Незаметно как-то подошла весна. Она медленно и упорно пробивалась сквозь толстые слои слежавшегося снега и ледяную кору притихшей речки. Ветры, пригибавшие верхушки деревьев, приносили с собой какие-то новые, свежие, будящие зимнюю спячку запахи.

Вот потемнели и стали проваливаться сугробы снега, распрямились и потянулись к солнцу блестящие от влаги ветви деревьев.

В канавах, вырытых по обе стороны улицы, забурлили коричнево-мутные ручьи. Стаявший снег смешался с землею в одно вязкое и скользкое месиво.

И вместе с солнцем, начинавшим припекать, и весенними ветрами пришла работа. На дворах стояли, поблескивая металлом, плуги и острозубые бороны. Над ними в одних рубахах копошились крестьяне, и до вечера стук и звон разносились по всей деревне.

— Ну, пора и нам за дело, — сказал Петька, встретив Митьку у кузницы: — а то как бы не опоздать.

— Не знаю, когда мы управляться будем. Я один дома. За хозяина. Мать не совладает.

— Что ж, и я не лодырь. С отцом цельный день на поле буду.

— Дак когда ж? Ночью, что ль?

— Ночью не сделаешь. Это, брат, сорт другой. А что, если б поранее.

— И так до петухов встаем.

— Рассветает рано. За час встать, так и управились бы в неделю.

— Ну, уж, ладно. Только это чтоб в последний. Не выйдет — брошу все к чертям.

— Что, взлупки испугался?

— А то, думаешь, сладко. Ну, да ладно. У тебя, что ль, иль у нас.

— Мастерить у нас будем, — ответил Петька, подумав: — струмент есть, а сделаем так, чтоб на два двора.

— Ежли выйдет — мамка рада будет. А нет…

— А ну тебя с твоей мамкой. Так с завтра и начнем.

— Холодно как по утрам.

— Да что ты какой стал! — рассердился Петька. — То неладно, да это не так. Не хошь — не надо, и без тебя управлюсь.

— Управишься, да? А кто кормушку сработал? Ты только считал да читал, да мерил, а я и пилил, и строгал, и…

— Ну, замолол. Так отказываешься, что ль?

— Да я ж не отказываюсь. Чего ты взъелся?

— Значит, по рукам?

— По рукам.

*

За неимением длинных бревен понатаскали досок, заготовленных Потаповым для починки хлева. Распилили их на неровные части; одна — длинная, аршина в три, другая — поменьше, — в полтора.

Теперь уже и Петька работал пилой, а книга, в которую он часто заглядывал, лежала на полу.

Из досок сколотили что-то в роде ящика, длинного и без дна. Сверху пристроили целую сеть перекладин.

На это понадобилась не неделя, как рассчитывал Петька, а целых десять дней. Работать приходилось чуть свет и при первом же шуме в деревне — бросать.

На десятый день, когда работа уже подходила к концу, Петька, забивавший одну из перекладин наверху, вдруг остановился.

— Стой, Мить, не так!

Рот у Митьки был полон гвоздей, и он с трудом выговорил:

— Что не так?

— А то вон, что перекладин этих делать сейчас не надо.

Митька широко открыл рот от удивления, и гвозди дождем посыпались на пол.

— А что такое?

— Да мы ж не знаем, какие стекла будут.

— Стекла?

— А как же! Надо ж сверху стекла наставить.

Митька хлопнул себя но лбу.

— Эт, дурак. А я и забыл за делом. Значит, даром только работали.

— Зачем даром. Палки пригодятся. Только забивали понапрасну.

— А стекла где ж мы достанем?

Петька задумался.

— Трудное дело. Семена еще туда-сюда…

— Семян я достану. У мамки в кладовой есть.

— А вот стекла…

— Купить бы…

— Купила нет. Теперь весна, сам знаешь, какие деньги.

*

Оба парника были уже совсем готовы, и мальчики пристроили один в конце Петькиного сада за кустами, куда не заходили ни отец, ни мать.

Митькин двор был мал и, чтобы кое-как укрыть парник от глаз матери, они обшарили все уголки. Наконец остановились на месте за свиным хлевом. Там было много солнца, и туда никто не заглядывал, потому что за хлевом тянулся пустырь.

На переноску второго парника понадобилась целая ночь.

Оба парника хорошенько набили конским навозом, натаскали из кладовых семян, и оставалось только достать стекла.

Петька и Митька думали так и эдак, но ничего не могли придумать.

Однажды вечером, уже засыпая, Петька краем уха услышал обрывки разговора отца с матерью.

— Так думаешь взять семян в кредит в коперативе?

— Боязно. А ну как не уродит, да не отдадим.

— Зато хороши больно. Отборные.

— Уж ежели хороши…

— Говорю — отборные. Видать сразу. Брать, ай нет?

— А когда отдавать-то?

— Как уродит. Не скоро.

— Ну, бери. Авось лето хорошо будет.

Дальше Петька не слыхал, потому что голова его упала на подушку, и он заснул.

А утром, как только протер глаза, слова отца будто ударили в голову и крепко засели там.

*

Председатель кооператива, маленький человек с живыми, черненькими, как бусинки, глазами, с неаккуратно выбритой щетиной рыжеватых волос, с трудом оторвался от бумаг, которые разбирал внимательно и долго, сдвинул брови и, как показалось посетителю, сурово поглядел на него.

А посетитель, тоже маленький человек в длинных полосатых, украшенных снизу бахромой штанах, робко стоял у двери и мял в руках картуз.

— Тебе чего?

Маленький человек сделал шаг вперед и, будто бросаясь в холодную воду, быстро проговорил:

— Стекла бы мне.

Председатель не без удивления поглядел яа него.

— Чего, чего?

— Стекла бы для парников.

— Для парников?

— Значит, я и Митька Семенов задумали мы парники построить, чтоб, значит, уродилось лучше, чем на огородах, и чтоб было все как по книжке…

По мере того, как Петька путаясь излагал свою мысль, брови председателя расходились, и усталые морщины у губ стали как будто меньше. Черненькие бусинки-глазки словно загорелись, и Петька вдруг сразу и бесповоротно понял, что перед ним сидит чудесный человек, и что с этим человеком можно будет обо всем поговорить.

— А ну, садись да расскажи толком.

Теперь уже не торопясь и толково начал Петька рассказывать все по порядку. И как вступили они тайком от родных в пионерский отряд, что стоял неподалеку от деревни, и как пионеры им посоветовали помогать дома по хозяйству, и как дали агрономические книги, а потом снова прислали, и как они сварганили кормушку для коровы, и что из этого вышло, и как мыли поросят, словом, ничего не упустил Петька.

А председатель, сначала только внимательно слушавший, потом начал улыбаться: как дело дошло до кормушки — смеяться; а как до свиной бани, так и Петька и председатель захохотали в два голоса, при чем Петька смеялся басом, а председатель тоненько.

— Ух ты… ну и насмешил! — отдышался наконец председатель. — Так, говоришь, корова рога чуть не обломала. Хороши! Да как же вы — прочитали по-неправильному?

— Читаем мы плохо, в том и беда, а уж считать и подавно не выучились.

— Ленитесь?

— Какая лень! Отец мой да Митькина мамка насчет ученья не больно…

Лицо председателя сразу стало серьезным.

— Не пускают, что ли?

— Мой как когда. Иной раз неделю хожу, а иной месяц не пускает. Отстал я вовсе от других. А Митьку нипочем не пускает.

— Вон оно что. А насчет чего ты пришел? Я и позабыл, слушая тебя.

— Насчет стекла.

— Стекол у нас, пожалуй, не будет.

Петька жалостно посмотрел на председателя.

— Не бу-удет?

— Да… э. Нет, постой. Есть немного. Есть, есть.

Самое страшное было впереди. Петькино сердце забилось сильнее.

— Так я вот насчет чего. Денег-то у нас нет, так вот слышал я, что можно так…

— Как так?

— А так, чтоб сейчас взять, а потом, как, будет урожай, отдать.

— В кредит значит?

— Вот, вот, — обрадовался Петька слову, засевшему с вечера в голову, — в этот… в кредит.

— Что мужикам даем, так это верно, а чтоб таким мальцам, как ты, еще не бывало.

Петька рванулся со стула.

— Значит, нет…

— Да погоди ты. Экой быстрый. А кто мне поручится, что ты отдашь?

— Кто? Да вот кто.

Петька полез в карман и, вынув оттуда смятый кусок красной материи, быстро повязал им шею.

— Пионер я.

Глаза председателя стали еще меньше, но искры в них так и запрыгали.

— Сколько тебе надо стекла-то?