говорите? — изумился Иван. — Я лично знаком с графом, он никак не может быть в силу своих молодых лет другом детства помещика, умершего десять лет назад по старости.

Глазки адвоката забегали еще быстрее, но сам Коперник нисколько не стушевался.

— А, так вы знаете их сиятельство лично? Это я сказал образно про друзей детства-с. Конечно, граф и Троекуров разных лет, а потому это только так, к слову обмолвилось. Все, простите, из-за витиеватости слога-с. А вот и бумаги! — наконец-то нашел Коперник нужный документ и торжественно протянул его Безбородко, держа на вытянутых руках, словно это был некий раритет, пред коим стоило, по крайней мере, преклонить колена.

Иван принял нотариально заверенную перепись завещания и стал внимательно вчитываться в нее. Внезапно в глаза ему бросилась нижняя строка, написанная мелко и другой рукою, нежели сам документ.

— А это что значит? — ткнул он пальцем в надпись. — Это же уведомление о рассмотрении суда верности завещания.

Коперник несколько переменился в лице, но продолжал хитро улыбаться и быстро ответил:

— Это так, ничего-с. Это просто другие наследники Троекурова пытаются оспорить верность. На это нечего смотреть. Это все глупости-с!

— Как же глупости? Если право графа на наследование спорно, то о каком требовании к его превосходительству вы говорите? — не унимался Иван.

Коперник сильно заволновался. Он вновь вскочил со стула и даже нагнулся к посетителям.

— А вот и имеет право! Потому как суд признал право Драчевского на это наследство! И ежели вы не желаете удовлетворить законные требования моего клиента, то уж мы сразу в суд подадим. В суд! Да-с, ваше превосходительство, — еще ниже перегнулся Коперник через стол, обращаясь к оторопевшему Гаврилову, да так, что его ноги в дрянных сапогах повисли над грязным затоптанным полом, — уж мы сумеем через это дело вас ославить! И в газетах, и в свете…

Испуганный генерал коротко замахал на адвоката руками:

— Да что вы, сударь, такое говорите?

Коперник, видя, какое впечатление произвели его слова на старика, удовлетворенный, уселся на место и как ни в чем не бывало достал из жилетного кармана табакерку, вынул оттуда понюшку и по-свойски предложил сидевшим напротив. Ивана даже передернуло от такого неприкрытого цинизма.

— Ну что, господа, будем договариваться? — захлопнув табакерку, спросил адвокат, обводя Безбородко и Гаврилова взглядом своих шустрых глазок. — Вы ведь, чай, по собственной мудрости именно за этим пришли ко мне.

— Хорошо, — через силу произнес весьма ошарашенный столь сильным давлением генерал. — Каковы ваши требования?

Лицо циничного адвоката озарила легкая тень улыбки. Таковой обыкновенно бывает улыбка акулы, увидавшей где-нибудь в теплом море на другом конце света беззащитные ноги ныряльщика за жемчугом.

— Да-да, очень мудрое решение, ваше превосходительство. Да-с. Приступим. Итак. — Коперник достал откуда-то из-под стола новую папку и торжественно возложил ее на стол. — Мой клиент, коего я имею честь представлять, желает возмещения понесенного вследствие несправедливости ущерба. Это, — тут адвокат раскрыл папку и достал из нее единственный, сильно исписанный лист бумаги, — требование на передачу усадьбы Троекуровка. Согласны ли вы с этим требованием, ваше превосходительство? — воззрился он на одного только генерала, заведомо игнорируя присутствие Безбородко.

Иван порывался что-то сказать, но генерал опередил его:

— Согласны, сударь, согласны. Это, так сказать, определенное право его сиятельства графа, тут наших возражений нет.

Адвокат удовлетворенно кивнул сильно поросшим щетиною лицом и горделиво оглядел присутствие, давая понять, что выигранный им бой хотя далеко не первый, но уже венчает собою общий успех ближайшей победы.

— Кроме того, граф желает-с получить те деньги, что были переданы вам в качестве откупных из казны, — продолжил Коперник перечислять требования Драчевского, подробно изложенные в бумаге.

И вновь не дал генерал Ивану вставить слово, объявив, что по сему пункту у него полнейшее согласие выплатить графу требуемую сумму.

— Минуту, сударь, — обратился Иван к адвокату, уже не скрывавшему радости от столь легкой победы над противною стороной. — Что же вы делаете, ваше превосходительство? — обратился он к генералу.

— А что такое, мой друг? — с милой улыбкой повернулся к нему Гаврилов.

— Да как же вы так легко соглашаетесь, ваше превосходительство? — спросил Безбородко невинно глядевшего на него Гаврилова. — Ведь это же форменное безобразие!

— Их превосходительству виднее-с, — вставил Коперник, ласково улыбаясь генералу, точно лучшему из друзей.

— Вы не вмешивайтесь, сударь, — оборвал его Иван. — Вы, кстати говоря, мне несколько знакомы. Я уже о вас слышал, не помню уж от кого, но слышал, и весьма нелестные для вас мнения.

— Мнения разные бывают, милостивый государь, — невозмутимо объявил хитрый адвокат, ловко пресекая разговор о собственной чистоплотности.

Неожиданно сидевший подле другого стола чиновник, явно из мелких, какой-нибудь коллежский асессор, вроде Акакия Акакиевича, по всей видимости бывавший в конторе уже не первый раз, неожиданно подал голос в поддержку Безбородко и генерала:

— Знаем, знаем о тебе, Коперник. Весь Петербург слыхал о твоих научных познаниях. Скажи-ка, земля наша, какая она из себя? — спросил он, лукаво подмигивая Ивану.

— Известно какая, — набычился адвокат, никогда в жизни не слышавший ни о знаменитом однофамильце, ни о его научных изысканиях. — Земля наша — блин. Плавает в мировом море-океане на трех китах, а киты те возлежат на черепахе-с. Вот-с.

Все присутствие так и покатилось со смеху.

— Ну вот, опять, — раздраженно сказал Коперник. — Чего вы все время смеетесь?

— Ничего, сударь, ничего. Не обращайте внимания, — отмахнулся, хохоча, Иван.

Отдышавшись, он вновь попытался образумить Гаврилова:

— Ваше превосходительство, ведь вы же графу все деньги отдаете. Все, что получили. Да еще и усадьбу в придачу.

— Так ведь суд постановил, что надобно поместье Троекурову вернуть, а граф его законным наследником является, — развел руками генерал.

— Так-то оно так, но ведь наследование Драчевским является спорным вопросом, — напомнил ему Иван.

— А это, сударь, не ваша забота. На это другой суд имеется, — вставил Коперник, который совершенно не смутился всеобщей насмешкою над собою.

— Да, до этого еще дело дойдет, — не обращая на адвоката внимания, принужден был согласиться с ним Безбородко. — Но ведь вы, ваше превосходительство, можно сказать, себя нищим делаете!

— Но ты же, дружок, сам говорил, что казна мне должна ущерб оный возместить, — удивленно напомнил Ивану генерал. — Давеча, когда сюда еще ехали, не ты ли мне советовал, что надобно в канцелярию петицию подать. А то так я семью свою могу по миру пустить, — забеспокоился он.

— И подайте петицию, и пусть вам казна все возвернет-с, — стал заверять Коперник, имевший в сем деле немалый интерес. — Так что деньги эти, считайте, словно бы снова в вашем кармане оказались, ваше превосходительство. Ваше дело настолько верное, что я вам совершенно задаром-с помогу с ним справиться. А вот, кстати говоря, и мировая-с, — неожиданно закончил он, выкладывая на стол перед Гавриловым заранее исписанный лист гербовой бумаги. — Ваша с их сиятельством.

Генерал в изумлении уставился на предложенную мировую.

— И что тут? — спросил он.

— Все, как мы только что обговаривали-с, — заверил ловкий адвокат, чьи глаза забегали настолько быстро, что уже никак нельзя было уловить взгляда. — И про усадебку, про Троекуровку, и про деньги, полученные в качестве откупных, из казны-с. Вот тут подписать надо. Разойдемся по-мирному, до суда не стоит доводить, ваше превосходительство.

Но прежде чем генерал успел сделать хоть какое-нибудь движение к мировой, Иван весьма бесцеремонно захватил листок себе и принялся его внимательнейшим образом изучать.

— Позвольте, позвольте! — воскликнул он, дойдя до середины. — А что это за странный параграф? О нем вообще ни разговора, ни упоминания даже с вашей стороны, сударь, не было.

Иван ткнул пальцем в гербовую бумагу. Адвокат несколько поморщился.

— Это одно из условий графа, — пояснил он, сразу сделавшись холодным и озлобленным. — Это их сиятельства требование.

— А что такое? — вновь забеспокоился старенький генерал, который хоть и не мог понять всех премудростей законодательного крючкотворства, однако очень четко улавливал разговорные интонации.

— Это, ваше превосходительство, требование графа, — пояснил ему Безбородко. — То самое, о коем вы упоминали давеча, рассказывая о шантаже. — При слове «шантаж» Иван метнул в сторону Коперника пламенно-гневный взгляд, после коего, однако, адвокат остался совершенно невозмутим. — Граф требует, чтобы вы выплатили ему по пятьдесят тысяч рублей за каждый год вашего пользования поместьем. В качестве возмещения.

— Позвольте, но это же совершенно невозможно, — развел руками генерал. Он предполагал еще, что в этом заключена какая-то ошибка, что сейчас все разрешится, они подпишут мировую, и генерал отправится домой обедать. — Это же невозможно, — повторил Гаврилов, обращаясь к адвокату.

Того аж передернуло от злобы, что уже было полученное согласие уплыло.

— Как это невозможно? — воскликнул Коперник. — Почему? Граф имеет полное право требовать возмещения!

— Да, но не такого громадного, — попытался возражать Гаврилов.

— Почему же не такого? Все посчитано. Это та самая сумма, которую вы, ваше превосходительство, имели с Троекуровки, кою вам, кстати говоря, передали незаконно, оставив множественных детей и жену Троекурова без всяких средств к существованию! — патетически воскликнул Коперник. — А и сто тысяч — это еще мало, сколько можно было получать с такого превосходного поместья! Даже в два раза более того!

— Но я и двадцати тысяч не видел, — запричитал генерал.

— Позвольте, о каких детях вы говорите? — встрепенулся Иван. — У Троекурова был дети? А почему тогда по завещанию все перешло к графу?

Но адвокат уже не обращал на Безбородко никакого внимания, полностью игнорируя его вопросы, а все красноречие свое обратил на Гаврилова:

— Это же еще та самая малость, которую требует себе их сиятельство! Самая малость! Заметьте, его дело верное, это я вам как наиопытнейший адвокат говорю. Он мог бы и в два раза более того заломить, но ведь не заломил. Исключительно из уважения к вашим боевым заслугам не заломил. А мог! Право слово, мог.

— Нет, на это я пойти не могу, — неожиданно твердо заявил старенький генерал.

И без того неприятное лицо Коперника сильно перекосилось.

— Ах так! Значит, так вы? Мировую, значит, долой, да? Так вот, милостивые государи, теперь же дело наше пойдет в суд! Да, в суд! А уж мы сумеем его осветить! Сумеем вас, генерал, ославить! И поверьте, выставим в самом препротивном свете. И через газеты, и в журнале пропечатаем…

— Да как ты смеешь! — внезапно взревел Гаврилов. Он вскочил со стула и предстал перед испуганным адвокатом во всей своей красе: в генеральской шинели, в теплой фуражке с кокардою, с растопорщившимися усами. Глаза Гаврилова горели, а ноздри хищно раздувались от негодования. — Как ты смеешь, наглец, меня пугать! Да я на турок с саблею ходил, покуда ты еще на мамкиных руках катался! Да я тебя, хам, в порошок сотру!

И генерал взмахнул одетым в белоснежную перчатку кулаком, явно намереваясь хорошенько вздуть адвоката. Коперник тоненько пискнул и полез от страха под стол. Вся контора замерла, завороженно глядя на старого генерала, сумевшего постоять за себя перед нахальным адвокатом.

— А ну вылезай оттуда, щепец! А ну…

Вдруг Гаврилов взмахнул рукою и схватился за сердце. Лицо его, до того багровое от злости и невесть откуда налетевшего азарта непременно наказать обидчика, мертвенно побледнело. Он рухнул на стул и часто задышал.

— Что с вами, ваше превосходительство? — подскочил к нему Иван.

Тотчас же все присутствующие окружили генерала. Кто обмахивал старика, закатившего глаза, кто подавал ему воду в пыльном стакане. Иван же подхватил Гаврилова и понес его к стоявшему у подъезда возку. Кое-как ему вместе с кучером удалось уложить генерала на сиденье, и возок понесся к Сенной площади.

— Но, милые! — покрикивал кучер, так же, как и камердинер, прошедший с генералом все бои. — Не подведите, родимые. Не приведи господи, — приговаривал он, поминутно оборачиваясь и поглядывая на безмолвно лежавшего на сиденье генерала.

Иван сидел рядом и утирал лицо Гаврилова платком.

Дома Гаврилова уложили в постели и тотчас послали за доктором. Тот, прибыв через некоторое время, долго осматривал больного, затем отворил ему кровь и объявил, что у генерала был удар и он теперь не скоро оправится.

— Его превосходительству необходим полнейший покой, — заявил доктор на прощание.

«Это все граф, — думал Иван, бредя поздним вечером обратно на Крюков канал. — Прав был смотритель Колобродов. Граф — вампир. Настоящий вампир, приносящий одни лишь несчастья».