Я приехала к нему веселая, с расцарапанной щекой, замазанной йодом, и с костяшками пальцев, заклеенных пластырем. Посмотрел с интересом:

— Подралась, что ли?

— С лестницы упала, — радостно отвечаю я, и торжественно выкладываю на стол ноутбук — он цел и невредим. Издательский компьютерщик с фамилией первого отечественного секс-символа и крайне невыразительной внешностью проверил его и сказал мне, что все в порядке.

— Стандартный ответ женщин, которых бьют мужья, — бросает он и идет копаться в сумке — искать модем.

Я холодею. Зря он это сказал. Я вспоминаю Сережину руку у своего лица — и понимаю наконец, что нашла нужное слово, слово, которое никак не хотело находиться.

Слово это — унижение. Ударив, Сергей унизил меня — и я теперь всегда буду вспоминать свой позор. Зачем он это сказал? Меня похвалила Лиза, я получила первую настоящую работу, я изваляла в грязи директора крупнейшего отечественного издательства, я сохранила в неравной борьбе ноутбук — у меня было такое хорошее настроение! А теперь все события этого дня улетучились.

— Никто меня не бил. Я действительно упала с лестницы. Знаешь, ты уже второй человек за последнюю неделю, которому приходит в голову, что меня бил муж. Раньше я думала, что такое бывает только в литературе. Это что, так часто встречается?

— В жизни все встречается. Зачем выдумывать то, чего никогда не было, — в книгах ведь все из жизни. А чего ты белая тогда как полотно? Угадал? Извини, если оказался слишком догадлив.

— Ты догадлив.

— И сейчас бьет?

— Нет. Я же тебе правду сказала — я действительно разошлась с мужем. Так что мужа у меня уже нет и бить меня некому.

— Давно разошлась?

— В понедельник.

Пауза. Я наконец соображаю, что сегодня среда, а познакомились мы с ним в субботу — то есть он думает, что я ушла от мужа после знакомства с ним — и может быть, из-за этого.

— В прошлый понедельник. Я потом уже сюда пришла, после.

— Ясно.

— Нет… я не поэтому пришла. Мне действительно был нужен интернет.

— Да что ты как маленькая. Поэтому — не поэтому. Это не важно. Ты пришла — и отлично. Меня встретила — и замечательно. Ты вообще слишком много внимания уделяешь условностям. Не впадай…

— Я не впадаю. Я просто тебе ничего не рассказывала, потому что думала, что тебе не интересно.

— По-моему, ты сама не хочешь об этом рассказывать. Когда очень хочешь рассказывать — рассказываешь, несмотря ни на что. Не хочешь — и не надо, я же не заставляю. А вот если опять придет и руки распускать будет — скажи. Я мозги легко вправлю, опыт есть. Если надо, конечно.

— Да нет, спасибо, не надо. Надо будет — скажу. Спасибо.

— Ладно, забей. Так что тут у тебя?

Он погружается в ноутбук, а я иду заваривать чай. За стеной орут дети — мы опять в клубе, опять в этой маленькой душной комнатке. И я опять ничего ему не рассказала — хотя могла бы. Да и, с другой стороны, что рассказывать? Не такая уж это все редкость, как выясняется, все это не ново, все это никому не интересно и не важно, кроме меня. Так вот и мне не важно. Это все в прошлом.

— Работу сдала? — спрашивает он, ковыряясь в каких-то проводах.

— Сдала. Лиза сказала, что все хорошо, объяснила мне кучу всего — она столько всего знает, так быстро все делает!

— Лизка молодец, это да. Ну а денег они не дадут, конечно?

— Пока нет. Но я еще была сегодня в другом месте — вот, видишь, сколько работы?

Я рассказываю про издательство, про работу, про падение с лестницы.

— И почем обещали заплатить? Ну, я же говорил — насчет денег обольщаться нельзя. Это, правда, все равно больше, чем у Лизы — на круг тысячи полторы разницы выйдет, и то хлеб.

— А что, там еще меньше? Не может быть!

— Конечно, а ты как думала? Ну вот тебе модем — собирай в сумку, аккуратно, дома вот эту фигню в розетку воткнешь — поняла? Да, и карточку купи — я тебе сейчас подключение сделаю, потом номер с карточки введешь — и можешь в сеть выходить. Гляди — вот, так, так, а потом так. Все поняла?

— Все. А карточка сколько стоит?

— Ну, разные есть — купи пока на пять единиц, тебе хватит.

Я мысленно считаю деньги.

— Эти богатые буратины когда обещали заплатить?

— Не знаю.

— Не спрашивала, значит. Всегда надо спрашивать — когда конкретно будут деньги. Могут сразу, могут в следующем месяце, а могут неизвестно когда. Они и кидать умеют, не хуже других, учти. Погоди, есть у меня карточка — вот тебе пять единиц, наслаждайся.

Теперь я счастливый обладатель интернета — завтра, дома, буду писать новое письмо Светке — отчитываться.

— Ну что, с этим закончили. Пойдешь тусоваться со мной?

— Пойду. А куда?

— К Лешке на день рождения. По этому случаю мы сегодня раньше закрываем.

— Я же не одета!

— Ты в самый раз одета — не в бриллиантах же туда идти. Или ты наших девчонок поразить хочешь?

Нет, я не хочу поразить их девчонок. Боюсь, что если бы я захотела их поразить… Словом, сегодня день экспромтов — и слава богу. Потому что все мои прежние представления явно не годятся для этого нового мира.

Мифический Лешка живет на окраине, в каком-то Бирюлево, куда мы долго добираемся по грязи и на двух автобусах впридачу. Я даже не знала, что в Москве бывают такие глухие углы. По дороге мы заходим за водкой и дешевым вермутом, покупаем еще сыру — и, нагруженные, вваливаемся в маленькую прихожую, в комнату, где уже сидит человек десять, а оттуда на кухню, где я обнаруживаю ту же Лизу — и меня немедленно приставляют к ней помогать готовить.

Мы что-то режем, моем, чистим, жарим, в промежутках нас утягивают в комнату и заставляют пить за здоровье хозяина. Хозяин — огромных размеров мужик с неожиданно нежным овалом лица, какой-то почти девичьей улыбкой и длинными курчавыми волосами до плеч — встретив его ночью на улице, я бы страшно испугалась. Лиза оказывается его девушкой, его герл-френд — все очень близко знакомы. Кажется, это та самая «компания», о которой мне, с опозданием на много лет, рассказала мама — очень похоже. Компания мне пока нравится. И я очень хочу, чтобы меня в нее приняли.

К середине ночи, когда я уже валюсь с ног, а в комнате давно погасили свет и поют песни, хозяин выбирается на кухню, прихватив с собой первых попавшихся у двери, то есть меня и Лизу — и долго там меня изучает, осторожно поворачивая, боясь раздавить ручищами — и рассказывает Лизе и пришедшему меня искать Ивану, какая я красивая. Никто еще никогда не говорил обо мне так. Лиза меня хвалит, Иван мне улыбается — и я счастлива. Я пьяна, я счастлива и я очень хочу спать.

А рано утром, как только открывается метро, мы с Иваном уезжаем — его шатает от усталости, он тащит мой ноутбук, я несу пакет с работой, и он спрашивает меня наконец, где я живу. Он провожает меня до дому.

— Заходи.

Иван ставит сумку с ноутбуком на пол, и, пока я раздеваюсь, бегло скользит взглядом по прихожей, по кухне, по гостиной, где я уже зажгла свет, и где во всем своем великолепии стоят диван, торшер, музыкальный центр, кресла, телевизор…

— Заходи, раздевайся!

— Нет, я поеду. Мне еще работать надо. Посплю пару часов и сяду добивать перевод — сдавать завтра, а там еще конь не валялся, в порядок все приводить надо.

Ему не понравилась моя квартира. Она показалась ему слишком чистой, слишком буржуазной, слишком пошлой. Моя квартира, которую я так люблю, в которой каждая вещь подобрана мной. Он не захотел здесь остаться. Ему не понравилось — и с этим уже ничего не поделаешь.

Следующая неделя прошла как в тумане. Я совершенно запустила дом, убираться было мне некогда, ходить по магазинам некогда и не на что. Я только один раз съездила к маме — и заняла у нее денег, «до зарплаты». Денег было немного, сколько ждать своих, неизвестно, и мне срочно надо научиться их распределять — заплатить за мобильный телефон, отложить на проезд, купить немного еды и — самый большой расход — кое-что из косметики и «средств гигиены», чтобы не потерять человеческий облик. Мне же еще на людях появляться.

Маме я сказала, что по-прежнему ищу работу, хотя на самом деле я не пыталась этим активно заниматься — отправила несколько писем со своим жалким «резюме» на первые попавшиеся вакансии с интернет-сайта о работе и забыла об этом. Чтобы искать работу, надо все время об этом думать, писать, звонить и ездить — а мне уже некогда, у меня две срочные рукописи.

Днем я работала как школьница, или как в институте, где у меня были всегда вылизанные, аккуратные контрольные — я привезла из дома все отцовские словари русского языка, какие нашла — и сокрушалась, что нет денег на новые справочники. Я написала Светке развеселое письмо про то, какой я теперь крутой корректор. Написала, что работа нужна и что пусть она ищет, я не отказываюсь. Написала, что мне некогда — и это была чистая правда.

Некогда же мне было еще и по той причине, что по ночам мы с Иваном «оттягивались».

Мы ходили по клубам, пили дешевое пиво, курили — и танцевали всюду где могли. Ходили вдвоем, втроем с Лизой, вчетвером с Лешей, впятером и вшестером — еще с кем-нибудь. Я перезнакомилась с кучей людей, и лица их сливались, хотя я изо всех сил старалась их разлепить — это были интересные, никогда не виданные мной лица, хотя среди них было много людей даже для Ивана случайных, «много мусора» — это и он мне объяснял, и я сама понимала. Но вот Леша, например, — Леша точно не был «мусор», Леша был прекрасный, добрый, надежный, хотя и несколько «тряпка», как говорил про него Иван. Я про себя думала, что, что бы ни произошло, как бы потом у нас с Иваном все ни обернулось, я должна сохранить этих людей. И я иногда вспоминала Борьку, который исчез, получается, из моей жизни вместе с Сергеем, я его больше никогда не увижу — а это неправильно.

А под утро мы добирались до Ивана. А потом я просыпалась и ехала домой работать.