Через несколько дней Николай шел по городу, от радости не чуя под собой ног. По тайным каналам связи петербургское начальство наконец-таки прислало долгожданную бумагу. В ней, как и положено в обычной товарной накладной, было много слов и цифр, но среди них имелись и заветные — «якорь» и «127». Условный сигнал об окончании операции и разрешение вернуться в Россию!

На Риссик-стрит неподалеку от мэрии нос к носу столкнулся с солидным господином в цилиндре. В руках тросточка, уже обозначившееся брюшко с достоинством выставлено вперед.

— Николай Васильевич, какими судьбами! Не знал, что в наших краях обитаете, думал — уже домой подались!

— Здорово, Кузьма! Да тебя теперь и не узнать. Куда ты бакенбарды свои подевал?

— Сбрил вчистую! Хозяин завода велел, я теперь у него управляющим служу. Он тоже из русских будет. Сейчас, когда англичане конфискованное имущество местным предпринимателям и фермерам стали возвращать, работа закипела. Наверное слышали, что всем иностранным подданным они еще и компенсацию за причиненные во время войны убытки выплачивают. Русским — в первую очередь и полностью! Видно, не хотят ссориться с Российской-то империей!

— Я уже слышал об этом, — ответил Николай. Про себя подумал, что не зря писал в своих донесениях о судьбе нескольких десятков российских промышленников и торговцев, еще накануне войны обосновавшихся в Южной Африке. Надо думать, кое-что из этих докладов дошло из Адмиралтейства и до кабинетов российского министерства иностранных дел на Дворцовой площади, а затем сказалось и на решениях лондонских властей.

— Кузьма, сам-то ты собираешься домой? Сейчас многие иностранцы, что приехали на войну добровольцами, получили амнистию и возвращаются в свои страны.

— Нет, Николай Васильевич, я остаюсь в Африке! Еще не известно, как в России начальство на мои обстоятельства посмотрит. Со службы-то я убег. Да и здесь теперь у меня дом и семья.

— Так ты женился! Поздравляю!

— Сочетался законным браком с дочкой нашего хозяина. Свадьбу недавно справили как положено — здесь неподалеку в пригороде Линдхерст есть грек-священник, венчает по православному обряду. Этот отец Христопулос от нашего Святейшего Синода имеет бумагу по всей форме, не какой-нибудь пройдоха. Церквушка, а точнее, просто молитвенный дом, небольшая, служба там идет в очередь с католиками и разными другими христианами. Вот кончится война, свою собственную церковь поставим.

— Так и я, Кузьма, женился, тоже на русской девице. В здешней мэрии расписались, не знали, что есть в городе православный священник.

— Николай Васильевич, от души поздравляю! Но вот одно нехорошо. Надо вам в закон вступить по нашему, русскому обычаю. Иначе — грешно. Сами знаете, все мы под Богом ходим, а ваша служба отчаянная, случись что, как люди на невенчанную вдову моряка посмотрят? Небось сами слышали присказку, что у охотских в каждом порту по жене. Вы уж на меня не сердитесь, вместе воевали.

— Да я и не отказываюсь, ты мне скажи, где этого священника найти.

Дома Людмила, услышав о том, что можно собираться домой, от радости захлопала в ладоши. Бросилась на шею и шепнула: у нас будет маленький!

А когда выслушала рассказ о встрече с Кузьмой, решительно сдвинула брови — венчаемся!

— Так мы же в мэрии… — начал было Николай.

— И слушать не хочу. В России эта бумажка ничего не стоит, тем более, что в ней указано не твое имя. Как я дома невенчанной женой, да еще с ребенком, покажусь?

Оставалось только смущенно почесать в затылке — жена права.

Явки, шифры и все прочее, казалось, продумал и предусмотрел, а вот о таком повороте семейных дел не подумал. Привык действовать в одиночку, теперь придется выпутываться.

Тогда, почти два года назад, надо было срочно закрепиться на новом месте и брак зарегистрировал по документам уит- лендера, которые Якоб выдал, перед тем как покинуть Преторию. Свой паспорт на имя Питера Крейна решил не демонстрировать, чтобы не привлекать внимание контрразведки, которая еще накануне войны проявила интерес к этому американскому торговцу. Тем более, что за всеми иностранцами на оккупированной англичанами территории велось постоянное наблюдение. Вот сейчас, пожалуй, можно рискнуть и появиться под собственным русским именем. Тем более, что объявлена амнистия, да и жить здесь долго не придется.

На следующий день отправился в Линдхерст, поселок или пригород, который ничем не отличался от десятка других точно таких же промышленных кварталов большого Джоубер- га. Отца Христопулоса, заросшего окладистой кудрявой бородой, нашел сразу и сговорился с ним без лишних слов. Вместе пошли в церковь, чтобы условиться о дне венчания со здешним церковным старостой.

Сама церковь оказалась длинным дощатым бараком с облупившимися стенами и узкими окнами, в которых были вставлены цветные стекла. У ее дверей встретил их не кто иной, как сам дядюшка Реден. Он вновь отпустил седую бороду, кудри до плеч и превратился в весьма благообразного прихожанина, на которого легли все заботы о содержании и благоустройстве храма в этом скромном шахтерском поселке.

В столь ответственном и хлопотливом деле невозможно обойтись без помощников, и Николай не очень удивился, увидев здоровяка Криса, смиренно подметавшего пол в проходе между скамьями. От коновязи у дверей храма улыбнулся Макубата. Но когда к дядюшке Редену с каким-то письмом подбежал запыхавшийся парнишка с приметным родимым пятном на щеке, стало ясно, что компания собралась здесь дружная и проверенная.

Разного народа в храме хватало, поэтому радости при встрече никто не выказал и не пустился в воспоминания о недавнем прошлом. Один только парнишка, увидев Николая, почему-то встал как вкопанный и густо покраснел. Но в дело сразу же вмешался Крис, негромко что-то пробурчал и отослал его вон с каким-то новым поручением.

С церковным старостой проблем не возникло.

— Обвенчаем, сынок, согласно вере и обычаям ваших родителей. Это богоугодное дело. Отец Христопулос совершит обряд, я оформлю все бумаги и сделаю запись в церковной книге. Какое имя теперь у тебя? Не беспокойся, именно такое и запишем в свидетельство о браке. Дело за малым — принеси из мэрии бумажку, что оба вы проживаете в Джоуберге. Сейчас время военное, власти от нас это требуют.

На прощание дядюшка Реден ласково улыбнулся.

— Знакомые в мэрии есть? Ну тогда с Богом, сынок.

В мэрии, и верно, сидел клерк, не раз помогавший в получении бумаги и других грузов. Хотя на его поиск ушло много времени, саму «бумажку» выписали быстро. Николай бережно спрятал ее в карман и довольный отправился домой, но у входа встретил еще одного своего старого знакомого.

Видимо, правы древние восточные звездочеты, что иные дни пророчат внезапные перемены и советуют людям не радоваться жизни, а быть настороже.

За годы войны мистер Каупервуд мало изменился. Вот только редких, тщательно расчесанных на прямой пробор волос стало еще меньше, а сам он как-то ссутулился, щеки запали, под глазами появились темные метки. Николая узнал сразу, вежливо раскланялся, на лице изобразил что-то вроде вежливой улыбки.

Кто он теперь? Зачем здесь? На приветствие этого мнимого ботаника, наводившего страх на офицеров спецслужб Кейптауна, не ответил, поспешил выйти на улицу. Чувствовал, как мелко вздрагивают губы после такой неожиданной встречи. Шел по тротуару, ничего не видя перед собой…

Усилием воли взял себя в руки. Немного помедлил, встал у какой-то витрины, передохнул. Осмотрелся — все спокойно, слежки нет. Свернул на соседнюю улицу, проверил еще и еще раз…

Ну почему так испугался? Может быть, он и не узнал, принял за кого-то другого. Город большой, у военной полиции и других забот хватает. Свадьба состоится послезавтра, а потом нас поминай как звали…

Стой! Этот мистер видел, из какой комнаты мэрии я выходил. Клерк отпираться не будет, а у него на столе быстро можно найти копию выданной справки. В ней адрес церкви!..

Холодная волна прошла по спине, качнуло так, что остановился, пришлось опереться о стену дома. Вот как нервы стали шалить! Не надо так волноваться, еще можно быстро исчезнуть и захватить Людмилу с собой…

Но как ей сказать, что венчания не будет?

А почему, собственно, не будет? Неужто вот так все взять и бросить? Главное — спокойствие. Как дед Иван говаривал: «Еще поторгуем, в обман не дадимся!» Домой шел кружным путем, постоянно проверял, нет ли преследования. И прикидывал, что и как получится дальше.

Людмила открыла дверь и замерла.

— Что случилось? У тебя на висках седые волосы! Вот женский глаз, все враз углядит! Как смог отшутился, давно, мол, имею, тайно закрашиваю. Поскорее сообщил о визите в церковь, велел готовиться к венчанию. Говорил, а сам в душе надеялся, что еще обойдется, не догадается этот старый черт навести справки. Но в любом случае завтра рано утром надо будет сообщить Тому о случившемся. В случае необходимости буду просить его о помощи.

К сожалению, мистер Каупервуд проявил завидную оперативность.

Вечером сам хозяин дома постучал в дверь квартирки Николая.

— К вам посыльный из полицейского управления.

Следом за ним вошел Макубата в форме полка конной зулусской полиции. Ишь ты, даже капральскими нашивками разжился. Поэтому-то хозяин так и стелется — хоть и кафр, а представитель власти!

— Командир полка сэр Ричард просил передать эту статью для вашей газеты, сэр! Просил просмотреть и вернуть со мной, сэр!

Николай вскрыл пакет, сделал вид, что углубился в бумаги, помедлил и кивком головы отпустил хозяина. Людмила — так полностью и не освоилась с обычаями местного общества — пригласила капрала к столу, уже накрытому к чаю. Наступила пауза.

Не нарушая приличий, Макубата допил свою чашку, церемонно поблагодарил хозяйку и только после этого негромко и быстро заговорил на родном языке:

— Хозяин, час назад к нам пришли англичане, спрашивали о тебе. Они в мэрии узнали о дне вашей свадьбы и хотят тебя арестовать. У церкви выставили охрану. Мистеру Редену деться было некуда, пришлось все подтвердить, но он сообщил им твой неверный адрес, а мне приказал тебя и мадам отвезти в безопасное место.

— Мадам останется здесь. Ее тронуть не посмеют, она имеет паспорт подданной Российской империи. Ты забери мою сумку с инструментами и жди за углом, — распорядился Николай.

Значит, случилось худшее, напали на след. Да, надо скрываться. Все эти разговоры об амнистии, гарантиях и мирном договоре не для меня. Это в Европе, если возьмут, то можно надеяться на то, что обменяют на другого агента, а здесь Африка. Мистер Каупервуд, уж конечно, вспомнит наши встречи в Кейптауне, добавит участие в войне. Если даже и сочтут военнопленным и отправят на остров Святой Елены, то очень просто могут и не довезти до места. Смоет где-нибудь океанской волной во время прогулки на палубе. Да еще и свидетели этому найдутся.

Как только Макубата скрылся за дверью, повернулся к жене.

— О моих делах тебе главное известно. Скоро за мной придут, скажешь, что поехал к портному, примерять фрак, который срочно шьют к нашей свадьбе, а потом я даю друзьям последний холостяцкий ужин. Где — ты не знаешь, но завтра утром обещал, мол, вернуться. Сама ничего не бойся, против тебя ничего нет. К тому же ты российская подданная. Англии сейчас с нами ссориться не с руки.

— Но ты же тоже русский?

— Для них я три разных имени имею, спросить могут за каждое. Ты только сама не забудь, послезавтра в девять мы венчаемся. Будь во всем наряде и с подружками. Об этом можешь говорить всем.

Внешне Людмила выслушала спокойно, только вздохнула.

— Допрыгался, вояка. Повенчаемся, а что дальше? Мне в тюрьму передачи носить?

— Дальше получишь от отца Христопулоса документ о нашем браке и немедленно уезжай отсюда. Встречу в Лорен- со-Маркеше в порту, но если опоздаю, уезжай одна. Догоню.

Оставляю все деньги, до России хватит, а дома обратишься в Адмиралтейство.

— За меня не беспокойся. На этой неделе немецкие медсестры уезжают домой, звали меня с собой. Сам-то ты как выберешься? — спросила дрогнувшим голосом.

— Мне помогут, все будет хорошо, — обнял жену, прошептав на ухо последние наставления.

Расцеловал и сказал главное:

— Люблю!

Вдруг хлопнул себя по лбу: чуть не забыл!

С хозяйской люстры, что красовалась над обеденным столом, срезал несколько стеклянных трубочек, звонкой бахромой висевших на ней. Осторожно спрятал в нагрудный карман.

— Это тебе зачем?

— Пригодится. В твою честь устрою салют, не хуже, чем на императорском смотру. Главное, сама приезжай и не опаздывай!