— Дорогие мои путешественники, вот я, пожалуй, и провела вас по всем наиболее интересным местам. Экскурсия наша подошла к концу и в заключение я хочу вам рассказать о том, что вы уже не сможете увидеть, но, возможно, это старое предание заинтересует вас.

Я стоял, дожидаясь конца этих тирад только с одной целью — спросить, в каком из местных кабачков можно посидеть, не рискуя нарваться на туристический рацион — зачастую совершенно безвкусный и дорогой.

Экскурсовод тем временем продолжала:

— Так вот, еще во время закладки города, неизвестно по какой причине были построены девять выездных ворот, которые просуществовали до девятнадцатого века. Мы можем лишь гадать о причинах их постройки, но вот протокол заседания магистрата, на котором было принято решение о сокращении их числа, сохранился. И вот что удивительно, Заседание магистрата собралось по просьбе большого числа горожан, которые просили принять меры к обузданию нечистой силы. Во время заседания магистрата несколько раз ссылались на мнение довольно известного в то время философа и мистика Рудольфа Штайнера, который уверял, что из-за наличия девяти ворот город как бы открыт для потусторонних сил. Занимательно и то, что хоть церковь его не жаловала, но присутствовавший здесь же настоятель монастыря, расположенного на территории города, Альберт Саксонский, не опровергал его мнения и даже косвенно поддержал его, призвав горожан как можно быстрее решить проблему с воротами. Сразу же после постановления магистрата, число действующих ворот сократили до пяти, а остальные заложили и превратили в жилые дома. Не знаю, помогло ли это, но магистрат с того времени подобные вопросы не рассматривал ни разу. Хотя, надо сказать, рассказы о привидениях в городе бытуют и по сей день. Часть из них я пересказала вам во время нашей экскурсии, часть не успела, потому что время наше было ограничено, но если вы еще раз приедете к нам, я постараюсь восполнить эти пробелы.

— Ну, все, — подумал я и стал пробиваться поближе.

— Так позвольте же попрощаться с вами, пожелать вам хорошего отдыха, а если у кого-то есть вопросы, то я с удовольствием отвечу на них.

— Скажите, пожалуйста, а где можно хорошо поужинать? — спросил я, как только наша группа начала растекаться.

— Знаете, я бы вам посоветовала один ресторанчик, название, признаюсь, я сама не помню, но он здесь недалеко и если хотите, я вас провожу. Местные жители его очень хвалят, да и мне самой он очень понравился.

— Буду вам очень признателен.

Видя, что группа практически вся разошлась, она кивнула мне, и мы пошли.

Ресторанчик действительно оказался недалеко, однако вывеска его и правда была написана очень замысловатыми буквами, которые прочитать было затруднительно.

— Вам сюда.

— А вы со мной не зайдете? — спросил я.

— Нет-нет, я сегодня спешу домой, к тому же время… - она как-то странно посмотрела по сторонам, не взглянув на часы, — так что приятно вам посидеть.

Повернувшись, она быстрым шагом пошла в обратную сторону, а я, не придавая никакого значения этому — мало ли какие у кого бывают дела, спустился по довольно потертым каменным ступенькам в подвал и оказался в небольшом зале со сводчатыми потолками, тоже каменными, в котором сидела пара местных жителей, мирно за кружкой пива обсуждающих свои проблемы.

Не успел я сесть за столик, как ко мне подошел мужчина лет шестидесяти, который как я понял, здесь один во всех лицах — и хозяин, и бармен, и официант. Я приготовился долго и нудно на своем вполне сносном английском объяснять, что же я хочу. Однако, он довольно прилично говорил на русском и вся процедура заказа заняла пару минут. Отдав распоряжения на кухню через маленькое окошко, расположенное за барной стойкой, хозяин налил кружку пива и принес ее мне.

Тем временем, посетители, рассчитавшись, как-то торопливо покинули заведение, и я остался один в зале. Потягивая пиво в ожидании своего заказа, я осматривался по сторонам, пытаясь представить, каким целям могло служить это помещение в прошлые времена. Для конюшни мал, для жизни, может и достаточно велик, но нет окон, для хранения продуктов вроде бы слишком тепло. Хорошо бы подошел для бомбоубежища, но во времена постройки дома о бомбардировках и помыслить не могли.

Так ничего и не придумав, я вдруг обнаружил, что хозяин стоит рядом с моим столиком, расставляя передо мной наполненные тарелки, издававшие чарующий аромат свежеприготовленной пищи. При этом он как-то испытующе поглядывал на меня, словно старался решить для себя какую-то проблему. Но, как видно, так ничего и не решив, он вернулся за стойку, пожелав мне приятного аппетита.

Отбросив все мысли, я принялся за еду. Приготовлено было действительно вкусно.

Спешить мне не хотелось. В гостинице, где остановилась наша группа, меня никто не ждал. Так уж получилось, что мы собирались поехать в эту поездку большой компанией, но поехал я один. Остальные в силу различных причин отказались. В группе же у меня отношения не сложились. После экскурсии мои попутчики с исступлением бросались по магазинам, надеясь найти в них то, чего не было дома, а по вечерам хвастались друг перед другом добытыми трофеями.

Я же, устав наблюдать это шоу еще в первые два дня, каждый вечер уходил ужинать в какой-нибудь ресторанчик, подальше от гостиниц, в которых мы останавливались. И возвращался обратно как можно позже, когда мои спутники в своем большинстве уже легли спать, а те, кто еще не спал, уже продемонстрировали все свои покупки окружающим и успокоились.

Вот и сегодня я сидел и не спеша предавался гастрономическим удовольствиям, время от времени потягивая пиво.

Хозяин стоял за стойкой бара, что-то подсчитывая или читая. Он лишь изредка посматривал на меня, и подошел всего лишь один раз, чтобы забрать пустой бокал и выдать мне взамен полный.

Время здесь абсолютно не ощущалось, новых посетителей не было, и я, углубившись в свои мысли, мог спокойно посидеть после суеты этого дня. Утром, после сборов, нас отвезли на экскурсию в средневековый замок, находящийся на полпути к этому городку. Замком его называла экскурсовод. Мне же строение это больше напоминало большой каменный сарай, разделенный на несколько комнат, набитых средневековой рухлядью (да простят меня любители антиквариата), как мне показалось, далеко не высшего качества.

А затем, поселив в гостинице, прогнали экскурсией по улочкам этого городка. За время этой поездки это был уже четвертый городок, по которому нас гоняли. Все они для меня были на одно лицо, те же каменные дома в два-три-четыре этажа, стоящие вплотную друг к другу и узкие, лишенные какой-либо растительности улочки между ними. Каменные лабиринты. Разнообразие во все это вносили только экскурсоводы, которые считали своим долгом сообщить нам о неких личностях, живших тут или там и не прославившихся ничем иным, чем тем, что жили в этом месте. Рассказы гидов были удивительно похожи, так что уже после пары экскурсий человек с приличной памятью мог и сам подрабатывать экскурсоводом, меняя только имена выдающихся горожан и даже не особо задумываясь. А уж человек, хотя бы слегка одаренный воображением… Ведь ни действительные, ни придуманные люди и истории в памяти экскурсантов чаще всего не остаются.

Предаваясь таким мыслям, я потихоньку расправился с ужином.

Хозяин, увидев, что я уже поел, подошел к столику.

— Я хотел бы попросить у вас чашку кофе и рюмку ликера.

— Конечно, конечно, — ответил он, как-то странно глядя на меня, — я вот только хотел спросить, не желает ли господин переночевать здесь же. У меня есть большая гостевая комната, да и стоит она совсем недорого, а время уже позднее.

— Вы уже закрываетесь? — спросил я его.

— Нет-нет, что вы. Просто уже поздно и идти куда-то… - он замолчал.

— Я здесь с группой и если я не приду ночевать, то они могут такую панику поднять, что ой-ей-ей.

— А… - протянул хозяин харчевни и вернулся к стойке.

Уже через минуту у меня на столе чашка кофе и рюмка ликера. Но я перестал ощущать себя уютно, постоянно ловя испытующий взгляд хозяина. Не чувствуя вкуса, я быстро выпил кофе и ликер и вышел на улицу.

Стоило мне закрыть дверь, как я услышал скрежет железного засова, запирающего ее изнутри.

Был уже поздний вечер. Невесть откуда взявшийся туман окутал весь город и был так плотен, что в нем не было видно не только противоположной стороны узкой улочки, бывшей чуть шире раскинутых рук, но и саму руку можно было различить с трудом. Фонари превратились в желтые расплывчатые шары, ничего не освещающие, а лишь неясным светом поблескивающие во мгле тумана. Сам же туман, неизвестно почему, был зеленоватого цвета, в котором причудливо перепутывались клубы и лоскуты, которые жили своей собственной жизнью и подобно змеям свивались в клубки, тут же разделяясь, чтобы снова свиться в другие клубки.

Не особенно задумываясь обо всем этом, мало чего не бывает на свете, вон и красноватые лондонские туманы заметили лишь после того, как их такими нарисовал Клод Моне и теперь все считают своим долгом показать осведомленность, что такой цвет им придают лондонские красные кирпичные дома.

После того, как за моей спиной лязгнула железная щеколда, ни один звук не нарушал тишину. Городок словно вымер.

Я отбросил планы пройтись по вечерним улочкам, рассматривая их в свое удовольствие из-за того, что кроме тумана ничего увидеть было невозможно, а перспектива изучать густоту тумана в различных местах меня не вдохновляла. Сориентировавшись, я направился к центральной площади, где располагалась наша гостиница, не особо заботясь о правильности выбранного направления, так как, учитывая невеликие размеры городка, раньше или позже оказался бы возле гостиницы.

Внезапно дома, вдоль которых я двигался, закончились и я вышел на небольшой каменный мостик. Лихорадочно роясь в памяти, попытался вспомнить, в какой же части города во время экскурсии нам встречался подобный мостик, и чуть не налетел на какого-то человека, стоящего посреди моста. От неожиданности я остановился.

— Извините, я задумался, а тут еще туман, — произнес я.

— Это ничего, а может быть и к лучшему, особенно если вы меня проводите, — неожиданно приятным женским голосом отозвалась фигура.

Я попытался рассмотреть свою собеседницу. Однако это было не так просто. Мало того, что в этом тумане все очертания терялись, так еще на ней была наброшена какая-то неимоверная накидка, складками спадающая до самых пят, а на голову был наброшен капюшон, прячущий ее лицо, из-за чего она была похожа на привидение.

Признаюсь, я даже обрадовался столь внезапному повороту событий. Поездка получилась на редкость занудливой и я надеялся, что небольшое приключение хоть немного оживит её.

— С удовольствием, — сказал я, ни о чем не задумываясь ни на мгновение, — куда скажете, туда и провожу.

— Не бросайтесь опрометчивыми словами, — произнесла она, — но ваше согласие я принимаю. Я могу вас взять под руку?

Я постарался как можно галантнее предложить ей свою руку. В результате всех этих движений я не заметил слегка выступающего камня из мощеной мостовой, споткнулся и чуть не растянулся у ее ног, однако сумел удержаться на ногах. Она тихонько хихикнула. Надо сказать, что ее голос, слегка бархатистый, очаровывал меня, и, не в состоянии рассмотреть свою спутницу, я уже представлял ее миловидной стройной девушкой лет двадцати.

— Вы знаете город? — спросила она меня, беря под руку.

— Нет, — честно признался я, — мы только сегодня приехали, признаться, смутно представляю себе, где же мы находимся.

— Это не страшно. Я его достаточно хорошо знаю, — сказала она и повлекла куда-то вдоль по улице.

— Если вы его так хорошо знаете, то скажите, здесь постоянно такие туманы?

— Нет, что вы. Такие, — она почему-то выделила это слово, — такие — один раз в году, — и почему-то добавила, — к сожалению.

— К сожалению? — переспросил я, — Но может к счастью, иначе весь городок бы отсырел, покрылся плесенью и мхом и зарос грибами.

— Может быть, — легко согласилась она.

Внезапно из тумана донеслись цокающие звуки, напоминающие поступь лошади, к тому же сопровождающиеся металлическим лязгом, словно к ней привязали несколько кастрюль.

Я почувствовал, что моя спутница вся напряглась и сделала движение к стене дома, рядом с которым мы проходили.

Однако из тумана никто не показался. Звуки стали стихать, словно удаляясь от нас, и вскоре затихли где-то вдали. Спутница моя расслабилась и лишь пошла немного быстрее.

— Что это было? — спросил я.

— Не имеет значения, — тихо прошелестело в ответ, — было и ушло. А вот мы и пришли, — добавила уже совсем другим голосом спутница, останавливаясь.

Мы стояли возле каменной стены какого-то дома, отличавшегося от других полным отсутствием окон на фасаде.

— Я очень вам признательна, — сказала она и на мгновение задумалась, — Не знаю, как вас и отблагодарить. Позвольте, я вас хотя бы поцелую.

От неожиданности я не нашелся, что ответить и лишь стоял как столб. Она же отбросила с головы капюшон, открыв моим глазам свою прелестную головку, обвила мою шею руками и поцеловала в губы.

Ее губы были нежны и шелковисты, но прохладны. Я губами словно прикоснулся к цветку, покрытому мелкими капельками осевшего тумана.

— О, я чувствую, что вы продрогли в этом тумане, — сказала она, — зайдем же, вы немного согреетесь.

— А удобно? — я немного колебался.

— Вполне, — уверенно ответила она, — компания здесь собирается довольно пестрая, но, по крайней мере, вам будет интересно.

Взяв меня снова под руку, она увлекла меня к стене.

— Но куда же мы идем? — еще не вполне придя в себя, спросил я.

— Неужели не видите, — смеясь, ответила она.

И я увидел, что в стене была вмонтирована массивная дубовая дверь, давным-давно почерневшая от времени, но не утратившая своей солидности, подчеркиваемой тяжелой бронзовой ручкой, сделанной в виде какого-то чудовища.

Моя спутница толкнула дверь. Я ожидал, что такая дверь будет открываться медленно и со скрипом, однако, к моему удивлению, она отворилась легко и бесшумно. Мы шагнули в дверной проем и оказались в огромном зале, посреди которого стоял деревянный стол, занимавший всю середину зала, с двумя длинными скамьями. Зал был скудно освещен факелами, воткнутыми в подставки, прибитые к стенам и освещающих все вокруг мерцающим светом, а огонь очага ни на йоту не улучшал положения.

Компания, сидящая за центральным столом, повернулась к нам, и у меня сложилось впечатление, что я попал на какой-то маскарад, или костюмированную вечеринку.

Все молчали. Внезапно со стороны стола раздался слегка скрипучий голос.

— Надеюсь, хоть сегодня наша Роза не со старухой явилась.

— Нет, можешь смело вылезать, — произнес мужчина, сидящий во главе стола.

Голову этого бородача венчал какой-то странный колпак неимоверных размеров, на котором непонятным образом светились незнакомые мне символы.

— Тогда ладно, — отозвался голос, и из под стола показалась голова с блестящим, словно лакированным клювом, увенчанная несколькими перьями, торчащими как ирокез у панка, затем длинная и тонкая шея и наконец все остальное, похожее на туловище большой собаки, разве что хвост у этого существа утиный.

Выбравшееся из-под стола существо это по-собачьи отряхнулось, а затем быстро и ловко взгромоздилось на скамью между бородачом и карликом в огромной шляпе, все это время сосредоточенно и невозмутимо попыхивающим трубкой.

— Не иначе как снова на блуд пошла, — сообщило существо, угнездившись на скамье.

— Что вы говорите, — сказала женщина в белом платье, конструкция которого была такова, что, несмотря на свои хрупкие плечи и узкое лицо с тонкими чертами, занимала за столом место, на котором без труда разместились бы трое крепких мужчин.

— А что? Ей, наверное, для здоровья полезно, — отозвался толстый мужчина в серой монашеской рясе и, повернувшись к человеку в сюртуке, добавил, — вот пусть Доктор подтвердит, он, в конце концов, специалист.

— Не знаю, не знаю, — как-то неуверенно отозвался тот.

Пока шел весь этот странный разговор, я, подталкиваемый своей спутницей, оказался возле стола.

— Да вы присаживайтесь, — обратился ко мне бородач, — мы будем рады свежему человеку в своей компании. Будет кому порассказывать наши истории, а то мы все их знаем уже наизусть. К тому же вы пришли с нашей Розой и значит по праву заслужили место за этим столом.

Все дружно поддержали бородача. Существо, вылезшее из-под стола, повернуло ко мне свою голову, которую подпирало передними конечностями. Уголки его клюва, казавшегося твердым, поехали вверх и обнажили два огромных клыка, покрытых желтым налетом. Должно быть, это означало улыбку, но выглядело довольно ужасно.

— Ну, что уставился, — проскрипело оно, — василиска не видел, что ли.

Я с трудом оторвал взгляд от этого существа и буквально упал на свободное место за столом, оказавшееся напротив человека в рясе.

— Посидите пока без меня, я скоро буду, — сказала моя спутница и ушла куда-то вглубь зала, словно растворившись в темноте.

— Да, — протянул Василиск, — только бы ей Неутомимый Любовник опять не попался.

Все, включая женщину в белом платье, засмеялись. Я же, не зная, как реагировать, сидел с каменным лицом.

— Ох, простите, — обратился ко мне бородач, — вы же ничего не знаете, но ничего, это поправимо, мы вам сейчас все расскажем. Кстати, не стесняйтесь угощаться. Так вот, уже упомянутая Старуха есть феномен, заслуживающий самого пристального изучения.

* * *

Старуха была вечной. Люди рождались, жили, умирали, но еще детьми узнавали о старухе, живущей в каменном доме с колодцем, а потом рассказывали о ней своим детям и внукам. Поговаривали, что она знается с нечистой силой, а в ее колодце какая-то нечисть обитает, только все эти разговоры стихали, стоило кому-нибудь заболеть. У старухи всегда можно было получить лечебные снадобья, которые она безошибочно подбирала для заболевшего, да и мор, как поговаривали, не без ее стараний обходил городок стороной, не затрагивая никого из местных жителей.

Ходили слухи также, что как-то один из управляющих замком положил глаз на ее дом, стоящий самом центре городка и своими размерами превосходящий все остальные дома. Управляющий этот даже пошел к старухе поторговаться. Только, кто видел, рассказывали, что вылетел он оттуда как ошпаренный и до конца своих дней ни разу даже на улочке, где стоял дом, не появлялся, предпочитая сделать крюк.

Много всякого про старуху рассказывали, но делали это люди шепотом, оглядываясь, как бы не услышал кто-нибудь чужой.

Был среди этих рассказов один, о Неутомимом Любовнике. Прозвище это молодой дворянин получил не зря. Богатый и красивый, он питал слабость к женскому полу. Мимо не пропускал ни одну хорошенькую женщину. Заговорил, улыбнулся, глядишь, уже ручки целует и тут же договаривается, когда и где. Прямо зачаровывал, во всяком случае, так говорили замужние дамы, не однажды встречавшиеся на его пути. Да и как любовник был хорош. Неутомим, знал, как женщину усладить.

Вот только из-за этого свойства пришлось ему вначале спешно столицу оставить, где не один влиятельный господин на него нож точил, а затем сменить с десяток гостеприимных владельцев замков, которые у себя принимали этого молодого повесу, смотря сквозь пальцы на его шалости, пока они не начинали затрагивать их семью.

Так или иначе, оказался молодой человек в гостях у здешнего графа, и случилось ему в ночь, подобную нынешней, оказаться в городе, да еще в тот момент, когда он уже почти обольстил молодую хорошенькую горожанку. Вдруг, откуда ни возьмись, явился ее муж, мужчина хоть и не молодой, но весьма крепкий, и увел ее, а наш герой вынужден был, не солоно хлебавши, плестись в замок.

— А молодой господин не заблудится в тумане? — внезапно окликнул его молодой задорный девичий голос.

— Пренепременно, — отозвался он, сделав стойку, как охотничья собака, учуявшая дичь, — а ты кто?

Из тумана вынырнула девушка лет семнадцати, миловидная и с хорошей фигурой.

— Я? Местная жительница. Живу здесь неподалеку.

— Так это может тебя нужно проводить до дома?

— Может, только дом большой, а я там одна и мне страшно.

— О-о-о-о, так этому легко можно помочь.

О чем они ворковали дальше, история умалчивает. Только очень скоро оба оказались в огромном каменном доме, в который местные жители отваживались стучаться лишь в случае крайней необходимости, да и то не без дрожи в коленях.

Молодой человек с удивлением обнаружил, что в спальне на втором этаже тепло и разожжен камин. Рядом с огромной кроватью, застеленной чистым бельем, стоял столик с фруктами и вином.

Но не успел он оглянуться, как девушка повлекла его к кровати, сбрасывая с себя платье.

И молодой повеса забыл обо всем на свете. Уже спустя немного времени он с изумлением признался себе, что столь искусной любовницы у него не было даже среди дам более знатных и старших. Стремясь не ударить в грязь лицом, он тоже решил показать все, на что способен.

Утомленные любовники уснули уже почти под утро, когда дрова в камине догорели и угли поблескивали, вспыхивая красными искорками через золу.

Разбудил молодого человека лучик солнца, упавший ему на лицо через ставни.

Открыв глаза, он увидел потухший камин, огромную комнату и рядом с собой в кровати мирно похрапывающую старуху. Она была похожа на скелет, обтянутый пергаментом, волосы, разметавшиеся по грязной подушке, напоминали паклю неопределенного цвета и в лучах солнца были видны большие залысины. Внезапно Старуха открыла глаза.

— Кто ты? — с ужасом спросил молодой человек. — И куда делась девушка, которая привела меня сюда?

— А ты был хорош собой, — ухмыльнувшись, сказала Старуха, — хорош, — она прищурила глаза и зевнула, обнажив редкие желтые зубы.

Молодой человек вскочил.

— Так я… - закричал он в ужасе, и не в силах сказать больше ни слова, с воем, в чем мать родила, бросился прочь.

Те, кто оказались в этот утренний час на его пути, с удивлением смотрели на вопящего что-то нечленораздельное голого молодого человека, передвигающегося скачками по улице с таким видом, как будто за ним несется стая волков.

Судачили, что он больше месяца провел, запершись в своей комнате в замке, не позволяя никому заходить к себе, а еду соглашался брать только из рук управляющего.

Спустя месяц он исчез из замка и больше о нем ничего не слышал. Разве что поговаривали, что он ушел в монастырь и стал одним из самых ревностных монахов. Но доподлинно ничего не известно.

* * *

Бородач замолчал.

— Помню, помню его, — сказал Василиск, — редкостный был экземпляр. Остальных-то Старуха и до и после него умудрялась выставить из дома задолго до утра, а вот этому, прямо скажем, не повезло.

— Так что, — он повернулся ко мне, — мотайте на ус, молодой человек.

Моя спутница продолжала отсутствовать. Я оглянулся вокруг себя, Василиск же, истолковав мое движение на свой лад, сказал:

— Не ищите, его здесь нет. Здесь вообще собирается избранное общество.

— Избранное? — невольно вырвалось у меня.

— Ну да, — согласился он, — сплошь воспитанные порядочные личности. Вот возьмем, например, Доктора, — и он указал на мужчину в сюртуке, — можно сказать, даже высокообразованное.

Мужчина в сюртуке словно очнулся. Он посмотрел на меня, размышляя о чем-то своем и, наконец, сказал:

— Пожалуй, стоит рассказать вам свою историю. Может, она будет для вас в чем-то назидательна или поучительна, а может, просто развлечет вас.

Он приложился к кружке, стоящей перед ним, и начал свой рассказ.

* * *

Родился он в достаточно обеспеченной семье, но был четвертым сыном, то есть ребенком, которому на родительское наследство рассчитывать не приходилось. Вот только честолюбия ему досталось за всех. С малых лет, благодаря своему честолюбию и поддерживаемый матерью, он посвящал все свое время учебе, стремясь постичь все науки. Кроме советов матери, его вдохновлял и пример доктора, практикующего у них в городе, человека весьма уважаемого и обеспеченного. Поэтому он и решил выбрать карьеру врача.

Годы учебы и все силы, брошенные на постижение науки врачевания, дали свои результаты. Подобный молодой человек не мог остаться незамеченным. Поэтому, когда к ректору университета обратились хозяин замка и глава магистрата этого городка, с просьбой порекомендовать им кого-либо, способного заменить недавно умершего практикующего врача, тот без тени сомнения обратил их внимание на этого усердного студента, чье обучение подходило к концу.

В городе у него тоже все складывалось удачно. Простые горожане, хотя и отдавали предпочтение местной знахарке, но постепенно все чаще и чаще обращались к ученому доктору, вдохновленные примером городского головы и обитателей замка. Благодаря тому, что он был единственным ученым доктором на всю округу, а так же тому, что жило здесь достаточно обеспеченных людей, благосостояние его и общественный вес росли как на дрожжах.

И только в одном он не преуспел. Посвящая всего себя вначале учебе, а потом работе, он совершенно не думал о женщинах, довольствуясь случайными связями.

И мужчина он был привлекательный, и обеспеченный, и молодые горожанки заглядывались на него. Но он вел себя так, что любой флирт становился неуместным и всем видом показывал, что видит в них только пациенток.

С возрастом он все больше и больше остепенялся, все реже предпринимал вылазки в поисках женского общества. Одна только молодая домоправительница все чаще занимала его мысли. Была это обычная, ничем не примечательная женщина, которая, тем не менее, была бесконечно предана ему. Она, без всякого сомнения, помогала во всем, что касалось его домашнего хозяйства, ухаживала за ним и как-то само собой оказалась в его постели. Однако и после этого не настаивала на оформлении брачных уз, и все продолжалось как бы само собой.

Достаточно быстро Доктор смог выкупить дом, предоставленный ему магистратом, и к тому же у него скопилась довольно приличная сумма денег.

Было это время технической революции, когда люди, интересующиеся техническими новинками, не говоря уже о счастливых обладателях последних, пользовались уважением в обществе и в случае, если ничем другим не могли похвастать. Правда, было так в метрополии, где Доктор провел студенческие годы, а до провинции такая мода еще не дошла, но уже можно было смело предположить, что такое время не за горами. Так уж случилось, что на глаза Доктору в одной из поездок в столицу попался один из первых автомобилей, и он, как человек прогрессивный, решил приобрести его, рассчитывая с помощью этого чуда техники еще больше укрепить свой авторитет, хотя сам с опаской относился к этому чуду техники.

Горожане не оценили этого приобретения Доктора. Дребезжащий, извергающий клубы вонючего дыма самодвижущийся агрегат вызывал в них скорее страх и неприятие. Но в глазах владельца замка и городской элиты это приобретение подняло престиж Доктора.

И все же водителю-неофиту приходилось выезжать на своем чуде техники только поздним вечером, когда большинство горожан уже сидели по домам. На всякий случай, чтобы никого не испугать и не задавить, он просил свою домоправительницу шествовать с фонарем перед машиной, предостерегая все живое от опасности.

В тот туманный вечер в его двери постучались.

— Доктор, доктор, — взволнованно закричал вошедший, — господину графу совсем худо, вы должны как можно быстрее прибыть к нему.

— Я сейчас же беру свой саквояж и бегу к нему в замок.

— О, майн готт, господин граф не в замке, а в своем охотничьем домике.

— Тогда я должен поспешить, хорошо, что я там бывал и знаю, что мой автомобиль способен преодолеть этот путь. Вы со мной?

— Нет-нет, мне даны поручения, я в замок и я должен спешить

Посыльный шмыгнул в двери, растворился в темноте, и послышался удаляющийся топот копыт. Доктор, закрыв дверь, поднялся к себе в спальню.

— Дорогой, что случилось? — спросила его верная помощница.

— Ох, графу совсем худо и я обязан срочно ехать к нему.

— Милый, а это никак не может подождать до утра? В такую ночь лучше из дома не выходить! Мне страшно за тебя, тем более, что у меня скоро будет ребенок.

Сообщение это, несмотря на всю его серьезность, не произвело на Доктора никакого впечатления. Он нечто подобное уже подозревал, да и был не против жениться на этой женщине.

— Значит, мы сыграем свадьбу в самое ближайшее время. Вот вернусь, и завтра же посетим магистрат и костел, чтобы решить все подготовительные вопросы.

— Правда? — она вся засияла. — Но подожди, я накину на себя что-нибудь теплое и побегу с фонарем как всегда, чтобы люди не говорили о тебе плохо.

Она быстро оделась, и когда Доктор спустился к автомобилю, уже стояла с фонарем в руках. Туманные улицы были пусты. Доктору было видно лишь желтое пятнышко фонаря, мерцающее перед машиной, и он ехал туда, где оно было. Женщина, как обычно, бежала по знакомым улицам, лишь изредка покрикивая:

— Посторонись, поберегись, Доктор едет!

Внезапно через дорогу метнулась какая-то маленькая тень, а следом за ней, чуть не угодив ей под ноги, проследовала вторая. Женщина оступилась, не удержала равновесие и упала на мостовую.

Доктор, погруженный в свои мысли, не сразу отреагировал на исчезновения дрожащего светлого пятнышка, и только когда автомобиль обо что-то ударился, резко остановился. Он быстро выскочил и побежал вперед. Картина, представшая его взору, была ужасна.

Молодая женщина, видимо, уже пыталась подняться, когда ее ударил движущийся автомобиль. Удар не столь сильный, сколько неудачный, сломал ей шею и бедняжка умерла мгновенно. Вне себя от горя, Доктор схватил не угаснувший при падении фонарь, пытаясь рассмотреть, что же произошло, однако машина в этот момент, зафырчав, начала двигаться прямо на него. Доктор с ужасом увидел, что за рулем человек, чье лицо он видел каждое утро, бреясь, в зеркале — он сам.

В ужасе, продолжая держать фонарь, он побежал и в то же время поехал на машине за самим собой.

Утром горожане обнаружили исчезновение Доктора и его домоправительницы. Пропал и автомобиль. Людская молва все это приписала романтическим взаимоотношениям между Доктором и молодой женщиной.

* * *

— Но как такое могло случиться? — не удержался я под впечатлением от рассказанного.

— Как? — переспросил бородач, — Стечение обстоятельств. Вот господин Гном бегал от господина Рудокопа, а господин Доктор оказался в неудачное время на неудачном месте. Роковое стечение обстоятельств, так сказать, да и только. Можете и сами расспросить у господина Гнома, — и он кивнул на коротышку в шляпе.

— А что у меня спрашивать, — сказал тот, выпустив густой клуб дыма, — если кто-то вбил себе в голову, что может получить хоть что-то от меня силой, так у него и спрашивайте. Да-да, пусть молодой человек рассудит сам. Было это во времена не столь уж давние, хотя, смотря по каким меркам судить…

* * *

В какой-то момент оказалось, что окрестности здешние богаты железной рудой, и залегала она к тому же возле самой поверхности, чуть раскопай и можно киркой набить не одну корзину. Кузнецы с радостью за нее платили, так как качества она была превосходного. Одно только огорчало рудокопов — залегала она гнездами. Найдет такое гнездо рудокоп и год беды не знает. А следующее найти — проблема — может и рядом быть, а может и невесть где. Правда, здесь вскоре лозоходцы объявились. Ходят себе с рогульками и в землю рукой тычут.

— Рой здесь!

Как правило, точно указывали, но за свои услуги половину выручки от раскопанного гнезда забирали. Ворчали рудокопы, но денежки платили. Так, хоть и меньше получаешь, зато постоянно.

Был среди них один, жадина такой, что и не рассказать. И не ленив вроде, и не труслив, и если бы не патологическая жадность, то слова худого про него не сказал бы. Да и жена ему под стать была. Не гляди, что дом имели каменный, один из самых больших в городе, грошика лишнего не потратила, все под матрас складывала, а он так и норовил не доплатить лозоходцам. Те его, понятное дело, и не жаловали.

Как-то и говорят ему, мол, хватит с нас, иди, мол, ищи сам, вот никому и платить не будешь. Плюнул жадюга им под ноги и ушел.

Забрел он в овраг, здесь за окраиной города, только, правду сказать, дурной славой пользовавшийся. Все этот овраг стороной обходили, а Рудокоп решил, зачем зря копать, если земля сама раскрылась.

Бродил, бродил. Руды не нашел, зато набрел на вход в пещеры. Вход этот сверху и не разглядишь — он камнем прикрыт, да и снизу не заметишь — куст большой загораживает. Но как говорится, кто ищет — тот непременно найдет.

Как я уже поминал, парень он был не трусливый, да и не глупый. Кинулся он скорее домой, прихватил кроме кирки, фонарь, веревку и обратно. Веревку привязал к кусту и смело полез внутрь пещеры. А там — катакомбы! Ну он поплутал, поплутал по ним и, наконец, в одном из дальних ответвлений нашел целый пласт руды. Пласт хороший был, толстый. Вот он этот пласт потихонечку и выковыривал. Наковыряет корзинку и несет к выходу из пещеры, высыплет и возвращается новую корзину ковырять.

Ночью же перетаскает корзины с рудой домой. Вот всем и невдомек, где он руду добывал, потому что корзины с рудой по кузням из дома носил.

Долго ли, коротко ли продолжалось это, не скажу. Только в один из дней кирка Рудокопа пробила стенку и, слегка расширив отверстие, выбрался он на берег ручья, текущего здесь в окрестностях. Вылез он, и сел, призадумавшись, где же ему теперь руду брать. Вдруг за кустом, чуть дальше по ручью, кто-то чихнул. Ну он не задумываясь и скажи:

— Будьте здоровы!

— Эх, не очень-то ты мне нравишься, парень, но коль уж так вышло, то деваться некуда..

Из-за куста никто не выходил, только были видны в просветах между ветками поля огромной шляпы.

— Так вот, во второй галерее от входа сразу за углом справа поковыряй стенку, там найдешь свое вознаграждение за пожелание мне здоровья. Там столько, что тебе на всю жизнь хватит, если с умом распорядиться.

Словно ветерок дунул. Ветки куста закачались, а когда все успокоилось, за кустом никого не было.

Боясь поверить в свою удачу, Рудокоп вернулся в свой лаз, нашел указанное место. И стоило ему пару раз ударить киркой, как из стены хлынул поток золотых кружочков. От неожиданности он не двигался, как завороженный, стоял и смотрел, как они, ссыпаясь на пол, образуют холмик. Пришел он в себя, когда последний золотой, звякнув, упал на пол. Тогда он лихорадочно сорвал с себя рубаху и собрал на нее все без исключения золотые. Потом облазил весь пол в поисках закатившихся монеток, и, ухватив кирку, перековырял всю стену, подарившую ему богатство.

И лишь не найдя больше ничего, немного успокоился.

У входа его поджидала жена. На небе уже вовсю горели звезды. Охваченный лихорадочными поисками сокровищ Рудокоп в своем подземелье совершенно утратил чувство времени и не заметил, как наступила ночь.

Жена стояла возле единственной корзины руды, накопанной им за этот день. Она уперла руки в бока и гневно смотрела на мужа.

— Бездельник, мало того, что ты сегодня ничего не накопал, так ты еще и заставил меня сегодня волноваться и бежать сюда смотреть, не случилась ли с тобой беда. Я прибегаю, не знаю, что и думать, а здесь всего одна-единственная корзина, муж невесть чем весь день да еще полночи занимался.

Она все голосила и голосила, но Рудокопа это мало занимало. Проходя мимо корзины, он с такой силой пнул ее ногой, что она перевернулась и куски руды рассыпались по склону оврага.

— Что ты делаешь, безумец, — вскричала жена.

— Идем домой, — он взял ее за руку, — мне больше никогда не придется ковыряться в этой грязи, добывая пропитание. Идем, — повторил он и настойчиво потянул ее за руку.

Не зная, что случилось, женщина замолчала и, подчинившись мужу, пошла с ним домой. Оказавшись дома, Рудокоп первым делом крепко запер дверь, потом, зайдя в комнату, плотно завесил окна и засветил одну из рудничных ламп. И только после всего этого подошел к столу и развязал рубашку, которую все время нес под курткой, прижав ее к груди. По столу рассыпалась куча золотых.

Они лежали на столе внушительной горкой, тускло поблескивая в свете рудничной лампы.

— Вот, — сказал он, — жена, теперь мы богаты и мне никогда не придется больше копать землю.

Они принялись перебирать золотые кругляшки, пересчитывали их, сбивались и снова начинали пересчитывать. Лихорадка свалившегося на них богатства охватывала их все сильнее.

— Сколько же здесь? — спросила жена. Она в очередной раз сбилась со счета, а золотая кучка в середине стола как будто и не уменьшалась в размерах.

— Этого хватит на все, что захочется, — продолжила она, — мы можем даже купить корчму.

— Корчму, — покривился Рудокоп, — чтобы снова гнуть спину, только на этот раз на кухне и перед посетителями. Ну уж нет. Я знаю, как распорядиться таким богатством и жить припеваючи.

— Это как же? — спросила жена, оторвавшись наконец от перебирания золота, и внимательно посмотрела на мужа.

— Разнося руду по кузницам, я в последнее время не раз слышал, что у нашего хозяина замка сейчас не лучшие времена, что ему не хватает денег, чтобы заплатить королю.

— И причем здесь мы? Или ты думаешь отдать ему наши деньги? — сорвалась на крик жена.

— Помолчи, — спокойно сказал ей Рудокоп, — так вот, я поговорю с городским головой, чтобы он помог выкупить у нашего графа всю еще не добытую руду.

— Это как же? — не поняла жена.

— А вот так — вся руда, которую еще не выкопали, будет наша с тобой. И тогда каждый рудокоп должен будет заплатить нам с тобой за каждую добытую корзину руды. А нам с тобой не придется больше гнуть спину, а останется только сидеть и пересчитывать денежки.

Женщина как воочию увидела вереницу рудокопов, несущих им деньги и себя, сидящую в новом платье и подсчитывающую, кто и сколько им принес.

Но как это часто бывает, не все реализуется так, как это было задумано.

Вначале еврей-меняла, подозрительно рассмотрев золотые кругляшки, предложил им меньше половины настоящей цены и долго торговался, прежде чем заплатил. Затем выяснилось, что хозяин замка за это право просит больше, чем у них было, но городской голова согласился дать им недостающую сумму под залог дома.

И вот наконец драгоценная грамота оказалась в руках Рудокопа. В ней было сказано, что вся железная руда, залегающая на землях хозяина, принадлежит ему — Рудокопу и каждый добывший ее обязан заплатить Рудокопу откупные в размерах справедливых.

С этой грамотой Рудокоп обежал все кузни и всех рудокопов, предупредив, что с сегодняшнего дня они обязаны половину цены относить ему.

И потянулись к дому Рудокопа вереницей люди, несущие деньги, а они с женой сидели дома и пересчитывали принесенное. Первое время все шло хорошо, только очень скоро поток несущих стал уменьшаться. Рудокоп бегал по кузням, ходил к лозоходцам, но все в один голос утверждали, что руду найти все сложнее и все меньше ее в земле.

Кузнецы все чаще ездили за рудой в соседний город на ярмарку.

Они еще не расплатились с городским головой, как из городка стали уходить лозоходцы, утверждающие, что руды в этих краях не осталось вовсе. Следом за ними потянулись и рудокопы, не желающие сидеть впроголодь.

Рудокоп, вне себя от ярости, ругая, на чем свет стоит, и одних и других, кинулся сам искать руду. Каждое утро, вооружившись киркой и лопатой, уходил бродить по окрестностям, пытаясь найти хоть что-то. Но руды нигде не было.

Однажды вечером, когда он, утомленный днем бесполезных поисков, сидел и хлебал пустую похлебку, в дверь постучали.

— Соседушка, — сказал пришедший, — я тут хотел спросить, а в твоей грамоте, часом, не упоминается серебро, найденное в земле, а то вот сегодня лозоходец со старателем нашли такую богатую жилу, что раньше нигде не встречалась.

Сказав это сосед, засобиравшись, быстро ушел. Рудокоп, проводив его, вернулся в комнату. Жена сидела на кровати, как-то странно раскрыв глаза и не произнося ни звука.

— Где наша грамота, — заорал на нее Рудокоп, — я хочу ее посмотреть.

Жена в ответ не издала ни звука. Он хотел вновь заорать на нее, но вдруг обнаружил, что она не дышит. Он заметался по комнате, швыряя на пол все, что попадалось под руку. Так он метался, пока взгляд его не наткнулся на грамоту, лежащую на полу у ног умершей жены.

Он схватил ее, но, сколько не вглядывался, прочесть ее не мог. Буквы, словно ожив, разбегались перед его глазами, и только слова «железная руда» оставались на месте, становясь все ярче и ярче. Тогда он, взвыв, начал рвать грамоту, топча ногами упавшие обрывки.

Внезапно он остановился, взгляд его приобрел некое подобие осмысленности.

— Ну как же, — вскричал он, — ведь с самого начала Он говорил мне, что я ему не нравлюсь и еще насмехался над тем, что станет с этими деньгами. Ну, ничего же, ничего, мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним. Ты еще вернешь мне все мои денежки, да еще и больше отвалишь.

Выкрикнув все это, он побежал в подвал, где хранился всевозможный хлам, не нужный в повседневной жизни, и, покопавшись, нашел сеть.

Взяв сеть, он перебросил ее через плечо и пошел к оврагу. Встречные прохожие шарахались в стороны, видя его горящий взгляд и совершенно безумный вид.

* * *

— Вот с тех самых пор этот придурок с сетью и не дает мне жить спокойно, — сказал коротышка в огромной шляпе, — а если вдуматься, — с чего бы?

Он глубоко затянулся, выпустил клуб густого дыма и продолжил:

— Вбил почему-то себе в голову, что я распоряжаюсь залеганием руд в земле, да еще разбрасываю сокровища направо и налево. А я просто очень долго пребываю здесь и видел порой, где люди спрятали то или иное. Да еще этот дурацкий обычай — вознаграждать каждого, кто пожелал мне здоровья на мой чих.

— Неужели все объясняется так просто? — спросил я.

— Ну, может, все и не так просто, но насчет сокровищ истинная правда. К тому же я не единственный, кто имеет к ним отношение. Вот наша госпожа в белом, она тоже весть о сокровищах приносит, хотя, уверяю вас, ни одно из них не прятала, — коротышка обернулся к женщине, — ведь я правду говорю.

— Пожалуй, так, — легко согласилась она, — правда, мне давно уже не доводилось сообщать никому ни о каких сокровищах. Но рассказать, как все бывает, могу. Если вам интересно слушать…

— Конечно, конечно, — согласился я.

* * *

Свое детство и юность она провела в небольшом замке в стороне от каких бы то ни было дорог. Причины, по которым ее предки решили обосноваться в этой глуши, стерлись в памяти людской. Случайно забредший сюда спутник мог считаться частым гостем. Некогда выстроенная с размахом каменная крепость, толщина стен которой была не менее метра, постепенно ветшала.

Оставшись рано без родителей, единственная наследница рода, она росла под опекой верного оруженосца отца и старых служанок, живших здесь же в крепости, которую все упрямо называли замком.

Род ее, судя по размахам построек и оставшимся роскошным предметам обихода, некогда знавал лучшие времена.

Жизнь в этом замкнутом мирке тянулась однообразно, без волнений и потрясений. Если бы не смена времен года, всем бы казалось, что они живут один и тот же день.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды в замке не появился монах.

* * *

Я повернулся и посмотрел на монаха, сидящего за столом.

— Уверяю вас, это был не я. К этой истории я не имею совершенно никакого отношения. Я расскажу о себе чуть позже, а сейчас я оставляю слово нашей госпоже. Она не великая охотница рассказывать, и, признаюсь честно, я сам ни разу не слышал ее историю.

Он умолк и, уже никем не прерываемое, зазвучало продолжение истории.

* * *

Монах не торопился уходить и как-то незаметно влился в их маленький мирок. Он старательно помогал в ведении хозяйства, добровольно приняв на себя часть обязанностей, с готовностью откликался на любую просьбу о помощи, однако молодую хозяйку не оставляло впечатление, что монах приглядывается к ней, пытаясь выведать нечто сокровенное, узнать какую-то тайну. Тайн же она не знала, а жизнь в замкнутом мирке не оставляла места для секретов и потому бесконечно отгоняла прочь мысли обо всем этом, когда они посещали ее.

Однажды дождливым осенним вечером, когда лишь потрескивающий огонь камина способен разогнать тоску, к ней подошел монах, обычно посвящавший это время вечерней молитве. Присев рядом, он долго молчал, глядя на огонь в камине, а затем сказал:

— Дитя мое, я много времени посвятил осознанию пути, ожидающему тебя, но мне не дано понять его. Не помогли мне в этом и науки, открывающие суть вещей и явлений этого мира. В своем стремлении постичь ускользающую от меня истину, я прибег даже к каббалистическим заклинаниям, но и они не дали мне понимания.

Пришло мне время уходить. Хотя здесь, где каждый из вас был добр ко мне, было очень уютно жить. Так вот, перед расставанием, мне хотелось бы дать тебе напутствия на ожидающие тебя испытания.

Он помолчал, как будто молясь в душе.

— Укрепи свое сердце и дух. Изменить себя ты не сможешь и другой ты не станешь. Все, что ожидает тебя, определено твоими особенностями, а потому не кляни судьбу и помни, что на любых дорогах есть то, что дарует идущему радость и отдохновение. Нужно только быть готовым их принять.

Он снова помолчал.

— А теперь прости меня, я должен вернуться к вечерней молитве. Но перед этим я хочу попрощаться с тобой, потому что рано утром я уйду.

Не зная, что сказать в ответ, она молча смотрела в огонь. Монах же, поклонившись, ушел.

После того, как монах покинул замок, ничего не происходило. Жизнь шла все так же неспешно и размеренно, и казалось, что ничего не предвещает ее изменений.

Заканчивалось второе лето после ухода монаха, когда вернувшийся с ярмарки оруженосец привез плохие вести.

— Госпожа, — едва соскочив с коня, закричал он, — прикажи закрыть ворота и двери!

— На нас идет враг?

— Нет, хуже! Мор!

— Мор?

— Да, об этом только и шли разговоры на ярмарке, все старались побыстрее разъехаться по домам. Только и слышно было — мор, мор…

— А может, это досужие разговоры?

— Нет, такими словами не бросаются. Нам надо приготовиться переждать лихую годину.

После этого они жили, словно в осаде, но все же мор просочился какими-то путями в их мирок и унес с собой скорбную жатву.

Когда все закончилось, в живых остались только госпожа и верный оруженосец. Как ни хотелось покидать родные стены, но выжить вдвоем — девушке и старику здесь в глуши, просто не представлялось возможным. Пришлось им отправиться в путь.

Путешествие по родственникам было утомительным, но в это время на землях, опустошенных мором, дороги были безопасными. Редкие встречные предпочитали разминуться. Хозяева постоялых дворов с радостью принимали редких спутников, хотя и глядя на них с долей опаски.

В конце концов, они нашли приют в замке мужа ее двоюродной сестры.

Это был огромный каменный замок, хозяин которого начал пристраивать к нему новое крыло, непосредственно перед мором. Строители успели почти все сделать, но крыло это так и стояло пустым и необитаемым.

Осталась молодая госпожа здесь еще и потому, что вскоре после приезда заболел и умер верный оруженосец. Оставшись одна, она как-то незаметно для себя сблизилась с сестрой, и, несмотря на то, что была старше той всего на год, опекала ее словно мать, тем более, что беременность сестры протекала тяжело. Частые недомогания, которые привели к тому, что к моменту родов она выглядела вконец измученной.

Роды протекали тяжело, и так уж случилось, что с первым криком младенца роженица испустила последний вздох.

Свою привязанность к сестре она перенесла на сына сестры, который для нее стал как собственный. Все внимание молодой женщины было поглощено младенцем, поэтому она совершенно растерялась, когда кормилица спросила ее:

— А как же все будет после отъезда хозяина в Святую землю?

— Не знаю, — ответила она.

Этот вопрос не давал ей покоя и она отправилась искать хозяина замка. Обойдя почти все покои, она нашла его в рабочем кабинете в новом крыле замка.

Часть одного из гобеленов была откинута в сторону и открывала взгляду небольшую, но массивную дубовую дверь, которая вела в маленькую каморку.

Хозяин стоял возле нее, о чем-то размышляя. Намереваясь во что бы то ни стало получить ответ на мучивший ее вопрос, молодая девушка буквально влетела в кабинет и остановилась.

— Это правда, что вы собрались ехать в Святую землю?

— Да, но вас это не касается.

— Зато меня касается, как вы распорядились деньгами.

Он расхохотался ей в лицо.

— Как я распорядился своими деньгами?

— Нет, в первую очередь, той суммой, которую я отдала вам на хранение, приехав сюда. И кто будет содержать весь двор до вашего возвращения.

— Кто и как будет содержать весь двор — не вашего ума дело. Управляющему даны все инструкции и он будет их исполнять, — его тон был угрожающим, он почти рычал, — а что касается ваших денег, так они хранятся здесь, вместе с моими.

Он посторонился, открывая проход.

— Вот, можете пойти и забрать, — хмыкнув, прибавил он. Девушка бесстрашно прошла мимо здоровенного мужика, стоящего, уперев руки в бока, и войдя в каморку, подошла к сундуку. В этот момент свет стал меркнуть и, повернувшись, она успела увидеть, как закрывается дверь.

После того как дверь захлопнулась, каморка погрузилась в полную темноту. Несчастная попыталась стучать всем, что попалось ей под руку, по стенам и по двери, но результата это не принесло совершенно никакого.

Даже удары звучали как-то глухо. Устав от этих бесполезных действий и почувствовав, что у нее кружится голова, пленница прилегла на сундук, стоящий у стены и провалилась в сон.

Когда она открыла глаза, все внутри было освещено каким-то странным зеленоватым светом. Не видно было, откуда он проникал в эту комнату, и казалось, что все предметы здесь светятся сами собой.

На глаза ей вдруг попался большой подсвечник, стоящий в углу, увидела все доски, из которых была собрана дверь, вплоть до мельчайших сучков на них.

Женщина бросилась к двери и толкнула ее, однако рука, не встречая сопротивления, прошла сквозь дверь. Не зная, что и думать, она шагнула в дверь и оказалась в кабинете хозяина замка. Здесь многое изменилось. Из множества гобеленов, ранее покрывавших стены, осталось только два — на одной стене, остальные же стены были голыми. Но удивительней всего, что в том месте, где она вышла, тоже была сплошная стена. Не поверив своим глазам, она шагнула к стене и, пройдя сквозь нее и дверь, вновь оказалась в каморке.

И в этот момент женщина почувствовала настоятельную потребность сообщить о каморке и сокровищах, находившихся в ней, кому-то, кто по праву мог воспользоваться спрятанными в ней сокровищами.

Она по коридорам пошла в комнату, в которой оставила наследника рода. Убранство коридора свидетельствовало об упадке и разорении хозяев.

Дойдя до дверей детской и неожиданно легко для себя пройдя сквозь них, так же, как прежде через двери, закрывавшие каморку, женщина оказалась в комнате, которую, как ей казалось, она оставила совсем недавно.

В комнате почти ничего не изменилось, разве что все казалось каким-то обветшалым, да еще в кровати вместо младенца, разметавшись, спал юноша, а рядом в кресле, дремала изрядно постаревшая кормилица.

Осторожно она подошла к кровати и положила руку на голову юноши. Юноша открыл глаза. Жестом она показала ему, чтобы он молчал и шел за ней. Убедившись, что молодой человек следует за ней, она довела его до кабинета хозяина и, указав на место на стене, где скрывалась дверь, на его глазах вошла в каморку. Однако все эти деяния утомили ее. Девица уселась на сундук и прикрыла глаза.

Открыв их спустя некоторое время, молодая женщина обнаружила, что находится в совершенно другом месте, однако здесь тоже были свалены какие-то ценности. Неожиданно она снова почувствовала необходимость о них сообщить, и совершенно точно знала, кому. Подчинившись этому влечению, она привела к спрятанным богатствам их нового владельца, указав же на них, снова погрузилась в сон возле драгоценностей.

С той поры ей неоднократно приходилось выполнять миссию провожатого к сокровищам, утерянным в том или ином роде.

Но однажды молодая женщина пробудилась в пустой комнате. Сколько она не прислушивалась к себе, однако никакой миссии ей выполнять не было нужным. Встав, она отправилась осматривать замок.

Это был совершенно незнакомый ей замок, никаких ассоциаций и воспоминаний не навевавший. Осматриваясь, она все пыталась вспомнить, кто же она есть, как ее зовут, из какого рода происходит и где находится ее родной дом.

Она долго бродила по коридорам и покоям замка, пытаясь найти хоть какую-нибудь зацепку, которая могла бы помочь найти ответы на мучающие ее вопросы. Однако все было впустую. Утомившись, она забрела в дальнюю комнату и заснула, а проснувшись, обнаружила себя в новом месте.

Множество раз женщина оказывалась в новых и новых местах, но ни одно из них не дало ей ответа на главный для нее вопрос — где мой родной дом?

Однако со временем она стала все чаще оказываться в одном и том же замке. Но и в нем она не находила ничего знакомого и ничего родного. Однако, смирившись со своей судьбой, с некоторых пор начала считать его своим вторым домом.

* * *

Дама в белом замолчала, а я, воспользовавшись паузой, обратился к монаху:

— А вы действительно не имели совершенно никакого отношения к госпоже?

— Поверьте, ни малейшего, — сказал он, — а чтобы у вас не оставалось сомнений, я расскажу свою историю.

* * *

Все свое детство и юность он провел в монастырях, попав в них совсем несмышленым ребенком. Монахи, воспитывавшие его, были добры к молодому послушнику. Монастырский устав был для него единственным возможным распорядком жизни, а служба в монастыре — единственным способом прожить.

Он не старался постигнуть учение, принимая его как догму полностью и всеобъемлюще. Дни его пролетали в молитвах и монастырских заботах.

Подобное рвение не может остаться незамеченным, уже молодым юношей его определили приором в один из монастырей в этом городе.

Кто знает, может быть, он бы дослужился до высокого сана, но однажды ему встретился бродяга в нелепом колпаке и какой-то странной накидке. Этот человек выходил из кельи настоятеля.

Молодой человек буквально ворвался в келью настоятеля.

— Отец мой, но ведь это… - начал он, задыхаясь от волнения и не успевая подобрать слова.

— Да, это алхимик, — спокойно закончил за него настоятель.

— Но как вы можете общаться с ним, ведь он поклоняется дьяволу и попирает истинную веру!

— Сын мой, в тебе говорит юношеская категоричность. Не все столь однозначно, а отворачиваться от людей только по той причине, что они тебе не симпатичны — недостойно истинного служителя веры. К тому же он сейчас является правой рукой хозяина замка, на чьей земле стоит наш монастырь.

— Но вы же не можете отрицать, святой отец, что он знается с нечистой силой?

— И опять вынужден сказать тебе, что это скорее досужие разговоры. Да, он исследует странные науки, далекие от нашей жизни. Но кто знает, кто знает… - задумчиво произнес настоятель.

— Но ведь надо что-то делать или для того, чтобы спасти его душу, или вывести на чистую воду.

— Хорошо, хорошо, ступай, сын мой, я подумаю, а тебя ждут повседневные обязанности.

Спустя несколько дней после этого разговора настоятель позвал своего помощника и сказал ему:

— Я разговаривал с хозяином замка и мы договорились, что для того, чтобы пресечь досужие разговоры и раз и навсегда покончить с определенными слухами, один из нас, самый крепкий верой, будет проводить час в молитвах в лаборатории у алхимика.

Мой выбор остановился на тебе, сын мой, так что тебе отныне надлежит перед вечерней трапезой посещать лабораторию и проводить там час в молитвах.

— Но почему я?

— Сын мой, позволь тебе напомнить, смирение подразумевает способность, не ропща, принимать свою судьбу и исполнять возложенное на тебя. И к тому же вера твоя столь крепка, что окажись там в действительности нечистая сила, то ей не совладать с тобой.

Эта обязанность, вначале показавшаяся столь утомительной и обременительной, мало-помалу увлекла молодого монаха. Алхимик, несмотря на свою необычную внешность, оказался человеком весьма приятным. Его совершенно не раздражало присутствие молодого монаха, и во время чтения молитв он продолжал писать свои труды.

Ни о какой нечистой силе речи не шло. Так продолжалось довольно долго, пока однажды, придя немного раньше обычного времени, молодой монах не почувствовал в поведении алхимика какую-то странность, тот словно оказался застигнутым за чем-то неприличным и как-то странно вел себя. Он возбужденно говорил, украдкой бросая взгляд в дальний угол лаборатории, заставленной разной мебелью.

Молодой монах отважно поднял над собой крест, освященный настоятелем, который он как раз принес собой, чтобы предотвратить проникновение нечистой силы в лабораторию алхимика в свое отсутствие, и двинулся в дальний угол, громко читая молитву.

Среди мебели нечто зашевелилось и, подняв пыль, побежало прочь. Юноша кинулся за ним. Перед собой видел он существо на коротких лапках, какое-то дьявольское создание, бормочущее непонятные слова.

* * *

Монах прервался, и, повернувшись к Василиску, сказал:

— А ведь признайся, ты испугался тогда креста!

— Ну еще бы не испугаться, — отозвался тот, — представь, на тебя несется молодой крепкий детина, с дубиной над головой, с явным намерением шандарахнуть тебя по голове. Забить бы — не забил, однако, приятного мало, когда по голове дубьем лупят.

— И за это ты меня забросил в неведомые дали?

— Да никуда я тебя не забрасывал, нечего было за мной гоняться.

* * *

Монах летел вперед, не разбирая дороги. Существо, несмотря на то, что оно неуклюже передвигалось на своих коротких лапках, все еще было впереди, и ему никак не удавалось сократить дистанцию между ним и собой. Спустя некоторое время он начал ощущать, что устает, однако он все бежал и бежал вперед. Потом ему перестало хватать дыхания. Перед глазами поплыли радужные круги, ноги сделались ватными и чтобы не рухнуть, он вынужден был остановиться и сесть.

Отдышавшись, он, наконец, огляделся вокруг себя. Странное существо куда-то пропало. Но и он находился в совершенно незнакомой местности. Неширокая пыльная дорога уходила куда-то вдаль, и, что самое удивительное, освещена была только она, а все что лежало по сторонам, терялось в непроглядном мраке. Нигде никого не было видно, ни один звук не нарушал покоя этого места. Не менее удивительно было то, что хотя на небе не светило ни солнце, ни луна, ни звезды, свет откуда-то падал на дорогу на всем ее протяжении, по крайней мере на ту ее часть, которую он был в состоянии видеть.

Не зная, что и предпринять, молодой монах, развернулся и пошел в обратную сторону, как ему показалось, именно в ту сторону, откуда он сюда попал.

Но сколько не брел он по дороге, ничего не менялось. Дорога уходила куда-то вдаль, мрак вокруг него не рассеивался, и все так же никого не было видно.

Встретив какое-то чахлое деревце, росшее на обочине дороги, он присел возле него, скорее даже не от усталости, которую не ощущал, а от безысходности. Он попытался молиться, но слова молитвы не приносили привычного успокоения и уверенности, и он заплакал.

Внезапно, сквозь рыдания, сотрясавшие его, молодой человек почувствовал, что кто-то трясет его за плечо.

Протерев глаза, он обнаружил возле себя слепого старика.

— Ну что ж, заблудшая душа, пойдем, я отведу тебя туда, где обитают тебе подобные и где ты обретешь покой.

* * *

— Как, ты встретил слепого старца и побывал в городе заблудших душ? — вскричал Василиск, а затем уже спокойнее, обращаясь к нам, добавил, — Видите ли, и то, и другое являются своеобразным мифом там, откуда я происхожу, то есть тем, о чем все знают, но никто никогда не сталкивался.

— А ты, — он снова обратился к монаху, — никогда не упомянул об этой истории.

— Ну, во первых, я так и не был в городе заблудших душ, а встрече со старцем не придавал особого значения. За время моих скитаний мне пришлось столкнуться с такими существами, что слепой старец просто меркнет на их фоне.

— Что толку объяснять глухому красоту музыкальной симфонии, если он вовсе ничего не слышит, — проворчал Василиск.

— А если бы ты мне дал договорить, то узнал бы, что до города я так и не дошел, — огрызнулся монах.

— Ладно уж, рассказывай, — согласился Василиск, — послушаем, что там с тобой происходило.

* * *

Монах шел по дороге вместе со слепым старцем, но только теперь перед ним открывалось все больше и больше разных миров, раскинувшихся по ее сторонам. Мимо одних они шли долго, другие проносились столь быстро, что с трудом можно было рассмотреть, что же они из себя представляют.

Старец все время что рассказывал и рассказывал монаху, а тот с какого-то момента перестал воспринимать рассказанное. Нет, он внимательно слушал и даже пытался понять, но мозг, приученный видеть все как отражение одной-единственной истины, здесь отказывался служить ему.

Порой Монаху казалось, что он грезит, и он останавливался и начинал читать молитвы, пытаясь с их помощью вернуть себе здравый смысл. старец в такие моменты терпеливо ждал своего молодого спутника. Однако видя, что это ничего не меняет, Монах оставлял молитвы и шел дальше, вслед за старцем.

То, что он видел, было столь фантасмагорично, что все его попытки найти в увиденном хоть малейшие элементы знакомых конструкций были тщетны. И чтобы хоть как-то сохранить здравый смысл, ему пришлось принять эту реальность. Время здесь не существовало, как не существовало и расстояния. Они просто шли и шли, а все вокруг них менялось и менялось.

Постепенно Монах стал уставать, но не физически, а морально (душевно), ему все больше и больше хотелось вернуться в мир, в котором он вырос.

Внезапно на дороге появились две фигуры, двигающиеся им навстречу. Когда наконец Монаху удалось разглядеть их, он сразу же забыл о спутнике и стал напряженно смотреть вперед.

Это был рыцарь в блестящих железных латах, а рядом с ним двигался огромный черный конь. Только подойдя ближе, Монах, наконец, рассмотрел, что конь этот был не совсем обычным — вместо копыт его ноги заканчивались тремя пальцами с огромными когтями.

Несколько смутившись увиденным, Монах оглянулся в поисках своего спутника, однако слепого старца нигде не было. Тогда он обратился к рыцарю.

— Не позволите ли мне, господин, сопровождать вас в дороге. Что-то мне подсказывает, что вы знаете, как добраться до ее конца.

— Занятно встретить в этих концах монаха, — рокочущим басом произнес рыцарь, — но я не буду спрашивать тебя о причине твоего присутствия здесь. Однако ты прав, я иду домой и, надеюсь, по той дороге, по которой надо. А вот взять тебя в спутники, — он почему-то посмотрел на своего коня, помолчал и, наконец, произнес, — ну что ж, а почему бы и нет.

Некоторое время они шли по дороге. Затем, словно повинуясь какому-то приказу, слышному ему одному, рыцарь вскочил на коня, ухватил монаха и посадил его сзади себя. И только они разместились на спине этого создания, так похожего на коня, как оно прыжками, больше похожими на кошачьи, понеслось прочь от дороги.

Все вокруг, померкнув, погрузилось в темноту, лишь изредка освещаемую сполохами. Затем они оказались перед воротами этого городка. Здесь рыцарь помог монаху спуститься на землю и исчез.

* * *

— Вот собственно вся моя история. Но я ни о чем не жалею. Здесь у меня есть приятная компания старых знакомых, привычные места, а что еще нужно? — подвел он итог.

В наступившей тишине я повернулся к бородачу.

— Ну а вы? Вы-то какую роль сыграли в этой истории?

— Я? — удивился он. — Даже и не знаю. Хотя давайте поведаю вам и свою историю, а вы сами рассудите.

* * *

Он родился в Золотой век алхимии. Это было время, когда люди, посвятившие себя этой науке, были самыми уважаемыми в обществе. Верхушка общества почитала для себя за честь финансировать их исследования, и даже короли прислушивались к их советам.

Постигнуть основы алхимической науки было крайне тяжело. Алхимики неохотно брали учеников и делились своими знаниями. Ему повезло. Звезда, под которой он родился, сопутствовала ему от колыбели. Еще мальчиком его приметил и взял ученики сам Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Хохенхайм — великий Парацелъс, который, несмотря на свой отвратительный характер, оказался неплохим учителем и обучил его всем тонкостям этой непростой науки.

Юношей он прочитал все сочинения, и его успехи не остались незамеченными. Оказавшись при дворе короля Рудольфа, несмотря на свой сравнительно молодой возраст, он стал главой цеха алхимиков и пользовался заслуженным уважением. Именно здесь ему попало в руки считавшееся утраченным сочинение одного из величайших алхимиков всех времен Ар-Рази, известного как Разес, автора известных произведений «Книга тайн» и «Книга тайны тайн», в котором он не только описывал свойства и способы получения Философского камня — универсального катализатора всех алхимических процессов, но и рассматривал всю схему мироздания, приходя к неожиданному выводу, что существует физическая точка схождения реальностей. Посвятив несколько глав описанию этой точки, он назвал ее Городом Девяти Ворот, однако не указал местонахождения.

Но как это чаще всего бывает, Золотой Век алхимии длился недолго. Философские эксперименты все меньше занимали умы власть предержащих и они обратились к материальной стороне алхимии, а любой неудачный опыт воспринимался как неспособность этой науки оправдать выданные ей уже авансы.

Те, кто действительно исповедовал чистую науку, стали покидать двор, а на их место потянулись шарлатаны и фальсификаторы, которые прикрываясь пестрой мишурой таинственных слов, демонстрировали фиктивные опыты по производству золота, философских камней и гомункулусов.

Цех алхимиков переставал существовать, все больше напоминая цирковой балаган, потешающий публику.

И вот, когда в один из вечеров Алхимик сидел, погрузившись в невеселые мысли о происходящем, раздался стук в дверь и вошел слуга графа — высокопоставленного вельможи при дворе короля.

— Мой господин ожидает вас сейчас, — с поклоном произнес он и быстро вышел из комнаты.

Алхимик не стал мешкать и отправился в покои, занимаемые графом. Тот принял алхимика в своем кабинете. Приказав всем удалиться, граф громко сказал:

— Я собираюсь снова жениться и мне необходим гороскоп моей будущей жены.

Однако, несмотря на столь очевидный повод для визита, что-то в голосе и манере поведения графа настораживало. Вдруг он подошел вплотную к алхимику и вкрадчиво сказал:

— Я предлагаю переехать тебе в мой замок и продолжить свои опыты у меня.

— Почему вы предлагаете мне это?

— Не знаю, что показывают тебе твои звезды и гороскопы, но даже птички в парке знают о том, что для одного главного алхимика уже приготовлены покои в подземелье королевского замка.

Холодно глядя на алхимика, граф продолжил уже нормальным тоном:

— У тебя есть несколько часов, после чего к тебе зайдет мой слуга за гороскопом, и если ты будешь готов, то последуешь за ним.

— Я не знаю, что и сказать, — только и выдавил из себя алхимик.

— А ничего говорить и не надо, — весело произнес граф и добавил тихо, — все оборудование лаборатории мои слуги привезут через несколько дней.

— Я не знаю, что сказать…

— А вы ничего и не говорите.

Граф махнул рукой, отпуская астролога.

— Более подробно мы обо всем поговорим позже. Не теряй времени — у тебя его нет.

Последняя фраза прозвучала почти угрожающе. Астролог поклонился и покинул кабинет.

В полдень следующего дня алхимик вместе с управляющим графа обедали в придорожной корчме уже вдали от метрополии, на полпути к замку графа. Кроме них в помещении находились два крестьянина. Поочередно оглядываясь на алхимика, довольно странно выглядевшего в этой корчме в своей мантии, они о чем-то шепотом переговаривались.

Внезапно до астролога долетели слова одного из них, раздраженного непониманием собеседника.

— Да говорю тебе, святой отец на мессе сказал, что скоро от всех этих колдунов земля избавится, что не смогут они больше наводить порчу на урожай и скотину. Вот тогда и наступят спокойные времена, — и испугавшись, что его могут услышать, замолчал.

Хозяин заведения тоже обслуживал их с некоторой опаской, как-то странно поглядывая на алхимика.

Рассудив, что лучше не оставаться на отдых, они после трапезы продолжили путь и всю оставшуюся дорогу до замка графа останавливались вдали от людей.

К удивлению алхимика, они проехали мимо ворот замка и углубились в городские улочки. Недолго поплутав, управляющий остановился возле большого каменного дома.

— Ну вот, мы и приехали, — сказал управляющий, — вы будете жить в этом доме. По распоряжению графа теперь он принадлежит вам. Весь ваш скарб и все необходимое для ваших занятий привезут позже, как и было обещано.

Спутники прошли в дом. Здесь, в отличие от метрополии, помимо комнаты, предназначавшейся под лабораторию, и спальни, были кабинет и гостиная, а также еще несколько комнат, которые можно было использовать в любых целях. В гостиной на столе, покрытом льняной скатертью, стояла заботливо приготовленная еда.

— Да, чуть не забыл, — сказал управляющий, — я договорился с одной кухаркой. Она будет вам готовить да и убирать в доме по мере необходимости. Если вам не понравится ее стряпня, то найти другую не составит труда. Теперь я вас покину. Меня требуют накопившиеся в мое отсутствие дела.

К приезду графа в родовой замок, он уже успел полностью расположиться, найти место для всех своих приборов, материалов и книг, которые, как и было обещано, были полностью перевезены из королевского замка. И что самое удивительное, ничего при перевозке не было разбито или поломано.

Граф появился в его доме неожиданно, удобно расположился в кресле, осмотрелся и сказал:

— Ну, что ж, я вижу, что ты уже довольно комфортно устроился. Уверен, что и жить тебе будет столь же комфортно. Я привез весьма добрые для тебя вести. Как я и предполагал, тебя удалось отправить достаточно своевременно. Его Величество изволили некоторое время гневаться, что его распоряжения не смогли быть исполнены. Однако после нескольких приватных бесед между нами, мне удалось сменить его гнев на милость и даже мне было обещано, что впредь преследовать тебя не будут при условии, что ты будешь избегать метрополии и жить — неподалеку от меня.

— Да, здесь действительно намного удобнее и если мне будет позволено продолжать мои опыты, то лучшего и желать не придется.

— Тебе достаточно перечислить необходимое моему управляющему и он закупит сам или назовешь ему нужную сумму и получишь деньги на закупку. Кроме того, он ежемесячно будет передавать тебе деньги на содержание. Теперь же я хочу задать вопросы, интересующие меня.

— Я с радостью отвечу на них, если мне хватит знаний и опыта.

— Так вот, мой первый вопрос: возможно ли создать бумагу, видом выглядящую на несколько столетий старше, чем она есть в действительности, — и, видя, что алхимик собирается пуститься в долгие объяснения, добавил, — мне нужен ответ только да или нет, и достаточно ли у тебя приспособлений и ингредиентов для изготовления такой бумаги.

— Подобный опыт произвести не составит труда, во всяком случае все действия подробно описаны в трудах Раймонда Луллия и повторить их сможет даже ученик. Что же касается ингредиентов, то у меня в достаточном количестве нет только серы, но ее купить не сложно. Я думаю, что вашему управляющему это не составит труда.

Граф, распрощавшись, ушел, а алхимик, поразмыслив, пришел к выводу, что если подобного рода услуги позволят ему спокойно заниматься своими делами, то игра стоит свеч.

До весенней ярмарки жизнь бежала практически по накатанной колее. Небольшие эксперименты по созданию компонентов для изготовления философского камня перемежались выполнением заданий графа, которому требовалось, чтобы та или иная грамота была состарена на сто или более лет, а тот или иной указ выглядел не менее подлинным, чем настоящий. Алхимик даже не задумывался, для каких целей графу требовались эти бумаги, как и не вникал в их содержание.

После весенней ярмарки произошли события, внесшие разнообразие в течение жизни алхимика. На ярмарке оказался торговец алхимическими снадобьями, привлеченный в городок слухами о живущем здесь алхимике самого короля Рудольфа.

Сам же алхимик, обрадованный оказией пополнить свои запасы необходимых ингредиентов, скупил чуть ли не все, что предлагал торговец.

Вечером, разложив все купленное на столе в лаборатории, он перебирал покупки, по привычке называя вслух каждый из ингредиентов. Когда же он дошел до пузырька с драконьей кровью, то неожиданно услышал голос:

— И это называется драконьей кровью? Шарлатаны! Кстати, а зачем она тебе вообще потребовалась?

— Для создания философского камня, — несколько растерянно ответил алхимик, все еще никого не видя в лаборатории и не понимая, с кем говорит.

— Философский камень из этих ингредиентов? — в голосе слышался неприкрытый сарказм. — Да любой булыжник из мостовой будет более действенным, чем созданный из этого камень!

В дальнем углу лаборатории что-то зашевелилось, и из него вышел Василиск.

— Не может быть, — сказал Алхимик сам себе, — судя по описаниям — это существо, похожее на Василиска.

Василиск подозрительно осмотрел себя.

— Конечно, Василиск, — согласился он, — вот только не надо обзывать меня существом похожим. Я есть то, что я есть.

— Но великий Ар-Рази, описывая василисков, утверждал, что обитать они могут только в месте слияния девяти сфер мироздания, в городе девяти врат.

— Относительно того, что только лишь здесь, сей ученый муж, конечно, переврал, хотя и не очень далеко ушел от истины.

— Так неужели это и есть легендарный город девяти врат!? — воскликнул алхимик.

— И это называется ученый муж? — с пафосом сказал Василиск, — за все время, что он провел здесь, у него не хватило времени обойти город вокруг и сосчитать врата. М-да… - задумчиво протянул он.

— Но это означает, — продолжил алхимик, похоже, не слышавший скептических высказываний Василиска, — перестают действовать законы нашего мира и открываются безграничные возможности для трансмутаций…

— Эк тебя занесло, — перебил его Василиск, — ты хоть представляешь себе, как происходит это слияние сфер мироздания?

— Ну, только теоретически, — несколько смутившись, ответил алхимик, — но все это было описано в книге Ар-Рази.

— Что ты мне заладил про Ар-Рази, или как он еще себя называл, Разес — на редкость нетерпеливый графоман. Ему, бывало, объясняешь, объясняешь, а он, не дослушав, вскакивает и кидается писать. Так мало того, что не дослушает, он еще и переврет то, что услышал.

Алхимик нервно заходил по лаборатории, а Василиск тем временем расположился в кресле и молча наблюдал за ним. Внезапно алхимик остановился.

— Но если это так… - начал он.

— Именно так, а не иначе, — вставил свое слово Василиск.

— …то мне придется самостоятельно изучать все свойства этого места.

— Браво! — воскликнул Василиск, — Хотя какой смысл изучать-то, если их нужно использовать, — добавил он.

С этого момента алхимик, забросив все свои опыты по созданию философского камня, углубился в изучение свойств места слияния девяти сфер мироздания.

Встречи с Василиском были хотя и не ежедневными, но довольно частыми. Тот появлялся в лаборатории и с видимым удовольствием обсуждал все заключения алхимика, не отказывая себе в удовольствии поиздеваться над ложными выводами.

Один из таких визитов пришелся на время, когда алхимик изготавливал очередную грамоту по заказу графа.

— Позволь полюбопытствовать, чем это ты занят? — спросил Василиск, устраиваясь в кресле, — сдается мне, что это не имеет ни малейшего отношения к свойствам девяти сфер.

— Минутку, — алхимик обрызгал лежащий перед ним свиток раствором из колбы, — видишь ли, это та часть моего соглашения с хозяином замка, которая позволяет мне посвящать достаточно времени своим занятиям.

— Хозяин замка, — задумчиво сказал Василиск, — благодарение покровителям этого места, что этот пройдоха не может путешествовать по всем девяти сферам. Насколько я знаю, ни в одной из них большего мошенника не существовало.

— Может быть, и так, — согласился алхимик, — только более благоприятных условий для работы у меня не существовало.

— Вот только потом бы не пришлось расплачиваться за свою наивность, — все также задумчиво продолжил Василиск.

— Однако заказ я выполнил, — сказал алхимик, помахав в воздухе свитком и положил его на просушку, — и мы можем вернуться к нашим опытам.

Больше они к этому разговору не возвращались, и все шло своим чередом, пока не появился молодой монах.

Все началось с того, что настоятель монастыря по рекомендации графа заказал алхимику изготовление нескольких грамот.

По просьбе настоятеля, не желавшего, чтобы хоть кто-нибудь в городе видел его посещающим дом алхимика, он сам отнес готовые листы в монастырь. Уже выходя из кельи настоятеля, он столкнулся с молодым монахом. При виде алхимика он перекрестился и как ошпаренный кинулся к настоятелю.

Не придав этому значения, алхимик возвратился домой и вернулся к своим занятиям. Однако на следующий день его вызвали в замок.

Граф принял его весьма дружелюбно.

— Мой дорогой ученый, я прошу тебя внести некоторые коррективы в распорядок занятий и выделить время для посещения одного монаха, который будет читать молитвы в твоей лаборатории.

— А нельзя ли без этого как-нибудь обойтись?

— Было бы крайне нежелательно, чтобы по городу поползли слухи о твоих контактах с нечистой силой.

— Ну, что ж, — без особой радости согласился алхимик, — если это необходимо, то пусть приходит.

Уже на следующий день молодой монах пришел в дом алхимика. Войдя с обреченным видом, как если бы он входил в преддверья ада, он на протяжении часа читал молитвы, а затем с явным облегчением покинул этот дом. С этого момента визиты монаха стали регулярными. Он приходил, читал молитвы и уходил. С каждым разом посещения эти давались ему все легче и легче. Во время чтения молитв ничего не происходило. Да и его бормотание не очень отвлекало алхимика от составления своих трудов.

Все так и продолжалось до тех пор, пока однажды монах не появился в неурочный час, таща с собой большой крест, который он, видимо, собирался водрузить в лаборатории. Так уж случилось, что в это время в лаборатории был Василиск.

Увидев его, монах поднял над головой крест и с нечленораздельным воплем пошел в атаку. Василиск соскочил с кресла, бросился в угол лаборатории, монах последовал за ним. Алхимик успел увидеть, как по стене пошла какая-то рябь, и все пропало.

Василиск появился на следующий день.

— Скажи, что стало с монахом? — допытывался алхимик.

— Да утомил меня этот молодой дурень с дубиной. Давно не приходилось так бегать.

— Но что ты с ним сделал?

— Я?! Ничего.

— Но ведь он не вернулся!

— А кто, спрашивается, заставлял его ступать на дорогу между сферами? Бегал бы за мной. Побегал бы, успокоился и вернулся в этот мир цел и невредим. А теперь, где его носит, даже я не скажу.

Они еще немного поговорили о свойствах дороги между сферами, а затем вернулись к обычным темам.

Как ни удивительно, но исчезновение молодого монаха прошло совершенно незамеченным. Отправляясь к алхимику в неурочный час, он никого не предупредил, а как он входил в дом, тоже никто не заметил. Так что его пропажу никто не связывал с алхимиком, а настоятель монастыря по каким-то ведомым ему одному причинам тоже предпочел не придавать этому событию никакого значения.

Случай этот канул в лету, и со временем даже алхимик с Василиском перестали к нему возвращаться.

Последовали спокойные годы, жизнь текла размеренно. Но однажды на пороге появился слуга из замка.

— Вас требуют к графу, сейчас же.

— Мне необходимо захватить с собой что-либо из своих принадлежностей?

— Мне не было дано никаких указаний на этот счет, только вы и сейчас же.

Подобные приглашения, сродни приказу, не предвещали ничего хорошего, тем не менее, требовали выполнения без отлагательств и обсуждения.

Граф принял алхимика в своем кабинете и, жестом отпустив слугу, обратился к алхимику, только закрылась дверь кабинета.

— Так уж случилось, что на глаза мне попалось сие сочинение, — он указал на фолиант, лежащий на его столе.

Алхимик с ужасом увидел, что это один из томов его труда, в котором он описывал свойства девяти сфер мироздания, однако от комментариев воздержался, ожидая дальнейшего развития.

— Итак, я сумел прочесть лишь его название, весьма заинтересовавшее меня — «О свойствах девяти сфер мироздания». Надо сказать, я наслышан о данном феномене, но мне хотелось познакомиться с ним как можно ближе, в том числе и с практической стороной.

Голос графа звучал мягко, почти ласково и, если бы этот разговор происходил в лаборатории, то алхимик не удержался бы и рассказал графу обо всем. Однако сейчас в его памяти всплыли слова Василиска, что мошенника подобно хозяину замка в девяти сферах еще не знали, и, случись ему попасть в них, неведомо, к каким последствиям бы это привело.

Не дождавшись ответа, граф продолжил свой монолог, вот только в голосе его прорезались жесткие нотки.

— Вообще-то чувство элементарной благодарности должно подвигнуть тебя посвятить меня в эти таинства. Но как я вижу, ты не спешишь это делать, а, исходя из того, что сей труд тобой зашифрован, то и вывод остается один — это тайна. Тайны же лучше всего хранятся там, где они никому недоступны.

Граф громко хлопнул в ладоши и в кабинете оказалось два крепких слуги.

— Отведите нашего алхимика в подземелье, пусть он там в тишине поразмыслит, стоит ли на них менять свой дом и достойно ли отказывать в малой услуге тому, кто для тебя достаточно много сделал.

Вскоре алхимик уже находился в маленькой каморке, вырубленной в скале, на которой стоял замок графа.

Тишину подземелья лишь раз в день нарушали шаги тюремщика, приносившего ему еду. Первое время эта тишина совсем не угнетала алхимика, позволяя погрузиться в собственные мысли и выстроить и закончить в уме заключительные главы своего труда. Однако спустя некоторое время ему стало казаться, что в тишину подземелья вкрадываются какие-то звуки, а в темноте стали видеться какие-то тени.

Когда же в углу его камеры появился Василиск, то он уже не знал, действительно это он или перед ним морок, созданный его разгоряченным воображением.

— М-да, — вместо приветствия сказал Василиск, — и ты находишь сии палаты гораздо более достойными, чем прежние?

— Я-то нет, а вот хозяину замка кажется, что мне здесь будет лучше думаться.

— Нечто подобное я и ожидал. И как? Думается лучше?

— Это смотря о чем, — невесело усмехнулся алхимик, — и все бы ничего, только последнее время стало мне казаться, что я теряю рассудок.

— Теряешь рассудок? Это каким же образом ты пришел к такому занимательному заключению? — поинтересовался Василиск.

— Понимаешь, с каждым днем здесь становится все больше звуков, и потом эти непонятные тени.

— А-а-а, ты об этом… - засмеялся Василиск, — а то я чуть было не испугался. А ты как думал, заниматься столько времени экспериментами с девятью сферами мироздания и быть уверенным, что твоя собственная природа останется неизменной? Изменения накапливались, им нужен только толчок, чтобы проявиться, и твоя изоляция здесь и стала таким толчком. Да, кстати, не сменить ли нам обстановку, мне, признаться, не очень по душе это место.

— Мне тоже, но я еще не придумал способа, как его покинуть.

— Ну это же проще простого, однако, прежде чем покинуть такой тихий, хотя и печальный, уголок, мне хотелось бы обсудить с тобой вот что. Как ты и сам прекрасно понимаешь, в лице своего бывшего покровителя ты отныне приобрел врага, причем врага могущественного и, к сожалению, умного. Укрыться от него в этой действительности можно лишь на какое-то время. И потому я хочу спросить тебя — заинтересует ли тебя возможность сменить форму своего существования, сделав местом своего обитания пространство между девятью сферами. Не спеши с ответом, здесь, как и везде, есть свои положительные и отрицательные стороны, но мне кажется, что тебя, как истинного ученого, подобная метаморфоза должна заинтересовать.

— Войти в пространство между девятью сферами, но возможно ли это?

— И чему я учил тебя столько времени! — Василиск схватился за голову, — Конечно, возможно, а для тебя, пожалуй, легче, чем удерживаться в этой действительности. Насколько я понимаю, ты согласен. В таком случае постарайся, следуя за мной, не отходить далеко, а то, как молодой монах, окажешься неизвестно где.

На глазах алхимика одна из стен камеры пошла рябью, словно скала, в которой было вырублено это помещение, потеряла свои свойства и стала жидкой. Алхимик отважно шагнул в эту рябь, следуя за Василиском.

* * *

— А Роза-то, Роза, никто из вас ни разу не упомянул о ней, о ее истории, — воскликнул я.

— Знаете, молодой человек, ее история произошла задолго до моей, — сказал Алхимик, — честно говоря, я кое-что знаю, но рассказывать не решусь. Да к тому же поведать историю Розы лучше, чем сама Роза, вряд ли кто-то сможет.

— Но ведь она куда-то исчезла, — сказал я.

— Ну, почему же исчезла, — за моей спиной прозвучал голос девушки, — всему свое время. Если же вам действительно интересно, то я согласна рассказать свою историю.

— Это было бы просто чудесно, — ответил я, — тем более, что я так заинтригован остальными рассказчиками.

— Что ж, пусть будет так, только боюсь, что это будет не самая занимательная из историй, услышанных вами сегодня.

* * *

Все это случилась в давние времена, когда на месте замка стояла лишь одна башня, служившая пристанищем королевскому воеводе, а по окрестностям разъезжали странствующие рыцари, закованные в латы. Только вот город со своими девятью воротами стоял практически такой же, как и сегодня.

Роза жила одна в огромном каменном доме. Мать она не знала совсем. Смутно помнила только отца. С малых лет все заботы о ней взяла древняя Старуха, жившая в соседнем доме.

Старуху эту в городе не любили и боялись. Однако, когда кто-нибудь заболевал, к ней шли за целебными травами и настоями. И хотя Роза не принимала участия ни в сборе трав, ни в приготовлении настоев, не общалась с клиентами старухи, все же настороженное отношение горожан распространялось на нее. Она росла и хорошела, а они все больше сторонились ее, и все чаще она слышала, что ее за глаза называют цыганкой.

Однажды девушка не вытерпела и спросила у старухи:

— Скажи, почему в городе все называют меня цыганкой, ведь цыгане — это странники, не имеющие постоянного пристанища, а я родилась и выросла здесь и никогда не путешествовала?

— По праву крови, деточка, — ответила Старуха, — видишь ли, твои отец и мать не принадлежали к этому народу. Еще до твоего рождения твои родители пришли в этот город и поселились в доме, подаренном им Тем, кто имел право сделать им такой подарок за оказанную услугу, но при этом они оставались людьми своего народа.

— Но это значит… - начала Роза.

— Ничего это не значит, — неожиданно оборвала ее Старуха, — а если кому-то хочется почесать язык, то пусть, прежде чем это делать, хорошо подумает.

Хотя они и разговаривали с глазу на глаз, но только в городе после этого разговора ее никто больше не называл открыто цыганкой, но шепоток «цыганка пошла», она слышала достаточно часто, да и отношение к ней стало еще настороженней.

Когда она входила в пору юности, возле городских ворот объявился цыганский табор. Они поставили свои шатры и зазывали горожан, предлагая им свои товары.

Больше из любопытства, чем из-за необходимости что-либо приобрести, Роза вместе с другими решила сходить в табор.

Пришла она под вечер, когда цыгане сидели возле больших костров, расположенных между шатрами. Но стоило ей подойти к какому-нибудь из них, как постепенно у всех сидящих находилось какое-нибудь дело и они расходились. До ее слуха долетали слова «Странница», «Странница пришла». Внезапно возле нее остановилась пожилая цыганка.

— Дитя моё, — обратилась к Розе она, — зайди в этот шатер, — и указала на один из шатров, стоящий несколько поодаль от остальных. Сказав это, цыганка пошла дальше. А Роза, влекомая любопытством, последовала ее совету.

Посреди шатра на куче цветного тряпья сидела очень старая цыганка, то ли дремлющая, то ли погруженная в свои мысли. Не решаясь побеспокоить ее, Роза повернулась, чтобы уйти, но тут раздался голос:

— Заходи, коль уж пришла, про судьбу твою расскажу, красавица, всю правду поведаю.

Однако конец этой привычной фразы старуха как-то скомкала и произнесла почти невнятно. Роза вошла и присела рядом со старухой.

— Вы, правда, можете мне рассказать всю правду? — спросила она.

— Нет, — неожиданно сказала старая цыганка.

— Но хотя бы скажите мне, почему в таборе все меня избегают, а горожане меня еще и называют цыганкой?

— Знаешь ли, существует старинная цыганская сказка, одна из тех, что матери рассказывают своим сыновьям, сидя вечерами у костра. Сказка эта о Страннице Любви, девушке, рожденной вне своего рода, которая своей красотой будет светить, словно костер в ночи. Но горе тому мужчине, который полюбит ее без взаимности, будет он обречен на вечные странствия, без приюта и пристанища.

— А она сама-то сможет найти свою любовь? — спросила Роза.

— Не знаю, в сказке об этом ничего не говорится, — ответила Старуха и прибавила, — а теперь ступай. Придешь позже.

Однако на утро, когда Роза пришла сюда вновь, от цыганского табора не осталось и следа.

С тех пор она часто приходила на это место, надеясь, что табор вернется, и она сможет получить ответы на свои вопросы, которых у нее становилось все больше и больше.

Но цыгане не возвращались, а спустя некоторое время площадь за воротами стали разгораживать под ристалище для рыцарского турнира, организованного старым воеводой.

Один за другим в город стали съезжаться рыцари, привлеченные возможностью поучаствовать в очередном турнире. Это был грубые, покрытые шрамами мужчины, останавливавшиеся на постоялых дворах и в ожидании турнира. Они весело проводили свое время в местных тавернах, безнаказанно задирая горожан, тушующихся перед их грубой силой. Одних рыцарей сопровождали оруженосцы, другие приезжали в одиночку.

Умудренные опытом мамаши девочек-подростков старались не выпускать их из дома все время проведения турнира, как, впрочем, на улицу старались не показываться и молодые девушки.

Только Роза этого всего не замечала. По какой-то причине ей казалось, что старая цыганка действительно знает ответы на все ее вопросы и стоит только найти место, куда переехал табор, как все неразрешимые вопросы вмиг разрешатся. И каждый день, выйдя на то место, где стоял табор, она уходила по новой дороге, проведя полдня в пути в одну сторону, а затем возвращалась домой. Однако поиски ее пока не увенчались успехом, так как никто из встреченных ею ничего не знал о таборе цыган, располагающемся где-нибудь поблизости.

В один из дней, подойдя к месту, на котором располагался раньше табор, а теперь было разбито ристалище, ее внимание привлек рыцарь в начищенных доспехах. Он скакал на коне, опробуя ристалище перед предстоящими состязаниями. Его доспехи сияли, и солнце отражалось в них.

Заметив девушку, он резко повернул коня, подъехал к краю арены и спешился. Подойдя ближе, девушка увидела, что доспехи его покрывали вмятины, выглядевшие словно старые шрамы. Забрало рыцарь не поднял и Роза не могла понять, разглядывает ли он ее или просто смотрит в ту сторону, откуда она пришла.

— Кто ты, красавица? — неожиданно прозвучал вопрос, голос из-под забрала звучал глухо.

— А ты кто такой, чтобы я тебе называлась? — вопросом на вопрос ответила Роза, — и с какой стати должна с тобой разговаривать.

— Я? — задумался рыцарь, — Что же, — после некоторого раздумья продолжил он, — мои титулы и регалии ничего тебе не скажут. Но, став победителем турнира, я могу рассчитывать на твою благосклонность?

— Станешь победителем? Хорошо. Только одно условие — искать моей благосклонности ты приедешь на черном коне из потустороннего мира, — ответила она со смехом.

Сказав это, Роза, не оглядываясь, убежала, и с легкостью, присущей юности, забыла об этом разговоре и рыцаре в сияющих доспехах.

Поиски табора так и не принесли успеха. Цыгане словно растворились в воздухе. Во всяком случае о них не знал ни один человек, встреченный Розой в ее путешествиях.

Тем временем турнир закончился. Рыцари разъехались, вместе с ними исчез и рыцарь в сверкающих доспехах. Жизнь городка вернулась в привычное русло.

Только Роза продолжала находиться в странном состоянии. Слова старой цыганки не шли у нее из головы. Девушка пыталась поговорить об этом со старухой, но та даже не пожелала слушать, то ли из-за своей нелюбви к цыганам, которых она считала проклятым народом, то ли еще по какой-то ей одной ведомой причине.

Роза пыталась поговорить со старухой и о любви, но старуха считала любовь чисто физиологическим процессом, а высокое духовное родство душ и прочее считала бреднями молодых девочек, наслушавшихся баллад и сказок.

В городке ни одна особа мужского пола не привлекала внимания девушки. Все они казались ей какими-то блеклыми, серыми, суетливыми.

Девушка была красива, но по какой-то причине и мужчины предпочитали посматривать на нее издали, не решаясь даже подойти к ней.

Усугубляло ее одиночество и то, что фактически все горожане постепенно стали избегать ее общества, буквально разбегаясь при ее приближении. Словно какое-то невидимое клеймо отпугивало их.

То же самое происходило и на ярмарках. Стоило ей появиться в толпе, как вокруг нее сразу же образовывалось пустое пространство, как будто какая-то сила не позволяла никому приблизиться к ней.

Первое время ее это забавляло, а потом Роза устала от всего этого и стала все реже выходить в город. Все это вскоре привело к тому, что Роза начала чувствовать себя в этом месте совсем чужой. Все больше времени она проводила со старухой, начав помогать ей в ее делах и коротая время в ничего не значащих разговорах. В какой-то момент она вдруг открыла для себя, что дети, с которыми она росла, стали уже взрослыми людьми, обремененными различными обязанностями, а она продолжала оставаться молодой и прекрасной.

Все больше накапливалось у нее вопросов, на которые старуха не знала ответов, или же просто не желала отвечать. А у Розы все сильнее становилась потребность найти эти ответы и найти себя.

И однажды она поняла, что ей надо уйти из этого места, что она и сделала. Ушла, чтобы раз за разом возвращаться сюда. И почти в каждое ее возвращение в город на каменном мосту Розу встречала старуха, молча смотрящая на нее. Так же молча выслушивала она Розу, и только провожая, что-то неразборчиво шептала вслед.

* * *

— На том самом мосту, где я встретил вас? — отважился я на вопрос.

— Да, — улыбнувшись, ответила девушка.

Тысячи вопросов роились в моей голове, но неожиданно для себя самого я спросил:

— А что вас испугало вас по пути сюда?

— Об этом лучше расскажу я, — внезапно вмешался в беседу Василиск, — тем более, что эту историю лучше меня не знает даже и ее герой.

* * *

Этот человек происходил из рода ныне уже забытого, стершегося из памяти людей, но в свое время весьма богатого и влиятельного.

Глава этого рода был воином волевым и жестоким и видел в своем первенце наследника, которому он сможет передать всю заботу о родовом хозяйстве. Поэтому уже с младых ногтей он старательно учил своего сына всему, что знал и умел сам.

Но как это часто бывает, сын унаследовал отцовский характер, который будучи умноженным на юношеский максимализм и неспособность к компромиссам, с каждым голом все чаще приводил к конфликтам между ними.

Причем старший был уверен, что только ослиное упрямство молодого заставляет противоречить отцу и опровергать истины, добытые потом и кровью, а сыну казалось, что его хотят запереть в четырех стенах, лишить возможности увидеть мир и снискать себе заслуженную славу.

С каждой стычкой отношения между отцом и сыном все ухудшались, и однажды ночью сын оседлал своего коня, взяв отцовские доспехи и оружие, и ускакал прочь из родительского дома, желая начать свою собственную жизнь. С этого-то момента и появился Рыцарь в Сверкающих Доспехах без имени и герба.

Мысль сражаться в начищенных до блеска доспехах зародилась у него довольно давно, когда во время тренировок в родительском доме пропускал целый ряд ударов, ослепленный случайным лучом солнца. Теперь же он сделал из этих начищенных доспехов себе имя.

Надо сказать, что юноша от природы был наделен талантом воина, а талант, умноженный на упорство и желание добиться успеха, сделал его настоящим победителем.

Слава его катилась перед ним. Одно известие о том, что в турнире будет участвовать Рыцарь в Сверкающих Доспехах, было предвестником того, кто станет победителем турнира.

Эта женщина была не первой, встреченной им. Некоторых женщин привлекали рыцари, уверенные и сильные мужчины, не боявшиеся вступать в схватку с другими, лишь бы только доказать свое превосходство и этим в их глазах выигрывавшие перед мягкотелыми горожанами, прячущимися в своих домиках, словно улитки в раковинах при первых признаках конфликта или опасности. А уж человек, бывший признанным лидером среди этой касты, и вовсе был обласкан их вниманием. Но все эти встречи носили случайный характер и не оставили следа в его сердце. Он с трудом мог вспомнить, сколько таких встреч было, а уж о том, чем различались все эти женщины, можно было и не спрашивать. И вот теперь он увидел ту, что покорила его сердце.

Рыцарь подскакал к краю ристалища и, спешившись, заговорил с женщиной своих грез, а она отмахнулась от него, что будет благосклонно говорить лишь с победителем турнира, прискачущем к ней на коне из потустороннего мира. И ушла по своим делам.

Все чувства взыграли в Рыцаре — и желание завоевать эту женщину, и оскорбленное самолюбие, и сумасшедшее упрямство. Под влиянием всех этих эмоций он решил, что выполнит эти условия и все равно прекрасная незнакомка будет принадлежать только ему.

Без труда выиграв турнир, он отправился к Той, которая по мнению горожан, знала все на свете и, общаясь с потусторонними силами, могла оказать любую помощь. Одним словом, он пришел в дом Древней Старухи.

Здесь Рыцарю пришлось выдержать, пожалуй, величайшую битву в своей жизни.

Старуха не желала указать ему нужную дорогу и всеми возможными способами пыталась избавиться от назойливого посетителя. И только когда он потерял терпение и вышел из себя, согласилась указать нужную дорогу.

Идти пришлось совсем недалеко. Они вышли во двор Старухиного дома и подошли к старому колодцу. Спустив в него веревку, старуха сказала:

— Ну, что ж, ступай и коли тебе предназначено пройти по этому пути, то ты пройдешь по нему.

— Только не думай, что таким образом можешь избавиться от меня, — сказал Рыцарь, — если там нет никакого пути, то я все равно вылезу и тогда поквитаюсь с тобой.

Старуха промолчала, и Рыцарь начал спускаться в колодец. Стенки его были сложены из больших камней, между которыми виднелись достаточно большие зазоры, достаточные для того, чтобы поставить ногу или ухватиться рукой.

— Если Старуха вытянет веревку, когда я спущусь, то мне совершенно нетрудно будет выбраться наверх, — подумал он.

Колодец оказался неглубоким, не более пяти метров, и очень скоро Рыцарь уже стоял на дне колодца. Он осмотрелся. В одном месте камни образовывали арку высотой в половину человеческого роста, однако, сколько он не пытался вглядываться в нее, во мраке почти ничего не было видно. Тогда он решил полезть в этот ход, открывающийся за аркой.

Ход не сужался и не расширялся, но бесконечно петлял, словно его прорыл какой-то пьяный рудокоп, которого носило из стороны в сторону.

Лаз начал расширяться, сделалось несколько светлее, и Рыцарь теперь в полумраке видел стены и свод хода, покрытые огромными царапинами, словно неведомых размеров существо точило здесь свои когти. Мороз невольно пробежал по его коже, когда он представил, что ему предстоит столкнуться с этим существом, но он шел вперед и вперед, и спустя какое-то время увидел свет.

Свет пробивался сквозь корни какого-то растения, выросшего над выходом из этого длинного подземного хода, и теперь, словно занавес, закрывали его.

Раздвинув этот занавес, Рыцарь шагнул вперед и сказался на бесконечной равнине, простирающейся во все стороны. Растение, чьи корни перекрывали вход, оказалось маленьким кустиком. Такие кустики росли то тут, то там по всей равнине, и различить их один от другого было совершенно невозможно.

Осматриваясь, он нигде не заметил ни одного живого существа, поэтому, когда у него за спиной кто-то начал говорить, он вздрогнул и схватился за меч, однако подошедший не проявлял агрессивности, и он быстро успокоился и взял себя в руки.

— Приветствую тебя, Железное существо, что делаешь ты здесь в междумирье? — спросил подошедший.

Рыцарь смотрел на него, стараясь понять, кто это или что это такое. Подошедший выглядел, словно на очень высокого и тощего человека с посохом в руке набросили огромный лоскут тонкой ткани, который беспрерывно колыхался, несмотря на полное отсутствие малейшего движения воздуха.

— Я пришел найти себе достойного скакуна, — ответил Рыцарь, — но кто ты такой?

— Хорошо, — сказал подошедший, — Я — Спутник, а может, Указатель, в общем, я тот, кто призван направлять каждого попавшего сюда на ту дорогу, которую он ищет.

— Тогда направь меня на мою дорогу.

— Непременно, но сначала ты должен еще раз подумать, не вернуться ли тебе обратно. Помни, что пройдя дорогами междумирья, уже никто не обретает своей прежней сущности! Может тебе все-таки лучше вернуться и сохранить себя таким как ты есть сейчас?

— Ты лукавишь! Вернувшись обратно, я не останусь тем же, а стану человеком, свернувшим с пути к намеченной цели, испугавшись каких-то изменений.

— Твоя правда, только эта перемена будет меньшей из всех возможных на твоем пути здесь.

— И все же я не поверну обратно.

— В таком случае я готов проводить тебя к твоей цели, какова бы она не была.

И они пошли. Здесь не было ни времени, расстояний, а потому понятие долго или коротко совершенно не применимо к их путешествию.

Шли они через долину гремящих водопадов, где огромные бурлящие потоки обрушивались вниз, образуя шапку сверкающей пены. В пене этой рождались немыслимые чудовища, которые, впрочем, не могли никому принести ни малейшего вреда. Путь их лежал через пустыню свистящих ветров, где на каждом шагу рос маленький черный смерчик со звуком, напоминающим свист, которые надо было старательно обходить, потому что стоило чему-либо коснуться такого смерчика, как он начинал расти, захватывая и раздирая потревожившего его.

Шли через сияющую пустыню, где на каждом шагу из-под ног вырывалось такое сияние, что глаза идущего переставали что-либо видеть.

Они прошли через плато миражей, где прекрасные замки, окруженные чудесными садами, рассыпались при приближении к ним и оказались возле какого-то уродливого сооружения, сложенного из необъятных замшелых камней.

— Ну вот, мы пришли к твоей цели здесь, — сказал Спутник.

— Но что означает эта груда камней?

— Это Лабиринт Невероятных Возможностей и Возможных Невероятностей — последнее испытание на пути, которое, однако, ты должен пройти сам, без моей помощи. Дойдя до его центра, каждый может получить от Властелина Лабиринта то, зачем он пришел. Хорошо подумай еще раз, прежде чем войти в него. Если откажешься от этой затеи, то я отведу тебя обратно, и ты вернешься в свой мир.

— Никогда, но скажи мне, в чем заключается мое испытание?

— Это древний путь, на котором между его этапами ты будешь встречать самого себя, и будешь видеть себя таким, каков ты есть и таким, каким ты хотел бы видеть себя. Коварство этого испытания заключается в том, если ты примешь желаемое за действительное, Лабиринт отнимет у тебя часть души, и чем больше ошибок ты совершишь на своем пути, тем большую часть твоей души поглотит Лабиринт. Ты все еще согласен пройти это испытание?

— Конечно! Я не раз смотрел в глаза опасности и ни разу не сворачивал назад.

— В глаза опасности. Что же, может, это и закаляет, но только здесь придется смотреть в глаза самому себе, заглядывать в свою душу. Однако ты сделал свой выбор, Железный человек, и я прощаюсь с тобой.

Между огромными камнями существовал только один проход, и когда Рыцарь, подойдя к нему, оглянулся, его попутчика нигде не было видно. И он отважно шагнул вперед.

Он долго бродил среди каменных стен, время от времени встречая себя в разных ипостасях. Иллюзии. Фантомы Лабиринта, они подстерегали здесь путника в самых неожиданных местах, предлагая ему разные варианты одних и тех же событий с его участием. Заставляя копаться в собственной душе и предоставляя выбрать между желаемым и действительностью. Это было чем-то сродни поединку, когда одно неверное движение, секундная переоценка собственных сил могут привести тебя к поражению.

Но рыцарь привык осознавать себя таким, каков он есть, привык отдавать себе отчет в своих сильных и слабых сторонах. А потому путь по Лабиринту хотя и не доставлял ему удовольствия, однако и не особо тяготил его.

Разве что… Он остановился. С одной стороны он видел пожилого грузного человека в ночном колпаке и несвежей ночной рубахе, сидящего на кровати с брезгливым выражением лица. Колпак на его голове съехал набок, открывая проплешины на голове, однако это его, похоже, ничуть не трогало. У ног этого человека, старательно омывая с них пыль и грязь, возилась какая-то женщина. Внимание Рыцаря буквально приковал этот человек, чем-то напомнивший ему собственного отца, и чем дольше смотрел, тем явней для него становилось сходство этого человека с ним самим.

Тем временем женщина, похожая на сильно постаревшую Розу, домыла ноги сидящему на кровати мужчине и, взяв таз, поднялась с колен. Он же, не взглянув на нее, не проронив ни слова, лишь слегка сморщившись, небрежным жестом отослал ее прочь, а сам неуклюже, кряхтя при этом, стал умащиваться в огромной кровати.

Рыцарь отвел взгляд от этой картины и вдруг обнаружил, что по соседству разворачивается совсем другое действие.

Сад, очень похожий на тот, что был разбит рядом с его родовым замком. По одной из аллей идут двое — мужчина и женщина. Сейчас они были видны ему со спины, однако даже так было видно, что они уже далеко не молоды. О чем-то разговаривая, они остановились и повернулись.

В женщине Рыцарь без труда узнал ту, которую сейчас желал больше всего на свете. Она что-то говорила спутнику, с любовью глядя на него, а он же, взяв ее за руку, внимательно слушал.

Приглядевшись к мужчине, Рыцарь увидел в нем себя. Именно такого, каким он и должен стать по прошествии лет — сухощавый, стройный, неторопливый в движениях, одетый подобно вельможе на отдыхе.

Рыцарь видел, как мужчина ласково смотрит на свою спутницу, как нежно держит ее за руку и как внимательно слушает ее слова.

Выбор. Полутемная мрачная комната или яркий сверкающий сад. Он смотрел и пытался понять — неужели после всех этих лет, проведенных в поединках, всех этих лет борьбы за обретение самого себя, он все же станет настолько подобен своему отцу и превратится в тушу толстого борова, сидящего на кровати. Неужели вся эта эскапада с поисками потустороннего скакуна затеяна лишь для того, чтобы обзавестись и владеть понравившейся сегодня игрушкой. Что-то во всем этом было мерзкое и липкое.

И хотя он внутренне ощущал, что идиллия в саду не может быть действительностью, он все же уверял себя, что, добившись стольких побед на поле брани, сможет и остальную жизнь выстроить таким образом, чтобы, по крайней мере, не походить на персонаж первой из виденных им картин.

Уже не рассуждая более, он шагнул вперед. И тут же понял, что совершил ошибку. От него словно оторвали кусок чего-то очень важного, оторвали с такой болью, что у него потемнело в глазах.

Когда Рыцарь пришел в себя, то обнаружил, что стоит в центре Лабиринта, а неподалеку от него на камне, своей причудливой формой напоминающем трон, сидит Спутник.

— Ну, ты, кажется, пришел в себя, — сказал Спутник, — признаюсь, не ожидал, что тебе удастся со столь малыми потерями пройти Лабиринт.

— Так ты и есть Властелин Лабиринта? — спросил Рыцарь.

— Конечно,  — сказал Спутник, — а как бы еще сюда попадали те, кто дает существовать Лабиринту?

Рыцарь хотел снять свой шлем, как он делал это всегда после окончания турнира, но что-то не давало ему это сделать. Увидев его движения, Властелин Лабиринта со смехом сказал:

— Не трудись зря, Человек из Железа, как ни малы изменения, затронувшие тебя, но они привели к тому, что ты сросся с этой своей железной оболочкой и теперь снять ее для тебя все равно, что снять свою кожу.

— Так ты обманом затащил меня сюда, чтобы накормить своего монстра, — вне себя вскричал Рыцарь.

— Ни в коем случае, — спокойно ответил Властелин Лабиринта, — ты, кстати, можешь вспомнить, сколько раз я отговаривал от этого пути, сколько раз предлагал вернуться обратно.

— Ну, хорошо, — сказал Рыцарь, успокаиваясь, — а то обещание, что здесь может быть исполнена цель моего визита?

— С этим никаких проблем, — Властелин Лабиринта издал хлопок, напоминающий удар в ладоши, и рядом с Рыцарем появилось черное существо, чем-то похожее на коня, однако наделенное лапами, подобными кошачьим.

— Он тоже решил пройти Лабиринт и тоже потерял часть своей сущности, надо сказать, много большую, чем ты. Так вот, вместе вы, а властью, данной мне этим местом, — его голос загремел, а размеры невероятно увеличились, — я объединяю остатки ваших сущностей в единую, и отныне, став единой сущностью, вы вольны отправляться куда угодно.

Властелин Лабиринта сделал какое-то движение, и их накрыло мглой, а когда мгла рассеялась, они оказались на дороге. Именно здесь они встретили Монаха.

* * *

— Остальное ты уже слышал от него самого, — закончил Василиск.

— Но… - начал я.

— Я понимаю, что в твоей голове роится тысяча вопросов, — сказал Василиск, — но ночь заканчивается. Ты устал и хочешь спать.

При этих последних словах глаза Василиска оказались напротив моих глаз. Они были огромными и бездонными, только какие-то маленькие искорки, поблескивали в них и тем немного их оживляли.

Я действительно почувствовал какую-то ужасную сонливость, глаза мои сами собой закрылись и я провалился в сон.

* * *

Проснулся я от того, что кто-то тряс меня за плечо. Я сидел на стуле посреди залитого солнцем зала, на стенах которого были развешаны картины. Полицейский старательно тряс меня за плечо. Второй стоял несколько поодаль и наблюдал за нами.

Увидев, что я проснулся, они вежливо, хотя и с трудом подбирая английские слова, предложили пройти вместе с ними в полицейский участок.

Я не стал возражать и уже вскоре мы оказались в дежурной части полиции, где меня усадили на стул и кое-как мне объяснили, что мне надо дождаться переводчика, который скоро подойдет. Вообще они вели себя довольно вежливо и даже дали чашку горячего какао.

Переводчик действительно пришел очень быстро. Это был невысокий полный мужчина средних лет. Он о чем-то долго говорил с полицейскими, а затем подсел ко мне.

— Вы знаете, — сказал он, — ситуация вообще-то сложилась очень странная. С одной стороны вас нашли спящим в нашем местном музее, который находится под охраной нашей местной полиции, а с другой стороны, признаюсь честно, музей у нас молодой, ценных экспонатов практически нет, а те два, которые представляют хоть какую-то ценность, сейчас находятся в столице на реставрации. Опять же ни дирекция музея, ни полиция не заинтересованы в раздувании этого происшествия по разным причинам. Так что я уполномочен с вами обсудить возможность составления протокола о том, что, находясь с последней экскурсией в музее, вы случайно заснули и проспали всю ночь в музее. Если вы не возражаете, то после составления всех необходимых бумаг, ну вы же понимаете, без них никак нельзя, они готовы отвести вас на вокзал и с поездом отправить в город, в который уехала ваша группа, кстати, с вашим руководителем мы созвонились, и он вас встретит на вокзале. Так вы не возражаете?

Я не возражал. Вообще все происходящее проходило мимо меня, совершенно не затрагивая, и я словно наблюдал за всем этим несколько отстраненно.

— А вы знаете, — неожиданно перейдя на шепот, сказал мне переводчик, — я живу здесь неподалеку от старого города, так вот сегодня ночью я видел призрак башни Девятых ворот.

Сказав это, он с заговорщицким видом посмотрел на меня и ушел вместе с полицейскими готовить нужные бумаги.

Я только сейчас обратил внимание, что во взглядах полицейских, которые они бросали на меня, полностью отсутствовала настороженность, но зато явно читалось любопытство и желание спросить о чем-то, о чем говорить не принято, а может, и не прилично.

Тем не менее, все бюрократические процедуры были довольно скоро закончены и полицейские, демонстрируя чудеса вежливости, отвезли меня на вокзал и помогли сесть в нужный поезд.

И вот теперь я сидел в вагоне возле окна, за которым пролетали милые пейзажи — ярко освещенные солнцем леса и какие-то маленькие селения, а в мыслях все старался понять, были ли порождением сна последние слова Василиска.

Уже после того, как я начал засыпать, он неведомым образом отгородил от нас всех остальных и спросил, ухмыляясь:

— Скажи, а ты целовался с красавицей Розой?

— Нет, — честно сказал я, потому что всегда считал, что целоваться  — это процесс, в котором участвуют две стороны.

— Оставлю этот ответ на твоей совести, хотя сдается мне, что здесь не все так просто. Но помни, что если прав все же я и ты с ней целовался, то теперь можешь ожидать визитов любого из нас, где ни был бы ты.

Где ни был бы ты — звучало у меня в голове, и словно в унисон этой фразе стучали колеса вагона — где ни был бы ты.