А деньги Митька достал совсем неожиданно для себя. Зимой еще расхворалась сестренка. Сначала было все ничего, потом она начала гореть, разговаривать сама с собой, и все тело ее покрылось красными пятнами. Две другие девчонки, продолжавшие спать с ней на одной кровати, тоже заболели.

Мать все хотела позвать бабку, но Митька напомнил ей про Тараканью Смерть.

— Той деньги задаром выложила и еще хочешь?

Сердце Егоровны не переставало болеть по тем деньгам, и она сдалась.

— Как же будет-то ?

— В село побегу, в больницу. Доктора приволоку.

— А не затравит?

— Да ну тебя, мамка, совсем как слепая. Доктора на то и поставлены, чтоб лечить, а не травить.

Митька махнул в село, разыскал доктора, тот согласился посмотреть задаром, но потребовал, чтоб его подвезли. Больничные лошади были в разгоне.

— Чудак ты, парнишка, — сказал доктор, видя, что Митька приуныл: — не могу ж я как блоха прыгать. До вашей деревни верст семь будет. Мои лета не твои — далеко не ускачу.

Митька, решив без доктора не возвращаться, раздобыл подводу, сторговался и, усадив доктора, сам уселся, раздумывая о том, где бы раздобыть денег.

Пока доктор осматривал девчонок, он избегал всех соседей, но денег ни у кого не было.

Тогда, не долго думая, он побежал к бабке Степаниде.

Она копалась на дворе, и Митька налетел на нее петухом.

— Подавай деньги, старая карга! — крикнул он.

Бабка притворилась глухой.

— Ась?

— Подавай, говорю, деньги назад! — еще громче заорал Митька. — Тараканы-то у нас все дома.

— Не слышу что-то. Тараканов, говоришь, итти морить?

— Тебя надо морить, а не тараканов. Подавай сейчас два с полтиной, а то… а то в исполком сволоку.

У бабки, очевидно, были грешки перед исполкомом, потому что она сразу стала слышать.

— Да как же это? Да что ж это? — запричитала она. — Да я ж свое дело сделала.

— Ни черта не сделала. Выкладывай деньги, старая, а то знаешь… насчет самогона… не больно по головке гладят.

Ходили слухи, что у бабки недавно открылся самогонный завод, но Митька этого наверняка не знал. Вырвалось как-то — а попало в точку.

Бабка засуетилась, замахала руками, потом полезла за пазуху, вынула оттуда грязный засаленный платок, развернула его дрожащими руками и, стараясь, чтоб Митька не увидел, сколько у ней денег, достала две смятые желтые бумажки.

— Вот на, бери. Больше нет. Ей-богу, последние.

Но Митька успел разглядеть и зелененькие бумажки и даже одну или две беленьких.

— Ладно! Знаем, как у тебя нет. Мало ты у нас всех выморочила. Только времени у меня нет. А то б все отдала. В другой раз жди, приду за остатком.

Митька пулей вылетел из бабкиного двора и подоспел как раз в тот момент, когда доктор собрался уходить.

— Корь у них, — сказал он, указывая на девчонок. — Опасного ничего нет. Держать в чистоте надо. За лекарством в больницу приходи. Там тебе все объясню. Ты, я вижу, мальчишка шустрый. А ты, хозяйка, гляди — бабок не зови, а то залечат так, что и не обрадуешься. Слепыми навек оставят. Поняла?

Егоровна кивнула головой. И без этого она бабку не позовет, ну ее.

Платить ей последнее, когда тут без денег лечат.

Митька уплатил вознице и, зажимая в руке выторгованную сдачу, соображал, дать или не дать мамке.

— Спросит ведь, где достал. А скажу — заругает. Лучше оставлю себе — пригодятся.

*

И они пригодились. Рядом с обыкновенными огородными растениями выползли из унавоженной земли кудрявые листочки цветной капусты, за которую — председатель им сказал — можно получить большие деньги.