В конторах наподобие нашей последний месяц перед наступлением нового календарного года проносится в хлопотах — не обязательно пустых, но утомительных. Тридцать первого декабря мы с чистой совестью могли позволить себе явиться на работу попозже, дабы по быстрому отметить приближение праздника в кругу сослуживцев и уйти пораньше.
Офис был украшен сияющими гирляндами, заботливо припасенными Анной Федоровной и накануне развешанными Мишенькой под чутким руководством женской части коллектива. В общем зале красовалась маленькая аккуратная елочка — ценная добыча бесценного Глеба Евсеевича.
Прошлый (почти уже позапрошлый) год дался нам слишком тяжело и не располагал к празднованиям. Поэтому сегодня я не без любопытства тайком наблюдала за коллегами. Мишенька восхищенно поглядывал на Мари, чья классически-замысловатая прическа вызывающе противоречила зеленоватому цвету волос. Козлов на ту же Мари поглядывал скорее озадаченно и даже обеспокоенно.
Каждого из сотрудников кто-то где-то ждал. Думаю, что им также казалось само собой разумеющимся, что затаенно улыбающаяся директриса после корпоративной пирушки тоже устремится куда-то к кому-то… Я, естественно, не разубеждала.
Удивительно, сколь неодинаково отреагировали на приближение праздника мои сотрудницы. Стремительно изменившая масть, затянутая в зеленую кожу Мари произвела, пожалуй, меньший фурор, чем наложившая легкий, почти незаметный грим Анечка — кроме того, узел волос на голове последней был сегодня чуть изысканнее обычного, а строгий гарнитур юбка-рубашка-жакет оказался выдержан в ослепительно-белых тонах и включал тончайшую кружевную отделку и еле видимую серебряную цепочку. Оленька, казалось, пыталась воспроизвести Анну Федоровну — до того перекликались между собой их нарядные светлые блузки и сдержанных очертаний длинные юбки с узкими пиджачками. Но интересно, что облик Анны Федоровны с головой выдавал в ней невесть как угодившую на пикник школьниц классную даму (строгую, но справедливую, так что школьницам не поздоровится), а практически идентичный силуэт Оленьки казался изысканной маскировкой одной из этих школьниц, самой лукавой и озорной.
Ясенев и Снегов мало чем поступились перед напором новогодья. Оба сохранили свой неизменно строгий и корректный вид. Вот только Глеб Евсеевич тем самым вызвал у меня мысли о надежности и универсальности классики, а Снегов — раздражение. Любопытно… Казалось, Рюрик Вениаминович пребывает в ожидании чего-то тягостного и не особенно склонен скрывать свое настроение. Я ощутила вину. За то, что не люблю его, и даже если захочу, не смогу подойти и спросить, не случилось ли чего и все ли с ним в порядке. А ведь люди, включая, выходит, и меня, не прощают тех, перед кем чувствуют себя виноватыми.
Лисянский, как всегда, был на высоте… Он демонстрировал такую естественность, живость и обходительность, что я как-то далеко не сразу заметила, что сегодня плащом и камзолом ему служат бледно-голубые джинсы в сочетании с жемчужно-серым джемпером и ослепительно-белой рубашкой, кажется, расстегнутой сегодня на одну дополнительную пуговичку — дань то ли излишней духоте, то ли неофициальности мероприятия.
Удивительный все-таки человек! Никогда не думала, что можно совмещать в себе сразу столько положительных черт. За все время совместной работы — ни одного неуместного замечания. Любая интонация сообразна контексту. Мягкое неназойливое чувство юмора. Собеседники подпадают под его обаяние и оказываются в его руках, не отдавая себе в этом отчета. Последнее особенно беспокоило меня: я, естественно, то и дело оказывалась собеседником одного из своих сотрудников и лишь надеялась, что о своем влиянии на меня он не догадывается, а если (от чего избави бог) догадается, то не воспользуется им. По крайней мере, в совсем уж корыстных целях… Впрочем, довольно о Лисянском — сегодня он тут, слава богу, не один. И вообще — не рановато ли меня развозит на лирические измышления? С полубокала-то шампанского?
Покинув контору одной из последних, я оставила мысли о сослуживцах за ее запертыми дверьми.
Сегодня будет совершенно особенный вечер. И не только для меня. Моих единственных на протяжении последних двух лет собеседников — единственных, перед которыми у меня хватало смелости раскрыться, — ожидал сюрприз. Обоих. Я еще не до конца решила, в каком виде его преподнести, но…
Как-то они его воспримут? От мыслей об этом я словно летела в сладком замирании сквозь бесконечную пустоту. Что неудивительно: наш город — большая аэродинамическая труба.
Как уже говорилось, с некоторых пор я возвращалась в свой необитаемый дом, предвкушая приятное общение с приятным собеседником. Даже с двумя. Пусть я ни одного из них ни разу в глаза не видела, что с того? Мне же с них не икону писать, в конце концов. А виртуальный собеседник имеет перед реальным по меньшей мере одно неоценимое преимущество: его можно домысливать, не опасаясь, что фантазии разобьются, пардон, о грубую ткань материального мира. Да и самой мне неодолимое расстояние служило коваными доспехами, пусть утяжеляющими общение, но зато делающими его безопасным, а меня куда более обычного искренней.
Едва избавившись от верхней одежды и переселившись из сапог в тапочки, я выбралась в сеть и убедилась, что ни Бродяги среди реконструкторов, ни Профессора среди мифотворцев еще (или уже?) нет. Ощутив укол разочарования, я взбодрила себя тем, что еще не вечер, а начало новогодней ночи, так что все впереди, и набросала каждому сообщение в предпразднично-фривольном духе «Я пришел к тебе с рассветом рассказать, что ты с приветом…», сопроводив письмо Профессору стихотворением «в тему». После чего наконец занялась сервировкой.
Господи! Пусть не все в моей жизни стремится к идеалу, но сейчас, когда елочка в углу таинственно поблескивает спрятанными в хвое шарами, диван манит пушистым пледом, тихо-тихо поют из музыкального центра суровые норвежские ребята и ни один человек под Луной на меня не обижен — остается только поблагодарить тебя за все подряд. С праздником! И пожалуйста, помни о нас лучше, чем мы о тебе!
Рассказать, что было у меня на столе? Вкратце? Так и думала, что вы не захотите. Тогда скажу лишь (а вам придется поверить на слово), что все, буквально все было превосходным, и я больше не видела нужды деликатно имитировать, как на официальном мероприятии, отсутствие желудка. Я перепробовала все, не отказывая себе ни в чем, искренне себя похвалила, выпила за свои грядущие успехи и за мир во всем мире и отправилась с инспекцией в Интернет.
И — ура, ура! На этот раз меня там действительно ждали.
БРОДЯГА: Где пропадали, прекрасная Леди?
ЛЕДИ: С чего вы взяли, что я прекрасна, может, я уродлива, как ваши страшные сны?
БРОДЯГА: <<три смеющихся смайлика>> Страшные сны я видел только в детстве и, между прочим, они были довольно красивы: я лежу под деревом и смотрю в небо, а сверху опускается что-то большое и мягкое то ли кусок ткани, то ли ветер высоко-высоко листья несет. Медленно-медленно опускается, заворачиваясь огромными мягкими складками. И меня это почему-то страшно пугает. Пытаюсь закрыть глаза и не могу. А складки ложатся все мягче, выше… Вообще-то это было потрясающее зрелище. Не знаю, почему оно меня так ужасало.
ЛЕДИ: У меня со странными… Тьфу, со страшными снами тоже не все было просто. Жутчайший кошмар моего детства являл собой — вдумайтесь — мягкие зубы. Уточню: мои собственные мягкие зубы. А ужастик рангом пониже — собака с чрезвычайно подвижным лицом. То есть разговаривала она с настолько гипертрофированной мимикой, что как-то не по себе делалось.
БРОДЯГА: То есть сам факт говорящей собаки оставлял вас равнодушной, а пугало, что она при этом рожи корчит?
ЛЕДИ: Ну да. Кого в четыре года способна удивить говорящая собака? Да и сейчас, раз уж на то пошло, мало ли вокруг нас говорящих собак? А также говорящих козлов, свиней и прочих верблюдов гималайских. О присутствующих, естественно, речь не идет.
БРОДЯГА: Леди, что случилось? На работе не все ладится, что ли? Как-то вы сегодня разочарованны и печальны. Или я ошибаюсь?
ЛЕДИ: Не то чтобы ошибаетесь… Нет, не могу переходить с привата на интим с человеком, которого даже по имени не знаю. Лучше уж давайте порассуждаем о природе наших страшных снов с точки зрения матерых психологов.
БРОДЯГА: Предлагаю начать с Фрейда! Уж у него точно нашлась бы точка зрения! Подумать только — мягкие зубы!
ЛЕДИ: Не запугивайте меня! Ночь на дворе!
БРОДЯГА: И какая ночь! Первая ночь нового года. О полете моих ассоциаций, кстати, Фрейд тоже наговорил бы немало, игривый старичок! «Идея о праве Нового года на первую ночь…» Ой, что-то я сегодня расшалился.
ЛЕДИ: Как говорит героиня одного фильма: «Меня осенила догадка: вы пьяны?»
БРОДЯГА: Поразительно! От вас ничего не утаишь. Вы всегда правы. Я пьян, о правое чудовище. То есть нет, это же я чудовище. Ну хорошо: вы правы, трезвая красавица…
ЛЕДИ: Стоп! Я опять догадалась. Вы меня развлечь пытаетесь, а практика у вас в этом деле невелика, да?
БРОДЯГА: Ну допустим. Допустим даже, что вы угадали дважды. Я плохой солдат, но стараюсь. Потому что «Новый год, господа мои. Запах читрусов и хвои».
ЛЕДИ: Во-первых, не читрусов, а цитрусов. Следите за руками. А во-вторых, вот вы и попались, Штирлиц. Тот гималайский верблюд, которому я по огромному секрету сообщила, что такое Новый год, только что сообщила, не обнаружив вас на законном месте, звался не Бродягой, а вовсе Профессором.
.
ЛЕДИ: Эй! Что же вы молчите? С вами все в порядке?
БРОДЯГА: О, женщины! Чуть бывало опоздаешь, а они уже обмениваются романтическими стихами с каким-то прроходимцем, пррощелыгой каким-то!
ЛЕДИ: У вас, по-моему, клавиша «р» западает. И кто бы говорил, между прочим! Двойной жизнью живете, товарищ! Ну-ка признайтесь, где вы подцепили эту многозначительную молчунью с выспренными стихами, а?
БРОДЯГА: Вот только не надо о ней так говорить!.. Впрочем, я первый начал. Похоже, придется смириться с тем, что вы изменяли мне со мной же. С другой стороны, вы сделали мне к Новому году потрясающий подарок. Значит, я могу не рваться по всем швам между Леди и Тикки, да? Я вам открою сейчас тайну глубоко личного характера.
ЛЕДИ: Может, не надо?
БРОДЯГА: Нет, надо. Но если вы кому проговоритесь, мне придется убить вас, потом себя, а потом того, кому вы проговорились.
ЛЕДИ: Ну раз вы настроены серьезно тогда конечно. Открывайте.
БРОДЯГА: Сколько себя помню всегда на общение в сети смотрел скорее скептически. До того, как буквально зацепился взглядом за некую Леди. Она так старалась казаться уверенной и насмешливой особой. И именно за счет этого выглядела одинокой и беззащитной. Я просто не смог пройти мимо. А несколько месяцев спустя — Тикки… Там все было совсем иначе, но опять — не смог пройти мимо. Верите ли, селадоном начал себя ощущать. Пытался самоанализом заняться. На предмет того, что же мне нужно-то: вальса белое молчанье иль холодного моря шум.
ЛЕДИ: Ох, бедный вы, бедный… Но раз настало время страшных саморазоблачений, признайтесь уж сразу во всем. Сколько у вас всего <<ухмыляющийся смайлик>> любимых собеседниц? Вы, помнится, посылали меня на три… хм… сайта.
БРОДЯГА: Говорить всю правду или одну только правду?
ЛЕДИ: Хотите отшутиться? Не сегодня!
БРОДЯГА: Ох… Ну хорошо… Есть еще одна. Только она совсем сказочный персонаж. Самый сказочный.
ЛЕДИ: Что сие означает, коварный?
БРОДЯГА: Ничего особенного, поверьте. Просто и вы, моя дорогая, и Тикки, несмотря на то, что, возможно, я никогда не увижу вашего лица, мне куда ближе, чем эта персонажка. Потому что общение с вами гораздо более осязаемо, нежели мои с ней пустые «пожизневые» диалоги. Так что не берите в голову, милая Леди. К тому же… мы ведь никогда не виделись. А вдруг я страшнее, чем ваши мягкие зубы?
ЛЕДИ: <<три смеющихся смайлика>> Страшнее невозможно!!!
БРОДЯГА: Уж утешили так утешили! Благодарю вас!
ЛЕДИ: Да не за что! Приходите еще.
БРОДЯГА: Всенепременно!.. А вы, если вдруг утешение понадобится вам, вы ко мне придете?
ЛЕДИ: Вы же знаете, у нас, железных леди, всегда все в порядке! К сожалению… Лучше скажите все-таки, как вас зовут? Неудобно, знаете, в доверительной беседе называть человека без малого порядковым номером…
БРОДЯГА: Нет, милая Леди, не спрашивайте, эту леденящую кровь тайну я унесу с собой в могилу.
ЛЕДИ: Неужели не только вы сами, но и ваше имя — страшное, как… (Теряюсь в догадках…)
БРОДЯГА: Не то слово! <<смеющийся смайлик>>
ЛЕДИ: С вами просто невозможно разговаривать!
БРОДЯГА: Да, я крепкий орешек!..
ЛЕДИ: <<три смеющихся смайлика>> Ну вот вы и снова прокололись, Штирлиц! Будем знакомы, мистер Уиллис! Ничего, если я буду звать вас просто Брюс?
БРОДЯГА: Преклоняюсь перед вашими дедуктивными способностями, Леди.
ЛЕДИ: Ну вот, хоть кто-то, наконец, оценил по достоинству!
БРОДЯГА: Скажите, мой маленький друг, как вы себе видите наши дальнейшие отношения? Мне по-прежнему следует к моей современнице с переднего края науки девятнадцатого века обращаться как к Леди, а непознаваемое сказочное существо звать Тикки?
ЛЕДИ: А вам именно так больше нравится?
БРОДЯГА: Боюсь, что да. По крайней мере, еще некоторое время. Мне хочется сжиться с мыслью, что за одной из вас просвечивает другая. Можно?
ЛЕДИ: Сегодня я готова разрешить вам что угодно.
БРОДЯГА: Ах ты господи!.. Предупреждать же надо! Я бы подготовил длинный список просьб. А так что-то у меня окончательно голова выключилась от таких перспектив. Вы ведь, небось, завтра уже не будете столь сговорчивы, да?
ЛЕДИ: Разумеется. С другой стороны, вы что же собираетесь скончаться в ближайшее время?
БРОДЯГА: Да вроде нет.
ЛЕДИ: Я тоже пока совсем другое планирую на будущее. А коли так, не вижу оправданий вашему отчаянию. Плохо вы думаете о провидении и о себе, раз впадаете в уныние по пустякам. Пока мы живы, милый мой Бродяга, все возможно и ничто не потеряно.
БРОДЯГА: Это обещание?
ЛЕДИ: Нет.
БРОДЯГА: Спасибо. Вы меня очень обнадежили.
ЛЕДИ: Здорово! А теперь пойду и так же обнадежу Профессора.
БРОДЯГА: Стоять!
ЛЕДИ: Тиран!
БРОДЯГА: Я сам его обнадежу. Небось мало не покажется.
ЛЕДИ: Шалунишка.
БРОДЯГА: От шалунишки слышу. К величайшему моему сожалению, дражайшая Леди, дела внезапно потребовали моего присутствия в другом месте. Надеюсь, я вам за сегодня уже достаточно надоел?
ЛЕДИ: Идите-идите, не напрашивайтесь на комплимент.
БРОДЯГА: Ну тогда всего наилучшего, мой маленький друг, до новых встреч в кефире.
ЛЕДИ: Взаимно. Не пейте больше сегодня. По крайней мере, ничего крепче кефира.
БРОДЯГА: Мог бы успокоить вас, но предпочитаю быть искренним. Постараюсь, но не обещаю. Лучше уж весь оставшийся год буду примерным до отвращения… Целую ваши локоны.
ЛЕДИ: У меня их нет, раз уж речь зашла об искренности.
БРОДЯГА: О! Сейчас я разузнаю о вас немало. Ноги-то у вас есть?
ЛЕДИ: Ох, бродяга!.. Ну есть.
БРОДЯГА: Руки?
ЛЕДИ: Дурацкий вопрос. Чем же я, по-вашему, печатаю?
БРОДЯГА: О-о, вы не представляете себе всего богатства вариаций. Надеюсь, что не представляете. Что еще у вас есть?
ЛЕДИ: Квартира и работа.
БРОДЯГА: И больше ничего? Жаль, жаль. Ну что ж, на нет и суда нет. Тогда целую все выявленное, кроме квартиры и работы.
И на этой сомнительной любезности Бродячий Профессор (или Профессиональный Бродяга?) отключился.
Я щелкнула тумблером и блаженно откинулась на спинку кресла (а хорошее я себе креслице прикупила — мягкое и упругое).
Все получилось даже лучше, чем было задумано. Я так и не выбрала формы изобличения Бродяги-Профессора — но он сам подставился! А вот не читайте чужих писем, любезнейший!
Вот уж действительно вечер сюрпризов! Хотя не могу не признаться, что отдельные моменты поразили меня скорее неприятно. Как выяснилось, я оказалась гораздо глупее, чем привыкла считать: это ж надо, почти приревновать одного виртуального персонажа к другому, столь же виртуальному!
Впрочем, хоть перед собой-то притворяться не стоит. Настоящим потрясением стало не это. А тот внезапный шаг в мою сторону, невероятно сокративший расстояние между нами, нарушивший мое жизненное пространство не помогли и доспехи из стекла и пластика. Как бишь он сказал? «А вы, если утешение понадобится вам, вы ко мне придете?» Не «обратитесь», а «придете»… Боже, как я испугалась! А чего, казалось бы? Того, что, ответь я утвердительно, из экрана по плечи взметнулся бы… Кто? Моя единственная опора, человек, в общении с которым я только и бываю прежней? Тот, чье неназойливое, но постоянное присутствие не только помогло мне пережить одну зиму, но, если повезет, будет помогать и дальше?
А если бы я спросила: «Где вы сейчас находитесь? Мне как раз остро не хватает вашей руки в своей руке…» Что тогда?
Господи, да что это мне в голову лезет?.. Может, это меня и напугало — эхо сетевых бесед, проникшее в материальный мир, где, как я уже усвоила, все давно закончилось? Где мне осталась лишь работа и родовое гнездышко, куда более уютное, чем прежде, но все такое же пустое? В чем, если вспомнить, я и призналась сегодня в порыве нетрезвого откровения моему нетрезвому другу. «Что еще у вас есть?» — «Квартира и работа!»
Одно утешает: счет пока равный. Как оказалось, у собеседника ситуация сродни моей. Вот ведь ирония судьбы! Мало того, что я исхитрилась выловить в необъятной сети двух совершенно разных, но одинаково понравившихся мне человечков — а они возьми да окажись одним! Так этот один еще и оказался совершенно, вопиюще одиноким! Его личная жизнь исчерпывается тремя виртуальными контактами, двумя из которых оказалась я. Если, конечно, он не выдумал всего, что соизволил мне сообщить.
Но в том-то и дело, что я знала, печенкой чуяла: нет, не выдумал. Такие вот у меня в отношении безымянного моего друга прорезались параненормальные способности…
А теперь спать, пока утро не настало. Кроватка у меня не хуже кресла и дивана. Удобная и просторная — хотя последнее и не актуально.
Под сомкнутыми веками еще некоторое время мигали елочные огоньки и проносились смутных очертаний озаренные полуулыбками лица феи или эльфы, должно быть. Или Профессор, с которым я так и не поговорила… Запульсировали в ритме колыбельной почти забытые строчки:
Ах, если бы, если бы…