Президент России Владимир Путин обязал Правительство РФ до 15 июня 2019 года разработать национальную стратегию в области искусственного интеллекта. Данный пункт содержится в перечне поручений главы государства по итогам послания Федеральному собранию (до этого было поручение президента от 30 января т. г. разработать подходы к такой национальной стратегии).

Для Путина проблема искусственного интеллекта в последнее время постоянно находится среди приоритетных. Достаточно вспомнить его ставшую крылатой фразу: «Тот, кто станет лидером в этой сфере, будет властелином мира».

И так считает не только российский президент. В 2017–2018 г. г. свои стратегии в области искусственного интеллекта приняли Канада, Китай, Дания, Комиссия ЕС, Финляндия, Франция, Индия, Италия, Япония, Мексика, Скандинаво-Балтийский регион, Сингапур, Южная Корея, Швеция, Тайвань, ОАЭ И Великобритания. В феврале 2019 г. Президент США Д.Трамп выступил с Американской инициативой по развитию искусственного интеллекта, которая приобрела силу закона.

В прошлом году был опубликован ряд международных докладов о положении дел в этой области. Согласно им, лидируют Соединенные Штаты, в которых в настоящее время работают более 2000 компаний в области искусственного интеллекта, контролирующие примерно 40–45 % глобального рынка. За ними следует Китай, где искусственным интеллектом занимаются более 1000 компаний, на которых приходится более 20 % мирового рынка. Причем, в течение последних пяти лет китайцы ежегодно увеличивают свою долю в среднем на 2–3 %. Затем с большим отрывом следуют Великобритания, Канада и Индия. Шестерку лидеров замыкает Израиль. Остальные четыре места приходятся на западноевропейские страны ЕС.

В 2018 году проведено международное исследование «Индекс готовности к автоматизации», согласно которому оценена степень готовности правительств 25 стран к наступающей волне автоматизации. Первое место в рейтинге заняла Южная Корея, за ней Германия и Сингапур. Россия в этом рейтинге только на 16 месте.

Отсутствие России среди стран-лидеров в области искусственного интеллекта неудивительно. По данным агентства TAdviser и «Инфосистемы Джет», за 2007–2018 годы государством и частным секторов в России на искусственный интеллект потрачено чуть более 25 млрд. рублей, что с учетом курса на момент трат составляет менее 1 млрд. долларов. По правительственным наметкам в 2020 году необходимо обеспечить расходы на искусственный интеллект на уровне 0,3–0,4 млрд. долларов в год. Много это ли мало? Согласно данным Всемирного банка, в 2018 году Соединенные Штаты потратили на искусственный интеллект и продвинутые когнитивные системы несколько более 10 млрд. долларов, а Китай — как минимум 5–6 млрд. долларов. Существенно превышают прогнозируемый на 2020 год российский уровень расходы на искусственный интеллект в Великобритании, Индии, Канаде, Израиле и в общеевропейской программе. К этому следует добавить, что помимо указанных стран, существует еще одно государство — теневой лидер в области искусственного интеллекта — Япония, где основные направления работ и расходования средств не публикуются.

Приведенная статистика убедительно свидетельствует, что положение дел с искусственным интеллектом в России далеко от удовлетворительного. В определенном смысле, базируясь на ресурсах, выделяемых на искусственный интеллект, ситуацию можно считать угрожающей для национальной безопасности, экономического развития и социально-политической стабильности.

Поскольку именно искусственный интеллект становится важнейшим компонентом не только производственной революции, но и национальной мощи и глобального влияния, к этой теме приковано пристальное внимание разведывательных органов. Осенью прошлого года в Соединенных Штатах состоялся ряд конференций, организованных ведущими фабриками мысли, ассоциированными с военно-промышленным комплексом и разведывательным сообществом по данной проблематике. При всем разнообразии мнений, высказанных в ходе этих встреч, постепенно выкристаллизовалась единая точка зрения. Главную угрозу для американской гегемонии в области искусственного интеллекта представляет Китай. Россия, в отличие от традиционной стратегической и тактической военной мощи, не является сколько-нибудь серьезным игроком на этом поле. Данный вывод аргументировался не только национальными расходами на искусственный интеллект, количеством и качеством полученных страной патентов, долей на глобальном рынке, и направлениями миграции высококвалифицированных программистов, разработчиков искусственного интеллекта. Прежде всего, анализировался национальный потенциал триады, составляющей мощность национального искусственного интеллекта.

В стратегическую триаду искусственного интеллекта входят:

Во-первых, произведенное в стране собственное аппаратное и телекоммуникационное обеспечение искусственного интеллекта.

Во-вторых, программное оснащение искусственного интеллекта, в первую очередь пакеты нейронных сетей, машинного обучения, разнообразного статистического софта, анализа неструктурированной информации, перевода, интерфейса человек-компьютер и т. п.

В-третьих, большие данные, которые собственно и служат «не только новой нефтью, но и пищей для искусственного интеллекта».

Соединенные Штаты, Китай и возможно Япония располагают всеми тремя компонентами триады искусственного интеллекта. Что касается России, то, по мнению аналитиков по обе стороны Атлантического океана, располагая в отличие от многих других, в том числе европейских стран уникальными, недоступными другим агентам, постоянно пополняемыми архивами больших данных, наша страна уступает по двум другим компонентам триады — харду и софту. Что касается программного обеспечения, согласно американским, израильским, китайским оценкам, российские математики, разработчики, программисты, по меньшей мере, не уступают представителям других стран-лидеров. Однако, начиная примерно с 2012 года, налицо мощнейшая утечка наиболее квалифицированных кадров не только в Соединенные Штаты, но и в последние годы — в Западную Европу, в Южную Корею и отчасти в Гонконг, Сингапур и т. п. Также Россия, и об этом свидетельствуют официальные международные данные, не располагает парком собственных аппаратных средств, позволяющих создавать мощный специализированный искусственный интеллект.

В силу указанных выше причин не только американские, британские, но и азиатские эксперты в последнее время списали Россию из числа участников гонки за искусственный интеллект, отведя ей роль донора первоклассных кадров. Трудно спорить с тем, что подобные выводы имеют некоторые основания и подкрепляются статистическими данными. Однако, по мнению авторов, ситуация, хотя и трудна, но отнюдь не безнадежна. Как это ни парадоксально, России благоприятствуют фундаментальные базисные факторы, определяющие мировую динамику.

В силу многих обстоятельств на ведущих мировых форумах и даже на узких конференциях фабрик мысли речь об этих факторах не идет. Причина проста. В русской литературе она описывается известной фразой: «В доме повешенного не говорят о веревке».

Отрицательная конвергенция как магистральное направление глобальной динамики

30 лет назад произошли три события, ключевые для судеб человечества. Перестала существовать социалистическая система и блок ориентированных на нее развивающихся стран. Затем случилась крупнейшая геостратегическая катастрофа XX века — распался Советский Союз.

Синхронно с этим в Китае произошло резкое обострение социально-экономической обстановки и внутриполитической борьбы и случился расстрел демонстрантов, в основном из числа молодежи на площади Тяньаньмэнь. Это событие повлекло за собой практически полный разрыв наладившихся с 70-х годов прошлого века американо-китайских отношений, включая введение эмбарго на осуществление американских капиталовложений в Китай, продажу оружия и другой высокотехнологичной продукции.

В условиях нестабильных цен на энергоносители и в стремлении обеспечить себе полный контроль в одном из наиболее стратегически важных районов мира американская и британская разведки сначала спровоцировали вторжение Саддама Хусейна в Кувейт, а затем осуществили военную операцию «Буря в пустыне», погрузившую этот регион на 30 лет в войну, деструкцию и напряженность.

Три важнейших политико-стратегических события резко изменили расклад внутри мировых элит и запустили три важнейших процесса и по сегодняшний день определяющих мировую динамику.

Во-первых, прекращение социально-экономического, научно-технологического и военно-стратегического соревнования двух систем помимо прочего резко изменило расклады внутри западной элиты и поспособствовало решающей победе финансового капитала над промышленным. Стартовала финансиализация, которая в течение вот уже 30 лет все более и более расширяет масштабы и полностью деформирует глобальную экономику, превращая ее в обслуживающую систему фиктивного капитала. Центральные банки в интересах элитных групп фактически бесконтрольно эмитируют все новые и новые объемы резервных валют.

Если капитализм, в конечном счете, это — строй, нацеленный на получение прибавочной стоимости, накопления капитализации, то финансиализм — это паразитарная система, в которой прибыль получается не в результате воспроизводства, а печати денег и раздачи приближенным банкам, инвестиционным структурам и т. п. Известно, что за период с 2008 года глобальная денежная масса выросла примерно на 40 трлн. долларов. Значительную часть из них получили не домохозяйства, реальный бизнес или даже государство, а финансовая сфера на неограниченный период времени под символические проценты — от 0,5 % до 1 % в год.

Во-вторых, крах СССР избавил значительную часть американских, британских, европейских элит от преследовавшего их всю вторую половину XX века кошмара формирования единой антикапиталистической коалиции в составе СССР, Китая и Индии. Синхронно с распадом СССР через Гонконг и Сингапур в Китай, прежде всего свободные экономические зоны, пошли гигантские и нарастающие из года в год инвестиции преимущественно из финансовой системы под юрисдикцией Британской Короны, включающей не только собственно Великобританию, но и охватывающие весь мир оффшоры, связанные также с голландским и швейцарским капиталом. Именно эти инвестиции и обеспечили наряду с трудолюбием народа и эффективностью китайского руководства феноменальный рывок Поднебесной. Что касается американцев, то они подключились к этому процессу лишь в конце 90-х годов, когда Б.Клинтон восстановил китайско-американские отношений и снял ограничения на инвестиции и экспорт технологий.

Поскольку в 90-е — первой половине нулевых годов китайское экономическое чудо базировалось на сверхнизкой заработной плате, то, в конечном счете, новое мировое разделение труда, связанное с превращением Китая в мировую фабрику, покончило с бодро развивавшимися в 70-80-е годы процессами роботизации, автоматизации производства на Западе и в СССР. В прессе замелькал заголовок «Китайские кули победили роботов».

В-третьих, завершение соревнования двух систем в политической, военной и социально-экономической сферах позволило победителям этого соревнования осуществить конверсию многих технологий и разработок, которые исходно ориентировались на нужды вооруженных сил и военно-промышленного комплекса. Главным здесь стало введение в гражданский оборот принципиально новой телекоммуникационной системы, долгое время разрабатываемой под эгидой Пентагона, а конкретно — его научного агентства DARPA. В самом конце 80-х годов, когда уже было понятно, что соревнование выиграно, Соединенные Штаты легализовали интернет и превратили его в открытую для любых пользователей свободно развиваемую и достраиваемую систему.

Сегодня мало кто помнит, что зачатки подобных систем, в том числе ориентированные непосредственно на домохозяйства и промышленность, уже существовали в 80-е годы. Речь идет, прежде всего, о французской системе Минитель, которая, по сути, представляла собой прообраз справочно-информационного интернета, ориентированного непосредственно на население. Ни для кого не секрет, что развитием интернета в начале 90-х годов занимались, прежде всего, университеты, научные учреждения, а также особо продвинутые гики. Однако финансировали все это ведущие фонды и корпорации — подрядчики Пентагона. Последовательно занимаясь микроэлектроникой и телекоммуникациями еще с 50-х годов прошлого века, они представляли колоссальный потенциал новой системы. Кстати, уже тогда он не представлял секрета для наиболее продвинутых исследователей. Например, в Советском Союзе еще в 1980 году в «Молодой гвардии» была опубликована книга Ю.Шейнина «Интегральный интеллект», где подробно, в деталях, был описан сегодняшний, а местами даже завтрашний интернет.

Отмеченные выше процессы поставили на рубеже 80-90-х годов крест на поступательном развитии цивилизации за счет развертывания научно-технической революции. В 70-80-е годы о разворачивающейся научно-технической революции средства массовой информации, исследователи, политики и руководители ведущих стран говорили не меньше, а возможно и больше, чем ныне о так называемой Четвертой производственной революции.

Хотя сам по себе термин «научно-техническая революция» вошел в оборот на рубеже 60-70-х годов, наибольшие темпы революция набрала в начале 80-х годов. В Соединенных Штатах ставший президентом бывший губернатор солнечного штата Калифорния Р.Рейган приступил к осуществлению не только пропагандистского PR проекта «Звездные войны», но и вполне реального целевого секретного проекта «Сократ», ориентированного на разработку и реализацию в американской экономике последних достижений научно-технической революции. В СССР в тот же период (судя по опубликованным в последние годы воспоминаниям) руководство КГБ СССР инициировало соответствующие закрытые программы. Их целью была инвентаризация принципиально новых прорывных технологий в решающем направлении не только военной, но и гражданской сфер, качественно отличающихся от решений и технологий индустриального воспроизводства XX века. Часть этих технологий отбирались для практической разработки и последующего внедрения в народное хозяйство и оборонную сферу.

Крушение СССР и прекращение на тот период соревнования двух систем не только свернули указанные закрытые проекты, но и существенным образом остановили бурное развитие научно-технической революции в целом.

Технотупик

Когда в начале 2016 года глава Давосского форума Клаус Шваб провозгласил Четвертую промышленную революцию, он решал вполне определенную задачу. Необходимо было дать сигнал мировой элите, что дела в мире идут хорошо и глобальное общество движется от одной производственной революции к другой. Говоря о четвертой промышленной революцию, он мельком упомянул и о третьей, которая связана с микроэлектроникой и интернетом. Тем самым утверждалась парадигма устойчивого, хотя и не без трудностей, поступательного развития глобальной экономики и прежде всего ее авангарда — США, ЕС и Китая.

Однако на поверку имела место подмена понятий. Из истории хорошо известно, что любая производственная революция как раз и является таковой, поскольку ведет к повышению эффективности использования ресурсов, и прежде всего роста производительности труда в странах-лидерах производственной революции. Между тем, многочисленные расчеты, включая юбилейный доклад Римского Клуба «Come On!!» (2017 года) показывают, что в течение последних 50 лет темпы глобального экономического роста, а также темпы роста эффективности неуклонно снижаются. Более того, сам по себе прирост был обеспечен в основном сначала за счет Японии, Южной Кореи и Германии, а затем Китая. Т. е. стран, реализующих так называемую модель догоняющего развития с опорой на зарубежные инвестиции и внедрение зарубежных готовых технологий. Фактические данные позволяют уверенно говорить, что никакой Третьей производственной революции не было. А что касается Четвертой, то она скорее является не новой революцией, а попыткой возобновления прерванной научно-технической революции 70-80-х годов прошлого века.

Однако весьма сомнительно, что эта попытка увенчается успехом. Прежде всего, следует отметить, что мир в последние 30 лет пребывает в состоянии технотупика. Это понимают наиболее продвинутые представители западной элиты. Подтверждением этому является лежащий на поверхности факт, который, тем не менее, остался незамеченным или, по крайней мере, неакцентированным большинством продвинутых аналитиков. Поясним, о чем идет речь.

Избирательная кампания Д.Трампа шла под лозунгом «Сделаем Америку снова великой!». Лозунг имел двойной смысл. Один — для широких масс избирателей. Он вселял в них надежду, что Трамп защитит рабочие места от китайцев, мексиканцев и европейцев, создаст более благоприятные условия для развития бизнеса и вернет тем самым Америку в благословенные 50-60-е годы.

Второй, более глубокий смысл предназначался для элитных групп. Его носителями были много сделавшие для победы Д.Трампа один из ведущих высокотехнологичный предприниматель Питер Тиль, мыслитель и специалист по информационным операциям Стив Бэннон и руководитель крупнейшей нефтяной компании Exxon Рекс Тиллерсон. По их мнению, сделать Америку снова великой можно было только за счет выдвижения на первые роли во всех сферах производителей или мейкеров, и ограничения господства «распределителей» и хозяев фиктивного капитала. Наиболее полно этот подход описан в статье Питера Тиля «Конец будущего», опубликованной еще в 2011 году, и в серии выступлений Стива Бэннона в разгар предвыборной кампании 2016 года.

То, что глобальное общество, в том числе Америка, по-прежнему, находятся в технотупике и деструктивной фазе динамики лишний раз подтверждает тот факт, что и Тиль, и Бэннон, и Тиллерсон покинули Трампа, а их концепты и разработки исключены из актуальной повестки его администрации.

Для того, чтобы охарактеризовать технотупик, позволим себе привести объемный отрывок одного из наиболее авторитетных научных аналитиков и журналистов — Майкла Хэнлона — на одном из совещаний фабрик мысли в конце прошлого года в Лондоне.

«Мнение, что наш XXI век является одним из самых быстрых в развитии, так популярно, что оспаривать его очень трудно. Почти каждую неделю мы читаем о «новых надеждах» для больных раком и лабораторных открытиях, которые могут привести к созданию передовых лекарств, обсуждаем новую эру космического туризма и суперджетов, на которых можно облететь планету за пару часов. И все же мы порой задумываемся над тем, что этот образ небывалых инноваций не может быть правдив, что многие из этих восторженных криков о прогрессе на деле являются лишь надувательствами, спекуляциями — даже сказками.

А когда-то было время, когда спекуляции совпадали с реальностью. Оно подошло к концу более сорока лет назад. Большая часть того, что случилось с тех пор, сводится к косметическим улучшениям уже созданного. Этот настоящий век инноваций — я назову его Золотой Четвертью — длился примерно с 1945 по 1971 годы. Практически все, что определяет современный мир, либо создали, либо подготовили в это время. Контрацептивы. Электроника. Компьютеры и зарождение Интернета. Ядерная энергия. Телевидение. Антибиотики. Космические полеты. Гражданские права.

Но реален ли прогресс сегодня? Ну, оглянитесь вокруг. Посмотрите в небо, и те самолеты, которые вы увидите, будут слегка обновленными версиями тех самолетов, что были созданы в 60-е — чуть более тихие Тристары с лучшей бортовой аппаратурой. В 1971 обычный лайнер восемь часов летел из Лондона в Нью-Йорк и это не изменилось. А еще в 1971 был лайнер, который летал тем же маршрутом за три часа. Теперь Конкорд мертв. Наши машины быстрее, безопаснее и экономичней в плане топлива, чем машины 1971 года, но коренного сдвига так и не случилось.

И да, мы живем дольше, но это до разочарования слабо связано с недавними прорывами. С 1970 года правительство США потратило больше 100 миллиардов долларов на то, что президент Ричард Никсон назвал «Войной с раком». Еще больше было потрачено остальными богатыми нациями, которые хвастались хорошо оборудованными лабораториями по исследованию рака. Несмотря на миллиардные вложения, война обернулась разгромным поражением. Согласно Национальному центру статистики в области здравоохранения, в США показатели смертности от всех видов рака упали лишь на пять процентов за 1950–2005 годы. Даже если вычесть искаженные факторы вроде возраста (все больше людей доживают до возраста, в котором можно заболеть раком) и улучшенную диагностику, горькая правда такова: в борьбе с большинством видов рака ваши шансы на 2014 год ненамного выше шансов на 1974. Во многих случаях методы вашего лечения будут теми же самыми».

Злорадствовать об иллюзорном характере технологического прогресса в США или в Европе не приходится. У нас дома дела обстоят мягко говоря, не лучше. Например, сегодня никого не удивляет тот факт, что страна не может производить самолеты и вертолеты, спроектированные в 80-е — начале 90-х годов и прошедшие летные испытания в конце 90-х — начале нулевых годов. Мы утратили в области микропроцессорной техники даже те разработки, которые у нас существовали в конце XX века. Например, оптические процессоры на алмазной подложке, специальные процессоры для линейки компьютеров «Эльбрус» и т. п. Новый айфон, разработанный в США и произведенный в Китае или робот-пылесос из Южной Кореи, конечно, облегчают быт, однако, не имеют никакого отношения к научно-технической революции.

Искусственный интеллект в контексте системного кризиса

Как отмечалось выше, искусственный интеллект базируется на триадном потенциале: аппаратно-коммуникационной инфраструктуре, программно-алгоритмическом оснащении и больших структурированных и неструктурированных данных, пополняемых в режиме реального времени.

Бесспорно, в отличие от подавляющего большинства научно-технологических кластеров в сфере аппаратно-телекоммуникационной инфраструктуры за последние 30 лет произошли поистине революционные сдвиги. В соответствии с законом Мура, 30 лет происходило экспоненциальное наращивание мощностей компьютеров и пропускной способности телекоммуникационной магистрали при стремительном удешевлении единицы мощности.

Параллельно, интернет позволил впервые в истории человечества получить, по сути, полные, пополняемые в режиме онлайн архивы поведения, как групп различной размерности, так и отдельных индивидуумов. Причем последние три-четыре года с появлением интернета вещей эти архивы стали охватывать не только мысли, интересы, желания или действия в интернет-среде, но и любой поступок и более того, движение в физической реальности. Цифровой мир, о наступлении которого возвестил несколько лет назад глава Google Э.Шмидт — это не только единство виртуальной и физической реальности, но и, прежде всего, мир тотальной осведомленности хозяев платформ обо всех и каждом.

Что же касается программно-алгоритмического оснащения, то, по большому счету, оно представляет собой совершенствование решений и разработок, сделанных еще в XX веке. Это относится и к принципам машинного обучения, и к нейронным сетям, и к распознаванию образов на основе построения полных комбинаторных таблиц, и к анализу структурированной и неструктурированной информации. Поскольку прорывных открытий в прикладной математике в XXI веке не сделано, то соответственно алгоритмическое ядро современного софта сложилось и существовало в основных чертах еще в период разработки программ «Сократ» и соответствующих советских. Просто 30–40 лет назад эти алгоритмы не являлись машиноисполняемыми программами. У компьютеров не хватало мощности для полных комбинаторных вычислений.

В конечном счете, естественно, огрубляя, можно сказать, что искусственный интеллект базируется, прежде всего, на возможности вычисления количественных зависимостей и отношений между огромным и все возрастающим числом переменных. В этом сила и слабость нынешнего искусственного интеллекта.

Искусственный интеллект уже сегодня способен гораздо эффективнее человека решать любые комбинаторные, счетные задачи, а соответственно распознавать стабильные образы, искать корреляции между огромным числом переменных, выбирать нужную информацию в огромных массивах данных. Ограничением сегодняшнего, да и завтрашнего искусственного интеллекта, является то, что, будучи порождением математики, он не способен помочь в решении противоречивых и динамических задач, где имеет место переход количества в качество. Математика работает только с непротиворечивыми и количественными системами.

В изложенном нет какого-либо умаления достижений искусственного интеллекта. В человеческой практике, согласно расчетам исследователей, как видим, 75–80 % задач относится к рутинным, выполняемым, что называется, инстинктивно, на автомате, в рамках наперед заданных условий и норм. В пределе искусственный интеллект может успешнее человека решать все эти задачи. Главное, чтобы были сформулированы условия и определены параметры. Даже самый лучший компьютер, обыгрывающий человека в шахматы или в Го, не способен принять решение о том, что пора закончить играть в Го и перейти к иному виду спорта. Люди старшего поколения прекрасно помнят песню В.Высоцкого о поединке боксера и чемпиона мира по шахматам. Вот эта песня для компьютера принципиально непонятна.

Не только в социальных медиа, но и в серьезной научной периодике, в кулуарах правительств, на международных и на закрытых национальных совещаниях вот уже несколько лет множатся обещания, что еще чуть-чуть и искусственный интеллект определит, как вылечить рак, сконструирует наиболее экономичный космический корабль или разгадает тайну глобального климата. Однако, внимательные аналитики понимают, что все это надо делить даже не на два, а на гораздо больше.

Бесспорно, мощнейшие комбинаторные возможности искусственного интеллекта позволяют решать все более широкий круг задач. Однако, искусственный интеллект сегодня — это не только маркер прорывный разработок, но и прежде всего, маркетинговая марка. Каждые три-четыре года в информационных технологиях появляется новая фишка, на которую клюют инвесторы и вкладывают миллиарды даже не напечатанных, а генерируемых как электросигналы долларов, евро, юаней и тугриков. Только за последние 10 лет мейнстримом являлись социальные сети, большие данные, экспертные когнитивные системы, типа «Watson», искусственный интеллект. Буквально сейчас продолжается хайп блокчейн-технологий, а в двери стучится сверхновый лейбл дополненной реальности. Все эти направления реальны и, бесспорно, серьезно меняют жизнь, бизнес и гражданское общество. Однако все они, несомненно, являются обещаниями, которые исполняются далеко не полностью и сменяются новыми посулами. Пожалуй, лучшей метафорой современного общества является Изумрудный город, где гудвины стараются заработать друг на друге.

В условиях технотупика и безальтернативной стагнации реальной экономики, прикрытой ростом фиктивного капитала в виде курса акций и т. п., искусственный интеллект используется всеми лидерами гонки не в реальной экономике, а в управлении обществом, в обеспечении незыблемости устоев глобального Изумрудного города.

Глубинный смысл «Долгого государства Путина»

Не так давно Владислав Сурков опубликовал знаковый текст «Долгое государство Путина». Как и следовало ожидать, он вызвал острые горячие дискуссии. Причем, большинство обсуждающих увидели в тексте апологетику действующей власти и попытку подвести под российские, во многом неказистые реалии прочную концептуальную основу.

Однако, вполне может оказаться так, что даже наиболее вдумчивые читатели не вполне поняли глубинный смысл текста. Если совсем коротко, то суть его в том, что высказывается мнение об объективности перехода общества от презумпции выбора к принципу доверия. Доверие идет на смену выбора в том смысле, что, по мнению автора статьи, реального выбора в традиционных демократиях остается все меньше и меньше, а соответственно выбор все больше и больше превращается в фикцию, которая чем-то должна быть заменена. В качестве замены предлагается доверие. Эта конструкция категорически не устроила значительную часть участников обсуждения. Однако проблема состоит вот в чем.

Если мы внимательно посмотрим на тенденции развития, а главное, практического применения наиболее мощных систем искусственного интеллекта, то неизбежно придем к выводу, что он используется в странах-лидерах для если не лишения, то, по крайней мере, существенного ограничения возможностей выбора для граждан этих государств.

Наиболее ярко и выпукло это демонстрирует проектируемая к полному запуску в конце 2020 года система Социального кредита в Китае. В настоящее время в Китае разворачивается мощнейший парк искусственных интеллектов, которые будут обрабатывать информацию, получаемую от сотен тысяч камер наружного наблюдения, десятков миллионов планшетов, смартфонов, компьютеров. Эти системы будут контролировать все электронные платежные транзакции, внимательно наблюдать посредством интернета вещей не только за онлайн, но и за реальным оффлайн поведением граждан. В зависимости от результатов граждане еженедельно будут получать определенные баллы, своеобразные оценки своего поведения с позиций соответствия целям и нормам китайского общества. На Западе эту систему уже прозвали оруэлловским Большим братом.

Однако по факту это не вполне так. Дело в том, что вся китайская жизнь пропитана конфуцианской традицией с приматом государства, общества, старших в повседневной жизни личности. Без такого примата китайский социум не смог бы выжить на ограниченной естественными преградами территории в течение тысячелетий. В этом смысле искусственный интеллект системы Социального кредита — это фактически материализация, а точнее информатизация свойственных каждому китайцу конфуцианских заповедей.

Общество при суженом выборе — это не только китайская прерогатива, обусловленная исторической традицией. Это — одновременно реальность Соединенных Штатов, Великобритании, а в перспективе и других европейских стран.

Недавно на русский язык была переведена одна из наиболее влиятельных книг XXI века, работа консультантов Президента США и Премьер-министра Великобритании — К.Санстейна и Р.Таллера — «Nudge. Архитектура выбора». В дословном переводе Nudge — это подталкивание. Фактически речь идет не о подталкивании, а о незаметном, или как пишут авторы «мягком» принуждении к выбору одного определенного варианта из нескольких.

В настоящее время система Nudge опробуется более чем в 40 странах мира, но наиболее изощренные и эффективные формы разработаны и практически используются именно в США и Великобритании. Это неудивительно. Вот уже как минимум 25 лет население всех экономически развитых стран, и в первую очередь уже упомянутых, ежесекундно через интернет, а также телевидение мягко принуждается к покупке тех или иных товаров или услуг. Не зря маркетинг и реклама уже давно являются важнейшими секторами экономик многих стран, а в структуре цены товара расходы на принуждение к покупке занимают от 15 % до 40 %.

Кредитная экономика потребительства и поведенческая пассивность неразрывно связаны между собой. Поколения потребителей, сформированные глобальной деструкцией последних 30 лет, когда мировое общество впитало в себя все недостатки капитализма, реального социализма и даже предшествующих формаций, включая феодализм и рабовладение, это — люди, все более и более уклоняющиеся от выбора. Собственно, маркетинг и реклама построены на эксплуатации стереотипов, привычек, элементарных эмоций и желаний. Nudge представляет собой просто следующий шаг в лишении населения как в форме потребительской массы, так и электората, возможности реального выбора. Он, в отличие от традиционного маркетинга, эксплуатирует не только привычки и социальные стереотипы, но и особенности человеческого поведения, групповые инстинкты и свойственные всем людям в той или иной степени леность и отсутствие желания размышлять и напрягаться.

Позволим себе высказать одну неожиданную гипотезу: широко раздуваемая вот уже два года история с вмешательством России в выборы в США является отвлекающим маневром от массированного использования технологии Nudge для манипулирования политическим поведением американских избирателей.

Дело в том, что в ходе избирательной кампании 2016 года впервые масштабно штабом Д.Трампа были использованы Nudge-технологии. По оценке серьезных аналитиков, именно они склонили в пользу Трампа выбор традиционно демократических штатов «ржавого пояса» и принесли ему победу в коллегии выборщиков, при том, что в общенациональном голосовании он проиграл два миллиона голосов Х.Клинтон.

Американцы, и об этом свидетельствуют серьезные, продвинутые ресурсы, всерьез задумались об опасностях Nudge и о том, что искусственный интеллект не когда-то в будущем, а уже сегодня лишает свободы выбора рядовых граждан не только в экономической, но и в политической сферах.

Таким образом, искусственный интеллект, как показано на примере Китая и США, используется в первую очередь для нужд социального управления, превращения буржуазных демократий и авторитарных социалистических режимов в техноэкономические алгоритмические общества. В этих обществах население работает, принимает участие в политической жизни и даже организует свою повседневность в соответствии с алгоритмами, которые реализуются через платформы, типа Amazone или Uber, управляемых искусственным интеллектом на основе больших как обезличенных, так и персональных данных.

Искусственный интеллект и глобальный кризис

История, даже всемирная, это — не процесс непрерывного поступательного развития. Эпохи подъема сменяются периодами спада. Сложные продвинутые общества в истории человечества не раз становились жертвой своей сложности и уступали место гораздо более архаическим и неразвитым структурам. Примерами тому не только Римская Империя и Минойская цивилизация в Европе, но и распады китайских империй, исчезновение цветущих государств Бактрии и Согдианы и т. п.

Есть основание полагать, что человечество находится на грани очередного серьезного кризисного периода. И дело здесь не только в неизбежности в ближайшие годы очередного циклического кризиса. Гораздо важнее, что классический капитализм, став глобальным, исчерпал ресурсы своего существования и на наших глазах трансформируется в поле битвы между финансиализмом и алгоритмической техноэкономикой. Все это происходит на фоне уже начавшегося биосферного кризиса, когда каждый год исчезает до 2 % насекомых и 0,5 % других живых существ. Все более неустойчивым становится климат. Непрерывно растет загрязнение окружающей среды, которая уже давно стала общенациональной проблемой для Китая и превращается в серьезный социальный вопрос для российских и американских мегаполисов. Ближайшие годы неизбежно станут временем наложения друг на друга негативных тенденций в области экономики, климата, демографии, биосферы и техноценоза. Эта неизбежность заставляет совершенно по-новому посмотреть на проблемы, в том числе искусственного интеллекта.

Нынешний искусственный интеллект, базирующийся на больших данных и традиционной математике, эффективен в условиях пусть быстрого, но стабильного в своих основах мира, мира, где будущее есть в основном продолжение настоящего. Однако мы вступаем в новый мир. В новом мире главными критериями станут выживаемость, надежность и способность отвечать на экстремальные вызовы. В этом есть значительный шанс для российского общества. Оно традиционно живет в условиях форс-мажора и тектонических сдвигов, поэтому привыкло к режиму выживания. Бесспорно, этот режим мало кому понравится, но, скорее всего, он является неизбежной перспективой. Выживание невозможно без взаимного доверия общества и власти, без создания технологической основы или инфраструктуры выживания общества в форсмажорных условиях. В этой связи недальновидной выглядит идея копирования западных или восточных, например, китайских, лекал в виде цифровизации экономики или попытки догнать уже ушедший поезд традиционного искусственного интеллекта.

Буквально в последние месяцы все чаще в наиболее серьезных, рассчитанных на политический и научный истеблишмент, изданиях появляются публикации о необходимости создания альтернативных моделей искусственного интеллекта, ориентированных не на стабильные условия, а на экстремумы, форс-мажоры и режим выживания. В данном контексте упоминаются такие направления, как переход от чисто дискретных вычислительных устройств к аналого-цифровым, создание интерфейсов компьютер-человек, базирующихся не только на электронном подключении, но и на глубинных особенностях человеческой психики, дополнение двоичной «да-нет» алгоритмики нечеткой логикой, переход от распределенных последовательных к параллельным и многомерным вычислением. По сути, речь идет о переориентации с парадигмы «компьютер как механизм» на природоподобные технологии, о которых впервые в мире с высокой трибуны было сказано в выступлении Путина на Генеральной Ассамблеи ООН еще в 2015 году.

При наличии политической воли, социально-экономических условий, а главное, не показного, а реального доверия и солидарности между властью и населением, именно в России есть наибольшие шансы сделать прорыв в этом направлении. В странах-лидерах гонки в сфере искусственного интеллекта в традиционные направления, базирующиеся на достижениях НТР 70-80-х годов, сделаны слишком большие инвестиции, политические и иные ставки, чтобы отказаться от механической парадигмы и перейти к природоподобной (такие работы активно ведутся в Курчатовском институте). В нашей же стране, где в силу стечения объективных и субъективных факторов, а также случайных обстоятельств, задел традиционных разработок, производственной базы и инфраструктуры полностью исчерпан, можно при наличии воли, желания и единства реализовать имеющиеся не только в России, но и за рубежом разработки и решения по искусственному интеллекту, эффективному в кризисном мире.