ЛЕДОВОЕ ПОБОИЩЕ
В настоящее время одним из основных объектов нападок историков-хулителей в их стремлении к переоценке роли Александра Невского и его значения для русской истории стало Ледовое побоище. Целым рядом историков ставится под сомнение значение победы в этом сражении князя Александра. В отличие от историков старой школы, которые помпезно славословили битву, нынешние пытаются навязать точку зрения на нее как на банальную приграничную стычку. Ряд современных историков считает, что причиной тому явилось то, что, несмотря на уникальность и достаточное количество источников, посвященных данному сражению, толкование их имеет свою специфику как объективного, так и субъективного характера.
Но даже этот спор историков между собой лишний раз высвечивает несомненный факт, что «в истории нашей страны имеется немало судьбоносных поворотов, которые носят характер знаковых, узловых. Их исход каждый раз определял будущее, давал ответ на вопрос: быть или не быть нашему народу, нашей культуре, нашему государству. Одним из них, вне всяких сомнений, стала Ледовая битва 1242 г. Это сражение положило предел военной экспансии Запада на земли Северо-Западной Руси и в конечном счете сохранило русскую национальную и культурную идентичность».
Локализация точного места Ледового побоища долгое время не имела принципиального значения для историков. Однако нужно представлять, что со временем оказались забытыми те ориентиры, которые были знакомы летописцу. Летописец определял место достаточно точно для современников: «на Чудском озере, на Узмени, у Воронея камени». Сама битва произошла на льду и не оставила вещественных следов. Н.М. Карамзин уклонился от точного определения места и указывал только в качестве такового гладь Чудского озера. Также без конкретизации указывал место битвы и Костомаров. Другие ученые привязывали локализацию сражения к острову Вороньему в северной части пролива, соединяющего Чудское озеро с Псковским.
«Впервые в конце XIX в., на X Археологическом конгрессе в Риге, используя точные карты, А.И. Бунин восстановил предшествующие побоищу действия новгородского войска и определил место, где находится Вороний Камень: “Вороний же Камень существует и в настоящее время под названием Воронея острова и находится в южной части собственно Чудского озера, в 400 сажень к северу от Гдовского берега, в 5,5 верстах к северо-западу от погоста Кобыльего городища и в семи верстах от западного (Суболицкого) берега Чудского озера. Остров этот, пространством в 2 десятины 1920 кв. сажень, лет сто тому назад (при генеральном межевании) был покрыт дровяным лесом, по коему производились сенные покосы”. В конце 1930-х — начале 1940-х годов свои описания битвы предложили Н.Е. Подорожный, С. Глязер, А.Я. Лурье, Е.А. Разин, М.Н. Тихомиров, В.В. Мавродин и В.И. Пичета».
В 50-х гг. XX века Тихомиров, Паклар и Беляев выработали совместно точку зрения, по которой битва проходила в северной части Теплого озера, примерно между деревнями Подборовье и Пнево, сузив район поиска предполагаемого места битвы. Особая роль в выработке данной позиции принадлежала Э.К. Паклару. «Важность наблюдений и выводов, научное новаторство Э.К. Паклара заключалось в том, что место побоища он определял не на западном — эстонском берегу, — а на восточном, русском, псковском. Он дает довольно точные координаты битвы 5 апреля 1242 г.: «Это было у Вороньего камня, находящегося в 12–14 км от эстонского берега, в 9 км от острова Пийрисаар, в 2,2 км от нынешней деревни Подборовье и в 3,3 от Кобыльего городища».
Для дальнейших работ по точному определению места сражения необходима была полноценная экспедиция. А для полноценной экспедиции нужен был серьезный повод, который сделал бы поиски места сражения актом государственной важности, что обеспечило бы и соответствующие ресурсы. И такой повод был найден энтузиастами и подвижниками священной памяти подвига предков.
«В начале второй половины XX в. в Советском Союзе были весьма сильны антигерманские настроения, связанные с событиями Великой Отечественной войны и реваншистскими настроениями в руководстве Западной Германии (ФРГ). В известной мере этим воспользовался Г.Н. Караев, обнаруживший статью германского публициста Пауля Рорбаха, автор которой утверждал, что Ледовое побоище — миф, придуманный летописцем в угоду Александру Невскому, на том основании, что сами русские историки не знают, где оно произошло. АН СССР дала “зеленый свет” организации исследования вопроса. Экспедиция АН СССР (1957–1962 гг.) по уточнению места Ледового побоища 1242 г. впервые сделала серьезный научный прорыв в определении места сражения, который позволил проследить его ход от момента соприкосновения противоборствующих сил до разгрома противника и преследования его до западного берега Чудского озера. Экспедиция, которую возглавил Г.Н. Караев, явилась пока единственным комплексным исследованием. В 1967 г. вышли “Труды экспедиции”, которые были приняты научным сообществом, а уточненное место Ледового побоища у нынешнего западного берега мыса Сиговец в юго-востоном углу Чудского озера стало официально установленной точкой, вошедшей в учебники истории».
В целом значение экспедиции Караева для нашей исторической науки трудно переоценить. В определенном смысле, по комплексному охвату целого ряда смежных научных дисциплин, данное исследование намного определило свое время. «Экспедиции Г.Н. Караева отыскали под водой легендарный Вороний камень — колоссальных размеров скалу, верх которой был взорван уже в XX веке в интересах судоходства. Под водой были найдены укрепления XIII века, в систему которых входила скала. И самое главное, с помощью подводных гидрогеологических изысканий была создана карта конфигурации берегов XIII века. Это впервые обеспечило историкам возможность получить подлинное представление о характере и особенностях местности, на которой произошла битва. Эти объективные данные имеют неоценимое значение для науки».
Поиск места битвы на начальном этапе был обусловлен тем, что под сомнение европейскими историками ставился сам факт битвы.
До 1980-х гг. место битвы не подвергалось ревизии. Попытки уточнения места битвы были предприняты в последнее двадцатилетие XX века. Для этого были две веские причины. Во-первых, историки пришли к выводу, что наши реконструкции битвы будут страдать крайней приблизительностью, пока мы не сможем точно локализовать сражение. Во-вторых, необходимо было дать ответ на вызов со стороны ревизионистов, полагающих, что надо вернуться на позиции полного отрицания не только значения битвы, но и ее самой. Однако результаты ревизионистских сомнений и возникших по этому поводу споров в ученой среде оказались в пользу версии, подтвержденной ранее экспедицией Н.Г. Караева.
Битва на льду Чудского озера стала кульминацией войны Новгорода и Немецкого ордена в Ливонии. Война началась в конце лета 1240 г. Ливонцы вторглись в новгородские земли. События развивались стремительно и трагически. Были захвачены Изборск и Псков. «Расчет агрессоров, обобщивших большой практический опыт, был связан с созданием военных баз для взятия Новгорода, в качестве которых были выбраны Псков с Изборском как действующие крепости на южном направлении, а также Копорье на северном направлении, имевшее природные предпосылки для создания здесь укрепленной военной базы. Эти пункты были равноудалены от Новгорода, то есть движение войск Ордена к Новгороду двумя эшелонами и подход к точке назначения могли совпасть по времени. Захват указанных пунктов решал вопрос снабжения рыцарских армий за счет обложения местного населения данью: «На волость Новгородскую наидоша Литва, Немцы, Чудь, и поимаща по Луге вси кони и скот».
Таким образом, со стороны Ордена цели предельно ясны. Необходимо сказать, что речь не может идти о пограничном конфликте. Новгороду был брошен серьезный вызов — быть или не быть. Исходя из этих данных, мы можем быть уверены, что Орден скопил достаточно сил, чтобы этот вызов бросить. Что могли противопоставить новгородцы. Псков исчерпал свои воинские ресурсы, пытаясь самостоятельно отбить Изборск во главе с воеводой Гаврилой Гориславичем. Не имея сил сопротивляться немцам и имея в тылу сильную пронемецкую партию, псковичи сдают немцам Псков. «В Ливонской рифмованной хронике (2151–2154) о взятии Пскова сообщается: “Русские изнемогли от боя/ под Изборском/они сдались Ордену… (2137–2138). Псковичи тогда/ не были рады гостям”».
Современный историк И.Н. Данилевский считал, что псковичи сами пригласили немцев и были крайне раздражены желанием Александра и новгородцев отбить город у немцев. Из каких источников почерпнул историк сии вдохновленные ненавистью к Александру и Русской истории строки, для истории остается неизвестным. Ему отвечает В.А. Потресов: «…Напрашивается следующий вопрос: почему же тогда псковичи в 1242 г. не встали грудью на защиту “приглашенных” ими немцев от “посягнувшего на их суверенитет” Александра, когда тот освобождал их город? Что касается “выводов”, сделанных И.Н. Данилевским, то здесь я вижу… подмену образа, что не делает чести ученому. “Остается лишь добавить, — пишет Данилевский, — что “оккупационная немецкая власть была представлена двумя рыцарями-фогтами, исполнявшими, прежде всего, судебные функции”. Я не думаю, что большинство псковичей размышляло о суверенитете — скорее, к ней стремилась городская знать во главе с Твердилой Иванковичем, который и открыл ворота захватчикам, надеясь получить свой кусок пирога. Предатели есть всюду и во все времена. Правда, воспевают их редкие историки. Читаем, однако, в той же Ливонской Рифмованной хронике (2139–2144), за что боролись ливонцы под Псковом: “Братья рыцари разбили свои палатки/перед Псковом на красивом поле/…/Многие рыцари и слуги/хорошо заслужили свое право на лен”. Скорее всего, именно переносом ленного права на завоеванные земли и занялись рыцари, осевшие в Пскове. Принятый в те времена (как, впрочем, и много позже) раздел награбленного Данилевский по-европейски деликатно называет “судебными функциями”».
Мы помним, что после того, как новгородцы фактически изгнали князя Александра, рыцари захватывают Водскую пятину и выстроили в Копорском погосте крепость. Это был уже не просто вызов. Была создана серьезная опорная база для дальнейших завоеваний. Одновременно местное угро-финское население было обложено данью, которая позволяла накопить материальные ресурсы для продолжения агрессии. Ряд современных ученых с удивлением отмечает, что новгородская верхушка по-настоящему взволновалась не тогда, когда потеряла на Ижорском плато земли и традиционных данников, не тогда, когда в русских землях появляется полноценное замковое укрепление в Копорском погосте, а тогда, когда ливонские отряды начали грабить купцов уже в 30 верстах от Новгорода, в Сабелъском погосте и на Луге. По Луге шла древняя торговая дорога, ведущая в Балтику. По Луге погосты основала сама княгиня Ольга.
Новгородцы посылают посольство к отцу Александра Ярославу, прося помощи. Очевидно, что военный ресурс Новгородской земли не позволял надеяться на возможность отпора столь хорошо организованного натиска ливонцев. Трудно предположить, что о такой расстановке сил на данном театре военных действий не была осведомлена и противоположная сторона конфликта. Удивительно, но пережившая нашествие Батыя Суздальская земля располагала воинским ресурсом, способным принимать участие в военных действиях за пределами княжества. Ярослав посылает новгородцам сына Андрея. Но Новгород этим не удовлетворен. Новое посольство во главе с владыкой просит вернуть на Новгородский стол Александра. Переговоры затянулись до осени 1241 г. Вероятнее всего, уже поздней осенью 1241 г. Александр прибыл в Новгород. В конце 1241 г. Александр захватывает замок Копорье и изгоняет оттуда гарнизон. В. А. Потресов считает, что здесь мы должны обратить внимание на одну немаловажную деталь: «Летописец не всегда указывает даже год события, о месяце или дне говорить нечего. Обратим внимание на то, что из всех событий войны за полтора года только одно — Ледовое побоище — охарактеризовано точной датой, днем недели и сакральными характеристиками».
Здесь необходимо отметить один важный момент. Сама крепость Копорье представляла и продолжает по сей день представлять собой внушительное и труднодоступное оборонительное сооружение. Александр берет это укрепление. Нигде нет свидетельств, что при этом использовалась осадная техника. Операция была проведена молниеносно. Вероятно, были определенные потери с русской стороны.
Очевидно, не случайно, что первый удар Александр Невский нанес по Водской пятине. Войско двинулось к Финскому заливу и штурмом взяло Копорье. Гарнизон частью был истреблен, частью взят в плен. По словам летописца, Александр «разорил город до основания, а самих немцев избил, а иных с собою привел в Новгород». Здесь некоторых князь освободил, но вожане и чудские изменники, служившие неприятелю, в страх другим были повешены. Успеху новгородцев способствовало и восстание жителей эстонского острова Сааремаа. Ордену пришлось направить силы на подавление восстания и ослабить свои позиции в Водской земле. Новгород был обезопасен с северо-запада. Меж тем в Новгород прибыли «низовские полки», посланные Ярославом Всеволодовичем из Владимира. Возглавлял владимиро-суздальский отряд брат Александра — Андрей Ярославич. Обладая значительным суздальско-новгородским войском, Невский в марте 1241 г. двинулся к Пскову. «В летописном сообщении не указывается, где дружина Александра соединилась с армией его брата Андрея. По оценкам историков (А. Строков, Е. Разин), общая численность войска составляла 15 тысяч. Это число повторяется в разных публикациях в основном со ссылкой на первоисточник. В последнее время существует тенденция ревизии этих данных. Так, А. Щербаков определяет их в пределах 1500–2000 воинов, исходя из сообщений Ливонской хроники, согласно которой на каждого рыцаря напало 60 русских. Есть и другие расчеты, утверждающие пределы армии в 1000–4000 человек. Представляется, что число 60 имеет метафорический смысл. Расчет, на мой взгляд, должен опираться на реальные возможности поставки воинов средневековыми городами. Проследив соотношение отмобилизованных во время войн армий на протяжении столетий (до времени массовых армий), я пришел к выводу, что процентные данные практически не изменились от Средневековья до конца XIX в. (точнее, до Первой мировой войны), составляя от 1 до 5 процентов населения. Исходя из этого, я считаю, что максимальное оценочное значение войска Александра Невского не превышало 1500 воинов».
Здесь необходимо сделать одно замечание. Думается, общее количество населения новгородских земель и возможности военной мобилизации здесь сильно занижены. В противном случае не совсем понятно, что остановило татар на подходе к Новгороду. Неужели правдой является то, что это был страх перед болотами, которых они преодолели на пути к Селигеру немало и немало преодолели на обратном пути. Болота и распутица на Руси в то время, да и теперь были повсеместно. Второй довод — это сам ход военных действий с двух сторон.
Вряд ли все военные мероприятия, как взятия укреплений, блокировка дорог, разведка, снабжение и, наконец, решающее сражение, могли осуществляться силами столь символической дружины. Вероятнее всего, нижним пределом численности войск у Александра можно признать 4000 человек. К вопросу численности войск мы вернемся ниже и самым подробным образом рассмотрим его, приведя мнения многих авторитетных специалистов.
Обратимся к ходу боевых действий.
Итак, русским войскам предстояло взять достаточно сильную крепость, которой во все времена своего существования был Псков. Русские отряды отрезали все дороги, ведущие к городу с запада. Приступ должен был быть неожиданным.
Как свидетельствует Рифмованная хроника, Александр подошел к Пскову «с большой силой; и привел многих русских, чтобы освободить псковичей. Этому они от всего сердца обрадовались. Когда он увидел немцев, он после этого долго не медлил, он изгнал обоих братьев рыцарей, положив конец их фогству, и все их слуги были прогнаны. Никого из немцев там не осталось: русским они оставили землю». Один из ливонских летописцев указывает, что при взятии Пскова 70 мужественных рыцарей положили свои головы, а князь Новгородский, пленив 6 чиновников, велел их умертвить. Однако такие потери среди рыцарей представляются сильно завышенными и едва ли соответствуют действительности. По обоснованному мнению историка И.Э. Клейненберга, «число всех орденских рыцарей, действовавших в Ливонии за несколько лет до начала агрессии Ордена против Новгорода и Пскова, должно было находиться в пределах от 30 до 100 человек. Поэтому утрата сразу 70 рыцарей представляется более чем невероятной». Представляется необходимым привести и точку зрения В. А. Потресова на действия Александра по овладению Псковом. «Овладение Псковом относится к образцу военно-политического искусства Александра Невского. Летопись не содержит сцен пожаров, истреблений, вообще каких-либо насильственных действий, которые присутствуют в описании взятия немцами Изборска и осады Пскова в 1240 г. Известно… что Александр перекрыл все дороги к Пскову… На первый взгляд неясно, зачем перекрывать именно все пути, поскольку рыцари, которые могли бы атаковать войско Александра Невского, появились бы с западных направлений. Действовала разведка, и дозорные заранее сообщили бы о приближении врага. Александр имел время для передислокации войска на опасное направление. Представляется, блокада была нужна для того, чтобы прикрыть поступление в Псков продовольствия. Это вызвало бы голод и недовольство горожан. Можно предположить, что псковичи, “демократично” поддержавшие пронемецкие настроения городской администрации, распахнувшей ворота ливонским тиунам, также “демократично” потребовали выдворения пришельцев с их небольшим отрядом перед тенью голода и значительными военными силами Александра Невского. Предполагаю, что разведка доносила князю о настроениях в городе. И он был прекрасно осведомлен о том, когда отворятся ворота Пскова».
С этой точкой зрения солидарен Д.Н. Лившиц. Ее он отразил в своей публикации «Битва, выигранная до того, как она началась. Ледовое побоище». Итак, Александр выполнил первую задачу, вероятно поставленную перед ним новгородцами, По логике он должен был вернуться в Новгород. Однако Александр резко меняет характер войны и переходит в наступление. Он пересекает границу и направляется в Чудские земли.
Иторики по-разному объясняют мотивы такого решения. Е.А. Разин (1940), А.А. Строков (1955), М.С. Ангарский (1960) считали, что это был захватнический рейд с целью овладеть Юрьевом (Дерптом). Г.Н. Караев полагал, что Александр хотел вызвать рыцарей на генеральное сражение в наиболее выгодных для себя условиях. В Ливонской хронике указано, что князь Александр пришел в землю братьев рыцарей, творя грабежи и пожары. Этот факт говорит о том, что перед нами не захватнический поход с целью приобретения территории противника. Вряд ли можно считать, что Александр просто дразнил рыцарей, выбирая удобное мест для сражения. То, что рыцари в короткое время потеряли Копорье, Псков и Изборск, уже не настраивало их на «мажорный лад». Вызвать немцев на генеральное сражение можно было бы и у стен Пскова, имея за спиной, на случай неблагоприятного исхода, столь могучую крепость.
«Всегда местом сосредоточения войск был Псков, поскольку походы всегда осуществлялись по действующим дорогам. Непонятно, зачем Александру потребовалось двигаться от Пскова к Узмени за 70 км, чтобы осуществить вторжение в пределы Ливонии, до границы с которой по прямой всего 50 км? Полагаем, что вторжение войск Невского в Ливонию было осуществлено из района Пскова и преследовало своей целью, конечно, не захват мощной крепости Дерпта, а разрушение материальной базы ливонцев в приграничных землях и замках. В Новгородской I летописи старшего извода говорится о схватке русского разведывательного отряда Домаша и Кербета «у моста». Под термином «мост», который использован летописцем, большинство исследователей подразумевают, и с этим вполне можно согласиться, эстонские населенные пункты Моосте или Хаммаст, расположенные на линии Псков — Дерпт, то есть как раз на линии, по которой двигалось войско Александра от Пскова в глубь неприятельской территории».
В.А. Потресов считает, что Александр вообще не планировал генерального сражения. И с этим можно было бы с определенными оговорками согласиться. Нужно к этому добавить, что в этом случае Александр трезво расценивал свои силы и осознавал, что никакого преимущества в живой силе перед немцами у него перед сражением на льду Чудского озера не было. В. А. Потресов следующим образом аргументирует свою точку зрения: «Александр вообще не планировал сражения, а стремился как можно скорее увести войско из Пскова, поскольку рыцари, надо полагать, опустошили ближайшие окрестности и армия могла начать голодать. Но возвращаться по старому пути на Новгород (Великая — Череха — Шелонь) он тоже не мог: закрома после его похода там были опустошены. Еще одна причина спешки — скорое вскрытие рек и весенняя распутица, делающая невозможным перемещение больших коллективов. Как уводить армию в Новгород? В юго-восточном углу Чудское озеро принимает реку Желча, которая издревле служила частью водно-волокового пути, связывающего это место с Новгородом двумя основными маршрутами: р. Желча — р. Люта — (волок) — р. Плюсса — (волок) — р. Ситня — р. Шелонь — оз. Ильмень — р. Волхов; р. Желча — р. Люта — р. Плюсса — р. Вердуга — (волок через озеро Вердуга, Муж, Сяберо и р. Сяберка) — р. Саба — р. Луга, далее известной историкам частью пути на Новгород… Чтобы попасть в устье Желчи, Александру нужно было совершить переход через Псковское и Теплое озера… Этот маршрут мог составлять 4–5 дневных переходов по льду вдоль восточного берега Чудского озера. Можно предположить, что основная армия двинулась именно по этому маршруту, а мобильные продовольственные отряды с надежной охраной налегке (экспроприировать большими войсковыми соединениями, обремененными обозами, не с руки) грабили Чудские земли. Возвращаться домой с победой, но без добычи было как-то неловко, да и кормить армию нужно. В последние годы реки Луга, Шелонь, Великая и другие вскрываются во второй декаде апреля. Экспедиция АН СССР показала, что погодные условия в середине XIII в. были близки к таковым на середину XX в. (календарная поправка на стиль с XIII в. по настоящее время составляет +5 дней, то есть 5 апреля 1242 г. соответствует 10 апреля начала XXI в., запас по погоде, казалось, был)».
Следует еще раз вернуться к главному вопросу: хотел ли Александр непременно дать немцам генеральное сражение? Однозначного ответа нет. Военная задача по освобождению новгородских земель была выполнена. Необходимо было вернуться в Новгород до начала вскрытия рек. Главным инициатором генерального сражения мог выступить Орден. Располагая точными данными о составе русского войска, немцы, естественно, собрали те силы, с которыми они, по их расчетам, могли нанести русским поражение именно в генеральном сражении. Отсюда и наступательная тактика ливонцев. В этой связи мы еще раз подчеркнем, что мнение о каком-либо значительном численном превосходстве русских, которое стало общим местом в современной публицистике, абсолютно несостоятельно. Правда и в том, что рыцари вряд ли смогли собрать все наличные силы. Безусловно одно: немецкая разведка располагала сведениями о движении русских войск. Не оставили без внимания немцы и деятельность русских на своей территории. Александр узнал о поражении отряда, который возглавляли Домаш и Кербет на ливонской территории. В принципе возможно допущение, что князь использовал этот отряд для разведки боем. Но, скорее всего, отряд прикрывал деятельность наших «фуражистов» и координировал деятельность этих отрядов. Одновременно отряд мог выполнять разведывательные функции и прикрывать фланг уходящего по льду Псковского озера русского войска.
«Вероятно, Александр ускорил бы отступление в глубь Новгородских земель (воевать армии, отягощенной обозами, крайне проблематично), однако очень похоже на то, что в дело вмешивается случай: реки вскрылись раньше ожидаемого, и движение на Новгород стало невозможным. Тогда князь, хорошо зная от вернувшихся воинов отряда Домаша состав и силу рыцарского войска, имея время на подготовку, уверенно выбрал место и принял бой у мыса Сиговец, имея в тылу опорный пункт Вороний Камень, а на правом фланге у острова Городец, Сиговицу».
Необходимо сделать ряд замечаний по ряду положений в предложенной выше цитате. Мы должны учитывать, что воины Домаша, столкнувшиеся с превосходящими силами рыцарей на Чудском берегу, и, столкнувшись внезапно, незапланированно, понесли потери. В силу этой причины вряд ли они могли составить точное суждение о количестве немецкого войска, которое готово было броситься вдогонку войск Александра. И конечно, у Александра было не очень много времени, чтобы принять решение и изготовится к битве, учитывая тот очевидный факт, который разделяет и сам В. А. Потресов, что битва была навязана, и навязана врагом на условиях, которые казались ему выгодными. Далее В. А. Потресов приводит важное свидетельство, которое полностью вписывается в логику событий. «То, что в силу природных причин Александр не смог увести войско на Новгород, подтверждается также тем, что по завершении Чудской битвы князь двинулся в Псков (озера вскрываются позже рек). Зачем? Не парад же там устраивать. И не ради укора псковичам (см. псковские летописи) совершил он марш-бросок на Псков. В Новгород он не отправил и плененных в бою рыцарей (по той же причине распутицы), а привел босыми “по льду” в Псков».
Остается только добавить, что и трагедию с отступавшим противником, имевшую место на льду Чудского озера, когда под ним проломился лед, можно связать с ранней и неожиданной для обеих сторон оттепелью. Ниже мы приведем мнение историков, что вытеснение врага на лед Сиговицы могло быть частью изначального плана Александра.
Совершенно иной позиции по отношению к якобы незапланированному князем Александром генеральному сражению придерживается Д.Н. Альшиц. Он обращает внимание на продуманный и тщательно организованный характер движения русского войска: «…в соответствии с летописными сведениями о данном походе, а также о многочисленных других зимних походах в этом районе мы можем сказать, что Александр шел из Пскова обычным путем по льду, не до острова Колпино, как думают некоторые историки, а весь путь на север, до Новгородских укреплений у Вороньего камня и построенного вблиз него укрепленного городка».
Именно встав в этом опорном пункте, Александр не только пустил отряды «в зажитье», с дополнительной разведывательной функцией, но и, оставив брата Андрея на восточном берегу озера, со своей дружиной продвинулся к западному берегу. Только узнав о разгроме отряда Домаша, князь отводит свою дружину тем же путем, которым она выдвигалась, то есть строго на восточный берег к укреплениям Вороньего камня. «При таком представлении о движении русского войска к месту битвы действия Александра Невского утрачивают навязанный им традиционной схемой порой неоправданный, порой случайный, а порой беспечный характер. Напротив того, разгром немцев у Вороньего камня становится закономерным финалом тщательно продуманной и блестяще осуществленной военной операции, заслуженно привлекающей к себе внимание через многие сотни лет… Подвод войска к району непосредственного соприкосновения с противником был осуществлен Александром по кратчайшему и лучшему в зимних условиях пути по льду озера. В качестве предположения можно допустить, что часть войска, например Суздальский полк князя Андрея, шла в район Вороньего камня по восточному берегу, по дороге Псков — Гдов, до реки Желча, затем по льду реки до места назначения. При таком движении подлинная численность войск Александра была скрыта от противника, разведка которого могла наблюдать с эстонского берега лишь часть его, идущую по льду».
Однако мы можем заметить, что данная практика укрытия войска и засадных маневров вряд ли могла быть применяема Александром, о чем у нас речь будет идти отдельно. Мы дадим обстоятельное, развернутое исследование данного вопроса современного исследователя С.М. Титова ниже.
В данном случае мы должны видеть несколько вариантов развития событий, которые не мог не учитывать Александр. Уверенности, что немцы соберут силы для генерального сражения, у него не было. Активные действия отрядов на западном берегу Чудского озера могли иметь целью, как считал и Д.Н. Альшиц, не только заниматься сбором фуража и разведывательных данных, но и прямо провоцировать немцев собрать силы для отпора и вынуждать их к активным действиям, которые и привели их на лед озера для генерального сражения. Вероятно, Александру необходимо было не только выманить немцев на лед, но и предопределить место сражения загодя. У нас нет данных о том, что Александру удалось создать серьезный перевес в живой силе и скрыть это от немецкой стороны. Вероятно, силы столкнувшихся на льду войск были примерно равны. Еще раз подчеркнем мысль о том, что при абсолютном численном превосходстве русских, стоявших на своем берегу, немцам совершенно не стоило бы выступать наступающей стороной с предсказуемым негативным результатом. Наоборот, немецкой стороне ситуация казалась вполне выгодной, чтобы наказать Александра за дерзкие действия на ливонском берегу.
«Но одно можно сказать с полной уверенностью: владение такой позицией обеспечило русскому полководцу, выражаясь позднейшим военным термином, решающий позиционный перевес, давало ему все шансы на победу. Поэтому и неудивительно, что Александр заранее вполне обдуманно избрал для боя именно эту позицию. Удивительно другое: как могло немецкое командование втянуться в такую явную мышеловку? Факт, однако, остается фактом: немцы в этот район пришли и нашли здесь свою гибель».
Для удара по русскому полку немецкая «свинья» должна была неминуемо втянуться в длинный коридор между полуостровом Сиговец, островом Озолица и полуостровом Пирисаар. При взгляде на реконструированную карту местности XIII века, сделанную экспедицией Караева, мы видим, что именно так, осознанно, князь Александр использовал условия местности. Если предположить, что все же часть войск была укрыта Александром до начала сражения по флангам по сторонам естественного коридора, то при движении вперед «свинья» сама втягивалась в мешок и оказывалась открытой для ударов с фланга. Местность позволяла расположить отряды еще западнее, на южной оконечности полуострова Пирисаар и на северо-восточной окраине полуострова Сиговец. Это давало возможность запереть войска с тыла. Однако мы знаем, что этого сделано не было, что и дало возможности чуди, составляющей арьергард войска, побежать в сторону западного берега, в то время как рыцари основного «клина» были окружены и уничтожены. Вероятнее всего, князь использовал тактику «втягивания» немецкого войска в его атакующей динамике в центр русских войск, и затем наносились фланговые удары, причем силами, которые вряд ли были изначально скрыты от противника. Все это, однако, не отменяет гениального тактического хода князя и превосходного характера выбранной им диспозиции. Каким же образом опытные немецкие рыцари угодили в «классическую» мышеловку?
«Объяснение может быть только одно: Александр, которому выгодно было дать бой именно здесь, искусно заманил немцев в западню с помощью сложного, мастерски проведенного маневра. Немецкие военачальники, несомненно, хорошо знали данный район, да и в момент подхода к нему отлично видели, что ведут свое войско в узкий коридор между полуостровами. Они, безусловно, не пошли бы в ловушку, если бы допускали, что противник помимо полка, встроенного перед Вороньим камнем, сосредоточил на лесистых берегах, то есть на флангах наступавших, значительные силы. Значит, Александру накануне боя удалось создать у немцев ложное впечатление, что других сил, кроме собственного полка, выстроенного у Вороньего камня, у него нет. Немцы спокойно и устремились на этот полк. Прошиблись сквозь него “свиньей” и, надо полагать, рассчитывали развить успех, обрушив дополнительно на расчлененное пополам русское войско шедшую за рыцарями пехоту. Как же удалось Александру ввести в такое заблуждение опытных орденских вояк? Историкам, которые до сих пор считали, что Александр шел со всеми своими силами с целью взять Юрьев, нетрудно допустить, что и командование Ордена тоже могло так думать. В самом деле, немцы узнали от пленных из отряда Домаша, что Александр в 35–40 километрах от Юрьева распустил свой полк “в зажитье”. Отсюда напрашивался вывод, что готовится идти вперед, на Юрьев, обеспечивая свой полк продовольствием перед новым походом. Следовательно, отступление Александра обратно к русскому берегу немцы не могли расценить иначе, как проявление слабости, как крушение его плана, как бегство перед их превосходящими силами. И мы знаем, что произошло дальше: “Князь же вспятился на озеро Немцы же и чудь поидоша на нех”. Традиционное толкование этих слов летописи таково: между тем, как Александр “вспятился” на озеро, и тем, как за ним на лед сошли немцы, прошло достаточно времени — около суток и более. Сразу пошли за отрядами отступавших русских, преследовали их. Могут возразить, что от Хаммаста, где был разбит отряд Домаша, до берега озера, на лед которого отступал Александр, довольно большое расстояние, около 30 километров, и немцы не могли его быстро пройти. Однако такое возражение не основательно. Ведь и Александр начал свой отход не с момента разгрома Домаша, а после того, как до него добежали остатки разбитого отряда. Немцы за это время продвигались по тому же пути. Кроме того, Александр должен был успеть собрать свой полк, ушедший “в зажитье”. К тому же и сам Александр находился не у самого берега, а где-то ближе к Хаммасту. Наконец, самое главное: если, как мы полагаем, Александр действовал обдуманно, он мог и не спешить, с тем чтобы начать отступление на виду у противника. Таким образом, нет никаких оснований искусственно вносить в слова летописи то, чего в них нет — указания на размежевание по времени между отходом на озеро Александра и движением немцев вслед за ним. Теперь мы получаем ответ на вопрос: как могли немцы втянуться в столь гибельную для них ловушку? Рыцари преследовали отступавшее у них на виду после разгрома своего авангарда войско. Они шли добивать слабого противника. Они видели положение таким: Александр шел на Юрьев, неожиданно встретил превосходящие силы рыцарей, отступил и теперь остановился, пытаясь защитить своим полком подступы к родной земле…»
В действительности, как мы увидим ниже и как справедливо это указано у Альшица, Александр у Вороньего камня, вероятно, встретил полк своего брата. Эти силы действительно могли выпасть из поля зрения крестоносцев. Но еще раз мы подчеркнем, что мысль о том, что Александр за 138 лет до своего потомка Дмитрия Донского применил тактику скрытого резерва, не может считаться убедительной. Военная хитрость и стратегический план Александра заключались в том, чтобы выманить рыцарей на решающее сражение в месте, где русские имели бы определенные преимущества. Одно из них заключалось в том, что часть русского войска не участвовала в набеге на западный берег Чудского озера, а отдыхала. Немцы же, начав военную кампанию на своей территории, сразу же вынуждены были с марша вступить в битву. По понятиям средневековой чести они, увидя перед собой не разрозненные и потрепанные отряды авангарда, а крупное воинское соединение, уже не могли уклониться от битвы. И здесь нельзя еще раз не согласиться с мыслью Д.Н. Альшица: «Таким образом, разгром немецких рыцарей у Вороньего камня явился значительным моментом тщательно подготовленной операции по вовлечению противника в гибельные для него условия боя. Победа была обеспечена скрытым сосредоточением войск, мастерской демонстрацией движения на Дерпт и поспешного отступления к восточному берегу. Вот почему вполне заслуженно “нача слыти имя Александрово по всем странам и до моря Сурожского, и до гор Аравийских, и об ону страну моря Варяжского, и до самого Рима”».
И мы не вправе считать этот слух о победе Александра над отборными силами, которыми, вне всякого сомнения, являлись рыцари Тевтонского ордена, выдумкой или литературным преувеличением летописца. Эта весть действительно могла быстро разнестись по Европе, где «держали руку на пульсе» тех трагических событий, которые проходили на Руси. Эта победа имела огромное политическое значение. Рим понял, что и после нашествия монголов Русь жива и способна давать мощный военный отпор любым притязаниям с Запада. Победа в Ледовой сече по средневековым понятиям была «легитимной», то есть честной в глазах средневекового рыцарства. Все, что смог придумать ливонский хронист, так это нереальное численное преимущество русских, не объясняя, впрочем, как смогли угодить в подобную смертельную западню опытные в военном деле орденские братья. Здесь еще раз уместно поразмышлять по поводу гипотетической засады, примененной Александром у Вороньего камня.
Немецкие источники также ничего не сообщают о засаде русских, что было бы расценено как вероломство, не достойное честного рыцарского поединка по понятиям того времени. Мы вынуждены занять точку зрения тех специалистов, которые считают, что никаких уловок со скрытыми в лесах силами на льду Чудского озера не было. Местность эта совершенно лишена леса сегодня и вся просматривается на много километров вдаль. При условии того, что 700 лет назад лес все же покрывал острова, то, учитывая особенности растительности в прибрежной полосе сегодня, мы не можем допустить, что это была непроницаемая взором чаща, способная в зимнее время укрыть значительное число людей и коней.
Кроме сказанного выше, нам не следует доискиваться особых хитростей, которые использовали русские дружины. Значение этой победы не в хитроумных маневрах русского войска, не в ловушках и прочих «нечестных» с точки зрения Средневековья приемах.
«Ледовое побоище — первый крупный случай, когда тяжелая рыцарская конница была разбита в поле войском, состоявшим преимущественно из пехоты, и свидетельствует о безусловном превосходстве русского военного дела над западным. Преувеличение роли сражения претерпевает в нынешние скептические времена и другую крайность: его склонны рассматривать как эпизодическое и малозначительное. Истинный масштаб этого давнего события можно оценить, лишь внимательно изучив его предпосылки и результаты».
Эта победа действительно произвела глубокое впечатление на Западе.
«Несмотря на молодость лет, Александр Ярославич снискал себе славу разумного правителя. Ливонский вице-магистр Андреас фон Вельвен, встречавшийся около этого времени с Александром, говорил, по словам нашего летописца: “Я прошел многие страны, знаю свет, людей и государей, но видел и слушал Александра Новгородского с изумлением”».
По многим причинам у исследователей всегда был особый интерес к определению точного места битвы. Мы выше уже освящали этот вопрос и определили два этапа поисков места битвы. Но главное, точная локализация помогала с большой долей достоверности реконструировать и ход этого знаменитого сражения, и расположение полков, и даже соотношение сил.
Еще раз отметим, что огромную работу по определению места исторического сражения проделал в 50-х гг. прошлого столетия генерал-майор в отставке Г.Н. Караев. Руководитель экспедиции Г.Н. Караев посвятил несколько лет организации работ по точному определению места Ледового побоища. Ему, опытному военному, историку, было абсолютно ясно, что лишь точное определение места, где князь Александр 5 апреля 1242 г. разгромил немецких рыцарей, может положить конец необоснованным высказываниям западных, а теперь и отечественных историографов о том, что и битвы-то как таковой не было, а имела место лишь локальная стычка. Изыскания длились восемь лет и пролили свет на одну из важнейших битв европейского Средневековья, чьи последствия были значимы и для века XX, и для нынешних времен, когда граница между Россией и прибалтийскими государствами пролегает именно там, где она была при Александре Невском. Дополнительные изыскания современных исследователей подтвердили верность всех основных выводов, которые сделала экспедиция Караева.
Возвращаясь к началу непосредственного соприкосновения противоборствующих сторон, мы уделим особое внимание построению русского войска и попытаемся ответить на вопрос: был ли у Александра «засадный полк», или эту военную хитрость русского войска впервые блестяще применил Дмитрий Донской на Куликовом поле?
«В летописи нет указания, в каком боевом порядке встретило наступление врага русское войско. Можно предположить, что это было широкое по фронту многошереножное построение. В первых рядах находились воины, основным вооружением которых были длинные копья. После того как лучники до начала рукопашной схватки осыпали врага градом стрел, копейщики встречали его, выставив вперед копья и принимая на себя тяжесть первого натиска. За ними стояли воины с боевыми топорами, мечами, засапожными ножами и другим оружием. Русская конница, основу которой составляли дружины Александра и его брата Андрея, вероятнее всего, построилась за левым флангом боевого порядка пехоты, а может быть, и за прибрежными зарослями, не выдавая заранее врагу своего местонахождения. Нет достоверных сведений и о том, где находился во время битвы Александр Ярославич. Далеко в этом отношении от действительности народное предание о том, что он управлял действиями своих полков, стоя на Вороньем Камне. Тот, кто знаком с боевой деятельностью молодого князя, а в 1242 году ему было всего 22 года, с его отвагой и быстрыми, неожиданными для врага действиями на поле сражения, может уверенно определить место, где он находился во время Ледового побоища».
Особый интерес представляет и построение рыцарского войска, тем более что инициатива в начале битвы принадлежала немцам. Именно они были наступающей стороной.
«В летописном описании Ледового побоища отмечена главная особенность немецкого войска. В качестве боевого порядка рыцари избрали построение в виде “свиньи”. Русский термин в этом отношении является точным переводом немецкого Schweinkopf и латинского caput porci. В свою очередь, этот термин родственно связан с понятием “клин”, “острие”, “cuneus”, “acies”. Последние два термина употреблялись в источниках начиная с римского времени. Но их не всегда можно толковать фигурально. Так нередко назывались отдельные воинские отряды, независимо от способа их построения. При всем том само название подобных отрядов намекает на их своеобразную конфигурацию. Действительно, клинообразный строй реально использовался в боевой практике XIII–XV вв. в Средней Европе, а вышел из употребления только в конце XVI столетия. На основании сохранившихся источников построение клином поддается реконструкции. Оно представляло собой глубокую колонну с треугольным увенчанием. Подобное построение подтверждается интересным документом — “Приготовление к походу курфюрста Альберта против герцога Ганса Саганского”. В этом своеобразном учебном пособии, написанном в 1477 г. Альбертом Ахиллом для своего сына маркграфа Иоанна в Бранденбурге, перечислены три варианта клинообразного подразделения-хоругви (Banner). Их названия типовые для своего времени: “Гончая”, “Святого Георгия” и “Великая”. Хоругви насчитывали соответственно 400,500 и 700 конных воинов. Во главе каждого отряда концентрировались знаменосец и отборные рыцари, располагавшиеся в пять шеренг. В первой шеренге в зависимости от численности хоругви выстраивалось от 3 до 7–9 конных рыцарей, в последней — от 11 до 17. Общее число воинов клина составляло от 35 до 65 человек. Шеренги выстраивались с таким расчетом, чтобы каждая последующая на своих флангах увеличивалась на два рыцаря. Таким образом, крайние воины по отношению друг к другу помещались как бы уступом и охраняли едущего впереди с одного из боков. В этом и заключалась тактическая особенность клина — он был приспособлен для собранного лобового удара и одновременно был трудноуязвим с флангов. Вторая колоннообразная часть хоругви, согласно “Приготовлению к походу”, состояла из четырехугольного построения, включавшего кнехтов. Число кнехтов в каждом из трех названных выше отрядов равнялось соответственно 365, 442 и 629 (или 645) человек. Они располагались в глубину от 33 до 43 шеренг, в каждой из которых находилось от 11 до 17 конных. Среди кнехтов находились слуги, входившие в состав боевой свиты рыцаря: обычно лучник или арбалетчик и оруженосец. Все вместе они образовывали низшую войсковую единицу — “копье” — численностью 3–5 человек, редко более. Во время боя эти воины, экипированные не хуже рыцаря, приходили на помощь своему господину, меняли ему коней. К достоинствам колонно-клиновидной хоругви относится ее сплоченность, фланговая прикрытость клина, таранная сила первого удара, четкая управляемость. Строй такой хоругви был удобен и для передвижения, и для завязки боя. Плотно сомкнутыми шеренгами головной части отряда при соприкосновении с противником не надо было разворачиваться для защиты своих флангов. Клин надвигающегося воинства производил устрашающее впечатление, мог вызвать смятение в рядах противника при первом натиске. Клин-отряд был предназначен для разрыва вражеского строя и быстрой победы. Описанному строю были присущи и недостатки. В ходе боя, если он затягивался, лучшие силы — рыцари — могли быть первыми выведены из строя. Что же касается кнехтов, то они во время схватки рыцарей находились в выжидательно-пассивном состоянии и слабо влияли на результат боя. Клиновидную колонну, судя по одному из сражений XV в., замыкала шеренга рыцарей, т.к. кнехты, видимо, были не слишком надежны. О слабых и сильных сторонах заостренной колонны, впрочем, судить трудно по недостатку материала. В разных регионах Европы она, очевидно, отличалась своими особенностями и вооружением. Интересным представляется и вопрос о численности клиновидных колонн. По данным “Приготовления к походу” 1477 г., такая колонна составляла от 400 до 700 всадников. Но численность тактических единиц того времени, как известно, не была постоянной и в боевой практике даже первой половины XV в. отличалась большим разнообразием… Численность ливонского боевого отряда XIII в. можно конкретизировать и более точно. В 1268 г. в битве у Раковора, как упоминает летопись, выступал немецкий “железный полк — великая свинья”. Согласно “Рифмованной хронике”, в этой битве участвовало 34 рыцаря и ополчение. Это число рыцарей, если дополнить его командиром, составит 35 человек, что точно соответствует составу рыцарского клина одного из отрядов, отмеченного в упоминавшемся выше “Приготовлении к походу” (правда только для “Гончей” хоругви, а не для “Великой”). В том же “Приготовлении к походу” приводится число кнехтов такой хоругви — 365 человек. С учетом того, что цифры головных частей отрядов, по данным 1477 и 1268 гг., практически совпали, можно полагать без риска большой ошибки, что по своему общему количественному составу эти подразделения также приближались друг к другу. Таким образом можно судить и об обычной величине немецких клинообразных хоругвей, которые принимали участие в ливоно-русских войнах XIII в. Что же касается немецкого отряда в битве 1242 г., то он по своему составу вряд ли превосходил раковорскую “великую свинью”. Ливонский орден, отвлеченный борьбой с прибалтийскими народами, не мог выставить против русских крупное войско».
Возвращаясь к теме, с которой мы начали наше расследование, а именно к численности противоборствующих сторон, сделав ряд общих замечаний, основанных на соображениях общего характера, мы теперь можем еще раз проанализировать возможный численный состав двух войск на льду Чудского озера, исходя из особенностей построения дружин и традиций ведения войн в условиях дальних походов, с оторванностью больших человеческих коллективов от основных опорных пунктов и крепостей.
Итак: «Понимание диспозиции, хода и результатов сражения всецело зависит от ключевой и до настоящего времени спорной проблемы — численности войск, участвовавших в сражении, и соотношения сил. Традиционно считалось, что в сражении с обеих сторон участвовали армии численностью от 10 до 17 тыс. человек».
В настоящее время эти цифры активно оспариваются.
А.Н. Кирпичников на основании анализа немецкого воинского наставления «Приготовление к походу» 1477 г. пришел к выводу, что численность рыцарского войска в битве 5 апреля 1242 г. составляла 300–400 человек, включавших 30–35 рыцарей и кнехтов. Его аргументация вызывает ряд возражений. А.Н. Кирпичников проводит аналогию между Ледовым побоищем и сражением под Раковором 1268 г., где, по его утверждению, участвовало 34 рыцаря и ополчение. Однако сведения Рифмованной хроники о событиях 1268 г. не дают однозначной картины. В ней действительно упомянуты 34 рыцаря, составлявшие «железный полк — великую свинью», но помимо «свиньи» в составе немецкой армии имелись еще два отряда. 34 рыцаря прибыли из замков Вильянди, Леаль и Вайсенштейн, но помимо них в сражении могли принимать участие и рыцари из других замков, не названные и не исчисленные автором хроники. Для осады Пскова в 1268 г. были мобилизованы 180 орденских рыцарей, в то время как все крестоносное войско насчитывало 18 тысяч чел. Эти цифры характеризуют предельные величины мобилизационных возможностей Ордена, но они важны для нас именно в этом качестве. Автор ливонской Рифмованной хроники действительно постоянно говорит о малочисленности ливонских сил… однако эти сетования хрониста, несомненно имевшие под собой некоторые основания, невозможно воспринимать буквально. Судя по сообщению Рифмованной хроники, немецкая армия состояла из нескольких отрядов. Именно с позиции наблюдателя одного из отрядов немецкой армии изложен ход начального этапа битвы: «видно было…», «там был слышен…», «и видно было…», «их там одолели…»(ст. 2244, 2246, 2247, 2256). Даже если допустить, что численность наступающего клина, согласно А.Н. Кирпичникову, составляла 300–400 человек, помимо него в состав немецкой армии входили еще несколько сотен, если не тысяч воинов. Во-первых, в составе рыцарских отрядов, подчиненных магистру, находились люди, лишь готовившиеся к посвящению в рыцари. Они периодически пребывали в качестве паломников из Германии и жили в общежитиях при замках. Их выступление в поход было добровольным, в том числе поэтому их численность не учитывалась. Во-вторых, рыцарские отряды сопровождали ополченцы отнюдь не только из числа аборигенного населения (латгалы, ливы, чудь), но и из состава немецкого населения крупных городов, в особенности Риги. Некоторую информацию о численности немецких войск предоставляют нам данные о потерях рыцарей. В Рифмованной хронике сообщается, что рыцарей тогда было убито 20 человек, а 6 взято в плен (ст. 2260–2261). В Новгородской I летописи указаны цифры иного порядка: 500 убитых и 50 пленных. «А.Н. Кирпичников без какой-либо аргументации отдает предпочтение данным Рифмованной хроники, характеризуя летописные сведения как “преувеличенные”. Чисто арифметическим путем Кирпичников “вычисляет” совокупные потери немецкого войска убитыми и пленными в 78 человек. Подобные арифметические действия, однако, противоречат методам исторической критики. Величина потерь немецкой армии должна не вычисляться путем умножения, а оцениваться с опорой на аналогичные события и факты. При оценке потерь немцев в Ледовом побоище ключевое значение имеет тот факт, что их войско потерпело поражение и было вынуждено отступать, будучи преследуемо на протяжении 7 верст до “Суболического берега”. Это обстоятельство многократно умножило потери немцев, даже если в сражении они и не были столь большими. Заслуживает внимания летописный рассказ о походе псковского отряда в составе орденского войска в Литву в 1236 г., закончившемся полным разгромом немецко-псковской армии: “…и плесковици от себя послаша помоць муж 200, идоша на безбожную Литву; и тако, грех ради наших, безбожными погаными побеждены быша, приидоша коижды десятый в дом своя”. Такие колоссальные потери (до 90%) личного состава были обусловлены трудностями отступления по вражеской территории и дальним путем домой. Но то же самое относится и к орденскому войску, преследуемому 7 верст по льду озера и отходившему по безлюдной прибрежной равнине вглубь земель Дерптского архиепископства».
Мы не устаем обращать внимание читателей на тот неоспоримый факт, что отечественные рукописные памятники истории оказываются намного более объективными свидетелями событий, чем западноевропейские хроники.
«…Цифры потерь, приведенные в Новгородской первой летописи, соответствуют потерям всей армии крестоносцев, включая паломников, ополченцев-бюргеров, ополченцев-чудь и латгалов. Если исходить из того, что потери разгромленного войска могли достигать 90%, численность немецкого войска могла превышать 600 человек. Численность русского войска вообще не подлежит сколь-нибудь точному установлению, поскольку никаких данных об этом в дошедших до нас источниках нет. Единственный цифровой показатель сравнительного характера имеется в Рифмованной хронике: “Каждого немца атаковало, пожалуй, шестьдесят человек”. Если прилагать это соотношение к предполагаемой численности немецкого войска (более 600 человек), то численность русского войска должна превышать 36 000 человек. Таких многочисленных армий в России не было до XVI века. Во время Шелонской битвы 1471 г. численность московской армии не превышала 4 тыс. человек. Не могла быть большей и численность русского войска в Ледовом побоище».
Здесь необходимо сделать краткий комментарий. Если Ливонская хроника считается творением очевидца событий, то все равно у исследователя не может не возникнуть законного вопроса к автору, вопроса риторического свойства. Каким образом в разгар битвы ему удалось сосчитать такое изрядное количество нападавших на одного немца русских? Шестьдесят человек — это целая толпа, которую трудно подсчитать в условиях динамики битвы. Шестьдесят человек одновременно не в силах атаковать одного человека. Даже четверо атакующих будут служить помехой друг другу. Все это сводит к минимуму достоверность сетований на неравные условия немецкого автора. Он и сам «стыдливо» оговаривается: «пожалуй» атаковало… Не забудем и того факта, что немцы были атакующей стороной в Ледовом побоище. Вообще ими замышлялся серьезный поход в глубь территории противника. Нельзя не отметить, что они обладали точными разведывательными данными, учитывая известный факт, что среди псковской аристократии у них имелись союзники. Невозможно поверить, что немцы отправились в поход, имея столь малочисленный состав войска, и не побоялись атаковать превосходящие во много раз силы русских. В целом соглашаясь с В. Аракчеевым, укажем на его досадную ошибку. Уже в XIV столетии московские князья собирали очень значительные силы для противостояния татарам в битве на Воже и на Куликовом поле. Здесь не место участвовать в дискуссии по поводу реального соотношения сил на поле Куликовом, но необходимо отметить, что силы князя Димитрия Иоанновича вряд ли были меньше чем 50 тысяч бойцов.
Нам представляется, что даже исходя из скупых строк древних летописных источников мы вправе сделать заключение, что по европейским меркам того периода Ледовое побоище и по военно-политическим последствиям было сражением, превышающим масштаб обычной битвы. Однако в этом вопросе рядом современных российских и европейских авторов повторяется один и тот же набор разоблачений. Более того, есть «ученые мужи», которые отрицают факт того, что битва на Чудском озере вообще имела место. Главным аргументом в отказе битве на значительность является гипотетически реконструируемая численность противоборствующих сторон.
Например, один из ведущих историков-ниспровергателей заслуг Александра Ярославича И.Н. Данилевский всячески преуменьшают масштабы Ледовой сечи, веря только цифрам ливонской Рифмованной хроники о потерях ливонцев — 20 убитых и 6 взятых в плен и отметая сведения Новгородской и Псковской летописей о 400 (в Псковской — 500) убитых и 50 пленных немцах, не считая многочисленной чуди (эстонцев).
В силу этого мы должны уделить особое внимание «калькуляции» участников этого сражения с обеих сторон, как обещали выше, и заранее извинимся перед читателем за подробность наших расчетов, а также за вынужденные повторения.
Мнение многих советских и российских историков о том, что летописи и Хроника не противоречат друг другу, поскольку в летописях указано общее число немецких потерь, а в Хронике — только потери орденских рыцарей, Данилевский отметает, не обсуждая: «В крайнем случае, историки пытаются “согласовать” числа, приведенные древнерусскими летописцами, и данные Рифмованной хроники: ссылаются на то, что летописец якобы привел полные данные потерь противника, а Хроника учла только полноправных рыцарей. Естественно, ни подтвердить, ни опровергнуть такие догадки невозможно».
В рассматривании данного вопроса необходимо учитывать, что противник в панике покидал поле битвы, и иметь в виду, что состоял из разнородных сил. Можно предположить также, что бегство разбитого противника происходило в разных направлениях от места битвы. Русские же остались стоять на поле битвы, «на костях» собирая своих павших, и у них была возможность оценить потери противника. Как мы уже указывали, потери немцев в сражении поддаются вполне определенному подсчету, который вполне оправдывает строки русской летописи. В данном случае позволим себе еще раз отметить ряд важных исходных данных… Достаточно прочитать две строфы из «Рифмованной хроники»: «Там было убито двадцать братьев рыцарей, а шесть было взято в плен». Братьями называли только членов рыцарского ордена; в 1242 г. их было меньше 100 на всю Ливонию; каждый стоял во главе подразделения — копья, и они составляли лишь малую часть крестоносцев. Так, в ливонском войске, собранном для осады Пскова в 1269 г. (поход сорвало прибытие татар), из 18 тысяч человек братьев рыцарей было всего 180. Поэтому нет оснований сомневаться в правдивости летописцев, сообщавших о немецких потерях в целом (без потерь эстов). Кроме братьев, со стороны немцев были рыцари Дерптского епископа, датские рыцари и рыцари-гости из Европы. Об этом пишет британский историк Д. Никол в книге «Озеро Пейпус 1242: Битва на льду» (1998). По его оценке, в битве участвовало 800 конных рыцарей и оруженосцев, 700 пехотинцев кнехтов и порядка 1000 эстов. Русских, по мнению Николса, было около 6 тысяч. Битву по европейским масштабам можно назвать крупным сражением. Характерно, что отечественные разоблачители Невского книгу Николса игнорируют. Случай странный, поскольку обычно они доверяют иностранным источникам и не доверяют своим. Правда, в немилости у них находится и «Хроника Тевтонского ордена XV века», в которой сообщается, что при взятии князем Александром Пскова погибло 70 братьев рыцарей со своими людьми. Здесь, видимо, приведено общее число братьев, погибших в ходе кампании Александра Невского по освобождению русских земель — взятию Копорья, Изборска, Пскова, рейдов в Ливонию и битвы на Чудском озере. В результате немцы вернули обратно все захваченные русские земли и заключили мир. Нельзя не учесть и еще одного важного обстоятельства. Со стороны немцев в этих войнах участвовали не просто воины, а действительно отборные военные силы, в том числе из германских земель. Речь идет о военной элите латинского Запада. В этой связи простой арифметический подсчет участников битвы не дает полной картины о возможностях этого войска. Для периода Средневековья даже тысяча профессиональных рыцарей была могучей силой, способной решать важные тактические и стратегические задачи. Противостоять профессионалам вряд ли могли даже союзы племен, что показало завоевание Прибалтики немцами. Это завоевание, отзвуки которого явственно слышны в мировой политической симфонии и поныне, тоже было совершено не масштабным вторжением воинствующих орд, а хорошо организованными военными группами рыцарей! Противостоять такой силе могла только равнозначная в организационном и военном отношении сила, каковой были только русские и польские княжества.
Таким образом, вслед за многими современными исследователями мы можем констатировать, что за время войны Орден потерял около 80% братьев, бывших в Ливонии. Иначе, как разгромом, это назвать нельзя. Каким же образом Александру удалось достичь столь впечатляющего результата в кампании, которая началась без его участия с ряда тяжелейших поражений и утрат важных опорных пунктов, с потерей Пскова?! Вопрос опять упирается в мобилизационные возможности Ордена и Новгорода.
Главной особенностью кампании 1242 г. явилось неожиданное наступление русских, к чему Орден оказался абсолютно неготовым. Магистр Дитрих фон Грюнинген (Гронинген) отсутствовал, его место занимал вице-магистр Андреас фон Вельвен (Фельбен), но и он, по некоторым данным, тоже находился в отъезде. Так или иначе, но все возможные силы выставить не удалось, и нам остается лишь предположить, что в Ледовом побоище могло участвовать до 50 орденских рыцарей и 400–500 оруженосцев (преимущественно, видимо, конных). О количестве вассалов — рыцарей и кнехтов — епископа Дерптского точных сведений нет. Однако известно, что святой отец относился к числу тех владетелей, которые, говоря словами той эпохи, «носили знамя», то есть выводили в поле отряд из не менее чем 20–25 рыцарей. Кроме рыцарей в его составе, как и положено, находились кнехты (по словам Генриха Латвийского, «множество других тевтонов»). Поэтому можно допустить, что на Чудском льду дерптское знамя, неоднократно упомянутое в ливонской Рифмованной хронике, могло насчитывать до 300 воинов. Относительно боевого состава датского знамени можно сказать следующее. К 1241 г. в подвластных Дании областях Северной Эстонии насчитывалось порядка 120 королевских вассалов, из которых немцев было до 100, датчан — 10 и эстов — 8–10 человек. Даже если предположить, что из этого числа на помощь Ордену и епископу пришла только половина, то и в этом случае получается боевой отряд, состоящий из полусотни рыцарей и 300–400 прочих воинов — конных и пеших. Таким образом, можно подсчитать, что собственно немецкие силы в Ледовом побоище составляли 100–300 человек, из которых рыцарей было около 120 (не считая по-рыцарски снаряженных кнехтов). Автор ливонской Рифмованной хроники, говоря об этом войске, сокрушался, что у немцев оказалось «слишком мало народу». Однако ход боевых действий, развернувшихся на западном берегу Чудского озера в марте — начале апреля 1242 г., позволяет усомниться в истинности этих слов. К тому же орденский поэт почему-то забыл сказать, что рядом с немцами в бой шли еще и эсты. К сожалению, тема участия эстов (и прибалтов вообще) в походах крестоносцев никем по-настоящему еще не рассматривалась. В чуди обычно видят подневольную вспомогательную силу, но не стоит забывать, что с русскими у эстов были давние и очень непростые отношения, еще в XI–XII веках сопровождавшиеся вооруженными столкновениями. Считать чудь небоеспособной частью орденского воинства мы не можем. Чудь совершала самостоятельные набеги на русские земли. Это был давний и серьезный враг новгородцев. Что же касается русских дружин, то здесь у нас есть возможность сделать ряд важных заключений касательно их возможной численности.
Совершенно справедливо В. Аракчеев далее указывает на важный факт: «Есть лишь одна деталь, косвенно характеризующая русскую армию со стороны ее численности: участие в битве сразу двух князей. Имя князя Андрея упоминается и в Новгородской первой летописи, но оттуда ясно лишь, что дружина Андрея участвовала в освобождении Пскова. Недвусмысленное упоминание участия князя Андрея в Ледовом побоище содержится в Лаврентьевской летописи: “Великий князь Ярослав посла сына своего Андрея в Новгород Великый, в помочь Олександрови на Немци, и победиша я за Плесковом на озере, и полон мног плениша, и возратися Андрей к отцу своему с честью”».
Для того чтобы дать возможность читателю немного отдохнуть от вычислений количества воинов, принявших участие в битве, позволим себе сделать в определенном смысле мистически окрашенное отступление. Очень трудно игнорировать факты определенного преобразовательного символизма многих событий в истории народов, тем более народов, которые не без основания претендуют на роль субъектов Священной истории человечества, каковым, без сомнения, является русский народ. Что это именно так наши предки хорошо осознавали уже во времена Александра Ярославича, о чем речь у нас пойдет ниже.
Говоря о преобразовательном символизме имен главных участников судьбоносных для Отечества исторических событий, интересно отметить, что участие в битве с немцами на льду Чудского озера князей Александра и Андрея прообразовало участие в Куликовской битве двух иноков Троицкого Сергиева монастыря с теми же именами: Александра Пересвета и Андрея Осляби. Этот удивительный символизм совпадения имен вряд ли случаен для православного сознания, учитывая покровительство христолюбивым воинам святых Александра-воина, в честь которого, скорее всего, был крещен Александр Ярославич, а также и Андрея Стратилата, в честь которого, с огромной долей вероятности, был назван князь Андрей Ярославич.
Вернемся к нашим исчислениям, которые ни в коем случае нельзя считать праздными, учитывая их ключевое значение в определении масштабов такого исторического события, каковым являлась «битва народов» на льду Чудского озера.
«Численность княжеских дружин в походах могла зависеть от самых разных обстоятельств и резко колебаться. Однако, поскольку военная организация княжеского войска находилась в руках тысяцкого, его численность в тенденции должна была приближаться к реальной тысяче воинов. Численность двух княжеских дружин, Александра и Андрея, вряд ли была меньше 2 тыс. человек. Если прибавить сюда некоторое количество новгородских и псковских ополченцев из числа более или менее профессиональных воинов, способных вынести тяготы дальнего похода, совокупная численность русского войска могла достигнуть трех тысяч человек». Определенный перевес сил у русских, который создался искусственно Александром во время сражения, может быть объяснен особенностью построения войска на берегу озера, построения, которое привело к частичному окружению противника. Для характеристики начального этапа сражения имеются только данные о том, что ударный отряд рыцарей был отсечен от массы ополченцев, большая часть которых принадлежала к отряду дерптского епископа, и окружен. Действительно, такой маневр требует определенного превосходства в силах, но говорить о подавляющем численном преимуществе русских эта информация нам права не дает. Но, кроме этого, мы можем предположить и такой вариант развития событий, что, не имея реального численного преимущества, русским воинам удалось связать наступающие массы рыцарей во фронтальном противостоянии у береговой полосы, в которую наступающие рыцари в итоге и уперлись. И в этот момент двумя фланговыми ударами конницы были опрокинуты ополченцы, часть из которых, вероятно, сразу начала беспорядочное отступление. Таким молниеносным маневром и переносом «центра тяжести» битвы с центра на фланги, группируя именно там основные силы, дружины Александра и Андрея могли достигнуть блестящей победы, не имея вовсе численного преимущества. Мы уже неоднократно отмечали, что, учитывая специфику средневекового менталитета, где цена победы коррелировалась с соблюдением определенных «рыцарских» правил, хитрость допускалась лишь при явном преимуществе противника в живой силе. Если обход рыцарей с флангов конницей Александра считать хитростью, то мы должны признать тот факт, что русских войск было меньше массы наступающих немцев и чуди, что в общем-то, повторимся, логично для наступающей стороны. Имея превосходство, тем более значительное, князь не стал бы дожидаться массированного удара немецкой конницы в центральный полк, что по определению вело к серьезным потерям обороняющейся стороны. Вообще, мысль о том, что новгородцы обладали значительным военным мобилизационным потенциалом, мысль ни на чем не основанная. Скорее наоборот, не имея такового, они постоянно были вынуждены обращаться за помощью к суздальским князьям, уповая на мощь их дружин.
Впрочем, отвлекаясь от сухих количественных подсчетов, мы обязаны судить о битвах по тем политическим предпосылкам, которые предшествовали битве и тем результатам, которые она принесла победившей стороне. Вне всякого сомнения, что рыцари на русском направлении сконцентрировали свои лучшие силы. Замысел похода в глубь новгородской территории по реке Желче тоже должен был обусловить значительный состав сил, задействованных в этой операции. Поражение на льду Чудского озера было столь значительным, что до 1268 г. серьезных стычек с немцами на пограничье не было. Вот главный итог блестящей победы Александра.
Как развивались события во время второй фазы сражения, когда немцы начали развивать успех, достигнутый в результате первого массированного удара конницы в центр русских войск, мы можем достаточно подробно реконструировать, используя отечественные и зарубежные источники. Как записано в Рифмованной хронике: «Немцы начали с ними бой. Русские имели много стрелков, которые мужественно приняли первый натиск, находясь перед дружиной князя. Видно было, как отряд братьев рыцарей одолел стрелков».
Как разворачивалось сражение дальше и каков был переломный момент в битве, известно из той же Рифмованной хроники: «Там был слышен звон мечей и видно было, как рассекались шлемы. С обеих сторон убитые падали на землю. Те, кто находился в войске братьев рыцарей, были окружены. Братья рыцари достаточно упорно оборонялись, но их там одолели».
Из отечественных источников мы можем почерпнуть следующую информацию: «И наехаша на полк немци и чудь, — сообщает нам дальше русская летопись, — и прошибошася свиньею сквозе полк». Это был успех, одержанный рыцарями в начале битвы. «Было видно, — читаем мы и в ливонской хронике, — как знамена братьев (рыцарей) проникли в ряды русской пехоты».
Но, как мы уже указывали выше, то, что казалось противнику концом сражения, было только его началом. Неожиданно последовали фланговые удары конницы и полное окружение наступавших немцев.
Глубоким волнением веет от слов русского летописца, когда он повествует о решающем этапе битвы. «И бысть ту сеча зла и велика немцем и чуди, и тру от копей ломление и звук от мечного сечения, якоже морю помръзшю двигнутися, и не бе видети леду, покрыло бо есть всю кровью». В свою очередь, кратко сообщая о развернувшемся ожесточенном бое, ливонский хронист, как бы в оправдание последовавшего поражения рыцарского войска, дополняет русского летописца: «Все те, кто был в рыцарском войске, были полностью окружены». Прорвав боевое построение русской пехоты, рыцарская тяжелая кавалерия оказалась перед лесистым, поросшим густым ивняком и запорошенным глубоким снегом берегом Узмени. Тут она была вынуждена остановиться. Эта небольшая остановка оказалась для рыцарей роковой, на них с флангов ударила русская пехота. Пехота, в ряды которой они врубились, не только не побежала, а рванулась с флангов вперед и вступила в яростную рукопашную схватку. Неудивительно, что под этим натиском рыцари нарушили свое боевое построение. Кровавая сеча продолжалась с неослабной силой, когда в обход рыцарского войска в бой устремились русские конные дружины. Впереди была дружина Александра во главе с молодым князем. Под удары дружинников вместе с рыцарями попала и следовавшая за тяжелой кавалерией врага пешая чудь. Удар русской конницы означал для ливонцев конец их еще теплившейся надежды на благополучное завершение битвы. В то же время, увидев появление своей конницы во главе с князем, русская пехота усилила натиск на врага. Возглавив русскую конницу, Александр осуществил на поле битвы сложный маневр окружения рыцарского войска, который вошел в историю средневекового русского военного искусства как прекрасный пример взаимодействия пехоты и конницы на поле битвы. «Немцы ту падоша, а чудь даша плеща», — повествует летописный текст. Теснимые все больше русской пехотой, меченосцы продолжали отбиваться. Что же касается чуди, то она, как менее стойкая часть рыцарского войска, бросилась бежать, обнажив тыл в критический момент сражения. Пути к отступлению рыцарей с этого момента были полностью отрезаны. Окруженные со всех сторон, они продолжали сражаться. Это была агония рыцарского войска, его бесславный конец. «Братья дрались стойко, но были повержены на траву», — уныло констатирует ливонская хроника, подтверждая, таким образом, русское летописное описание битвы. В этом сообщении заслуживает внимания указание, что рыцари пали «на траву»… Таким образом, свидетельство ливонского хрониста подтверждает, что битва произошла в непосредственной близости от восточного берега. Оба источника, и русские летописи, и ливонская хроника, указывают на стойкое сопротивление, оказанное немецкими рыцарями. Большая часть их была перебита. Русский летописный текст сообщает, кроме того, о бегстве чуди, которая в основном и подверглась преследованию на широкой ледяной поверхности Узмени. Со своей стороны, ливонский хронист совершенно умалчивает о преследовании остатков рыцарского войска русскими воинами, стараясь хоть этим преуменьшить размеры понесенного ими тяжелого поражения. В русской летописи о преследовании говорится довольно подробно: «И даша ратнии плещи свои, и секахуть гонящее аки по аеру (как по воздуху) и не бе им камо утеши и биша их на семи върстах по леду до Суболичьского берега, и паде немецъ 500, а чуди бесчисла… а инех вода потопи, а инии зле язвени быша, и отбегоша». Преследуя врагов, русским воинам удалось направлять их на слабый лед Сиговицы.
«Вполне возможно, что русские, зная о Сиговице, намеренно загнали рыцарей в этот район, где те и нашли гибель в водах Узмени».
«Сражение завершилось преследованием в панике бежавшего противника. При этом часть неприятеля погибла в сражении, часть была пленена, а часть, оказавшись на месте тонкого льда — “Сиговице”, провалилась под лед. Однако не стоит думать, что последнее связано с чрезмерным весом рыцарских доспехов. Этот расхожий миф достаточно прочно завоевал себе место в истории. Меж тем хорошо снаряженный княжеский дружинник мало отличался по весу от рыцаря-меченосца. Русские воины с таким же успехом могли провалиться под лед. Печальная же участь немцев обусловлена, прежде всего, вынужденным отступлением на подтаявший лед, который не выдержал человека. (О погодных условиях той весны мы писали выше. — Авт.) К этому моменту в рядах отступавших практически не было рыцарей — они остались в окружении биться с русскими полками. Бежали главным образом кнехты и прибалтийские ополченцы. Их преимущественно легкое вооружение не могло сыграть решающую роль в этом эпизоде… Русские также понесли ощутимые потери. Как пишет “Рифмованная хроника”: “Эта победа стоила ему (т.е. Александру Невскому) многих храбрых людей”.
Итак, вернемся к подсчетам возможных участников в сече с обеих сторон. Новгородская первая летопись сообщает, что в результате сражения пало 400 рыцарей, 50 взято в плен, в том числе один, который в надменности хотел пленить самого Александра. Кроме того, было перебито чуди без числа, так что их трупы лежали на протяжении семи верст… По сведениям “Рифмованной хроники”, в бою погибли 20 рыцарей и 6 попали в плен. С учетом состава обычного рыцарского копья (3 воина) число убитых и пленных рыцарей и кнехтов могло достигать 78 человек. Неожиданно близкую цифру — 70 погибших орденских рыцарей — приводят немецкие источники второй половины XV–XVI вв… Что касается чуди, то русские воины, гнавшие неприятеля пять верст до Суболического берега, действительно могли в ожесточении перебить многих ополченцев. Возможно, их значительное число повлияло и на грандиозные цифры русских источников».
Рискуя утомить читателя математическими подсчетами, осмелимся сделать и еще одно замечание. Известно, что многие рыцари были взяты Александром в плен. Так вот, что касается пленных рыцарей, весьма трудно себе представить, что очевидцы событий, а именно от них летописец черпал свою информацию, могли значительно завысить их число. Что же касается убитых рыцарей, мы вправе допустить, что новгородцы не делали различия между братьями орденскими рыцарями и иными, хорошо вооруженными противниками. Попытки же подсчитать количественный состав рыцарского войска, исходя только из Ливонской хроники и доверяя информации этой Хроники о немецких потерях, не кажутся плодотворными в силу ряда причин. Например, автор цитируемого нами предисловия к книге А. Субботина «За землю русскую» А.В. Кибовский, соглашаясь с тем фактом, что битва имела огромное военно-политическое и историческое значение, тем не менее оценивает численность рыцарского войска в три-четыре сотни человек. Тенденция именно так оценивать силы немцев на льду Чудского озера приобретает устойчивый характер среди публицистов, старающихся всячески принизить роль в отечественной истории Александра Невского и бросить тень сомнения на его воинские таланты. Но совершенно невероятным представляется поход немцев в глубь русской территории в количестве буквально «разбойничьей ватаги». Даже наспех собранное войско псковичей для похода на Изборск, захваченный немцами в 1241 г., было больше предполагаемого А.В. Кибовским числа воинов Ордена в Ледовом побоище. Нельзя не согласиться с современными авторами, что средневековые войны того периода велись действительно незначительными силами. Однако не стоит доводить этот безусловно имеющий основания в научных данных посыл до абсурда. Не может быть сомнений из сопоставления разных европейских хроник и нашей летописи, что наши летописцы были всегда более искренними и честными как в описании побед, так, что особенно характерно, и поражений русских войск. Поэтому сообщения наших летописцев заслуживают доверия. Конечно, необходимо выверять их с помощью определенного критического анализа, который не может опускаться до предлагаемого ныне полного отрицания значимости отечественных источников.
Свою реконструкцию событий, связанных с Ледовым побоищем, предлагает и современный историк С.М. Титов. Его реконструкция интересна тем, что одна из последних по времени и максимально учитывает наработки предыдущих авторов. Здесь мы еще раз вернемся ко всем проблемным вопросам, связанным с битвой, и вместе с С.М. Титовым отметим ряд важнейших, принципиальных моментов, которые действительно снимают все недоуменные вопросы относительно участников битвы, их стратегии и тактики.
Данный всесторонний анализ был проведен С.М. Титовым в статье «Ледовое побоище 1242 г. Сражение рыцарских времен». Статья напечатана в сборнике «Новгород и Новгородская земля. История и археология. Великий Новгород 2009 г.». Автор не обобщает работы предшественников, а дает совершенно самостоятельный анализ источников и реконструкцию самой битвы. И тем не менее многие оценки у него совпадают с предшественниками. Однако в целом данную работу следует считать лучшей по тематике Ледового побоища. Обратимся к самым важным выводам автора, вынужденно повторяя ряд подробностей, связанных с этой знаменитой битвой, роль победы в которой для русской истории современная недобросовестная критика старается всячески принизить.
Важно начать с того, что «война с русскими, начатая в 1240 г., не была войной всей Ливонии… в сражении на Чудском озере приняли участие ограниченные силы крестоносцев: отряд (знамя) орденских рыцарей (der bruder banier) “мужи” епископа Дерптского (des stibtes man) и, по всей вероятности, вассалы датского короля (des kuniges man) из Северной Эстонии. О них, правда, напрямую не сообщается, но в Ливонской рифмованной хронике сказано об орденском магистре, которого поддерживали “епископ (Дерптский. — С.Т.) и мужи короля”, причем “все, что он с ними предпринимал, делалось единодушно”. Еще одного участника сражения называют русские летописи. По их данным, рядом с “Немцами” выступала “Чудь”, то есть подвластные крестоносцам эсты. Исходя из этого, мы можем говорить о присутствии на Чудском льду трех рыцарских отрядов (знамен), представлявших конкретных феодальных властителей. По нормам Средневековья, каждый из этих отрядов являлся самостоятельной боевой единицей (со своими воеводами и знаменами) и в бою должен был занимать особое место. Что касается “чуди”, то известно, что после завоевания Эстонии все ее население было обложено разными повинностями, одной из которых была воинская (“кровавая десятина”)».
Что касается событий 1242 г., то надо учитывать, что, войдя в пределы Дерптского епископства, русские повели себя так, как было положено на вражеской территории: «А землю их повоева и пожже, и полона много взя…» Ничего необычного в этом не было, так поступали и сами «Немци и Чудь», когда приходили на Русь. Но теперь война пришла в дома эстов, и у них появился серьезный повод «исполниться ратного духа» и встать на защиту своей земли. Говоря о численности эстов, Генрих Латвийский указал, что малев, собранный в 1217 г. с шести эстонских областей, насчитывал 6000 человек (в среднем по 1000 на область)… Еще в первой четверти XIII века, когда положение крестоносцев в Ливонии было относительно зыбким, «местный контингент» составлял половину их действующих сил. По данным Генриха Латвийского, «в 1212 и 1220 гг. в войсках было до 4 тыс. немцев и еще столько же ливов и леттов, а в 1214 г. — до 3 тыс. немцев и такое же число тех же ливов и леттов…В таком случае становится понятным и объяснимым принятое в русских летописях деление ливонского малева на «Немцев и Чудь», а общая численность крестоносного войска вырастает до 2000–3000 человек».
Как мы уже писали выше, заостряя внимание читателя на данной проблеме, говоря о русском войске на льду Чудского озера, некоторые историки считают, что численно оно могло превосходить ливонскую рать, однако якобы по остальным показателям уступало силе противника. В силу этих причин историками был придуман хитрый маневр, который вроде бы заранее был выбран князем Александром, спрятавшим основные силы конницы на флангах и вынудившим клин наступающего неприятельского войска увязнуть на береговой линии озера, поросшего тростником, прорвав строй русских пехотинцев в центре. Причины появления такой теории кроются в том, что ранее переоценивалась мощь ливонского клина и недооценивалась выучка и особенности тактики древнего русского воинства. Вероятнее всего, битва проходила не совсем по тому сценарию, который стал нам известен благодаря реконструкции историков и растиражирован в учебниках и художественной литературе, как мы видели из фактов, освещенных выше. В целом, не меняя общей картины битвы, необходимо сделать ряд важных корректировок.
Вернемся к определению численности русского войска, чтобы еще как можно более верно представить диспозицию во время битвы.
«После освобождения Пскова, по данным местных летописей, силы Александра Невского пополнились “мужами-псковичами”. В итоге русское войско, принявшее бой на Чудском озере, состояло из пяти боевых отрядов (стягов): двух княжеских дворов, отрядов новгородцев и псковичей, а также “низовского” (владимиро-суздальского) стяга, отправленного великим князем Ярославом Всеволодовичем “в помочь” своим сыновьям. Заметим, что более половины всей силы составляли воины, прибывшие из “Низовской земли” — “многие другие русские из Суздаля”, говоря словами Ливонской рифмованной хроники. По своей численности это войско не могло быть большим. В составе каждого из княжеских дворов числилось, скорее всего, не более 300–400 “боевых людей”. Примерно такой же или чуть большей (до 400–500 чел.) могла быть численность новгородцев. Ошибается тот, кто считает, что в походе 1241–1242 гг. участвовало ополчение “всей области Новгородской”, то есть силы самого Новгорода, его пригородов и волостей. В источниках указаны именно “новгородцы”, под которыми следует понимать относительно небольшой ударный кулак новгородских воинов-профессионалов. С малым числом этих людей князь Александр уже ходил в 1240 г. на шведов, но в этот раз, учитывая более благоприятные условия подготовки к походу, их количество могло возрасти… можно предполагать, что псковский стяг в Ледовом побоище по численности был не более 200–300 человек. Что касается отряда владимиро-суздальских (“низовских”) ратников, то о нем известно лишь то, что одним из его начальников был Кербет. Под 1245 г. он упомянут в летописи в качестве дмитровского воеводы. Если эту должность Кербет (Ербет) занимал и в 1241–1242 гг., то тогда именно дмитровцев (точнее, мелкую и среднюю знать, проживавшую в Дмитровской волости) можно считать участниками сражения на Чудском озере. В источниках волостные отряды… упоминаются довольно часто…Таким образом, нетрудно подсчитать, что численность русского войска на льду Чудского озера не превышало 1400–1900 человек (без учета обозных)».
«Сражение произошло на льду, потому что так было выгодно русским военачальникам. В момент, когда боевые действия разворачивались на западном берегу Чудского озера, ливонцы, благодаря присутствию чуди в составе их малева, обладали не только численным, но и тактическим преимуществом. Не располагая полным набором вооружения, эсты не могли на равных драться с закованными в железо «оружниками» русских. Шанс на победу им, как и прочим, легко вооруженным воинам, давало умелое использование местности, прежде всего, устроенная в узком или топком месте засада. Русские воеводы об этом знали, и не зря, говоря о таких же, как эсты, ятвягах, князь Даниил Галицкий отметил, что именно «теснота» является для них «крепостью». «Немецкий» берег Чудского озера вполне подходил для подобных действий, что, возможно, и объясняет причину того поражения, которое понес отряд Домаша и Кербета накануне боя 5 апреля 1242 г. После этого князь Александр со всеми людьми «вспятився на озеро», а противник, наверняка ободренный первым успехом, «поидоша на них». Вольно или невольно немцы двинулись туда, где исчезали все их преимущества. Анализируя место боя, историки обычно указывают на то, что открытая местность давала хороший обзор и страховала от внезапных обходов и охватов. Однако об этом русский полководец, скорее всего, не особенно беспокоился. Для того чтобы увидеть врага, достаточно иметь хорошую разведку. Для того чтобы уберечься от ударов с фланга, нужно не выходить на ровное место, а, наоборот, прикрыться лесом, оврагом или болотом. Для пехоты, которая, как считают многие, являлась основой русского войска, более выгодным было как раз тесное, неудобное место, мешавшее разогнаться немецкому клину. Однако Александр выбрал площадку, полностью лишенную каких-либо препятствий. Почему? Потому что его войско было конным… Главную силу русского войска повсеместно составляли тяжеловооруженные конные копейщики (бояре и оружники), рядом с которыми действовали конные лучники — стрельцы. Для стягов, бившихся на Чудском озере в 1242 г., ровная ледяная гладь как раз и являлась тем «пространством», которое обеспечивало свободу маневра, быстроту атаки и силу удара. Крестоносцев на озерном льду было больше, но теперь определяющим для хода грядущего боя становился не баланс численности, а баланс качества, в чем русские имели преимущество. Выманив противника на лед, князь Александр исполнил важное правило военной науки: «… Стратегия должна уметь уклониться от сил противника и противопоставить свою силу его слабости».
«В этой связи можно утверждать, что и в 1242 г. ливонцы действовали так же, как и в остальных случаях: “Построившись отрядами, двигались они в порядке, каждый под своими знаменами”. Новая линия крестоносцев состояла из пяти развернутых по фронту отрядов, каждому из которых отводилось в строю особое место. В центре, “как обычно”, находились рыцарские знамена немцев, а на обоих флангах — эсты. Описывая сражение, летописец заострил внимание на действиях одной “свиньи”, однако в реальности клином могли строиться все три отряда тяжелой конницы ливонцев. Теперь становится понятно, что русским воеводам не нужно было придумывать нечто особое, чтобы остановить атакующего противника. Бой должен был разворачиваться по давно уже принятой на Руси линейной схеме. В силу этого боевые порядки суздальско-новгородского войска представляли собой линию из пяти развернутых по фронту стягов. Каждый стяг был построен в два эшелона. В первом, выдвинутом вперед, располагались отмеченные в Рифмованной хронике “стрелки” (стрельцы). Во втором, ожидая момента для вступления в бой, находились копейщики. Русское войско, как уже отмечалось, было конным, а конница не может встречать противника стоя на месте. Поэтому сражение с самого начала приняло характер обычного для XIII в. встречного боя кавалерийских отрядов. Относительно засады, якобы устроенной Александром Невским, следует сказать, что такой тактический прием на Руси в XII–XIII вв. не применялся, да и позднее был крайне редок (Куликовская битва скорее исключение, чем правило). Причиной тому служили господствовавшие в воинской среде понятия о чести и морали. Много позже их заметил и описал итальянец Марко Фоскарини: “…Они (русские) считали постыдным побеждать врага обманом, скрытой хитростью и из засады; сражались же храбро и как на поединке. Все такие приемы, они осуждали и победу, одержанную посредством хитрости и уловок, не считали настоящей”. Поэтому ни о какой засаде в Ледовом побоище речи идти не может. Вместе с тем весьма вероятным можно считать то, что, подобно немцам, русские строили своих всадников клиньями. Еще в XI в. Титмар Мерзебургский называл построение русских полков “клином” или “острием”, позднее такой строй был несколько раз отмечен в летописях, его изображения угадываются в миниатюрах, а Длугош, говоря о русско-литовских отрядах 1410 г., отметил, что они строились клиньями “по стародавнему обычаю предков”. В этой связи возникает подозрение, что и само название “свинья”, как бы вскользь брошенное летописцем в описании сражений 1242 и 1268 гг., является не чем иным, как профессиональным термином русских военных, которые именно так (без разницы, свой или чужой) называли строй в форме клина.
Уже отмечалось выше, поражение своих войск автор ливонской Рифмованной хроники объяснял тем, что “русские имели такую рать, что каждого немца атаковало, пожалуй, шестьдесят человек”. Цифра эта во всех отношениях ложная. О таком численном превосходстве русских не может быть и речи. “Окружение орденского знамени, осуществленное русскими в ходе Ледового побоища (и не замеченное в летописях), не было спланировано заранее и свершилось после бегства основных сил ливонцев. При этом вокруг орденских братьев собралась лишь часть русских воинов, тогда как остальные умчались в погоню за отступающими дерптцами, датскими вассалами и эстами. Суздальцев, новгородцев и псковичей здесь действительно могло оказаться больше, чем рыцарей и кнехтов Ливонского ордена. Ливонское войско потерпело полное поражение. Говоря о его потерях, хронист заметил: “Там было убито двадцать братьев-рыцарей, а шесть взято в плен”. Однако здесь сосчитаны только павшие рыцари ордена. Кроме них в реестр потерь следует занести орденских кнехтов (которых наверняка погибло в несколько раз больше), рыцарей и кнехтов епископа и датских вассалов. Поэтому ближе к истине являются данные Новгородской Первой летописи, согласно которым в ходе боя “паде… Немец 400, а 50 руками яшя…”. Примечательно, что в летописи сказано о гибели всех немцев (“а Немци ту падоша”), однако Рифмованная хроника говорит о “спасении” дерптцев и ничего не сообщает о гибели всех тех, “которые находились в войске братьев рыцарей” (прежде всего, об их воеводах). В этой связи можно предположить, что часть орденского отряда смогла прорвать кольцо окружения (которое не могло быть плотным) и выйти из боя. Русские преследовали немцев по всему озеру (“…гоняче, бита их на 7-ми верст по леду до Суболичьского берега”), однако немалому числу ливонцев все же удалось уйти от преследования. 450 человек убитых и пленных для немецкой части ливонского малева — огромные потери, могущие показаться преувеличенными. Однако если учесть характер и ход боя — жестокую рукопашную схватку и долгое отступление, — то все становится на свои места. Таким в свете имеющихся данных предстает пред нами Ледовое побоище. Будучи драматичным и обладая яркими особенностями, оно тем не менее протекало по законам своей эпохи и может по праву считаться одним из самых заметных сражений рыцарских времен».
Таким образом мы видим, что мнения виднейших историков современности, изучавших Ледовое побоище совпадают по всем ключевым вопросам, что позволяет нам сделать окончательные выводы об этом славном периоде русской истории.
Имеющиеся в нашем распоряжении достоверно установленные факты позволяют сделать однозначный вывод: «…Ледовое побоище 5 апреля 1242 года имело совершенно исключительное значение в военно-политической истории России и Северной Европы. Заключение мира между Новгородом и Ливонским орденом привело к прекращению его агрессии против русских земель и стабилизировало русско-немецкие границы на 300 лет (до начала Ливонской войны 1558–1583 гг.)».
Битва была кровопролитной и по количеству участников с двух сторон превосходила рядовые сражения Средних веков.
После Ледового побоища потомки Александра Невского почти сто лет были связаны с владением псковскими землями и, конечно, были заинтересованы в том, чтобы память о знаменитой победе их предка не угасла. Сражение на льду Чудского озера поставило «жирную точку» на военной кампании 1240–1242 гг. Важность этого сражения была понятна и современникам по обоим берегам Чудского озера. Заключение мира с «немцами» связано с итогами этого сражения. «Того же лета Немци прислаша с поклономъ: “безъ князя что есмы зашли Водь, Лугу, Пльсковъ, Лотыголу мечемъ, того ся всего отступаемъ: мы ваши пустимъ, а вы наши пустите”; и таль плъсковскую пустиша и умиришася».
Победа на льду Чудского озера не может быть правильно оценена, если мы не будем учитывать тот факт, что эта победа добыта в годы страшного лихолетий и небывалых испытаний, которые выпали тогда на долю русского народа. Значение этой битвы и этой победы сложно переоценить. Должную оценку она получила у современников князя Александра именно в силу вышеуказанных причин, которые были очевидны для русских людей того времени. Время по организации крупных PR-кампаний, когда из мухи с помощью СМИ делают слона, еще не наступило. И информацию большинство народа воспринимало отнюдь не из чтения летописей, а непосредственно, часто от участников событий. Летописец лишь отражал те настроения и убеждения, которые господствовали в традиционном обществе того времени, не пытаясь искажать их в угоду какой бы то ни было конъюнктуры. Мы еще можем подозревать летописцев в умалчивании, в избирательности информации, но в прямом подлоге — такого права у нас нет.
Победа над немцами была тяжелейшим ударом для владычества немцев в Прибалтийском крае. Орден ожидал неминуемого нашествия русских в свои земли, не имея сил собраться для отпора. Спешно слались гонцы к датчанам с просьбой оказать военную помощь. Но мудрость Александра проявилась и здесь в нежелании затевать долгосрочную войну на западных рубежах истерзанной татарами Руси. Экспансия на русские земли с Запада была надолго остановлена. Псковский сепаратизм задавлен в корне. Он проявит себя значительно позже, но с гораздо меньшими негативными последствиями для Руси как целостного духовно-политического организма. Лишь в 1253 г. немцы снова осмелились напасть на Псков, то есть 11 лет спустя. Новгородцы выступили на выручку псковичам, и немцы быстро отступили. Вместе с корелами русские войска опустошили в ответ часть ливонских земель и около реки Наровы, нагнав немцев, разгромили их. В 1268 году германская экспансия в Прибалтике получила еще один серьезный удар — поражение в грандиозной Раковорской битве. Безусловно, Александру не удалось навсегда устранить опасность с Запада в лице немцев. Эта борьба продолжалась до разгрома ливонцев царем Иоанном Грозным. Но те рубежи, которые отстоял Александр в 1242 г., остались нерушимыми. Именно этот факт обеспечил память в веках Ледового побоища как величайшего сражения нашей истории. «Победа над орденом в совокупности с прежним успехом Александра против шведов принесла новгородскому князю незыблемый авторитет как во мнении современников, так и еще больший во мнении потомков. Еще раз отметим, что эти успехи достигнуты в тяжелую пору татарского погрома Руси. Приняв в 1252 г. великокняжеский престол, Александр проявил политическую гибкость и завоевал доверие Золотой Орды. Таким образом, он оградил русские земли от внешних врагов не только на севере, но и на юге. Недаром известный историк С.М. Соловьев считал Александра самым видным русским деятелем от Владимира Мономаха до Дмитрия Донского, и даже выше того и другого своей прозорливостью. Жизнь Александра обросла преданиями, сказаниями, а в 1380 г. Русская Православная Церковь признала князя святым». События 1240–1242 гг. были только началом славных подвигов во имя веры и русской государственности молодого князя.
Подводя важные итоги нашего исследования Ледового побоища и славной победы в нем доблестного войска Александра Невского и его брата Андрея, скажем, что аппетиты Немецкого ордена были урезаны до естественных границ расселения славянского племени и финских племен Прибалтики. Александр Невский в ходе всей Ливонской кампании гибко применял разную тактику и всегда с наименьшими потерями достигал поставленной цели. Не во всем соглашаясь с В.А. Потресовым, первым высказавшим мысль о том, что битва на льду озера не планировалась князем, а стала следствием вынужденного ответа на вызов врага, мы скажем, что, когда стало ясно, что противник настроен решительно и битва стала неотвратимой, Александр рядом гениальных маневров и умело выбранной диспозицией заранее предрешил участь орденского войска. Приняв вызов, князь блестяще закончил Ливонскую кампанию. Значение Чудской битвы подтверждается тем, что наряду с Невской битвой это вторая военная операция, которая имеет точную пространственно-временную атрибутацию в летописных источниках! Новгородская государственность была спасена, а значит, была спасена и истерзанная татарами, но все еще живая Русь. Более столь глубоких военных рейдов в глубь Новгородчины, как это было на начальном этапе войны, немцы совершать не отваживались. Урок был им дан отрезвляющий. Если же вернуться к спору о количестве участников битвы, то и тут достаточно оснований и летописных данных, чтобы считать эту битву отнюдь не мелким столкновением, а по масштабам Средневековья достаточно крупной баталией с весьма кровавым исходом и большим числом павших знатных воинов. Это было вообще не столь характерно для того времени, когда особенности войны, рыцарский кодекс ведения поединков, новое защитное вооружение в значительной мере снижали смертность на полях феодальных сражений. Этот относительно «бескровный» период, впрочем, подходил к концу и закончился чуть ли не сразу после Ледового побоища 1242 г. Уже следующая битва новгородцев с объединенными силами Немецкого ордена и датчан при Раковоре в 1268 г. была не «по-средневековому» кровавой с огромными потерями с двух сторон.
Защитив от врага западные рубежи новгородско-псковских земель в результате двухлетней войны с крестоносцами Северной Европы, Александр считал, что цели, поставленные им, достигнуты. Отпуская по домам пленников из прибалтийских племен, Александр Невский сказал: «Идите и скажите всем, что Русь жива. Пусть без страха жалуют к нам в гости. Но кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет. На том стоит и стоять будет русская земля». Эти слова стали священным девизом для всех последующих поколений русских людей.
