Через пару дней Арсений пригласил меня к своим друзьям. Я была ужасно рада – это приглашение означало мир, дружбу и жвачку, значит, наши с Борисом отношения мальчика не шокировали и все наладится.
На этот раз дверь открыл юноша чуть старше Арсения. Джинсы, свободная рубаха, длинные волосы, собранные в хвост. Знакомый сладкий запах ароматических свечей. Меня пригласили в комнату, которая оказалась огромным светлым залом с окнами, выходящими на проспект. Мебели в комнате не наблюдалось, да и зачем нужна мебель, когда на полу полно подушек и циновок, на которых вполне удобно сидеть? Стены украшали оригинальные самодельные вещи, особенно мне запомнилась сумочка. Как мне объяснили, она была сшита из оленьей кожи. Сумочку украшали мех, богатая вышивка и бубенчики, подвешенные на полосках тонкой кожи. Оказалось, что это копытца новорожденных оленят, закрепленные на коже гагары. Сумочку привез из ненецкой тундры хозяин квартиры – Сторож. Вещь поистине эксклюзивная.
На одной из стен висел большой фотографический портрет женщины лет сорока в индийском сари, портрет Матери, которой поклоняются сахаджи-йоги.
В комнате находилось человек пятнадцать молодых людей и девушек. Юноши в джинсах и футболках, с длинными волосами, девушки в юбках до пят, с огромным количеством разноцветных фенечек на шее, руках, ногах; волосы распущены или заплетены во множество мелких косичек. Ребята мне очень понравились – у них были светлые лица, они как будто чего-то ждали, и ожидание это было радостным. Мне объяснили, что сегодня я должна пройти реализацию – сахаджи-йоги так называют посвящение. Хотя это совсем не означает, что я должна стать практикующим йогом – как уж мне захочется. Но реализация откроет мне путь просветления, на котором будут исполняться все мои светлые желания. А темных желаний после реализации у меня не появится.
Арсюха в этой тусовке смотрелся совершенно естественно. Он не забивался в угол, как на поминках бабушки, не глядел маленьким волчонком… В общем, ему явно было здесь хорошо. Наверное, он прошел реализацию. Осталось только исполнение желаний… Кстати, на меня он сейчас обращал внимания не больше, чем все остальные, и чувство первой неловкости, охватившей меня вначале, прошло.
Я спросила, что бывает, когда реализуешься, что чувствуешь, что потом с тобой происходит… На самом деле я немножко волновалась – в моем представлении обряды, имеющие мистическое значение (а я убеждена, что все обряды имеют мистическое значение), не могут не повлиять на человеческую судьбу. Но рассказ о реализации меня успокоил. Суть дела объяснила мне Лиза – симпатичная барышня, с ко– торой я познакомилась, когда приходила к Арсению в первый раз.
– Вы не бойтесь, это не страшно. Я, когда сама реализовалась, то и не знала, какой это кайф. Я до этого травку курила и вообще… А теперь мне этого не надо ничего.
Ого, все-таки травку! Может, не зря Борис волнуется? Надо будет с Арсением поговорить.
– А как это было, расскажи?
– Мы с пацанами сидели в машине, к нам Толик подвалил, тоже наш парень. Садится он к нам в машину, а мы ему говорим: «Толян, давай покурим. У нас тут хэмп, все такое…»
Какой еще хэмп, господи боже?
– …А он отвечает: «Подождите, ребята, что-то я вам сейчас расскажу». И начинает нам рассказывать всякое… о духовности. Не помню уже в подробностях этот его разговор. Он рассказывал про сахаджи-йогу, про Великую Мать…
– Так что, ты в машине так и реализовалась?
– Ага, – радостно сверкнула белыми зубами Лиза и весело тряхнула головой. – Это по фиг, где. Для этого нужно только настроиться и попросить самореализацию, чтобы в тебе энергия пробудилась. Мы все это сделали. А как раз декабрь был, на улице холодно ужасно. У нас заведенная машина стояла, с печкой – знаете, оттуда еще воздух горячий дует. А у меня ощущения очень сильные появились прохладного ветра, как будто ветра дуют прямо у меня над головой, по позвоночнику под одеждой струятся. Я сижу и не понимаю, что со мной происходит, короче. И такое состояние, как будто тебя над креслом поднимает. Тела не чувствуешь даже.
Лиза замолчала. Ее лицо сделалось каким-то отрешенным, как будто бы девушка заново переживала эти ощущения.
– Лиза, а ты сразу после реализации начала общаться с йогами? Это вообще-то обязательно? – поинтересовалась я.
– Нет, первый раз в ашраме я очутилась спустя, наверное, месяца два после реализации, – ашрамом, как я поняла, ребята называли квартиру Сторожа. – Потому что тот человек, который дал нам реализацию, сказал, что существуют такие сахаджи-йоги. И что нужно, перед тем как попасть в коллектив, хорошо над собой поработать, очиститься. Чтобы достойно слиться со всеми и присутствовать на каких-то программах, медитациях.
– А если я не хочу в коллектив?
– Так и не надо. Будете просто реализованной. А мне нравится со всеми. Думаю, и вам потом захочется со всеми, – ну вот в этом девочка ошибается. У меня достаточно своих проблем. Впрочем, я не стала возражать Лизе, каждому – свое.
– А ты дома вообще не живешь? – спросила я у Лизы, поймав на себе взгляд Арсения.
– Не-а. Не хочется, здесь лучше. Я сама из Тихвина. А тут у меня появилась творческая работа, и жизнь в ашраме с сахаджи-йогами. Короче, у меня такое состояние, что я плыву просто по течению. И мне все это так нравится! Я в какой-то момент приехала сюда и осталась на неделю. А потом стала домой только на выходные ездить. Да и, честно говоря, мне домой не хочется.
Надо сказать, разговор с Лизой меня напугал – ведь так и Арсений не захочет вернуться к отцу! И еще какой-то хэмп и травка, о которой она упоминала! Но реализоваться я все-таки решилась. Для этого надо было всего лишь, держа руки ладонями кверху, простить всех, не вспоминая никого по отдельности.
Наверное, мне это не удалось, хотя я искренне старалась, но потоки энергии, о которых говорила Лизавета, почувствовать так и не смогла. Зато случилось другое: пытаясь простить всех на свете, я вдруг поняла, что мне просто необходимо простить себя. Эта мысль пришла ко мне внезапно в тот самый момент, когда я, отдавшись волнам монотонного пения, сопровождавшего обряд, погрузилась в легкую прострацию. Внезапно вся моя жизнь представилась мне кругом, причем я одновременно и находилась в центре этого круга, и как бы смотрела на себя со стороны. Смотрела с упреком и неприязнью. Я почувствовала эту неприязнь как некую силу, давящую на ту меня, что находится в центре. Я не люблю себя! Эта мысль явственно возникла в моем сознании. А потом следующая, спасительная: «Я должна простить себя и полюбить». Когда я открыла глаза, то чувствовала удивительную легкость и какую– то благость. И теперь я точно знала – у меня все будет хорошо!
Арсений проводил меня до метро. Мальчика интересовало мое мнение о его друзьях и во– обще о сахаджи-йоге. Он достал сигареты, взял одну и с хитрым видом протянул мне пачку.
– Сеня, я же тебе говорила, ты забыл? – покачала я головой. – Я бросила.
А ведь я на самом деле не курю, и уже очень давно! Я поразилась про себя, что и не вспоминаю о сигаретах. Вот что любовь с человеком делает, страшное дело!
– Тем более сейчас я себя как-то по-другому чувствую, чище, что ли, не хочется в себя пускать никакую гадость, – попыталась объяснить я ему.
Арсений подумал и вдруг вынул сигарету изо рта:
– Татьянсанна, а наверно, вы правы… А я ведь из-за отца начал курить, назло ему, а теперь вижу, что ему от этого ни горячо ни холодно, так что, может, бросить эту дурь на фиг? Я молча кивнула, в душе ликуя и радуясь. Неужели получилось? Будем считать это маленькой победой.
– Сеня, мне у вас понравилось очень. Ребята все отличные, у них же глаза горят…
– Так это потому, что они реализованные.
– Ага, а ты замечал, какие глаза у твоего отца? – подхватила я. – Они тоже горят! Не то, что у некоторых. Знаешь, ходят такие вялые, им и не надо ничего, на них смотреть скучно. Бывает, молодые совсем, а сами – как будто двести лет прожили.
– Ну, у отца, правда, глаза… Но ведь он не реализованный.
– А вот тут ты не прав, Сенечка. Отец тоже реализованный, у него есть эта энергия. Просто он обошелся без йоги, потому что он – сильный человек, таким высшие силы помогают без всяких просьб.
– Прикольно вы говорите, Татьянсанна. Я подумаю.
Подумай, мальчик, подумай… Я ехала к Борису и тоже думала. О его глазах.
В конце июня, в один из пасмурных дней, на которые бывает щедрым питерское лето, я увязалась за Борисом по его служебно-бизнесменским делам. Он был совсем не против, Борису это даже нравилось. Он брал меня с собой уже несколько раз. Пока он вел переговоры или еще чем-то там занимался, я его ждала в машине, ела мороженое или читала по-английски, например Фаулза. У Фаулза я больше всего люблю роман «Любовница французского лейтенанта», и для меня оказалось приятной неожиданностью, что Борис его тоже читал, в переводе, разумеется. Обсуждать этот роман нам обоим доставляло удовольствие – лишний повод поговорить о любви. Правда, наши точки зрения сходились не полностью – Борис был убежден, что герой не должен был поддаваться страсти, если уж был помолвлен (все-таки не зря говорят, что для Козерогов верность долгу – превыше всего). А я чисто по-женски сочувствовала этой самой любовнице французского лейтенанта. Борис смотрел на меня с упреком и угрожающим тоном, копируя Отелло, вопрошал:
«Ты тоже так могла бы?» В ответ я краснела и начинала неумело оправдываться, чем вызывала в Борисе приступ нежности, как правило, заканчивающийся поцелуями. Оказывается, и ревность бывает приятной!
На этот раз Борису надо было встретиться с тем самым Виталиком, который предлагал ему взять ссуду в банке. Виталик мне заранее не нравился, потому что за эти дурацкие деньги требовал от Бориса чего-то противозаконного, но посмотреть на этого доморощенного мафиози мне хотелось.
Виталик был как Виталик, ничего особенного. Именно таким я его себе и представляла – здоровенный, жирный мужик со свиными бесцветными глазками и редкими волосиками, стоящими торчком вокруг блестящей лысины. Поразительно – ведь Борис и Виталик одногодки, они вместе учились в университете, а насколько этот Виталик выглядит старше!
Но гораздо больше меня поразила другая встреча. Секретаршей у Виталика оказалась Тамара, моя драгоценная кузина. Вот уж воистину тесен мир! Честно говоря, Томка мне не очень симпатична, но изредка общаться с ней приходится – как-никак родственница, пусть и дальняя. Несмотря на свой рост (примерно метр восемьдесят), Тамарка обожает еще и высоченные каблуки. Выглядит она, как и подобает секретарше – мини-юбка, полупрозрачная блузка, толстый слой косметики и куча побрякушек… А если добавить сюда отвратительный склочный характер моей сестрицы и ни на минуту не закрывающийся рот, то не надо объяснять, по– чему я всегда старательно избегаю встреч с ней.
– О, блин, Танька! А тебя-то чего сюда принесло?
– Да так, заехала…
Офис Виталика был более чем скромным. Маленькие тесные комнатки в подвальном помещении у метро «Горьковская».
– С Ровенским, что ли? Он теперь твой хахаль? Ну да, мне же Алка говорила. Во класс, приколись! Все девки сдохнут, когда я им расскажу.
– Слушай, Том, кончай, а? – все это начало меня раздражать.
– Да что кончай, что кончай! Тихоня-то наша какого мужика урвала! В тихом омуте… Я, сеструха, по секрету тебе скажу, что сама хотела Ровенского в койку затащить – понтовый он мужик. Да хрена лысого, не вышло. А у тебя, видишь, как быстро получилось. Никогда бы не подумала, что такая серая мышь, как ты, сможет склеить такого мужика! Может, научишь? По-родственному, а, Танька?
– Обойдешься! – Я разозлилась и решила не церемониться.
– А прикинь, как бы мы круто могли втроем позабавиться? Ну, чего морщишься?
– Пошла бы ты, Томка, куда подальше!
– Да ну тебя, Танька! Не для тебя, дорогуша, Ровенский. Кинет он тебя, помяни мое слово. А вот послушала бы умудренную опытом женщину, развлеклись бы вместе. Не бойся, не уведу, мне от него только койка нужна – интересно, как он трахается. Слушай, Тань, а что он в постели выделывает? Расскажи, а?
– Знаешь, Том, я пойду, пожалуй. Пока.
– Куда же ты спешишь? А твой-то бывший, он теперь, прикинь, с Алкой! – неслось мне уже вслед.
Нет, лучше уж читать Фаулза в серебристо– зеленом джипе. Хорошо, Борис оставил мне ключи, я забралась в салон, закрыла дверь и уткнулась в книжку. Но читать не смогла. Почему люди бывают такими злыми и жестокими? Почему не радуются чужому счастью?
Когда Борис вернулся, я сидела в машине с закрытыми глазами. Но и Борис был не в лучшем состоянии – с Виталиком они явно не пришли к консенсусу.
– Борис, слушай, пошли этого Виталика куда подальше.
Еще немного, и я начну общаться с людьми так же, как Аллочка с Томой. Он удивленно на меня взглянул.
– Тань, я еще ничего не решил. А ты что такая мрачная? Из-за Виталика? Не бери в голову, Танюш, все образуется.
– Да нет. Просто Томка – секретарша твоего Виталика – это моя кузина. Мы с ней с детства не очень дружили. Да и сейчас, знаешь ли, я бы предпочла ее видеть пореже.
Борис устало пожал плечами.
– Где ключи, Танюш? Давай поедем.