Наш с Райкой совместный бизнес начался во дворе двухэтажного дома на Черной речке, построенного пленными немцами. Сначала офис наш представлял собой обшарпанную однокомнатную квартирку, которую мы за две недели превратили в довольно таинственное местечко.

Когда Райка знакомилась с Антоном, она меня сильно удивила. Глянула своими черными индийскими глазами и, не стесняясь моего присутствия, томно представилась «Ашварайя». Откуда она только это взяла?

Антон, утвердив Райкину кандидатуру, чрезвычайно настойчиво потребовал сделать все оперативно, прислал пару подозрительно молчаливых малярш и велел купить все, что надо для интерьера, и быстро занять свои рабочие места. Получив карт-бланш на насущные расходы, мы с Райкой поехали на улицу Комсомола в Дом ткани и накупили там километр лилового, пурпурного и черного шелка, беспощадно иронизируя по поводу примитивности человеческого сознания. Чтобы проникнуться, ему обязательно нужен спектакль.

Наша дизайнерская мысль была проста – в одно мгновение наша теперь уже чистенькая, оклеенная светлыми обойками квартирка превращалась в приют потусторонних сил. Карнизы висели не только над окнами, но и под потолком вдоль всех стен. А с них шикарными складками спадали закупленные оптом шелка, превращая комнату в коробочку для драгоценностей. Даже пол в комнате был закрыт черной тканью. Но это уже было вызвано необходимостью – множество ритуальных заговоров, которые были записаны в Райкином пухлом блокноте, обязательно надо было читать на полу, закрытом черным молитвенным полотном.

А потом по списку, составленному хозяйственной Раисой, были докуплены и принесены всякие магические инструменты. Тут были стеклянный графин, высокие стаканы, веник, вязанка церковных свечей, гвозди, иглы, серебряные ложки, соль и перец в количестве, подходящем для армейской столовой. А старые ржавые амбарные замки с ключами были планомерно скуплены за копейки у ханыг, разложивших свое барахло на газетках у входа на Сытный рынок.

Труднее всего нам пришлось с иконами. Надо было найти такие иконы, как Пресвятая Богородица «Неувядаемый цвет», «Мученица Анастасия Римлянина», Богородица «Толгская», «Господь Седмица» и «Ангел пустыни». У Райки все было записано. Ведь она начала помогать бабушке тогда, когда меня еще считали маленькой. Я этих тонкостей не помнила. Помнила только, что у бабушки было множество разных иконок. А какие для чего – не то что не помнила, просто не знала.

Обманывать будущих клиентов я лично не собиралась. Я считала, что могу оказать им посильную помощь – разобраться в причинах их трудностей, подсказать, на что обратить внимание. Все, чем я более всего хотела заниматься, было скорее из области психологии. При этом в моем арсенале была не только астрология.

Мне самой всегда было сложно принимать решения. Я поняла это давно и с детства обращалась к неведомым силам, чтобы они помогли мне определиться. Орел или решка? Петух или курочка? Любит, не любит. Плюнет, поцелует. К сердцу прижмет? К черту пошлет! А когда повзрослела, моей советчицей стала Книга перемен. Она никогда не берет на себя смелость решать за другого человека. Она только описывает ситуацию, сложившуюся вокруг тебя. Это похоже на помощь, которую способна оказать заплутавшему туристу карта чужого города. Но карта при этом тебя никуда не посылает, стрелочками маршрут не указывает. Ты можешь идти направо и налево, вперед и назад. Просто теперь тебе понятно, где ты есть. Над пропастью во ржи или в двух шагах от цели.

Гаданию на Рунах я научилась сама, перечитав в Публичке все, что удалось по этой теме найти. Я даже не думала, что в недрах серьезной библиотеки окажется так много материала. Меня завораживали уже одни колдовские имена рун – Эваз, Альгиз, Уруз и еще множество таких же таинственных звукосочетаний, несущих в себе неведомую силу. И потрясающие названия слоев сознания – Альфхейм, Мидгард, Свартальфхейм и воля Богов – Асгард.

Распределить наши обязанности мы с Райкой договорились так: моя специализация – гороскопы, астрологические прогнозы, гадания на рунах и Книга перемен. Райка прекрасно гадала на цыганских картах и даже на картах Таро. Этого я не умела. Карты Таро способны рассказать целую историю. Главное, уметь ее правильно расшифровать. А для этого нужен талант. Видимо, цыганские корни давали о себе знать. И Райка видела за картами всю ситуацию. Мне же гораздо сподручнее было выуживать смысл из сложнейших рунических раскладов.

Гадание на рунах – это для искушенных. Для тех, у которых известные слова «чем сердце успокоится» вызывают лишь снисходительную усмешку. Руны – это целая шахматная партия, в которой каждый план твоего сознания и души подвергается анализу.

Теперь у нас был целый ассортимент услуг. По обоюдному согласию мы решили сосредоточиться на гадании. И никакими манипуляциями с судьбой не заниматься. Даже хотели сделать на дверях надпись большими буквами «Приворот запрещен». Но потом раздумали, чтобы не привлекать излишнего внимания к этой теме.

Только заговоры на омоложение, похудение на убывающей Луне и женскую привлекательность. Снятие порчи – возможно. Но с большими предосторожностями. Райка активно не хотела этим заниматься. Да и я, честно говоря, тоже. Это все равно что врачом работать в инфекционном отделении. Велика опасность заразиться.

Салоном нашим Антон остался доволен. Только внес небольшие коррективы.

– Все ваши причиндалы должны быть закрыты от любопытных. Сделайте комнату поменьше. А у этой стены тряпками отгородите себе тайную каморку. И вам пригодится, и мне.

– А тебе-то зачем? – обеспокоенно спросила я.

– А я в ней сидеть буду, когда клиентов своих к вам подгоню. Знаешь, Лина, в исповеди бывает очень много ценной информации.

– В какой еще исповеди, Антон? К нам сюда исповедоваться никто не придет. Антон, давай сразу договоримся, – взмолилась я, – у меня за спиной ты сидеть не будешь. Если что – у меня есть диктофон. Я все тебе запишу. Только не надо этих тайн мадридского двора. Я с ума сойду.

– Там видно будет… – ответил он, как хозяин. – И еще! Это относится к вам обеим – я не хочу, чтобы кто-то узнал, что я к этому салону имею отношение. Это важно! Лина! Запомнила? Никому!

– Да кому я могу сказать?

– Мало ли… Девкам моим на работе. Или еще кому. Договорились? Никому!

– Договорились, – пожала я плечами.

– О'кей, завтра объяву опубликую. А телефон, Лина, укажу твой домашний. Здесь пока сидеть нечего. Если начнут звонить, вы их по записи принимайте, чтобы целыми днями тут не торчать. Но ты уж тогда, будь другом, сиди дома и отвечай на звонки.

А что делать, пришлось сидеть. Я и не думала, что в нашем двадцатом веке столько людей не справляется со своими проблемами без магии.

Я только и делала, что бегала и отвечала на звонки, поражаясь тому, что женщины, оказывается, так агрессивны. Движущей силой большинства из них была месть. Обиженные женщины представляли собой целое черное воинство. А сколько их ходит среди нас и смотрит нам в спины ядовитыми глазами! Мне казалось, что уже от одних этих звонков я должна была заболеть с пробитой в пятнадцати местах аурой. Ведь мне приходилось обижать их еще больше, отказывая в содействии извести, разлучить, проучить, наказать и наслать несчастье. Неужели ненависть действительно сильнее, чем любовь?

Через несколько дней я ужасно устала от таких звонков. И искренне обрадовалась, когда вдруг услышала голос Виталика Саца. В суете и хлопотах, связанных с открытием салона, я о нем совсем забыла.

– Геля, куда ты пропала? – спросил он меня нервно. – У нас не хватает материала. Спасай! Полполосы надо прикрыть. Мне нужно твое интервью. Какое бы оно ни было. Если что – я подправлю. К завтрашнему утру сделаешь?

– Постараюсь… – пролепетала я. – Но ведь надо же еще показать их пиарщице, Карине.

– В десять интервью должно быть у меня. Иначе кранты. Выручай! И потом, ты же сама говорила, что виолончелист этот на конкурс не поехал. Значит, и пиарщица перетопчется.

После этого разговора, я села на стул возле телефона и бессильно опустила руки. Чтобы выполнить это поручение, мне нужно было собрать всю свою волю в кулак. Прокручивать в голове историю с Туманским я была еще не готова. Я старательно покрывала свою свежую память толстыми пластами новых забот. Воспоминания о нем были похожи на зерна озимой пшеницы. Дать ростки они могли не раньше, чем по прошествии длинной и снежной зимы.

Поток моих мыслей прервала Лиля, решительно остановившаяся передо мной. Я сидела в темном коридоре, зажатая в узкой нише между шкафом и тумбочкой, на которой стоял телефон. А Лиля стояла передо мной с пылающим негодованием в широко открытых глазах.

– У меня к тебе очень серьезный разговор, Геля! – начала она клокочущим от переполнявших ее эмоций голосом. – Мало того, что ты потеряла мои любимые очки. Ладно… Бывает. Но теперь получается вот еще что – ты воруешь моих клиентов!

– Как это? – не поверила я.

– Уже два человека, которых ко мне направили по знакомству, попали не ко мне, а в магический салон «Ангелы Рая». Как я понимаю -это то, чем ты в данный момент занимаешься. Мне бы не хотелось, чтобы такое повторялось снова.

– Лиля, дорогая, это какое-то недоразумение, – я в искреннем порыве прижала руки к сердцу. – Я ничего такого специально не делала. Может быть, если кто-то с места в карьер начинает говорить, что его бросили и у него проблемы в личной жизни… Но если зовут тебя, я никогда никому не говорю: «Лучше обратитесь к нам». Ты же понимаешь… Это какая-то случайность.

– Надеюсь, что так. Но мне бы моих клиентов вернуть! Я на нашем с тобой соседстве теряю деньги! – четко сформулировала свою мысль Лиля. Я бы, наверное, так не смогла.

– Ну хорошо, хорошо… Я тебе двоих верну. Не уверена, что тех, кто звонил. Но кого-то обязательно. Черт… Надо было раньше об этом подумать. Я ведь столько народу послала, кто мести жаждал. А ведь это все твои потенциальные клиенты. Как ты, Лиличка смотришь на наше сотрудничество? А? Сферы смежные.

– Правильно Гелка. Ты мне – я тебе.

Бывают такие воспоминания, которые лучше до поры до времени не ворошить. Они как открытые раны. Пройдет время, и однажды, случайно позволив себе к ним прикоснуться, ты понимаешь, что они уже не болят. Не вызывают в тебе бурю эмоций. Ты можешь прокручивать их перед глазами, как снятое кем-то кино. Но для этого требуется срок.

Если бы не производственная необходимость Саца, я бы не решилась притронуться к диктофону и воскресить все то, что со мной произошло.

Я положила перед собой чистый лист. Взяла ручку. Но вместо того чтобы скрупулезно записывать каждое слово, так и просидела, не шелохнувшись, прослушав подряд обе стороны кассеты, периодически падая в черную глубину засасывающей меня горько-шоколадной воронки.

«По-моему, вы любите мужчин так же, как депутаты любят народ. А еще говорят, что женщины склонны к моногамии. Может быть, жизнь их уже исправила?»

Собственный голос я слушала с раздражением. Неужели же он у меня такой… Детский, что ли. Я даже не знала, как это назвать поточнее… Не роковой. Я была о нем гораздо лучшего мнения.

Потом мне пришлось вернуться к началу и слушать по фразам. Да еще и по нескольку раз.

«Вы уверены, что именно этого хотите?»

Каждое слово, сказанное пропадающим в конце фразы низким голосом, отпечатывалось в моем несчастном сознании, словно клеймо на плече у блудницы. Меня то и дело бросало в жар. И вся эта процедура становилась похожей на изощренную пытку.

Я уже не вдумывалась в сказанные им слова, машинально записывая их на бумаге. Я только вслушивалась в его голос и тонула в его волнах, не предпринимая никаких попыток выплыть.

«Я не могу сказать, что музыку я люблю. Это знаешь как… Вот у тебя волосы рыжие, а у меня виолончель. Примерно так… »

Изрядно попортив себе нервы, я настрочила целых пять страниц текста сомнительной журналистской ценности. Приняла душ, чтобы успокоиться. И стоя под прохладным потоком воды, все никак не могла понять, как так получилось, что мы расстались без всякого намека на продолжение. Разве такими вещами бросаются? Или для него это ровным счетом ничего не значило? Так бывает?

Мне захотелось немедленно все повторить.

Только не расслабляться и не давать волю своим чувствам. А планомерно влюбить его в себя, а потом чрезвычайно жестоко бросить. Пусть помучается так, как мучаюсь теперь я.

Мне казалось, что сердце мне зацепил рыболовный крючок, а не гладкая и прямая стрела Купидона. И к тому же от этого злосчастного крючка тянулась толстая леска. А леска была привязана к удочке. А удочку эту крепко держал в своей левой руке господин Туманский.

Заставить его страдать и бросить! Сладкое предвкушение мести разлилось по телу приятным теплом. В конце концов, можно воспользоваться и магическими приемами. Я знаю одно замечательное руническое заклинание на власть женщины над мужчиной. Можно на деле проверить, насколько оно эффективно. Что же я, сапожник без сапог? Надо только вырезать ножом на деревянном амулете руны Кеназ, Гебо, Лагуз и Вуньо. А потом закрасить ложбинки своей кровью. Да, кровью. Кровь в магических ритуалах всех времен и народов используется как чернила. Но в ней сила.

Стоп, стоп, стоп! О чем это я размечталась? Я же зареклась применять запрещенные приемы в личной жизни. С личной жизнью у меня и так полный бардак.

Боже! Как недалеко я ушла от всех тех, кто названивал мне в последние дни. И я еще смею кого-то осуждать! Да уж, справедливые слова -не суди, да не судим будешь.

Напоследок окатив себя ледяным душем, я потушила-таки костер своих пагубных мыслей. И, с остервенением глядя на себя в зеркало и вытирая мокрые волосы, подумала: какие же все-таки все мы циники. Двадцатый век все вывернул наизнанку. Мгновенное осуществление желаний – болезнь века.

С мужчиной мы начинаем с того, к чему в былые времена долго и трудно пробивались. Чего ж удивляться, что после этого сразу идут титры. Все заканчивается, едва начавшись! Жизнь изменила наше сознание – за колбасой уже давно никто не охотится. Ее не выслеживают, ее покупают в магазине при первых же признаках голода. Чтобы увидеть Индию, необязательно томиться полгода в изматывающем путешествии на Восток, можно просто включить телевизор. И совершенно равнодушно взирать на красоты Тадж-Махала с дивана, жуя бутерброд с «непойманной» колбасой. Нет радости! Все равно что получить олимпийское «золото» в качестве новогоднего сюрприза. За просто так. Разве эта радость сравнима с «золотом», выигранным в тяжелой борьбе…

Я полностью согласна с Антоном – чем дороже ты платишь, тем больше ценишь то, что получаешь. Он, правда, говорил о ценах на услуги магического салона. Но суть от этого не меняется.

Вот взять, например, Туманского… Я ведь досталась ему бесплатно. Сразу. Без охоты и долгого путешествия. Без томительного ожидания и сердечного мучения. Как рекламная закладка, засунутая в купленную книгу, – пробежать глазами и выбросить…

Вечером я позвонила в контору Дисса, чтобы попросить Нику пустить меня за компьютер. То, что я написала от руки, предстояло напечатать и отослать по факсу Виталику в пресс-центр.

Как мы и договорились, я приехала на свою бывшую работу тогда, когда там уже никого, кроме Ники, не было. Знакомый охранник приветливо кивнул, не обращая внимания на то, что мой пропуск не был продлен на этот год.

Ника очень нервничала. К деспотично-непредсказуемому характеру Дисса она пока что не привыкла. Хотя гарантии того, что она к этому когда-нибудь привыкнет, нет и быть не может. Люди вообще делятся на тех, кто Дисса превозносит, и тех, кто его терпеть не может. Я как могла Нику успокоила, пообещав, если что, разобраться с Антоном Альбертовичем лично.

– Не понимаю, Гелка, как ты вообще с ним могла работать. Он же ненормальный… – пожаловалась она мне перед уходом, надевая малиновую дубленку и заглядывая в зеркало. – Сатрап!

– Он же тебе вроде бы нравился когда-то? – невинно спросила я. – Кстати, хорошая дубленочка. Тебе идет.

– Спасибо. Мне тоже нравится. Дорогущая, зараза… А что толку? Он меня в упор не видит, – обиженно сказала Ника, поджав пухлые губки. И легкомысленно добавила, радуясь своему отражению в зеркале. – Голубой, наверное.

– А иначе ты это никак объяснить не пыталась? – усмехнулась я.

– Иначе это, Гелка, не объяснить. Мертвый бы давно уже все понял. А этот приходит с бодуна и давай всех строить. Или у него уже давно ни на кого не стоит. Поэтому и зверствует.

– М-н-да… – пробормотала я, невольно вспоминая опровергающие Никины слова обстоятельства. – Ну хоть зарплата-то тебя устраивает?

– Что-то же должно меня здесь устраивать, -недовольно сказала Ника. – Ладно, Гелка. Компьютер перед уходом выключи. Не забудь. Ключ на щит. Ну, в общем, ты и сама все знаешь. Да, кстати, ты сама-то как? Куда устроилась?

– Да вот… – я кивнула на свои бумаги, вовремя вспомнив о том, что о магическом салоне Антон просил никому не говорить. – Интервью для «Невского времени» печатать буду. Так… понемножку… Осваиваю смежные профессии. А вообще все нормально. Спасибо.

Я разложила бумаги возле компьютера и уже собиралась взять на клавиатуре первый аккорд, как вдруг взгляд мой наткнулся на фотографию в рамочке, стоящую на столе. На ней моя бывшая сокурсница Ника нежно обнимала за мощную шею отвратного вида собаку – бульдога со складчатой мокрой мордой. На верхнюю черную губу пса наползали убийственные желтые клыки.

Я нервно сглотнула. И мне показалось, что в горло случайно скользнула льдинка и холодной медузой растаяла в животе.

– Я не знала, что у тебя собака, – сказала я напряженно.

– Папа взял. У нас в позапрошлом году квартиру ограбили. Слава богу, дома никого не было. Папаша испугался и притащил этого ублюдка. Чтобы охранял. Так мы теперь дома книгу с полки взять не можем. Охраняет.

– А ты с ним гулять ходишь? – замирая от неприятных предчувствий, спросила я.

– Ты что! Только папа ходит. Это ж не собака, – засмеялась Ника, подходя к столу и любовно глядя на фотографию. – Это машина для убийства.

– Да? – ужаснулась я. – А как его зовут?

– Тефаль, – прыснула Ника. – Он всегда думает о нас. Ну все. Я побежала. А то совсем поздно будет. Счастливо.

Мы сентиментально поцеловались, вытянув губки трубочкой. И она убежала.

Я осталась одна на своем бывшем рабочем месте. Здесь было знакомо и привычно. Но от всего, что меня сейчас окружало, вдруг повеяло такими нервами и постоянным стрессом, что я еще раз поздравила себя с тем, что нашла-таки мужество все поменять. Ну если не все, добавила я про себя, подумав об Антоне, то почти все.

Я посмотрела на часы. Надо было быстро набрать текст. Потом быстро отправить факс и выбросить все это из головы. Я принялась перепечатывать текст интервью, стараясь делать это на автомате. Но голос Туманского врезался в мой мозг, как корабельный якорь в морское дно – надежно и крепко. И каждая фраза, которую я сама себе диктовала, звучала в моей голове на гибельно низких частотах.

Я уже собиралась уходить. И следила за тем, как последняя страница текста уползает в факс. И думала, что то, чем я занимаюсь в салоне «Ангел&Рая», очень похоже на принцип действия факсимильной связи. Неверующий не поверит, что лист, проглоченный и выплюнутый факсовым аппаратом, попал куда-то еще кроме твоих собственных рук. Никаких доказательств трансмиссии нет. Однако я знаю, что где-то в другом месте нашего города сейчас в темном кабинете, где уже давно никого нет, другой черный аппарат вдруг ожил и выдал целый рулон поступившей информации. Точно так же и магия. С той лишь разницей, что своему приятелю Виталику Сацу я завтра обязательно позвоню и узнаю, дошел ли до него мой факс. А в те инстанции, с которыми связываюсь я в рамках деятельности магического салона, позвонить и что-либо уточнить невозможно. Но ведь это не значит, что просьбы мои там не получают.

Мысли мои унеслись в те самые далекие инстанции, когда вдруг кто-то стал открывать ключом дверь приемной. Дверь я не запирала. Я точно помнила, что проводила Нику и вернулась к столу. Пойти самой сказать, что здесь открыто, или вообще спрятаться в шкаф? Но шкафы здесь все с полками. Я быстро оглянулась. Прятаться можно было только под стол. А надо? Я же ничего плохого тут не делаю.

Похоже, тот, кто хотел сюда войти, раньше эту дверь никогда не открывал. Судя по металлическому скрежету с той стороны, ключ к двери подбирали путем проб и ошибок.