Ирка сидела в гримерке. В «Олимпийском». Над ней колдовала Инна Терзийская. До выхода на сцену оставался час с небольшим.

Она смотрела на себя, как бы не узнавая. Перед ней в зеркале было что-то другое. Оно, это отдельное от нее, было абсолютно спокойным.

– Ты, Ирка, как Зоя Космодемьянская... Непробиваемая. Это надо же! Уж я-то насмотрелась... У-у! На мандражисток. У одной от страха перед эфиром зубы стучат, другая беспрерывно в туалет носится. А ты – железная. Кошмар! Ну о чем ты молчишь? Не хочется говорить?

Ирка кивнула.

– Ну и молчи, молчи... Я тебе завидую. По-белому. Ты такая красивая. Выйдешь на сцену – все ахнут.

Иннины руки под этот разговор безостановочно что-то подрисовывали, оттеняли, растушевывали. В гримерку заглянул и вошел Лещенко. Пригляделся к Иркиному лицу.

– Э-эх, где мои семнадцать лет?! Я бы... все будет отлично. Смотришься... рафаэльно. – Он наклонился к Иркиной щеке и поцеловал. Потом вышел.

– Какой он клевый... никакой пластики, а выглядит... – сказала Инночка. – Знаешь почему? Потому что всю дорогу на людях. Положение обязывает.

Ирка почти и не слышала Инну. Вчера она смоталась в Красногорск. К Сонечке и к маме. Ну и, конечно, ей было интересно, что написал из Израиля бывший муж. Мама сказала, что письмо уже неделю лежит.

От письма, Ирка это почувствовала, так и пахнуло призывной тоской. Игорь манил ее к себе. В небольшой городок.

В свой недавний приезд в Москву он рассказал Ирки, что все, кто после сорока уехал в Израиль, больны одной мукой – они любят в России что-то несуществующее. А те, кто не прижился к Израилю, тоскуют потом о чем-то, несуществующем в нем.

«...Может быть, я мечтаю о тебе, – писал Игорь. – Как о чем-то нереальном. Может быть... И вот воображаю твою красоту, твой голос, который всегда со мной».

Мама, прослушав весь этот зов, сказала:

– Вчерашний борщ со свежим, только что сваренным, не мешают. Что нам там делать?

На концерт мама ехать отказалась. Наотрез.

– Я с тобой отсюда буду. А ты уж там, в «Олимпийском» своем, сама. Вот и Сонечка присопливилась. Я уж с ней дома буду.

– Совершенству нет предела, – сказала Инна, снимая с Ирки защитный пеньюар. – Давай одеваться.

Ирка через голову натянула на себя потрясающее светло-кремовое платье от Prada, с треном и декольте.

Из украшений на ней были только бриллиантовые звездочки в ушах. Подарок Игоря. И обсыпанный бриллиантовой крошкой крест на гибкой шее.