Тот сентябрьский погожий день навсегда остался в памяти не только потому, что был днем моего рождения. Этот человек появился перед нашим корпусом в конце рабочего дня, когда я курила в компании с сестрой из невралгического отделения. Сестра грызла шоколадку «Сникерс», только что купленную в киоске, и запивала ее йогуртом. Сей процесс поглощал все ее внимание, поэтому гражданина, направлявшегося к нам нетвердым шагом, первым увидела я.
Нетвердость шага объяснялась совсем не состоянием алкогольного или наркотического опьянения, и я это сразу поняла. Уж в чем в чем, а в этом я специалистка. Человек держался за челюсть, как вскоре выяснилось, поврежденную ударом кастета. Платок, который он прижимал ко рту, был пропитан кровью. Моя коллега проглотила кусок жуткой шоколадно-ореховой смеси и уставилась на него в ужасе.
— Ишвините, хте штесь тгавма? — спросил человек.
Рабочий день заканчивался, но что-то мне шептало, что оставлять его на попечении другой медсестры не следует. Это все моя вечная убежденность в том, что я справлюсь с задачей лучше, чем кто-то другой. Дома меня ждал скромный праздничный ужин с тетушкой и Максом, но они могли и подождать.
Я решила взять шепелявого незнакомца на себя. Та часть лица, что была не скрыта платком, производила благоприятное впечатление, как выражается моя дорогая тетушка.
Я решительно отбросила сигарету в урну, и та, набитая какими-то справками и квитанциями, немедленно заполыхала. Оставив сладкоежку разбираться с пожаром, я решительно подхватила незнакомца под руку и повлекла за собой. Он безропотно повиновался, бурча что-то сквозь платок.
У рентгеновского кабинета, как всегда, пришлось ждать. В коридоре торчали инвалид с загипсованной ногой и девушка-наркоманка с блаженной улыбкой. Я ласково, как перед телекамерой, уговорила, наконец, шепелявого показать мне челюсть.
Дело было не так плохо, как казалось на первый взгляд при тусклом свете пыльной лампы. Одного зуба, правда, мужчина лишился, но у него в запасе их еще имелось по меньшей мере тридцать. Зубы были, кстати, отличные. Губа кровоточила, но это не беда, главное, чтобы кость не треснула.
Я быстренько притащила из ближайшего отделения перекись водорода и со всей возможной осторожностью обработала рану. Рука у меня легкая, и в глазах страдальца мелькнуло восхищение.
А его лицо показалось мне странно знакомым. Где-то я его видела? Мучительно напряглась, но безо всякого результата. Столько физиономий мелькает перед глазами каждый день… Может, это актер? С такими темными выразительными глазами вполне может быть актером. Лицо, кажется, красивое, чем-то похож на доктора Росса из сериала «Скорая помощь». Я тут же отвела глаза, испугавшись, что он заметит, как я его разглядываю. Нехорошо так глазеть, даже если он в самом деле — актер. Тем более нехорошо!
Мужчина, однако, был слишком поглощен собственным состоянием, чтобы обращать внимание на всякие пустяки. На рентгене не обнаружилось ничего криминального, и я проводила пострадавшего до его машины. Он уже меньше шепелявил и сам меня об этом попросил. В «Этическом кодексе медицинской сестры» прямо говорится — «допускается принятие благодарности от пациента, если она выражена в форме, не унижающей человеческое достоинство, не противоречит принципам справедливости и не нарушает правовых норм».
Кодекс я вызубрила еще в училище, и упомянутый пункт мне всегда нравился больше прочих. К сожалению, сталкиваться с его осуществлением на практике приходилось редко. В нашей больнице почему-то оказывались граждане из совершенно неимущих слоев населения, и их благодарность ограничивалась известным «спасибо». А «спасибо», как известно, на хлеб не намажешь. К сожалению, приходится быть меркантильной — жизнь заставляет!
Серебристый БМВ пострадавшего, припаркованный рядом с больницей, произвел на меня должное впечатление. До замужества я плохо ориентировалась в марках, но квартира Николая всегда была завалена журналами «За рулем», которые мы изучали вместе с Мишей.
— Мошет, вас подвешти?
В салоне было чисто, как в операционной, и приятно пахло. Мой новый знакомый вел машину уверенно и спокойно, заранее просчитывая ситуацию на дороге. Я вспомнила поездки с Николаем на «девятке»… Ругался он так, что у меня в глазах темнело, все участники движения были в лучшем случае «уродами» и «козлами».
Во время поездки мужчина вкратце поведал мне свою историю. Оказывается, его пытались ограбить, когда он выходил из букинистического салона, что расположен как раз напротив нашей больницы. Какой-то подонок потребовал у него денег, он отказал и получил за это кастетом по лицу.
Я не могла поверить в то, что такое могло произойти в центре города, на оживленной улице. Может быть, это что-то вроде скрытой камеры, когда ставят человека на улице в какую-нибудь ситуацию, чаще всего откровенно дурацкую, и наблюдают за его реакцией? Но нет, это было бы слишком жестоко даже для телевизионщиков, на моего нового знакомца в самом деле напали. Я засуетилась:
— Нужно в милицию обратиться… Их найдут, составят протокол!
Он скривился, наверное, от боли, а мое предложение проигнорировал. Впрочем, я и сама поняла, что сморозила глупость.
— Вы хогошо шпгавились! Пгофешиональная рапота, — сказал он, указывая на челюсть, и опять скорчил гримасу.
— Все-таки не напрягайте сейчас челюсть, — попросила я.
— Да, пошалуй, не штоит! Я, витите ли, загляделся на ваш и шабыл, што в данный момент выгашаться проштранно не стоит. Я, шнаете ли, привык говорить пгоштранно…
Сейчас он напоминал иностранца, пытающегося говорить по-русски, и я едва удержалась, чтобы не рассмеяться.
— У ваш ошаговательная улыпка! — заметил он. — Как вас шовут?
— Надежда, — церемонно представилась я.
Что-то похожее на удивление мелькнуло в его живом заинтересованном взгляде. Держа одной рукой руль, другой он пошарил в кармане и вытащил визитку. Бархатная на ощупь, зеленого цвета с золотым тиснением — вензеля и витиеватые буквы:
«Медицинский центр АЯКС.
Доктор медицины
Игорь Павлович Меркулов.
Заведующий отделением терапии».
Бог ты мой! Как я могла не узнать сразу? «И он меня не узнал», — кольнула досада. Но с другой стороны, сразу нашла я ему оправдание, столько девушек было в медицинском.
— Я когда-то хотела учиться у вас! — решилась я все-таки. — Но не поступила…
Он внимательно посмотрел на меня — мы стояли на светофоре — и кивнул головой.
Несмотря на протесты, он подвез меня к самому дому, ловко пробравшись сквозь завалы мусора от соседней стройки.
— Могу я ужнать ваш телефон?
Сердце забилось учащенно.
— Мой телефон — девять-один-один! — послала ему воздушный поцелуй и взбежала на крыльцо.
— Мы еще увидимша, — пообещал он, придерживая подбородок, опустил стекло и дал задний ход.
Неизвестно, что произвело на Меркулова большее впечатление — профессионализм в деле обращения с поврежденными челюстями или непосредственно моя персона. Так или иначе, на другой день он снова посетил нашу больницу, чтобы разыскать меня.
Я делала в журнале отметки о лекарствах и не сразу его заметила. Вид Меркулов имел загадочный. Одну руку он прятал за спиной, чем-то шурша.
— Это ошень удашное шовпадение, что вы габотаете в терапии, — начал он без предисловий, но почему-то вполголоса. — Хотите шменить мешто габоты?
— Хочу, — прошептала я в ответ, — а почему мы шепотом разговариваем?
— Мне кашется, нас подшлушивают!
Он был прав. Старшая сестра, дама пятидесяти лет, с явным интересом сплетницы посматривала на нас, сидя за столом с дежурной в другом конце коридора. Вот еще одна причина оставить это место, помимо низкой зарплаты и медвежьих ухаживаний медбрата Мити, чьи нечесаные космы вызывали у меня всегда какой-то необъяснимый животный страх.
Предложение работы сопровождалось вручением букета роз, от чего я вконец растаяла. Опьяненная близостью восхитительного кавалера, я как-то не сразу сообразила спросить, что он, собственно, предлагает.
— Элитная лечебница для привилегированного контингента, — отчеканил он без запинки, придерживаясь за челюсть. — Габоты хватает, но оплата шоответствующая, будете габотать под моим началом, шможете пройти кугшы пегеподготовки и впошледствии — пги желании, конечно, шделатъ кагьеру в медициншкой чашти или хозяйштвенной…
— Да, да! — я закивала, оглядываясь вокруг.
Обшарпанные стены, больные, лежащие из-за нехватки коек на каталках в коридоре, прорванный линолеум неопределимого цвета… Все это остается в прошлом, впереди блестящая карьера в замечательном центре под началом доктора Росса… то есть Меркулова. Кажется, в голове у меня слегка помутилось от радости.
Твой шанс, Надежда, — хватайся! В этот момент у меня перед глазами, словно мираж, появилось лицо любимой сестры, и ее голос совершенно явственно звучал у меня в ушах. Заведующий отделением Ключенко послал бы меня сейчас к психиатру с подобными симптомами, но обращаться к нему я не собиралась.
На прошлой неделе он совсем распоясался, и мне удалось вырваться, сославшись на срочную процедуру. Его ухаживания носили спонтанный характер: иногда он словно забывал о моем существовании и переключался на одну из моих коллег, новенькую сестричку, молоденькую и несмышленую. Ей, в свою очередь, предстояло узнать, что все ведущие работы в области медицины принадлежат его, Ключенко, гению и воруются наглыми коллегами из стола, когда он спит. Обычно он сообщал это, находясь в подпитии. Запах алкоголя вызывал у меня с некоторых пор стойкое отвращение…
Меня это уже не должно было волновать, я почувствовала себя свободной. Пришел прекрасный принц и освободил меня из темницы. Прекрасная принцесса готова была расцеловать его, но я боялась нанести вред его поврежденной челюсти.
Меркулов, впрочем, и так понял по моим глазам, что я довольна, и улыбнулся покровительственной улыбкой, которая дорогого стоила, если учесть, что давалась ему еще с трудом.
Я просто готова была заплакать от счастья. Бывают в жизни чудеса! Как мучительно было думать, что не будет принца на белом коне… И вдруг случайная встреча все меняет. Звучат торжественные фанфары, Надежда Шарапова обретает веру в счастье. Ту веру, что стоит не миллион и не два, — она просто бесценна…
Вернувшись домой, я уже не обращала внимания на ворчание тетушки, считавшей, что я слишком задержалась. Простившись с будущим работодателем, я бродила по улицам, пытаясь разобраться в нахлынувших чувствах — только здесь, среди людей, я могла побыть наедине с собой. Только не очень помогло — в голове царил тот же сумбур, что и несколько часов назад.
Я вышла в ночь с Максом. Погода стояла дивная, было тепло, безветренно. Памятуя о том, что случилось с Меркуловым, я стала осторожнее и старалась гулять там, где горели редкие в нашем квартале фонари. Хотя, наверное, зря боялась — здесь все меня знают, даже хулиганы. Я уже привыкла к этому дому, к этому двору, казавшемуся когда-то таким страшным и неуютным. Но сейчас мне все казалось милым, а прошлое с его неприятностями — глупым сном.
Этот расчудесный вечер был омрачен только одним — звонком бывшего благоверного. Смешное слово — никакого блага я от него так и не увидела, и о верности не шло речи.
Мой бывший был, кажется, трезв, хотя как знать — по телефону не всегда поймешь.
— Привет! — сказал он, немного помолчав, словно вспоминал, как полагается начинать разговор.
— Привет, — сказала я. — Чего ты хо…
— Почему если позвонил — значит, что-то нужно? — возмутился он, впрочем, не слишком сильно. — Может быть, я просто хотел узнать, как ты, как Мишка…
— С нами все в порядке, — заверила я.
— Послушай, — он вздохнул. — Я понимаю, что вел себя по-свински… Может… если есть возможность… мне нужно в долг!
Надо было бы рассвирепеть, но я и так знала, чем закончится разговор, поэтому решила поберечь нервы и только рассмеялась:
— Ты же знаешь, кем я работаю.
— Ну, я подумал, у тебя сбережения какие-нибудь… Я отдам, не сомневайся!
Вот именно в этом я и сомневалась больше всего. С тем же успехом можно было давать в долг деньги наркоманам с первого этажа. В любом случае денег у меня не было.
— Может, у отца займешь? — сказал он, не дождавшись ответа.
Я не успела ответить. Трубку взяла какая-то женщина.
— Хелло! — успела сказать она.
Вслед за этим раздался негромкий хлопок, подвыпившая дамочка сбила все Коленькины планы и получила за это оплеуху. Поделом.
— Надя… — раздался в трубке снова его голос, на заднем плане — пьяное всхлипывание. — Я сейчас все объясню…
Боже мой, как это омерзительно. Бывший и в самом деле считал, что я настолько глупа, что выслушаю его, поверю и, может, дам денег… Да, всей своей прошлой жизнью я подтверждала репутацию доверчивой дурехи. Буратино в женском обличье — только носик покороче и шапочки не хватает.
Помню, в одной старой комедии герой стрелял в телефонную трубку, а на другом конце провода его собеседник падал бездыханный. Ох, если бы это было возможно, будь у меня пистолет… Думаю, меня бы оправдали.
— Не стоит утруждать себя, — сказала я. — Спокойной ночи, малыши!
И повесила трубку.
Кое-чего он все-таки сумел добиться. А именно — испортил мне настроение. Своим звонком супруг напомнил мне обо всех унижениях, что мне довелось пережить, они еще долго не сотрутся из моей памяти.