Чужое солнце было тусклым и раздражающе агрессивным: ни с того ни с сего оно взрывалось сатанинскими протуберанцами, и тогда голубые яростные пятна, вращаясь и стекая к полюсам, источали смертоносные потоки лучей, от которых с трудом защищали уже не стены единого ячеистого корабля, а мощная психотронная защита, которую порой приходилось держать по нескольку часов подряд, ни на миг не ослабляя напряжения воли. И если бы не железная выдержка командора, еще неизвестно, кто из юнцов пришел бы к последней, десятой планете целым и невредимым.

В этом походе никто из них не слышал ни слова одобрения из уст своего предводителя — только приказ, да и тот чаще всего отдавался жестом. Одинокий эрл и всегда-то был немногословен, а после первой планеты, когда ему стало просто трудно говорить, они привыкли повиноваться кивку или движению руки так же молниеносно, как и слову.

Тяжелее всех приходилось Гаррэлю, младшему, юноше с пестрым крэгом. Он с самого начала рвался вперед, чтобы доказать свое право на равенство с остальными. Пестрый крэг — это пестрый крэг; никто не спросит, отчего так и по чьей вине погиб крылатый поводырь, данный от рождения и на всю жизнь, так что теперь приходится обходиться подкидышем, которого кто-то из чужих крэгов, паривший в полуночном небе, пока спал его хозяин, из милости и безграничной доброты подарил ослепшему человеку. Такой птенец-подкидыш обязательно будет крапчат, как пестрый боб.

Никто не спросил Гаррэля, когда он остался без крэга, но не было минуты, чтобы юноша не ждал этого вопроса, и потому он бросался первым в любое опасное дело, лишь бы доказать, что не хуже других. Замечал ли это командор? Естественно, замечал; но он ни разу не одернул юношу, а наоборот, начал посылать его туда, куда тот сам рвался со всем пылом безвинно оскорбленной юности.

По обычаю он, как самый младший, первым имел право оставить отцовского крэга на планете, которая подходила бы добровольному затворнику. У Серьги Кентавра планет было семь; пять из них годились для крэгов, но только четыре достались легко, без боя; по случайности (или в силу недоброго предзнаменования) первая же из них — красавица с двумя лунами, самая зеленая, самая теплая, — была заселена чудовищами, давшими название всему созвездию.

Об этой планете лучше было совсем не вспоминать, и тем не менее вспоминали все — и постоянно…

Звездный переход был удачен. Единый порыв, объединивший юношей вокруг их предводителя, спаял намертво их корабли и не позволил ни одному отстать или сместиться в сторону, как это иногда бывало в случайно или поспешно подобравшейся дружине. Макрокорабль — или, попросту, мак — прошел сквозь ничто и вынырнул так близко от второй планеты Серьги, что она лежала перед ними на черном атласе межзвездной пустоты, как фамильная драгоценность.

— Младшему везет, — заметил кто-то из старших дружинников, кажется, Дуз.

— Значит, судьба благосклонна ко всем нам, — сурово парировал эрл Асмур, и все поняли — насмешек над младшим не будет.

Как только мак завис над поверхностью жемчужно-голубой планеты, командор пригласил всех к себе. Его корабль представлял сейчас сердцевину мака и был естественным центром управления и кают-компанией одновременно. Одна часть просторного девятиугольника была отделена для крылатого коня, другую занимал алтарный шатер, предназначенный для Тарита-крэга. И все-таки места оставалось предостаточно — хоть устраивай королевский прием.

Малые корабли дружинников, окружившие сердцевину мака, образовали кольцевую анфиладу со сквозными переходами, где каждый мог беспрепятственно навестить своего соседа — или прийти ему на помощь, если таковая потребуется. Лишь в центральное помещение можно было попасть только по зову Асмура. Даже если бы ему грозила смерть.

Сейчас он собрал их в первый раз. И первыми же своими словами преподал урок рыцарства.

У эрла Асмура иначе и быть не могло.

Они разглядывали первую планету, которую им предстояло посетить, если младший из них получит согласие отцовского крэга навсегда остаться здесь. Впрочем, в случае его отказа любой из остальных крэгов мог взять эту землю себе, хотя обычно так не делалось. Мало-помалу мрачное настроение, навеянное зловещими козырями в их игре с судьбой, уступало место юношеской восторженности: вот оно, поле первого испытания, для чего они с пеленок учились владеть оружием и конем — искусство, никому не нужное на самом Джаспере. Опасности — прекрасно! Неожиданности — да бога ради! Битвы — так ведь их поведет сам эрл Асмур! Они стояли вокруг своего предводителя, расстегнув, но не сняв скафандры — прежде всего безопасность крэга, это первая заповедь джасперианина.

Гаррэль держал на жесткой рукавице седого поджарого крэга, и все вместе они пристально глядели себе под ноги, где сквозь круглый иллюминатор нижнего обзора была видна чуть прикрытая облаками планета.

— Говори, Гэль! — ободряющим тоном произнес командор.

— Поводырь моего отца! — срывающимся от волнения голосом начал Гаррэль. — Ты служил ему от рождения и до смерти, верно и и неустанно, как и подобает благородному крэгу. И теперь я, его сын, в награду за службу предлагаю тебе эту планету, если только ты сочтешь ее достойной себя, и готов выполнить любые твои желания.

Асмур кивнул — отменно было сказано — и, обернувшись к стене, раскрыл лежащий на консоли пудовый фолиант «Звездных Анналов», составленный полторы тысячи лет назад, когда вольные, многочисленные и, главное, зрячие джаспериане появлялись в самых отдаленных закутках галактики, коллекционируя звезды и планеты.

— Вторая планета Серьги Кентавра, — прочел он, — была открыта тысячу шестьсот десять лет назад, в эпоху свободных странствий. Животные, населяющие ее, миролюбивы, птиц не имеется, немногочисленное племя дикарей беззлобно. Пригодна для обитания как людей, так и крэгов.

Крылатое существо, сидевшее на перчатке, перегнувшись вперед, казалось, не слышало обращенных к нему слов. Понять крэга было можно — если человек вообще способен понять крэга. Ему предстоит провести здесь всю оставшуюся жизнь. Может быть, по сравнению с человеческой жизнью этот срок показался бы вечностью — кто знает!

И все это время крэг будет совершенно один: согласно Уговору, никто из жителей Джаспера не смеет ступить на планету, занятую крэгом.

Так что тут имело смысл долго выбирать.

Вот крэг и думал. Свесив сивую тупоклювую голову, он пристально вглядывался в единственный громадный остров, выступающий из зеленовато-синего океана. Что его смущало? Если отмеченное в «Анналах» племя дикарей, то он отказался бы сразу и бесповоротно — ведь крэги не терпят присутствия разумных существ на подаренной им планете.

Но почему-то он думал.

Может быть — кентавры? Эти загадочные существа упоминались в «Анналах» лишь однажды, да и то столь невразумительно, что сведения о них вызывали сомнения. Впрочем, наличие дикарей тоже не было абсолютно достоверным: стремясь во всем видеть лучшее, джаспериане порой принимали за них крупных обезьян, строивших причудливые гнезда. Бывало.

Так что крэг думал — и правильно делал.

Дружинники, почувствовав себя вольно, вполголоса переговаривались, обсуждая достоинства планеты.

— Хорошенькое соседство! — фыркнул Флейж, носком сапога указывая на громадный грязевой вулкан, плюющийся сернистым пеплом.

— Вонючка, — убежденно изрек его закадычный приятель Скюз.

Асмур не обрывал их болтовни, потому что знал: для крэга мнение человека решительно ничего не значит. А вулкан действительно поганый, и не один, похоже, а целая компания — несколько десятков квадратных километров грязи и вони. Как тут не закапризничать…

Сивый крэг вскинул голову, глаза его жадно попыхивали, словно разгорающиеся угольки.

— Уничтожить! — раздался скрипучий, механический голос.

Немногие на своем веку слышали голос крэга, и он поразил всех настолько, что смысл сказанного отступил на второй план: главным казалось то, что загадочное молчаливое существо снизошло до разговора с людьми.

Видя их неподвижность, крэг приподнял крыло и сделал чисто человеческий жест — указал его концом на зачехленный пульт, к которому в этом полете еще ни разу не притрагивались. По каюте метнулся ветер, поднятый движением белесой кисеи реденького оперения, и этого было достаточно; чтобы все разом вернулись к действительности.

— Вы слышали приказ? — воскликнул Гаррэль, и Асмур почувствовал, что даже он сам в какой-то степени попал под одурманивающие чары крылатого монстра.

— Спокойно, мой мальчик, — проговорил он. — Приказываю здесь только я. Крэги же лишь высказывают пожелания.

Это было сказано с истинно королевской гордостью, и каждый почему-то вспомнил принцессу Сэниа, идущую у его стремени. Все, кроме Асмура.

— Прошу всех вернуться в каюты, — продолжал командор. — На следующем витке начинаем аннигиляционную атаку. Борб, ты мне поможешь. Дальнейшие действия будут диктоваться результатами атаки. Пока все.

Скупой приказ означал: вы продолжаете обеспечивать психогенную защиту и, если будет нужно, перемещение корабля.

В полете вообще больше подразумевалось, чем говорилось.

Опалово-желтый диск макрокорабля цепко завис над смердящим вулканом, на десятки километров разливающим свои неаппетитные потоки. Да, не молочные реки и не кисельные берега. Борб, которому ничего не надо было объяснять: профессия аннигиляторщиков была у него в роду, — колдовал с пультом, временами задавая минимальные вопросы.

— Накроем одним?..

— Ненадежно. Пустим по спирали бегущий заряд.

Борб изогнул бровь — ай да командор, даром что нефтехимик! И в этом разбирается… Заряд запускался с максимальной скоростью, чтобы следующая спираль закрутилась прежде, чем до нее дойдет ударная волна от предыдущей.

— От центра?..

— Нет. По опоясывающей и к центру.

Это было тотальное уничтожение. В несколько минут обреченную гряду плюющихся дымом холмов окольцевала огненная черта — заряд, распространяющий смерть, двигался так стремительно, что сверху показалось, будто кольцо возникло разом. Не успел раскаленный вал уничтожаемой и расшвыриваемой в стороны материи подняться во всю свою устрашающую высоту, как новый виток убийственной спирали вспух внутри него, а затем и третий, и так все ближе к центру; а наружные валы уже сшиблись, уничтожив все, что было в промежутке между ними, и когда волна из центра подходила к их огненному рубежу, она уже гасилась, делая очаг уничтожения строго локальным.

Сивый крэг, распластавшись на полу командорской каюты, наблюдал за тем, как целый район превращается в огненное месиво; теперь, когда его каприз был выполнен, оставалось только ждать, пока остынет расплавленная масса и осядет пыль. Но для этого не обязательно было болтаться в воздухе.

— Всем приготовиться! — разнеслась по малым каютам общая команда. — Садимся на прибрежное плато, в серые надолбы.

Этот безлесый островок совершенно гладкой поверхности они присмотрели заранее. Каменистая равнина простиралась километров на триста и круто обрывалась к океану, не расцвеченная ни единым живым пятнышком озерца или оазиса. В самом центре виднелось что-то вроде хаотически набросанных треугольных камней, огораживающих пятачок, на котором едва-едва разместилось бы два корабля.

Но Асмуру этого было достаточно.

По его сигналу мак произвел свой обычный переход через ничто и в следующую секунду уже стоял на потрескавшейся почве планеты.

— Дуз, Флейж и Ких — на вахте, остальные — со мной!

Закрывая застежку скафандра, Асмур обернулся на седого крэга — тот тяжело поднялся с пола и взлетел на пульт огневой защиты, примостившись на каком-то верньере, словно чудом прилепившийся снежный ком. Глаза закрыты пленкой, крылья обвисли… Словно не для него затеяна вся эта кутерьма.

Командор прошел через каюту Гэля и первым выпрыгнул на прогретую близким солнцем землю. Следом вывалилась шестерка дружинников. Некоторое время все стояли, настороженно озираясь и прислушиваясь. Место это было хорошо тем, что сюда не подберешься незамеченным — до леса никак не меньше ста километров по гладкой, как лысина, пустыне.

Но ведь кто-то мог притаиться и здесь, в серых надолбах… Вблизи их уже трудно было назвать надолбами или даже просто камнями — это были скорее пирамиды высотой в три-четыре человеческих роста, определенно рукотворные, о чем говорили узкие оконца, прорезавшие почти у самых вершин глухие серые стены.

Не теряя друг друга из вида, разведчики осторожно обошли все полтора десятка пирамид. Ни малейших проявлений жизни, не говоря уже о разуме. Ни змей, ни даже пауков. Омертвение, длящееся веками.

— Гэль, загляни внутрь, — распорядился командор. — В случае опасности отступай сразу на корабль.

Неровность кладки позволила юноше в одно мгновение очутиться наверху — природная ловкость компенсировала неудобства скафандра. Направив узкий луч фонарика в щербатое отверстие, Гаррэль заглянул внутрь и разочарованно покачал головой:

— Пусто! Помещение небольшое, всюду только пыль.

Следовало ожидать. Если это захоронения, то они много веков назад разграблены. А затем бесследно исчезли потомки и тех, кто здесь покоился, и тех, кто их грабил.

— Загляни и в другую!

И снова Гэль, проворный, как белочка, вскарабкался по наружной стене и прижался синеватой поверхностью скафандра к щели:

— Никого, командор.

— Влезь-ка на самую большую.

Через несколько секунд он был и там. Вспышка фонарика…

— Командор!!!

Древняя кладка крошилась под тяжелыми сапогами, и тем не менее Асмур был наверху едва ли не быстрее, чем его юный дружинник. Тот посторонился, уступая место у оконной щели. Щелчок фонарика…

Внизу были кости — конусообразное помещение было завалено ими. Кстати, нигде не видно входа — вероятно, укрывшиеся здесь замуровали себя изнутри. А на стенах… Асмур провел лучом по стене, и ему, прославленному бойцу, стало не по себе.

Набросанные углем контуры были смазаны и недорисованы, но талантливый художник, потративший последние минуты своей жизни на то, чтобы оставить разгадку происшедшей трагедии, и не старался воспроизвести какой-то сюжет или образ. Главное — смысл происходящего, а он стал ясен после нескольких секунд знакомства с этими зловещими фресками. Оскаленная лошадиная морда с клыками гиены… Нет, это не конь — кентавр! Вот он разбивает копытом голову лежащего у его ног старика. Преувеличение, черепная кость достаточно крепка, и мозг не может выбрызгиваться таким фонтаном… но это — символ бесчеловечности, перед которой разум бессилен. Или вот — кентавр держит в зубах новорожденного ребенка, готовый швырнуть его в горящую хижину… Кентавр на полном скаку, волочащий за волосы женщину… Древние боги, совсем джаспериянка! И еще — два вздыбленных чудовища раздирают человека надвое. И кровь, кровь, кровь…

Асмур отвел глаза, чтобы подавить приступ тошноты. Затем подвинулся на уступе и заглянул в соседнее окошечко, в которое был виден край другой стены.

Там был всего один рисунок, набросанный прерывистыми, неуверенными штрихами, — вероятно, последнее, на что хватило сил у гибнущего человека. Рисунок изображал сытого зверя с окровавленной мордой. Над его головой — как символ возмездия — был очерчен крылатый меч.

Асмур спрыгнул вниз.

— Вахтенных сюда, — проговорил он негромко. — Пусть посмотрят все…