Я не верила своим глазам. Я никогда такого не видела. Мне нужно было успокоиться. Я все бросила и стала ходить по комнате.

Передо мной лежали две астрологические натальные карты, нарисованные от руки. Я просидела весь вечер, обложившись отксеренными в Публичке таблицами Эфемерид, конспектами Эльги Карловны и четырьмя томами Авессалома Подводного. Первая, математическая часть работы была сделана.

Сразу скажу – результат оказался совершенно неожиданным.

Натальную карту Эдика Шелеста я пока отложила. Ничего особенного она собой не представляла. С ней нужно было разбираться.

А вот космограмма Туманского выбила меня из колеи.

Владимир Туманский, уроженец Новосибирска, двадцати восьми лет от роду, судя по гороскопу, являлся личностью уникальной.

Я считала себя знатоком личных гороскопов. Я перевидала их, наверное, целую тысячу. Но о том, что такое Стеллиум, знала лишь по книгам. Человек с таким положением планет обладает особой концентрированной силой.

Не вдаваясь в подробности, скажу: Стеллиум – это соединение в гороскопе нескольких планет в одной точке. На небе это явление известно как парад планет. Бывает очень редко. Даже Вифлеемскую звезду, которая зажглась перед рождением Христа, многие астрологи считают соединением Сатурна и Юпитера, которое как раз должно было быть в то время. Каждая из этих планет светится в несколько раз ярче любой звезды. А когда они соединяются, это выглядит, как лампа.

У меня на листке вырисовывался Стеллиум из двенадцати соединений. Как такое возможно, когда планет всего девять? Но тут у меня получался еще один фокус. Положение Солнца, то есть знак Зодиака, определяет характерные черты только половины личности. Вторую половину определяет Асцендент – Знак, восходящий в минуту рождения над горизонтом. Он меняется каждые десять минут. У Туманского Асцендент соединялся с Солнцем. Он не был наполовину Скорпионом, наполовину каким-то другим знаком. Он был Скорпионом. И еще раз Скорпионом. И еще десять раз Скорпионом.

Марс и Венера стояли в соединении между собой, что обещало редчайшую гармонию с противоположным полом. При этом и Марс, и Венера соединялись и с Солнцем, и с Асцендентом. И то же самое делал Юпитер, планета удачи, соединившись в свою очередь с ними со всеми.

Но и это было еще не все. Неизвестно какими судьбами оказавшийся на их фоне таинственный Плутон окрашивал каждое светило по порядку мистическим обаянием, нечеловеческой целеустремленностью, чертовской удачливостью и гипнотической властью над умами и сердцами людей.

Это было похоже на астрологическую шутку. На такое же невероятное происшествие, как два трамвайных билета подряд со всеми одинаковыми цифрами. На выигрыш миллиона в рулетку.

На всей Земле в тот день такое уникальное совпадение случилось только над Новосибирском и только в четыре пятнадцать утра по московскому времени. А потом все эти космические соседи очень быстро разъехались по небу и больше таких шуток не устраивали. Я была заинтригована. Более того, мне жутко захотелось своими глазами увидеть этого человека.

Сравнивать гороскопы Туманского и Шелеста, на мой взгляд, не имело никакого смысла. Но и говорить об этом трепетной матери Тамаре Генриховне тоже было нельзя.

Надо было думать.

Эльга Карловна однажды сказала нам интересную вещь, которая меня удивила. Если человек пришел к вам с конкретной проблемой, то ищите решение именно этой проблемы. Никогда не говорите лишнего, того, о чем не спрашивают. Чем меньше вы вмешиваетесь в судьбу, тем лучше для вас и для самого клиента.

Эльга Карловна предупреждала нас, что сам астролог перед составлением карты должен соблюдать пост и уединение, иначе кармические запутки, в которых ему предстоит разобраться, могут перекинуться на него. Девчонкам все это казалось похожим на анекдоты про крокодильчиков, которых сумасшедший перекидывает на врача, а врач обратно на сумасшедшего. Но я не видела в этом ничего смешного, потому что именно так делала баба Нюра при снятии порчи. Надо уметь защищаться.

Чтобы найти что-нибудь утешительное для Тамары Генриховны, необходимо хорошенько разобраться во всех тонкостях и нюансах. Что-нибудь обязательно найдется.

Например, что у Эдика, несмотря на наличие таланта, покровителей и работоспособности, совершенно нет воли к победе. Он всегда будет жертвой фантомных, ни на чем не основанных страхов. И конкурсы – совершенно не для него.

У Туманского в гороскопе тоже есть слабые места. Стеллиум неуязвим, но остальные планеты вовсе не безупречны. Неудачно расположенный Сатурн говорит о том, что за все в жизни приходится бороться. С неба ничего не падает. А Луна разрывается между мыслями и чувствами – это тоже минус.

Поздно вечером позвонил Антон.

– Ну что там у тебя, Звездинская? Процесс пошел? Будущее вытанцовывается?

– Ничего смешного, между прочим, нет, – грустно ответила я. – Достань мне компьютер и электрочайник. И желательно побыстрее. Иначе я расскажу, что ты про меня все наврал и фамилия моя никакая не Звездинская.

– Это что за наезд? – спросил меня Антон. – Спирт, спирт, огурец? При чем здесь чайник?

– А при том, что когда ты меня похитил вместе с мусорным мешком, у меня, между прочим, чайник на плите стоял. Или чайник гони, или деньги за такси я тебе возвращать не собираюсь.

– У тебя появляется деловая хватка, Лина. Скоро ученик превзойдет учителя.

– Боже, какое самомнение!

– Про такси, кстати, я уже забыл. Хорошо, что напомнила, – буркнул он. – Компьютер я тебе заброшу. А насчет чайника – извини. Пару раз поработаешь на семейку Шелест, купишь себе десять чайников и прицеп в придачу.

На этот раз мой визит к Тамаре Генриховне был тщательно подготовлен. Время я постаралась назначить сама. Она настаивала на одиннадцати утра, а я клялась, что могу только вечером. И потом, карты такая вещь… обращаться к ним лучше после захода солнца. И при свечах.

Я включилась в эту игру. И теперь мне хотелось произвести впечатление на госпожу Шелест.

Я вынула из шкафа старое мамино нарядное платье. Оно было настолько старомодным, что выглядело уже экстравагантным. Мама носила его двадцать пять лет назад. Тогда она была такой же худенькой, как я сейчас. Черный плотный атлас благородно поблескивал в мягком вечернем свете. Наивные вытачки на талии и груди подчеркивали фигуру. Весь его утонченный силуэт выгодно контрастировал с современными вещами.

Под круглым воротничком завязывался зеленый бант. Мне это платье очень шло. И рука не поднималась его выбросить. Но я надевала его только дважды в жизни – оба раза на Новый год. Это единственный праздник, прощающий погрешности во вкусе.

Но сейчас я оставила бант на вешалке. Мне нужен был только строгий черный атлас.

…Свечи слегка потрескивали и мигали. По громадной квартире бродили сквозняки. Где-то открывались двери и слышались приглушенные голоса. На черном монастырском покрывале раскиданы были цыганские карты, подаренные мне на шестнадцатилетие тетей Розой. Я каждый раз удивлялась толковости этих карт. Они понимали меня с полуслова. Сегодня им удавалось держать в напряжении не только застывшую в ожидании ответа Тамару Генриховну, но и меня.

Получалась такая картина. В ближайшем будущем у обоих королей шансы были совершенно равны. Я специально гадала на ближайшее, потому что чутье мне подсказывало, что стоит заглянуть чуть дальше и перевес будет не в нашу пользу.

– Угу, – сосредоточенно кивала головой Тамара Генриховна каждый раз, когда я объясняла ей что к чему.

– При равных шансах перевес может произойти в любую сторону. Ведь первую премию пополам не делят?

– Ну, всякое бывает, – неопределенно ответила она и строго добавила: – Но надеюсь, что это не наш случай. Нам нужна чистая победа. Понимаете, Геллочка! – Она пыталась внушить мне еще какую-то сложно выразимую словами мысль, такими говорящими были ее глаза. – Надо что-то предпринять.

– Прежде всего надо работать над причиной страха. Страх Эдика напрямую связан со вторым домом, отвечающим за материальные ресурсы. Вам понятнее, что это может быть.

Я вам, Тамара Генриховна, уже сказала все, что поняла на настоящий момент. А плохих гороскопов, по моему убеждению, не бывает. Предупрежден – значит, вооружен.

– Значит, Туманский очень сильный соперник… – Она говорила будто бы сама с собой и моих слов и не слышала. – Послушайте, Геллочка, вопрос, конечно, щекотливый. Но есть ли какие-то особые методы, чтобы сделать Эдика сильнее. Ну, вы понимаете? Антон говорил…

– Что говорил? – насторожилась я.

– Ну, я и сама знаю, что многие экстрасенсы работают с политиками. Да и с артистами. Может, есть какие-нибудь народные методы… Ну я не знаю, просто мне кажется, что должны быть. Антон сказал, что вы потомственная… как это… ну ворожея, что ли, что ваша бабушка умеет…

– Да, – улыбнулась я вежливо, – но с политиками и артистами она не работала. Есть, конечно, старинные заговоры на удачу и против завистников. Но я уверена, это совсем не тот путь. Если карты говорят, что шансы равны, значит, все теперь зависит от самого Эдика.

– Я вам вот что скажу, дорогая. Есть такая наука математика. Если есть равенство, то изменить его можно, либо прибавив с одной стороны – что предлагаете вы. Либо убавив с другой – что предлагаю я.

– То есть? – начала понимать я. – Убавить у Туманского?..

– Именно так, – с торжеством полководца-стратега откинулась на спинку стула Тамара Генриховна.

Теперь она уже не казалась мне такой трепетной. Может, легче было нанять киллера? Меньше хлопот.

– Как вы себе это представляете, Тамара Генриховна? – с достоинством спросила я. – Порчу навести? Сгноить соперника? Видите ли, мне кажется, что вы просто не догадываетесь, с чем имеете дело. К моей бабушке довольно часто приезжали снимать порчу. Порча завистников – вещь распространенная. Но если ты снимаешь порчу, то надо отправлять ее прямехонько к обидчику. Если что, она вернется прямо к вам. Это опасно, не говоря уже обо всем остальном.

– Девочка моя, пойми! Дорогая ты моя! -вдруг в эмоциональном порыве обратилась ко мне Тамара. – Я ж в него всю душу вложила. Всю молодость свою растратила. Я верила, что из него получится великий музыкант. И получился ведь! А сколько денег вложил в него отец! Одна виолончель стоила столько, сколько… Да мне вам даже не сказать! И что он мне теперь говорит?! Уйду, говорит. Надоело! Не могу на сцену выходить. А бояться он стал, как только Туманский появился. Еще два года назад его здесь не было! Никто о нем не слышал. Он же из Сибири. А может, это он моему Эдьке завидует? Может, от него порча? Как же это я сразу не подумала Ну да, конечно!

– Да подождите, подождите, Тамара Генриховна, – замотала я головой, пытаясь остановить весь этот поток кликушества. – Зачем же сразу так!

– Ему отец такой редчайший инструмент купил. Да. Все завидовали. Все… И мне, конечно, все завидуют. Как же это я сразу…

Она вскочила и куда-то упорхнула. Свечи дернулись, как от пощечины. Я стала собирать карты со стола. Тамара Генриховна неприятно поразила меня своей готовностью хвататься за оружие.

– Геллочка! – Она неожиданно появилась в комнате. – Давайте начистоту. Уберите Туманского с дороги, и я вам очень хорошо заплачу. Только это должно остаться между нами.

– Мне надо подумать, – сдержанно ответила я ей. – Это совершенно меняет специфику моей работы.

– Да, да, – жарко зашептала она. – Я заплачу вам много. Очень много.

– Не думаю, что за все можно заплатить деньгами, – задумчиво сказала я.

Антон позвонил в мою дверь и в обнимку с громадным монитором ввалился внутрь квартиры. Сердито сказал:

– Лифт не работает. Пер эту хренотень на шестой этаж. Что ты торчишь в дверях? Дай пройти!

– Иди, иди. Только этаж-то пятый, – посторонилась я.

– Куда? – рявкнул он. Впервые он прорвался дальше моего подъезда.

– Вон туда! – указала я ему на дверь в коридоре.

Кроме Лилиной комнаты и моей в конце коридора имелась еще одна, опечатанная с тех пор, как я сюда переехала. Там когда-то повесился сосед. А теперь она считалась фондом, не пригодным для жилья. Дальняя стена в ней всегда была мокрой. Иногда мне казалось, что в комнате кто-то ходит. Или это капали на пол неторопливые струйки протечки.

Антон стоял посреди моей комнаты в распахнутой кожаной куртке и тяжело дышал.

В интерьере моей комнатки и он, и компьютер казались ненормально громадными.

– Надеюсь, в игры играть не будешь, – сказал Антон ворчливо. – Хотя что тебе – времени у тебя теперь вагон.

– Да, кстати. Об оплате труда, – вспомнила я то, что хотела у него выяснить. – «Все расчеты Антон Альбертыч просил осуществлять через него», – сказала я с интонацией Тамары Генриховны. – Тебе это о чем-то говорит? И как это понимать?

– Очень просто, – он самодовольно усмехнулся. – Я твоим шефом был, я им и останусь. Отныне и вовеки веков, аминь. Может, мне нравится, что деньги ты получаешь только из моих рук.

– Завтра же найду себе тихую работу под началом тетеньки в очках.

– Я те найду… – беззлобно проворчал он, с интересом разглядывая два круга с хордами и точками на моем столе. – Ну что там у них?

– Не знаю я, что сказать про твою семейку Шелест. Ничего хорошего. Эдик в конце концов проиграет. Не завтра, так послезавтра, -уставшим голосом сказала я.

– Ответ неверный, – безапелляционно сказал Антон. – Там, знаешь ли, Лина, тотализатор. На Эдика Шелеста такие бабки ставят, тебе и не снилось. Мне надо, чтобы он получил первую премию. Сделай для этого все, что возможно.

– Что я, по-твоему, могу сделать? – пожала я плечами.

– Боже мой, Лина, ты честная, как пионерка тридцатых годов! – сказал он с иронией и присел на мой стол. – Я Тамаре сказал, что ты можешь все. И она должна быть уверена, что это так и есть.

– Она уверена. Но ты-то сам мне говорил, что не веришь во всю эту чепуху! – возмутилась я, подошла и спихнула его со стола.

– Делай свое дело, – сказал он с нажимом, послушно вставая на ноги. – Подыграй. Тыкни там иголочкой в какую-нибудь куклу. В полночь. Ты что, кино не смотришь? Запудри ей мозги! – и добавил чуть мягче, глядя мне прямо в глаза своими аквариумами: – Ты умеешь. Уж кто-кто, а я-то знаю, как здорово ты умеешь это делать. А я займусь своими делами. В конце концов, ребята мои съездят по адресу и набьют этому музыкантишке морду, чтоб не высовывался со своим искусством.

– Ты что, с ума сошел? – я даже опешила от такого поворота. – Ты же не бандит!

– Да не бандит, не бандит… – отмахнулся он. – Не волнуйся. Обойдемся без рукоприкладства. Но у меня свой бизнес! И я должен крутиться, как уж на сковородке. Мне нужно выйти на другой уровень. Мне нужно финансирование. И я сделаю все, чего бы мне это ни стоило. Папаша Шелест ставит на сына деньги. И мне нужно, чтобы он выиграл! Сергей Шелест нужен мне богатым, счастливым и довольным. Мною довольным. Задача ясна? Действуй.

– Ты что, хочешь все свалить на меня? – спросила я неуверенно, сама удивляясь своей догадке. – Так, что ли? Антон!

– На тебя ничего невозможно свалить… – усмехнулся он. – Времена инквизиции давно прошли.

Вечером, когда Лили не было дома, я позвонила Райке. Телефон у нас висел в коридоре, и подслушивать меня соседка могла бы в свое удовольствие. А давать ей такую перченую пищу для размышления мне совсем не хотелось.

Но, кроме Райки, обратиться мне было не к кому. Осуждать меня Рая не стала бы. Сама иногда гадала знакомым своих знакомых за деньги.

– Может, я действительно честная, как пионерка тридцатых годов, но все-таки хотелось бы знать, что в таких ситуациях делать, – тихонько сказала я в трубку. – Ты же сама знаешь, бабка таким не занималась. Никогда не вредила. И денег за помощь не брала.

– Ну, время сейчас другое, – успокоила меня Райка. – Если денег не брать, то вообще прожить невозможно. Тем более ты не замужем. Можешь не заморачиваться. А человека убрать… Ты, Гелка, так шибко не переживай. Ты все равно этого сделать не сможешь. Надо злющей быть. Порчу наслать, только как это делается я тебе не скажу, конечно. Сама не знаю.

– Так что же тогда мне делать? – спросила я безнадежно.

– Ну есть один цыганский способ… Но лично я никогда не пробовала. Можешь записать. Только не перестарайся, – нехотя призналась Рая.

Спектакль, который я разыграла перед фанатичным лицом Тамары Генриховны, нельзя было назвать гениальным. Слова пьесы по ходу дела я перепутала. Заменила похожими собственного сочинения. Требующийся инвентарь был не весь. Иглы цыганские были заменены на обычные, штопальные. Камни морские – на обломки гранита с соседней стройки. Перец и соль настоящие. Взрыв получился весьма эффектным. Тамара Генриховна жутко испугалась, в панике обернулась на дверь и сдавленным шепотом просипела, немало меня удивив:

– Так его! Так, собаку! Чтобы исчез он, откуда взялся. Насобачился смычком пиликать. – Потом громко чихнула от перечных паров и быстро скомандовала: – Туши! Сережа еще учует! Будет нам с тобой на орехи!

Надо сказать, что ни на орехи, ни на карманные расходы я пока не получала. Напомнить об этом казалось мне неприличным. И потом, ведь пользы от всех моих действий было как с козла молока. За гадание, правда, могла бы и заплатить. Но расчеты должны были происходить через Антона.

Несколько дней после этого я спокойненько просидела перед компьютером, изучая возможности Туманского. Личность его не давала мне покоя. Потенциальных возможностей у него было не меньше, чем у Александра Македонского. Конечно, я знала, что даже с таким гороскопом можно всю жизнь просидеть перед телевизором и пить пиво. Под лежачий камень вода не течет. Но Туманский ведь не лежал. Иначе он никому бы не стал мешать.

В конце недели я поняла, что обо мне забыли. Пока что Тамара Генриховна в моих услугах больше не нуждалась.

Антон не звонил и не появлялся. Видимо, как всегда ушел в работу.

Философские размышления о судьбах и звездах вскоре закончились, потому что я поняла, что пора зарабатывать на жизнь каким-нибудь более тривиальным и надежным способом – устроиться в библиотеку, набрать учеников на частные уроки, а потом уже найти что-нибудь поприличнее. Потом, когда точно будешь знать, что зарплата у тебя пятого и двадцатого, тогда и пофилософствуешь, сказала я себе.

Я уже успела сходить в две ближайшие библиотеки на собеседование. И теперь с тоской выбирала между двумя не ахти какими приятными заведующими. И тут позвонил Антон.

– Лина, я через полчаса заеду к тебе за компьютером. Так что ты там давай заканчивай на нем все свои делишки. И чаю мне вскипяти. Замерз ужасно.

– У меня чайника, как ты знаешь, нет! – мстительно предупредила я трубку. – И к чаю желательно что-нибудь купить.

– В аптеке? – изящно пошутил он.

– В булочной, Антоша! В булочной! Я, между прочим, человек безработный. Мне каждая копеечка дорога!

Он повесил трубку. Прощаться – какая фигня! Все это предрассудки.

Я почему-то ужасно рассердилась. Или разнервничалась, не знаю. Не было о нем слышно столько времени – и прекрасно. Я начала понемногу привыкать к своей скромной свободе. И пусть мне самой иногда она начинала казаться какой-то старушечьей… Но ведь это не навсегда! Просто мне надо отдохнуть, успокоить нервы. Забыть про Антона Дисса и про все, что с ним было связано.

И только я опять захотела о нем забыть, как раздался звонок в дверь.

– Уйди с прохода, Лина! Что за дурацкая привычка! – с порога начал он. Я посторонилась, подняв глаза к небу. – Ну что ты опять такая злобная? Сердце родное! Ау!

– Да не злобная я никакая… Возьми свой компьютер и давай… Катись, короче. Я спать хочу.

– Катись… Короче… – беззлобно повторил он. – Деградируешь по-черному. А чай?

– Обойдешься. Сам-то что-нибудь принес? – я не могла скрыть своего живого интереса к этому вопросу.

– Спрашиваешь! – самодовольно ответил он и уверенно прошел в мою комнату. – Ну что, безработная. Пляши!

– С чего это, Антоха?

– Вот твои первые честно заработанные на ниве шарлатанства денежки. – Глаза-«Ессен-туки» торжественно блеснули. И он вынул из внутреннего кармана большой конверт. – Это тебе. А это мне за предоставление услуг посредника. – И он вынул из конверта несколько купюр. – Тамара Генриховна просили передать, что весьма довольны.

– А чем она, извините, довольна, можно полюбопытствовать? – спросила я, чувствуя приятную тяжесть конверта. Я не удержалась и заглянула. Потом с недоверием посмотрела на Антона. – Ты что, рехнулся? Это ж такие деньги?! Я никого не убивала!

– Тебе много? Поделись с другом, – и он хищно запустил лапу в конверт по-новой. – Ты тут, знаешь ли, сердце родное, особо деньгами не швыряйся. Когда следующие будут и будут ли вообще, никому неизвестно. Помощь твоя им в ближайшее время не потребуется.

– А что произошло? – упавшим голосом спросила я. – Объясни ты, наконец!

– Конкурент в ближайшем конкурсе имени Чайковского участия не принимает. Серьезная травма руки. Сейчас идут отборочные прослушивания, и он пролетает, как фанера над Парижем. Эдик остается один и весь в белом.

– А деньги-то за что? – с неприятным холодком в животе спросила я. – Уж моей-то заслуги в этом нет!

– А вот Тамара Генриховна считает, что как раз есть. И прямая! – Антон задержал на мне свои истинно арийские глаза. – И хорошо, что она так думает, Лина! Значит, задачу свою мы выполнили.

– Это ты подстроил? – голосом следователя, выводящего убийцу на чистую воду, сказала я.

– Я думал, это ты… – не моргнув глазом, ответил Антон.

Поздно вечером я в конце концов дозвонилась до своего старого приятеля Виталика Саца из пресс-центра.

– Мне нужно встретиться с одним подающим надежды музыкантом. Можешь направить меня к нему на интервью от какого-нибудь приличного издания?

Я хотела поговорить с Туманским! Я должна была знать!