Сегодняшним утром ресепшен «Голден Бич» напоминает аэропорт – здесь людно, тесно и шумно. Перед стойкой выстроилась очередь сдающих номера, за столиками сидят напряженные женщины с сонными и капризничающими детьми, белл-бои снуют с чемоданами от дверей к автобусам, мужчины хмуро хлопают по карманам, проверяя, на месте ли бумажники, паспорта, билеты.
Я подхожу к Ильхаму, который стоит перед обессилено разлегшимся на диване мужчиной и задумчиво потирает подбородок.
– Привет. Нашел что-то интересное?
– Ага. Интересное. Посмотри на него.
Я вытягиваю шею и замечаю, что рубашка и шорты спящего мужчины покрыты сиреневатой рвотной массой.
– А это кто? – спрашиваю я Ильхама и отступаю от дивана, почувствовав омерзительный запах.
– Скорее всего, наш турист. Я вот только думаю, он сегодня улетает или так – лег тут отдохнуть?
– А что говорят на ресепшене?
– Еще двадцать номеров не сдали ключи. Сдадут – тогда посмотрим, чье это добро. Тамара, кем же они работают в России, что потом вот так отдыхают? И как такой урод вообще смог заработать себе на отдых? Я качаю головой:
– Присоединяюсь к вопросам, Ильхам. Слушай, может, это добро разбудить и спросить, чье оно?
– А вдруг не наше? Пусть пока поваляется. Ну, чего, в автобусы запускаем?
– Давай я с Бебеком буду запускать, а ты на ресепшен.
Со списками в руках мы становимся у дверей отеля и направляем туристов, называющих свои фамилии, в урчащие на обочине автобусы. Ильхам в это время помогает укорачивающейся очереди разобраться со счетами, сдать ключи от номера и сейфа и получить обратно депозит за пляжные полотенца. Вскоре перед отелем останавливается третий автобус, заполненный туристами из «Жасмина».
– Привет! Давайте мне восемь человек, – кричит гид «Жасмина», спрыгивая на асфальт и помахивая списком.
Я спускаюсь к нему по ступенькам:
– Выбирай, какие тебе нравятся.
– Так у меня же вот они – их фамилии.
– Предлагаешь мне сейчас бегать и искать? У нас даже еще не все номера сдали. Забирай любых, мы тут разберемся.
– Ладно. Отметь только. Вы сегодня когда за своими в «Жасмин» заедете?
– После трансфера заберем.
– Забирайте-забирайте. Они достали уже, особенно один – все с видеокамерой ходит. Каждый угол снимает и комментирует.
– Ага, помню такого… Все, я отметила. Давай! Увидимся!
Туристы один за другим скрываются в автобусах, и ресепшен успокаивается, пустея. Ильхам поворачивается от стойки и говорит мне, скосив глаза на слегка изменившее положение тело на диване: «У нас не хватает одного человека. Моисеева».
– А в номер звонил?
– Никого. Надо будить.
Бебек брезгливо морщится и фыркает:
– А как вы его повезете? Он же воняет.
– Прикроем тряпочкой. У него ведь трансфер оплачен, и он даже вовремя пришел к автобусу. Надо везти, – отвечает Ильхам и наклоняется над телом. – Мужик! Просыпайся! – рявкает он, тряся тело за плечо.
Мужик мычит, не открывая глаз, и пьяно толчет руками воздух.
– Ильхам, у него паспорт вон торчит. По смотри, – говорю я и подхожу ближе.
Проверка паспорта показывает, что перед нами действительно лежит недостающий Моисеев. К сожалению, перед ним не лежит его багаж. Белл-бои толпятся рядом, с интересом наблюдая за действиями Ильхама.
– Ладно. Его погрузим. А вещи… – Ильхам поворачивается к белл-боям. – Надо собрать в номере его барахло. Если оно там.
– Нельзя! – отрезает старший Рамазан. – Надо спрашивать у Мехмет-бея!
– А чего спрашивать! Он жил в четыреста восьмом, пойдите и покидайте вещи в сумку, пакет или что у него там. Самолет будет ждать, пока проснется Мехмет-бей? А стоянку самолета ты, наверное, оплатишь?
Рамазан испуганно машет руками и идет к стойке. Торопливо рассказав менеджеру ночной смены про стоянку самолета, он хватает пластиковую карточку и бежит в сторону бунгало. Ильхам тем временем выравнивает тело, подготавливая его к транспортировке.
– Бебек! Чего стоишь? Бери с другой стороны!
– Твою мать! Ну, твою мать! – кудахчет Бебек. – У меня же чистая форма!
– Тут уже подсохло, нормально. – Ильхам закидывает руку мужчины себе на плечо и с кряхтением распрямляется. – Толстый-то какой!
Турист, так и не открывший глаз, невнятно, но очень грязно матерится. Ильхам вторит ему на турецком.
– Вот такого, наверное, сервиса ждет от нас Айдын. На руках туристов носим! Охренеть! – выдавливает натужно Бебек, морща нос и от ворачиваясь в сторону.
Я заскакиваю в автобус и прошу пожилую женщину, рядом с которой пустует одно место, пересесть на переднее откидное сиденье. Она недоуменно смотрит на меня, но тут Ильхам с Бебеком затаскивают тело в автобус, и женщина испуганно вскакивает.
– Извините, издержки all inclusive. Думаю, вам будет удобнее на том сиденье, – говорю я, отступая вместе с ней к задним рядам, чтобы пропустить грузчиков с поклажей.
Туристы привстают и хохочут, наблюдая, как Ильхам стряхивает свою ношу на сиденье.
– Будет немного вонять, – громко говорит он, толкая тело к окну. – Сейчас принесут сум ку, попробуем прикрыть ею.
Мы выходим из автобуса и молча оглядываем друг друга – к счастью, транспортировка не оставила следов на нашей форме.
– Представляете, ему всего двадцать четы ре года! – говорит Ильхам. – Как ему еще долго жить с этим позором!
– Он долго не проживет, не переживай. Скоро сопьется, – смеется Бебек.
– Ильхам, поедешь тогда в этом автобусе? Вдруг оно проснется и начнет бузить? – спрашиваю я.
– Поеду, конечно, – вздыхает он.
Мы приезжаем в аэропорт одновременно, и, когда я становлюсь у дверей своего автобуса, я замечаю туриста Моисеева, который с трудом, но все же самостоятельно выходит из автобуса Ильхама. Он подходит, пошатываясь, к Ильхаму, объясняющему что-то женщине с ребенком на руках, и хватает его за галстук. Ильхам делает шаг назад, вырывая одной рукой галстук и занося другую. К нему тут же подскакивает водитель, сжимающий воинственно кулаки на уровне груди.
– Тамара, извините…
Я перевожу взгляд на возникшего передо мной мужчину:
– Да?
– Вам не нужна сабля?
– Сабля? Э-э-э… Нет.
– Ну, может, подарить кому-нибудь? – Мужчина вытягивает на ладонях что-то, завернутое в пакеты и напоминающее формой саблю. Видимо, это та самая, которую вчера принесли из отельной сауны. Может, он и там пытался ее пристроить?
– Нет, не думаю. А вам она разве не нужна?
– Да я вот купил, а теперь думаю, что в самолет не пустят.
– Не пустят, – соглашаюсь я. – Если только попробовать отдать пилотам.
– Отдать пилотам? – Мужчина бросает взгляд с прищуром на здание аэропорта. – А они за сто пятьдесят возьмут? Я ее за двести дв… пятьдесят брал.
– Да нет, я имею в виду… – начинаю я, но тут же решаю передать эту проблему Серкану, представителю «Арейона», дежурящему у стой ки регистрации в аэропорту. – Попробуйте, может, возьмут. Удачи вам! Счастливого пути!
Я надеваю очки и быстрым шагом направляюсь к Ильхаму – он вправляет рубашку в брюки, потряхивая головой.
– Все нормально? – спрашиваю я. – Рубашка цела?
– Моя – да.
* * *
Вадим включил телевизор, поправил под головой подушку и принялся переключать каналы, задерживаясь на каждом не больше пяти секунд. Оксана, покружив бесцельно по комнате, вытащила из большой косметички пилку для ногтей и уселась на кровать рядом с мужем, подобрав ноги.
– Вадик, что сегодня будем делать? – спросила она, обдувая подпиленные ногти на левой руке.
– Не знаю… Машину сейчас надо отдать… В отеле, наверное, побудем…
– Давай. Тебе надо загар поправить – посмотри, следы от майки на руках, на шее.
– Да, очень важная задача, – усмехнулся Вадим. – Вот, послушай, как Том Круз по-турецки говорит… – Он увеличил громкость.
– А тебе не нравится, как звучит турецкий?
– Нет. А тебе что, нравится?
– Нормальный язык. – Оксана пожала плечами и потянулась к косметичке за ножничками.
– Еще скажи, что тебе турки нравятся!
– Вадим, почему ты всегда такой… собственное превосходство чувствуешь? Тебя что, вообще не интересует другая культура?
– Почему не интересует? Интересует. Только какая тут культура? Бегали эти чурки всю жизнь туда-сюда, воевали да другие народы портили.
Оксана покачала головой, поджав губы и выражая всем своим видом несогласие с каждым словом мужа.
– Ладно, Вадим, тебя не убедишь. Я собираюсь на пляж. Ты идешь?
– А и не надо меня убеждать! – Вадим приподнялся на локте и уставился на нее. – У тебя одно мнение, у меня другое!
– Да! Все придурки, один ты умный, – пробормотала Оксана, резко вставая с кровати и скрываясь в ванной.
Она услышала, как Вадим швырнул пульт на тумбочку.
– Отлично поговорили, а, жена? – прокри чал он в закрытую дверь ванной.
Через несколько секунд входная дверь захлопнулась.
Шум от хлопка двери разлетелся по атриуму, и проходившие внизу мужчина с женщиной заинтересованно подняли головы. Вадим расставил руки, едва сдерживаясь, чтобы не крикнуть им: «Чего надо?»
Усевшись в горячую, душную машину, он сразу включил кондиционер и шумно выехал со стоянки отеля, оставляя в гравии глубокие борозды. Разогнался было, но, проезжая мимо агентства, которому принадлежала машина, притормозил и дальше поехал уже спокойнее. Сначала он заехал в маленькую лавочку за фотографиями, которые они не успели забрать вчера, потом покружил немного по поселку и, не найдя, чем занять себя, поехал сдавать машину раньше срока.
Заур внимательно осмотрел «тойоту», вернул Вадиму залог и, пожимая ему на прощание руку, спросил:
– До отеля подвезти?
– Да чего тут идти! – махнул рукой Вадим. – Прогуляюсь.
– Ну, заходите еще. Будем рады.
Вадим покивал и направился прогулочным шагом в отель, перебрасывая из руки в руку красно-желтый бумажный пакет с фотографиями. Злость его уже улеглась, и он отвлекся от мыслей о жене. Войдя в отель, он замедлил шаг, выискивая взглядом ячейку своего номера. Карточный ключ был там, но Вадиму подумалось, что в номере уже, наверное, стало душно. Покачавшись несколько мгновений на месте перед стойкой, он решительно двинулся в бар.
Он заказал кофе и, усевшись за круглый столик у окна, вытащил глянцевую стопку из пакета. Сколько бы Оксана ни говорила ему, что им пора обзавестись цифровой камерой, он все отмахивался – как раз ради такого момента, как сейчас, чтобы фотографии были доступны в любое время, а не только тогда, когда есть компьютер.
Он просмотрел изображения цветов и моря, которые получились слишком темными, потому что их фотографировала Оксана, задержался на снимке, где он стоит перед отелем, и вдруг распрямил спину, уставившись на фотографию их номера – он узнал его по чемодану, часть которого была видна в левом углу снимка. В правом же углу снимка виднелась мужская нога, жилистая, покрытая черными очень жесткими на вид волосами. Сунув фотографии в пакет, он прижал ладонь к подбородку и прищурился, анализируя дату и время.
Скоро он встал и крикнул официанту, лениво протиравшему стаканы за стойкой:
– You have whisky?
– Тот кивнул и стал перечислять, повернувшись к полкам с бутылками:
– «Red Label», «Grant’s», «White Horse».
– «Grant’s». Double. No ice, – бросил Вадим и вытащил из кармана телефон. – Оксана, подойди в бар. Что? Тот, который возле нашего номера.
Когда жена вошла в бар, он уже держал улику наготове, прикрыв ее широкой ладонью. Другая ладонь сжимала почти опустевший стакан с виски.
Оксана села в плетеное кресло с мягкой подушкой на сиденье, убрала за уши влажные волосы и спросила устало:
– Что?
– Как ты объяснишь вот это? Вадим подтолкнул к ней фотографию, она легко скользнула по столу.
Оксана взяла ее в руки и сразу, не вглядываясь, вернула на стол.
– Вадим, я понятия не имею, что это такое и откуда тут взялось, – твердо произнесла она.
– Нет, милая. Такое объяснение не пойдет. – Вадим опять подтолкнул к ней фотографию. – Смотри: на кровати в нашем номере лежит мужская нога. Что она там делает? Как раз в тот день, когда я ездил на рафтинг и оставил камеру в номере?
* * *
Пока мы с Бебеком расселяем новых туристов, Ильхам привозит из «Жасмина» наших переселенцев, большинство из них одеты в пляжную одежду, а их сумки бугрятся кое-как впихнутыми вещами. Процессию возглавляет тонкоусый мужчина, которого я узнаю по видеокамере. Войдя в отель, он нацеливает ее на ресепшен и четко произносит:
– День третий. Переезд в «Голден Бич». Я подзываю Ильхама и, склонившись к его уху, спрашиваю:
– Слушай, может, сказать Метину про этого режиссера? На всякий случай.
– Да, надо позвонить. Мужик сказал, что собирает материал для суда.
– Мужику надо бы поменьше американских фильмов смотреть. Позвонишь Метину? Или я сама?
– Сейчас сделаю.
Отступив к стойке, я объявляю громким натренированным голосом:
– Уважаемые гости, обед в отеле начинается в двенадцать, то есть он уже идет, а заканчивается в три. В пять часов мы проводим для вас инфококтейль, на котором расскажем об отеле, страховке, экскурсиях, обратном отъезде, а также ответим на все ваши вопросы.
– А сейчас на вопросы ответите? – звонко выкрикивает туристка из «Жасмина».
– Конечно.
– Мы хотим номер рядом с нашими друзьями. Из-за этих переселений-переездов мы и так потеряли три дня.
– А фамилия ваших друзей?
– Горчаковы.
– Сейчас посмотрю.
Наклонившись к Савашу, я объясняю ему, что это очень важные персоны и им обязательно нужно сделать номер рядом с Горчаковыми. Он долго стучит по клавишам, вглядывается в монитор и наконец отвечает, что может дать номер в том же корпусе, но на втором этаже. А потом он бросает на меня хитрый взгляд и спрашивает:
– Тамара, а почему вы делаете замену отеля очень важным персонам?
Я уважительно киваю, признавая, что он раскусил меня:
– Спасибо за номер, Саваш.
Вскоре туристы расходятся по номерам, и на ресепшене остаются лишь девушка и юноша, которые первыми вышли из автобуса, когда группа протестовала против заселения в «Жасмин».
– Тамара, вы говорили про инфококтейль…
– Да?
– А мы уже купили экскурсии у гидов в «Жасмине». Нам как-то отмечаться у вас надо?
– Да. Можно посмотреть ваши билеты?
Девушка тут же достает из кошелька сложен ные пополам билеты и протягивает их мне.
Поменяв на билетах время выезда и сделав пометки в своей рабочей тетради, я желаю туристам хорошего дня и догоняю вышедших в залитый солнцем атриум Ильхама с Бебеком.
– Слушайте, Али со своей бабой нашим туристам-то уже напродавали экскурсий.
– Вот уроды! – зло восклицает Бебек. – Много?
– Не знаю. Ко мне только двое подошли. Надо всех остальных обзвонить, узнать, поменять им время выезда…
– А чего же они нас не предупредили? – бормочет Ильхам, покачивая головой. – Жадные, жадные какие.
– Да ладно, – взмахиваю я рукой. – Чего еще ждать от Али? Нам главное не забыть этих туристов, иначе они нас тут загрызут. Сначала отель поменяли, потом на экскурсию забыли… Ты Метину про психа сказал?
Ильхам кивает:
– Да. Метин сказал, что устроит мужику на вылете обыск. Как будто бы у полиции сведения, что мужик везет наркотики.
– Что, правда, что ли? Так можно сделать?
– Не знаю, может, он пошутил. Мне, в общем, плевать – у «Арейона» юристы есть, пусть работают.
* * *
Отправив расплакавшуюся жену в номер, Вадим взял себе еще виски и вышел на веранду, под палящее солнце. Внизу возились садовники, одетые в зеленые комбинезоны и желтые резиновые сапоги, и Вадим уставился на смуглых мужчин, словно ожидая узнать в одном из них того, с кем переспала его жена. Она так и не призналась ему, кто именно запечатлен на фотографии, лишь подтвердила кивком, что это турок.
Сам по себе поступок Оксаны не вызвал в нем глубоких эмоций, он ожидал этого уже давно и имел готовый план на такой случай. Неожиданностью стали обстоятельства – место действия, персонаж, наглая фотография. Хотя мысль о расправе Вадим отбросил сразу, рассудив, что лишь покажет тем самым, насколько унизило его это вторжение на его территорию, пульсирующая в нем ярость все же требовала немедленных действий или по крайней мере решений.
Он осушил стакан одним глотком, поставил его, не глядя, на ближайший стол и, вернувшись в бар, заказал следующую порцию. Едва он опустился в кресло, как в бар вошли гиды, а вместе с ними возникло и решение.
– Тамара, добрый день. Можно вас на ми нуту? – окликнул он девушку.
Она тут же подошла к его столику и стала на почтительном расстоянии.
– Тамара, мне нужно улететь в Москву. Если можно, сегодня, в крайнем случае – завтра.
– Сегодня рейсов больше нет, – тут же ответила она. – А на завтрашние, скорее всего, нет мест. Сейчас я узнаю.
Вытянув из нагрудного кармана белой рубашки маленький телефон без антенны, Тамара отошла к окну, набирая номер. Вадим откинулся на спинку кресла, прислушиваясь к разговору.
– Да, я поняла. Спасибо, Метин.
Тамара отключила телефон и повернулась к Вадиму:
– Увы. Даже и на послезавтра ничего нет.
– Так, а другие компании? Не чартеры? Турецкие?
Тамара покачала головой:
– Надо звонить, искать места… И билет, если вообще удастся найти место, будет дороже. Не знаю… Я бы не рассчитывала. Высокий сезон.
– Я оплачу все расходы, Тамара. Найдите билет.
– Попробуем. Через час сюда подойдете?
– Я здесь вас дождусь, – ответил Вадим, поглаживая стенку стакана большим пальцем.
* * *
– Пойдем на ресепшен, – тихо бросаю я, отойдя от столика, за которым сидит Быстров.
Ильхам с Бебеком тут же отставляют чашки с кофе и выходят следом за мной из лобби-бара.
– Билет, да? – возбужденно спрашивает Бебек, едва мы оказываемся на ресепшен.
– Да. У нас, естественно, нет. Будем искать? – Я смотрю на Ильхама, задумчиво разминающего сигарету пальцами. – По-моему, можно заработать.
– Бекир говорит, что трахнул его жену, – медленно произносит Ильхам. – Если не врет, то мужика лучше убрать из отеля.
– Ты-то откуда все это знаешь? – удивляюсь я. – Может, ты еще знаешь, в курсе ли уже Быстров?
– Мне кажется, он уже знает.
Бебек нетерпеливо переступает с ноги на ногу:
– Короче, билет будем искать?
– Ну ищи, давай! Звони! – раздраженно осаживаю я его, плохо знающего турецкий. Ильхам подвигает к себе отельный телефон из бежевой пластмассы и, выискивая номера в записной книжке своего мобильного, набирает их один за другим. Он звонит в офисы, аэропорт, знакомым гидам из других компаний.
Я сначала молча стою рядом с ним, а потом беру у Саваша room-list (список проживающих в отеле – англ.) и, вооружившись вторым телефоном, обзваниваю номера перевезенных сегодня из «Жасмина» туристов.
– Добрый день. Я гид «Арейона», Тамара. Как вы устроились? Хорошо. Скажите, пожа луйста, вы записывались в «Жасмине» на какие-нибудь экскурсии? Спасибо. Хорошего отдыха.
Краем глаза я замечаю, как к оставшемуся без дела Бебеку подходит явно возмущенная молодая женщина с крупным ребенком на руках, и усмехаюсь, когда до меня доносится ее неприятный высокий голос:
– Почему в отеле нет детского питания?!
Бебек засовывает руки в карманы и бросает тоскливый взгляд на Ильхама. Я делаю вид, что необычайно занята записками для тех туристов, которых не застала в номере. Впрочем, Бебеку везет: ребенок громогласно заявляет, что хочет «писить», и женщина, так и не получив ответа на свой вопрос, уходит.
Отдав записки белл-бою, я подхожу к Ильхаму, закончившему очередной звонок:
– Ну как?
– Ничего. Перезвонят, если есть.
– Ну ладно. Нет – так нет. Сколько мы за телефон должны?
Саваш приносит из офиса распечатку, мы скидываемся, чтобы оплатить счет. Гидам отели дают на все услуги скидку в пятьдесят процентов, но даже с ней телефонные звонки получаются недешевыми.
На входе в лобби-бар я сразу натыкаюсь на изрядно отяжелевший взгляд Быстрова.
– Виски будешь? – спрашивает он меня издалека, покачивая перед собой пустым стаканом с рыжеватой капелькой на дне.
– Нет. Спасибо.
– А, ты на работе. Ну, садись, кофе выпьешь.
Послушно заказав у бармена кофе с молоком, я сажусь напротив Быстрова и складываю руки на груди.
– Билетов нет. Завтра всего шесть рейсов в Москву, три из них наши, так что…
– Ясно. Тебе турки нравятся? – Он вздергивает подборок и заглядывает мне в глаза.
– Они хорошо работают, – осторожно отвечаю я, размешивая клубящееся в кофе молоко.
– Да, даже слишком хорошо. – Его губы кривятся. – За наши-то бабки чего не работать?
Я молча пью кофе – совершенно не хочется обсуждать турок с весьма агрессивно настроенным туристом. Он тоже замолкает, вперив взгляд в огромное очень чистое окно.
– Ты из Москвы? – наконец прерывает он затянувшееся молчание.
– Жила там несколько лет, потом надоело.
Мне вдруг становится жалко этого большого мужчину, который очень хочет оказаться сейчас дома и отвлечься от свербящей сердце обиды и злости – наверняка именно так он себя чувствует – на привычные дела.
– Как это надоело?
– А зачем жить на одном месте?
– Понятно. Порхаешь. Он вскидывает руку и окликает официанта уже теряющим твердость голосом:
– Эй, парень! Давай еще виски!
– Вадим, извините, мне надо идти, – говорю я, ставя полупустую чашку на блюдце, в молочную лужицу.
Быстров рассеянно качает головой.
– Тамара, тут в баре сигареты продают? – вскидывается он, заметив, как я достаю из кармана пачку.
– Нет. Вот, возьмите мои. – Я кладу сигареты на стол. – Если еще надо будет, справа от отеля есть маленький магазин.
К столу подходит официант и ставит перед Быстровым стакан. Быстров тянется к пачке, и официант заученным движением достает из кармана брюк зажигалку.
* * *
Оксана сидела на кровати, обнимая прижатые к животу ноги и остановив взгляд на беззвучно мелькающих в телевизоре картинках. Ей было страшно.
Там, в баре, она сразу поняла, кому принадлежит нога на фотографии. Может, Бекир сделал этот злополучный снимок случайно, не сумев разобраться с фотоаппаратом? А может, сделал это намеренно, из своих мужских или турецких соображений? В любом случае объясниться с ним не удастся, да теперь уже и незачем. Разве это что-то изменит?
Все эти мысли всколыхнули в Оксане злость, но не чистую, не стопроцентную, а прослоенную обидой и страхом. «Господи, единственный раз же, да и мужик оказался так себе – коротенький, торопливый… И сразу же все Вадим узнал… Что же теперь-то?» Она завалилась набок и накрыла голову подушкой, словно хотела передать ей свой горячий, липкий страх. Зная, что развод неизбежен и что Вадим расправится с ней быстро и безжалостно, Оксана уже сейчас начала бояться предстоящих перемен, которые будут радикальными.
Когда под подушкой не осталось больше воздуха, она отбросила ее, вытерла о покрывало вспотевшую ладонь и, взяв с тумбочки телефон, вышла на балкон. Суетливо прикурила тонкую сигарету и приложила телефон к уху, вслушиваясь в гудки.
– Алло! Алло, Настя! Привет. Слушай, я пропала.
– Что случилось? – рассеянно спросила подруга занятым голосом.
– Быстров знает, что я спала с Бекиром, – прошептала Оксана и опустилась на пол, скрываясь за частыми прутьями балконной ограды.
– С кем? А… Уже? Резво.
– Ты же сама советовала!
– Но не попадаться же я тебе советовала! Как он узнал-то?
– Да этот козел сфотографировал что-то, когда я была в ванной, а потом мы напечатали фотографии, и Быстров понял, что это все происходило в нашем номере. Там же нога Бекира видна и… – зачастила Оксана.
– Стоп-стоп-стоп! Я ничего не поняла!
– Да ладно, Насть, неважно. В общем, не знаю, что делать теперь… Вадим меня в номер отправил, а сам не знаю где.
– Сними другой номер или лучше лети в Москву. Чего там сидеть теперь, какой уже отдых?
– Не знаю, не знаю… Черт, какая я дура! А этот тоже! Вот сука, зачем он это сделал? Вадим даже не разговаривал со мной…
– Оксан, у меня тут вторая линия. Перезвонишь?
– Д-д-да…
Оксана всхлипнула и тяжело уронила руку с телефоном на колени.
* * *
Поздно вечером, в начале двенадцатого, переодевшиеся и посвежевшие после душа, мы заходим в отель. Бебек несет в руках бутылку водки из своих личных запасов, укутанную в белый пакет. Быстро пройдя по неярко освещенной террасе лобби-бара, мы оказываемся у большого круглого стола, скрытого от глаз туристов выступающей стеной и кустарником в кадках. Ильхам запускает руку в маленькое окно, расположенное на уровне его груди, и выуживает три высоких стакана. На звон из окна выглядывает бармен:
– Три колы?
Усевшись, я подвигаю к себе зеленый пластиковый стул и укладываю на него босые ноги.
– Сколько ты водки с собой из Москвы притащил? – спрашиваю я Бебека. Его взгляд даже в темноте кажется мне хитрым и торжественным.
– Еще есть, не переживай.
– Я не переживаю, я удивляюсь.
– А помните, как мы в начале сезона играли после дождя в атриуме в футбол? – тихо говорит Ильхам и глотает разбавленную колой водку. – У нас тогда три туриста было. Три туриста…
– Что, устал, Ильхам?
Бебек хмыкает и чиркает несколько раз подряд моей зажигалкой, высвечивая капли колы на пыльном столе. Я вытаскиваю зажигалку из его пальцев:
– Отдай, нервный ты мой.
– Почему? Я бы еще и в Египет на зимний сезон съездил, – отвечает Ильхам, бросая на меня внимательный взгляд.
– А я нет! – поспешно вставляет Бебек. – Все, хватит с меня туризма. Уродливая работа.
– Что в ней такого уродливого? – злюсь я. – Особенно в твоем случае? Бабы, море, сосны… Да и деньги очень даже хорошие для твоего возраста и статуса. Некоторые прошлогодние-то самарские квартиры себе после сезона купили. Вот ты сам, как эти русские туристы! Вечно ноешь. Нельзя даже поинтересоваться, как у тебя дела, чтобы потом не выслушивать все твои заморочки.
– Тамара, тебе чего, водка не в то горло по пала? – недоуменно спрашивает Бебек, ото двигаясь от меня. – А квартиру, между прочим, только Власовы купили, и то им родители по могли.
Я вздыхаю и отпиваю из стакана теплую, пощипывающий язык жидкость.
– А вообще, да. Тупая работа, согласна. Туристы тупят, потому что они отдыхать приехали: даже если дома с ними все в порядке, то здесь им мозги не нужны. Самое серьезное решение, которое они принимают, – пойти ли им глазеть на лавки до обеда или после. Мы тупим, потому что работа большого ума не требует. Врать и продавать только и нужно уметь. – Потянувшись, я отщипываю веточку от туи в кадке и растираю ее между пальцев. – И у меня такое чувство, что жизнь проходит мимо… пока я тут, в соснах…
– Да ладно тебе, все нормально! – Бебек хлопает меня по плечу. – Поедешь в Москву, потусуешься там с мужиком каким-нибудь, все пройдет.
– М-да, с тремя туристами нам было как-то веселее, – вставляет Ильхам.
– Это точно! Номера можно было менять хоть каждый час! – смеется Бебек. – О, слушайте, я сегодня подумал, а может, нам коробку для чаевых завести? На ресепшене же стоит, и в ресторане тоже! Мы ведь не меньше работаем!
– Стоят-то они стоят, да кто в них деньги кладет? – замечаю я. – А знаете, кстати, версию, откуда взялась традиция давать чаевые?
– Откуда? – поворачивается ко мне Ильхам.
– Якобы началось все давным-давно с заведений… общепита. Чтобы прислуживающие не завидовали посетителям, посетители давали им деньги, чтобы они тоже могли выпить. В подтверждение версии: в большинстве языков используется слово, означающее деньги для напитка, – чаевые, винные и так далее.
– Странно, что в России их водочными не назвали, – фыркает Бебек. – А в английском тогда почему tips? Что это такое?
Я качаю головой:
– Не знаю. Я только слышала, что это расшифровывается как To Insure Prompt Service, но, по-моему, это придумали уже в наши дни.
– Это тебя в инязе такому научили? – интересуется Ильхам.
– Может быть, не помню уже… Я ж тебе говорю, что тупею.
Мы замолкаем и пьем дальше молча. Бебек подливает в стаканы водки и колы. Из лобби-бара доносятся смех, гул голосов и звон стаканов, и этот шум делает нашу потайную терраску еще более уютной. Я отпиваю и отпиваю едкой жидкости, но опьянения не чувствую – лишь горячеет верхняя губа и над ней появляются капельки пота.
Ильхам наконец прерывает молчание вопросом:
– А ты когда летишь?
– Во вторник, – отзываюсь я, и в моей голове возникает схема дней недели с отсутствующим воскресеньем из дневника советского школьника. – В среду обратно. Вот и тусуйся тут с мужиком. Успеть бы лифчиков купить…
Бебек встает и переставляет опустевшие стаканы со стола в окошко. Опустевшую бутылку он отправляет туда же.
– Но что-то с тобой делать надо, Тамара, – говорит он поучающим тоном. – Ты же злая, как собака. Пошли на дискотеку. – Он замира ет. – Хотя нет. Мне же нельзя – там бабы мои могут быть… Вот видишь, Тома, а ты говоришь, что бабы – это счастье. На самом деле счастье длится, пока она без трусов. А потом одна го ловная боль.
Ильхам приобнимает его за плечи:
– Чего квохчешь опять, Бебек? Пойдем по смотрим. На месте разберемся, кто там в тру сах, а кто без.
Отельная дискотека – небольшой круглый зал с баром и утопленными в темных нишах диванами – определенного музыкального формата не имеет и оттого привлекает всех: по-московски модно одетых девушек, розовощеких пьющих и не пьянеющих сибиряков, долговязых и нескладных подростков, улизнувших от спящих родителей, одиноких дам в романтичных белых одеждах и деревянных украшениях, шумные разношерстные компании, состоящие из туристов, перезнакомившихся лишь пару часов назад.
Едва мы входим в бухающий музыкой зал, как Бебека увлекает в сторону его рыжеволосая недельная пассия. Ильхам отходит к бару и, взяв стакан содовой, заводит с охранником очередной футбольный разговор, а я упираюсь плечом в стену возле бара и равнодушно оглядываю возбужденных ночным праздником постояльцев отеля. Я смотрю на шевелящиеся рты, полуулыбки, полуоскалы, закушенные губы и белые зубы, особенно белые в свете бьющего по глазам стробоскопа. Лица кажутся мне плоскими и не совсем живыми, как едва прописанная массовка на картине.
Выкурив сигарету, я обхожу толпу у бара и выхожу в прохладный холл. Уханье музыки стихает моментально, его сменяет монотонный пластиковый стук – в дальнем углу сосредоточенно и ожесточенно играют в настольный теннис долговязые подростки.
Выходя из отеля, я замечаю на лестнице мужской силуэт, задравший голову в продырявленное звездами небо, и узнаю в нем Быстрова. В руке он держит бутылку. Я поспешно отворачиваюсь и отступаю в темноту, к невысокому бортику, за которым начинается узкая дорога, упирающаяся в пляж соседнего отеля. На нее я и спрыгиваю, решив, что идти спать еще рано.
На пляже никого. Редкий случай, ведь он не огорожен и никем не охраняется. Может, дело в полной луне? Сейчас она не только выстилает всегдашнюю серебристую дорожку на море, но и заливает своим светом неровные ряды шезлонгов. Видно даже насыпанный на них песок. Я сдуваю песчинки с одного, стоящего почти у самой воды, и забираюсь на него с ногами. Уложив щеку на подобранные к груди колени, я смотрю на пирс «Голден Бич», тоже высветленный луной. По нему прогуливаются пары, и я неожиданно для себя понимаю, что завидую им и хочу оказаться на их месте. Оторваться от постоянной работы, чтобы провести неделю у моря, а потом вернуться к рутине с загаром, фотографиями и рассказами для друзей. Я морщусь, пытаясь выдавить слезы жалости к себе, но они не идут.
В монотонный шелест моря вклинивается пьяный женский смех.
– Куда это ты меня привел? – громко спрашивает его обладательница и икает. Я осторожно выглядываю из-за спинки шезлонга и вижу Ильхама – он запускает руки под тугую белую майку прижимающейся к нему спиной девушки. Девушка заводит назад руки, пытаясь обхватить голову Ильхама, но, качнувшись, вдруг падает на песок и увлекает его за собой. Громко хлопает, разложившись, шезлонг, который Ильхам зацепил в падении ногой.
Не дожидаясь продолжения, я встаю и, проходя мимо них, бросаю едко:
– Kolay gelsin, dostum min!
Перед столиком кафе, за которым я располагаюсь, вернувшись с пляжа, спустя десять минут появляется Ильхам, запыхавшийся и злой.
– Послушай, Тамара, какое тебе дело? – с раздражением спрашивает он, становясь на против меня и обхватывая пальцами плетеную спинку стула.
Я лениво выпускаю дым в сторону и туда же говорю:
– А ты хотел бы, чтобы я любовалась на эту пьяную страсть? Шезлонги ведь даже не выдержали.
– А что, нельзя было просто уйти?! – Ильхам обходит стул и садится, пошатнув хлипкий пластиковый стол. – Спугнула мне бабу.
Я морщусь:
– Одной меньше, одной больше… Супа заказать?
– Давай.
Я ухожу вымыть руки, заказываю по пути суп из баранины (пачу) себе и суп из рубца (ишкембе), Ильхаму, и, когда возвращаюсь к столу, на нем уже стоят две чашки кофе и корзинка с белым свежим хлебом, порезанным крупными ломтями. Ильхам курит, опустив голову. Он стряхивает пепел на пол и, подняв на меня покрасневшие глаза, говорит:
– Я всегда про тебя думаю. Ты знаешь?
– Догадываюсь.
Он выпрямляет спину и кладет руку с сигаретой на стол. К нам подходит хозяин кафе и, отодвинув пепельницу и чашки, ставит перед нами тарелки. Поблагодарив его, я тут же беру ложку и вылавливаю из густого супа кусок говядины, распадающийся на нежные волокна.
– Я хочу быть с тобой. Хочу поехать после сезона в Европу, – отвечает Ильхам, дождавшись, когда хозяин отойдет от стола. – Что думаешь?
– О тебе? – спрашиваю я, оттягивая момент, когда мне придется все же сказать Ильхаму, что мне с ним не по пути. – Или вообще?
– О Европе, – хмыкает он.
– Ну, это все сложно. Во-первых, деньги…
– Деньги у меня есть, – прерывает меня Ильхам.
Я наклоняюсь к тарелке за очередным куском мяса:
– Слушай, а как же суп вот, Ильхам? В Европе такого нет.
– Турки везде живут, – тут же отзывается он.
– Ну, если ехать в Европу к туркам…
– Да не об этом же я говорю, Тамара! – злится он. – Я с тобой хочу. Ты понимаешь?
– Понимаю… – Я, наконец поднимаю на него глаза. – Ильхам, у нас с тобой и так очень серьезные отношения: мы делим левые деньги. Какая степень доверия, а? Любовникам такое и не снилось.
Мне очень жаль, что Ильхам завел этот разговор, который может испортить наши отличные деловые отношения. Он походя заигрывал со мной в начале сезона, не от чувств, а по привычке, и тогда я сказала ему, что, даже когда оправлюсь от разорвавшейся недавно связи, в новую соваться не стану – во всяком случае, не на этом рабочем месте и только не с гидом. Ильхам благополучно переключился на туристок, но вот опять зачем-то вернулся к этой идее. Надоела пьяная доступность?
Я приподнимаю лежащий на столе телефон, смотрю время:
– В ложман идешь? Почти три уже.
– Нет, не иду.
– И правильно, твоя икающая козочка, может, еще не совсем остыла и ждет тебя на пляже, голая и встревоженная. Или на дискотеке еще остались неразобрыши…
Я отодвигаю тарелку и кладу на стол несколько купюр.
– Не забывай пользоваться презервативом.