Если вам когда-нибудь доведется проснуться на широченной кровати под шелковистой, небесного цвета простыней и, еще не открывая глаз, услышать накатистый шум прибоя, облизывающего где-то совсем поблизости пляжный песок, потом снова зажмуриться от ласковости солнечного света в распахнутых окнах, вдохнуть в себя пропитанный зеленью оливковых рощ, цитрусовых садов и цветов воздух, может быть, вам покажется, что вы в раю.

Вы – на Сицилии. На самом солнечном острове в мире. В стариннейшем городке Таормино, вскарабкавшемся на склон, под которым отсвечивает бездонной синевой одна из красивейших бухт – Маццаро. В пятизвездочном отеле Mazzaro Sea Palace. В номере класса suite with swimming pool, в котором есть все, включая небольшой бассейн.

– Ты – как сурок, – сказал, поцеловав меня в губы, Дима. – Доброе утро. Вставай. Кофе будем пить на яхте.

На Диме, загоревшем, подтянутом, были светло-голубые джинсы и красная футболка.

– Иди окунись в бассейн и на выход. Жду.

В пятиметровом, с морской водой, сверкающем голубизной кафеля бассейне я мысленно прокрутила в голове наш вчерашний ужин при свечах, сервированный прямо на террасе номера.

Коктейль из лобстеров и petto d’oca attumicato – копченая утиная грудка – мне, а Диме – равиолли с баклажанами и pesce alla eoliana – запеченный морской окунь с картофелем, помидорами и каперсами.

– Это франчакорта. Итальянский ответ шампанскому, – Дима показал мне наполненную чем-то розовым бутылку. – У этого вина сорокалетний юбилей.

– У нас с тобой тоже... – сказала я с улыбкой, намекая на наш четырехмесячный перерыв в отношениях.

Дима с хлопком открыл бутылку и наполнил бокалы, посмотрел на меня:

– Любовь пытается задержать свою судьбу. Я не помню, кто это сказал. Но, повторяя эти слова сейчас, я вижу твои глаза и вижу в них понимание этих слов. Вот за это, солнышко, давай и выпьем, за понимание.

Мы, не чокаясь, попробовали вино. Вкусный игристый напиток, наполняющий рот розовой свежестью.

– Я думала о тебе, – сказала я.

– Я тоже, – ответил Дима.

– Я думала больше, – поддразнила я.

– А я – лучше, – в тон отозвался Дима.

– Классический разговор диалога пинг-понга.

– Я вдруг очень захотел увидеть тебя.

– На Сицилии?

– Да, – сказал Дима. – Именно здесь. Для каждой женщины есть свое место в мире. Я в этом уверен. Ты – для Южной Италии. И только. Я не представляю тебя на Аляске.

– А в чукотским чуме? С медвежьей костью в зубах?

Он рассмеялся.

Я же перебила этой глупостью чуть не вырвавшийся из меня вопрос – какое место на планете Дима отвел своей новой невесте, сериальной актрисе?

Негромко играла музыка. Внизу, под нами, во все стороны разбегались огни и совсем близко, всего-то в пятидесяти шагах, поблескивало Тирренское море. В нем можно было купаться до середины ноября.

– Ну как твои дела? – спросил Дима.

– Нормально, а твои?

– Не жалуюсь. Как всегда, дел полно, не хватает времени. Цейтнот.

– Я это заметила, – как-то грустно сказала я.

– Не надо, – сказал Дима. – Мы же сейчас вместе.

– Красиво, – сказала я и, помолчав, добавила: – А красота не обещает счастья.

– Я знаю, – как-то отрешенно сказал Дима. – Мне с тобой хорошо. Ты умеешь почувствовать, когда тебе говорят «да», хотя ты ни о чем не спрашивала.

– Знаешь, – сказала я и посмотрела в Димины глаза. – У меня сейчас двухэтажное состояние.

– Не понял.

– На одном этаже говорят одно, а на другом – думают совсем другое.

– Понял, – сказал Дима. – Игра в прятки?

– Да, – сказала я, – peek-a-boo.

– Пикабу? – переспросил Дима, заинтересовавшись.

– Вот именно, – подтвердила я.

О том, что происходило еще полтора дня, мне, простите, рассказывать не хочется. Я объелась красотой до отвала. Глазами, ушами, обонянием.

Мы ходили на яхте, обедали в каких-то прибрежных деревушках, танцевали на террасах в ресторанчиках. Мы поехали к вулкану Этна, но заблудились в указателях, плюнули и вернулись в Таормино. И конечно же мы посидели на горячих от солнца каменных скамьях древнейшего греческого амфитеатра. С западной его стороны хорошо просматривалось заснеженное изголовье Этны на общем фоне безоблачной, плавящейся в солнечном свете синевы. Мы сидели на руинах третьего века до нашей эры и ели «гранита» – ароматное мороженое, которое придумали еще древние римляне, научившись замораживать его в снегу с вершин гор.

Мы не выясняли ничего, мы, не сговариваясь, плыли по течению не нарушаемого никем week end’a. Неожиданно проснулся Vertu. И было очень странно услышать здесь, в третьем веке до нашей эры, голос Леши:

– Вы где?

Я рассмеялась:

– На Сицилии. Завтра буду в Москве.

– Тогда коротко. Жду вас в «Zолотом» на Кутузовском. Начиная с восьми вечера. В понедельник.

На обратном пути в Москву Дима молча надел мне на левую руку часы Chopard. И только подъезжая к «ферме», я, посмотрев на них, увидела, что они не заведены. Они стояли на половине первого, часе, когда самолет взмыл в небо над Сицилией, отбрасывая скользящую тень на остров, обещавший счастье еще очень давно, но так его и не давший. Дима нарочно, со смыслом остановил время.