Работа началась с первых же часов. Как только вступил на берег, вихрем завертелись встречи, знакомства, оформление бумаг. Канцелярия губернатора, полицейское управление, банк, таможня, магазины — одно за одним.

Задержка в пути оказалась кстати — Ашот уже поджидал со своим кинжалом. Извлеченная из его рукоятки инструкция гласила, что обстановка изменилась и работать предстоит с другим напарником. Так появился уроженец Бомбея господин Пракаш. Худой, как щепка, до глаз заросший густой черной бородой, он знал всех торговцев в округе и имел подлинный паспорт гражданина Британской империи.

Сам же Ашот, последняя живая душа, с кем можно было без опаски перемолвиться словом, отбыл куда-то на восток.

Вскоре принята первая весточка и от начальства. Обычные наставления, но между строчек читался невысказанный вопрос: где так долго пропадал? Тем не менее денежный перевод поступил исправно.

С помощью Пракаша дело пошло веселее. В стороне от торговых кварталов, у мыса Сипоинт, сняли старый дом голландской постройки. Как и большинство зданий, он был окрашен в желтый цвет, с крутой черепичной крышей и фигурными завитками на фасаде. Стоял он на одной из улочек, что сбегают по отрогам Столовой горы к берегу на солнечной северной стороне. По утрам солнце вставало справа, а вечерами на быстро гаснущем небосводе загоралось роскошное созвездие Южного Креста. Можно было увидеть и непривычно повернутый серп Луны. Но особенно изучать красоты здешних небес не приходилось — из окон второго этажа открывался отличный вид на порт и всю бухту.

Оружейный магазин «Американский ковбой» устроил без лишнего шика, но солидно. Обосновался хотя и не на самом бойком месте, но в двух шагах от Лонгстраат. Предусмотрел и два запасных выхода, так что клиентам не обязательно было встречаться друг с другом. На открытие пригласили кого следует из местных властей и, уж конечно, газетчиков.

Благодаря Тому с ними завязались самые дружественные отношения. Николай на платные объявления не скупился и стал почти своим человеком в пропахших типографской краской, клеем и дешевым табаком редакциях. Здесь порой удавалось узнавать очень интересные новости, которые не попадали ни на страницы газет, ни в официальные документы. Оказалось, что брат Пракаша владеет небольшим фотосалоном под названием «Африканский привет». Был он расположен у самой набережной и посещался многими моряками. Кто же откажется запечатлеть себя на память рядом с чучелом громадного носорога или гривастого льва. Желающие могли сняться и вместе с «настоящим дикарем», носящим фантастический головной убор с пестрыми перьями и коровьими рогами. Можно было сделать фотографию и своего корабля на фоне Столовой горы. Хозяин знал свое дело и заказы исполнял быстро.

Встретился Николай и с приятелем баталера, стариной Бобом, который служил в канцелярии на флотской базе в Саймонстауне. Ездил на южный берег Капского мыса и ознакомился с этим небольшим городком, что лежит на берегу бухты, надежно укрытой горами. В таверне «Флагманский фрегат» классно отметили знакомство, а потом и уход «Артемиды» в новый поход. Стали друзьями. Вскоре оказалось, что если договориться, то возможно время от времени бывать в местном арсенале. Поработать у станка в его мастерской, подогнать товар по вкусу покупателя, пристрелять карабин в тире.

Понемногу разворачивалась торговля. За новичком следили многочисленные внимательные и просто любопытные глаза. Отзывы его клиентов ревниво выслушивались и обсуждались. Вскоре все привыкли к тому, что он регулярно посылает телеграммы в лондонский филиал своей фирмы, требует выслать охотничьи ружья, револьверы, пороха, капсюля и другие товары. Аккуратно указывает количество, спецификацию и номер изделия по каталогу. Общественность одобрительно отнеслась к тому, что все поступает небольшими партиями, оценила расчетливость и осторожность конкурента. Благосклонно отнеслась к тому, что он не пытается сбить цену. Тщательно прикинула расходы и доходы нового магазина, приблизительно определила размер прибыли. Успокоилась.

Месяц шел за месяцем и постепенно Питер Крейн становился уважаемым членом местного общества, появились заказчики и в провинции. Завел себе ранец из толстой бычьей кожи с множеством кармашков и отделений для инструментов. Стал выезжать в окрестные городки, демонстрировал образцы товара, мог сделать и мелкий ремонт. Посещал чистенькие уютные усадьбы, увитые плющом, окруженные садами и виноградниками. Любовался полями пшеницы и кукурузы, тучными стадами на зеленых лугах. Красивая, благодатная земля с умеренным здоровым климатом.

В домах, обставленных массивной дубовой мебелью, со стенами, украшенными бело-синими фаянсовыми блюдами и шкурами львов, встречали тепло и радушно. Том охотно знакомил со своими родными и близкими, что вели род от старинных семей, более двухсот лет назад оставивших берега Голландии и Франции и поселившихся в Южной Африке. Называли они себя бурами, крестьянами, и было приятно, сидя на увитой виноградом веранде и покуривая душистый табак, вести неторопливую беседу об урожае, приплоде скота, удачной охоте.

Хозяева любили поговорить о божественном, частенько ссылались на Библию. О странах, что лежат на другом конце земли за морями и океанами, почти и не упоминали. Мягко звучала голландская речь. Вначале понимал с трудом, но потом освоился. Помогло знание немецкого. После многолюдной портовой суеты Кейптауна хорошо было провести день-другой в этом тихом и уютном мире. Но скоро Николай убедился — есть заботы и в здешнем краю.

Какая-то скрытая напряженность царила в этих патриархальных усадьбах. Что-то тревожное порой прорывалось во взглядах их обитателей. Случалось, что собеседник внезапно замолкал и менял тему разговоров. Но больше всего запомнилась одна встреча.

Коренастый бородатый бур вошел прихрамывая во двор. При одном его появлении чернокожие слуги, шумно возившиеся с разгрузкой повозки Тома, разом смолкли. Незнакомец взглянул на них холодно, что-то процедил сквозь зубы. Одни со всех ног бросились выполнять его приказание, другие с удвоенным рвением молча принялись за работу. Бородач кивнул Тому, Николая окинул быстрым и недоверчивым взглядом. При приветствии руку сунул как лопату, буркнул что-то под нос, ушел к хозяину дома.

— Кто это?

— Алан ван дер Кемп. Разводит скот на севере, в Трансваале. Приехал по делам.

— Суровый он какой-то.

— С черными всегда такой. Иначе как кафры их и не называет. Тебя, видимо, принял за англичанина.

— Не любит англичан?

— Его семья лет двести в этих местах вольно жила. Большое хозяйство имели, поля, стада. Местные чернокожие все потомки рабов, которые на его деда и отца работали. Помнят старых хозяев.

— Вижу, до сих пор его опасаются.

— Знают, что возражать Алану опасно. Может прибить, а то и с собой прихватит. — Том понизил голос. — На севере есть глухие места, оттуда не возвращаются.

— Чем же ему англичане не угодили?

— Когда они Капскую землю заняли, то начали новые порядки вводить. Свои суды установили, всех хозяев-буров обязали высокие налоги платить. Рабов велели на волю выпустить, но положили за них смехотворно низкую компенсацию, да и ту можно было получить только в Лондоне. Кто же это из-за таких денег за океан поплывет? Дорога дороже станет. Тогда еще телеграфной линии не было, деньги на счет в английском банке не положишь. Кончилось все это тем, что более десяти тысяч бурских семей снялось с этих мест и ушло на север за Оранжевую реку, а некоторые даже за реку Вааль.

Об этом бурском походе на новые земли Николаю уже доводилось слышать не раз. Все случилось не так уж давно, и многие рассказывали, как шли по неизведанным местам, на запряженных быками фургонах везли семьи и запасы. С боем выбивали с пастбищ чернокожие племена, а если приходилось туго, то ставили фургоны в круг. Женщины и подростки заряжали ружья, а мужчины непрерывно палили по африканским воинам, вооруженным дубинками и копьями.

— После этого англичане не оставили буров в покое? — О всех этих хитросплетениях внутренней политики Николаю не приходилось ранее слышать. Но подробнее об этом стоило узнать, тем более что Том говорил откровенно.

— Знаешь, мои родичи народ независимый. Под единой властью жить не привыкли. Поэтому вначале дело не очень хорошо пошло. Создали чуть ли не десяток мелких республик, но согласия между ними не было, да еще и с финансами запутались. Кончилось все тем, что к английскому правительству за помощью обратились, признали его власть. Но скоро одумались, взялись за оружие и англичан крепко побили.

— Но сейчас буры снова независимы?

— Да. На севере созданы Южно-Африканская Республика или Трансвааль и Оранжевое Свободное государство. Они имеют президентов, правительства. Англия и другие державы подписали с ними договора, признали их суверенитет. Только старые проблемы остались, к ним еще и новые прибавились. Люди все это отлично понимают, поэтому и беспокоятся.

— Ты имеешь в виду открытие золотых и алмазных месторождений? Мне кажется, буры должны только радоваться, что им такое богатство привалило.

— Я как журналист много стран повидал и могу сказать, как и другие народы, буры хотят жить по своим обычаям и чужого вмешательства не терпят. Сейчас же тысячи иностранцев сюда приезжают, строят шахты, предприятия, города, заводят свои порядки. Черных на работу берут, некоторых даже обучают ремеслу, платят им наличные. Иному буру, который ничего, кроме Библии, не читал и уверен, что все чернокожие это проклятые Творцом «сыны колена Хамова», видеть кафра у паровой машины или за конторским столом просто ужасно. Для него это святотатство. Настоящее оскорбление и угроза его исконным обычаям и традициям. Он твердо уверен, что вина за все происходящее лежит на коварных англичанах. Они идут по путям, открытых бурами, пользуются плодами их труда.

Николай кивнул. В Кейптауне в Коммерческом клубе уже не раз доводилось слышать разговоры о том, что правительства бурских республик не дают житья английским поселенцам — уитлендерам. Здесь не принимали в расчет традиции и прошлые заслуги. Создавшееся положение расценивалось по- деловому.

Переселенцы составляли больше половины белого населения, вели промышленную добычу золота и владели девятью десятыми всей собственности, налоги с которой являлись основой республиканского бюджета.

Что же уитлендеры получали взамен? Шахтерская столица Йоханнесбург, которая буквально стоит на золоте, а в то же время тонет в грязи, питьевой воды не хватает, единственная больница находится в одном здании с тюрьмой. Конечно, с трудностями можно было бы на время смириться, но поселенцы оказались совершенно бесправными. В местных органах участи их никто не представляет, избирательных прав они не имеют, а чтобы получит^ гражданство, надо в Трансваале прожить 14 лет. Да еще выучить этот варварский бурский диалект, который считается здесь официальным языком.

Англичане не такой народ, чтобы все это покорно сносить. Они с нерушимым упорством привыкли добиваться своего. При этом готовы пойти на союз и на компромисс с народом любого цвета кожи, исповедующего любую религию. Вот только при окончательном расчете всегда большую часть прибыли получали сами англичане. Ясно, что такие правила игры не нравились партнерам. С голландцами и французами у англичан счеты старые. Вспомнились лекции по военно-морской истории, описания яростных сражений парусных флотов под флагами этих наций. Похоже, сейчас опять дело до драки доходит. Неужели война?

В клубе об этом ораторы, особенно распаленные напитками, уже неоднократно упоминали. Больше всего шуму было после выступления главы правительства Капской колонии Сесиля Родса и его сторонников из «Национального союза». Они решили петицию королеве и министру колоний в Лондон послать, требовали защиты и помощи, прямого вмешательства в южноафриканские дела. Предложили и Николаю подписаться. Отмахнулся: «Я иностранец». Про себя подумал, буры эти на наших раскольников смахивают. Сами по себе жить хотят, между собой и Богом чужих не пускают. Мне-то что за дело до всего этого?

Про отказ подписаться Том как-то узнал, стал чаще приглашать погостить к своей родне. Вот и сейчас доверительно склонился:

— Ты на Алана не обижайся. Он, как и многие мои земляки, стал последнее время раздражительным и недоверчивым. Все понимают, что обстановка накаляется. Нас не так уж и много — в Трансваале и Оранжевой Республике всех жителей не более двухсот тысяч наберется. Люди чувствуют себя как в осажденной крепости, с одной стороны уитленде- ры, с другой — черные.