Сегодня я еду в аэропорт пассажиром, поэтому прихожу к отелю всего за двадцать минут до отправки автобуса.

Ильхам уже стоит на ресепшене – провожает экскурсии. Бебек, помятый и заспанный, тоже скоро появляется со стороны ресторана, а может, и какого-нибудь номера.

– Доброе утро! – бодро приветствую я сво их коллег, не обращая внимания на их недру желюбный вид.

Оба отвечают кивком.

Я ухожу в офис, к сейфу, чтобы взять документы и деньги, и там сталкиваюсь с Мехметом, который просит привезти ему блок сигарет HB. Стоящий у факса спиной к нам Саваш тут же поворачивается:

– Ты в Москву летишь? А можешь привезти мне несколько пачек «Captain Black»?

– Хорошо, – отвечаю я и спешу покинуть офис, пока не подтянулись другие работники.

На ресепшене толпа – туристы сдают номера, нависнув виноградной гроздью на стойку. Бебек пытается руководить. Я выхожу на улицу, под еще приятное утреннее солнце, и закуриваю, присев на ступеньку. На третьей затяжке ко мне подсаживается Ильхам. Он молча сидит, растирая колени ладонями, потом, привстав, достает из заднего кармана брюк бумажник. Пролистав купюры, он выуживает стодолларовую и протягивает ее мне:

– Я вчера машину на три дня сдал, возьми.

– Потом, – отмахиваюсь я. – У меня сдачи нет.

– Ну, тут еще от дайверов комиссия.

– А что мы им разве уже двадцать человек отправили?

– Нет, восемнадцать. Да какая разница? Сегодня продам. Возьми, тебе в Москве деньги пригодятся.

Я поворачиваюсь к нему:

– Вообще-то, я завтра вернусь, но если ты настаиваешь…

Он вкладывает мне деньги в руку и встает, ничего не отвечая.

Туристы уже устраиваются в автобусе, проходя на входе проверку у Бебека. Обойдя толпу, я проскальзываю в салон и сажусь на переднее сиденье у окна. Ильхам стоит у дверей отеля, засунув руки в карманы и поглядывая то на автобус, то на проходящих мимо постояльцев. Я перевожу взгляд на редеющую перед автобусом группу и замечаю в ней рыжеволосую девушку Бебека, такую же невыспавшуюся, как и он. Вижу и Оксану, все в тех же темных очках.

Наконец толпа без остатка перетекает в автобус, и Бебек, удовлетворенный, хлопает планшетом по ладони и запрыгивает внутрь.

– Tamam, – объявляет он водителю.

– Какой «тамам», Бебек? – вмешиваюсь я. – У тебя еще шесть человек в «Текирова Бич».

– О, точно! – восклицает он, заглянув в трансфер-лист. – Что-то я их не заметил. Э-э-э, капитан, давай в «Текирова Бич»!

Водитель кивает и, быстро-быстро перехватывая руками огромный руль, плавно выводит свой корабль на дорогу.

После слалома между металлическими заграждениями на въезде в аэропорт Бебек с кряхтением выбирается из кресла, откашливается и включает микрофон.

– Уважаемые гости! – говорит он, став в проходе. – Мы подъезжаем к аэропорту. Пожалуйста, не забывайте свои вещи в автобусе. Спасибо за то, что выбрали компанию «Арейон». Приезжайте еще! До свидания!

– Это все, что ли? – шиплю я, когда Бебек падает на сиденье. – А про проверку багажа, тележки, дьюти-фри?

– Тамара, зануда, когда ты уже улетишь? – стонет он.

Туристы дружно поднимаются, едва автобус замедляет ход, примеряясь к обочине перед зданием аэропорта. Их лица на глазах меняются, становятся жестче, лбы покрываются морщинками сосредоточенности.

Проверив автобус, я выхожу последней и замечаю стоящую в стороне девушку Бебека. Он поворачивается ко мне и одними губами, беззвучно, просит не отходить от него. Помявшись, девушка приближается к нам, неловко держа большую сумку обеими руками перед собой и ударяя ее коленями.

– До свидания, Алеша, – негромко говорит она.

Бебек отвечает деловито:

– Пока. Я тебе позвоню, когда буду в Мо скве.

И вскользь обнимает ее торопливым объя тием.

Я отправляюсь к входу в аэропорт следом за ней и, потолкавшись в волнующейся, как водоросли под водой, очереди, прохожу в прохладный и просторный зал вылетов. Остановившись у окошка почты, я с удовольствием вдыхаю запах аэропорта и впитываю его суетливую обезличенную атмосферу, из-за которой и люблю летать. Здесь я никто. Даже при многочисленных камерах слежения я могу оставаться в этой суете незаметной сколь угодно долго. Здесь не бывает дня и ночи, бывает только ровный свет и движение из людей, глядя на которых можно развлекаться, выдумывая истории. Куда летит этот высокий мужчина, по внешнему виду которого можно лишь сказать, что он европеец? Какой диван в гостиной у этой семьи? Как эта женщина сообщила своему мужчине о том, что скоро у них будет ребенок – вот этот самый хулиган, отрывающий сейчас бирку от чемодана? Сколько денег в кошельке у этой девушки и какой будет ее следующая покупка?

Пробежавшись взглядом по мониторам над регистрационными стойками, я нахожу свою и проталкиваюсь сквозь неохотно расступающихся пассажиров к Серкану, представителю «Арейона». Он здоровается и протягивает мне билет с посадочным талоном.

– Серкан, а сегодня еще летит кто-нибудь из гидов? – спрашиваю я его, вкладывая талон в паспорт.

– Нет, никого. Ты в Москве в офис позвони, узнай, когда тебе обратно.

Я поднимаюсь на эскалаторе на второй этаж, к кабинкам паспортного контроля, и, остановившись у перил, смотрю вниз, на зал прилета. На моей половине аэропорта пассажиры скорее усталые, им бы совершить последний рывок, но там, у черных лент, по которым ползет разномастный багаж, публика гудит оживленно и возбужденно.

На паспортном контроле очередь, состоящая в основном из немцев, движется быстро, и скоро я уже кладу свой паспорт перед пограничником в голубой форме. Турок долго листает мой заляпанный ежемесячными египетскими и турецкими визами паспорт, выискивая последнюю, непогашенную. Он вертит паспорт в руках, щурится, разглядывая даты, а потом поднимает голову и цепко осматривает меня. Я безмятежно улыбаюсь, чувствуя себя в безопасности на вылете. «Вот если ты мне попадешься завтра на прилете, то будет не очень весело», – думаю я, протягивая руку за паспортом, проштампованным пограничником с явной неохотой.

Оказавшись за поручнями, я прохожу по большому магазину, задерживаюсь на несколько минут перед полками с парфюмерией, но, не почувствовав в себе желания выбирать, выхожу к кафе, расположенному напротив моего выхода на посадку. Я усаживаюсь с кофе в высоком картонном стакане рядом с семьей немецких турков и с интересом наблюдаю за ними: дети, послушные мальчик и девочка, обращаются к маме, укутанной в серый платок, на турецком языке, а к папе – на немецком. Их родители разговаривают между собой на немецком с сильным акцентом, но практически без ошибок. Я представляю себе историю их отъезда в Германию, но тут мне вспоминается новый паспорт Ильхама, и я отворачиваюсь от семьи, чтобы мои глаза нашли мне новую тему для фантазий, без неприятных ассоциаций.

После объявления посадки я еще долго сижу в кафе, поглядывая на медленно уменьшающуюся у стеклянных дверей очередь, и подхожу к стойке, только лишь когда перед ней остается человек семь.

На входе в самолет я беру с тележки русский еженедельный журнал и прохожу на свое место в хвостовой части. «Ильюшин» заполнен не больше чем на три четверти – тут и там виднеются свободные места, спинки некоторых кресел наклонены вперед, образуя в рядах пустоты. Это новый рейс, который пока привозит гораздо больше, чем увозит.

Сунув сумку под кресло, я сажусь у иллюминатора и принимаюсь распутывать клубок проводов-наушников плеера, поглядывая вниз. Под крыльями самолета в плавком мареве суетятся рабочие. Гусеницей подползают тележки с багажом.

У моего ряда останавливается крупный, высокий мужчина. Он сверяет цифры над креслом со своим посадочным талоном и тяжело садится, откинув назад оба подлокотника.

– Уф! – шумно выдыхает он. – И здесь жара!

Поерзав в кресле, мужчина достает из сетчатого кармана переднего кресла толстый потертый журнал с распушившимися от сотен пальцев уголками. Боковым зрением я вижу, как он без интереса пролистывает его, а потом вытягивает инструкцию по безопасности, громко щелкнув резинкой.

– Ха, это ж надо таких ошибок понаде лать! – ухмыляется он. – Смотрите: «Inflatable rats»! (надувные крысы – англ.). Это они, надо думать, надувные трапы имели в виду.

Склонившись к инструкции, я нахожу опечатку и тоже ухмыляюсь, живо представив себе пассажиров на надувных крысах.

– Прямо настоящий корабль у них тут, с крысами, – заявляет мужчина и поворачивает ся к стюардессе, проходящей мимо него с се ребристым маленьким счетчиком в руке. – Де вушка, а можно ли мне воды принести? Жажда что-то замучила.

Та кивает и движется дальше по проходу, монотонно щелкая счетчиком. Какая же полезная вещь, где бы найти себе такой?

Мужчина складывает журнал с инструкцией обратно и протягивает мне руку:

– Я Евгений.

– Тамара, – откликаюсь я, нехотя пожимая его массивную шершавую ладонь. Неужели придется общаться с ним все три часа?

– Что-то вы какая-то невеселая, а? Плохо отдохнули?

Отвечать, к счастью, мне не приходится – в кармане мужчины пронзительно звонит телефон.

Скоро стюардесса приносит воду и просит моего соседа пристегнуть ремни и выключить все электронные приборы. Он тут же прощается со своим собеседником: «Все-все, давай, я уже лечу!» – и, широко улыбнувшись молодой женщине, послушно выключает мобильник.

Самолет мягко вздрагивает, и я отворачиваюсь к иллюминатору, успевая заметить, как мой сосед выпивает воду одним глотком и достает из сумки маленькую пластиковую бутылку виски. Я слышу, как хрустит под его пальцами пробка и как льется жидкость в стакан. А потом до меня доносится блаженный выдох. Мы без остановок прокатываемся по пропеченному солнцем полю, и вот самолет застывает на мгновение в начале взлетно-посадочной полосы, как гончая, дергается и устремляется вперед с силой, вжимающей пассажиров к спинкам кресел.

Прислонившись лбом к стеклу, я смотрю вниз: на стремительно удаляющуюся иссушенную землю, на бесконечные ряды теплиц, на блеснувший ртутью вдалеке кусочек моря. Скоро покажутся коричневые горы.

Когда самолет выравнивается, мужчина рядом со мной вытягивает длинные ноги под переднее кресло и откидывается назад. Я закрываю глаза, хотя знаю, что не засну, потому что не умею спать в самолетах, какой бы усталой и сонной ни была. Сквозь ровный гул двигателя до меня доносится голос соседа, просящего стюардессу принести льда. Я отрываю голову от иллюминатора и раскрываю лежащий на коленях журнал. Долго смотрю на буквы, но они никак не складываются в слова, а до предложений дело и вовсе не доходит.

– Хотите виски, Тамара? – спрашивает меня сосед, покачивая стаканчиком, наполовину наполненным льдом.

– Спасибо, для меня это рановато, – отказываюсь я, покручивая часы на запястье.

Он усмехается:

– Так отпуск закончится – и поздновато будет! А? Капельку?

Ну да, действительно: у меня же отпуск.

– Если только капельку, – улыбаюсь я Евгению.

– Вот и славно, – восклицает он и тут же протягивает мне стакан: – Держите. Я буду лить, а вы скажете, когда хватит.

– Все-все-все. Спасибо.

– За отпуск! – объявляет он, приподнимая стакан.

Я отпиваю виски, задерживаю слегка пощипывающую язык жидкость во рту и глотаю, когда Евгений спрашивает, где я отдыхала.

– М-м-м, в Текирова.

– Не бывал. А я вот в Белеке отдыхал, знаете? У нас с женой договоренность: одну неделю в году каждый из нас проводит так, как хочет и где хочет. И я вот решил съездить в Турцию. У меня все сотрудники уже побывали, рассказывают, сравнивают, а мне и участия в разговорах не принять… – Он разводит руками. – Вот и решил восполнить пробел… Восполнил. Ну, это был отдых, доложу я вам!

Возле нашего кресла останавливаются стюардессы с напитками на тележке, мы берем по стакану минеральной воды. Я выливаю свой в виски.

Евгений цветисто благодарит стюардесс и продолжает свой рассказ:

– По прилете я решил добраться до отеля сам, на такси. Не хотел ждать на жаре, пока все соберутся. Взял такси, сказал водителю ехать в «Белек Резорт». Он сразу включил музыку, та кую, знаете, очень фольклорную, я бы сказал. Мне это показалось одной большой песней, но таксист, кажется, их различал, потому что некоторым подпевал очень художественно. В общем, привез он меня в отель быстро, но дорого. Даже шереметьевские шакалы за такие расстояния столько не дерут. Ну, да это ладно. Проблема с этим таксистом оказалось в том, что он меня в другой какой-то «Резорт» привез, представляете? Вовсе не «Белек». – Евгений де лает глоток и промокает губы красной салфет кой, полученной от стюардессы вместе с во дой. – Мне отель сразу показался каким-то не совсем пятизвездным, да и морем там не пахло, в буквальном смысле слова, но таксист уехал сразу, как только деньги получил. Багажник захлопнул, в машину прыгнул – все, умчался. Ну, девочки в этом «Резорте» сразу разобрались что к чему. Видимо, я у них был не первым, – добавляет он с усмешкой. – Они бумажки мои посмотрели и сразу вызвали другого таксиста, который довез меня туда, куда надо. Тоже быстро и дорого, зато без песен. Но знаете что? – Он поворачивается ко мне и вздергивает брови: – В «Белек Резорте» меня тоже не ждали! Оказывается, у них не было мест, и они всех приехавших в тот день массово переселили в другой отель. Но так как я от масс откололся… – Он разводит руками. – Ну, тут уж мне хотя бы на такси тратиться не пришлось. Они меня на своей машине отвезли в соседний отель. Тоже, хочу заметить, очень быстро! А там на рецепции творилось что-то невообразимое – людей как будто сотни, сумки, чемоданы, дети, посыльные туда-сюда бегают… В общем, ключ мне удалось получить только через час, если не больше.

В самом начале прохода опять появляются стюардессы – в этот раз они катят боксы с едой. Пассажиры оживляются, вытягивая шеи, они смотрят, скоро ли докатится еда до их ряда, нетерпеливо отщелкивают столики из спинок кресел. В самолете еда нужна не столько для утоления голода, сколько для того, чтобы ускорить ход времени – попьешь, поешь, сходишь после этого в туалет, поглазеешь на товары без пошлины, а там, глядишь, и прилетели.

Дождавшись, пока я поправлю свой кривоватый столик, Евгений передает мне рыбу в теп лом лотке из фольги и желает приятного аппетита.

– Знаете, я читала где-то, что в шестидесятых годах в американских самолетах пассажиров развлекали игрой на рояле. А сейчас вот, – говорю я, глядя на пластиковую вилку и нож в своих руках, – просто и незатейливо.

– Да-да, – отзывается он. – И еще совсем неудобно. Эти ножи настолько безобидны, что даже не справляются со своими прямыми обя занностями. Вам виски подлить? Капельку?

Я протягиваю ему стакан:

– Да, капельку. И что было дальше?

– Дальше я пошел в номер, а посыльный понес впереди меня мой чемодан. Когда дошли, он занес чемодан в комнату, я дал ему на чай и сразу пошел в ванную, чтобы привести себя в порядок после всех этих поездок по Белеку. Потом захотел переодеться, но не смог открыть чемодан. – Он выдерживает паузу, повернувшись ко мне. – Потому что это был чемодан такой же, как мой, но только не мой! Я кинулся на ресепшен, но там уже никого не было, ни постояльцев, ни багажа. – Он взмахивает рукой. – Я объяснил ребятам на ресепшен, что случилось. Они созвали всех посыльных, и один из них вспомнил, что у русской женщины, которая минут двадцать назад укатила в аэропорт, был такой же чемодан, как у меня. Ну, или у меня, как у нее.

– И что же вы? Помчались в аэропорт? На такси? – шучу я.

– Ну да! – восклицает он совершенно серьезно. – А что мне оставалось делать?

– Догнали?

– Не успел, представляете? Пока доехал, пока прорвался через толпу на входе в аэропорт… Ужас, я на такси в тот день потратил целое состояние.

– Анекдот какой-то, – недоверчиво говорю я.

В самих-то неурядицах нет ничего необычного, но вот их концентрация на одного туриста!

– Ну, так анекдоты ведь из жизни появляются, – отзывается он. – Наверное, у меня с кармой что-то такое было, как вы думаете? Столько всего навалилось! В общем, в отеле потом нашли московский адрес и телефон этой женщины в регистрационной карточке, но связаться с ней удалось только на следующий день. Я к тому времени, конечно, уже обзавелся новым гардеробом. С обувью вот только не повезло. – Он выдвигает ногу из-под кресла и смотрит вниз. – У меня пятидесятый размер.

– Ужас. Вам с ней и в Москве, наверное, не везет?

– Ваша правда. Только поездки в Германию и спасают.

Закончив с едой, он накрывает прозрачной крышкой лоток, в котором остались нетронутыми булка, квадратик масла и заветренный кусочек сыра, и отодвигает его чуть в сторону, чтобы освободить на столике место для чашки кофе, выданной стюардессой.

– А чемодан мне женщина открыть разре шила, когда я ей позвонил. Сказала, что могу пользоваться тем, что мне подойдет. Мне, ко нечно, кроме зубной пасты и детектива Акунина, ничего не подошло. И знаете, код оказался наипростейшим: три ноля! Думаю, – тянет мой собеседник, – большинство путешествующих не меняют код после покупки чемодана. На верняка половина так и летает с тремя нолями, установленными производителем. Остается надеяться, что воры полные дураки. Что, ко нечно, вряд ли.

Я краснею – на моем чемодане именно такой код. Надо срочно найти инструкцию и поменять ноли хотя бы на свой день и месяц рождения и то затейливее.

– А некоторые даже не вытаскивают из замка красную ниточку, – поспешно вставляю я, надеясь, что Евгений не заметил моего сму щения. – Знаете, между цифрами пропущена?

Такая пластмассовая, тонкая?

Он кивает:

– Да-да. Видел и такое, кстати.

– Ну, а что же с вашим чемоданом? – интересуюсь я.

– А сейчас я вот должен встретится в Шереметьево с этой женщиной и обменяться чемоданами… – Он мечтательно улыбается. – Очень хочется на нее посмотреть. Сроднился как-то… И по ее вещам она показалась мне очень интересной.

– Да, забавный отдых у вас получился. Я даже не знаю, уместно ли спросить, понравилась ли вам Турция. После всего этого…

– Отдых презабавный, да. Знаете, меня потом еще забыли в ювелирном магазине на обзорной экскурсии по Анталии. Но тут уж я не удивился. Привык…

Я автоматически выпрямляюсь в кресле:

– Кто проводил экскурсию? Как звали гида?

Чертовы кокартники, как они лицензии получают, если не могут даже людей посчитать?! Он рассеянно качает головой:

– Не знаю. Честно говоря, не запомнил. А что? У вас тоже такое было?

– Нет-нет, – спохватываюсь я, вспомнив, что я для него туристка. – Просто интересно. Я… тоже на эту экскурсию ездила.

– Ну, экскурсией это все же назвать нельзя, – мягко возражает Евгений. – Ведь большая ее часть посвящена магазинам.

Я молча отворачиваюсь к иллюминатору. Он прав, что тут скажешь? Мы обзорку и сами не любим – от нее вечные жалобы, – но продавать обязаны ради комиссионных от магазинов для «Арейона».

– А вот Южная Турция мне понравилась. Если отвлечься от туристического бизнеса, который везде, в общем-то, одинаков, нахрапист, то побережье замечательное. Чистое море, очень вкусный воздух, удобный город – я по Анталии погулял, когда вырвался из того магазина. И турки принимают европейцев хорошо, в других мусульманских странах я такого не видел.

Вскоре между кресел в очередной, уже последний за полет, раз появляется тележка стюардесс, теперь загруженная парфюмерией и украшениями. Я отлучаюсь в туалет, пока она не докатилась до нашего ряда и не закрыла проход, а когда возвращаюсь, пассажиров уже просят пристегнуть ремни и объявляют скорое прибытие в аэропорт «Шереметьево».

Пропустив меня к окну, Евгений убирает полупустую бутылку виски в сумку и застывает, вытянув ноги и положив руки на подлокотники.

Мимо нас проходит стюардесса и с улыбкой, которая кажется мне достаточно теплой, наклоняет голову к нашим креслам, проверяя ремни.

Я прикрываю глаза, думая о том, что совершенно не умею работать в сфере обслуживания – природной приветливостью я, кажется, не обладаю, а актерского дара изображать ее весь день мне не хватает. Мысли мои сворачивают на накатанную колею: перебирая свои знания и возможности, включая и самые никудышные, я размышляю, каким еще трудом и в какой стран, могу я зарабатывать на жизнь. Отвлекаюсь я только тогда, когда самолет клюет носом, врываясь в облака. За ними открываются подмосковные леса с квадратами дачных поселков.

На паспортном контроле – обычное столпотворение. Пассажиры перебегают из очереди в очередь, втискиваются со словами «мне занимали» друг перед другом и, нетерпеливо похлопывая паспортами по ладоням, стремятся к будкам с неулыбчивыми пограничницами.

– Господи, да ни в одной же стране такого нет! Зачем нас проверять, когда мы домой-то возвращаемся?! – громко восклицает, ни к ко му не обращаясь, полнорукая женщина в со седней очереди.

Ее тут же поддерживает стоящий сзади мужчина:

– Может, их поблагодарить, что вообще пу скают?

Я поправляю на плече ремешок сумки и приближаюсь еще на один шаг к затоптанной, полуистершейся красной линии, с которой лениво сгоняет пассажиров проходящая вдоль кабинок девушка-сержант в плохо подогнанной форме.

Наконец я забираю свой паспорт, получивший еще один штамп, с высокой стойки – сколько, интересно, миллионов паспортов клали на нее? – и, толкнув рамку, оказываюсь в другой толпе: свой багаж ждут пассажиры трех рейсов. В глаза бросается запущенность Шереметьево – аэропорта, бывшего когда-то главными воротами страны. Не видно ни одного служащего – ни уборщиц, ни клерков, лишь рассматривает свои ногти продавщица в киоске а-ля дьюти-фри с по-московски безумными ценами.

Медленно проталкиваясь к выходу, я замечаю в толпе Оксану и нерешительно приближаюсь к ней:

– Оксана, добрый день!

Она поворачивается и с удивлением огля дывает меня:

– А ты… Ты что здесь делаешь? Я пожимаю плечами:

– По делам в Москву прилетела.

– А, понятно, – отвечает она и отворачивается к дернувшейся и зашелестевшей медленно ленте транспортера.

– У вас все в порядке?

– Да, там кто-то из страховой компании встречает. Все нормально.

– Ну, до свидания, – говорю я и, не зная, что еще можно сказать, тихо добавляю: – Берегите себя.

Она рассеянно кивает, не отрывая взгляда от транспортера, на котором уже появились первые сумки. Я выхожу через «зеленый коридор» в зал прилетов. Ко мне тут же приближаются мужчины непрезентабельного вида, приговаривающие:

– Такси. Девушка, такси. Такси недорого. Такси, куда ехать?

Не переставая отвечать: «Нет, спасибо. Не надо. Нет, меня встречают. Спасибо», я пробираюсь к выходу и скоро вдыхаю жаркий московский воздух.

Таксисты на несколько минут оставляют меня в покое, и я выкуриваю сигарету у стеклянных дверей, то и дело разъезжающихся в стороны, чувствуя нарастающее воодушевление.

Выходной. Наконец-то у меня выходной.

Я доезжаю на дребезжащей маршрутке до метро и спускаюсь к поездам, с интересом поглядывая по сторонам. В метро жарко. Вокруг меня торопливо снуют полураздетые – или полуодетые – горожане. Мужчины утирают платками лица и шеи, покрытые потом, и шумно выдыхают. Женщины обмахиваются журналами и аккуратно промокают указательным пальцем участок над верхней губой.

Так и не придумав, чем заняться в первую очередь, я выхожу на «Тверской», покупаю в переходе бутылку минеральной воды и устраиваюсь на скамейке за памятником Пушкину. Я меняю карточку в своем телефоне на местную и звоню в офис «Арейона», где мне сообщают, что, хотя мест на завтра и нет, мне все же лучше подъехать к утреннему рейсу в Шереметьево – может, удастся улететь, если кто-нибудь из туристов не появится.

Потом я набираю номер подруги, у которой обычно ночую в свои ежемесячные приезды в Москву. Подруга радостным голосом сообщает мне, что она сейчас в Испании и вернется домой через три дня. Не вдаваясь в подробности, телефонное обсуждение которых дорого обойдется и ей, и мне, я желаю ей хорошего отдыха и выключаю телефон. Некоторое время я неподвижно сижу на скамейке, наблюдая за суетой вокруг, потом, рассудив, что проблемы надо решать по мере их поступления, встаю и отправляюсь в магазин женского белья на Садовом кольце.

Я медленно бреду по широкому тротуару, разглядывая витрины и останавливаясь около некоторых из них. Кожа быстро становится липкой, а лицу так жарко, словно я сижу у каминной решетки. Жаром пышет не только от дороги, по которой медленно ползут машины но и от прогревшихся стен высоких домов. Прошедшая мимо женщина окутывает меня облаком душных духов. На тротуарах, даже не прячась в тень, сидят нищие в затертых до сальной корки восточных халатах, а их дети бегают меж прохожих, клянчат, пытаясь заглянуть в их лица, тыкая в свои открытые рты пальцами и касаясь их чистой одежды смуглыми грязными ладошками. Прохожие отмахиваются, отскакивают, огрызаются, прикрываются сумками и пакетами от тянущихся к ним рук.

В магазине белья, прохладном и почти без покупателей, я, оглушенная выбором, провожу очень много времени. Примеряю даже непрактичное в сочетании с белой рубашкой и синтетической форменной юбкой яркое цветное и кружевное белье, задерживаюсь у полок с майками, чулками и колготками и даже поглядываю на теплые пижамы и банные халаты, представляя собственный шкаф, в котором все это есть. После гардероба мне приходит в голову мысль о собственной кровати, потом о кухне, утвари и посуде в ней, и тогда я тороплюсь к кассе и расплачиваюсь за целый ворох бюстгальтеров, пару цветных комплектов и хлопковых облегающих маек. Купальник я после некоторых колебаний все же откладываю в сторону.

Сложив покупки в сумку, я выхожу на улицу и замечаю, что ряды машин на широкой дороге передо мной погустели, а в сторону метро потянулись потоки офисных служащих. Я поднимаю глаза на большие квадратные часы на столбе у подземного перехода и решаю сходить в книжный магазин, пока он не закрылся.

Когда я поворачиваю на Сретенку, полную гари и раздраженных сигналов от недвижимой ленты машин, я сталкиваюсь с мужчиной советско-конторского вида и, извинившись, отступаю в сторону.

– Здравствуйте, Тамара! – восклицает он. – Не узнаете?

Я осторожно оглядываю его. Турист? Отдыхал в «Голден Бич»?

– Помните, мы отдыхали с женой в Турции у вас? – подтверждает он мою догадку.

– Да-да, конечно! В мае, кажется.

– Ага, в начале июня. Как там сейчас? Жара небось?

– Да нет, ничего, знаете, – отвечаю я, прикладывая ладонь к липкой шее. – В Москве даже как-то пожарче.

– Да, в этом году лето так лето! А вы чего к нам?

– По делам заехала.

– Ну что ж, привет там Турции передавайте! Попробуем к вам еще приехать. Когда лучше в сентябре, октябре?

– В сентябре хорошо, в октябре тоже. Туристов мало уже, спокойно…

– А что? Когда много туристов, тоже хорошо, весело! – отвечает он со смешком.

Кивнув, я бросаю взгляд на часы:

– Да, весело. Ну, передавайте привет жене. До свидания!

– Передам, передам, – отвечает мужчина и, перехватив кожаный портфель в левой руке, сворачивает к переходу.

Прижимаясь к домам и периодически сту пая на дорогу, я иду дальше по узкому тротуа ру. Наверное, этот турист отдохнул хорошо – если он узнает гида в толпе, окликает и даже общается. Я его не помню совершенно, как не помню многих, кого встречаю в каждый свой приезд в Москву.

Я натыкаюсь взглядом на вывеску «Косметолог» – зеленые буквы на белом. Замедлив шаг, заглядываю в широкое окно салона, которое прикрывают бледно-зеленые жалюзи. Ничего не разглядев, толкаю дверь, на которую прилеплен прозрачной лентой листок с надписью: «Работает кондиционер!» Какое облегчение, сюда-то мне и надо.

– Здравствуйте! – приветствую я девушку, перебирающую бумаги за высокой стойкой.

Она одаривает меня профессиональной улыбкой:

– Добрый день. Чем я могу вам помочь?

– Я хотела бы посетить косметолога, – улыбаюсь я в ответ.

– Вы записаны?

– К сожалению, нет. Но, может, есть свободный косметолог?

Девушка опускает голову и перелистывает большую, пухлую тетрадь.

– Ну, сорок минут у вас есть. А какая процедура вас интересует?

– Не знаю… – Я пожимаю плечами. – Увлажняющую маску? Поправить брови?

Мне, в общем, все равно. Я просто хочу полежать и отдохнуть.

Улегшись на кушетку в пахнущем лекарствами кабинете, я с удовольствием вытягиваюсь, чувствуя, как расслабляются усталые ноги. Косметолог, с закрытым маской ртом и носом, надвигает на мое лицо лампу-лупу и прикасается к щекам мягкими прохладными пальцами.

– Кожа у вас чистая, но пересушена очень, – тихим голосом говорит она. – Много времени на солнце проводите? У вас тут пиг ментные пятнышки на переносице и под глазами.

– Угу, – мычу я закрытым ртом.

– Ну, можно сейчас маску вам сделать и брови пощипать. Согласны?

Я киваю, не открывая глаз, – мне очень хорошо лежать в прохладной комнате.

– А покрасить брови не хотите? У вас воло сы светлые, и темно-коричневые брови будут очень хорошо смотреться.

Я опять киваю, и косметолог приступает к работе – очищает горячую, несвежую кожу тампонами, от которых легко пахнет сырыми травами, потом наносит какую-то жидкость, пощипывающую щеки. Немного поерзав, я скоро привыкаю к ощущению и, кажется, даже задремываю. Во всяком случае, слезы, вдруг навернувшиеся на глаза, становятся для меня неожиданностью – я вздрагиваю и открываю глаза.

– Тихо-тихо. Сейчас я закончу, – шепчет женщина надо мной и протирает мне правую бровь. – Еще несколько волосинок.

Она и в самом деле заканчивает быстро – я даже чувствую сожаление, расставаясь с удобной кушеткой и прохладой кабинета.

Сумма, названная девушкой за стойкой, неприятно удивляет меня, и когда она предлагает мне какой-то «очень эффективный» крем, я твердо отказываюсь.

Продолжив свой путь к книжному мага зину, я подсчитываю сегодняшние расходы и пытаюсь успокоить себя тем, что все траты были приятными или полезными. И все же, от выкшая много тратить при почти полном обе спечении в Анталии, успокаиваюсь я не сразу. Лишь увидев заставленные до самого верха книгами полки и вдохнув запах новеньких ко решков и переплетов, я забываю о своих сожа лениях.

Среди полок я брожу до самого закрытия магазина, о котором объявляет бархатистый мужской голос. Пощупав отяжелевшую сумку и вспомнив о том, что мне надо еще зайти в аптеку, я откладываю некоторые из отобранных мною книг и спускаюсь к кассе на первом этаже, где, как я помню, стоит стеллаж с журналами и газетами. Пресса мне тоже нужна, чтобы знать, что происходит в стране и столице – вдруг туризм достанет меня настолько, что я смирюсь со здешней дороговизной.

Я выхожу на улицу, на которую уже спускаются сумерки. Воздух стал прохладнее, но в нем по-прежнему главной нотой остаются выхлопные газы. Облокотившись на железные перила и сунув руки в карманы брюк, я стою и глазею сторонам. Сейчас бы в «Голден Бич», там ужин в полном разгаре.

Поменяв еще сто долларов, я иду в клуб за углом, который нравился мне, когда я работала в Москве, и в котором мне, вероятно, придется дожидаться часа, когда можно будет поехать в аэропорт.

«Хорошо бы отдохнуть после такого выходного», – усмехаюсь я про себя и медленно тащусь к клубу.

Потянув на себя тяжелую дверь, я ступаю вовнутрь и сразу останавливаюсь по просьбе мощного охранника, который хочет заглянуть в мою сумку. Давно уже привыкшая к разнообразным проверкам в аэропортах и отелях – багажа, документов, содержимого карманов, – я покорно раскрываю перед ним сумку. Он, тоже привыкший к проверкам, бегло заглядывает внутрь, едва раздвинув пакеты с покупками, и кивает:

– Проходите.

Небольшой зал залит желтым светом, шепчет музыка, сидящие за столиками наслаждаются вечером, стулья кажутся удобными. Хостес провожает меня к столу у высокого и широкого окна с витражами. Я заказываю у официанта красное вино, салат и бифштекс.

– Что-нибудь еще? – предлагает он.

«Да. Поспать на кровати», – думаю я и говорю:

– Еще вина, но позже.

Следом за вином прибывает салат в миске с высокими стенками. Пахнет он очень аппетитно и на вкус, к большому моему удовольствию, ничем не напоминает турецкую еду, от специй которой я устала. Теперь я наслаждаюсь европейской кислинкой салатной заправки и терпким, очень сухим вином, рассматривая фотографии в журнале. Столы передом мной пустеют один за другим, но спустя примерно час зал заполняется вновь – уже совсем другой публикой. Вновь пришедшие явно не служат в офисах, еде они предпочитают пиво и коктейли и пьют свои напитки, перемещаясь от стола к столу и приветствуя друг друга. У бара становится людно, и у меня открывается второе дыхание.

На возвышении у лестницы появляется ди-джей, и музыка сразу становится громче. Толпа со стаканами и сигаретами в руках начинает ритмично покачиваться, охранники уносят столы и стулья. Кафе превращается в танцпол. Я встаю, неловко прижимая к боку свою раздутую сумку, подхожу к бару за очередным бокалом вина и слышу:

– Эй, привет! Тамара!