Я выхожу со ступенек крыльца и не сразу фокусирую взгляд на таком знакомом серебристо-зеленом джипе. Сердце бьется с ужасающей частотой, вот-вот вырвется или остановится… Какая-то сила движет меня по направлению к машине. Я почти не контролирую свои действия и только утешаю себя тем, что если это ошибка, если он всего лишь приехал забрать из школы Арсения, то у него есть шанс незаметно отъехать.

Мне очень хочется сохранить хотя бы остатки своей гордости. Я нарочно иду не по прямой, а зигзагом обхожу клумбу, еле-еле передвигая ноги. Моя траектория неочевидна – может, я не к джипу иду, а на перекресток? Ну и что, что мне в другую сторону? Гуляю…

Машина не отъезжает. Ее хозяин не забирает сына из школы, не проколол шину, не заснул, не ведет скрытого наблюдения за секретным военным объектом, замаскированным под общеобразовательную среднюю школу…

Он ждет меня и хочет поговорить.

А хочу ли я этого? Теперь я не стану просто потакать желаниям мужчины, теперь я сама буду решать, как мне поступить. Вот сейчас именно тот момент, когда необходимо что-то предпринять.

У меня еще есть время сбежать. Я могу, покопавшись в сумочке, изобразить удивление (куда же запропастились ключи от квартиры, где деньги лежат?) и вернуться в школу, в простой и понятный мир учительской, выпить бокал шампанского «за нас!» И когда вечером, в сумерках, я выйду из школы, никакого джипа перед школой не будет. Или?

Дверь открывается, и он вываливается мне навстречу.

– Таня! Таня, я жду тебя уже три часа, я боялся, что ты никогда не выйдешь… У меня уже пять раз документы проверяли… Меня не было в городе, я только сегодня утром прилетел из Швеции… Ты поговоришь со мной?

Я вдруг чувствую, что не могу сдвинуться с места. Вот только что я шла, медленно, запинаясь, но шла же. А сейчас… Надо, наверное, что-то сказать, а я стою как идиотка.

– Здравствуй!

Отлично, неплохое начало. Главное – не забывать о вежливости!

– Борис, я сейчас не могу. У меня дела. Господи, что я несу! Какие дела!

Я не хочу себя выдавать. Я не могу, просто не могу вот так быть рядом с Борисом, чувствовать его тепло, запах… Я же тогда перестану существовать – рассыплюсь на атомы, исчезну… Он, кажется, еще больше похудел, лицо осунулось, бледный совсем, и синяки под глазами… А глаза кажутся просто огромными, и в них – не удивление, а что-то другое. Мольба. Да, его глаза умоляют меня остаться.

– Таня, подожди! Я тебе сейчас скажу – а ты просто слушай, ладно, дослушаешь и потом можешь уходить, но я должен тебе это сказать.

Борис никогда не говорил со мной таким властным тоном, что я теряюсь. Наверно, так он разговаривает в офисе с подчиненными.

– Таня, я… я умею сохранять спокойствие в самых трудных для себя ситуациях. Но только тогда, когда речь идет о работе. Когда же дело касается отношений с близкими, я… теряю способность рассуждать логически… Мне сказали, что ты… ты была со мной только ради денег…

– Я никогда…

– Не перебивай! Я знаю, о чем говорю, я уже проходил через это! Твое «предательство» просто убило меня, понимаешь, убило, я был как парализованный и решил – никогда больше с тобой не встречаться. У нас с тобой было… так хорошо, слишком хорошо, понимаешь, и я, наученный горьким опытом, просто боялся поверить в свое счастье и уцепился за привычное объяснение… Таня, я слишком хорошо помню, каково это – чувствовать, что тебя используют, что об тебя вытирают ноги…

И я тоже это знаю.

Да, я легко могу себе это представить: боль и гнев были тогда его единственными советчиками, заставлявшими думать отвратительные вещи и заглушавшими голос разума…

– Борис, мне надо идти…

Куда идти? Зачем идти? Какая чушь! И потом, я же все равно никуда не иду – застыла на месте, как соляной столб.

– Тань, посмотри, я тебе подарок привез.

– Подарок?

– Он в машине. Посмотри… – в его глазах страх, что вот сейчас я уйду…

Я все-таки влезаю в джип, и, к собственному удивлению, не рассыпаюсь на атомы. Даже совсем наоборот, из соляного столба превращаюсь обратно в Татьяну Никитину, причем, кажется, глупо улыбающуюся от счастья – с водительского места, растопырив лапы, на меня глазеет котенок. Котенок моей мечты. Рыжий, с полосочками, совсем маленький – видимо, только-только открылись глаза, и Василий Васильевич – а это он собственной персоной, прошу любить и жаловать! – научился лакать молоко.

– Я… Это котенок, Таня. Маленький.

– Ну да, – соглашаюсь я. – Это Василий Васильевич.

Василия Васильевича очень хочется погладить, я осторожно протягиваю руку и беру его на колени. Он мягкий, теплый и живой. Он настоящий.

Это, наверно, самый дорогой подарок, который я получала в своей жизни.

Мы все трое молчим.

– Таня, я очень виноват. Я дурак. Выходи за меня замуж! Пожалуйста! – последнее слово Борис добавляет совсем по-детски.

«Волшебное» слово. Нужно лишь произнести волшебное слово, и чудо произойдет. Все получится. Незримые магические силы будут помогать, и все будет хорошо.

Я не могу ничего сказать. Я оцепенела и не могу отвести глаз от Василия Васильевича – осторожно, одним пальцем глажу нежную рыжую шерстку. В этот момент я замечаю, что руки у меня дрожат… И я не могу взглянуть в лицо самому дорогому человеку, потому что сразу разревусь.

– А что скажет Арсений? – говорю я сдавленным голосом для того лишь, чтобы хоть что– то сказать.

– Таня, я знаю, Арсений любит тебя. Да если бы не он! Если бы не он, я бы еще долго вел себя, как идиот, я вообще не знаю, что бы с нами было! Он мне стал настоящим другом, он мне все объяснил, в общем, вправил мне мозги, представляешь? Поумнел парень – и все благодаря тебе! Таня, я люблю тебя!

– Если бы вы любили меня, мистер Рочестер, вы бы не покинули меня так надолго! – произношу я голосом Джейн Эйр и искоса смотрю на Бориса.

Что бы ни случилось, я остаюсь с Василием Васильевичем. Он очень теплый, он внизу копошится, тыкаясь мокрым носом в мои пальцы, и греет мне живот.

Борис смотрит на меня с испугом и недоверием.

– Танечка, родная, оправдываться глупо, я понимаю. Я – дебил, лох, кретин, мне Алка сказала, а я и поверил, что ты из-за квартиры выгнала мужа… И сказала еще, что ты хвасталась, что я тебе дал денег на поездку… Ну да, я – закомплексованный урод, но тогда это подействовало на меня, как красная тряпка на быка. – Борис говорит быстро-быстро, как будто боится, что я сейчас вылезу из машины и уйду, не дослушав. Потом резко замолкает.

Я плачу и улыбаюсь одновременно, а он берет мое лицо в ладони и тихо спрашивает: «Да?» Что я могу ответить?!

When I’m happy, I want to cry.

– И мы поедем в Швецию! Будешь мне переводить, я теперь никуда без тебя не поеду и тебя не отпущу!

Я смотрю на него в оба глаза и молчу, только крепче прижимая к себе котенка.

– Я уже взял нам два билета на самолет. Моя подруга Катька в таких случаях говорит: «Ничего себе, сказала я себе!»

– Да? Ты уже все решил без моего согласия? Или, может быть, у тебя есть запасная кандидатура? – угрожающим тоном интересуюсь я.

Ура! Я уже могу нормально разговаривать и даже шутить! Василий Васильевич неловко задирает мордочку, перебирает лапами и таращится на нас круглыми глазами.

– Татьяна Александровна, – серьезным голосом спрашивает Борис, – а в присутствии несовершеннолетних котят можно целоваться?