Когда Ярославе Петелиной понадобились для работы над новым романом нюансы и подробности снайперского мастерства, она, поразмыслив, обратилась к Мишке, к которому почему-то, вот уже черт его знает почему, испытывала еще и никак не осознанную, периферийно-отдаленную, но тем не менее по-бабски настороженную заинтересованность.
Когда он, широкоплечий, высокий, затягивался в костюм от Brioni из тончайшего, с отблеском, темного вельвета, не застегивая на две верхние пуговицы белую рубашку от Gucci и так далее, Ярослава, каким бы ни был по многолюдности очередной прием, как бы кожей ощущала Мишкину близость.
Он был – телохранитель. И в этом неоднозначном слове Ярослава сначала как пишущий человек, а затем и как женщина чуяла странный и притягивающий смысл.
К тому же Водорезов успешно исполнил ее сугубо-личную просьбу, рассказав про постельные подвиги Олега с Иркой. И если что-то обеспокоило ее в этом известии, так это наличие у Ирки ребенка. Сонечки. К ней, по рассказам Мишки, Олег задышал очень неравнодушно. Поэтому Олегово превентивное блядство было изначально простительно ему, а вот душевное притяжение к чужому, очень маленькому человечку, опасным. У Петелиной детей быть не могло. Давнишний-давнишний аборт навсегда перечеркнул эту возможность.
Она безжалостно спросила у Мишки, почему он согласился постукивать на шефа, и получила на это не менее безжалостный ответ:
– Вы «Смерть коммивояжера» смотрели?
– Конечно, – хмыкнула Ярослава.
– Тогда должны помнить слова Чарли. Он сказал: единственное, что ценится в нашем мире, – это то, что можно продать. Смешно, ты всю жизнь торгуешь, а этого еще не поняла. Конец цитаты.
– Миша, – как-то после утреннего кофе, при Олеге, обратилась она к нему.
– Слушаю вас.
– У тебя после службы в Чечне сохранились контакты с бывшими... однополчанами, да?
– Да, да.
– Что – да, да? Я правильно употребила понятие «однополчане», или да – у тебя сохранились контакты с ними?
Мишка с непроницаемым лицом выслушал уточнения, всматриваясь в Ярославу с внимательной выжидательностью.
– Да, два да. Вы правильно употребили понятие «однополчане», и у меня кое с кем сохранились контакты.
– Прекрасно. А нет ли среди них какого-нибудь бывшего снайпера, а?
– «Какого-нибудь» и «бывшего» снайпера не бывает, – поморщился Мишка. – В вашем пренебрежении усматривается дилетантство.
– И что?
– Посредственных стрелкашей отстреливают в первом же стоящем деле. Дурак – он и в Африке дурак. Так что «каких-нибудь», а тем более «бывших», снайперов быть не может, – как по писаному повторил Мишка.
– Олег, ты слышишь? У-у... вот это диалог.
– А ты думала, – довольно улыбнулся Олег, не вслушиваясь в разговор.
– Михаил, милый, так вы сведете меня с вашим настоящим снайпером? – Ярослава уважительно подчеркнула слово «настоящим».
– Попытаюсь.
– И только.
– Мой однополчанин сейчас очень гламурный фотограф. И прежде всего, по цене.
– Как его фамилия? Мы за ценой не постоим.
– Алексей Беляков. Его фотосессии во всех глянцевых журналах.
– Ты знаешь номер его мобильного?
– Знаю.
– Так я, может быть, сама позвоню ему?
– Не уверен. Моя подача мощнее.
– Почему, Мишенька?
– Вам не понять. Мы перемазаны общей кровью. Он – моей, я – его.