Была такая русская народная забава – смотреть телевизор. Рассаживались на стульях перед экраном, звали соседей, выключали свет и смотрели. Сейчас телевизор уже не смотрят – с ним живут. Без него не могут обойтись, как диабетики без инсулина.

Я всегда считала себя девушкой продвинутой, с университетской прививкой от массовой культуры. Телевизор включала редко, если только не ожидалось увидеть что-нибудь действительно из ряда вон выходящее. Правда, был у меня еще проверенный способ лечения головной боли – при помощи телеэфира.

Если голова раскалывалась на две половинки, как будто кто-то колол на ней дрова, я включала спортивный канал, благо наше кабельное его транслировало. Каждый день вечером телезрителям демонстрировались поединки боксеров-профессионалов. А это и было мое лучшее лекарство от головной боли. Когда два мужика били друг дружку своими пудовыми кулачищами по голове, боль с каждым удачным попаданием отступала. В случае же нокаута, когда один из боксеров падал на помост, моя голова проходила мгновенно. Причем я заметила, что бои легковесов – слишком легкое лекарство, средневесов – несколько эффективнее, а вот потасовки «супертяжей» – мощное, проверенное средство. Замечательной черной таблеткой был для меня Майкл Тайсон. Серия его постоянных побед приучила мою головную боль отпускать меня сразу же, как только он вылезал в своих знаменитых черных трусах на ринг. Но скоро «железный Майкл» опустился, сел в тюрьму, стал кусать противников за уши. Головная боль уже его не боялась. Но на нем свет клином не сошелся…

А вообще телевизор был для меня вечно темным экраном. Наташка Солоха до того привыкла, что я не смотрю телевизор, что сообщала мне телесенсации, не спрашивая – смотрела я или нет.

Теперь же все неожиданно изменилось.

Я стала дурой. Я просыпалась задолго до пробуждения Дианки, включала телек в своей комнате и ждала. Меня интересовала только одна программа – блок предвыборной агитации кандидатов в губернаторы области. Наверное, я была в тот момент самым заинтересованным избирателем в округе, избирателем… влюбленным.

Вот на фоне трехцветного флага возникали заветные слова: «Навстречу выборам». И я замирала, как кобра, загипнотизированная дудочкой факира.

Две тощие коровы брели через лужи по грязной слякотной дороге. На шкуре крайней была надпись, сделанная черной краской:

«Ящур». За ними, едва сохраняя равновесие, плелся пьяный мужик в ушанке и драном ватнике. В руке он держал бутылку водки, на наклейке которой можно было прочитать: «Паленая». Следом показывались два бледных подростка. У одного в руке был шприц, у другого – тюбик клея «Момент». За ними, опираясь на палку, шла старушка в сером залатанном платочке, она несла корзину с табличкой «Потребительская», в которой одиноко каталась банка зеленого горошка… Наконец, пафосно звучал голос диктора: «Наша область смертельно больна! Хватит доверять ее здоровье шарлатанам!» Играл Марш энтузиастов. Распахивались двери, по чистому, залитому солнцем коридору шла группа людей в белых халатах. Впереди уверенной походкой шествовал Поливанов. «Доверьтесь профессионалам! – зычно кричал диктор. – Лечить – это наша профессия!»

Потом на экране телевизора вновь появлялся Поливанов, на этот раз с теннисной ракеткой в руке. «Нам не нужны подачки из центра!» – говорил он. Подкидывал желтый мячик и размашистым ударом посылал его куда-то вдаль. «Мы сами умеем подавать!»

Был еще ролик, рассчитанный на самых маленьких зрителей, но запросто могущих влиять на выбор своих бабушек и дедушек. В муль-тяшном лесу зверята страдают авитаминозом. Медвежата спят круглый год, белочки падают с веток, у зайцев ушки висят, как у охотничьих собак. Но появляется мальчик Миша Поливитаминов, нетрудно догадаться на кого похожий, и швыряет зверятам похожие на желтые теннисные мячики витамины, изготовленные на фабриках его фирмы. Тут же зверята выздоравливают и голосуют за Поливитаминова всеми лапами и хвостами…

Где же ролики Лунина? Куда смотрит избирательная комиссия? Кто там контролирует средства, отпущенные на избирательную компанию? Где другие кандидаты? Где тот самый кандидат? Мой кандидат…

Я ждала еще немного, надеясь, что увижу ролик человека со странной рассеченной бровью, но блок предвыборной рекламы заканчивался, далее следовали «Новости».

Как-то телеведущая, поводя глазами из стороны в сторону, стала говорить о том, что осталось всего несколько дней до окончания приема заявок на участие в выборах. Показали репортаж о том, как Михаил Павлович Поливанов привез в Потапинский дом престарелых партию лекарств, грелок и градусников. Я увидела хозяина, стоящим на крыльце дома престарелых и руководящего разгрузкой контейнера. Неожиданно он подбежал к машине, схватил коробку побольше и сам потащил ее по ступенькам. Какая-то маленькая старушка едва успела отскочить в сторонку. «Что, бабуся, – закричал ей Поливанов. – Любишь измерять температуру?!» «Нам бы, сынок, молочка свеженького», – ответила старушка и еще что-то хотела прибавить, но Михаил Ильич весело подкинул коробку поудобнее и перебил: «От бешеной кобылки?! Будет, мать, все у тебя будет, когда все там будем!»

Конечно, он будет губернатором. Народ таких любит. И только очень небольшая часть избирателей в моем лице любит…

Тут проснулась Дианка. Я услышала ее, как обычно по утрам, удивленный голосок:

– А солнышко еще не встало? Что это оно сегодня ленится? Или заболело?

– Солнышко скрылось за тучку, – сказала я, входя в детскую и заставив себя надеть на лицо улыбку. – Но оно обязательно выглянет, чтобы посмотреть на нашу веселую зарядку.

Начался обычный очередной день гувернантки.

А солнышко действительно выглянуло, пока мы прыгали и махали руками и ногами под музыку. А когда мы вышли на утреннюю прогулку, на ходу повторяя английские слова – названия предметов одежды, – оно выкатилось на голубое покрытие небесного корта.

– Ты слышала, Света, что у меня скоро будут маленькие кони? Вон там строится для них домик, – Дианка махнула ручонкой в самый дальний конец усадьбы, за лесопарковую зону, за фруктовый сад, куда мы с моей воспитанницей редко заходили.

– Так вот куда возили строительный материал, – догадалась я. – Знаешь, Дианка, мне кажется, что для домика пони материалов многовато. Это же какая-то великая стройка! Твой папа, наверное, задумал большую конюшню с манежем.

– Когда я была совсем маленькой, – Диан-ка опустила ладошку до колена, – и не умела ходить ножками, у меня тоже был манеж…

Интересно знать, осуществит ли моя Ша-херезадница свою сексуальную мечту на этой конюшне или на ней будут пороть за неповиновение всяких там гувернанток?

– Света, ты что, меня не слышишь, что ли? Я спрашиваю тебя, а ты молчишь. Что-то интересное думаешь? Мне тоже интересное интересно!

– Про лошадок я и задумалась. Такие они красивые и добрые, гораздо лучше людей.

– Люди бывают всякие, – мудро ответила мне Дианка. – Ты мне скажи, почему ты говоришь не кони, а пони. Ты плохо произносишь звук «к»?

– Так называются маленькие лошадки – пони. Есть такой детский стишок:

Эти кони

Маленького роста, А зовут их просто – Пони.

– Какой хороший стишок! Повтори еще разок, пожалуйста. Я его хочу запомнить.

– Эти кони…

– Здравствуй, Светоч! – услышала я голос, знакомейший из всех знакомейших.

Дима Волгин шел обычной расслабленной походкой к поливановскому особняку. Одет он был, правда, в костюм и белую рубашку, а в руке держал черный новенький портфель. Но повязать галстук его никто не мог заставить, даже я.

– Вот так сюрприз! – с неподдельной радостью в голосе вопил Волгин. – Вот, значит, где твоя буржуйская усадьба!

Сюрприз для меня был не из самых приятных. Что-то вроде неожиданного приезда дальних родственников из Белой Церкви – в гости на пару неделек, как раз накануне экзаменационной сессии.

– Скажи мне, милый ребенок, – спросил Дима подозрительно посматривающую на него

Дианку, – эта тетенька – твоя воспитательница, гувернантка?

Дианка посмотрела сначала на меня, потом на Волгина, уже изменив выражение лица до строгого, и сказала назидательно, как это она умела делать:

– Света – мой самый лучший друг, во-первых…

– А во-вторых? – спросил Волгин, засмеявшись.

– Никаких вторых не будет, – ответила Дианка. – Вторые бывают на обед. А гувернантка вообще не приехала. Вернее, она приехала, но мы ее отправили домой… Ой!

Дианка закрыла ротик ладошкой и виновато посмотрела на меня.

– Света, я сказала нашу тайну…

– Ничего страшного, – поспешила я успокоить ребенка. – Он нас не выдаст. Мы с ним учились вместе. Это – Дима Волгин.

– Дима Волгин? Тот самый червячок? – Дианка открыла рот от удивления. – Помнишь? Червячок, которого мы кормили за обедом? В животе. Он уже так вырос?

– Постойте, постойте, – попытался вмешаться Дима. – Какой такой червячок в животе? Ничего не понимаю! Признавайся, Светоч, что у тебя там в животе? А главное, давно ли это у тебя? Сколько месяцев уже? И кто тот счастливчик?

– Волгин, что ты несешь?

– Я несу людям разумное, доброе, вечное. Ты же знаешь. А что? Я тебя очень раздражаю? Учти, Чернова, если тебя бросили в интересном положении, я всегда готов принять тебя с ребенком, даже с целым детским садом. К тому же теперь я не тот бедный рифмоплет, которым был еще три недели назад.

– Вижу, что ты изменился. Правда, еще не поняла, в какую сторону. Да! Скажи, наконец, что ты делаешь в усадьбе Поливановых? Не меня же ты собрался похищать?

– Да я и не знал, что ты здесь работаешь… лучшим другом. Или милым другом? Я бы тебя, конечно, украл. Это случайность! Вернее, не случайность! Из-за тебя я в это дело ввязался. Хотел за тобой приехать на голубом «Мерседесе». Или таких не бывает, Светоч? А?

– Я не в курсе…

– Вот я тоже не в курсе. Там посмотрим. В общем, я работаю в избирательном штабе Поливанова пиарщиком, – я вытаращила глаза от удивления, а Волгин в запале продолжал: – И ты знаешь, Светоч, у меня получается, меня ценят. Мои слоганы идут влет! Закончится эта избирательная компания, меня зовут уже в соседнюю область. Вернее, не одного меня, а нашу команду… А там, глядишь, и президентские выборы не за горами. Что называется, покатило! У нас, между прочим, с нашего факультета Костик Брагин еще работает. На два курса позже нас учился. Не помнишь? А он тебя очень хорошо помнит и даже вспоминает. Да и, правду сказать, кто, хоть раз тебя увидев, не вспоминает?! Шут с ним, с этим Костиком. Главное, у меня покатило… Слоганы мои нарасхват. В рекламный бизнес приглашают!

– А вот этот шедевр, который все время по радио орут: «Не хочешь голосить? Приходи голосовать!» – случайно, не твой?

– Мой, – краснея, как девица, признался Волгин, – но для Поливанова я еще лучше сочинил…

– Ты, я вижу, втянулся, – сказала я вдруг поникшему Диме, – нашел себя. Талант всегда пробьется! Так? Ты и пробился! Только куда ты пробился, Волгин?

– Не говори так, Светоч, – взмолился он. – Ты лучше подумай, куда таланту пробиваться, если некуда? Писать тексты для этой Даши Раскрутиной? Но для этого талант не нужен. Так куда ему деваться? Скажи?

– А музей-усадьба Блока? Образ Прекрасной Дамы реставрировать?

– Прекрасной Дамы? Той, которая променяла его память на клубнику со сливками?

– Ты, Волгин, действительно стал хорошим пиарщиком. Забыл уже, что Прекрасные Дамы сливки не едят…

– Света, а как же я? – вдруг услышала я обиженный Дианкин голосок. – Как же я? Я ведь ем сливки, клубнику тоже ем. Значит, я никогда не стану прекрасной дамой?

Волгин захохотал, схватил Дианку на руки:

– Нет, дорогой мой человечек, мы говорим про неправильную Прекрасную Даму. Она была обычной женщиной, а поэт просто выдумал из нее себе мечту. Понимаешь? Как мыльный пузырь. А пузырь лопнул…

– Соломинка сломалась, а лапоть утонул, – подсказала Дианка.

– Умница! – закричал Волгин, держась за Дианку, как за спасительную соломинку. – А ты – настоящая Прекрасная Дама. Можешь есть клубнику. Тебе это не повредит! Поверь поэту.

– А ты – поэт? – недоверчиво спросила девочка.

– Поэт, – сказал Волгин и опустил Дианку на землю.

– Он – поэт? – спросила девочка свою гувернантку.

– Поэт, – кивнула я.

– Это хорошо, – сказала моя воспитанница непонятно чему: то ли тому, что Волгин – поэт, то ли тому, что она – настоящая Прекрасная Дама.

Волгина, что называется, понесло, как с ним часто бывает, когда его кто-то внимательно слушает. А Дианка слушала его, открыв рот. Поэтому он сыпал стихами, смешными историями, мифами Древней Греции и легендами Крыма. Когда же Волгин прочитал детский стишок Саши Черного «Мишка, мишка, как не стыдно? Вылезай из-под комода…», моя воспитанница дернула его за штанину и сказала:

– Послушай, поэт, возьми меня опять на ручки и прочитай про Мишку еще разок.

Меня же волновал один вопрос. Когда Волгин напряженно вспоминал нужные строчки очередного стишка и возникла пауза, я спросила:

– Дима, а ты уверен, что Поливанов победит на выборах?

– Еще бы. По всем опросам он лидирует с заметным отрывом, – забыв про поэзию, мгновенно ответил Волгин. – Народ таких любит. Ну, и мы работаем… с вдохновением. А потом – на его главного конкурента Сергея Лунина заготовлен такой компромат! Фальшивка, конечно! Что-то там про его торговлю оружием с чеченцами. Но сделана фальшивка классно, с документами и фотографиями. Все это уже отпечатано в виде газеты большим тиражом и лежит у Поливанова на складе вместо лекарств. В решающий момент он эту бомбу выкинет, и последнего серьезного конкурента как не бывало. Хотя жаль, я бы, например, за Лунина голосовал. Честный человек, образованный, через многое прошел. А самое главное, в нем есть забытое сейчас качество – благородство. У него даже фамилия декабристская. Да он и есть декабрист… Но ты, Светоч, не волнуйся! Победит твой Поливанов, победит! Тут без вариантов.