Жестокие ветры Северного моря сильно потрепали судно Ивана. У берегов Дании заплутали в тумане и сели на мель, которая не была обозначена на карте. Так что в Копенгаген пришли с большим опозданием и в самом жалком виде.
При встрече бравый вояка адмирал Бинг не стал скрывать раздражения и откровенно высказал сомнение в ценности таких подчиненных. Густо багровея и сурово хмуря брови, он после каждого высказывания постукивал волосатым кулаком по столу и не понижал голоса. Так что весь линейный корабль мог узнать, что происходит в адмиральской каюте. На всех палубах с удовольствием слушали крепкие слова в адрес «штабных водоплавающих», «истребителей бумаг» и других сомнительных личностей, которые только мешают настоящим просоленным морякам исполнить свой долг. Адмирал предупредил, что ему не нужны «палубные мыслители» и успех любой операции гарантирует лишь четкое и своевременное исполнение статей Морского устава и его собственных приказов. Добавил, что барк Ивана включен в группу патрульных судов и должен прибыть в Данциг. Более подробные инструкции сообщит местное начальство.
Стоя по стойке «смирно», Иван молчал. Отлично понимал, что, как недавно призванный из резерва лейтенант и бывший торговец лесом, в глазах боевого адмирала представляет очень небольшую ценность. О своем послужном списке и опыте в проведении специальных операций упоминать не стал. Видимо, в Лондоне, не без участия некоторых королевских советников, твердо решили сорвать начало российско-шведских мирных переговоров, и при этом обойтись без помощи некоторых британских служб. Хотя, возможно, немецкие вельможи во дворце Георга и не подозревают об их существовании. Скорее всего, ганноверские генералы хотят отличиться при поимке Герца и доказать свои возможности и знание обстановки на Балтике.
Но, в конце концов, дело обстоит не так уж плохо. Из Англии удалось выбраться благополучно, а князь Куракин просил послужить у англичан еще немного. Сказал, что после начала мирных переговоров наконец-то можно будет вернуться домой.
Потянулись долгие недели патрулирования в водах Данцигской бухты, вдоль узкой песчаной косы Хель. После каждого выхода в море полагалось давать письменный отчет своему новому начальнику, молодому кавалерийскому майору. Он очень любил верховые прогулки и проживал в портовой гостинице, где изобретал планы поимки Герца. Такие же группы наблюдателей находились в других портовых городах, а корабли адмирала Бинга время от времени появлялись в открытом море. На бумаге такая система выглядела весьма внушительно. С Иваном, которого майор считал шкипером рыбачьего барка под торговым флагом Пруссии, он держался свысока и постоянно напоминал о своих родственниках, занимавших не последнее место в высшем обществе Лондона. Еще снисходительно объяснял основы разведки и военного дела. Около майора постоянно вертелась целая свора подозрительных немцев, поляков, евреев и представителей других национальностей.
Вскоре на борту барка появились «волонтеры». Они ничего не понимали в морском деле, но имели благородное происхождение и, по мнению майора, были способны на самые отчаянные разведывательные операции. Эти прибалтийские дворянчики лопотали на смеси немецкого и местных наречий, а на шкипера поглядывали свысока. Остальных матросов откровенно презирали. Делать корабельные работы отказывались, постоянно ходили обвешенные оружием и частенько были пьяны. С такими молодцами было опасно не только выходить в дозор, но даже стоять в гавани у причала.
В этом пришлось убедиться довольно скоро.
Однажды, подходя к месту стоянки барка, Иван увидел, как члены его экипажа с криками прыгают на причальную стенку. Взбежав по сходне на палубу, увидел, что из кормового трюма валит дым. Сразу же мелькнула мысль о запасе пороха, хранившемся в верхней каюте, и просмоленных канатах на палубе. Бросился в трюм и в дымном чаду увидел одного из «волонтеров». Он лихорадочно срывал с себя дымившуюся куртку, что-то кричал и приплясывал у раскрытого бочонка с ромом, над которым колыхалось голубое пламя. Эту картину освещала свеча, стоявшая на ящике с галетами.
Иван сорвал с себя плащ, плотно накрыл бочонок, затоптал остатки дымившейся куртки. Вернувшиеся на барк матросы навели порядок в трюме. «Волонтер» тем временем со смехом рассказывал друзьям о том, как спустился вниз со свечой и решил зачерпнуть чистого рома из бочонка.
— Он возьми и вспыхни! Получился забавный фейерверк! — говорил он.
— Кстати, шкипер, ты велел выбросить за борт мою куртку. В ее кармане хранилось обязательство банкира Шмуля Ашкенази выплатить мне две сотни дукатов. Кто теперь возместит эту сумму?
— Боцман, поднять британский флаг! Команде построиться! — приказал Иван. Затем повернулся к «волонтеру». — Ты, вонючий пес, слышал, что есть фонари и с открытым огнем в трюм спускаться нельзя? Кто послал тебя поджечь судно? Шведы? Русские?
— Не забывайся, шкипер! Ты говоришь с дворянином! — выступил старший из «волонтеров». — Если еще раз посмеешь, то…
Удар в лицо сбил его с ног.
— Я командир британского корабля! Молчать! Сложить оружие! Ребята, взять их. Боцман, каждому по две дюжины плетей и выкинуть всю сволочь на причал!
На соседних судах и на набережной множество людей с интересом наблюдали за происходящим. Свистом и гоготом встречали каждого «волонтера», оказавшегося на берегу. Хохотали, глядя, как он подбирает выброшенное вслед оружие. Прибежавший на шум портовый пристав начал что-то выкрикивать о соблюдении законности и правах вольного города Данцига.
— У меня на корабле бунт, — спокойно ответил ему Иван. Чтобы у остальных собравшихся не возникло каких-то сомнений, встал у сходней, положил руку на торчавший из-за пояса пистолет. Кивнул на кормовой флаг. — Наказываю виновных согласно Морскому уставу. Пристрелю каждого, кто вздумает вторгнуться на палубу британского корабля. Когда адмирал Бинг узнает об оскорблении нашего национального флага, вы все познакомитесь с британской морской пехотой!