Побелевшими пальцами я намертво держала его, раскачиваясь и порой пытаясь встряхнуть. Борясь с желанием одновременно придушить и зацеловать насмерть, я плохо понимала, что говорю:

— Я тебя никуда больше не отпущу. Слышишь? Никуда! Ни на шаг! — Рыдания подступали к горлу и прорывались наружу вперемешку с выкриками. — Как ты мог? Эти два дня… Я тебя искала… Ты где вообще был? Ты обо мне подумал? О себе подумал? Как ты без меня… Я тебе… Я тебя…

В голос зарыдав, я вжалась в него лицом. И только тут ощутила, что меня давно уже бережно обнимают его руки.

— Ну что ты, маленький, что ты… — Голос был бесконечно заботливым и усталым.

— Я… — всхлипывая, непослушными губами силилась выговорить все сразу. — Я…

— Тихо, родная, тихо… — Он крепче прижал меня к себе, поглаживая по голове. — Все хорошо, успокойся…

— Правда? — Я подняла голову, с надеждой вглядываясь в его лицо.

Он отвел прядку с моего лба:

— Правда.

Я закрыла глаза.

— Прости меня.

Невесомые горячие прикосновения к сомкнутым векам, к одному, к другому. Прерывистый шепот:

— Тикки… За что?

— За все…

Он тихо рассмеялся. Я удивленно открыла глаза: сквозь измученное лицо, на котором тенью лежала вся тяжесть предыдущих дней, явственно проступала мягкая ирония Бродяги.

— Нет, малыш, так не пойдет… За все — это слишком много. Давай сделаем по-другому: за половину всего я прощу тебя сразу, а за остальное ты отчитаешься по пунктам. Потом. Если захочешь… А там уж видно будет.

Счастливо засмеявшись, я, все еще всхлипывая, начала:

— По некоторым пунктам очень хочу отчитаться прямо сейчас. Можно? — Он кивнул. — Во-первых, твое заявление я, разумеется, не подпишу. Во-вторых, раз уж ты доверил мне на хранение настолько важный документ, как долговое обязательство, я решила, что теперь у тебя нет от меня секретов, и устроила в твоем кабинете обыск. Стихи — извини — реквизировала.

Рюрик резко покраснел, заморгал, затем поднял на меня глаза и, стремительно бледнея, спросил:

— И?..

Я притянула его к себе, бесконечную секунду смотрела в глаза.

— Я люблю тебя.

Мы оба застыли. И все вокруг словно остановилось. Даже время… Нет, время вообще перестало существовать.

Потом Рюрик преодолел разделяющие нас пару сантиметров и начал целовать меня. Я ответила — так, словно он вот-вот должен исчезнуть, истаять струйкой тумана. Его руки, как когда-то, были сомкнуты за моей спиной — я снова была «в домике».

Сквозь ощущение полной растворенности пробивался легкий дискомфорт. Чуть отстранившись, я поняла, что по-прежнему держу лацканы его пиджака сведенными пальцами. И не могу выпустить.

Рюрик проследил за моим взглядом, высвободил одну руку, другой продолжая обнимать меня, и, ласково улыбаясь, осторожно, по одному, отцепил мои пальцы. Я немедленно обвила его освободившимися руками и прижалась щекой к влажной рубашке:

— Хочешь, я выйду за тебя замуж и рожу тебе целый выводок Рюриковичей?

Он глубоко, от сердца вздохнул, прижался щекой к моей макушке и со счастливой обреченностью прошептал:

— Леди Тикки, вы не оставляете мне выбора.