Не будет большим преувеличением утверждение: цифровой активизм в России – это неопознанный феномен. Соответственно, главная задача текста – это не высказывание суждений, а описание фактов, не вынесение оценочных характеристик, а отражение логики и динамики явления.

Историю цифрового активизма (ЦА) можно разделить на три этапа. Первый – от появления первых массовых персональных компьютеров примерно до 1996 г. Второй – с 1996 г. до возникновения WikiLeaks и первых мощных организованных групп интернет-активистов в 2007–2008 гг. Третий – с 2008 г. по 2015 г. Буквально на наших глазах происходит переход к четвертому этапу, о котором, собственно и пойдет речь дальше.

Значительная часть наиболее продвинутых представителей программистского сообщества и других профессиональных групп, связанных с информационно-коммуникационными технологиями в конце 80-х – начале 90-х гг. прошлого века принадлежала к таким идейным движениям, как анархизм, коммунитаризм и либертарианство. В конечном счете, к концу XX века именно либертарианское движение стало господствующим идейным течением в среде хакеров.

На заре компьютерной эры сформировалась не только особая культура, но и своего рода способ жизни – хакерство. «Для понимающих людей, уважающих изначальный смысл термина, под хакингом обычно понимается процесс проникновения в суть той или иной вещи. Конечный результат процесса – понимание того, «как это работает», зачастую сопровождается стремлением переделать исходный процесс. Давно отчеканенная формула «хакеры построили интернет» в значительной степени не преувеличение, а просто констатация факта».

Первые группа хакеров-активистов появились еще в доинтернетных сетях, типа конференций ФИДО и т. п. С появлением интернета численность хакеров увеличилась с сотен до тысяч. По сути, в ту эпоху нерегулируемого интернета, доступ в который был связан с определенными техническими сложностями, киберпространство привлекало всех ценителей свободы – от правых до левых – отсутствием государственного контроля. Благословенное для хакеров время закончилось в 1996 г., когда Президент США Б. Клинтон подписал закон «О благопристойности в коммуникациях». Он стал первым государственным документом, регулирующим контент в интернете и распространяющим на него государственную юрисдикцию США.

Именно с принятием этого документа начинается отсчет второго этапа. Он ознаменовался превращением отдельных групп хакеров различной направленности в мало организованное, но при этом достаточно мощное, движение интернет-активистов. Главной целью движения стала борьба за свободу интернета и ограничение государственного регулирования в этой сфере. На данном этапе основными противниками интернет-активистов стали органы власти США, Великобритании, в меньшей степени других европейских стран. Именно в эти годы публикуются наиболее чтимые и по сегодняшний день среди цифровых активистов документы: «Декларация независимости киберпространства» Джона Барлоу, «Манифест криптоанархиста» Тимоти Мея и «Свобода гипермедиа» Ричарда Барбока.

Чуть позже часть американо-британского истеблишмента, традиционно имеющая особые связи с высокотехнологичной наукой, и специальными полугосударственными-получастными разведывательными службами, озаботилась установлением контакта с интернет-активистами и политхакерами. Одним из документированных свидетельств этой связи стала написание, опубликование и мощнейшая рекламная кампания по раскручиванию книги Сьюлетт Дрейфус и Джулиана Ассанжа «Компьютерное подполье. Истории о хакинге, безумии и одержимости». В рамках этой кампании международное фабианское общество и элитные группы, ориентированные на либертарианцев, впервые превратили Дж. Ассанжа в крупную общественную фигуру. В Великобритании и США книга была издана в 1997 г., а в России переведена и издана в 2005 г. При этом, имя Дж. Ассанжа по загадочным причинам выпало из числа авторов.

В 1998 г. была опубликована первая книга, где на материале международных движений и организаций, а также локальных кампаний за демократию, права человека, защиту окружающей среды известные исследователи, связанные с американским разведывательным сообществом, впервые сделали уверенный прогноз о скорейшем превращении интернет-активистов в мощную трансграничную и локальную политическую силу.

Прогноз начал сбываться уже в начале нулевых годов. В значительной степени подъем интернет-активизма инициировали жесткие, если не сказать полицейские, меры, инициированные событиями 11.09.2001. Они выразились в частности, в резком ужесточении контроля над интернетом и тотальном наблюдении федеральных структур за активностью граждан и бизнеса в сети. Это с неизбежностью привело к ужесточению конфронтацией между интернет-активистами и органами власти ведущих западных стран.

Обострение шло на фоне укрепляющихся контактов цифровых активистов с частью элиты, которая, прежде всего, была связана с IT и другими высокотехнологическими компаниями и различного рода организации отставных разведчиков и военных, в том числе либертарианской направленности (например, ассоциация «Старые вороны»).

Начало третьего этапа датируется 2007–2008 гг. К этому времени была впервые реализована разработанная еще в 90-е гг. прошлого века инициатива борьбы с государством путем рассекречивания. В книге 1997 г. Дж. Ассанж предложил рассматривать государство как огромную, неподконтрольную никому машину насилия и присвоения, которая зашифровывает все свои действия и операции. Соответственно в качестве эффективного средства борьбы с государством были предложены технологии рассекречивания.

Реализацией этой концепции стал WikiLeaks. С одной стороны он оказал сильнейшее влияние на американский и глобальный политический ландшафты, а с другой, впервые наглядно продемонстрировал миру мощь нового трансграничного движения интернет-активистов. Любопытно, что часть участников проекта WikiLeaks были активно задействованы в президентских избирательных кампаниях Б. Обамы 2008 и 2012 гг. Не будет преувеличением сказать, что на этих выборах впервые высокотехнологическая элиты и связанные с ними интернет-активисты задействовали свой потенциал. Об этом написаны две насыщенные фактурой, любопытными технологиями и практическими знаниями книги, которые, к сожалению, не переведены в России.

К концу нулевых годов нынешнего века численность интернет-активистов по миру стала измеряться уже сотнями тысяч человек. Еще более важно, эти сотни тысяч представляют собой не разрозненных, атомизированных индивидуумов и враждующие между собой группы, а более-менее связную, взаимодействующую сеть. Помимо чисто политических и социальных инициатив и программ, интернет-активисты оказались у истоков так называемой «совместной (sharing) экономики». Эта экономика как нельзя лучше соответствует с одной стороны взглядам П. Кропоткина, а с другой, концептам австрийской экономической школы и в целом либертарианства.

В десятые годы интернет-активисты приступили к активным действиям в реале. Практически повсеместно эти действия были направлены против государственных органов власти, господствующих элит и сложившегося миропорядка. Не будет преувеличением сказать, что интернет-активисты сыграли очень большую, хотя и не решающую, роль в таких сложных феноменах, как движение «Оккупай Уолл-стрит», избирательных кампаниях 2012 г. Б. Обамы и Р. Пола, успешных движениях за приход к власти национальных партий в стране Басков, Каталонии, Шотландии, протестных движениях в Аргентине, Франции и Бельгии. Определенную, хотя и крайне гиперболизированную СМИ, роль сыграли интернет-активисты в зимних протестах в Москве в 2011 г.

Так или иначе, уже в 2012 г., после завершения второй избирательной кампании Б. Обамы, сложному конгломерату сил, стоящих за Администрацией, включающему в первую очередь высокотехнологичный бизнес, технологическое крыло разведывательного сообщества, военного комплекса и финансовых кругов, стала ясна необходимость осторожного подспудного взятия под контроль движения интернет-активистов и превращение его в инструмент реализации собственных целей и интересов.

Не будет преувеличением сказать, что четвертый этап начался в 2013 г. со знакового события. Им стала встреча в то время председателя совета директоров Alphabet (Google) Э. Шмидт, и его советника по общественным движениям и руководителя «фабрики мысли» Google, в прошлом советника X. Клинтон – Д. Коэна, с Дж. Ассанжем. Подробности и детали встречи опубликованы в так и не переведенной на русский язык книге Дж. Ассанжа «Когда WikiLeaks встречается в Google». Встреча Э. Шмидта и Д. Коэна с Дж. Ассанжем происходила в рамках подготовки к публикации, как ее в последствие назвали «главной книги десятилетия» для Америки и мира – бестселлера «Новый цифровой мир».

В книге, а главное в прошедших по всему миру конференциях и лекциях, связанных с представлением и обсуждением бестселлера, Э. Шмидт и Д. Коэн впервые четко определили суть нового явления – цифрового активизма и его отличия от хакерства и интернет-активизма. В своих выступлениях они определили ЦА как «движение, в котором участвуют индивидуумы, группы и сети, стремящиеся, борющиеся и осуществляющие политические и социальные перемены в цифровом мире с использованием высоких, и прежде всего, информационных технологий». Буквально в этом году с активизацией Научного совета Министра обороны США, который возглавил Э. Шмидт, а в состав консультантов которого вошел Д. Коэн (продолжающий консультировать X. Клинтон), эта формулировка стала использоваться в официальных документах федеральных органов власти США.

Коренное отличие цифровых активистов от интернет-активистов состоит в том, что с появлением в текущем десятилетии Больших Данных, массовым распространением сначала интернета вещей, а затем интернета всего, и началом широкого использования не только государственными структурами, но и бизнесом и даже частными лицами, программ и приложений искусственного (вычислительного) интеллекта, произошло полное стирание границ между виртуальностью и реальностью. Сегодня больше нет разделения мира на кибер–  и привычное нам повседневное пространство. Вся реальность стала цифровой, а интернет и другие сети существуют не поверх обычного мира, а вплетены в него и более того, с каждым месяцем становятся во все возрастающей степени его несущей конструкцией.

Соответственно, если хакеры и интернет-активисты осуществляли свою деятельность в киберпространстве, то цифровые активисты проводят акции и кампании в обычном, привычном мире, используя в них всю технологическую мощь информационных технологий. Именно в этом состоит принципиальное отличие, которое, к сожалению, должным образом, по крайней мере в российской аналитике, не отрефлектировано.

В крайней работе крупнейший теоретик и практик высокотехнологического общества Мануэль Кастеллс выделил три важнейших признака ЦА настоящего и ближайшего будущего:

1. Приверженность к либертарианству. Современное либертарианство впитало в себя различные мировоззренческие и идейные установки – от анархизма до коммунитаризма, от приверженности классическому рынку независимых производителей до широкого использования бартертных и т. п. схем. Либертарианцев объединяет убеждение, что люди имеют безусловное право на свободу от посягательств на личность или собственность, а законы должны лишь обеспечивать эту свободу, а также исполнение свободно заключённых договоров. Для защиты от этих посягательств люди и общины имеют право на насилие, в том числе вооруженное, обеспеченное правом на оружие, и на сопротивление государству Либертарианство пропагандирует как экономическую, так и личную свободу, ограничивая вмешательство государства в жизнь общества.

2. Высокий уровень профессиональных знаний, программистских и технических компетенций. Умение быстро учиться и переучиваться. Цифровые активисты, как правило, не только обладают высоким уровнем компетенций в области самых передовых технологий, причем не только компьютерных, но и политических, организационных и т. п., но и способны быстро учиться и переучиваться, чтобы успеть за прогрессом науки и технологий.

3. Убежденность цифровых активистов в эффективности групповых и коллективных действий. Они крайне негативно относятся к государствам, особенно большим, но при этом строят свою деятельность, опираясь на малые группы, небольшие общины и массовые движения, состоящие из локальных подразделений. Самыми популярными авторами у цифровых активистов, согласно недавно проведенному Корнельским университетом опросу, стали П.Кропоткин, М. Ридли и К. Ширки.

Цифровые активисты в своей массе по идеологии, мировоззрению и образу жизни враждебны к правящим элитам и достаточно негативно настроены к любым государствам, в первую очередь, большим по размерам, а самое главное – по функционалу, масштабам участия и влиянию на жизнь общества.

ЦА – это, прежде всего, политическая деятельность. Любая политическая деятельность связана с борьбой за власть. Применительно к ЦА не менее, а может быть и более важными, чем борьба, являются обеспечение максимальной подконтрольности власти и ограничение государственных функций. Ключевой лозунг ЦА: хорошее государство – это маленькое государство.

Нынешний ЦА не признает приоритета национального права над международным. Более того, и в самом международном праве ЦА разделяет различные акты, принятые в интересах тех или иных стран или правящих элит, и акты, гарантирующие права отдельного человека или малых групп. ЦА исходит из примата Всеобщей декларации прав человека, принятой ООН, над любыми другими документами, включая национальные и международное законодательства.

Цифровые активисты осуществляют свою деятельность исходя из трех принципов:

• действуй локально, взаимодействуй глобально. В основе акций ЦА лежит принцип линзы или лазера. В каждой конкретной точке цифровых активистов может быть немного, но за ними стоит движение по всему миру со всеми его возможностями и ресурсами;

• стая сильнее иерархии. Пока силовые структуры, исследователи, бизнес занимаются и говорят о сетях, цифровые активисты действуют по стайному принципу. Любая сеть – это что-то обнаруживаемое, пластичное, но более-менее постоянное. Стая – мгновенно собирается из, казалось бы, никак не связанных между собой индивидуумов, которые решают общую задачу. Лучшей метафорой стаи является флеш-моб. В сети главное – коммуникация, в иерархии – подчинение, а в стае – коллективные действия на основе общего мировоззрения (веры), ментальных и биофизических эффектов (на последнем базируются стаи птиц, косяки рыб и т. п.);

• качество бьет количество. Цифровые активисты обнаружили, что силовые структуры и правоохранители всех стран больше всего опасаются массовых акций. На практике же, решающие перемены осуществляются относительно небольшими, сплоченными и знающими что делать группами. Справедливость этого доказана фактами из практически всех сфер человеческой деятельности и истории подавляющего большинства стран. В науке этот феномен описан, как принцип Парето или 20/80. В наиболее простом виде эта эмпирическая закономерность гласит: 20 % членов группы делают 80 % решающих усилий для успеха любого дела.

Внимательный мониторинг различного рода конференций и открытых дебатов ведущих «думающих танков», таких как Центр Новой Американской Безопасности, Фонд Новая Америка, Брукингский Институт, фабрика мысли Google и т. п. показывает следующее. В течение 2015 – первой половины 2016 гг. определенные паттерны транснациональных элитных групп, приступили к проведению целенаправленной политики, направленной на создание системы неявного рефлексивного управления ЦА, превращения движения из глобального и локального субъекта в инструмент достижения определенных элитных целей.

В широком смысле речь идет о том, чтобы использовать возможности и потенциал ЦА в интересах конкретных элитных групп, как в международном, так и страновом аспектах (например, цифровые активисты были использованы силами, связанными с X. Клинтон, для скандализации предвыборной кампании Д. Трампа и провоцирования различного рода волнений в местах его выступлений). Это – очень ювелирная долговременная операция. Как отмечалось выше, по своему мировоззрению цифровые активисты крайне негативно относятся к любым государственным структурам и изначально позиционируют себя, как контрэлитная сила. Поэтому, чтобы осуществить столь тонкую операцию, элитные группы и паттерны, связанные, прежде всего, с высокотехнологичным бизнесом, разведкой и новыми финансами, тщательнейшим образом изучили историю.

Мировая и особенно российская история свидетельствуют, что протестные движения различного уровня радикальности, вплоть до революционных групп, ориентированных на вооруженную борьбу с режимами, находились в очень непростых, можно сказать симбиотических взаимоотношениях со спецслужбами и элитами. С одной стороны они, безусловно, враждовали, соперничали и воевали. В том числе с человеческими жертвами. Но с другой – они же взаимодействовали, обменивались информацией, а часто и ресурсами. В одних случаях в этих симбиотических отношениях верх брала власть и ее службы. В других же радикалам-революционерам удавалось, в конечном счете, использовать возможности, ресурсы и потенциал власти и силовых структур для достижения собственных задач.

Например, с событий, связанных с убийством Александра Второго и революцией в России 1917 года минуло более столетия. Однако известно, что аналитические экспертные группы, работающие по превращению ЦА из субъекта в инструмент, внимательно изучали российский опыт. На упомянутых конференциях неоднократно обсуждались в частности такие книги, как «Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 года» Владимира Брюханова, «Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916» Анджея Иконникова-Галицкого, «Кто стоял за спиной Сталина?» Александра Островского.

В рамках реализации нигде не озвученной, но реально проводимой последние полтора года политики удалось, используя различные методы, инфильтрировать в среду ЦА новый концепт. По многим признакам этот концепт стал сегодня общепризнанным и господствующим среди цифровых активистов по всему миру. Кратко суть его сводится к следующему: «Все современные государства бюрократичны, ограничивают права и свободы, и враждебны молодежи, особенно продвинутой его части. Однако на Западе это положение нельзя изменить, пока в мире существуют агрессивные авторитарные режимы, типа России, Китая и Ирана, и террористические движения вроде ИГИЛ, Аль-Каиды и т. п. Поэтому главная задача цифровых активистов не только в упомянутых странах, но и во всем мире – борьба с агрессивными авторитарными режимами и их элитами». Данные слова с теми или иными вариациями звучали на всех ключевых конференциях, посвященных ЦА, проведенных в конце 2015 – первом полугодии 2016 г.

Для аналитики нет хуже врага, чем пропаганда. Суть зачастую кроется в тонких моментах. Никто не пытается навязать ЦА идею о том, что его врагом являются страны Китай, Россия, Иран, народы и тем более молодежь этих стран. Цифровых активистов, как во вне, так и внутри нацеливают не на страны, как географическое понятие, и их население, а на государственный аппарат, силовые структуры и властные персоналии. Это чрезвычайно важно учитывать при разработке практических мер противодействия.

К настоящему времени созданы специальные интерфейсные структуры, перенацеливающие глобальные усилия цифровых активистов с внутриполитических проблем западных стран на борьбу с государственными органами власти России, отчасти Китая и Ирана. Начиная со второй половины 2015 г. осуществляется крупномасштабная программа, связанная с практической реализацией данного поворота.

Настало время ответить на вопросы: каким образом осуществляется поворот, и кто его осуществляет? Не будет преувеличением сказать, и об этом уже написаны первые книги, изданные в последнее время, что в США сложился военно-разведывательно-высокотехнологический комплекс. В книгах его называют «интернет-разведывательный комплекс». В структуру этого комплекса входят крупнейшие высокотехнологичные компании, типа Google, Facebook, IBM, значительное число благотворительных фондов нового поколения, созданных опять же на деньги высокотехнологичных компаний и их учредителей, инвестиционные фонды, университеты и иные периферийные структуры разведывательного сообщества США и др. западных стран. Ключевой термин здесь «периферийные». Цифровые активисты никогда не будут напрямую сотрудничать с государственными структурами, а с компаниями, благотворительными фондами, университетами и т. п., пожалуйста, пускай даже знают, что они финансируются, в том числе разведывательным сообществом и Пентагоном.

Важно иметь в виду еще одно обстоятельство. Цифровые активисты – это не агенты ЦРУ, Моссада, МИ-5 или пятая колонна в ее пропагандистском понимании. Как уже отмечалось выше, революционеры и сторонники перемен во все времена и во всех странах охотно шли на сотрудничество с правоохранителями, спецслужбами, финансовыми и т. п. кругами. Революционеры всегда полагали, что они используют чужие ресурсы в собственных благих целях. Правоохранители и спецслужбы наоборот полагали, что предоставляя ресурсы, они втемную используют сторонников перемен и революционеров в собственных интересах.

В истории есть примеры и того, и другого. Но в настоящее время цифровые активисты несомненно являются не ведущими, а ведомыми в этом взаимодействии. Пожалуй, впервые за всю историю, интеллектуальная и технологическая мощь в такого рода симбиозе принадлежит элитам и корпорациям.

На наших глазах из независимой, набирающей могущество, молодой силы, чем дальше, тем больше ЦА превращается в неявно управляемый и используемый инструмент. Происходит превращение движения из субъекта, в объект, а точнее инструмент, используемый определенными группами мировой элиты.

В ходе этих перемен целенаправленно формируется три взаимодействующих и взаимоувязанных отряда цифровых активистов. Это:

• хактивисты – хакеры, которые осуществляют деятельность в рамках решения политических задач. Поэтому они и называются хактивисты – хакеры + активисты. Направления хактивистской деятельности могут быть различными – от взлома баз данных и извлечения различных массивов информации, до изготовления софта для обхода различных государственных запретов и размещения текстовых, видео материалов на недоступных для государственного контроля ресурсах и т. п. Главным является то, что политические цели хактивисты достигают, используя программный код.

• гражданские активисты. Это – политические активисты, организаторы, политтехнологи, так называемые журналисты-расследователи. Они решают разные политические задачи, связанные с организацией массовых действий, мероприятий и т. п., в том числе противоречащих законам конкретной страны. Обязательным условием является то, что в своей деятельности они широко, профессионально и целенаправленно используют достижения высоких и прежде всего информационно-коммуникационных технологий. Вредным штампом является сведение деятельности гражданских активистов к различного рода «цветным революциям». «Цветные революции», чем дальше, тем больше становятся социльно-организационной технологией вчерашнего дня. Сегодня гражданские активисты берут на вооружение так называемый «Пуш». Пуш вдохновлен идеями С. Алинского, К. Ширки и К. Санстейна.

• цифровое сопротивление. Данная группа активистов в своей деятельности может прямо нарушать национальные законодательства, опираясь на Всеобщую декларацию прав человека. Она трактуется как документ, дающий право человеку или группе реализовывать право на самооборону против государства, если оно, по их мнению, носит тоталитарный, авторитарный или репрессивный характер.

Если первые две группы не используют насилие, как инструмент борьбы, то цифровое сопротивление специализируется на насильственных методах, как правило, нелетального характера. Цифровое сопротивление с одной стороны обеспечивает высокотехнологическую поддержку конкретным акциям против правоохранительных структур в ходе различного рода волнений и выступлений. С другой стороны цифровое сопротивление осуществляет собственные акции. Например, ими могут быть атаки на цифровую инфраструктуру, телекоммуникации, перехват управления различного рода объектами инфраструктурного, гражданского и правоохранительного характера. В отличие от хактивистов цифровое сопротивление использует программный код не для действий в киберпространстве, а для прямого, в том числе разрушительного, воздействия на физические объекты.

В рамках политической деятельности цифровые активисты сформировали три основных направления борьбы против главного противника – государства. Акции ЦА должны вынуждать правящие элиты, контролирующие государственную машину, выполнять последовательно предъявляемые требования ЦА. Кроме того, акции ЦА направлены на дешифровку и рассекречивание государственных решений, переход к подконтрольной и прозрачной государственной власти. При этом имеется в виду, что контроль будут осуществлять как раз цифровые активисты, а не население. В качестве своей главной задачи цифровые активисты рассматривают максимальное ограничение участия государства в общественной и частной жизни граждан во всех сферах человеческой деятельности – от экономики до культуры.

Современные информационные инструменты, в отличие от обычных, построены по клиент-серверному принципу. Все главные операции, делающие инструмент инструментом, осуществляются на сервере. Он может быть расположен сколь угодно удаленно. А сам инструмент – это клиент. Он расположен непосредственно у пользователя и воспринимается им как интерфейс компьютера, сматрфона, планшета и т. п. Клиент-серверная структура позволяет хозяевам серверов полностью контролировать и держать в подчинении всех, кто пользуется инструментами. Если они откажутся проводить политику хозяев, у них просто отключат сервер и их планшеты и смартфоны превратятся в куски металла и пластмассы. В этом смысле клиент-серверные инструменты, в отличие от обычной винтовки или ракетного комплекса, не могут перейти в собственность групп, использующих их. Контроль над сложным информационным оружием на порядки эффективнее, чем над любым другим.

ЦА предоставляются инструменты трех типов:

• различные коммуникаторы. Это шифрованные, не–  и труднодоступные для правоохранительных и силовых структур, приложения, программы, сервисы. Они позволяют цифровым активистам в режиме реального времени взаимодействовать между собой, не боясь перехвата и мониторинга силовых структур.

• платформы взаимодействия. Чтобы действовать локально, а взаимодействовать глобально, как раз и нужны платформы. Платформы – это следующий шаг привычных нам сегодня «ВКонтаке», Facebook и т. п. В социальных сетях люди просто общаются, а на платформах – ведут реальную совместную деятельность. Сегодня весь мир знает такие бизнес-платформы как Airbnb, Uber и т. п. На 2017 г. намечен запуск таких же глобальных платформ для ЦА.

• инструменты обеспечения интеллектуального превосходства. Сегодня крупнейшие корпорации вкладывают огромные средства в нейронные сети, машинное обучение, интеллектуальных агентов и т. п. В конечном счете, это – своеобразные экспертные (вопрос-ответные) системы, которые могут взаимодействовать с человеком на естественном (обычном) языке. Наиболее наглядный пример – Watson корпорации IBM. Однако и эта уникальная интеллектуальная система уже почти вчерашний день. На подходе более эффективные. В настоящее время они используются в полном объеме исключительно органами государственной власти, разведывательным и военным сообществами, крупным бизнесом. Уже с прошлого года IBM начала предоставлять всем желающим API Watson для создания клиент-серверных приложений. Известно, что в ближайшие месяцы планируется предоставить в распоряжение ЦА подобные системы, специально ориентированные на политические и социальные акции.

В 2016 г. начался подлинный бум программных интеллектуальных агентов, так называемых И-ботов. Интеллектуальные боты, способные, чем дальше, тем больше управляться голосом, выполняют роль полноценных интеллектуальных помощников, выискивая нужную информацию, оставляя сообщения, сортируя поступающую корреспонденцию, извлекая те или иные сведения из баз данных. В настоящее время в США и Западной Европе уже сотни компаний либо выпустили, либо вот-вот выпустят в свет интеллектуальных ботов. Есть в их числе и специализированные боты в помощь цифровым активистам.

В результате, правоохранители небольшого города, противодействующие массовым волнениям, в которых будут участвовать цифровые активисты, будут бороться не с протестантами и нарушителями общественного порядка, а с глобальной сетью цифровых активистов, вооруженных мощнейшими интеллектуальными инструментами, находящимися в собственности крупнейших корпораций.

Сейчас в основном в США, а также в Великобритании, Швеции, Голландии действует большое количество структур, занимающихся поддержкой ЦА. Непосредственно она оказывается, прежде всего, через благотворительные фонды, университеты и т. п. В своем большинстве они тесно связаны с крупнейшими IT корпорациями и разведывательным сообществом. Чтобы понять масштабы и интенсивность этой работы приведу несколько цифр.

На сегодняшний день выявлено, описано и задокументировано в учебных материалах, видеолекциях и т. п. 27 эффективных технологий ЦА. С каждым месяцем их число пополняется. В зависимости от конкретной задачи, определенной обстановки и ресурсов, из этого конструктора цифровые активисты могут собирать конкретную конфигурацию, наиболее подходящую для достижения конкретной цели. Есть почти 60 коммуникационных и информационных программ и приложений, которыми могут пользоваться цифровые активисты. В сети размещены специальные ресурсы, где они в режиме реального времени классифицируются, документируются и предоставляются для скачивания. До конца этого и в следующем году имеется в виду запустить три глобальные платформы ЦА с поддержкой на многих языках мира, включая русский. Уже в этом году должны быть созданы первые интеллектуальные агенты для ЦА. Это сервисы, которые позволяют использовать имеющиеся информационно-аналитические базы, а также возможности так называемого искусственного интеллекта для нужд политической борьбы ЦА.

Издаются книги, которые могут выступать как своеобразные учебники и руководства для цифровых активистов. В Соединенных Штатах, Канаде, Скандинавии, странах Балтии, Бенилюксе действуют онлайн и оффлайн курсы и школы для цифровых активистов, регулярно проводятся открытые конференции и закрытые встречи по теме ЦА.

В России по состоянию на лето 2016 года не проведено ни одной конференции, не издано ни одной книги, не существует ни одного научно-практического центра, специализирующегося на ЦА. Это удивительная и парадоксальная ситуация.

В тексте сделана попытка объективно, избегая каких-либо оценочных суждений и по возможности полно изложить фактуру, связанную с ЦА и цифровыми активистами. В этой связи в заключение позволю себе высказать несколько небесспорных соображений:

Первое. Любая политика, построенная исключительно на запретах, является изначально оборонительной и пассивной. Кроме того еще с советских времен известна народная мудрость, сформулированная в виде анекдота: если сто умных людей думают, как что-либо запретить, как минимум тысяча не менее умных людей размышляют, как обойти запрет, и неизбежно находят решение. Поэтому исключительно запретительный уклон ведет к неизбежному поражению. Запреты нужны, но упование преимущественно на них, это – признак не силы, а слабости.

Второе. Лучшая оборона – это наступление, полное использование тех шансов, которые предоставляются. В 2014 г. перипетии внутриполитической жизни США и динамика геополитической ситуации предоставили удивительный шанс в лице оказавшегося в Москве Э. Сноудена. При умелом, оперативном и творческом использовании феномена Сноудена, движение ЦА могло быть повернуто в совершенно неожиданную сторону. Однако этого не случилось.

Третье. Сиюминутные пропагандистские цели не должны заслонять стратегические интересы. ЦА – сложный неоднозначный феномен, связанный с логикой научно-технологического прогресса и социодинамикой. Записывать всех цифровых активистов в «пятую колонну» – это ошибка. Как справедливо отмечали классики, ошибка в определенных ситуациях хуже, чем преступление. ЦА – это не только угроза, но и возможность. С ЦА и вовне, и внутри надо уметь последовательно и эффективно взаимодействовать. Необходимо отдавать отчет, что ряды деструктивно ориентированных цифровых активистов плодят на столько Госдеп и Лэнгли, сколько заторможенность социальных лифтов, ограниченные возможности для молодых профессионалов многих профессий и специальностей реализовать свои навыки и знания в собственной стране и т. п.

Есть известная мудрость: если не хочешь кормить свою армию, то вскоре придется кормить чужую. Применительно к нынешним реалиям это означает: если не ведется эффективное взаимодействие с наиболее технологически и профессионально продвинутой частью молодежи, ей не предоставляются возможности и ресурсы, то все это будет неизбежно сделано другими. И последствия будут не самыми лучшими.