Ох, недаром говорят: «Не буди лихо, пока оно тихо». Как это у англичан — «Don't trouble trouble, until trouble troubles you»? Дословно: «He тревожь тревогу, пока тревога не потревожит тебя». Есть в этом переплетении некая стройность.

Стоило мне перед Новым годом посетовать, что жизнь стала чересчур спокойной, как позвонил Левинскис, и весь мой покой пошел прахом. За последовавшие полгода я так устала от неопределенности и нервотрепки!

Я хотела в отпуск. Вот когда спокойная и налаженная работа агентства сослужит мне добрую службу — можно смело оставить все дела заместителю и на целый месяц забыть обо всем.

Но не тут-то было! Стоило принять заманчивое решение, как события снова не заставили себя ждать.

Понедельник восемнадцатого августа начинался обыденно. В офисе было малолюдно. Все говорило о том, что день обещает быть тихим и ничего примечательного произойти не может.

Незадолго до полудня в офисе раздался звонок. Мишенька, бывший в тот день «барышней на телефоне», снял трубку и привычно отбарабанил: «Агентство недвижимости “Шанс”, добрый день, слушаю вас». В течение следующих пятнадцати минут говорить ему не довелось, зато выслушать пришлось немало. Время от времени он вставлял вежливые «да?», «мнэ-э…» и прочие междометья. Еще через двадцать минут, записав информацию и пообещав перезвонить в течение часа («Не беспокойтесь, мы во всем разберемся!»), Мишенька ворвался в директорский кабинет, плотно прикрыл за собой дверь и выпалил:

— Атас, Людмила Прокофьевна! У нас… это… ЧП!

Впоследствии эту историю мне пересказывали столько раз, что она до сих пор, кажется, во всех подробностях стоит у меня перед глазами…

…Когда иллюстрации и чертежи были наконец готовы, часы показывали без четверти шесть. Позади было двое суток за кульманом. Позвоночник не просто ныл — нет, он выл, визжал и просился в постель.

В постель было можно.

То есть в постель было нужно! Часов на четырнадцать, не меньше.

Когда около десяти утра над головой раздались удивленные и встревоженные голоса, ни сам Перов — без году неделя новосел и без пяти минут кандидат, — ни его организм прореагировать не соизволили. В конце концов, не один он, Перов, на свете, не бобыль, не сирота — так пусть родители или жена прикроют сморенного сном героя труда и разрешат все вопросы. Настойчивые сигналы из коры головного мозга относительно того, что семья все еще пакует вещи в Твери, не менее настойчиво игнорировались. Даже когда его взяли за плечо и неделикатно встряхнули, Перов сел — но не проснулся.

Туман перед глазами неспешно развеивался, являя взору незнакомого рассерженного мужчину и незнакомую женщину, беспокойно мерцающую за его плечом, а в дверном проеме две детские рожицы и силуэты нескольких чемоданов. Тишина, застрявшая в ушах, уходила медленнее. Звук от изображения отстает, деловито отметил про себя Перов. Изгнав остатки тишины усилием воли, новосел сварливо проскрипел:

— Что происходит?

Этот вполне естественный, казалось бы, вопрос сразил оккупантов наповал.

Первой заговорила женщина:

— Нет, ну надо же! Разговаривает!

На голос жены мужчина включился автоматически:

— Инна, отвлеки девчонок, пока реветь не начали. И сама не реви. Рано. — Затем, обернувшись к дивану, продолжил: — Вообще-то это была моя реплика. Я это должен был спросить. А ваше дело отвечать. Что действительно происходит? Почему вы как у себя дома расположились в нашей квартире? И, раз уж к слову пришлось, где наши вещи?

— Не знаю, о каких вещах вы говорите…

— О мебели из четырех комнат, бытовой технике, одежде, посуде…

— Игрушках! — прогремело из коридора.

— …архивах и библиотеке, если вкратце.

— Вещей не было, — упрямо договорил Перов. — А квартиру мы купили. Недели две уже как. Через агентство. Документы могу показать.

— Будьте любезны!

Не совсем твердо держась на ногах, Перов с пледом на плечах прошаркал к подоконнику, вытащил из стопки папок красную пластиковую, разложил ее на уголке рабочего стола и обнародовал наконец искомый файловый конвертик, сквозь который просвечивал мелкотравчатого узора казенный документ.

Видимо, дорога вымотала незнакомца не меньше, чем Перова — доводка проекта, да и нежданная встреча никого из участников не оставила полностью вменяемым. Иначе ситуация прояснилась бы куда раньше. С другой стороны, лучше поздно, чем никогда.

— Мы бы предъявили вам свой акт о покупке, да что-то я не вижу секретера с документами, — словно размышляя вслух, сообщил незваный гость (гость ли?) — Равно как и остальной мебели. Но у нас сохранились паспорта с пропиской, так что…

Выкопанные со дна безразмерного внутреннего кармана паспорта сообщали: «Горошков Марк Антонович, Горошкова Инна Ромуальдовна. Место жительства — город Санкт-Петербург, Ленинский проспект, дом 136, корпус 2, квартира 66».

— А кто такой Игорь Адамович Гловач, у которого вы купили нашу квартиру, не имею представления. Инна! — Горошков повысил голос, и оконные стекла отозвались дрожью. Певец или военный, вяло заинтересовался про себя Перов. — Ты не знаешь Игоря Адамыча Гловача?

— Какого Гловача? — Горошкова излучала в основном усталость, но отчасти и надежду — процесс-то идет, супруг добывает и перерабатывает информацию.

— Да хоть какого-нибудь! Он тут нашу квартиру, видишь ли, продал.

Горошков-супруг обличающим жестом указал на скупо присыпанный документами угол стола. Горошкова-супруга молча прошествовала и принялась читать.

— А девочки где? Что-то подозрительно тихо.

— Девочки спят. Я сдвинула два кресла, постелила одеяло, уложила их солдатиком. Сказала, чтобы отдохнули, пока мы разбираемся. Уснули почти сразу… Между прочим, Игорь, у нас шестьдесят шестая квартира. А здесь, — Инна Ромуальдовна помахала актом купли-продажи, — речь о шестьдесят пятой…

Убаюканный монотонным рассказом о способе укладки девочек, невыспавшийся Перов (как, видимо, и невыспавшийся Горошков) с опозданием осмыслил конец выступления предыдущего оратора. Фактически одновременно с подачей ответной реплики.

— Так вы из квартиры напротив!

— Нет, это вы из квартиры напротив, — с достоинством возразила Инна Ромуальдовна. — Посмотрите номер на двери.

— Последние две недели смотрю почти каждый день… — Вспомнив о двух сутках безвылазного сидения за чертежной доской, Перов задрапировался в плед и направился в коридор. Горошковы потянулись следом. Так табунком они и столпились под дверью, украшенной цифрами из тисненой латуни. Или жести. Как Перов ожидал и надеялся, то были цифры «6» и «5». Победно оглянувшись на чету Горошковых, он обнаружил их уставившимися на противоположную дверь. На утомленной физиономии Марка Антоновича расцветало нехорошее предвкушение.

— Вот скотина… — печально проговорила его супруга.

— Да не просто скотина, а еще и самоубийца. Хотя способ самоубийства он придумал сложноватый, ну да мы трудностей не боимся. Давно пора порвать подонка на заплатки.

Горошков решительно пересек лестничную площадку и вдавил кнопку соседского звонка. За дверью раздались заливистые трели, но иных признаков жизни не последовало.

— Открывай, Сова, Медведь пришел, — зловеще процедил Марк Антонович. — А может, сначала милицию надо было вызвать? Впрочем… — Подъе-е-ем! — заорал он и забарабанил в дверь.

— Подожди-ка, — супруга отодвинула разошедшегося Горошкова в сторону. — А милиция здесь, сдается мне, уже побывала. Квартира-то опечатана.

Вся троица тупо уставилась на клочок бумаги, придавленный печатью. Наконец Горошков обернулся к незадачливому владельцу спорной недвижимости:

— Звоните в свое агентство.

Встреча с Перовым и Горошковым состоялась около трех часов того же дня, когда прогремел злополучный звонок. Произошедшее между двумя этими событиями в прах разметало привычный уклад жизни нашего агентства.

Выслушав Мишеньку, я немедленно затребовала у Ольги и Анечки документацию по сделке. Но первым делом следовало разобраться с опечатанной квартирой. С милицией я общалась сама, благо за два года работы мы сотрудничали с этим отделением не впервые. Мне перезвонили довольно быстро — и, должна сказать, результаты запроса оказались, мягко скажем, озадачивающими.

Дело в том, что бывший хозяин квартиры, Гловач Игорь Адамович, три дня назад был обнаружен мертвым в своей квартире, причем, как это часто бывает, совершенно случайно. Многострадальные соседи снизу, увидев привычные потеки, угрожающе ползущие по потолку, и отчаявшись достучаться в квартиру товарища Гловача, вынуждены были привлечь милицию. Она-то, доблестная наша защитница, вскрыла двери и выяснила, во-первых, что источник потопа расположен этажом выше, а во-вторых, что Игорь Адамович пребывает дома — правда, в виде трупа. К слову сказать, изрядно несвежего. Судмедэкспертиза подтвердила диагноз — передозировка наркотических веществ.

Осмыслив информацию, я просмотрела документы. Они были в порядке — если не считать того, что, помимо договоров с продавцом и покупателем, в папке не было ни клочка бумаги. И если не придираться к тому, что при достаточно дорогой сделке (еще бы, квартира на четыре комнаты в престижном районе!) процент, полученный агентством, оказался весьма и весьма скромным. Но последнее не особенно настораживало — в нашей практике бывали подобные случаи. Если причина дешевизны данной сделки мне не известна, это еще не значит, что ее нет.

А вот что касается отсутствия в деле копий… Призванная к ответу Анечка сообщила, что через ее руки документы не проходили:

— Анатолий Эдуардович сказал, что клиент сам весь пакет подготовил. Вон, на папке пометка. А что случилось, Людмила Прокофьевна? Что-то не так?

— Да уж, случилось… Впрочем, Анечка, к вам у меня никаких вопросов пока нет. Спасибо, можете идти.

Анечка ушла, а я осталась размышлять над полученными фактами, вернее, над их отсутствием. Итак, сделку вел Лисянский. К сожалению, он сегодня показывал очередным клиентам очередную квартиру, так что поговорить с ним не представлялось возможным… Но ведь документы в любом случае должны были пройти через Снегова. Я нажала кнопку селектора:

— Мишенька, пригласите, пожалуйста, ко мне Снегова.

Ох, как хотелось верить, что этот разговор даст ответы на все вопросы!

— Рюрик Вениаминович, мне бы хотелось получить от вас консультацию.

— Слушаю вас, Людмила Прокофьевна.

Он спокоен? Скорее бесстрастен, как всегда. Держится из последних сил — или не знает за собой вины? А может, просто еще не догадывается, о чем речь? Пожалуй, я выгляжу более взволнованной, чем он. Несколько раз глубоко вздохнув, я собралась и вновь заговорила:

— Через агентство продана квартира. Четырехкомнатная, в хорошем районе. Не прошло и месяца после вселения новых жильцов, как из отпуска вернулись, судя по всему, настоящие хозяева жилплощади. Экспресс-расследование показало, что продавцом выступил сосед по лестничной площадке — там на каждой площадке всего по две квартиры. Он поменял местами номерные таблички на дверях и представил готовый пакет документов, строго говоря, на свою квартиру.

— И что мешает покупателям перебраться через лестничную площадку и занять то жилье, которое они приобрели по факту?

— Хороший вопрос, Рюрик Вениаминович. Теперь уже, что интересно, ничто не мешает. Продавец, он же единственный владелец, до сих пор проживавший на площади, ему уже не принадлежащей, как раз умер, так что воспротивиться естественному ходу событий может разве что милиция. Теперь у агентства появилось дополнительное обязательство перед клиентом — озаботить милицию скорейшим завершением расследования и передачей квартиры новым владельцам. Но это-то вполне осуществимо, так что, сами понимаете, проблемой не является. А проблема в том, что квартиры не идентичны. Якобы проданная, как уже говорилось, четырехкомнатная. Проданная в действительности — двухкомнатная. Ни стоимость, ни площадь ее совершенно не оправдывают затрат клиента.

— Могу я узнать, что собой представлял собранный продавцом пакет документов и кому он был передан?

Так, Кулагина, спокойствие и осторожность.

— Все необходимые документы были в наличии. Часть из них оказалась тщательно подделана.

— Насколько тщательно?

— Настолько, что сделка состоялась, Рюрик Вениаминович.

— Где? Через кого?

— Через прикормленного агентом нотариуса. Пока мне бы не хотелось называть имен.

— То есть вы сообщили мне все, что собирались?

— На настоящий момент да.

— И чего же вы от меня хотите? На настоящий момент?

— Хочу узнать, при каких условиях, на ваш взгляд, подобная продажа могла произойти.

Снегов чуть откинулся на спинку кресла, устраиваясь удобней, и уточнил:

— Исходить я должен из заведомо неполного объема информации, который вы мне предоставили?

— Именно.

— И сообщать мне причину этого вы не собираетесь?

— Пока нет.

— Ну что ж… — Снегов на несколько секунд замолчал. — Условием совершенно необходимым мне представляется злой умысел одного из участников сделки. Вернее, как минимум двух участников — продавца и кого-то из сотрудников агентства. Не исключено, впрочем, что и не одного. Это может оказаться либо агент, ведущий сделку, либо юрист. Нотариуса тоже нельзя исключить — но тут скорее халатность, а не должностное преступление.

— Почему вы так считаете?

— Потому, что любой нотариус исходит из совершенно оправданной посылки: сделка, совершаемая через агентство с устойчивой хорошей репутацией, практически не имеет шансов оказаться паленой. Честное имя посреднического агентства, как вы прекрасно знаете, — это его будущее, его хлеб. А поскольку мы кровно заинтересованы в результатах своей работы, насущной необходимости дублировать наши усилия нотариус порой не видит. К тому же он уверен: если по какой бы то ни было причине произойдет скандал, мы сделаем все от нас зависящее, чтобы его замять. То есть между нотариусом и неприятностями окажемся мы. Конечно, такое положение дел сильно ослабляет его бдительность…

— Убедительно.

— Все это вы и без меня знаете. Зачем вам этот ликбез, Людмила Прокофьевна?

— Чуть позже, Рюрик Вениаминович. Пока же давайте попробуем просчитать все, что сумеем. Значит, нотариус может и не оказаться злоумышленником. А как обстоят дела с сотрудниками агентства? Они не могут быть повинны только в халатности?

Мой заместитель поморщился.

— В принципе могут, но их халатность принято называть непрофессионализмом. Все, что я описал раньше, происходит порой и на нашей стадии работы. Здравый смысл говорит, что владелец жилья из одной только осторожности не должен пытаться провернуть через агентство сомнительную сделку. Ведь все его координаты мы сохраняем. И не из любопытства, а чтобы в случае чего привлечь его к ответу. Если он себе не враг, ждать от него серьезного подвоха не приходится. Вот только юрист, рассчитывающий на здравый смысл клиента и строящий работу на доводах разума, не может работать юристом. Да и любому специалисту в нашей области лучше исходить из того, что он имеет дело с сумасшедшими или самоубийцами. То есть ждать всех мыслимых подвохов, все проверять и перепроверять. Я подвинула к нему папку:

— Посмотрите, пожалуйста.

Снегов пролистал тощенькую стопочку бумаг, на миг чуть недоуменно поднял брови, просмотрел все заново.

— Все?

— Увы. Не помните этой сделки?

— Нет, Людмила Прокофьевна, не помню. И не могу помнить. Поскольку через меня она не проходила. Думаю, вам следует обратиться за разъяснениями к Лисянскому.

— Обращусь. А сейчас нам придется, как вы и сказали, сделать все, чтобы замять скандал. Ибо он уже близко. Значит, вы документов по этой сделке не помните?

Юрист холодно взглянул на меня в упор:

— Людмила Прокофьевна, документов по этой сделке я в глаза не видел. Что, сами понимаете, недоказуемо. Сложно представить свидетелей тому, чего ты не делал. Обратное гораздо проще. Поговорите с Лисянским. Возможно, он разъяснит все недоразумения. Не гарантирую, но возможно. С оставшимся в нашем распоряжении клиентом тоже не мешало бы поговорить. И могу я наконец узнать, от чего скончался продавец?

— От передозировки наркотических веществ.

— Понятно…

— Сейчас мне предстоит встреча с пострадавшим клиентом. Думаю, вам лучше принять в ней участие. Вы в состоянии?

Снегов, все это время разглядывавший меня чуть ли не испытующе, словно это я была главной подозреваемой, дернул плечом:

— Что со мной сделается? Другое дело, что формально именно я несу главную ответственность за этот… инцидент. Если все не прояснится в ближайшее время, вам понадобится привлечь другого юриста, и желательно не из наших сотрудников. По крайней мере, для разрешения обсуждаемой сделки — обязательно.

— У меня под рукой нет сейчас подходящего специалиста.

— Что ж, пока придется довольствоваться мной. Но, повторяю, не для этой сделки. Если нет на примете никого подходящего, обратитесь к Ольге Николаевне. Она может поискать.

— Спасибо за совет.

Я склонилась к селектору:

— Мишенька, как только появятся клиенты по четырехкомнатной на Ленинском проспекте, ведите их сразу ко мне. И предложите им чаю, что ли.

Уж не знаю, что именно помогло смягчить праведный гнев клиентов чай, объяснения и обещания Снегова или давнее знакомство Горошкова с покойным продавцом чужих квартир, — только перед уходом они все свои проклятия в один голос адресовали усопшему аферисту, напрочь отказываясь говорить о нем хорошо — либо ничего. Горошков вкратце живописал предыдущие подвиги изобретательного соседа и восторгался гениальной простотой последнего замысла. Вот только очень хотел обшарить опечатанную квартиру на предмет пропавших вещей, особенно документов.

Скажу, чтобы больше к этому не возвращаться: в ближайшие дни ему эту возможность предоставили, и кое-что действительно обнаружилось. Не все, конечно, но секретер с бумагами и игрушки гражданин Гловач поленился вынести на помойку, покупателя на них тоже не нашлось. Так что семейству Горошковых, можно сказать, повезло, а нам и подавно.

— Нет, это ж надо, просто перевесил номера! — Марка Антоновича распирало несколько истеричное веселье.

— Я бы его убил, — печально сообщил еле живой с недосыпа Перов. — Но он и сам умер. Вот отмазался, так отмазался…

Клятвенно пообещав незадачливому покупателю, что свои обязательства в отношении клиента агентство собирается выполнить, и не позже, чем явится из Твери все семейство Перовых (при этом слезно попросив максимально задержать выезд), мы довольно дружески распрощались и с ним, и с его новым соседом.

Перед уходом Перов еще раз подтвердил, что имел дело с агентом Лисянским.

Оставшись одна, я невесело усмехнулась: вот тебе и налаженная работа! Еще раз пересмотрела документацию и бухгалтерию за последнее время. Что, впрочем, было необязательно: я и так знала, что свободных денег в агентстве нет. Вернее есть, разумеется, определенный резервный запас на непредвиденные траты, но в данном случае его явно недостаточно.

В самой критической ситуации можно, конечно, попросить помощи у «центра», но делать этого мне отчаянно не хотелось. С Левинскисом у меня и так сейчас достаточно натянутые отношения. Вспомнилось, как он хвалил нашу работу. Вот тебе и лучшее дочернее предприятие!

Что ж, если другого выхода не будет, придется звонить Левинскису. В конце концов, в этом есть и свои плюсы — возможно, он пересмотрит свое отношение ко мне как ценному работнику, мрачно подытожила я.

Об отпуске можно забыть — на неопределенное время.

До родного Интернета я доползла совершенно измотанная. На общение с Профессором сил явно недоставало. Лучше уж обменяться парой шпилек или дюжиной-другой — как получится — с Бродягой.

К счастью, Бродяга оказался в сети.

БРОДЯГА: Приветствую вас, моя проницательная!

ЛЕДИ: Добрый вечер. За что с места в карьер такие комплименты? Впрочем, если объяснение слишком многозначительное, то, пожалуйста, не сегодня.

БРОДЯГА: Что с вами, моя грустная Леди? Вы печальны сегодня больше обычного.

ЛЕДИ: Разве? Вам показалось. Просто настроена на легкую, необременительную болтовню.

БРОДЯГА: Что ж, хорошо, коли так. А я было подумал…

ЛЕДИ: А вы не думайте, иногда это даже неприлично. <<легкомысленный смайлик>>

БРОДЯГА: Полагаете, сейчас именно такой случай?

ЛЕДИ: Возможно. Иногда ничего нельзя знать наперед.

.

ЛЕДИ: Бродяга, куда вы подевались? Где вы?!

БРОДЯГА: Простите, связь барахлит. Здесь мы.

ЛЕДИ: «Мы»? Что, Профессор тоже зашел на огонек?

БРОДЯГА: Есть такое дело. Ему уйти?

ЛЕДИ: Нет, почему же! Пусть остается, я соскучилась.

БРОДЯГА: Ветреница! Имейте в виду, я буду ревновать.

ЛЕДИ: О! Поостерегитесь, это тянет на диагноз. Раздвоение личности, знаете ли — дело нешуточное.

БРОДЯГА: <<смеющийся смайлик>> По себе знаете?

ЛЕДИ: Разумеется! Потому постарайтесь уж там между собой не перессориться, хотелось бы видеть в сети вас обоих. А лучше в сетях.

БРОДЯГА: <<многозначительный смайлик>> Профессор спрашивает, кого больше хотелось бы видеть?

ЛЕДИ: Это он меня спрашивает или Тикки? <<смеющийся смайлик>> И передайте, что это не его стиль.

БРОДЯГА: Сдаюсь! Два-три в вашу пользу. <<три смеющихся смайлика>>

ЛЕДИ: Смейтесь-смейтесь! Не забудьте только, что хорошо смеется тот, кто смеется последним.

БРОДЯГА: Спорная истина, Леди. К тому же, как ни крути, у каждого свое место и для слез, и для смеха.

ЛЕДИ: Вы, значит, не предпочитаете пропустить свою очередь?

БРОДЯГА: Нет. Но иногда ждать приходится слишком долго.

ЛЕДИ: Что-то вы захандрили, Бродяга. Попросить, что ли, Профессора приглядеть за вами? Вы оба все еще здесь?

БРОДЯГА: Конечно.

ЛЕДИ: Это хорошо. Тогда поручаю вас его заботам.

БРОДЯГА: <<смайлик-улыбка>> Ему не привыкать. Для меня ведь, в сущности, два «меня» — это норма.

ЛЕДИ: Объяснитесь!

БРОДЯГА: Я родился в июне. Близнецы мы.

ЛЕДИ: Ах вот оно что! <<смеющийся смайлик>> Это многое объясняет. Теперь я знаю еще одну вашу страшную тайну!

БРОДЯГА: Леди, вам еще не надоело?

ЛЕДИ: Простите? Не надоело что???

БРОДЯГА: Считать мои страшные тайны. Я не прошу ваших и не слишком прячу свои.

ЛЕДИ: Что, неужели вы готовы раскрыть самую страшную из них?

БРОДЯГА: Которую именно?

ЛЕДИ: «Открой тайну золотого ключика!». Вообще-то это следует спрашивать завывающим голосом: «Какую?», но сойдет и так. Имя, разумеется!

БРОДЯГА: Увы! Боюсь, эта тайна не совсем моя.

ЛЕДИ: Как! Вы еще и под чужим именем живете, двуличный вы тип?!

БРОДЯГА: Не судите слишком строго, прекрасная Немезида!

ЛЕДИ: А вы не подлизывайтесь. Что ж, значит, опять не судьба! Право, грешно так интриговать. Ничего, когда-нибудь вы меня вынудите, я сильно разозлюсь и догадаюсь сама. <<смеющийся смайлик>>

БРОДЯГА: Жду не дождусь! <<многозначительный смайлик>> А что до диагноза, о котором вы говорили… Дорогая, будьте спокойны, он у нас все равно один… на четверых.

ЛЕДИ: <<смеющийся смайлик>> Но вы уверены, что вас там только двое?

БРОДЯГА: Что вы имеете в виду?

ЛЕДИ: Ну… Это немного странно, пожалуй, даже смешно… Но поскольку нам обоим нет теперь веры… <<смеющийся смайлик>> Последнее время, когда мы общаемся, меня не оставляет ощущение, что по ту сторону диалога, кроме Бродяги и Профессора, есть кто-то еще.

БРОДЯГА: Интересно, что навело вас на эти мысли?

ЛЕДИ: Э-э, нет! Не уводите разговор в сторону! Признавайтесь, сколько вас там?

БРОДЯГА: А вы заходите как-нибудь к нам на огонек заодно и узнаете. <<смеющийся смайлик>>

ЛЕДИ: Ну, если буду проходить мимо… Может быть… подумаю.

БРОДЯГА: Как вы сегодня милостивы!

ЛЕДИ: Вот как, только сегодня? Вы что же, намекаете, что обыкновенно я — само немилосердие? <<рассерженный смайлик>>

БРОДЯГА: Простите великодушно. Ни сном, ни духом. Ну а сколько нас… Сколько вам угодно?

ЛЕДИ: <<смайлик-улыбка>> Сама не знаю… Может, мне хватило бы и одного. Вы разочарованы?

БРОДЯГА: Нет, скорее польщен. Но имейте в виду: сколько нас тут зависит только от вас.

ЛЕДИ: Вы говорите загадками?

БРОДЯГА: Что вы, загадки — по части Профессора. Просто помните об этом. Но я, кажется, утомил вас? Вы устали?

ЛЕДИ: Не то чтобы, но… пожалуй, в самом деле пойду. Завтра рано вставать.

БРОДЯГА: Как всегда?

ЛЕДИ: Как всегда.

БРОДЯГА: Простите, Леди… Боюсь, что легкой болтовни не получилось.

ЛЕДИ: Ладно, сама виновата, а потому прощаю. Я сурова, но справедлива — как и полагается Немезиде. <<смеющийся смайлик>> Передавайте привет Профессору.

БРОДЯГА: Непременно. Целуем ручки.

Чувствуя себя совершенно вымотанной, я быстренько приняла душ и уютно свернулась под одеялом, но уснуть не могла. Разговор оставил целый ворох смутных ощущений.

Разумеется, Бродяге я не поверила ни на грош: он явно что-то имел в виду. Определенно Профессор дурно на него влияет (вот уж в самом деле психиаторологи по нам плачут!) Смутное чувство не проходило. В длинных разговорах с моими виртуальными собеседниками я все чаще улавливала… нет, не третью личность, конечно (по-моему, и так уже вполне достаточно!), но почти уверенность в том, что происходящее укладывается в строгую линию, контуры которой мне смутно знакомы. Кажется, еще чуть-чуть, и вспомню, поймаю за хвост догадку, воспоминание, скользкое, как угорь… Но каждый раз оно в последний момент ускользает прочь, хлестнув по морде мокрым хвостом на прощание. Что-то очень похожее… Вот только спать очень хочется… Нет, надо попробовать еще… Завтра… Все завтра…