Уныние и запустение царили там, где, как представлялось издалёка Марку Туллию Цицерону, квестору Сиракуз 76 года до нашей эры, божество забвения должно было с изумлением узреть непреодолимую для себя границу. Увы, здесь, на заброшенном кладбище некогда великих Сиракуз, можно было лишний раз убедиться, как быстро забывают смертные о деяниях даже самых великих сынов своих. Вот уже битый час Цицерон отыскивал гробницу, с трудом пробираясь через колючие заросли дикого кустарника. Он уже начал терять надежду найти памятный камень, достойный коленопреклонения каждого, понимающего в науках. Желая побыть у могилы в одиночестве, квестор отклонил предложение взять провожатого и теперь раскаялся в этом. Имя того, кто почти полтора века назад был с горестными плачами погребен под одним из этих безымянных могильных холмов, поросших крапивой, зловещей травой забвения, Цицерон впервые услышал много лет назад от Посидония из Апамеи. Тогда, в лета зеленой юности, отправился он на остров Родос в надежде набраться знаний в школе философов, знаменитой в те времена во всем Средиземноморье. Посидо-ний, выдающийся историк и географ, друг Перикла, глава этой школы, стал для неофита кладезем премудрости. Его осведомленность в науках была поразительна, и Цицерону, узнававшему с того времени немало от других учителей, от друзей, а также и из книг, порой казалось, что обо всем этом он уже слышал некогда из уст Посидония, премудрого и терпеливого наставника юношей.

Но ничто из услышанного от учителя не производило на него такого впечатления, как повествования философа о небесной науке. И тогда уже Цицерона удивляло одно странное обстоятельство: Посидоний, рассказывая о том, что именно шаг за шагом узнавали о Вселенной его предшественники, будто и не замечал вопиющего противоречия: по его словам получалось, что великие мудрецы назойливо открывали смертным глаза на одно и то же, то ли не зная достигнутого предшественниками, то ли забывая об этом, то ли (неужто и они подвержены низменным человеческим страстям?) преднамеренно замалчивая успехи своих учителей, словно желая придать себе славы. Или, может быть, Учитель просто не хотел обделить никого из почтенных мудрецов и потому щедро воскуривал фемиам каждому из «семи самых достойных»?

Вот хотя бы великий Фалес. Выходило так, что он уже полтысячелетия назад знал продолжительность лунного месяца и солнечного года, изобрел гномон и солнечные часы и с помощью их, сопоставляя размеры тени в разное время года, осведомил греков о странах света, о равноденствиях и солнцестояниях и даже неодинаковой продолжительности сезонов года. Ведомы ему были и клепсидры, водные часы. Посидоний утверждал даже, что Фалес сумел однажды, окончательно сразив эллинов своим всеведением, определить, когда «день превратится в ночь». Предсказание сбылось в урочное время — утром 28 мая 585 года до нашей эры, когда на пограничной реке Галюс сошлись готовые к бою войска мидян и лидийцев, возглавляемые Алпаттой и Астиагоном, наступило полное солнечное затмение. Как частное (неполное) его наблюдали и сами афиняне, ошеломленные справедливостью предсказаний мудреца. Пройдет много лет, и завистливые к чужой славе станут утверждать, что Фалес воспользовался для предсказания этого ужасающего события вовсе не знанием сароса — календарного периода, когда затмения повторяются, а подсказками халдейских звездочетов. Другие вообще уверяли, что предсказать затмение можно без особых хлопот — стоит лишь заметить, что затмение светил всегда случается в пору, когда Луна в новолуние или полнолуние оказывается на одной и той же, шириной всего в полградуса, полоске Неба, по которой в течение года путешествует Солнце. Хорошо им было рассуждать об этом через пять веков после того затмения. Многое с тех пор познали астрономы!

Цицерон знал, что и в его время почитатели Фалеса, негодуя на недоверие к обширным познаниям мудреца, продолжают настойчиво уверять, что он, как и его великий современник Пифагор, знал «арктический круг», который невидимо определяет на севере границу той части небесного купола, звезды которой, обращаясь вкруг Полярной звезды, никогда не заходят за горизонт, а значит, и не умирают, символизируя вечность бытия в тех краях, куда на лунном серпе отбывают в должное время души умерших. Если он умел рассчитывать солнцестояния, то, продолжали стоять на своем почитатели, никого не должна удивлять осведомленность его о «летнем тропическом» и «зимнем тропическом» кругах, то есть об орбитах, по которым Солнце двигалось в Небе в дни летнего и зимнего солнцестояний. Между ними, посередине, как удалось установить ни кому иному, как Фалесу, размещался равноденственный круг — путь дневного светила в начале последней декады марта или сентября, когда сравнивались светлая и темная части суток. Разумеется, ведом ему был и «антарктический круг», который определял на юге границы видимых в Афинах звезд. Чтобы из-за него всплыли вдруг неизвестные афинянам звезды южной сферы Вселенной, следовало или дожидаться соответствующего тысячелетия, когда это могло произойти из-за покачивания в пространстве Земли, или (что проще) проплыть на корабле к северным берегам Африки и библейской земли. Как мореход-финикиец Фалес знал те звезды не понаслышке.

Умело он использовал и еще один круг, меридиан, который светила пересекали в положенное время в южной стороне, поднимаясь в этот миг над Землей на самую большую высоту. Меридиан, касаясь всех остальных кругов, совпадал на небосводе с линией, невидимо соединяющей север и юг. Поразительно, но Фалес, как уверял Посидоний, знал и так называемый наклонный круг — зодиак, «звездную дорогу» Солнца и Луны, которая касалась трех кругов — летнего и зимнего тропического, а также равноденственного. Путешествие по зодиаку «блуждающих звезд», планет, мудрец, кажется, не удосужился заметить, но в Вечерней и Утренней звезде справедливо усматривал одно и то же светило — Венеру.

Что же касается возможности предсказания затмения, то боготворящие Фалеса напоминали — он первым сказал о «темной землистой природе» Луны, о заимствовании ею света от Солнца, которое определяло и фазы ночного светила. И не ему ли принадлежит честь первым провозгласить истинный порядок размещения светил в глубинах Неба — Солнце достигало в своем движении «пределов мира», а Луна ближе иных небесных тел проплывала над Землей? Если же он додумался до всего этого, то как же можно всерьез сомневаться в том, что Фалес понимал истинную причину затмений и потому мог уяснить периодичность их? Недаром предания гласят, что он, объясняя неосведомленным солнечное затмение, прямо говорил о прохождении Луны перед Солнцем по прямой линии и об отражении ночного светила на огненном диске дневного, как в зеркале. Значит, с торжеством возглашали сторонники натурфилософа, Фалес, как и Пифагор, усматривая в Небе невидимые орбиты светил, зная порядок их размещения в пространстве и догадавшись об истинных причинах затмений, могли сделать вывод о том, что Земля шаровидна. Стоит ли поэтому сомневаться в том, что Фалес первым создал модель Вселенной со всеми ее кругами и сферами? Место их в пространстве мироздания определялось, по Фалесу, орбитами небесных светил, прежде всего Луны и Солнца, а циклы гармоничных движений их порождали время. Вот уж воистину справедливо говорил Фалес: «Мудрее всего время, ибо оно объясняет все», а значит, и устроение мира. Вторил ему и Гераклид Понтийский: «Бег времен. Солнце, блюститель и страж их, определяет, руководит, выявляет и открывает перемены и времена года, которые приносят с собою всё»:

Идея о том, что именно время определяло границы и структурные части мира, его костяк и облик в целом, стала, по-видимому, руководящей и для Эмпедокла, который писал о том, что границы мира определяют круговые движения Солнца. Оно же очерчивало и в целом контур его, напоминающий лежащее яйцо. Недаром расстояние от шаровидной Земли до Неба, в зените считалось натурфилософами меньшим, чем протяженность мира по ширине. Как объяснял Эмпедокл, это потому, что Солнце, сжимая воздух, отклонило полюса, из-за чего север поднялся, а юг опустился.

Вот сколь многое знал Фалес, и как же можно продолжать сомневаться в том, что он мог предсказать затмение? — возмущались обожатели первого мудреца греков. Странно было бы знать все сущее о мироздании и растеряться перед решением простой задачи. Но Цицерон был осведомлен о главной сложности утверждения Фалеса на тропе мудрейшего. Века не пощадили трудов философа, и сведения о его достижениях хранились большей частью в устных преданиях. А они ведь разные бывают, эти вольные людские повествования. Посидоний по такому случаю рассказывал обычно притчу, которая по замыслам завистников Фалеса должна была продемонстрировать его невежество, очевидное даже простолюдинам: «Однажды, выходя из дома наблюдать звезды в сопровождении прекрасной насмешливой фракиянки, Фалес, сын Эксамия и Клеобулины финикийского рода Фелидов, самого знатного во всем потомстве Кадма, восторженно глядя вверх, молвил: "Как прекрасно подмечать все небесное!" И случилось так, что мудрец при этих словах свалился в колодец. Фракиянка помогла звездочету выбраться из западни и сказала: "Стараясь постигнуть небесное, ты не замечаешь того, что под ногами"». Посидоний, посмеиваясь, тут же развенчивал притчу, иначе толкуя причину смеха красавицы. Дело, надо думать, было совсем не в издевке над ничтожностью познаний Фалеса в неземной науке. Красавица досадовала, что отрешенный от мира сего философ не замечает истинно красивое под боком у себя, а ищет его на недоступных высях.

Посидоний призывал учеников доверять иным сведениям, положим, повествованию Апулея о том, что Фалес, когда возраст его приближался к 80 годам, определил диаметр Солнца и рассчитал, что это составляет 1/720 его звездного пути в течение года. Вот каких тонкостей достиг он в познании светил! Сам изумленный своим достижением, Фалес по преданиям тотчас сообщил о том Менандру Приененскому. Тот пришел в восторг от такого неожиданного знания и спросил, какую награду желает получить мудрец за свое открытие? Фалес, немало, надо думать, повидавший на своем веку при общении с философами, ответствовал весьма примечательно: «Для меня будет достаточной наградой, если того, чему ты от меня научился, когда станешь сообщать это другим, не припишешь себе, но объявишь, что это открытие принадлежит мне более, чем кому-нибудь другому».

Посидоний, повествуя об этом, намекал ученикам на причину замалчивания открытий Фалеса его недоброжелателями. Они, тайно заимствуя познанное им, его же во славу свою и срамили, обвиняя великого мудреца в невежестве. Теперь, когда в далекое далеко отошли времена Фалеса, иные философы, современники Посидония, с трудом разбираясь в тайнах мироздания, усомнились в том, что он смог познать их в столь давние времена. Они решили, что Фалес, наверное, многое выспросил у египетских или халдейских жрецов, а затем без зазрения совести выдал соотечественникам за свои открытия. Обманщик он, а не мудрец!

Как мог понять Цицерон из долгих бесед с Посидонием, среди ученых греков находились и такие, кто предпочитал отдать пальму первенства в открытии небесных премудростей Анаксимандру. Это он, великий натурфилософ первой половины VI века до нашей эры, надоумил будто бы спартанцев использовать гномон и солнечные часы, установил, что Луна заимствует свой свет от Солнца, открыл равноденствия и солнцестояния, положил начало познанию зодиака, вычислил наклон как солнечной, так и лунной «дороги» по отношению к небесному экватору. Люди неосведомленные твердят, что будто бы Клеострат Тенедосский сподобился открыть знаки зодиака (и прежде всего Овна и Стрельца) во второй половине VI века до нашей эры. Это произошло раньше, и слава открытия принадлежит Анаксимандру. Недаром же рассказывают предание, по которому именно ему принадлежит честь создания первой модели Земли. Есть люди, уверяющие, что он даже пытался устроить «изображение Неба». Значит, Анаксимандр конструировал модель всего мира.

А раз так, то, конечно, он ранее, чем кто-либо из эллинов, стал различать недвижные звезды и блуждающие планеты, определил порядок размещения светил в пространстве, орбиту Солнца считал в 27, а Луны — в 19 раз больше Земли, а понимая причину затмений и наблюдая начало их, пришел к выводу о равенстве размеров Солнца и Земли. Анаксимандр раздумывал о размерах Земли и вычислил, что толщина земного диска составляет 1/3 его горизонтального диаметра. Он высказал мнение, что некогда небесный свод вращался горизонтально, то есть полюс совпадал с зенитом, и только позже, когда на Земле появились живые существа, ось мира склонилась к северу, чтобы заселенными оказались лишь те зоны, где климат был особо благоприятным.

Анаксимандр велик и тем, что воспитал достойного ученика — Анаксимена Милетского. Но странно, разводил руками Посидоний, есть сочинения, в которых уверяется, что это он и никто другой изобрел гномон и установил в Лакедемоне сциотерион, солнечные часы. Находятся такие, кто именно ему отдает предпочтение в вопросе о том, кто первым в Элладе заметил планеты, «движущиеся звезды». Это он, оказывается, разгадал, рассуждая о «темных телах», причину затмений, смело объявил соотечественникам, что Луна заимствует свой свет от Солнца, толково объяснил механику смены ее фаз, расставил на должном расстоянии от Земли небесные светила. Последователи Анаксимена и слушать не хотели, когда поклонники Анаксагора из Клазомен пытались втолковать им, что этот великий мудрец в V веке до нашей эры первым объявил о Луне как о теле непрозрачном, но отражающем свет Солнца, понимание чего, видите ли, и позволило ему осчастливить греков знанием как причин регулярности смены фаз ночного светила, так и внезапного затмения то Луны, то Солнца. Итак, Анаксагор, выходит, перестал довольствоваться тем немногим из познанного Гомером и Гесиодом в мифологические времена эллинской истории.

Но великими представляются и достижения в астрономии младшего современника Анаксагора — Энопида Хиосского. У него тоже находятся почитатели, которые приписывают ему открытие «опоясания» и «косого положения» зодиака, установление наклонов орбит планет, определение 12 знаков зодиака. Энопид сподобился первым заметить, что в течение ночи над горизонтом появляются пять следующих друг за другом созвездий, начиная с противоположного Солнцу, которое восходит с заходом светила, и кончая последним, предваряющим восход его.

У Анаксагора, впрочем, как отмечал Посидоний, было одно слабое место в объяснении поведения двух главных светил Неба, что неизменно и порождало язвительные насмешки пифагорейцев. Он не воспринимал движение Солнца и Луны меж звезд по небесному кругу, зодиаку, а считал, что светила эти, совершая круговороты вокруг Земли, то сдвигались на север, то возвращались обратно на юг, перемещаясь по линии, перпендикулярной экватору. Движение Солнца и Луны в таком направлении приводил, по его мнению, сжимаемый ими холодный воздух, который, размягчаясь, согреваясь и уплотняясь, как пружина, отталкивал их в определенный момент назад. Этот момент как раз и совпадал, учил мудрец, с солнцеворотами. Анаксагор, не задумываясь над аргументами пифагорейцев, опрометчиво считал случайным возвращение Солнца через год, а Луны через месяц к тому же летнему или зимнему тропическому кругу и к соответствующим созвездиям. Случайным выглядело в его главах и путешествие светил, в том числе планет, в пределах одной и той же небесной дороги. В действительности же, как учили пифагорейцы (и на том настаивал Посидоний), это было следствие их собственного движения с запада на восток по кругу среди зодиакальных созвездий в направлении, противоположном суточному круговому движению с востока на запад. Поклонники Анаксагора в пику пифагорейцам всячески подчеркивали, что это он, а не их Учитель первым разъяснил причину затмений, а это ведь, как говорится, тоже не безделка: «Затмения Луны происходят от того, что ее загораживает от Солнца Земля; солнечные же затмения бывают, когда во время новолуния Луна загораживает собою Солнце».

Нелегко было Цицерону воспринимать толкования Посидония, о небесной науке. А Учитель к тому же предостерегал, что посвятить себя всецело премудростям ее небезопасно. Знания такие настораживают профанов, коим всюду мерещится ниспровержение основ, сиречь — богоотступничество. Уверенные, что натурфилософы только морочат головы людям, ревнители божественных устоев мира не прочь отправить их в «добровольное» изгнание, а то и решить спор об истине поубедительнее — заключить инакомыслящего в тюрьму, казнить или принудить «добровольно» принять яд. Стоит ли поэтому удивляться, что Сократ, которого сходные обстоятельства впоследствии вынудили отравиться, однажды, удрученный бестолковщиной собеседника, изрек в отчаянии: «Астрономия недоступна человеческому пониманию, и потому заниматься ею неразумно».

Посидоний умел, однако, довести до неофита свое понимание устройства мироздания и гармонии его «жизни» — цикличных перемещений светил по небесному куполу. Беседы по астрономии завершались демонстрацией созданной его руками «сферы» — механической модели Вселенной. Она приводилась в движение, и любой зрячий мог видать — «каждый ее оборот для Солнца, Луны и пяти блуждающих звезд то же, что происходило в Небе в любой день и любую ночь». Ученики знали скромность Учителя — он вовсе не представлял дело так, будто первым сотворил подобие всего мира. Посидоний отдавал пальму первенства в появлении такой идеи Платону, который однажды предложил своему любимому ученику Евдоксу Книдскому рассчитать геометрическую модель мироздания. Будущий выдающийся математик, медик, астроном, оратор, философ и географ, получивший достойное его деяниям прозвание — «Знаменитый», воссоздал мир из 27 гомоцентрических сфер. Они равномерно вращались вокруг шаровидной Земли, ибо к тому времени идея Фалеса, Пифагора, и Парменида из Элеи о том, что Земля круглая, перестала подвергаться ожесточенным нападкам и воспринималась натурфилософами спокойно.

Модель Евдокса давала не просто, как у Эмпедокла, самое общее представление относительно особенностей движения Солнца, Луны и планет и их местонахождения в пространстве. Конкретные количественные характеристики вращения их создавали предпосылки сооружения искусственной сферы, которая могла чисто механически воспроизводить перемещение небесных тел. Задача такая ко времени Платона и Сократа представлялась исполнимой, ибо за 200 лет после Фалеса греки узнали поразительно много: помимо путей движения Солнца и Луны, число планет, закономерности их перемещения по Небу, в том числе время оборотов, периоды остановок и попятного хода. Как величайшее достижение Евдокса Книдского Посидоний оценивал разработку им первой в истории греческой астрономии теории затмений. Ему он отдавал пальму первенства в установлении продолжительности периода повтора их, знаменитого сароса, включающего в себя 223 синодических месяца, равных, как он исчислил, 242 драконическим месяцам, что составляло 18 солнечных лет+11 дней, равных, оказывается, 19 драконическим годам. Посидоний не утаивал от учеников, что далеко не все натурфилософы верили, что эта задача оказалась по плечу Евдоксу. Скептики, учитывая ее головоломную сложность, упрекали Евдокса в том, что он утаил заимствование сароса все у тех же всезнающих халдейских жрецов.

Очередной вариант модели мира из 34 сфер создал Калипп из Кизика, ученик Аристотеля и астронома Полемарха, того самого, кто познавал законы Неба у Евдокса Книдского. Посидоний представлял Калиппа как астронома, которому удалось с точностью до суток определить продолжительность времен года: весны — 94, лета — 92, осени — 89, зимы — 90 суток. Это, по его мнению, было ближе к истине, чем определение длительности тех же календарных периодов современником Метона Эвктемоном, известного наблюдением в Афинах затмения Солнца 27 мая 432 года до нашей эры (соответственно 93, 92, 89, 89 суток).

Посидоний с увлечением рассказывал и о других достижениях греков в астрономии. Так, Гераклит Понтийский, размышляя над изменениями блеска планет, пришел к выводу, что они движутся вокруг Солнца, а не Земли, и не по круговым, а по эллиптическим орбитам. Автолик из Питаны усердно занимался уточнением времени восхода и захода Солнца во время смены сезонов, наблюдал восходы и заходы зодиакальных звезд, а также тех, что находились вне пояса зодиака. Гиппарх добился еще большей точности в определении длительности сезонов при той же последовательности их смен — 94 1/2, 92 1/2, 88 1/8, 90 1/8 суток. В итоге полугодие между осенним и весенним равноденствиями, которое оказалось по его расчетам равным 178 1/4 суткам, почти не отличалось от принятого в Вавилоне.

Что касается затмений, то изумление учеников, слушающих Посидония, вызвало создание Апполонием Пергским за два века до нашей эры таблиц, отражающих закономерности движения Луны. Это небесное светило он изучал столь дотошно, что заслужил прозвище «Эпсилон»— по названию знака, напоминающего по виду серп. Таблицы Апполония, наставлял Посидоний, позволяли рассчитывать позиции Солнца и Луны на небосводе в момент затмения. Речь, в сущности, шла, насколько мог понять Цицерон, о выделении неких циклично повторяющихся календарных периодов, когда эти светила и Земля занимали в пространстве то положение, когда можно было ожидать затмения Луны или Солнца.

Особая тема бесед на Родосе — о преувлекательнейшем деле, коим астрономы занимаются вот уже несколько веков — исчислении так называемых гелиаков, временных циклов, по истечении которых светила возвращались в некое исходное положение. Это был поиск общего кратного времени обращения их в пределах небесного купола. С именем знаменитого реформатора Солона или Клеострата Тенедосского Посидоний связывал установление восьмилетнего цикла счисления времени. Этот период, растолковывал он, был удобен тем, что целое число солнечных лет в нем с удовлетворительной точностью соответствовало целому числу синодических месяцев — 99, что и позволяло, считая время по лунным годам, выравнивать течение его по Солнцу не по произволу должностных лиц, а на основании точных астрономических наблюдений. Ученикам школы приходилось осваивать также суть гелиаков Метона (19 лет), Филолая и Энопида Хиосского (59), Калиппа (76), Демокрита (82), Евдокса, Арпала и Эратосфена (160 лет), Гиппарха (304 года + 1 сутки), Аристарха Самосского (2484) и побившего всякие рекорды Гераклита (10800 или даже 36 тысяч лет). Образ Вселенной Гераклит, однако, воспринимал традиционно — как громадный животный организм.

Шедевром считал Посидоний «небесный глобус», созданный сыном астронома Фидия, математиком, астрономом и механиком Архимедом. Его модель «подобия мира в выпуклой округлости меди» представляла собой сплошное тело, «одну неразличимую массу» со множеством «колес», «сочленений», «выходов для голоса» и «армией флейт». Это была гидравлическая машина, которая «воспроизводила небесные вращения» и «каждодневные неравные движения» светил, в том числе «различные течения» планет и зодиакальных созвездий. На шаре из меди при несходных движениях во время одного оборота демонстрировался восход и заход Солнца, рост и убывание Луны, причем Луна сменяла Солнце в течение стольких же оборотов, во сколько дней она сменяла его на самом Небе, вследствие чего и на небесной сфере происходило такое же затмение Солнца, а Луна вступала в ту же мету, где была тень Земли.

Прошли годы, и Цицерон однажды удостоился чести лицезреть в Риме чудо, сотворенное умом и руками «пленника муз» Архимеда. Две изготовленные им модели Вселенной вывез из Сиракуз полководец Марк Клавдий Марцелл («в то же время не доставив оттуда в свой дом ни одного другого предмета из столь значительной добычи»). Одну из сфер он оставил себе, а другую пожертвовал в храм Доблести, построенный им за Копенскими воротами столицы по обету, данному перед сражением под Кластидием в 222 году до нашей эры. Увидев небесный глобус Архимеда в действии, Цицерон понял, что Посидоний нисколько не переусердствовал в похвалах создателю медной сферы. Потрясенный Цицерон решил, что сицилиец обладал дарованием большим, чем то, каким может обладать человек. Ему подумалось: «Если кто-нибудь принесет в Скифию или Британию такую сферу, то кто в этих варварских странах усомнится, что ее создал разум? А вот относительно мира, откуда все проистекает, рождается, они сомневаются, возник ли он случайно или же благодаря божественному расчету и разуму. И они думают, что более велик Архимед, который создал подобие вращающейся сферы, чем природа в своем творении. Особенно важно, что во многих отношениях само творение искуснее своего подобия. В самом деле, когда Архимед заключил в один шар все движения Солнца, Луны и пяти планет, то он совершил то же, что и платоновский бог, творец мира в "Тимее"».

…Цицерон все-таки нашел место, где был похоронен убитый воином Марка Клавдия Марцелла великий Архимед, и преклонил колена перед прахом его. В последние часы жизни, как писал Тит Ливий, он «среди дикого смятения, под крики и топот озверевших солдат спокойно размышлял, рассматривая начерченные на песке фигуры. Грабитель заколол его мечом, даже не подозревая, кто это». На поверхности поваленного надгробия едва просматривались изображение шара, вписанного в цилиндр, и формула соотношения их объемов и площадей. Да, это он похоронен здесь — доказательство соизмеримости шара и цилиндра Архимед считал своим величайшим достижением, потому и завещал начертить эти фигуры на памятной стеле…

Потомки же рассудят иначе. Главным достижением Архимеда они назовут воссозданную в металле механическую модель Вселенной. Недаром она и полтысячелетия спустя вдохновила Клавдиана восславить торжественными строками волшебно-певучего гекзаметра безграничное могущество человеческого разума:

Никто и сейчас не усомнится в величии Архимеда, а равно в величии Фалеса, Анаксагора, Анаксимандра и других мудрецов эпохи античности. Отчего же до сих пор продолжаются ожесточенные споры о приоритетах признанных прародителей греческой науки, о превосходстве в этой области то ли Востока над Западом, то ли Запада над Востоком? Головоломная путаница и странные неопределенности тут столь велики и очевидны, что, кажется, нет надежды разрешить противоречие. Да ведь не может быть и того, что на протяжении каких-нибудь 300–400 лет древнегреческие натурфилософы многократно с нуля накапливали астрономические знания, каждый раз поражая своих современников великими открытиями!

А что если безнадежность отыскания истины в таком вопросе — результат не слабости человеческой памяти или соперничества античных мудрецов, как я рискнул представить? При более осторожных размышлениях обо всем этом археолога палеолита (то есть в проблемах античности — «человека со стороны») тупиковая ситуация видится порождением двух обстоятельств: противоречивостью скудных сведении, по которым историки пауки воссоздают картину накопления естественно-научных знаний в культурах Средиземноморья и Ближнего Востока, и традиционным недопущением мысли, что многое из того, в чем будто бы один за другим прозревали античные натурфилософы, тысячелетиями ранее знали их безымянные предшественники, которые бережно сохраняли и передавали от поколения к поколению расшифровки сокровенных тайн Неба, и так продолжалось вплоть до времен Гомера и Ромула, Гесиода и Фалеса, Пифагора и Анаксимена.

Речь идет о безвестных мудрецах древнекаменного века. Имена их никогда не узнают люди, сколь бы изощренный поиск они ни вели, ибо могилы их забыты навеки…

…Снова ведут вверх, на третий этаж Эрмитажа, знакомые ступеньки спиральной лестницы. Но теперь там должна состояться встреча с иным «предметом искусства» из прибайкальской Мальты, найденным М. М. Герасимовым в то же, необычайно счастливое для него лето 1929 года. Археологи, склонные усматривать в объектах древних культур что-нибудь знакомое, сначала нарекли это изделие из бивня мамонта, которое лежало среди развалин жилища, пряжкой, потом стали называть ее бляхой, решив: если она для чего и могла сгодиться, то разве для украшения одежды дикаря. Резон здесь как будто был: выпуклую сторону подпрямоугольной пластины слоновой кости покрывали спиральные, в виде извивающихся змей, узоры, составленные из многих сотен лунок, вогнутую — резные изображения кобр, а в центре располагалось сквозное отверстие (трудно, правда, сообразить, как можно использовать пряжку с одной дыркой!). И вот нашелся фантазер, немецкий искусствовед и мифолог Карл Хентце, который усмотрел в змеевидных спиралях мальтинской пластины символы эволюций фаз Луны и даже иносказательные картины всего космоса! Другие пробовали считать лунки, пытаясь разглядеть в них календарные знаки. Никто из уважаемых палеолитоведов не воспринял тогда эти идеи всерьез. Однако результаты расшифровки знаковых систем ачинской скульптуры из бивня мамонта и украшений из погребения ребенка в Мальте позволили заподозрить неладное в однозначном решении такого вопроса. Спиральные луночные узоры на пластине это подозрение усиливали…

Пластина из бивня мамонта с узорами из лунок (выпуклая сторона).

Оборотная (вогнутая) сторона той же пластины с изображениями змей.

Проверка орнамента «бляхи» на предмет выявления семантически значимой записи требовала точности абсолютной. Вот почему на сей раз по спиральной лестнице поднимался вместе со мной и художником Вячеславом Иосифовичем Жалковским кандидат архитектуры Виктор Иванович Сазонов. Он нес в портфеле специально для этого случая сконструированные приспособления, позволяющие с точностью до долей миллиметра определять в проекции позицию каждого знака пластины и их очертания по контуру. В течение недели орнамент был скопирован и настала пора приступить к самому волнующему: проигрышу вариантов «прочтения» текста луночной записи, сделанной 24 тысячи лет назад.

При проведении этого исследования прежде всего необходимо было четко уяснить, что предопределяло выбор художником древнекаменного века Сибири видов узора (спиральность, месяцевидность, змеевидную волнистость), а также отбор совершенно определенного количества лунок, составляющих пунктир орнаментальных структур мальтинской пластины, затем подтвердить их числовую значимость и тем самым положить конец разговорам о небрежном восстановлении М. М. Герасимовым знаковой системы левой части изделия (когда его извлекли из глины, то хорошо заметные лунки левого отдела из-за плохой сохранности поверхности пришлось специальным образом закреплять).

Орнаментальная композиция пластины с ее семью структурами. Числа, размещенные рядом с каждой из них, обозначают количество лунок.

Вопрос о качестве реставрации приобретал при расшифровке принципиальное значение, поскольку речь шла о правомерности использования «пряжки» в особо важных реконструкциях из области духовной культуры древнейших обитателей Сибири. Иначе говоря, ставилась задача лишить основания попытки компрометации этой уникальной находки М. М. Герасимова как открытия, по словам К. Хентце, «фундаментального для исторической науки». Единственным неотразимым доводом в таком предприятии могла стать лишь бесспорная (и притом, по возможности, не тривиальная), календарная значимость количества лунок в каждой из восстановленных М. М. Герасимовым орнаментальных структур левой части мальтинской пластины, о чем он при реконструкции, разумеется, не подозревал и потому заниматься «подгонкой» не мог. Тот же довод сохранил бы, естественно, силу и при отклонении суждений о случайностях числовых совпадений.

Совпадения между тем не замедлили появиться сразу же: как выяснилось в ходе изучения орнамента пластины, ее узор составляли семь структурных частей — число знакомое по лентам спиралей ачинской скульптуры и подвескам ожерелья из мальтин-ского погребения. Орнаментальную композицию составляли следующие элементы.

Центральная спираль. Она одинарная, разомкнутая, с отогнутым концом внешнего витка или обвода; ее знаковая система оказалась не столь простой, как ее представляли ранее: 242 лунки были связаны с семью резными концентрическими витками (они или «прислонены» к криволинейной резной линии, или как бы «нанизаны» на нее); лунка р располагалась за пределами резной линии внешнего витка спирали, в районе ее отогнутого конца и сквозное отверстие а — в центре спирали. Поэтому знаковую систему центральной спирали мальтинской пластины можно представить следующим образом:

242 + 1р + 1а.

Выведенная за пределы резной линии лунка р и совершенно особый знак — сквозное отверстие а — были призваны, как можно догадываться, представлять варианты количества счетных знаков центральной спирали, отличающиеся друг от друга всего лишь на 1–2 единицы:

242 → 242 + 1 = 243 → 242 + 1 + 1 = 244.

Периферийные спирали и месяцевидная фигура, расположенные слева от центральной спирали:

двойная, замкнутая, с противоположной закруткой витков спираль нижней части левого отдела пластины. Из-за того, что лунка с в этой спирали двойная, ее знаковая система может быть представлена в двух числовых вариантах, отличающихся друг от друга на единицу: или 62 (при подсчете лунка с воспринимается как знак 1), или 63 (учитываются оба отдела лунки);

двойная, замкнутая, с противоположной закруткой витков спираль верхней части левого отдела пластины — ее составляют 45 лунок;

месяцевидная фигура слева вверху. 14 лунок, составляющих ее, отчетливо подразделяются на два блока: серповидный или лодковидный полукруг — десять лунок и размещенные в пределах серповидного полукруга четыре лунки. Знаковую систему месяце-видной фигуры можно представить в виде следующей цифровой записи:

10 + 4=14.

Периферийные спирали и змеевидная линия, расположенные справа от центральной спирали: двойная, замкнутая, с противоположной закруткой витков спираль нижней части правого отдела пластины. В ее знаковую систему входят: 57 лунок, связанных с резными концентрическими витками верхнего отдела спирали и рассредоточенные концентрически без резных витков в нижнем отделе, и лунка о, выведенная за пределы резной линии внешнего витка верхнего отдела спирали. Знаковую систему двойной спирали нижнего правого отдела пластины можно представить в качестве следующей цифровой записи:

57 + 1;

одинарная, с отогнутым концом спираль верхней части правого отдела пластины; ее знаковую систему составляют 54 лунки;

змеевидная линия из 11 лунок в верхней части. В ее знаковую систему входят: четыре лунки, связанные с правым концом линии; пять лунок, связанных с ее левым концом, две лупки центрального отдела линии (они «прислонены» снизу к резной змеевидной линии). К этим лункам снизу примыкают, как бы акцентируя на них внимание, короткие зигзагообразные резные черточки л и м, поэтому и лунки эти определим теми же литерами. Знаковую систему змеевидной линии можно представить следующим образом:

4 + 2 + 5 = 11.

Общее число знаков на пластине (максимальное, при условии, что двойная лунка с в спирали левой периферии пластины соответствует двум знакам) составляет 489:

244+ [63 + 45+ 14]+ [58+ 54+ 11]=489.

При том же условии количество знаков в центральной спирали оказывается близким числу их во всех периферийных структурах орнамента пластины вместе взятых:

242 + 1 + 1 = 244,

[63 + 45 + 14] + [58 + 54 + 11] = 245.

Возможно, это обстоятельство призвано было отразить идею едва заметного нарушения числовой гармонии, композиции, когда несоответствие сводится к минимуму. Однако при условии, когда двойная лунка с принимается за 1, количество знаков в центральной спирали и во всех периферийных структурах выравнивается:

242 + 1 + 1 = 244,

[62 + 45 + 14] + [58 + 54 + 11] = 244.

Нетрудно заметить и такую примечательную деталь: при последнем условии общее количество знаков в структурах левого и правого отделов композиции оказывается близким половине количества знаков центральной спирали. Но в первом случае для такого сопоставления недостает одного знака:

62 + 45 + 14= 121,

а в другом обнаруживается такое же превышение:

58 + 54+ 11 = 123.

Подводя итог анализу, можно предположить следующее: на мальтинской пластине из бивня мамонта посредством лунок и сквозного отверстия зафиксирована комплексная информационная система, отдельные структурные части которой характеризуются числовой неопределенностью. Это возможное колебание (в пределах 1–2 единиц) общего числа знаков в таких структурах, позволяющее, очевидно, выбрать варианты при счислении по ним, обусловлено остроумным введением в систему двойной лунки с, размещением лунок о и р за пределами резных линий и наличием сквозного отверстия а, как особого знака.

Внимание привлекает также разнонаправленность витков в периферийных спиралях: расположенные напротив друг друга слева и справа относительно центральной фигуры спирали 62(63) и 57+1, 45 и 54 закручены противолежаще, что выразительно противопоставляет левый и правый отделы композиции. Эта броская особенность, как можно догадываться, знаково-информационная по сути своей, требует нетривиальной интерпретации, что и будет осуществлено далее при решении еще одной, не менее занимательной задачи: почему при близости количества знаков в структурах левого и правого отделов композиции (около 122) число знаков в противопоставленных (относительно центра) спиральных и иных фигурах разнится столь очевидно:

62(63) ↔ 57 + 1,

45 ↔ 54,

14 ↔ 11.

Целенаправленный отбор количества лунок для каждой части орнаментальной композиции пластины подтверждается при реконструкции счисления времени в течение тропического года с условием, что каждая лунка обозначает одни сутки. Предполагается, что счет велся по двухлетиям с поочередным подключением к центральной спирали 242 + 1 сначала узоров левой периферии, затем правой.

Схема записи первого тропического года:

242 + 1 → 63 → 45 → 14 = 365

Схема записи второго тропического года:

242 + 1 → 57 → 54 → 11 = 365.

Рациональность такого порядка счета времени с помощью знаков спиральных блоков, каждый из которых в отдельности обязательно кратен трем, можно подтвердить следующими соображениями.

Если за начало отсчета принять соседнюю со сквозным отверстием лунку центральной спирали и условиться, что она есть день летнего солнцестояния, то это позволит определить очень заметную позицию знака, обозначающего день зимнего солнцестояния. Оно придется на лунку, на которой завершается раскрутка внутренних витков центральной спирали и начинается отсчет времени по внешнему ее витку (здесь находится выход из круговертей спирали). В таком случае на последнюю лунку внешнего витка центральной спирали придется начало последней декады февраля, как раз тот знаменательный момент, когда после 60 суток со дня зимнего солнцестояния вечером восходит Арктур, знаменующий приближение весны.

Схема наложения астрономического календаря от 22 июня 1967 года по 21 июня 1968 года на знаковую систему центральное спирали и структур левой периферии мальтинской пластины.

Число лунок в центральной спирали (243) примечательно и тем, что близко наименьшему целому числу дней между, скажем, двумя минимумами скорости перемещения Луны по небосводу (так называемая зигзагообразная функция). Такой календарный блок, важный для предсказания затмения, покрывает около девяти колебаний скорости Луны или почти девять аномалистических месяцев (уравнение, исток которого возводился ранее к астрономии времен античности). Число лунок в этом блоке близко продолжительности девяти сидерических месяцев, что важно для выявления методов наблюдения за Луной в эпоху палеолита (можно говорить о точной фиксации перемещений ее на фоне звезд, а не просто о слежении за фазами, достаточном при синодическом счислении времени). О том же самом свидетельствует количество лунок в периферийных узорах как левой, так и правой окраин пластины. Их число в том и другом случае соответствует длительности в сутках 4,5 аномалистического или сидерического месяцев, а вместе — 9, то есть их столько же, сколько в лунках центральной спирали. Это стремление выделить в тропическом (солнечном) году лунные циклы представляется чрезвычайно важным для определения истинного характера календаря.

При счислении времени по знакам нижних боковых спиралей весьма заметными оказываются позиции лунок, определяющих момент весеннего равноденствия (знаки между закрученными в разные стороны витками спиралей 62(63) и 57 + 1), а также одного из важнейших подразделений майского календаря, границы которого приходятся на 5–7 мая (лунка между закрученными в разные стороны витками спирали 45 и лунка входа в лабиринт внутренних витков спирали 54). Что касается отражений в этих блоках счисления времени по лунному календарю, то обращает на себя внимание кратность синодическому счислению времени по лункам спиралей 62(63) и 57 + 1, расположенных в нижнем отделе пластины, и сидерическому по лункам спиралей 45 и 54, расположенных в верхнем ее отделе. Не есть ли это свидетельство того; что для моментов весеннего равноденствия существенную роль играла прежде всего фаза Луны, а для промежуточных рубежей майского календаря, как и во времена Гесиода, — положение ночного светила среди звезд (восход или заход их)?

Схемы наложения астрономического календаря от 22 июня 1968 года по 21 июня 1969 года на знаковую систему центральной спирали и структур периферии мальтинской пластины.

В любом случае в солнечном календаре мальтинской пластины с достаточной очевидностью просматриваются признаки календаря лунного, и это весьма существенная деталь. Она, возможно, раскрывает признаки оригинального, не имеющего аналогов, комбинаторного счисления времени, когда счет его велся в течение года в основном по Солнцу, а слежение по месяцам за Луной, как и в случае со знаковой системой ачинской скульптуры, поочередно было то сидерическим, то синодическим. Если это так, то становится понятным, почему, допустим, неодинаковое количество лунок включалось в спирали 62(63) и 57 + 1, хотя та и другая призваны были наглядно представить позиции весеннего равноденствия. Все дело в том, что превышение на трое суток двух синодических месяцев в первом году удовлетворительно компенсировалось недобором их при счислении второго года. В самом деле,

63: 29,5306 = 2,1333,

57: 29,5306 = 1,9302.

При таком варианте расшифровки записей остается убедительно ответить на вопрос: что предопределяло включение различного количества лунок в структуры левой и правой периферий орнаментальной композиции пластины, если продолжительность тропического года была известна палеолитическому человеку Сибири с точностью до суток? Не проще ли было ограничиться выбором одного из приведенных выше вариантов годового счисления времени по Солнцу? Разумеется, проще. Если бы не было острой необходимости следить одновременно и за Луной.

Бросается в глаза весьма примечательное обстоятельство: блоки лунок в структурах позволяют получать характерные календарно-астрономические записи.

Лунный год, как известно, составляет 354,36706 суток; он записан знаками центральной спирали и спиральных узоров правой периферии пластины:

242 + 1 → 57 → 54 = 354. Каждый из блоков этой системы кратен трем.

Можно «прочесть» и календарный период, на который тропический год, представленный, положим, центральной спиралью и узорами левой периферии пластины, отличается по продолжительности от лунного и наоборот, — 10,875 суток. Схема его записи — змеевидная линия с 11 лунками правой периферии пластины.

Схема записи лунного года.

#n35.jpg

Схема записи календарного периода, на который тропический год отличается от лунного.

Если к этим двум записям добавить третью — приведенную выше запись первого тропического года, то, как нетрудно заметить, они исчерпывают орнаментально-числовые структуры пластины полностью. Примечательно, что при подобной комплексной по характеру реконструкции центральная спираль используется дважды — в сочетании ее со всеми структурами левой периферии ведется счет по Солнцу (242 + 1 + 63 + + 45 + 14 = 365), а в сочетании только со спиральными структурами правой периферии — по Луне (242 + + 1 + 57 + 54 = 354).

Неиспользованными остаются лунки змеевидной линии 11, как бы наглядно демонстрируя, на какой календарный период тропический год отличается от лунного. При таком понимании структуры орнамента мальтинской пластины приобретает особый смысл счисление по узорам левой или правой периферий ее, как и направленность (по часовой или против часовой стрелки) витков в спиралях, расположенных напротив друг друга по обе стороны от спирали центральной, слева и справа от нее. Проход по лункам структур центра и левой части композиции с соответствующим направлением витков спиралей мог означать счисление времени по Солнцу, а структур центра и правой части композиции с противоположной ориентацией витков — по Луне. Трехкратный проход по всем 487 лункам позволяет с удовлетворительной точностью выразить продолжительность тропического четырехлетия, что, возможно, приоткрывает завесу над способом решения палеолитическим человеком проблемы високоса:

365,242 4 = 1460,968 суток, 487 • 3 = 1461 сутки.

Все это невозможно оценить иначе, как свидетельство глубокой продуманности и целенаправленности подбора количества знаков в каждом из узоров композиции пластины, ибо при произвольном нанесении лунок на поверхность изделия подобные комбинационные построения календарно-астрономического плана были бы решительно невозможны. Такое заключение было подтверждено экспериментально при работе с произвольными выборками случайных чисел.

Схема записи драконического варианта сароса.

#n37.jpg

Первый вариант схемы записи синодического сароса.

Что же предопределяло включение в каждый из узоров совершенно определенного количества лунок и что обусловило размещение на пластине около 500 знаков? В поисках ответа на этот вопрос я однажды принял условие, что одна лунка может обозначать не только одни сутки (если выделяемые узорами календарные периоды не выходили за пределы одного тропического года), но также один драконический месяц. Такой шаг позволил в ином свете представить мотивы включения в центральную спираль 242 лунок, а также (что не менее важно) понять мотивы вывода за пределы ее резных линий лунки р и сквозного отверстия а. В свете известного о саросе, периоде повтора затмений, ответ предугадать легко: это сделано для того, чтобы при восприятии каждой из 242 лунок в качестве символа одного драконического месяца центральная спираль представила собой в плане календарно-астрономическом идеально точную числовую запись драконического варианта сароса, а в художественно-образном и семантическом — змееобразный символ того же сароса, то есть совершенно определенного, астрономически весьма значимого отрезка времени, где 242 27,2122 = 6585,35 суток.

Чтобы, действуя в том же ключе, разобраться в мотивах включения определенного количества лунок в спиралях левого и правого периферийных отделов пластины

54 + 57 + 63 + 45 = 219,

примем за условие, что одна лунка в них определяет тоже месяц, но на сей раз не драконический, а синодический. При подключении к лункам всех этих периферийных спиралей четырех лунок, окруженных серповидным полукругом лунок месяцевидной фигуры 14, или четырех лунок правого конца змеевидной линии, отделенных от других резными линиями л и м, их суммарное количество окажется не менее примечательно, чем в случае с суммой «драконических» лунок центральной спирали:

54 + 57 + 63 + 45 + 4 = 223.

Получается так, что при восприятии каждой из лунок периферийных спиралей и четырех лунок месяцевидной фигуры или правого конца змеевидной линии в качестве знака одного синодического месяца эти части узора представят собой в плане календарно-астрономическом идеально точную числовую запись сароса в синодическом его варианте, а в художественно-образном и семантическом — змееобразный с противоположной закруткой витков двойных спиралей символ того же сароса, то есть все той же идеи астрономически значимого отрезка времени, но не драконического, а синодического его варианта, что и определило иное художественное решение (не концентрические круги разомкнутой спирали 242, а главным образом спирали замкнутые, с противоположной закруткой + концентрическая разомкнутая спираль 54 + + блок 4 лунок месяцевидной фигуры или правого конца змеевидной линии).

Итак, как в одном, так и в другом случае получается орнаментально-числовая запись 223 лунок синодического варианта сароса:

223 29,5306 = 6585,35 суток.

Следовательно, спиральный орнамент мальтинской пластины образует композицию, где центральная часть может быть оценена как драконическая запись сароса, а вся периферийная, левая и правая, — как запись синодическая. Надо полагать, счисление времени по драко-ническим и синодическим месяцам велось по лункам соответствующих спиралей параллельно. Это позволяло улавливать момент прохождения Луны через эклиптику и фазу ее при этом, а значит, и определять момент затмения.

Как бы то ни было, но итог допуска (каждая лунка мальтинской пластины — это один драконический или синодический месяц) оказался весьма плодотворным. Ведь, в сущности, орнаментальные структуры узора могут теперь быть прочитаны как числовая и художественная записи формулы знаменитого в астрономии соотношения, определяющего истинные причины затмений:

242 27,2122 = 223 29,5306 = 19 драконических лет = = 18 тропических лет + 11 (или 10) суток = 6585,4 суток.

В палеолитическом варианте та же самая формула выглядит в орнаментально-числовой записи календариста и астронома Мальты следующим образом:

Палеолитическая формула равенства записей сароса в синодическом и драконическом вариантах исчисления времени.

Запись двойного сароса при драконическом исчислении времени.

Чтобы оценить значимость такого факта для истории естественных наук и определить истинный статус палеолитического человека Мальты, достаточно отметить, что установление продолжительности сароса древневавилонскими астрономами и жрецами в VI веке до нашей эры считается одним из величайших открытий древности. Но тем грандиознее достижения палеолитического астронома Сибири, который за 20 тысяч лет до жрецов Двуречья, Нила и Хуанхэ установил также продолжительность и других кален-дарно-астрономических циклов, определяющих закономерности возможного наступления затмения.

Вопрос о том, какая цель преследовалась при размещении на поверхности мальтинской пластины около 500 знаков, решается при допуске, что каждый из них, исключая особые — лунки о, р, м, л и сквозное отверстие а, обозначает один драконический месяц. В таком случае в целом весь орнамент мальтинской пластины может восприниматься как орнаментально-числовая запись или формула календарно-астрономического периода продолжительностью в два сароса, а в художественно-образном и семантическом, то есть в плане отражения той же мысли языком искусства, змееобразный с концентрическими разомкнутыми спиралями, с двойными спиралями противоположной закрутки, со змеевидной линией и месяцевидной фигурой символ того же двойного сароса.

Орнаментально-числовая запись двойного сароса, когда каждая из лунок обозначает один драконический месяц: 484 27,2122 = 38 драконических лет = 36 тропических лет + 22(21) суток = 13171,704 суток.

Однако два сароса не определяют периода повтора однажды случившегося затмения в конкретном месте Земли, допустим в районе той же Мальты. Известно, что именно для этого древние греки, а также жрецы-астрономы древнеегипетской и шумеро-вавилонской цивилизаций использовали так называемый экзелигм, или большой сарос, представляющий собой трехкратное повторение обычного сароса: 242 3 = 223 • 3 = 57 драконических лет = 54 тропических года + 33 (или 32) дня = 19755,8 суток. В сущности, большой сарос и есть тот настоящий сарос, который использовался при расчетах повтора затмений древними астрономами, ибо их, конечно же, интересовали повторения происшедших затмений не в пределах всего земного шара, а именно в том месте, где они производили наблюдение Неба.

При записи на пластине Мальты двух саросов подключение к нему третьего не представляет сложностей помимо, разумеется, необходимости выбора наиболее оптимального варианта, который в действительности мог использовать палеолитический календарист Мальты. Если счисление сароса требует (для постоянного особой точности контроля смены фаз в сочетании с моментами прохода Луны через узлы, то есть через видимый путь Солнца) одновременного просчета и по лункам драконических месяцев центральной спирали, и, строго параллельно, по лункам синодических месяцев периферийных структур узора, то палеолитическому наблюдателю Неба приходилось в течение 54 с небольшим лет осуществлять синхронно трехкратный проход как по виткам центральной спирали, так и по узорам периферии.

Самым простым и рациональным представляется вариант использования предельно сжатой в пространстве записи тройного сароса, когда почти все (за исключением все тех же лунок о, р, л, н и сквозного отверстия о) лунки мальтинской пластины воспринимаются однообразно — в качестве знаков драконических месяцев. Стоит в этом календарно-астрономическом «тексте» допустить возможность двукратного прохода по лункам центральной спирали, как это позволит составить такую, положим, непрерывную схему записи большого сароса:

4 + 5 + 54 + 57 + 242 2 + 63 + 45 + 14 = 726, 726 • 27,2122 = 57 драконических лет = 54 тропических года + 33 (или 32) дня = 19755,2 суток.

Факт знания палеолитическим человеком Сибири столь длительного периода времени, как большой сарос, можно подтвердить, стоит лишь допустить, что каждая лунка ее представляет собой знак одного года — тропического или драконического. Уверенность в том, что такой интерпретационный шаг оправдан и, более того, закономерен, а также необходим, определяется лежащим буквально на поверхности фактом: спирали правой части пластины (54 и 57) представляют собой самые короткие записи большого сароса, причем в первом случае — в тропических годах, а во втором — в драконических. В самом деле,

18 тропических лет, составляющих простой сарос 3 = 54 года,

19 драконических лет, составляющих простой сарос 3 = 57 лет.

Отсюда следует, что размещенные друг над другом спирали 54 и 57 правой периферии пластины представляют собой своеобразную запись превосходно известного в календарно-астрономических расчетах равенства:

Палеолитическая формула равенства записей большого сароса при тропическом и драконическом исчислениях времени по лункам правой периферии пластины.

54 тропических года и 33 (или 32) дня = 57 драконических лет (с ничтожной разницей в пределах 1,272—2,272 суток).

Что касается 33(32) суток, которыми должно быть завершено счисление 54 тропических лет для выравнивания их со временем 57 драконических лет, то просчет их мог осуществляться следующим образом: после прохода по лункам змеевидной линии 11 счисление производилось по лункам внешнего витка центральной спирали. В таком случае участок сближения последних с лунками нижнего отдела спирали 57 + 1 точно отметит эти сутки. Иной вариант равенства при том же условии (каждая лунка равна одному тропическому или драконическому году) отражают структуры левой периферии пластины. Как удалось установить в ходе расшифровки, они с наибольшей вероятностью представляют орнаментально-числовую запись, в которой добавочные сутки прибавлялись не к тропическим, а к драконическим годам. В самом деле, если 59(45 + 14) тропических лет = 62 драконических года + 58,838 суток, то в записи на пластине это выглядит следующим образом:

Формула равенства записей при тропическом и драконическом исчислениях времени по лункам левой периферии пластины.

Недостающие в правой части равенства 58,838 суток рациональнее всего счислять по спирали 57 + 1 правой периферии пластины.

Противоположная направленность витков в двойных спиралях левой и правой периферий композиции — 62 и 57+1 в данном случае семантически призвана отразить разную значимость знака — в первой каждая лунка обозначает один драконический год, а во второй — одни сутки. Иначе говоря, разная направленность витков в спиралях формулы есть знаковая математическая условность, определяющая в орнаментально-числовой записи пластины календарно-астрономическую весомость лунок в каждой из этих спиралей. Это различие подчеркивается к тому же размещением по левую и правую стороны от спирали центральной. Если к сказанному добавить, что в представленных выше формулах спирали драконических лет 57 и 62 размещаются в нижнем отделе периферии пластины, а спирали тропических лет 54 и 14 + 45 располагаются в верхнем отделе ее, то становится ясным, что приуроченность отдельных структур орнаментальной композиции мальтинской пластины к периферии или центру, к левой или правой окраине ее, к верхнему или нижнему отделам приобретает исключительную семантическую значимость, требующую учета при реконструкциях как календарно-астрономических, так и мифолого-космогонических и космологических.

После анализа формул-записей периферийных структур остается определить, какой период могли отражать знаки центральной спирали. При условии, что каждая из ее лунок обозначает один тропический год, она может быть представлена в качестве записи 4,5 цикла большого сароса:

243: 54 = 4,5 большого сароса.

Но закономерен вопрос: как в свете принятого условия (лунка обозначает один год) следует расшифровать весь орнамент мальтинской пластины? Ответ прост — как нечто целостное узор так называемой пряжки или бляхи представляет собой своеобразную криволинейно-числовую формулу чрезвычайно примечательного календарно-астрономического периода, продолжительность которого составляет девять больших саросов или 486 тропических лет:

Схема записи девяти больших саросов при тропическом начислении времени.

11 + 54 + 57 + (242 + 1) + 62 + 45 + 14 = 486 = 54 9.

Период продолжительностью в 486 тропических лет, включающих в себя целое число больших саросов (9), вызывает исключительный интерес в связи с тем поразительным обстоятельством, что в нем целое число солнечных лет соответствует целому числу как синодических (6011), так и драконических (6523) месяцев.

В самом деле,

486 тропических лет = 177507,612 суток, 6011 синодических месяцев = 177508,4366 суток, 6523 драконических месяца = 177505,1806 суток.

Чтобы по достоинству оценить знание палеолитическим человеком Мальты этого великолепного цикла, близкого половине тропического тысячелетия, в котором максимально сближены несопоставимые (из-за их дробности) календарно-астрономические величины — тропический год (365,242 суток), синодический (29,5306 суток) и драконический (27,2122 суток) месяцы, достаточно напомнить: знаменитый 600-летний цикл мифических библейских патриархов, известный в истории астрономии как Великий год «допотопной эпохи», выдающийся астроном Жан Доминик Кассини назвал в XVIII веке самым прекрасным из всех циклических календарных периодов, созданных в древности. Особое удобство использования 600-летнего периода директор Парижской астрономической обсерватории усмотрел в том, что количество суток в нем (219146) составляет целое число не только солнечных лет, но и синодических месяцев (7421). Согласно расчетам Ж. Д. Кассини, «допотопные» патриархи должны были в таком случае предполагать длительность синодического месяца в 29 дней 12 часов 44 минуты 3 секунды, а год продолжительностью в 365 дней 5 часов 51 минуту 36 секунд.

Великий год патриархов фиксировал момент возвращения Солнца и Луны в те же точки пространства, в которых светила находились 600 лет назад, с точностью до нескольких минут. Результаты расшифровки знаковой системы мальтинской пластины показывают, что Великий год палеолитического человека Сибири длительностью в 486 лет еще более прекрасен, чем Великий год патриархов. Мальтинский жрец знал длительность всех главных календарных периодов с большей точностью, чем мифические патриархи Ближнего Востока и библейских времен. Давайте сравним, чтобы оценить точность расчетов палеолитических астрономов:

Великий год библейских времен

600 тропических лет = 219145,2 суток, 74221 синодический месяц 29,5306 суток = = 219145,5826 (превышение составляет 1,3826 суток),

8053 драконических месяца 27,2122 суток = = 219139,8466 (недостаток 6,3534 суток).

Великий год мальтинской культуры

486 тропических лет = 177507,612 суток, 6011 синодических месяцев 29,5306 суток = 177508,4366 суток (превышение составляет 0,8246 суток),

6523 драконических месяца 27,2122 суток =

= 177505,1806 суток (недостаток 3,2560 суток).

Как нетрудно убедиться, точность «совмещения несовместимого» у палеолитических астрономов Мальты превосходит точность того же у мифических патриархов почти в два раза! Значит, главные астрономические периоды определялись жрецами мальтинской культуры с идеальной, по существу, точностью, а девятикратный проход по годам большого сароса позволял им уверенно засекать возвращение Солнца и Луны в ту же точку пространства, в которой дневное и ночное светила находились почти полтысячелетия назад. Чтобы оценить прочность культурных традиций в палеолитических культурах Сибири, позволяющих заглянуть в будущее на столь значительный срок, достаточно сказать, что за это время должны были смениться, как минимум, девять поколений людей. Астрономы древнекаменного века, разрабатывая календарь, очевидно, решали сначала обычную для такой проблемы задачу — отыскание наиболее длительного периода, который был бы общим кратным месяца и года, подбирая к этому, в общем-то не существующему, общему кратному более или менее удовлетворительное приближение. Такая работа определяла движущую силу тщательного наблюдения за небесными светилами, в особенности за Луной. Позже на повестку дня одна за другой ставились своего рода сверхзадачи календаря — определение временных границ так называемых гелиа-ков, начиная с трехгодичного цикла и сароса, а затем и экзелигма, что в конечном счете привело к выявлению Великого года, включающего в себя девятикратный цикл экзелигма.

Оставим, однако, пока в стороне столь грандиозный хронологический период, но лишь для того, чтобы, обратившись снова к большому саросу, продемонстрировать осведомленность палеолитического человека Сибири в календарно-астрономических циклах особой значимости (опять-таки связанных с затмениями).

При всей важности знания палеолитическим человеком особой значимости временного цикла, равного большому саросу, все же очевидна ограниченность возможности использования столь продолжительного календарно-астрономического цикла для предсказания затмений. Ясно, что большой сарос позволял лишь точно знать время, когда конкретное, случившееся в данном месте затмение повторится вновь — через 57 дра-конических лет или 54 тропических года и 33 (или 32) дня. Но ведь иные затмения могут наступить также при счислении определенных месяцев и лет, которые составляют сам этот большой сарос (быть может, драконические или синодические месяцы, которые приходятся на лунки центров спиралей, а также центра месяцевидной фигуры, были теми месяцами, когда с наибольшей вероятностью могло произойти затмение?). Так возникает очередная проблема — поиск отражения в орнаментальных структурах пластины периодов, когда при счислении большого сароса с наибольшей вероятностью могли ожидаться затмения.

Поговорим в связи с этим о закономерностях смены периодов так называемых луностояний. Они редко привлекают внимание календаристов при расшифровках архаических систем счета времени, каким пользуются сарос и большой сарос. Между тем для предсказания или ожидания возможности затмений, скажем, во временных рамках того же сароса знание продолжительности связанных с луностояниями периодов, когда Луна в течение 18,61 года может быть то «высокой», то «низкой», то «средней», видимо, играло в глубокой древности основополагающую роль. Объясняется это тем обстоятельством, что закономерности, связанные с затмениями в течение такого периода, предельно просты: когда полная Луна восходит и заходит по самой широкой дуге горизонта, сближаясь с севером и югом (Луна, «высокая»), или по самой узкой, удаляясь от севера и юга (Луна «низкая»), то в моменты, близкие времени весеннего и осеннего равноденствий, могут случаться затмения; когда же Луна становится «средней», а дуга ее восходов и заходов в полнолуние ограничивается точками, где восходит и заходит Солнце в периоды летнего и зимнего солнцестояний, то могут Случаться затмения в моменты около летнего и зимнего солнцестояний.

Календарные циклы переходов Луны из стадии «низкой» к «высокой» или наоборот, а также возврата к стадии «средней».

Но не рискованно ли полагать, что жрец мальтинской культуры заметил ритмику, которой как раз и соответствовали закономерности затмений Солнца и Луны? Ведь это должно быть результатом тонких наблюдений и операций с дробными календарными величинами. Следует, однако, отметить, что сами по себе то максимально широкая, то средняя, то максимально узкая дуги горизонта, по которым в течение 18,61 года восходит или заходит полная Луна, настолько строго последовательны в сменах, что внимательный к гармонии небесных явлений наблюдатель эпохи палеолита должен был заметить их.

Прежде чем перейти к доказательству оправданности такого предположения на основе анализа и расшифровки орнаментально-числовых структур мальтинской пластины, следует обратить внимание на календарно-астрономические ритмы, требующие учета при счислении времени в пределах 18,61 года.

Если допустить, что счисление начиналось с периода, когда Луна была «средней», то требовалось одно и то же время длительностью 4,6525 тропического года, чтобы она достигла стадии или «высокой», или «низкой».

Для перехода Луны из стадии «низкой» к «высокой» или наоборот, а также для возврата к стадии «средней» требуется 9,305 тропического года.

Возврат Луны к одной и той же стадии «высокой» или «низкой» происходит через 18,61 года.

Счисление всех этих периодов длительностью в 4,6525, 9,305 и 18,61 года весьма затруднительно из-за дробности такого рода календарных величин. Однако задача в значительной мере упростится, если их выразить не посредством тропических лет, а с помощью месяцев — синодических или драконических. Так, в базовом периоде луностояний продолжительностью в 4,6525 тропического года синодических месяцев 57, а драконических — 62. Поскольку именно эти числа как раз и зафиксированы количеством лунок в двойных спиралях с противоположной закруткой, расположенных справа и слева от центральной спирали, разумно предположить, что именно этот наиболее рациональный и, несомненно, весьма своеобразный и неизвестный календаристам путь решения проблемы счета времени по всем подразделениям периода 18,61 года и был избран палеолитическим человеком Мальты. Вся орнаментально-числовая структура узора мальтин-ской пластины подтверждает такое предположение с достаточной убедительностью.

В самом деле, при допуске, что лунка представляет собой знак синодического или драконического месяца, в орнаментально-числовых блоках пластины можно относительно легко выделить записи циклов, близких продолжительности 4,6525 тропического года. Так, двойная с противоположной закруткой спираль 57+1 в наиболее ясном и простом для расшифровки виде отражает подобную запись при условии, что каждая из 57 лунок означает один синодический месяц, а выделенная за пределы резной линии спирали лунка о означает одни сутки:

4,6525 тропического года = 1699 суток, 57 29,5306 +1 — 1684,2442 суток.

Разница между этими отношениями составляет 14,7558 суток. Поскольку это число близко количеству лунок в месяцевидной фигуре, то составить запись цикла продолжительностью в 4,6525 года из двух орнаментально-числовых блоков не составляет труда:

что означает

57 29,5306 + 1 + 14 = 1698,2442 суток = 4,6525 тропического года.

В этой связи трудно не отдать должное тому обстоятельству, что драконический вариант счисления периода 4,6525 года представляет двойная, замкнутая, закрученная в противоположном, чем спираль 57 + 1, направлении спираль 62, размещенная в нижней части левой окраины пластины. Действительно, при условии, что каждая из ее лунок означает один драконический месяц, этот орнаментально-числовой блок можно оценить как запись периода, близкого продолжительности 4,6525 года:

4,6525 тропического года = 1699 суток, 62 27,2122 = 1687,1564 суток. Разница между этими отношениями составляет 11,8436 суток. А поскольку это число близко количеству лунок в змеевидной линии 11, то составить запись цикла продолжительностью 4,6525 года из двух орнаментально-числовых блоков опять-таки не составляет труда:

что означает

62 27,2122 + 11 = 1698,1564 суток = = 4,6525 тропического года.

Несоответствие составляет 0,9436 суток.

Все это, как нетрудно заметить, определяет вывод исключительной значимости: осведомленность палеолитического человека о весьма важном для комбинационного счисления времени астрономически особо значимых периодов — близком календарном равенстве 57 синодических месяцев и 62 драконических месяцев.

Палеолитическая формула равенства лунных циклов, охватывающих 4,6525 тропического года.

Этот факт отражен предельно наглядно — композиционно, размещением этих спиралей по обе стороны спирали центральной, слева и справа от нее. Кроме того, разница календарная (драконическая или синодическая система счисления) подчеркнута противоположной направленностью витков. Так постепенно начинают проясняться как загадка включения в эти спирали разного количества лунок, так и знаковый смысл различий в направлении закруток витков. Столь математически и геометрически изящное решение палеолитическим человеком проблемы записи продолжительности одного из главных периодов лунностояния не может поразить хотя бы потому, что такого оригинального совмещения количества синодических (57) и драконических (62) месяцев для отсчета, кажется, предельно неудобного периода 4,6525 тропического года нет ни в календарях древних цивилизаций Ближнего Востока, ни в современных календарных реконструкциях. Для этого следовало знать явно парадоксальное на поверхностный взгляд равенство:

57 = 62,

которое тем не менее истинно, но лишь в случае, если речь идет о скрытой за этими числами продолжительности в сутках 57 синодических и 62 драконических месяцев!

Как красиво и просто, не правда ли?

Палеолитическая формула равенства лунных циклов.

Вывод однозначен: палеолитической человек установил это парадоксальное равенство, пытаясь решить сложнейшую из календарных задач — отражение в целых числах продолжительности дробного числа — 4,6525 тропического года. Решение оказалось чрезвычайно изящным: понадобилось всего лишь отразить в одной календарной формуле определенные количества месяцев синодических и драконических, доведя до минимума неудобную при счислении времени дробность чисел! А ведь по этому пути не пошла мысль даже современных календаристов!

Трудно не восхититься наблюдательностью, пытливостью, склонностью к логическому анализу и комбинаторике людей древнекаменного века, а также богатству их художественного воображения, позволившему решить арифметические и геометрические задачи с помощью орнаментального искусства и, судя по всему, мифологии (о чем речь пойдет далее).

Обратимся теперь к анализу остальных структур периферийных отделов пластины. Здесь друг над другом располагаются разомкнутая спираль 54 и змеевидная линия 11 (справа от центральной), а слева — двойная спираль 45 и месяцевидная фигура 14. Поскольку, как выяснилось, противопоставление относительно центральной спирали двойных спиралей 57 и 62 отражало календарное равенство одного и того же цикла времени в синодическом и драконическом его исчислениях, то закономерно предположение, что и остальные структуры периферии тоже призваны в сходном противопоставлении правого и левого отразить такое же равенство. Подтвердить, что так оно и есть, не составляет труда. В самом деле,

45 + 14 драконических месяцев = 54 синодических месяца + 11 суток, 54 29,5306 = 1605,6524 суток, (45 + 14) 27,2122 = 1605,5126 суток.

Разница составляет всего лишь 0,1326 суток. Формула 54 синодических месяца = 45 + 14 драконических месяцев тоже неизвестна современным астрономам и календаристам, ее нет и в письменных источниках первых цивилизаций. Между тем цикл времени продолжительностью около 1605,5 суток в синодическом и драконическом исчислении примечателен тем, что он меньше лунного цикла длительностью 4,6525 тропического года на весьма примечательное количество суток — 93,5, отражающих в календарях период от летнего солнцестояния до осеннего равноденствия (93,6 суток) или от весеннего равноденствия до летнего солнцестояния (92,9 суток). Эти сутки, недостающие в формуле равенства

54 синодических месяца + 11 суток = (45 + 14) драконических месяцев = 4,6525 тропического года = = 1699 суток, могли (в ожидании момента луностояния) счисляться по лункам центральной спирали.

Итак, подводя итог анализу календарной значимости всех периферийных структур пластины, можно констатировать, что если спирали правой части ее (57 и 54) с соответствующими дополнениями отражали два цикла луностояний продолжительностью около 4,6525 тропического года каждый в синодическом исчислении, то спирали и месяцевидная фигура левой части — два тех же периода в драконическом исчислении. В том и другом случае два эти цикла вместе составляли, естественно, период луностояния продолжительностью 9,305 тропического года. В целом же счисление циклов луностояний продолжительностью в 4,6525 и 9,305 тропического года велось, надо полагать, синхронно — по лункам синодических месяцев орнаментальных структур правой периферии пластины и по лункам драконических месяцев структур левой периферии пластины. Это позволяло контролировать главные для определения даты затмения астрономические явления — фазы Луны (синодическое счисление времени) и моменты прохода ночного светила через эклиптику (драконическое счисление времени). Исходя из этого правую периферию пластины можно назвать синодической, а левую — драконической. Такой вывод помогает вскрыть истоки разного отношения палеолитического человека к левому и правому в мировоззренческих его концепциях и мифологических построениях.

Запись периода продолжительностью 18,61 года, дополненного 21 сутками (эпоха лунного затмения).

Направленность завершающего шага расшифровки теперь становится очевидной — в орнаментально-числовых структурах мальтинской пластины необходимо вы-

явить запись периода, длительность которого составляет весь цикл продолжительностью 18,61 года. Такая формула может быть представлена в двух вариантах, но при одном и том же допуске: одна лунка обозначает один драконический месяц.

Первый вариант. Сумма знаков всех периферийных блоков + 6 лунок конца внешнего витка центральной спирали, четко отделенных от других лункой р, выведенной за пределы резной линии, умноженная на число суток в драконическом месяце, дает

(11 + 54 + 57 + 62 + 45+ 14 + 6) 27,2122 = 6775,8378 суток.

Поскольку продолжительность 18,61 года составляет 6796 суток, то к приведенной выше записи необходимо добавить 21 лунку (эпоха лунного затмения), каждая из которых выступит как знак одних суток.

Запись периода продолжительность 18,61 года, дополненного 20 сутками (эпоха лунного затмения).

Примечательно, что на внешнем витке центральной спирали именно этот участок счисления тоже обозначен очень четко — от лунки р, выведенной за пределы резной линии, и до лунки, расположенной напротив левого конца резной зигзагообразной линии к:

(11 + 54 + 57 + 62 + 45 + 14 + 6) 27,2122 + 21 = 6796,8378 = 18,61 тропического года.

Второй вариант записи периода 18,61 тропического года отражают все знаки центральной спирали + 5 лунок левого конца змеевидной линии, отделенные от других резными зигзагообразными линиями м и л, что означает:

(242 + 1 + 1 +5) 27,2122 = 6775,8378 суток.

Недостающие 20 суток следует счислять по остальным шести лункам змеевидной линии и месяцевидной фигуры 14, что означает:

(242 + 1 + 1 + 5) 27,2122 + 20 = 6795,8378 суток.

Продолжение счисления суток по лункам остальных периферийных структур пластины, то есть по спиралям 45, 62(63), 57 + 1, 54, тоже, надо полагать, выводило на момент затмения.

Теперь можно констатировать реальность такого факта. В целом орнаментально-числовая композиция этого «объекта мобильного искусства» мальтинской культуры представляет собой при драконическом счислении времени запись двух периодов длительностью 18,61 года каждый. Один из них с соответствующим дополнением отражен узорами периферийных отделов орнамента, а второй, тоже с дополнением, — центральной спиралью. Структура композиции орнамента точно отражает количеством лунок в соответствующих подразделениях его все периоды луностояний, начиная с наименьшего по продолжительности (4,6525 тропического года) и кончая наибольшим (18,61 тропического года). Периоды в 4,6525 и 9,305 года отражены как в синодическом (орнаментальные структуры правой периферии пластины), так и драконическом (орнаментальные структуры левой периферии пластины) исчислении. Полный период 18,61 года отражен лишь в драконическом исчислении, но зато и центральной спиралью, и всеми структурами, левой и правой.

Казалось бы, все это столь значительно и всеохватывающе, что исчерпывает астрономическую информацию, которая могла быть включена в узоры пластины из бивня мамонта. Но, помня о многозначности лунок (разной их календарной «весомости»), попробуем проиграть возможность отражения в комплексной календарной системе мальтинской культуры циклов обращения не только Солнца и Луны, а и планет. При условии, что каждая лунка обозначает один синодический месяц, эта идея озаряет сразу же при воспоминании, что на одном из концов центральной подвески ожерелья, обнаруженного в гробнице Мальты, палеолитический мастер разместил странное на первый взгляд количество знаков — 99. Каждый мало-мальски осведомленный о принципах организации календарей эпохи античности Средиземноморья знает знаменитое временное соотношение, установление которого по традиции приписывается выдающемуся реформатору Солону: 99 синодических лунных месяцев = 8 тропических лет

99 29,5306 = 2923,5294 суток,

8 365,242 = 2921,936 суток.

Именно это календарное равенство определяло в Древней. Греции систему счета времени по Луне, когда в определенные годы восьмилетия производилась интеркаляция дополнительного месяца, что выравнивало лунное счисление времени с солнечным, а значит, исключало заметное смещение сезонов в календаре.

Но этот период не менее примечателен тем, что позволяет с удовлетворительной точностью сопоставлять лунные и солнечные циклы с синодическими оборотами утренней и вечерней «звезды» — Венеры, роль которой в древних культах воистину фундаментальна. Все дело в том, что за 99 синодических месяцев свершается пять ее оборотов, каждый длительностью 583,9 суток:

2923,5294: 583,9 = 5,0069.

Логично предположить, что размещение 99 лунок на одном из концов центральной подвески мальтинского ожерелья не случайность, а вполне определенный намек на то, что люди древнекаменного века Сибири, конструируя свои календарные системы, стремились подбирать такие астрономические периоды, в которых находили бы отражение сопоставимые циклы движения не только главных светил Неба — Солнца и Луны, а и Венеры.

Трудно переоценить важность подобной гипотезы. Ведь если удастся подтвердить ее убедительно, то, помимо прояснения задач календарных, весьма знаменательным окажется и факт связи именно Венеры с подвеской, в которой легко угадываются скульптурная фигура беременной женщины и, одновременно, фаллос. Ясно, что эта мысль могла бы стать отправной точкой для понимания потаенной основы «культа плодородия» эпохи палеолита.

Впрочем, воздержимся пока от соблазна поразмышлять на эту тему (как и от попытки дать целостную реконструкцию календаря ожерелья с учетом сопоставимых циклов движения Венеры, Солнца и Луны) ввиду преждевременности такой «задумки». Сначала полезно было бы, пожалуй, убедиться, что и в других календарях мальтинской культуры можно усмотреть знаменательный блок, который составляют 99 знаков. Это исключило бы мысль о простой случайности размещения такого количества лунок на «предмете искусства». Мальтинская пластина с ее узорами и представляет такую счастливую возможность, позволяя решить вопрос с наибольшей простотой и достоверностью. Более того, понятые ранее принципы размещения на ней календарных блоков с гармоничными противопоставлениями верхнего и нижнего, левого и правого отделов позволяют продолжить выявление циклов обращений иных, помимо Венеры, планет и в итоге получить целостную интерпретацию орнамента как космологической картины Вселенной.

Ключевое место в предлагаемой расшифровке узоров пластины занимают две спирали, 45 и 54, размещенные напротив друг друга вверху слева и справа от центральной спирали. Вместе они и составляют искомое число:

45 + 54 = 99,

что означает цикл пяти оборотов Венеры, выраженных посредством синодических месяцев.

Следующий шаг в расшифровке определяется при том же условии (каждая лунка обозначает один синодический месяц) закономерной логической посылкой: если цикл в пять оборотов Венеры представлен спиралями, размещенными вверху, то не отражают ли спирали 62 и 57, расположенные тоже напротив друг друга, но ниже 45 и 54, циклы синодических оборотов Марса (779,9 суток)? Ведь в древней мифологии эти божественные персонажи — супруги.

Произведем несложные расчеты и убедимся, что так оно и есть:

62 + 57 = 119 лунок,

119 29,5306 = 3514,1414 суток,

3514,1414: 779,9 = 4,5058 оборота.

Не менее примечательно, что то же количество суток кратно весьма знаменательному числу оборотов Венеры — шести:

3514,1414: 583,9 = 6,0183.

Выходит, нижние двойные спирали не просто фиксировали период, удобный для слежения за синодическими (то есть на фоне звезд) смещениями Марса. Палеолитический астроном знал куда более существенное: за 119 лунных месяцев эта планета делала 4,5 оборота, но это было и время, когда завершались очередной, шестой (после пяти, отраженных верхними спиралями 45 и 54) оборот Венеры, обеспечивая гармоничное единство циклов ее движения с циклами оборотов «супруга». Сведения об этом прекрасном соотношении отсутствуют в сохранившихся письменных источниках греков, египтян и шумерийцев, и потому оно осталось вне внимания современных историков-астрономов и не используется при реконструкциях календарей прошлого.

Схема записи сопоставимых циклов движения планет на узорах мальтинской пластины.

Какие спирали могли отражать сопоставимые циклы оборотов Луны еще одной божественной мифологической пары — Юпитера и Сатурна, можно установить посредством выбора приемлемых вариантов совмещения структур, которые располагаются слева и справа от центральной спирали, но при учете, что Меркурий тоже должен был наблюдаться и значит какой-то узор представляет его. Последовательный перебор подходящих вариантов привел к заключению, что циклы синодических оборотов Юпитера (398,9 суток) с поразительной точностью определяют спирали левой окраины пластины:

63 + 45 = 108 лунок,

108 29,5306 = 3189,3048 суток,

3189,3048: 398,9 = 7,9952 оборота.

Это количество суток не кратно периодам оборотов Сатурна, и, значит, спирали 63 и 45 представлять эту планету не могут.

Циклы синодических оборотов Сатурна (378,1 суток) определяют спирали и змеевидная линия правой окраины пластины:

57 + 54 + 11 = 122 лунки,

122 29,5306 = 3602,7332 суток,

3602,7332: 378,1 = 9,5285 оборота.

И здесь не менее примечательно, что то же количество суток кратно весьма знаменательному числу оборотов Юпитера — девяти:

3602,7332: 398,9 = 9,0316.

Выходит, спирали и змеевидная линия правой окраины пластины не просто фиксировали период, удобный для слежения за синодическими смещениями Сатурна. Палеолитический астроном и в этом случае знал более существенное: за 122 лунных месяца эта планета делала 9,5 оборота, но это было и время, когда завершался очередной, девятый (после восьми, отраженных левыми спиралями 63 и 45) оборот Юпитера, обеспечивающий гармоничное единство циклов его движения с циклами оборотов «супруги».

Воздадим должное изумительной простоте способа, коим жрец древнекаменного века предвычислял священные даты встреч на небесах планетарных супружеских пар, прародителей и их чад!

Циклы синодических оборотов дитя Венеры и Марса и внука Сатурна и Юпитера Меркурия (115,9 суток) представляет месяцевидная фигура 14 (сопоставлять ее со змеевидной линией 11 невозможно из-за некратности такого количества синодических месяцев оборотам ближайшей к Солнцу планеты): 14 29,5306 = 413,4284 суток, 413,4284: 115,9 = 3,5785 оборота.

Кольцо периферийных структур узора пластины замкнулось — все без исключения орнаментальные блоки оказались включенными в схему записей циклов обращений пяти планет. Они, как видим, выражались подбором определенного количества лунок в спиралях и прочих фигурах и строго продуманным размещением их относительно главных пространственных направлений — верх — низ, лево — право. Замкнутость кольца, гармонию композиционных противопоставлений структур орнамента, перекрестную взаимосвязь их, а также циклов обращений Венеры — Марса, Сатурна — Юпитера, едва ли можно оценить иначе, как убедительные показатели правильности предложенной расшифровки периферийных частей узора мальтинской пластины.

Для воссоздания полной картины остается лишь оценить космологическую значимость центральной спирали и всего узора в целом. Поскольку 243 синодических месяца кратны лунным годам (20,25), а все 489 знаков — годам тропическим (39,53), то, возможно, центральная спираль символизировала собой Луну, а весь орнамент пластины — Солнце. Если так оно и есть, то не следует ли сделать отсюда вывод, что Солнце, глава семейства планет, олицетворяло собой высшее божество мальтинцев, а сами они были солнцепоклонниками? Иначе говоря, не следует ли полагать, что жрецы-астрономы Мальты были предтечами Аристарха Самосского, «Коперника античного мира»?

Все сказанное проливает свет на одну из главных загадок, о которой говорилось в начале главы, — почему, зная точно продолжительность тропического года, палеолитический календарист тем не менее размещал в спиралях и прочего вида узорах левой и правой окраины пластины разное количество лунок — 14 ↔ 11; 45 ↔ 54; 62(63) ↔ 57(58). Правильный ответ напрашивается сам собой: жрец стремился в сжатой до мыслимого предела формуле выразить гармонию «жизни» всех «обитателей Неба» сопоставимыми циклами их движений. Пифагор, согласно преданиям, любил повторять: «Вся Вселенная есть гармония и число» или «Все (Космос? — В. Л.) есть число». Мальтинская пластина подсказывает, о каких именно числах вещал многомудрый. Ясно теперь и то, какие «гармонии», то есть «числовые пропорции» или «соизмеримости», подразумевали пифагорейцы, когда уверяли, что через познание чисел и числовых соотношений как символов некоей «божественной реальности» можно разгадать сущность природы, выявить фундамент всех природных процессов и явлений, в первую очередь, разумеется, астрономических. Сомнения, однако, остаются в одном, но весьма значительном — стоит ли отныне воспринимать на веру такой вот считавшийся до недавнего времени дерзким вывод историка пауки Б. Л. ван дер Вардена: «Мы имеем все основания приписать самому Пифагору познание гармонических числовых отношений».

Обратимся вновь к ожерелью с подвесками, чтобы на примере Венеры рассмотреть, как циклы синодических оборотов этой планеты совмещались с лунными и солнечными периодами в остальных блоках всей календарной системы. И если в результате расшифровки действительно выявится период, известный в астрономии как самый рациональный в кратности циклов обращений Венеры, Луны и Солнца, то это будет основополагающий аргумент, который подтвердит правильность предлагаемой интерпретации.

Приступая к реконструкции, следует прежде напомнить, что в астральной мифологии древних пристальное внимание уделялось не только периодам видимости Венеры на востоке или западе, которые, согласно шумерийским канонам, продолжаются восемь месяцев и пять суток, но и времени «соединений», когда эта планета вследствие вращения ее вместе с Солнцем оказывается невидимой. При переходе Венеры с восточного небосклона на западный, когда происходит «верхнее соединение» планеты с Солнцем, период такой невидимости по тому же канону составляет 90 суток, а при переходе с западного небосклона на восточный (при «нижнем соединении») — около семи суток. Поскольку на средней части центральной подвески размещается как раз 90 знаков, то ясно, что после пяти оборотов Венеры, отраженных 99 лунками правого конца ее («утренняя планета» располагается на небосклоне правее, то есть западнее (позади) Солнца, которое постоянно в годовом цикле движется на фоне звезд, на восток, именно по ним можно было производить отсчет суток невидимости при «верхнем соединении». Примечательно, что эти 90 лунок, отражающие в сутках период «соединения» Венеры и Солнца (астральный половой акт?), размещены на животе и задней части женской скульптуры.

На законный вопрос: «А для чего понадобилось палеолитическому жрецу выделить особо календарный блок в 90 суток?» — ответ должен быть такой: «Для того, чтобы последующие циклы оборотов Венеры отсчитывать с момента появления ее не на востоке, где Луна умирает, а на западе, где ночное светило возрождается». Иначе говоря, после 99 синодических месяцев или восьми тропических лет, или пяти оборотов Венеры как «Звезды восходящего Солнца» («Утренней звезды») происходило «переключение» внимания на нее как на «Звезду заходящего Солнца» или «Вечернюю звезду», которая оказывалась на небосклоне левее, то есть восточнее (впереди) Солнца.

Для последующей расшифровки важно напомнить, что на краю прилегающего к средней части подвески левого конца ее размещаются девять лунок. Это позволяет легко выделить в знаковой системе скульптуры еще один блок из тех же знаменательных 99 знаков. Для этого следует лишь, вновь пройдясь по 90 лункам центрального отдела, добавить соседствующие с ними девять лунок левого конца подвески.

Так при восстановлении первоначального условия (каждая лунка обозначает синодический лунный месяц) в календаре ожерелья можно выделить еще одно восьмилетие, в котором, однако, Венера после периода невидимости в 90 суток главенствует уже как «Вечерняя звезда», а значит, совмещается с нарождающейся Луной западного небосклона.

Задача заключительного шага расшифровки становится очевидной: остается определить, какой период отражает оставшиеся не использованными в расчетах лунки левого конца центральной подвески, а также лунки и сквозные отверстия малых подвесок. Произведем их подсчет:

(84 — 9) + (10 + 11 +14) + (11 + 13 +14) = 148.

При условии, что каждый знак в этой сумме означает один синодический лунный месяц, такая запись определяет период продолжительностью

148 29,5306 суток = 4370,5288 суток.

Центральная подвеска ожерелья. Расшифровка ее знаковой системы в связи с движениями Солнца, Луны и Венеры.

Это число будет кратно периодам обращения Венеры и Солнца, если добавить к нему число змеевидно-волнистых линий и сквозное отверстие, но с условием, что каждый из них определяет одни сутки (поскольку основная часть знаков иная, чем лунки, то такой допуск оправдан). Действительно,

4370,5288 + 19 = 4389,5288 суток, 4389,5288 суток: 583,9 суток = 7,5176 оборота Венеры,

4389,5288 суток: 365,242 суток = 12,0181 тропического года.

В этих соотношениях прежде всего обращает на себя внимание 7,5 оборота Венеры. Заключительный «половинный оборот» может быть оценен однозначно: как чрезвычайно остроумный календарный ход, посредством которого вновь происходило «переключение» внимания со «Звезды вечерней» на «Звезду утреннюю», которая совмещается на восточном небосклоне с Луной умирающей. Необходимость такого «переключения» диктовалась тем обстоятельством, что далее ведь предстояло вновь отсчитывать пять оборотов Венеры по 99 лункам правого конца подвески, когда все возвращалось на круги своя и планета должна была занимать на небосклоне позицию правее (западнее) Солнца. Иначе говоря, «переключение» позволяло поддерживать наиболее рациональный порядок цикличного счисления времени, когда задача состояла в том, чтобы в структуре календаря находили отражения сопоставимые периоды обращений Солнца, Луны и Венеры. Только метод «переключений» открывал возможность создать столь простую и комплексную по характеру календарную систему. Само же это второе в структуре календаря «переключение» происходило при «нижнем соединении» планеты с Солнцем. Короткий, в семь или чуть более суток, период невидимости Венеры мог «считываться» по семи или более змеевидным знакам пластины. Итак, в целом календарь ожерелья отражал следующие (помимо 90 дней невидимости Венеры) периоды:

5 + 5 + 7,5 = 17,5 оборота Венеры,

8 + 8 + 12 = 28 годовых оборотов Солнца,

99 + 99 + 148 = 346 оборотов Луны.

Циклы эти примечательны бросающейся в глаза многозначительной игрой календарных чисел. В самом деле,

17,5 оборота Венеры при восприятии этого числа как суток (опять принцип «переключения»!) представляют собой период роста Луны от первого серпа до последних (третьих) суток полнолуния, предшествующих дню ущерба, «смерти» ночного светила — этот день, как известно, был в особенности (из-за «траурности» его) ненавистен пифагорейцам;

28 годовых оборотов Солнца при восприятии этого числа как суток представляют месячный цикл видимости Луны, после чего она «умирала» (исчезала с небосклона), «соединяясь» с Солнцем;

346 месячных оборотов Луны при восприятии этого числа как суток представляют драконический год Солнца — период возврата дневного светила к тому же лунному узлу, когда возникала опасность наступления затмения.

Так появляется предлог снова поговорить о красоте сопоставимости календарных периодов и каббалистической магии чисел, столь любимых халдейскими магами и египетскими жрецами. Но оставим это до более подходящего случая, поскольку теперь гораздо важнее существо «небесной реальности» в циклах движения Солнца, Луны и Венеры, как они отражены в календаре ожерелья с подвесками. Иначе говоря, следует обосновать правильность расшифровки знаковой системы «предметов искусства» мальтинского погребения отысканием астрономических реальностей, которые как раз и диктовали рациональность именно такого, а не иного принципа конструирования лунно-солнечного календаря с выключенными в его структуру циклами синодических оборотов Венеры. В этом плане исключительный интерес представляет период в 28 тропических лет, который и составляет базовую основу разработанной жрецами-астрономами мальтинской культуры комплексной, календарной системы.

Суть дела тут, сводится к следующему. «Соединение» Солнца и Венеры после восточного и западного появления, а также исчезновение ее на три месяца или семь дней — астрономических явлений, которые охватывают 19 месяцев и 17 дней (583,9 суток), происходит каждые восемь лет (99 синодических месяцев). Каждый следующий год соединение наступает на 2,4 дня раньше. Луна же с Солнцем «соединяется» тоже каждые восемь лет, запаздывая с каждым следующим годом на 1,6 дня. Отсюда следует, что оба события, совпадая с достаточной точностью через восемь лет, начинают затем расходиться в датах все заметнее — «соединение» Венеры наступает раньше, а «соединение» Луны позже. Но когда же в таком случае можно ожидать снова совпадения «соединений» Луны и Венеры с Солнцем? Астрономические расчеты показывают, что это событие происходит через семь периодов по восемь лет (через 56 лет), когда «соединение» Венеры наступает на 17 дней раньше, а «соединение» Луны — на 11 позже. Такое случается, однако, на 29,5 дня раньше, чем прежде (то есть ровно на один синодический месяц!). Отсюда делается вывод, что сопоставимые даты «соединений» Луны и Венеры с Солнцем происходят регулярно каждые 56 или 64 года. Поскольку базу календаря мальтинского ожерелья составляют 28 тропических лет с подразделениями в 8, 8 и 12 лет, то выход на периоды в 56 и 64 года с тем, чтобы можно было с разницей в один синодический месяц ожидать момента «соединения» с Солнцем как Венеры, так и Луны, не составляет труда. Это позволяет заключить:

1. Расшифровка календаря произведена правильно, ибо его структуры точно отражают астрономическую реальность. Метод «переключений» определял внутреннюю структуру календаря, нацеленного на учет закономерностей движения многих светил. Этот прием, судя по всему, был всеохватывающим в знаковых системах древнекаменного века, поскольку следование ему и открывает возможность в зависимости от обстоятельств воспринимать даже отдельно взятую лунку то как сутки, то как разные виды лунных месяцев и лет, тропических или драконических.

2. В культово-религиозной и мифологической системе палеолитического человека Сибири исключительную роль играли не только Солнце и Луна, но и Венера, Примечательно, что вся эта «небесная троица» воплощалась, в частности, одной центральной подвеской, что, очевидно, и объясняет возможность неоднозначности ее восприятия (как двуконечный фаллос, беременная женщина, голова быка и т. д.). Вместе с тем подвеска оказалась подразделенной на отделы так, что в ней можно усмотреть реальную астрономическую модель. Речь идет вот о чем. Если за начало первого цикла из пяти оборотов Венеры принимается ее положение на небосводе как «Утренней звезды» (планета располагается правее — западнее, позади Солнца), то и подвеску можно ориентировать в пространстве так, чтобы лунки этого цикла оказались связанными именно с правым ее фаллическим концом. Поскольку 90 лунок средней зоны подвески отражают в сутках период, когда Венера невидима и находится в «верхнем соединении» с Солнцем, то ясно, что «соединение» это, как его понимал палеолитический жрец, можно теперь представить наглядно, если принять среднюю («соединительную»!) зону скульптуры (со всеми теми образами, которые она воплощает) за символ Солнца, а круги и ряды из лунок — за изображение Венеры.

Последний цикл оборотов планеты связан с левым фаллосовидным концом подвески, что тоже отражает астрономическую реальность. Ведь отсчет здесь велся с момента, когда Венера появлялась на небосклоне как «Вечерняя звезда» и располагалась левее (восточнее, впереди) Солнца. Сходную картину можно также представить в связи с Луной, умирающий или народившийся серп которой появлялся вместе с Венерой правее (западнее) или левее (восточнее) Солнца. Значит, концы скульптуры (крылья птицы, рога животного, фаллосы) действительно призваны были подсказывать, где в пространстве в начале циклов располагались Венера и Луна относительно Солнца (его воплощала средняя часть скульптуры — туловище птицы, голова животного, живот женщины, вульва или соответствующая часть фаллоса). Нижнее «соединение» Венеры с Солнцем представлено в особенности наглядно: змеевидные линии (знаки суток) размещены на вырезанном из бивня мамонта сплюснутом диске. Так в реальности и выглядит у горизонта заходящее Солнце.

Сказанное позволяет, кроме того, понять, наконец, что скрывается за «магическими» противопоставлениями типа «лево — право», «верх — низ», «вперед — назад». Ясно, что они несут в себе прежде всего реальный астрономический смысл, свидетельствуя о способности предка мыслить пространственно, а значит, правильно понимать структуру мироздания, что и обусловило умение моделировать его. Вряд ли поэтому жрец Мальты не отдавал себе отчета в том, что «Утренняя» и «Вечерняя» звезда есть ипостаси одной планеты, которая, «соединяясь» с Солнцем «вверху» или «внизу», появлялась то на востоке, то на западе. Как и в случае с Луной, такого рода перемены находили отражение в культах, связанных с фундаментальными мировоззренческими идеями трактовки жизни, смерти («соединения», что обусловливало исчезновение, но трактовалось также как половой акт) и возрождения (очередное появление на небосклоне).

3. Главное значение в календарно-астрономических явлениях придавалось моментам «соединений» трех небесных тел, которые в случаях с Луной сопровождались не только исчезновениями ее, но и затмениями Солнца, а с Венерой — лишь исчезновением. Эти явления палеолитический человек рассматривал, судя по всему, неоднозначно — как смерть, но одновременно и как астральный половой акт (соединение), что обеспечивало «умершим» светилам последующее возвращение на небосклон. Реальность таких идей просматривается в характере образов, воплощенных в центральной подвеске — она и фаллос, и вульва, и женская скульптура с признаками беременности, но в обезглавленное туловище человека или голова быка, очевидно, отрубленная при жертвоприношении!

Едва ли после всего сказанного нужно толковать о том, сколь широкие перспективы откроются теперь в исследованиях по семантике искусства палеолита и в реконструкциях мифологии охотников на мамонтов и носорогов. Но, быть может, стоит поговорить и об остальных планетах, циклы обращений которых удалось выявить в узорах мальтинской пластины?

Остановимся, однако! Нелегкий рассказ и без того безмерно затянулся, и потому предоставляю читателю самому поразмыслить на досуге, как следует вести расшифровку записей, связанных с календарными циклами Марса, Юпитера и Сатурна. Советую лишь помнить, что планеты эти могут не только «соединяться» с Солнцем, но и, как Луна, находиться с ним в «противостоянии»; двигаться не только прямо (с запада на восток), но и, описав в Небе танцевальное па («петлю»), обратно — с востока на запад, а то вдруг впасть в «стояние» и, замерев, затаиться средь неподвижных звезд зодиака. Прозрения позволят терпеливым и любознательным ощутить наяву ни с чем не сравнимое наслаждение от приобщения к делам клана мудрецов «глухой первобытности», а заодно и посостязаться с ними в изворотливости ума.

Возвращаясь вновь к мальтинской пластине, рассмотрим завершающий, но, разумеется, отнюдь не последний по значимости сюжет, достойный углубленного анализа. Это гуманитарный (если можно так выразиться) аспект интерпретации, направленный на вскрытие сокровенных глубин образно-художественной семантики, зафиксированной на поверхности ее астро-номико-календарной записи, и прочтение узора как мифологического текста эпохи палеолита. Поговорим о возможности восприятия орнамента, на космический характер которого впервые указал К. Хентце, в качестве стилизованного изображения гигантского, причудливо извивающегося кольцами змия или дракона, проглотившего Солнце и Луну. Неоспоримая связь узоров пластины с сопоставимыми периодами обращений планет с календарями лет тропических, лунных и драконических, с месяцами синодическим и драконическим, с «эпохами затмений», а также с периодами луностояний, определяющими моменты повтора затмений, позволяет считать совершенно оправданными подобное восприятие и оценку орнамента мальтинской пластины. Это дает шанс начать отход от общих рассуждений о «космических символах» и «предметах искусства» палеолита и направить изыскания в русло доказательных реконструкций.

Змий, проглотивший Солнце и Луну. Развертка орнамента мальтинской пластины.

Спирального характера узоры орнаментально-числовых структур мальтинской пластины могут восприниматься как извивающиеся части тела дракона и его лапы, змеевидно-волнистая линия с 11 лунками — как хвост, а месяцевидная фигура 14 — как голова космического змия, пожирающего светила. Обращает на себя внимание и то, что центральная спираль пластины, а также спираль 54 и подразделения двойных спиралей с противоположной закруткой 45, 62(63) и 57 + 1 представляют собой круговые с отдельными концентрическими кругами структуры, незамкнутые (242 + 1 + 1 и 54) или замкнутые (все остальные). Семантически эти круги в принципе можно воспринять как проглоченные драконом и находящиеся в его утробе Луну и Солнце, отчего тело этого космического существа и выглядит как цепь совмещенных друг с другом выпуклостей или округлых вздутий. Если такое предположение верно, то сутки, месяцы и годы, определяемые лунками, которые располагаются в самом центре спиралей, были, возможно, как раз теми временными периодами, когда в течение больших саросов и периодов луностояний с наибольшей вероятностью случались затмения.

Вывод по результатам очередного этапа расшифровки знаковой системы одного из «предметов мобильного искусства» мальтинской культуры можно сформулировать следующим образом: узор космического характера на пластине из бивня мамонта есть орнаментально-числовые записи ряда календарно-астрономических периодов, самый продолжительный из которых составляет девять больших саросов или 486 тропических лет. Вместе с тем тот же орнамент при соответствующих в нужный момент изменениях календарной значимости каждой из лунок (равенство их суткам, синодическому или драконическому месяцу, тропическому или драконическому году) превращается в записи формул «эпох затмений», циклов повтора затмений, тропического, драконического и лунного годов, циклов вращений планет, периодов, связанных с этапами луностояний, а также саросов и больших саросов. Длительность последних выражалась как в месяцах синодических и драконических, так и в годах тропических и драконических.

Все это выглядит как элементы чрезвычайно гибкой, мастерски сконструированной, комбинаторной по структуре календарной системы, позволяющей реконструировать хронологию, которую использовал при счислении времени палеолитический человек. Он мог, как выясняется, следить за временем не только по годам — тропическому и лунному, но также по значительно более продолжительным календарно-астрономическим периодам, длительностью от самого малого — 57 синодических или 62 драконических месяца (4,6525 тропического года), до сароса простого, большого, и, наконец, до самого продолжительного — девятикратного повтора последнего с выходом на уникальный период длительностью в 486 тропических лет, в котором целыми числами месяцев выражались синодическое и драконическое счисления времени. Особое восхищение вызывает блестящее решение задачи счисления времени по Солнцу с учетом по месяцам времени лунного, когда приходилось поочередно использовать то сидерический вариант его, то синодический.

В этой, почти щегольской изощренности календаря не было бы смысла, если бы палеолитический человек не решал неустанно задачу предсказания возможности затмения. Нет никакого сомнения в том, что сердцевину этой совершенной и своеобразной календарной системы составляет четкая нацеленность именно на предсказание возможности затмения как на ближайшее, в пределах месяцев, время, так и на отдаленный (длительностью в несколько лет, десятилетий, а то и веков) период. Наиболее впечатляющая структурная часть этой системы — семь опорных, поистине «золотых чисел» (11, 14, 45, 54, 57 + 1, 62(63), 242 + 1 + 1). Выделив их, палеолитический человек сумел предельно емко и экономно кодифицировать свои астрономические знания, накопленные за тысячелетия наблюдений неба. Поэтому мальтинскую «бляху» следует при должной оценке воспринимать как счетную календарно-астрономическую таблицу и, возможно, инструмент, а в чисто информационном (допустим, для обучения) плане — как своего рода астрономический, арифметико-геометрический и мифологический «трактат», древнейший в мире. Он был записан палеолитическим жрецом-астрономом Сибири на двух сторонах пластины из бивня мамонта посредством детально разработанного в древнекаменном веке знакового письма. Повествование в этом своеобразном двустраничном «сочинении» ведется языком луночной арифметики (числа); криволинейной геометрии (спиралевидный и зигзагообразный резной и луночный орнаменты); художественных образов (изображения змей, а также абстрактно-стилизованные фигуры мифологических существ); сочетаниями всевозможных значков; комбинаторикой рассредоточения лунок по резным линиям или вне их; особенностями конфигураций, глубины врезки и расстановки знаков относительно резных линий; направлениями витков по часовой или, наоборот, против часовой стрелки. Коротко говоря, в этом «трактате» значима каждая деталь. Пустословию в нем не оставлено места.

Мальтинская пластина, судя по всему, представляла собой модель Вселенной. Этот, «предмет искусства» — предтеча и уплощенный вариант знаменитой сферы Архимеда. Объемную структуру мира палеолитического человека, как он был воссоздан им в изделии из бивня мамонта, составляли выпуклая верхняя и вогнутая нижняя поверхности его, пространственно ограниченные рамками прямоугольника с закругленными углами. Знаковая система из лунок на выпуклой поверхности выражала геометризованными числами идею циклически замкнутого времени и намечала круговые пути движения Солнца, Луны и планет. Они как раз и выписывали (творили?) фигуры многоликих мифологических существ, порождавших все живое на свете, а прежде всего Вселенную, которую они сами же и символизировали, как и некий «животный организм» у Гераклита. Существа эти, зооантропоморфные по облику, могли быть образным отражением Неба или Верхнего мира. Круговерти змеевидных тел их составляли «приведенный во вращение» мир людей древнекаменного века, когда они умом своим правили «звездами высших небес» задолго до Архимеда и его великих предшественников. Вогнутая сторона пластины с резными изображениями трех кобр в таком случае представляла картину Нижнего мира, Преисподней, а зигзагообразные контуры змей — графические записи лунных циклов, связанных с затмениями. Средний мир (Земля) как будто отсутствует в структурах изделия. Но она, очевидно, выражена самой пластиной из бивня мамонта. В этой связи заслуживает внимания кривизна пластины — не отражает ли она реальную степень кривизны земной поверхности, что позволило бы получить дополнительное доказательство осознания палеолитическим человеком шаровидности Земли?

Начало этого выпукло-вогнутого прямоугольного по периметру мира следует, очевидно, связывать с «пустым пространством» сквозного отверстия. С него зарождалась Вселенная, с него же начинался отсчет времени и раскручивание центральной спирали. Если это был момент полного солнечного или лунного затмения, то такое состояние могло оцениваться как безвременье — период господства Хаоса, разверстой в бездонную потусторонность черной дыры, распахнутой пасти готового поглотить все живое неведомого чудовища, воплощения бездны небытия, «оборотных сторон» Солнца или Луны, согласно мифологическим представлениям, — ужасного лика самой Преисподней. Сходные картины рисуют ранние греческие мифы, в которых описывается состояние Вселенной накануне появления упорядоченного мира — Космоса. Многочисленные вариации широко распространенных по всему свету мифов о процессе сотворения природы, в которых люди, задумываясь о происхождении мира, воспринимали его то как части расчлененного тела человека или животного (орнамент пластины, да и она сама расчленены), то как результат астрального полового акта, а затем и порождения (возможно, запечатленные в узорах существа рожают), дают право на выдвижение такой идеи.

Особого разговора заслуживает мысль о возможности использования мальтинской пластины в качестве астрономического инструмента. По всей видимости, то, что наречено археологами бляхой, представляет собой в действительности подставку для гномона, который закреплялся в сквозном отверстии. В таком случае вогнуто-выпуклая пластина с точным расчетом нанесенных на ее поверхности спиральных кругов могла служить своеобразным циферблатом для измерения времени в светлое время суток и для замеров длины тени в полдень, что позволяло фиксировать моменты солнцестояний и равноденствий, а также направления по странам света. Касание края тени гномона конкретной лунки и витка спирали давало возможность определять как час наблюдения, так и день его в годовом тропическом цикле. Стоит ли, в таком случае, сомневаться в знании Фалесом гномона, в его умении воспользоваться им для решения проблем счисления времени, в том числе и для определения границ неодинаковых по длительности сезонов?

Все это означает, что мальтинская пластина, быть может, древнейший в культурной истории человечества универсальный комплексный астрономический прибор, с помощью которого палеолитический человек мог следить за течением времени при счете его по Луне и Солнцу, а также, по-видимому, по звездам, улавливал смены сезонов, наблюдал за движением планет, определял моменты, когда следовало ожидать затмения. Теперь становится ясно, что кропотливый труд, потраченный первобытным человеком на создание этого прибора, может быть оправдан лишь грандиозностью задач, которые ставила перед ним сама жизнь.

Основные результаты проведенного исследования можно свести к следующему:

1. Допущение информационной многозначности лунок, когда они в зависимости от вариантов программы счисления времени по орнаментально-числовым структурам мальтийской пластины могли выступать как знаки суток, синодического и драконического месяцев, а также тропического и драконического годов, доказательно подтверждает оправданность идеи неоднозначности семантики вообще всех образов палеолитического искусства. Такой вывод важен прежде всего в плане методическом, ибо позволяет вести поиск в сфере первобытного художественного творчества в разных, одинаково перспективных направлениях.

2. Значительные достижения палеолитических охотников Сибири в познании природы обусловили появление проблемы сохранения и фиксации для передачи последующим поколениям знаний исключительной ценности. Задача эта, связанная с необходимостью поддержания и развития сложившихся культурных традиций, была решена посредством разработки своеобразного «письма», главные элементы которого — числовая комбинаторика лунок и насечек, геометрия фигур их рассредоточения в «поле записи информационного текста», подчеркнутого на определенных участках резными линиями и акцентированного разного рода дополнительными значками. В неразрывной связи со всеми этими числовыми и криволинейными знаками следует рассматривать также реалистические или стилизованно-абстрактные образы искусства древнекаменного века — тоже своего рода закодированный художественными средствами информационный текст.

3. Палеолитическому человеку мальтинской культуры Сибири при создании поливариантной системы счисления времени по суткам, месяцам и годам удалось решить проблемы, истинно научный характер которых неоспорим. Речь идет прежде всего об удаче в конструировании такого календаря, в котором, как и полагается, несопоставимые астрономические величины (длительность суток, месяца и года) сближались до максимально возможной степени. Иначе говоря, жрецам древнекаменного века Северной Азии удалось решить вопрос сведения дробного числа к целому. Именно это обстоятельство и объясняет возможность вычленения в узорах мальтинской пластины следующих календарных равенств: 223 синодических месяца = 242 драконических месяца; 54 тропических года = 57 драконических лет; 57 синодических месяцев = 62 драконических месяца = 4,6525 тропического года.

Все эти периоды, предельно ясно отраженные в орнаментально-числовых структурах мальтинской пластины (спирали 242, 54 + (57 + 1) + 62 + 45 + 4 = 223), с одной стороны, высвечивают принцип включения в каждый из узоров совершенно определенного количества лунок, а с другой — раскрывают нацеленность календаря на определение момента затмения, лунного или солнечного. Ведь очевиден же факт, что астрономическая значимость 223 лунок периферийных структур узора и 242 лунок центральной спирали заключается в точном отражении ими числа синодических и драконических месяцев в простом саросе (18 тропических лет + 11 (или 10) суток); 54 и 57 лунок спиралей правой окраины пластины — в отражении ими соответственно числа тропических и драконических лет в большом саросе; 57 и 62 лунок спиралей, расположенных по сторонам спирали центральной, — в отражении (при счислении по месяцам синодическим и драконическим) одного из периодов луностояний продолжительностью 4,6525 тропического года. Та же астрономическая, связанная с решением вопроса предсказания затмений значимость отчетливо просматривается в кратности 486 знаков мальтинской пластины девяти большим саросам. Кстати, то же число знаков было размещено и на предметах искусства из погребения Мальты —

366 + 120 бусин с отверстиями = 486!

Палеолитические календаристы Мальты заметили нечто исключительно важное, преданное с тех пор забвению астрономами: 122 дня составляют около 1/3 тропического года, но близкое число драконических месяцев (124) отражает период поворота лунных узлов на 180° (один из циклов, связанных с луностояниями; длительность его 9,305 тропического года). И почти такое же количество лунок включено в орнаментально-числовые блоки как левой, так и правой окраин мальтинской пластины:,

63(62) + 45 + 14 =122(121), 57(58) + 54 + 11=122(123).

Следовательно, в целом все периферийные структуры узора мальтинской пластины отражают период, близкий ко времени поворота лунных узлов на 360°.

173 дня составляют половину драконического года, но близкое число синодических месяцев (172) отражает период поворота лунных узлов на 270° (один из циклов, связанных с луностояниями; длительность его — 13,9575 тропического года).

187 дней составляют период от весеннего равноденствия до осеннего, но это же число драконических месяцев отражает тот же цикл поворота лунных узлов на 270°.

243 дня составляют 2/3 тропического года, но близкое число драконических месяцев (242) отражает цикл поворота лунных узлов на 360° (один из периодов, связанных с луностояниями; длительность его — 18,61 года); лунки центральной спирали мальтинской пластины точно отражают этот период, подтверждая, как и в случае с периферийными блоками, знание палеолитическим человеком этого астрономического цикла.

62, (45 + 14), 57, 54 дня составляют записи около двух драконических и синодических месяцев при условии, что один знак равен одним суткам. Но при иной календарной значимости одного знака это могут быть также записи, близкие к периоду в 4,6525 тропического года, 9,305 тропического года или к большому саросу.

Палеолитические жрецы-астрономы, любители (вроде пифагорейцев?) игр в «магические» числа, знали и парадоксальные равенства: 17,5 суток составляют период роста Луны от первого серпа до дня накануне ущерба, но это и число оборотов Венеры в течение 28 тропических лет; 346 суток составляют драконический год, но это и число лунных месяцев, в течение которых совершается 28 оборотов Солнца и 17,5 — Венеры; 28 дней видна Луна на Небе, но это и число лет, позволяющее при удвоении их знать, когда наступает великое явление — совпадение «соединений» Луны и Венеры с Солнцем. А чего стоит знание людьми древнекаменного века Сибири такого, воистину «золотого соотношения»: 5 (обороты Венеры) = 8 (тропические годы) = 99 (обороты Луны)? Согласимся, что все это позволяет однозначно ответить на вопрос: кто же в действительности первым «Неба устав, Законы богов, Гармонию мира мудро на Землю принес»?

Но оставим в покое «тени былого» и, продолжая подводить итоги, обратим внимание на поразительное сходство двойных с противоположной закруткой спиралей мальтинской пластины с нынешним астрономическим знаком восходящего и нисходящего узла лунной орбиты. В семантике его как изображении дракона с головой (восходящий узел) и хвостом (узел нисходящий) никто из историков астрономии не сомневается. Но если раньше прообраз такого драконовидного знака искали в соответствующих изображениях древней Индии и Египта времен пирамид, то спирали ачинской скульптуры, малых подвесок ожерелья из погребения Мальты и этой пластины из бивня мамонта уводят истоки его в развитую культуру древнекаменного века, отстоящую от современности на период, близкий завершению цикла прецессии (около 26 тысяч лет). Поэтому теперь вовсе не представляется фантастической идея знаменитого французского астронома, математика и физика Пьера Симона Лапласа о том, что зодиак ведом был человеку около 15 тысяч лет назад. Получение доказательств пристального внимания палеолитического человека не только к синодическому счислению времени по Луне, но и к сидерическому (звездному), предполагающему еженощное слежение за перемещением ночного светила на фоне звезд и созвездий, позволяет воздать должное смелой прозорливости выдающегося космолога.

Учитывая принципиальную значимость такого вывода, следует опереться на мнение профессионального астронома А. Паннекука. Анализируя результаты тщательных наблюдений за Луной, он отмечал невозможность того, чтобы могли оставаться незамеченными звезды, «которые безмолвно вычерчивают свои пути и продвигаются вперед с каждым следующим месяцем. Первое явление, выступающее при наблюдениях молодой Луны, — регулярное перемещение созвездий и их изменение в течение года. Звезды, видимые на западе вечером, характерны для данного сезона; следовательно, по ним можно исправлять календарь и систему интеркаляции. Это применимо также к первому появлению звезд на восточном утреннем небе». Наблюдения за Луной позволяли выделить зодиак с 36 звездами (по три звезды на каждый месяц лунного года). Подразделения календаря ожерелья с подвесками позволяют представить, каким был зодиак в древнекаменном веке, и потому приходится лишь сожалеть, что ограниченность объема книги не позволяет дать его реконструкцию.

Продолжая ту же тему, можно утверждать, что только признание сидерического варианта счета времени по Луне в древнекаменном веке приоткрывает решение давнего вопроса: когда человек заметил «движущиеся звезды» — планеты? Всякий, кто хотя бы на протяжении одного-двух месяцев обращал свои взоры на эти необычайно яркие светила, замечая при этом в окружении каких звезд они каждый день находятся или насколько далеко отстоят друг от друга, не может не сказать: разумеется, они замечены в ледниковую эпоху, когда жрецы первобытного общества завершили разработку комплексной лунно-солнечной календарной системы. Теперь получены прямые доказательства внимания людей древнекаменного века к планетам. Они знали периоды их обращений в сопоставимости друг с другом в парах Венера — Марс, Юпитер — Сатурн, а также в согласии с движением Солнца и Луны.

Возвращаясь к теме многозначности лунок пластины, следует заметить, что возможны и другие варианты сопоставлений чисел, и это следует иметь в виду, когда производится расшифровка записей эпохи древнекаменного века. Все это определяется тем неоспоримым фактом, что палеолитический человек (как египетские и шумерийские жрецы при всех сопоставлениях равенства так называемых космических (божественных) суток и земного тропического года) открыл возможность отражения одними и теми же числами разных по длительности календарно-астрономических периодов и разработал на этой основе емкую комбинаторную систему счисления времени по суткам, разным вариантам месяцев и лет. Неучет этого обстоятельства при анализе совмещенных в определенные числовые блоки лунок или нарезок приведет по меньшей мере к недооценке емкости записи, ограничению ее информативности.

Эти сопоставления и соответствия позволяют, наконец, со всей ясностью понять, что именно предопределило размещение на выпуклой стороне мальтинской пластины строго определенного числа лунок, а также ответить на вопрос: какие цели преследовал палеолитический математик и астроном, подразделяя их на орнаментально-числовые блоки (242 + 1 + 1, 11, 54, 57 + 1, 62(63), 45, 14) и выделяя варианты, отличающиеся на 1–2 единицы. Все дело в том, что эти воистину «золотые числа», вне какого-либо сомнения, уникальны в их строго системном подборе. Они при использовании принципа гибкой комбинаторики простейшей счетно-вычислительной таблицы позволяют производить счисления сопоставимых циклов обращений планет, лунного, тропического и драконического годов, их особо важных для определения момента затмения подразделений, в том числе периодов повтора затмений и «эпох затмений», а также следить за временем в течение периодов луностояний, сароса и большого сароса. В орнаментально-числовую композицию из 489 знаков, образующих всеобъемлющую комплексную информационную систему, оказываются как бы впечатанными все основные разновидности календарей точного счисления времени по Луне и Солнцу, циклы, необходимые для предсказания возможности затмений, и периоды обращений планет на фоне звезд (синодические обороты).

Можно, кроме того, сказать, разъясняя уникальную значимость пластины со спиралями, что М. М. Герасимов нашел в Мальте не пряжку и не бляху, а палеолитический вариант «Канона сароса», астрономического сочинения о последовательностях затмений, на 25 тысячелетий древнее названной так знаменитой вавилонской таблички из Британского музея, которая вызвала невиданный энтузиазм историков астрономии при публикации ее в 1893 году И. В. Штрассмайером и И. Эппингом. Табличку эту датировали затмения IV — начала III веков до нашей эры, то есть записи на ней велись во времена, которые считаются периодом становления греческой астрономии, будто бы щедро питаемой ближневосточным жречеством.

Как же в свете произведенных расшифровок должно теперь представлять глубину истоков античной науки и мифологии? Выходит, что корни их уходят в древнекаменный век. Этот вывод вовсе не умаляет величия достижений в науке античных натурфилософов. Совсем напротив, он сводит на нет подозрения в неосведомленности их о вещах весьма существенных, в частности связанных с астрономией, космологией и космогонией.

4. Подразделение лунок на группы в каждой из структурных частей орнаментальной композиции пластины не столь простое, чтобы решать вопрос без точных замеров расстояний между знаками и самого скрупулезного изучения формы каждого из них, а также его позиции относительно сопутствующих деталей узора, как это делается порой. Группировку лунок не может также определять одно лишь стремление выделить периоды смены фаз Луны в течение синодического месяца, как предлагает понимать палеолитические календарные записи А. Маршак. Комплексность календарной системы мальтинской пластины предопределяет не жесткую, раз и навсегда зафиксированную схему сочетаний определенного количества лунок, а гибкое совмещение их в числовые блоки в зависимости от того, какая в конкретном случае решается задача при счислении времени и какой длительности календарный период отражает знак. Такой подход к анализу знаковой записи древнекаменного века требует учета самых незначительных на первый взгляд деталей орнамента.

5. Ориентация структуры календарной системы мальтинской пластины на предсказание затмения свидетельствует о стремлении палеолитического человека Сибири к исключительно точному счислению времени. Оптимальность такого шага при конструировании счетной таблицы заключается в том, что сами затмения служили древнему календаристу своеобразным «небесным знаком», по которому проверялась правильность счета времени, а в случае необходимости определялся тот важный момент, когда в календарь следовало вносить соответствующие поправки. Иначе говоря, затмения были для людей эпохи плейстоцена сигналами точного времени.

За сим следуют чрезвычайно важные выводы косвенного порядка. Умение предсказать затмения свидетельствует, в частности, о том, что палеолитический астроном превосходно знал тот самый примечательный, шириной всего 0,5 °, пояс неба, в зоне которого они, как о том мог знать Фалес, постоянно происходят. Но это и есть эклиптика, годичный путь движения Солнца меж звезд с запада на восток, а вместе с примыкающей к нему полосой неба — и дорога «блуждающих звезд» — планет, а также Луны. Стоит ли говорить, насколько весомо подтверждает это мысль о выделении зодиакального пояса созвездий в древнекаменном веке. Палеолитический астроном из продолжительных наблюдений знал, очевидно, наперечет и звезды, расположенные точно в поясе затмений, то есть на самой нити эклиптики. Странно поэтому продолжать твердить, что он не удосужился заметить столь яркое явление Неба, как движение меж звезд планет, меняющих блеск и направление путей.

6. Роль календаря не ограничивалась тривиальным определением моментов наступления или окончания сезонов, с которыми, конечно же, строго связывалась экономическая деятельность сообществ охотников и собирателей древнекаменного века. Календари, требующие для усовершенствования их структур неустанных, с применением особых методических приемов наблюдений за небесными явлениями и разработки подходящего инструментария, простого, но надежного и точного, стали, очевидно, к периоду расцвета мальтинской культуры сферой интеллектуальных занятий отдельных представителей первобытного коллектива, прямо не связанных по роду своих обязанностей с обычной производственной деятельностью, как ее представляют археологи (охота на мамонтов, выкапывание кореньев, сбор ягод). Это были, несомненно, представители настоящего «мозгового центра» культуры. Они решали такие задачи, которые определяются теперь как проблемы научные. Анализ их, как и разъяснение глубинной подоплеки стремления палеолитического человека к исключительно внимательному слежению за течением времени, станет сюжетом последующих расшифровок, и тогда выяснится, какая при том цель преследовалась. Но уже теперь, догадываясь, что причины определялись, конечно же, не отвлеченным любопытством, а необходимостью обеспечить выживание первобытного коллектива, можно со всей ответственностью констатировать, что результаты произведенной семантической реконструкции «текста» орнаментально-числовых структур мальтинской пластины ставят на прочную базу фактов гипотезу о зарождении и формировании фундамента естественно-научных знаний в недрах общества древнекаменного века. Столь же смело можно отныне говорить не просто о неких слабых и едва заметных ростках таких знаний, а о настоящем становлении науки, причем наиболее сложного ее отдела — математики. Ведь занятия астрономией требуют чрезвычайно тонких познаний как в арифметическом счете, так и в геометрии. Культура древнекаменного века выглядит в свете этого вывода своеобразной охотничьей цивилизацией, непонятой археологами палеолита предшественницей великих земледельческих цивилизаций юга и востока Евразии. Сама суть оценки главного итога проведенного исследования логически неотвратимо подталкивает к столь ответственному выводу.

7. Признав факт знания циклов оборотов планет, продолжительности сароса, большого сароса, а также каждого из периодов луностояний, можно утверждать, что палеолитический человек уловил периодичность изменения размещения в пространстве «блуждающих звезд», Луны и Солнца и понял истинные причины наступления затмений, как и исчезновений планет. Дж. Хокинс утверждает, что уяснение периодичности возврата Луны к исходному положению через 18,61 года уже само по себе есть четкий показатель понимания строителями Стоунхенджа шарообразности Земли. Следовательно, и творцы календарной системы мальтинской пластины должны были при обширных астрономических познаниях в полной мере отдавать себе отчет в том же самом, понимать гармонию смены позиций светил в пределах пространства мироздания по мере течения времени.

Подобный вывод ставит на очередь проблему реконструкции картины Вселенной, какой она представлялась людям мальтинской культуры, а также (на определенном этапе последующего поиска) и задачу особой сложности — проникновение в натурфилософию людей древнекаменного века. То и другое воплощалось ими в мифологических сюжетах, действующими лицами которых выступали реальные, и фантастические существа из животного мира плейстоценовой эпохи, а также сами люди, наделенные необычными чертами и способностями эпико-мифологических персонажей. В таком случае первобытное искусство с его образами и сюжетами может быть воспринято прежде всего, как «текст» и «иллюстрации» древнейших мифов.

Астральный характер их не подлежит сомнению. Так, в узорах мальтинской пластины с достаточной ясностью угадываются фигуры гигантского небесного змия, глотающего Луну и Солнце, творящего или уничтожающего Вселенную, а также изображения дракона или рогатых животных, роль которых сводилась, очевидно, к тем же космическим актам, порождающим или расчленяющим мир. Астральность или космич-ность подобных существ, воплощенных орнаментальными структурами узора мальтинской пластины, доказать просто — вся эта композиция из-за ее нерасторжимой связи с календарем астральна и космична.

8. Познания палеолитического человека, связанные с астрономией, отнюдь не избавляли его от заблуждений, которые как раз и обусловили формирование первобытных религий и культов. Астральный характер их тоже вероятен, что и объясняет тесную взаимосвязь в древних обществах науки и религии. Заслуживает внимания, в частности, вопрос об истоках числовой символики или так называемой магии чисел. В глубинной основе пифагорейского по духу обожествления числа и наделения его «магической силой» лежит признание за ним функции хранителя особо важных фактов из познанного в природе. Поэтому можно не сомневаться в том, что «золотые числа» мальтийской пластины вызывали священный трепет палеолитического астронома и жреца. Поразительный по рациональности подбор их вряд ли оставит равнодушным и современного математика, а также историка астрономии и календариста.

9. Высказанные соображения обнажают степень ограниченности принципа формирования впечатлений об уровне развития палеолитической культуры на основании результатов анализа техники раскалывания и обработки камня, типологии инструментов, а также характера и конструктивных особенностей жилых, хозяйственных и «культово-ритуальных» комплексов стойбищ древнекаменного века. Наступила пора осознать, что архаизм основных орудий, изготовленных из камня, простота приемов оформления изделий, «неряшливость» заброшенных десятки тысячелетий назад и заваленных «обглоданными костями» стойбищ людей древнекаменного века и прочее, на чем принято акцентировать внимание, в действительности есть маска, искажающая и скрывающая реальные черты живого лица культуры. Поэтому теперь и становится особо актуальной задача — обратиться к познанию интеллектуальных достижений палеолитического человека, к изучению его духовного мира. Только такой поворот в исследованиях древнекаменного века позволит взглянуть, наконец, истине в лицо. Что же касается интерпретации образов палеолитического искусства, то новые методические приемы анализа археологических источников, доказательное (на уровне точных наук) вскрытие семантики того, что воспринимается археологом как «объект первобытного художественного творчества», — самый сложный и трудный, но зато прямой и эффективный путь в таком предприятии. Продолжение изысканий в этом направлении представляется перспективным, и оно в последующем не может не оказать решающего влияния как на методику исследования памятников, так и на понимание объектов и культурных комплексов, которые пока определяются археологами весьма туманно — как «культовое» или «ритуальное»…

За три года до открытий М. М. Герасимова в Мальте в Париже вышла в свет книга Марселя Бодуэна «La prehistoire par les Etoiles» («Доистория через звезды»). Ее встретили язвительные насмешки специалистов по древнекаменному веку, и она, как и многочисленные статьи М. Бодуэна на ту же тему, была предана глухому забвению на 60 лет. Теперь положение дел в этой области поиска, похоже, начинает складываться так, что актуальным становится пожелание остановить неуместную иронию и заняться такими исследованиями, которые в качестве непременного и полноправного раздела включали бы, наконец, палео-астрономию.

Археологи, знатоки древнекаменного века, конечно, цари в познании «дикой первобытности». Но, услышав такой призыв, они, возможно, посетуют на чрезмерные трудности следовать ему и будут говорить: «А нельзя ли о том же самом, но как-то попроще?» По такому случаю позволю себе привести слова Архимеда, произнесенные в беседе с правителем Саракуз Гиероном II. Однажды царь, удрученный сложностью астрономических премудростей, выразил пожелание освободить его в порядке исключения «от математических соображений» и призвал учителя поскорее перейти к сюжетам, более для него, владыки, привлекательным. «Будем продолжать, — сухо ответил на это Архимед, не изменяя наставнического тона. — Будем продолжать: в астрономии и для царей нет облегченного пути».