Когда Ара Омба тайком проникла в парк Дэя, пробиралась сквозь лесную чашу к Одире, поручала Аби Каве заняться расследованием — она не отдавала себе полного отчёта в происходящем. Её страстная, чувственная натура, накаляемая экстраординарностью всего происходящего влекла её к поступкам, последствия которых мало её тогда заботили.
Теперь, когда клокотавшие и зовущие к действиям чувства превратились в изъедавшую её душу язву, а трезвое обдумывание сложившейся ситуации парализовало её дотоле кипучую активность, впервые она остро страдала от неустойчивости своего положения. Помимо своей сознательной воли, она была загипнотизирована содержанием ужасающих картин, которые ей пришлось наблюдать в магическом зеркале Одиры. Время от времени они оживали перед её останавливающимися от ужаса глазами. В такие минуты страх оказаться когда-нибудь в чёрном конусе проникал в неё всё глубже, сковывая её кипучую натуру тисками ни с чем не сравнимого ужаса. Приходя в себя после этих внутренних пыток, она всё больше склонялась к мысли о принятии какой-нибудь религии, которая могла бы гарантировать ей спасенье от так пугающего её чёрного конуса тьмы.
Другой язвой, болезненно грызущей её, являлась неизбежная потеря в скором времени статуса первой женщины планеты. Такая перспектива не только наносила страшный удар по её сверхчувствительному самолюбию. Ужасала мысль о том, что она, превратившись из жены Крокута в его вдову, потеряет своё исключительное право менять тело каждые десять лет и ей придётся постепенно превращаться в дряхлую старуху, прежде чем будет дозволено вселиться в новое тело. Не говоря уже о том, что его выбор станет не таким богатым, как до сих пор. Подобная перспектива казалась ей столь же непереносимой, как и угроза попасть в чёрный конус тьмы.
Грызла Ару Омбу и невозможность удовлетворить свою жажду мести, временами обострявшуюся до того, что она, казалось, вот-вот разорвётся на части от клокочущей в ней ненависти, которая всё более концентрировалась на личности Пьера. Её воображение рисовало ей самые изощрённые пытки, которым она подвергала его собственноручно, прежде чем сбросить в бездну небытия. Нет, лучше в чёрный конус тьмы. Но, увы, исполнение этих планов придётся отложить. В противном случае она уже сейчас должна была бы сменить статус жены на положение вдовы, со всеми вытекающими из этого последствиями. Оставшееся в перспективе десятилетие давало ей надежду на нахождение какого-то выхода, решение мучивших её проблем. Поэтому месть этому ненавистному ей Пьеру придётся отложить до лучших времён.
На фоне этих переживаний потеря Крокута сама по себе отошла на такие задворки её сознания, из которых лишь иногда проявлялась мимолётными вспышками воспоминаний, ассоциируемых никак не с болью утраты, а с раздражением и даже злобой на своего отошедшего в иной мир супруга за то, что его неудачное переселение ввергло её в столь мучительное состояние, выкарабкаться из которого будет не просто.
Единственное практическое действие, которое могла предпринять Ара Омба в её теперешнем состоянии, состояло в попытке обратиться в какую-нибудь веру, которая гарантировала бы ей спасение от чёрного конуса тьмы на тот случай, если и её когда-нибудь постигнет судьба Крокута. Надо надеяться, что этого никогда не случится. Но кто знает? Всего не предвидишь. Вдруг, например, в один прекрасный момент эти тайные эксперименты в одном из подземных городов разорвут на части планету. Тогда уж будет не до переселения в новое тело. На такой случай, не приведись ему произойти, надо запастись гарантией спасения души.
Но к какой религии обратиться? И к какому её служителю конкретно?
На Элее было много различных религий, начиная от пяти основных и кончая такими, которые скорее следовало бы отнести к сектам. Ара Омба до сих пор была настолько индифферентна к любой религии, что все они были для неё на одно лицо. Зато, прекрасно знала, что все религии, получившие достаточно широкое распространение, уже давно поставлены под контроль Ордена Власти, оставаясь религиями лишь по своей видимости, а по существу превращённые в нечто другое. Ей же было нужно не подобие религии, а она сама. Её трезвый и расчётливый ум не мог удовлетвориться подобием спасения. Ей необходима гарантия реального, а не мнимого спасения.
В поисках священника Ара Омба решила положиться одновременно на себя и на свой ум, компьютер и случай. Обдумав проблему, она пришла к выводу, что религия, которая объединяет лишь горстку верующих, не вызовет интерес Ордена Власти.
Компьютер немедленно выдал Аре Омбе имена всех церквей, представляющих такие религии.
Наугад ткнув пальцем в один из адресов, она тут же провела ногтем выделяющую его черту.
Вскоре роскошный автомобиль, компьютер которого сам определил оптимальный маршрут, бесшумно нёс свою владелицу к цели.
Ара Омба, вконец измученная всем свалившимся в последнее время на её привыкшее к абсолютному комфорту душу и тело, беспробудно спала на протяжении всего многочасового пути. Она продолжала пребывать в глубоком сне и тогда, когда её машина застыла у средних размеров здания непритязательной архитектуры, выложенного из необработанных камней.
Этот скромный храм окружало несколько десятков совсем небольших строений из тех же самых камней.
Все строения утопали в цветах, садах и виноградниках.
Вблизи Храма протекала небольшая речка, несущая столь чистую и прозрачную воду, что, вероятнее всего, она питалась родниковым источником.
К автомобилю подошёл очень худой, довольно пожилой человек. Его длинные седые волосы спадали на плечи, а борода и усы были подстрижены. На нём была домотканая туника из холста и самые непритязательные, словно из музея первобытных культур, сандалии.
Ара Омба, почувствовав на себе его взгляд, проснулась и тут же встретилась с его глазами столь прозрачными и чистыми, как и родниковая вода протекающей здесь речки.
Эти глаза, покоящиеся в какой-то непостижимой тишине, излучали радость и милосердие и что-то ещё, чего Ара Омба не могла представить, поскольку за всю долгую жизнь в ней ни разу не промелькнула даже искорка любви к кому-нибудь иному, кроме как к себе самой.
Вдруг она вспомнила себя ещё совсем маленькой девочкой, когда она ещё почти ничего не знала об окружающем её мире и не могла заподозрить, что повзрослев, станет менять тела, как перчатки, отнимая их V других женщин по праву силы и обмана. Тогда тоже били цветы, фруктовые деревья и речка, правда, много шире, чем эта.
— Мир и радость тебе, сестра моя, — чистым и удивительно мягким, бархатным голосом произнёс подошедший к ней человек. — Что привело тебя в этот уголок Элеи, где продолжают чтить Заветы Этала, истинного посланца Боога?
Ара Омба, от природы обладавшая способностью быстро, порой мгновенно ориентироваться в любых обстоятельствах и адаптироваться к самой разнообразной манере поведения, ответила ему в том же стиле.
— Меня зовут Ара Омба и я, брат мой, надеюсь найти здесь спасение от чёрного конуса тьмы.
— От чёрного конуса тьмы? — переспросил, удивлённо поднимая брови, встретивший её. — Ах, видимо так ты называешь Аид, этот ужас, который словно чёрное солнце маячит на горизонте сознания тех, чья душа эапятнана тяжкими преступлениями против добра и справедливости. Но неужели ты чувствуешь за собой столь тяжкие грехи, что тебя терзает страх расплаты?
— Я ещё не знаю даже твоего имени, брат май, а ты уже хочешь, чтобы я созналась в своих преступлениях и грехах.
— Зовут меня Акон и я, в меру даримых мне Боогом сил, готов помочь каждой заблудившейся в тупиках цивилизации душе найти Путь Жизни, Истины и Любви. Я вовсе не любопытен до чужих секретов. Но только достоверно знаю, что искреннее раскаяние в самых страшных грехах и преступлениях уже наполовину очищает от них душу. Чтобы её очистить окончательно — нужно начать лечить раны, нанесённые тобой другим в прошлом. Ибо без дела всякая вера мертва.
— Нельзя ли покаяться так, чтобы никто из людей не знал, в чём конкретно состоят мои прегрешения и преступления?
— Тайна покаяния, доверенная служителю Боога, священна. Она никогда не станет достоянием — других.
— В таком случае я должна верить не только в Боога, но и в его служителя. Кроме того, в наш век электроники и стены имеют уши.
— В нашем храме, как и во всём поселении, нет: электроники. Мы используем лишь то, что сделано нашими руками. Мы кормим и одеваем себя сами. Мы ни от кого не зависим.
— И всё же, Акон, нельзя ли покаяться только перед Боогом, один на один?
— Разумеется можно. Но только в этом случае ты будешь лишена помощи и посредничества его служителя.
— Хорошо. Допустим, я покаялась. Что дальше? Ты говоришь, что я ещё должна отплатить добром всем обиженным мною. А как быть, если их нет в живых?
— Все люди, сознают они это или нет, братья и сестры, все они элеяне. Все связаны друг с другом. Доброе дело, сделанное лишь одному человеку, принесёт в конечном итоге благодать всем элеянам. Поэтому твори добро где только можешь, помогай каждому пребывающему в нужде. И твоё добро, рано или поздно дойдёт и до обиженных тобой. И они простят тебя. Творя добро, ты сделаешь мир более радостным и милосердным. И те, кто ушёл из этого мира, если они ещё недостойны навечно остаться в обители самого Боога, рано или поздно вновь родятся на Элее и встретят здесь более радушный приём, чем в их прошлой жизни. Так ты отплатить обиженным тобой и искупишь свои грехи.
— Мне нравится такая система искупления грехов. Тем более, что совершив в будущем новые грехи, я смогу покаяться за них и, сделав несколько добрых дел, вновь буду чиста перед Боогом, словно капля утренней росы. Составь список добрых дел Акон, всех какие только могут придти тебе на ум. Я оплачу расходы, как бы велики они не были. Ведь я не только самая красивая, но и самая богатая женщина планеты.
Брови Акона удивлённо приподнялись. Пышная, плотская внешность, выделяющая столь чуждую ему чувственность, никак не ассоциировалась в его сознании с понятием красоты. С богатством — другое дело. Губы его чуть заметно скривила боль горечи за эту молодую женщину, видимо, настолько глубоко увязшую в пороках, вседозволенности, что ей уже почти невозможно вступить на путь Истины и Любви.
— Сестра моя, — проговорил Акон, глядя прямо ей в глаза. — Царствие Боога — не базар, где можно за деньги покупать его благодать. Оно в душе искренне верующих в Него. Точно также и Роой, и Аид в душе человека. Смерть, лишая человека грубого тела, оставляет его наедине со своей душой. За порогом смерти подобное притягивает к себе подобное. Аид, или как ты назвала его, чёрный конус тьмы, это не что иное, как скопление душ, живших на Элее по принципу отнимания, урывания благ у других. И если на Элее некоторым таким душам удаётся процветать, поскольку на ней ещё немало слабых и обманутых, тех, за счёт кого можно удовлетворять эгоистическую жажду души, впавшей в грех и заблуждение, то в Аиде собраны сплошные хищники и обманщики, в страшных муках взаимно пожирающие друг друга. И муки эти безмерны, потому что там уже нет смерти и одну и ту же душу можно поедать миллионы раз. И там нет победителей, но лишь побеждённые. Ибо появись там таковые, они немедленно стали бы добычей Дайвула.
Напротив, Роой образуют души, жизнь которых состоит в том, чтобы отдавать другим свою любовь, освящённую благодатью Боога.
На Элее, сестра моя, каждому человеку представлен выбор. Идти путём, Любви, Добра и Справедливости, который, уже сам по себе, по мере прохождения по нему, раскрывает в душе благодать Боога, его Роой. Или идти путём эгоизма, приводящего к ненависти и стяжательству, что уже, само по себе, открывает в душе окно в Аид. Не приоткрылось ли оно уже однажды перед тобой, сестра моя?
Ара Омба от этих слов содрогнулась, но тут же взяла себя в руки.
— Насколько я поняла тебя, Акон, достигнуть спасения возможно, лишь круто изменив свою жизнь, перестав потреблять незаслуженные своим трудом плоды и, воспылав Любовью к Боогу и его чадам, все свои силы тратить на её претворение в дела. Видимо в этом и состоит основа твоей веры.
— Ты правильно поняла умом основу нашей религии. Но этого мало. Её надо усвоить сердцем.
— Я готова была бы заплатить за гарантию своего спасения столько, что ты смог бы построить десятки роскошных храмов по всей Элее. Но плата, которую ты запросил, много выше. Ты хочешь, чтобы я целиком и полностью отдала свою душу. Я же хочу целиком и полностью сохранить её для себя. Точно также, как и право пользоваться очень и очень многим, право быть лучше красивее и счастливее всех остальных. И за это я, естественно, не намерена ни работать, ни утруждать себя лично помощью обиженным жизнью. Я достаточно богата, чтобы оплатить любой вид работ и услуг. Можешь ли ты, Акон, на моих, приемлемых для меня условиях гарантировать мне спасение. Если можешь — поговорим серьёзно. Если нет, посоветуй — к какой религии мне обратиться.
— На таких условиях ни один служитель, к какой бы религии он не относился, не сможет обещать спасение твоей душе, если он, конечно, не заведомый обманщик. Ибо сами твои условия, от которых ты не хочешь отказаться, являются прямой дорогой в Аид. Прости за откровенность.
— Если бы волей судьбы я бы вдруг стала бедной и обездоленной, впрочем, для этого я должна была бы ещё и потерять свою красоту, то тогда я, возможно, и прибегла к твоей религии, Акон. Твоя религия не для богатых. Прощай!
Стремительно удаляясь от храма, порог которого она даже не переступила, Ара Омба хотела быстрее унестись подальше от этой бедности и простоты, которая, вместо успокоения, ещё больше разбередила её изъеденную переживаниями душу.
Поначалу она поручила автомобильному компьютеру довести её до дворца, но по дороге передумала.
— Надо попытать счастья ещё у какой-нибудь религии, — решила Ара Омба. Достав тот же список, при помощи которого уже была сделана одна попытка, она точно также, наугад подчеркнула ногтем строку с адресом и в соответствии с этим перепрограммировала компьютер машины.
Остановившись у типичного для Элеи здания, она вошла внутрь, оказавшись в том же самом зале, в котором однажды уже пришлось побывать Пьеру, спасая прекрасный цветок Онионы.
На той же самой кубической трибуне стоял Топан, только что начавший кричать в микрофон. Его слова о любви, о слиянии в ней души и тела и обо всём прочем, не только дословно, но даже интонациями и паузами совпадали с той речью, которую уже однажды прослушал Пьер.
Ара Омба слушала выкрики Топана скорее с любопытством, чем с интересом. Когда проповедь, если лозунги и призывы Топана можно назвать таковой, подошла к концу, она подумала: «Хороша религия. Почти не маскируемый групповой разврат, да и только. Впрочем, после всех терзаний последнего времени почему бы ей немного не отдохнуть душой и телом. Воображаю, как задохнётся эта незрелая молодёжь, увидев на ложе страсти самую красивую женщину планеты»…
Когда все, чуть ли не одновременно, свалились кто где и тут же впали в глубочайший сон, голова Ары Омбы оказалась на груди Топана. Она была единственной, кто не заснул в этом обществе.
— Наверное, они заранее наглотались какого-нибудь наркотика, — подумала Ара Омба. — Но какое безобразие! Какая тупость! Никто, никто не выделил её выдающуюся красоту. Будто она, красивейшая женщина планеты, ровня этим девкам. Правда вон та, что разлеглась сразу на двух париях, ничего собой. Но где ей конкурировать с Арон Омбой! А вот лидер их совсем не плох. Хотя после нескольких лет подобного времяпровождения его сильное, красивое тело превратится в трясущуюся развалину, ум бесповоротно отупеет, а душа, пресытившаяся подобным наслаждениями, потеряет всякий вкус к жизни. Клюнуть на такое может ещё совсем зелёная молодёжь. Примитивно. Впрочем…
Тут в мыслях Ары Омбы образовался провал и она на короткое время впала в состояние прострации, даже не заметив чёрной непроницаемой тени, неизвестно откуда взявшейся, несколько мгновений остановившейся над её головой и исчезнувшей невидимо куда.
Сверкнувшая в её уме мысль, которая вывела её из забытья, воспринималась ею как откровение.
— Групповой, примитивный секс молодёжи, если его умело подтолкнуть и организовать, выльется в такую сексуальную эпидемию, что с ней вынужден будет считаться сам Орден Власти. Вот тогда ему и можно будет предложить сделку. Её и этого лидера, предварительно она сделает его своим супругом, должны будут ввести в состав Принципалов, а они в ответ без лишнего шума и массового кровопролития усмирят сексуальный бунт молодёжи. Для осуществления этого замысла нужно прежде всего привязать к себе этого парня так, чтобы он уже никогда и ни при каких обстоятельствах не мог расторгнуть магический брак, даже переселясь в очередное новое тело.
Не откладывая дела в долгий ящик. Ара Омба, разыскав среди кип разорванных рубах своё платье, оделась и вышла к своему автомобилю.
На этот раз её машина направилась к лесной чаще, в потаённом месте которой скрывалась тропинка, ведущая к бревенчатому домику Одиры.
— Что с ней? — размышляла Ара Омба. — Оправилась ли она от удара, который с ней случился, когда раскололось магическое зеркало?
Но как она напугала её этим чёрным конусом тьмы! Неужели эта ведьма её мать? Всё может быть, конечно. Но разве можно верить ведьмам на слово. Ведь вся их жизнь построена на сочетании магии и обмана. И попробуй разберись, где магия и где обман.
Вот этот ужасающий чёрный конус тьмы. Обман? Магия? Или и то и другое вместе? Или реальность? Но что такое реальность для меня? То, что я ощущаю, чувствую, сознаю. То, что окружает меня в данный момент. И всё, что я воспринимаю через моё прекрасное тело. Реально ли оно? Несомненно. Но где все те мои тела, которые были столь же реальными и которые я сбрасывала, как змея свою кожу? Они остались лишь в моих воспоминаниях, которые значимы для меня не более, чем прошлогодний снег. Тем не менее, я всё та же, всё также реальна. И вот такая нелепая мысль, как спасенье после потери тела могла прийти мне в голову? Пусть этой проблемой мучаются те, кто не обладает привилегией Ордена вселяться в новые молодые тела. Она же давно выбрала свой путь. Её бессмертие в непрерывной смене тел. За сохранение этой привилегии нужно бороться несмотря ни на что. И нечего напрасно истощать свои силы бесплодными мыслями о чёрном конусе тьмы.
Размышляя таким образом. Ара Омба подъехала к лесу и, выйдя из машины с ощущением удесятерившихся сил, стала решительно пробираться через густые ветви.
Подойдя к дому, она была удивлена распахнутой настежь двери, в которую вошла непроизвольно поёживаясь.
Одира лежала на полу в той же позе, в которой оставила её Ара Омба в тот день. Она не стала склоняться над распростёртым на полу телом. Её единственной целью было найти ту, так нужную ей сейчас, шкатулку с магическими шипами.
Она на некоторое время застыла — с чего начать поиск?
В следующее мгновенье её взгляд упал на изогнутый осколок разбитого зеркала, в котором она ясно увидела столь желанную ей шкатулку. Шкатулка стояла в середине стола, окруженного шестью стульями.
Увидев эту картину, Ара Омба бросилась осматривать другие комнаты, поскольку в зале такого стола не было. За первой же дверью, которую она толкнула, оказался предмет её вожделения.
В волнении открыв шкатулку, она обнаружила в ней несколько десятков гладких, острых шипов, видимо срезаемых с неведомого ей растения. Эти несколько расширявшиеся к основанию иглы, источали дурманящий аромат, от которого у неё сладко закружилась голова.
Схватив шкатулку, Ара Омба стала выбираться из дома. Не успела она пройти и сотню метров, как вдруг услышала ужасающий треск и ощутила обжигающий порыв ветра. Обернувшись, она увидела языки пламени и столбы дыма, поднимающиеся к небу от того места, где стоял дом Одиры.
Охваченная страхом сгореть в пылающем лесу. Ара Омба бешено продиралась к автомобилю. Наконец, выскочив из чащи, она с несдерживаемым криком радости впрыгнула в автомобиль, который тут же сорвался с места.
Автоматически управляемая машина позволяла Аре Омбе заниматься в ней чем угодно. И сна, подёрнувшись от мысли о предстоящей ей болезненной процедуры, достав одну из игл, вогнала её себе между ног наполовину длины.
Остановившись у здания, где она оставила спящего Топана, Ара Омба вынула уже изрядно измучивший её шип и спрятала его внутри медальона, висевшего на шее.
Войдя в зал, она застала всё в прежнем состоянии. Топан, как и все остальные, продолжал спать беспробудно.
Достав шип, Ара Омба одним движением вонзила его в шею Топана, завороженно наблюдая, как тёмная игла исчезала, оставив на коже небольшое, ничем неотличимое от родинки, пятно.
Топан, лишь непроизвольно подёрнувшись, не просыпался. И Ара Омба, сбросив одежды, легла рядом.
— Посмотрим, как ты будешь реагировать на меня, когда проснешься, думала она. — Вскоре этот шип целиком растворится в твоей крови, в тайных соках твоего организма. Микроскопические частицы этого шипа, смешанные с сексуальным флюидом моего тела, осядут в клетках твоего мозга. Тогда ничто в мире не будет для тебя столь желанным, как я. И если на время я лишу тебя своей ласки, ты будешь изнутри испепеляться столь жгучим огнём, что готов будешь ползать за мной, вымаливая расположение самого красивого существа планеты, затмившего для тебя всех остальных женщин. А пока отсыпайся, мой славный птенчик. Впереди нас ждут большие дела. Игра стоит свеч! Я и ты станем Принципалами Элеи. Может быть, ты сможешь даже заменить Крокута, став Великим Магистратором. Может быть. Впрочем, почему ты, а не я? Почему бы высший пост в Ордене Власти не занять женщине. Если я буду единственной женщиной среди Принципалов, то уже одно это выдвигает меня на фоне их всех. К тому же, почему бы в каждого из них не вогнать по шипу, при случае, и не подчинить себе по этой, пожалуй, после власти самой важной линии жизни, — с такими мыслями она уснула, проснувшись от объятий и домогательств дрожащего как в лихорадке Топана.