Последнее стадо закидали отравленными шашками. Крылатые кони, теряя высоту и запрокидывая головы, рвались прочь от клубов ядовитого дыма, но всадники удерживали их возле места засады, чтобы не дать никому вырваться из смертоносного кольца. Два или три крупных зверя попытались-таки уйти в чащу, но Гэль и Скюз, оказавшийся непревзойденным стрелком, настигли их прежде, чем те успели заползти в укрытия. Это были те самые короткохвостые самцы, которые вчера пытались захватить Флейжа. Каждый день дружинники докладывали своему командору, что предгорье полностью очищено от хищных тварей, но стоило кому-то из них зазеваться с наступлением темноты, как следовал стремительный бросок из лесных зарослей, и цепкие когти ухватывали добычу.

Вот это обстоятельство чрезвычайно изумляло Асмура: если уж кентавр мог подобраться к человеку, особенно лежачему, то почему он не пытался убить врага первым же ударом копыта? Зачем было тащить человека в чащу? Обычай? Но обычаи бывают у разумных существ, а не у таких вот плотоядных… Они вряд ли открыли бы подземную пещеру, где укрывалось целое стадо, если бы Гэль, понадеявшись на крепость своего полускафандра, не разрешил себя похитить и протащить до скрытого убежища.

Еще три дня они потратили на то, чтобы удостовериться в полной своей победе над омерзительными хищниками. В первый день попалась пара однолеток, пытавшихся нырнуть в озеро, но разряды десинтора достали их и там. Два других дня пропали даром. Кони, утомленные бесконечным кружением над лесистыми холмами, с каждым днем повиновались все хуже и хуже — видно, здешний корм, такой сочный на вид, плохо на них действовал. Они тощали на глазах, отворачивались от родниковой воды. Асмур встревоженно гладил своего вороного по холодной чешуе, в который раз жалея, что способность говорить дана не коням, а крэгам. Было ясно — нужно возвращаться к кораблю, надежно укрытому между серыми пирамидами, и дать животным несколько дней отдыха и душистого джасперианского сена. Он уже хотел скомандовать возвращение на стоянку, как вдруг в кустах что-то захрустело. Асмур обернулся, выхватывая оружие, — по сухому лиловатому мху прямо на него полз кентавр.

Он был очень стар. Задние ноги его, похоже, были парализованы, но он, отталкиваясь руками и передними копытами, сделал еще несколько конвульсивных движений, стараясь дотянуться до сапог человека. Наверное, он уже ничего не способен был сделать, но в глазах его сверкала бешеная злоба, спутанные белые волосы, переходящие в гриву, извивались и приподнимались навстречу врагу, и на их кончиках обозначались ядовитые стрекала; частое дыхание срывало с изъязвленных губ клочья пены. Дыхание было скверным — похоже, старая тварь страдала четырехсторонней пневмонией.

Дряхлость всегда вызывает невольное сочувствие, даже когда перед тобой пещерный медведь или крокодил-людоед. Асмур медленно переводил калибратор десинтора на максимальную мощность, втайне надеясь, что чрезмерное напряжение оборвет жизнь чудовища раньше, чем придется стрелять. Но кентавр остановился, тряхнул головой, так что седые космы откинулись назад, и вдруг до людского слуха долетели мягкие, укоризненные звуки:

— Фааа ноэ?..

Может быть, это был случайный вздох, всхлип, парадоксальное сочетание звуков, дополненное горестной интонацией и поэтому показавшееся осмысленным? Ведь и собака может выть жалобно! Но чем бы это ни было, оно так ударило по напряженным и без того нервам, что рука сама собой нажала гашетку…

Асмур, сдерживая невольное подергивание лица от чересчур близкого и сильного разряда, отвернулся и пошел прочь, оставив позади дымящуюся, опаленную яму; конь стоял так тихо, что хозяин, привыкший к его дружелюбному пофыркиванию, должен был поднять глаза и поискать своего вороного в быстро надвигающихся сумерках.

Конь стоял, прижавшись головой к стволу дерева, и из глаз его текли крупные слезы.

— К кораблю! — крикнул Асмур.

Ночь, мягкая и полнолунная, текла над маленькими пирамидами, и металлические немерцающие шарики непривычно близких планет повисли, казалось, над самым маком. Командор глядел в небо, опершись левым плечом о шершавую стенку пирамиды-усыпальницы. Он только что велел своим дружинникам еще раз подняться к оконной щели и еще и еще смотреть на неотомщенные кости, на крылатый меч — символ справедливости.

И все-таки он не знал, как поведет завтра в последнее сражение этих людей, доверявших ему, как богу.

Потому что он сам не верил себе.

— Асмур-крэг, — прошептал он в отчаяньи, — ты, к которому я ни разу не обратился в своих собственных горестях и заботах, скажи мне сейчас: они разумны?

Крэг разом поднял перья, не расцепляя когтей, встряхнулся, что было у него признаком отвращения, и скрипучим голосом произнес:

— Не более, чем… попугаи.

Он говорил очень медленно и с какой-то неестественной правильностью выговаривал каждый звук — еще бы, ведь крэги так редко снисходили до разговора с людьми, что иной джасперианин умирал, ни разу не услышав их голоса. Однако в эту минуту Асмур забыл о нелюдимости и высокомерии своего необычного собеседника:

— Но если это так, то разве помешают они, эти бескрылые и неразумные существа, мудрому старому крэгу, который будет парить высоко в небесах? Зачем же уничтожать остальных кентавров?

Крэг молчал, пощелкивая клювом, словно ожидая, что человек сам ответит на свой вопрос. Но Асмур молчал.

— Ты… не взвесил… всего. — Паузы стали еще продолжительнее, а голос неприятнее. — Когда-нибудь… сюда могут… прилететь существа с другой звезды.

Асмур почувствовал, что его обдало жаром стыда. Как мальчишку. И поделом. Он искал слова и не находил их.

И в третий раз прозвучал механический голос:

— Крэги… мудры, — заключил Асмур-крэг, как бы ставя точку не только на этом разговоре, но и на всех последующих, которых, как он надеется, человек больше не затеет.

Эрл стиснул зубы. Планета должна быть очищена от скверны хищничества, и он сам закончит начатое, хотя бы потому, что иначе придется пересказывать всей дружине этот разговор.

А так он пойдет один. Нет, одному не справиться.

— Гаррэль! — позвал он, посылая свой голос в каюту младшего.

Стенки мака раздвинулись, и юноша в одном плаще и без скафандра спрыгнул на холодный камень.

— Ты звал меня, командор? — Вероятно, он не был уверен, что это ему не приснилось — ведь молчаливый эрл, скупой на разговоры, почему-то назвал его полным именем, а не боевым.

— Да, Гаррэль, Мы задержались на этой планете, а ведь она — только первая, и впереди еще девять. Завтра нужно кончать нашу охоту. На западе и востоке леса спускаются до самого океана — настолько густые, что кентаврам там делать нечего. Значит, остается крайний север — долина оврагов. Там будет трудно. В заросших оврагах легко укрыться. Ты ведь был вчера в разведке?

— Да, могучий эрл, но кентавры не думают укрываться. Это совсем особая стая, их не меньше трех сотен, и все — взрослые, сильные самцы. Они собираются на берегу, возле старой дороги. Когда мы с Флейжем пролетали над ними, они гнались вдоль самой воды, пока не увязли в болоте.

— Удирали?

— Нет, преследовали.

— Прекрасно! Гэль, помнишь место, где старая дорога, петляя между оврагами, доходит до озера с красной водой? Это видно только сверху, но вдоль озера отходит другая дорога — к развалинам древнего храма. Она изрядно заросла, однако пройти там можно. Тем более когда не глядишь ни под ноги, ни по сторонам.

— Не понимаю, командор…

— Сейчас поймешь. Ты сам сказал, что они гнались за вами, надеясь, что вы рано или поздно спуститесь на землю. Ну, так это сделаю я. Да еще велю своему вороному прихрамывать, как тетерка, уводящая лисицу от гнезда. Они бросятся за мной, и я поведу их к заброшенному храму, для бешеных жеребцов — это час, от силы — полтора. И постараюсь не давать им умерить свой энтузиазм…

— А почему не я, мудрый эрл?

— У тебя своя задача, мой мальчик. Помнишь площадку перед храмом, которая сверху кажется лужайкой для фей?

Гаррэль кивнул, напряженно вглядываясь в лицо командора и стараясь не пропустить ни единого слова.

— Так вот, это — не лужайка. Это — мост, широкий мост. И под ним — не овраг, а настоящая пропасть. Завтра, в тот час, когда я выйду навстречу стае, ты полетишь к храму и этот мост разрушишь. Но — бесшумно!

— Я понимаю, крылатый конь…

— Проще, мой мальчик, гораздо проще. В тот момент, когда мы повиснем над бездной, я просто уйду в ничто и вернусь на корабль. На долю дружины будет только не упустить тех, кто отстанет или рассеется по овражистым склонам.

— Слушаю, мой командор!

— Ступай, отдыхай. Как только последний хищник будет истреблен, крэг твоего отца получит эту планету.

Гаррэль поклонился, не тратя лишних слов.

Асмур проводил его взглядом. Этот мальчик получит возможность вернуться домой с гордо поднятой головой, не стыдясь больше собственного пестрого крэга. Все будет прекрасно, вот только…

Что — только? Что тебе не по душе, благородный эрл?

Фа ноэ, ответил он себе. Фа ноэ.