В результате меня настигла фолликулярная ангина. Две недели я валялась в кровати. Сначала температура была под сорок. Есть ничего не могла: больно было глотать, да и не хотелось. Родители остались в городе и ухаживали за своей бедовой дочкой — Паганель на время был сослан к соседям в Грибном. Папа выполнял роль сиделки: каждые два часа приносил очередную порцию полоскания и таблеток. Подобно всем больным, я капризничала, кочевряжилась и морщила нос:

— Опять эта гадость! Не хочу, не буду. Я и так поправлюсь, без всяких мерзких лекарств.

Но, разумеется, покривлявшись, покорно проглатывала горькие пилюли и, наполнив рот раствором фурацилина, гортанно пела «а-а-а». Дней через пять кризис миновал. Температура спала до 37, я начала вставать с кровати. Родителей я отправила обратно в деревню.

— Машенька, давай мы лучше останемся, — уговаривала меня мама.

— Не надо, мамуля. Мне уже гораздо лучше, справлюсь сама, да и песик скучает.

Раевский опять куда-то запропастился — наверно, занимался оформлением машины. Оставшись одна, я бесцельно шлялась по квартире. Перечитала Ильфа и Петрова. Тупо пялилась в телевизор — в общем, чувствовала себя покинутой и одинокой. «И скучно, и грустно, и некому руку подать…» Знаю, кто мне нужен: Романова! Я тут же набрала ее номер.

— Ну ты, Мэри, даешь! Нашла когда простужаться! Все люди по магазинам за подарками отправились, 8 Марта на носу, а ты в койке! — звенел колокольчиком на том конце провода тонкий Аришкин голосок. — Мне прям тебя жалко! Давай я к тебе заеду, только не сегодня, сегодня у меня работа, а вот завтра я буду свободна, как ветер в поле. Так что жди.

Романова была неотразима: миниатюрная, хрупкая, в модной дубленой шкурке и струящемся голубом платье — настоящий ангелочек. Я-то знала, что этот «ангелочек» ест-пьет за троих и смолит как паровоз. Только никак это на ней не отражалось: всегда оставалась свеженькой и абсолютно не толстела. Все вокруг калории считают, в спортзалах часами потеют, чтобы от лишнего добра избавится, а она уплетает себе пирожки, чипсы килограммами поглощает, и хоть бы что. Такая вот божественная наследственность.

— Это тебе гостинцы, — Аришка протянула мне пакет, заглянув в который я обнаружила коробку шоколадных конфет, апельсины и бутылку красного вина.

— Ты где это все достала? — изумилась я.

— Узнаешь в свое время, — пропела Романова, вертясь перед зеркалом.

Романова с завидной энергией накрыла стол: достала бокалы, открыла вино, нарезала апельсины — золотые кружки уютно разместились в тарелке. Я вяло наблюдала за бодрой подругой, сидя в уголке.

— Знаешь, Мэри, я тоже так недавно сидела и нюни пускала, — шурша целлофаном, болтала Аришка. — Женишок мой ненаглядный, тьфу на него, поматросил доверчивую девушку да отбыл на историческую родину далеких предков… Ой, можно я здесь покурю? Мне теперь редко удается всласть подымить — работа такая, не забалуешь.

— Кури, конечно! — согласилась я, хотя не переношу табачного запаха.

Но отправлять Романову на лестницу было как-то неудобно и главное, хотелось, чтобы она поскорее довела свой рассказ до решающего момента — устройства личной жизни. Я отважно открыла форточку, хотя и знала, что моей ангине это может не понравиться. Но гостеприимство одержало верх над благоразумием. Аришка тем временем сделала затяжку, выдохнула струйку сизого дыма и продолжила свой рассказ.

— …Проблем — выше крыши. Одно надо, другое. В общем, помощи ждать не от кого, так называемый любимый — забыл и не вспомнит…

— После той истории… когда вы ездили в больницу?

— После той истории, — мрачно подтвердила Аришка, изящно закинув в рот конфету. Вспоминать о Ральфе ей явно не хотелось. — Даже последние джинсы протерлись! В общем, вешалка. Поревела я немного, потом утерла слезы и отправилась в агентство по трудоустройству. Ну, там мне предложили два варианта, один другого краше. Либо дворы убирать за полторы тысячи в месяц…

— Представляю тебя в ватнике, размахивающую метлой, — не удержалась я.

— …Либо в кафе какое-то официанткой. Пять дней в неделю с девяти до семи. За три тысячи деревянных, — возмущалась Аришка, тряся копной кудряшек. — Неудивительно, что в этой забегаловке никто работать не соглашался. Перспективы — жуть. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Бреду по Шпалерной, погруженная в думы свои темные, да и выскочила, грешным делом, на проезжую часть, на самый красный свет. А там машина, и не какая-нибудь — белоснежный «Ниссан»! С правым рулем, клевый такой, и на капоте с обеих сторон зеркала такие малюханистые! Я таких раньше вообще не видела. Мужик, что за рулем сидел, сразу затормозил — реакция хорошая, — Романова закинула ногу на ногу. — Так что меня только чуть-чуть толкнуло, так, пара синяков. Ну и перепачкалась еще, когда упала, юбку немного порвала. Ну, думаю, влипла. А он страшно перепугался: шутка ли — человека сбить! Выскочил. «С вами, — говорит, — девушка, все в порядке?» «Вроде бы да» — отвечаю. А он: «Может, вас подвезти?» Подняться мне помог, платье отряхнуть. Я смотрю, лицо открытое, симпатичное и печатью мысли отмеченное, между прочим. На Ричарда Гира смахивает, помнишь, мы «Красотку» с тобой смотрели, только чуть постарше и в очках? В золотой, представляешь, оправе.

Белоснежный «Ниссан» и золотая оправа — сочетание перспективное, улыбнулась я про себя.

— Ну и?..

— Само собой, я согласилась. Почему бы, думаю, на «Ниссане» один раз в жизни не прокатиться, да еще и с Ричардом Гиром за рулем?

— Да еще в золо… — я осеклась. — Ариш, а не страшно было в машину к незнакомому мужчине садиться?

— Да нет, я сразу поняла: интеллигентный он, — в устах подруги это слово позвучало как «божественный». — Ну, значит, плюхнулась к нему на переднее сиденье, едем, а он все расспрашивает: кто я, чем занимаюсь, да почему по проезжей части так неосмотрительно разгуливаю — беда, может, какая у меня стряслась? А мне как раз выговориться хотелось. Так я ему все свои проблемы без утайки и выложила. Мол, денег нет, работы нет, перспективы туманны и мрачны. Смотрю — а у него на лице улыбка сияет. Я даже ошалела, — Романова потянулась и небрежным жестом стряхнула пепел в раковину. — Ничего себе, думаю, сам на машине дорогущей разъезжает, а над чужой нищетой смеется! Вот буржуй недорезанный! — разволновавшись, Аришка даже кулачком по столу стукнула. — А он вдруг и говорит: «Так мне вас сам бог послал!» Оказалось, что от него жена сбежала с каким-то итальянским партнером и оставила ему двух дочерей, одной шесть лет, другой четыре. Только женушка ушмыгнула, началась форменная свистопляска: у одной ангина, у другой скарлатина. А у него своя фирма, которой надо руководить, потому что работники, как водится, без жесткого контроля расслабляются. Он в агентство обратился: нянечки, гувернантки. Ему сперва грымзу субтильную прислали. Девочки, как ее увидели, — сразу в рев: «Папа, не уходи. Не оставляй нас с этой тетей, она плохая». Нанял он тогда бабушку, знакомые ему порекомендовали. Все было хорошо, пока лето не началось. Тут бабка начала фортели выкидывать: на дачу ей надо, картошку окучивать, огурцы поливать. Он ей: «Я заплачу, купите себе огурцов, сколько вашим душе и желудку угодно». А она — ни в какую, подавай ей натуральный огурец, без нитратов и радионуклеидов, — Аришка явно гордилась собой, запомнила такое длинное модное слово. — А ты знаешь, кстати, что апельсин — это символ плодородия? — не переставала удивлять Романова.

Оранжевый кружок, описав дугу, исчез у нее во рту.

— Я знаю, что это символ витамина С…

— Потом он снова в агентство обращался, опять кого-то не того прислали… Мыкался-мыкался, разрывался на части между девчонками и работой, а тут как раз я — под колеса бросилась. «Я, говорит, чувствую, что вы девушка добрая и порядочная. Поступайте ко мне работать».

— И ты согласилась? — сказочная история смахивала на индийский фильм.

Аришка, заливаясь соловьем, не забывала регулярно отпивать вино из высокого бокала и поглощать конфеты. Я свою порцию только пригубила, мне бы сейчас чаю горячего с лимоном, да под плед…

— А то! Он мне оклад предложил 300 долларов — «для начала»!

Я изобразила восторг.

— И добавил: «Если все будет хорошо, можете рассчитывать на премиальные». С дочками он решил меня в тот же вечер познакомить. Ему в командировку надо было ехать на два дня…

Все это сильно напоминало сказку: Ричард Гир, белоснежный «ниссан»… Отечественный вариант принца на белом коне. Помнится, Романова еще в школе любила преувеличить да приукрасить действительность, так что все ее рассказы и байки нужно было делить на два, если не на четыре. Наверняка ее «принц» прискакал на какой-нибудь «восьмерочке» и если и похож на Гира, то со спины. Я одернула себя: радоваться надо за подругу, а не завидовать!

— Девчонки у Алексея такие оказались милашки, — Аришка томным жестом подправила локоны.

— Так это все-таки не Ричард Гир?

— Шутишь?! Нет, он Алексей Терский. А Гир — его двойник.

— Бледная копия?

Но мои усилия пошли прахом. Романова — крепкий орешек.

— Не ерничай, а то не буду ничего тебе рассказывать! Так вот, мы с его дочурками сразу сдружились. Старшая, Танечка, немного застенчивая. Зато младшенькая, Олюшка, ну просто прелесть! Глазки голубые, щечки розовенькие, сама белокурая. Такая сладкая! Я к ним очень привязалась. Они тоже во мне души не чают — так радуются, когда я прихожу, а потом отпускать не хотят: «Теть Рин, ну посиди еще полчасика». Я их гулять вожу, играю с ними, читаю им книжки, сказки перед сном рассказываю.

— И сколько он тебе платит? Как обещал?

— Да, как обещал: триста долларов наличными. Это, так сказать, оклад. Но столько же дает в качестве премии. Закупаюсь теперь по полной, могу такое себе позволить, — Аришка махнула рукой на вино и конфеты. — И подарки дарит регулярно: то сережки золотые, то цепочку. И если честно, я надеюсь, что скоро он мне предложит руку и сердце.

— Да ну?! Ты что, с ним в связи?

— О боже, какое милое старинное выражение! Само собой. Я ж тебе говорю, он сим-па-тич-ный! — Аришка непринужденно взяла мой бокал и осушила до дна. — А в меня, похоже, влюбился с первого взгляда. Через месяц отдыхать едем в Испанию на три недели. Уже турфирму выбрали, все решено и оплачено. Слушай, у нас вино кончилось. Может, махнем куда, проветримся? Хватит тебе тут помирать!

Нет уж, лучше «помирать» у себя дома, чем с подругой на дискотеке. Чувствовала я себя неважно, да и немудрено: сначала у плиты крутилась, теперь вот важную гостью принимаю, форточку распахнула — сижу на сквозняке. А мне ведь прописан строгий постельный режим. И еще этот дым! Сидим здесь, как ежики в тумане.

— Я бы с радостью, но боюсь, что сегодня я не ходок. Как-нибудь в другой раз, — вежливо отказалась я.

— Ну, как знаешь. А я пойду, поклублюсь. Мне теперь редко оторваться случается. В тусовках почти не бываю, не то что раньше… С Лешей мы если выбираемся, то в ресторан, как и положено в респектабельных семьях.

— Респектабельных семьях?

— А как же, я ведь все больше вечерами дома сижу, с детьми. Так что не хочу упускать редкой возможности выйти в свет. А то, может, составишь компанию?

— Нет, не уговаривай, — я закашлялась. — Слушай, а у твоего Алексея Гира друзей нет, которым тоже гувернантка требуется?

— Ну, я у него спрошу, — Аришка сделала вид, что не заметила моего сарказма. — Если что, позвоню тебе на днях.

— Да если и не будет ничего, все равно звони! Удачного тебе вечера, подружка! Только будь осторожна.

— Ой, Мэри, прямо как моя маменька. Я тертый калач, не пропаду! Это ты тут со своими микстурами да носовыми платками будь поаккуратнее. Совсем скоро закиснешь!

Она чмокнула меня в щечку и упорхнула. Забавная она, Аришка. С виду — невинная овечка, а иногда как рот откроет да сказанет что-нибудь эдакое — даже парней в краску вгоняет. Особенно когда переберет Аришка лишку. Остается только удивляться тому, насколько обманчива бывает внешность! Хотя по натуре-то она девчонка добрая и отзывчивая. Просто шебутная, «оторва», как ее все называют. Но «оторва» со знаком плюс. Так что пусть ее сказка окажется правдой, она вполне это заслужила.