Самым юным свидетелям этого события, семьдесят пять лет назад всколыхнувшего весь мир, сейчас уже под и за восемьдесят. В 1969 году память о нём оживил кинофильм «Красная палатка». Режиссер М.Калатозов собрал «звёздную» международную команду актеров (Ш.Коннери, К.Кардинале, П.Финч, Д.Банионис, В.Соломин, Н.Михалков). Фильм, снятый в романтической стилистике, был достаточно далек от событийной достоверности и подлинной проблематики полного драматизма эпизода освоения Севера, однако воскресил ненадолго массовый интерес к этому давнему событию.

Рубеж 1920–1930-х годов был во всём мире временем поклонения новому богу – техническому прогрессу, одним из воплощений которого было покорение воздушного океана. По-разному сейчас вспоминают и воспринимают те времена, но, среди прочего, было в них и что-то героико-романтическое. «Молодёжь – на самолёт!» – с подобными мыслями и лозунгами жили не только в СССР, но и почти во всём мире (наверное, лишь менее экзальтированно). Покоряли «пятый океан» не только самолётами – в моде были дирижабли. Одним из лучших их конструкторов и пилотов был итальянский генерал Умберто Нобиле. В мае 1928 года его дирижабль «Италия» отправился от бухты Кигсбей на Шпицбергене (сейчас здесь стоит норвежский городок Ню-Олесунн) к Гренландии, оттуда – на Северный полюс. Амбициозный полёт был приурочен к годовщине вступления Италии в первую мировую войну – дате, чтимой почему-то фашистской властью. Одной из целей экспедиции было обнаружение какого-нибудь, пусть самого малого, но неизвестного острова, для которого уже было придумано название – «Земля Муссолини». В половине первого ночи 24 мая дирижабль достиг полюса: сесть на лёд не позволила погода, и команда сбросила на условную географическую точку флаг Италии и освящённый римским папой крест. Возвращение на Шпицберген стало утомительной борьбой со встречным ветром и обледенением, пока около полудня 25 мая отяжелевший дирижабль не ударился о торосы. С оторвавшейся частью гондолы на лёд выбросило девять человек, в основном офицеров. Некоторые из них были ранены и наиболее тяжело – сам Нобиле. Остальные члены экипажа (шесть человек, т. н. «группа Алессандрини») были унесены облегчённым, потерявшим управление и двигатели дирижаблем и вскоре ещё не пришедшие в себя люди на льдине увидели в той стороне столб густого дыма. Ещё через час в торосах был найден труп погибшего при катастрофе моториста Винченцо Памеллы. К счастью, на льду оказались и рация, и аварийный запас продовольствия. Нашлась и палатка, которую, для контраста с белым льдом и черными полыньями, облили красной краской из найденной же банки. Однако связь с внешним миром не налаживалась: ответом на непрерывно посылаемый неунывающим радистом Джузеппе Бьянджи SOS было молчание. 30 мая трое – офицеры-итальянцы Адальберто Марианно и Филиппо Цаппи и геофизик швед Финн Мальгрем вышли из лагеря к Шпицбергену за помощью. Против этого похода возражали и Нобиле, и опытный полярник Мальгрем, но офицеры настояли на своём, хотя полёт «Италии» был их первым знакомством с Арктикой. Понимая полную безнадёжность такого похода абсолютно неготовых к нему итальянцев, Мальгрем посчитал себя обязанным присоединиться к ним, несмотря на сломанную руку.

Дирижабль «Италия» над Шпицбергеном [«Поход „Красина“» ]

Неожиданно вечером 3 июня слабенькая радиостанция в «Красной палатке» получила подтверждение получения сигнала SOS. Он был услышан в затерянной в лесах костромской деревне Вознесенье-Вохма 22-летним Николаем Шмидтом [Визе и другие советские источники], трактористом и киномехаником по должности и радистом-коротковолновиком по призванию (как сюда занесло немца, уроженца Киева —!) В некоторых зарубежных изданиях датой установки связи называется 6 июня, вероятно, это дата установления связи лагеря с базовым кораблём экспедиции Нобиле «Чита ди Милано», ставшая возможной лишь после принятия сигнала Бьянджи Шмидтом, до этого рация корабля даже не пыталась поймать сигналы потерпевших катастрофу. Телеграммой, отправленной в долг из-за отсутствия денег, Шмидт известил Общество друзей радио СССР, то – Совнарком, он – правительство Италии. К этому времени экспедицию Нобиле уже искали корабли и самолёты пяти стран, причём советские специалисты из анализа метеоусловий возвращения «Италии» на Шпицберген делали вывод о том, что дирижабль следует искать близ Новой Земли, некоторые расширяли район поисков до Таймыра и даже Чукотки. Созданный ещё 29 мая, почти сразу же по исчезновении дирижабля Совнаркомом и ВЦИКом Комитет помощи «Италии» Осоавиахима возглавил человек решительный – заместитель наркома обороны, заместитель председателя Осоавиахима Иосиф Станиславович Уншлихт. По рекомендации включённого в Комитет позже «хозяина Арктики», создателя и директора НИИ по изучению Севера (будущий знаменитый Арктический институт), опытнейшего полярника профессора Рудольфа Лазаревича Самойловича с большевистской безоговорочностью было принято решение: «Отправить на поиски два ледокола с самолётами». Между тем до установления связи с «Красной палаткой» и уточнения её местонахождения Комитет планировал экспедицию трёх ледоколов – «Седова», «Таймыра» и «Малыгина» в район между Шпицбергеном и Новой Землёй, потом остановились на одном – «Малыгине», однако в его возможности прохода даже в средних по мощности льдах вызывала сомнения. Всё же 12 июня он вышел из Архангельска в район восточнее Шпицбергена. О «Красине» вспомнили за день до этого, когда были окончательно установлены координаты терпящего бедствие экипажа «Италии» и выяснилась необходимость идти к северо-западным берегам Шпицбергена, в район с тяжёлыми льдами. «Красин», самый мощный ледокол страны, стоял в Ленинграде полузаконсервированный после зимней навигации, почти без команды.

Задача перед «Красиным» была поставлена простая и ясная – выйти в море через 104 часа (сначала сгоряча назвали днём выхода 14 июня). Только что назначенные капитан ледокола К.П.Эгге (перед этим он несколько лет командовал ледоколом «Ленин», ранее – «Александр Невский») и комиссар экспедиции военно-морской инженер и дипломат П.Ю.Орас сформировали команду: каждое советское судно, оказавшееся в Ленинграде, получило разнарядку командировать на «Красин» такое-то число таких-то специалистов. Руководитель экспедиции Самойлович взял на себя обеспечение продуктами и снаряжением. Самое удивительное, что в срок уложились, вышли 16 июня даже на 13 минут раньше. Правда, и за Кронштадтом продолжали принимать на борт с барж грузы, и до самой Норвегии их разбирали, отделяя наваленный на палубе уголь от капусты, запчастей к самолёту и многого прочего. Море, к счастью, было спокойно – ведь даже небольшая качка была опасна для хаотично нагруженного корабля. 1-го июля «Красин» подошёл к району поисков к северу от Шпицбергена и вступил в борьбу с тяжёлыми прибрежными льдами. Доставалось всем, но сущим адом была «машина» – кочегаров и машинистов после вахты выносили на палубу полуживыми.

10 июля экипаж «Юнкерса» пилота Бориса Чухновского обнаружил на льду «группу Мальгрема». Тогда ещё не было известно о том, что в группе не трое, а двое; до сих пор загадка смерти или пропажи шведа волнует историков арктических путешествий. В кинофильме изображена версия его спутников: Мальгрем, поняв безнадёжность своего положения (во время похода он обморозил ноги) и не желая быть обузой для товарищей, добровольно остаётся в ледяной пещере, передав попутчикам свою долю кончающихся продуктов и одежду. Так и не была опровергнута, однако, и весьма популярная версия о том, что спутники попросту бросили его умирать, предварительно раздев; самые экстравагантные историки намекают и на каннибализм.

На обратном пути к «Красину» самолёт потерпел аварию, но Чухновский отказался от помощи и послал облетевшую весь мир радиограмму с требованием к Самойловичу сначала идти к Мальгрему и «Красной палатке». Ранним утром 12 июля «Красин» снял с таявшей на глазах льдины Цаппи и Марианно, а еще через 15 часов – остальных членов экспедиции Нобиле, без него самого – за 17 дней до этого генерал был вывезен из ледового лагеря шведским лётчиком Эйнаром Лумборгом (когда уже в Кингсбее Лумборга, в своё время добровольцем воевавшего за независимость Эстонии от Советской России, пригласили на «Красин», он отказался, опасаясь быть арестованным). «Красинцы» по распоряжению Самойловича собрали со льда и погрузили на ледокол всё, кроме откровенного мусора, передав это в Кингсбее на базовый корабль экспедиции Нобиле. Через шестьдесят лет, разбирая архив Самойловича, сотрудники Российского государственного архива экономики (РГАЭ) обнаружили бортовой радиожурнал «Италии». Как и почему этот важнейший документ попал к Самойловичу – так и остается загадкой, как и его содержание: на его расшифровку, перевод и анализ у архива нет средств.

Карта района действий ледокола «Красин» [«Поход „Красина“» ]

Ледокол «Красин» и самолёт Б.Чухновского [«Поход „Красина“» ]

«Сдав» в Кингсбее спасённых на итальянское судно, «Красин» ушёл на ремонт в Норвегию, по пути успев выручить получивший во льдах пробоины немецкий туристический лайнер «Монте-Сервантес» с 1500-ми пассажирами и 318-ю членами экипажа. После ремонта ещё около месяца ледокол безуспешно искал севернее Шпицбергена «группу Алессандрини» и самолёт Руальда Амундсена, бросившегося на поиски друга-соперника Нобиле и пропавшего у острова Медвежий. Амундсен, самый известный полярный исследователь века, покоритель Северо-Западного прохода вдоль арктического побережья Северной Америки и Южного полюса, вместе с Нобиле в 1926 году на дирижабле «Норвегия» совершил первый трансарктический перелёт, во время которого отношения между этими сильными, но безмерно честолюбивыми людьми были безнадёжно испорчены. Однако, узнав о катастрофе «Италии», живший на покое 66-летний полярник бросился на выручку.

– писал Константин Симонов.

Радиожурнал «Италии»: обложка, первая и последняя страницы [фонды РГАЭ]

Двухмоторный «Латам» Амундсена перестал выходить на радиосвязь через два часа после взлёта. Осенью в районе острова Медвежий, лежащего на полпути между Норвегией и Шпицбергеном, был обнаружен обломок фюзеляжа «Латама».

В 2002 году, однако, нашлись свидетели того, что «Латам» потерпел крушение гораздо ближе – у берегов самой Норвегии, и есть надежда, что загадка гибели Амундсена скоро будет разгадана – правительство Норвегии собирается организовать в предполагаемый район крушения хорошо оснащённую экспедицию [Смирнов].

Встреча «Красина» в Ленинграде [Самойлович, 1928]

«Красин» лишь в октябре вернулся в Ленинград, где на набережных его встречали 250 тысяч человек. А ещё в августе городской совет чехословацкого курортного города Теплица пригласил всех участников экспедиции, в том числе команду ледокола, бесплатно пройти четырёхнедельный курс отдыха и лечения, о чём сообщила газета «Известия» 5 августа 1928 г., но сведений об «отдыхе и лечении» разыскать не удалось. 9 октября «красинцы» (и «малыгинцы») приезжают в Москву, им устроена торжественная встреча, в этот день «Известия» публикуют приказы и постановления об их награждении. Ордена Красного Знамени получают все лётчики и бортмеханики (приказ подписан заместителем командующего ВВС и членом Комитета Уншлихта Я.И.Алкснисом), орденами Трудового Красного Знамени – руководители обоих экспедиций и капитаны ледоколов, более сорока «красинцев» и пятнадцать «малыгинцев» представлены к награждению Грамотами ЦИК СССР. Поход «Красина» стал, как сейчас бы сказали, событием знаковым: СССР утвердился как полноценная арктическая держава, а подогреваемый безудержной пропагандой («шапка» газеты «Известия» 5 октября: «Успех наших полярных экспедиций – демонстрация огромных творческих сил трудящихся Союза и социалистической культурности!») энтузиазм советских людей сравним, наверное, лишь с более памятным большинству ликованием по поводу полёта Юрия Гагарина. Уже тогда пропаганде уделялось значение первостепенное: на борту было семь советских журналистов, в Бергене подсел итальянский: Самойловича заставили взять журналистов взамен подготовленной им научной группы. В московских и ленинградских газетах регулярно печатались репортажи о ходе экспедиции (а рядом, в мае-июне – репортажи с процесса инженеров-вредителей по печально известному «Шахтинскому делу»), в 1928–1930 годах вышли массовым тиражом несколько книг о походе «Красина» [Бегоунек, 1928; Воронцова; Миндлин, 1929–1, 1929–2; Самойлович, 1928; Самойлович, 1930; Шпанов; Южин], наибольшую ценность для исследователей представляют книги Самойловича и сборник воспоминаний участников экспедиции «Поход „Красина“». Не меньше «Красина» потрудившийся, но менее удачливый «Малыгин» был быстро забыт.

Экспедиция «Красина» в полной мере была использована партийной пропагандой, стала победой коммунистической идеологии. Но рядом с этим праздником были идеологические будни, будни борьбы с врагами, и вели её, наращивая удары, всё больше не идеологи и журналисты, а чекисты. Но позвольте, разве участие в экспедиции, доказавшей преимущества социализма, поднявшей престиж страны, не гарантировало от подозрений этих борцов?! Посмотрим…

Р.Л.Самойлович в своих книгах приводит список участников экспедиции: 116 человек судовой команды и 20 человек «прикомандированных» (руководство экспедиции, лётный отряд, журналисты, два иностранных гостя), всего – 134 гражданина СССР, с указанием фамилии, имени и занимаемой в экспедиции должности или судовой роли. На нашу просьбу проверить, не подверглись ли участники экспедиции политическим репрессиям, Информационный центр ГУВД Санкт-Петербурга добросовестно проверил список и дал соответствующую справку. Ответы на запросы в петербургское УФСБ и в другие архивы дополнили эти краткие сведения. Поскольку большинство участников экспедиции были ленинградцами, то сведения, полученные из Санкт-Петербурга, в сочетании с другими источниками (большую работу, обобщённую в книге «Загадки и трагедии Арктики», проделал З.М.Каневский), можно считать близкими к окончательным. На сегодняшний день точно известно, что из участников экспедиции по политическим обвинениям в 1930–1940-х годах было репрессировано не менее восемнадцати человек, т. е. почти каждый седьмой.

Трагична была судьба руководителя экспедиции, основателя советской арктической науки Р.Л.Самойловича. Сын купца из Азова, окончивший в 1904 году Саксонскую горную академию, примыкавший к РСДРП и за то сосланный в Архангельскую губернию, Самойлович бросил политику и посвятил себя изучению Арктики (в 1928 году советская печать в биографии Самойловича акцентировала внимание именно на его революционной деятельности – см. например: «Известия» от 5 августа 1928 г.). Начальник Северной научно-промысловой экспедиции при ВСНХ, директор её преемников – Института по изучению Севера и Всесоюзного Арктического института, в 1937-м, тяжелейшем для Главсевморпути году он возглавлял высокоширотную экспедицию на ледоколе «Садко». Сложнейшая ледовая обстановка, грубые ошибки руководства Главсевморпути в подготовке навигации, слабая обеспеченность ледовой авиаразведкой (полярная авиация была отвлечена на поиски пропавшего самолета С.Леваневского, совершавшего санкционированный Сталиным амбициозный, но плохо подготовленный трансарктический перелёт) привели к тому, что множество караванов не дошли до портов назначения, лучшие тогдашние ледоколы не могли пробиться через тяжёлые льды. Многими десятками опытнейших полярных капитанов, лётчиков, учёных, на которых НКВД «навесил» саботаж, вредительство и диверсии, расплатился Главсевморпуть и арктическая наука за этот год. Ледоколы «Садко», «Малыгин» и «Г.Седов» не смогли вырваться из ледового плена, и по настоянию всех зимовщиков перед начальником Главсевморпути О.Ю.Шмидтом Самойлович возглавил зимовку («Лагерь трех кораблей») и подготовку к выходу при малейшем улучшении обстановки [Корякин] («Г.Седов» из-за ошибки при ремонте рулевого управления не смог выйти из льдов и совершил беспримерный трёхгодичный дрейф, но в книге его капитана К.Бадигина [Бадигин] о Самойловиче, конечно, нет ни слова). В мае 1938 года Самойлович самолётом был вывезен на «материк» (командиром самолёта был А.Д.Алексеев из экипажа Чухновского) и уехал отдыхать в Кисловодск. Там, в санатории им. Горького, он, житель Ленинграда, был 24 июля арестован и привезен на Лубянку. В чекистской машине произошёл сбой: обыск на квартире Самойловича был проведён, когда его коллеги уже успели вывезти и спрятать богатейший научный архив профессора. После многих злоключений он лишь недавно «осел» в Российском государственном архиве экономики в Москве.

Р.Л.Самойлович. На столе – подаренный ему компас «Италии» [Самойлович,1928]. Лицо на фотографии перечеркнуто каким-то бдительным читателем Государственной публичной исторической библиотеки.

Дальше крестный путь Самойловича был, как ни цинично это звучит, «обычным»: шестимесячное следствие, «букет» из трёх пунктов 58-й статьи («измена родине», «вредительство», «контрреволюционная организаторская деятельность») и расстрельный приговор Военной коллегии Верховного суда СССР, в котором ещё добавились «террористические намерения», кроме того он «… являясь агентом германской и французской разведок … создал в институте антисоветскую вредительскую организацию». В 1957-м году родственники получили справку КГБ о том, что Рудольф Лазаревич умер 15 мая 1940 года. Тогда ещё не было известно секретное указание ЦК КПСС и КГБ о том, чтобы сообщать родственникам расстрелянных ложные даты и причины их гибели: слишком опасны оказались для советской правящей верхушки того времени истинные масштабы репрессий 1930-х годов. Эта дата до сих пор кочует из справочника в справочник, из книги в книгу. На самом деле, как следует из более поздней справки ФСБ, Р.Л.Самойлович был расстрелян в день осуждения, 4 марта 1939 года, когда профессору было 58 лет, прах его был захоронен на Донском кладбище в Москве. Более двадцати лет было в забвении имя великого учёного, лишь в 1961 году, через четыре года после реабилитации, о нём упомянул в своей книге «Необыкновенные собеседники» Эм. Миндлин («Давно нет в живых начальника экспедиции Самойловича…»), через год статья о нём появилась в «Вестнике Всесоюзного географического общества» [Лактионов]. В 1967 году Гидрометеоиздат переиздал книгу Самойловича 1930-го года, но из скудных биографических сведений о её авторе никак нельзя было догадаться о его судьбе [Самойлович, 1967]. Еще через несколько лет З.Каневский издал несколько книг о «директоре Арктики», тоже не имея возможности рассказать правду о трагическом конце его жизни [Каневский, 1977; Каневский, 1982; Каневский, 1991].

Участников похода «Красина» начали «награждать» задолго до зловещего тридцать седьмого. 38-летний отец четырёх детей Федор Гаврилович Гаврилов был арестован в январе 1931 года в родной деревне Бол. Наволок, где он ожидал начала навигации на реке Великой – «красинский» кочегар, оказывается, с 1926-го года был капитаном (!) парохода «Бедняк» Псковского Агентства водного транспорта. Как он попал в экспедицию на «Красин», неясно, наверное, оказался в Ленинграде при наборе его команды и «нанялся» в Арктику. Он ещё в 1924 году был судим за нелегальный переход границы с Эстонией – не исключено, что зарабатывал на жизнь контрабандой. Это ему и припомнили в 1931-м, обвинив по пункту 6-му 58-й статьи («шпионаж») за «… связи с Эстонской пограничной охраной … и антисоветскую деятельность…». Переведённый из Пскова в Ленинград, Гаврилов уже 13 апреля 1931 года выездной сессией Коллегии ОГПУ был осуждён на пять лет заключения в исправительно-трудовой лагерь и отправлен в недалёкий Свирьлаг. Освобождён из заключения досрочно, в октябре 1934 года. Дальнейшей его судьбы выяснить не удалось.

1 января 1936 года арестован 43-хлетний 3-й механик парохода «Аргунь» Александр Николаевич Соколенков, тоже из псковской крестьянской семьи. Он в своё время окончил морской техникум в Ленинграде, плавал на ледоколах «Октябрь», «Ленин» и «Ермак», на «Красине» в 1928-м году был старшим машинистом, а после окончания экспедиции перешёл в торговый флот. Он был обвинён в том, что «… будучи контрреволюционно настроен на протяжении ряда лет систематически вёл среди окружающих его лиц контрреволюционные разговоры, направленные против мероприятий Советской Власти и ВКП(б)…», что по тогдашним меркам подпадало под 10-й пункт 58-й статьи Уголовного кодекса. В обвинении не говорится, что же ему предъявлено по пункту 6-му («шпионаж»), тоже фигурирующему в обвинении. 3-го июня 1936 года Военным трибуналом Ленинградского военного округа А.Н.Соколенков осуждён на восемь лет лагерей и отправлен в Сиблаг (тогда – Новосибирская область и Красноярский край). В мае 1937-го он был переведён в Ухтпечлаг (Ухто-Печорский ИТЛ), 15 ноября того же года в лагере арестован и 16 декабря за антисоветскую агитацию осуждён к расстрелу (в учетных документах Главного информационно-аналитического центра МВД он значится умершим в лагере в 1941 году).

Посещение матери Ф.Мальгрема. Слева направо: Южин, шведский журналист Полин, Суханов, Миндлин и г-жа Мальгрем [«Поход „Красина“» ]

Д.Е.Южин (середина 1930-х гг., фото из семейного архива – Архив НИПЦ «Мемориал»)

44-летний журналист Давид Ефремович Южин (Рахмилович-Южин), заведующий Ленинградским отделением редакции газеты «Известия», член Союза советских писателей был арестован 1 сентября 1936 года. Из обвинительного заключения: «… являясь участником контрреволюционной троцкистско-зиновьевской террористической организации … активно проводил контрреволюционную работу, участвуя на нелегальных сборищах … и высказывал враждебное отношение (стиль документа – авт.) к руководству ВКП(б) и Советского правительства…». Обвинение по двум пунктам 58-й статьи (17–58-8 – «террористические намерения» и 58–11 «контрреволюционная организаторская деятельность») «потянули», по мнению Военной коллегии Верховного Суда СССР, выездное заседание которой прошло в Ленинграде 28 декабря 1936 года, на восемь лет лагерного заключения. Давид Ефремович Южин, уроженец Феодосии, был командирован на «Красин» ленинградской «Красной газетой», но уже в экспедиции стал собственным корреспондентом «Известий», где почти ежедневно и печатались его сообщения и репортажи. Это он на «Красине» с корреспондентом «Вечерней Москвы» Э.Миндлиным нарисовал на крыльях новенького «Юнкерса» Чухновского красные звезды, он прославился исполнением по несколько раз в день под собственный аккомпанемент на пианино песни «Я на лодочке каталась…», своим неизменным ответом на любое недовольство, претензию, замечание, даже о собственном нерегулярном бритье: «Но ведь экспедиция на „Красине“ из-за этого не расстроится!», он поражал всех своей способностью «с талмудической невозмутимостью» читать всегда и везде какую-нибудь книгу, он, с Миндлиным и корреспондентом «Рабочей Москвы» В.Сухановым, был послан к матери Мальгрема выразить ей сочувствие от команды «Красина», он первым из журналистов опубликовал книгу об экспедиции [Южин] и за участие в экспедиции был награждён золотыми часами. Для отбытия наказания он был направлен в Белбалтлаг, но вскоре переведён в стремительно пухнущий Норильлаг, где он и умер 3 ноября 1939 года. Незадолго до смерти Давид Ефремович, по сведениям Красноярского «Мемориала», тяжело психически заболел. Сохранился ли после чекистских «шмонов» сувенир, подаренный ему лейтенантом Вальери, – кусок обшивки «Италии»?

В 1936 году всего лишь исключён из ВКП(б) «за принадлежность к троцкистско-зиновьевской оппозиции, за обман парторганизации» 54-летний ветеран латвийской социал-демократии, участник революции 1905 года Мартин Кришевич Леман. По «этому факту» решением УНКВД по Ленинградской области от 3 августа 1937 года он с женой выслан в административном порядке в городок Калининск, затерянный в приаральских песках. Двенадцати лет от роду он пошёл работать на завод в Риге, несмотря на хронический костный туберкулёз, с 1913-го года – электрик на торговых судах Петербургского порта, с 1917 года – член РКП(б), организовал и возглавил партийную ячейку на ледоколе «Ермак», потом стал комиссаром ледокола. Как старший электрик, в 1922 году принимал «Святогор» («Красин») у англичан и остался на «Красине», участвуя до 1929 года во всех его плаваниях. Избран председателем судового комитета в этом качестве выступал от имени экипажа на митинге перед отплытием ледокола на спасение «Италии», а по окончании экспедиции награждён ЦК профсоюза рабочих водного транспорта Почётной грамотой и серебряным значком Осоавиахима. В 1928–1929 как член команды «Красина» направлен в за границу с лекциями о знаменитом походе, а в сборнике «Поход „Красина“» напечатана его большая статья «Мои воспоминания и приключения во время похода „Красина“». В 1929 году Мартин Кришевич вышел на пенсию по инвалидности и занялся общественной работой, отвечавшей его давней страсти – был секретарём секции почтового голубеводства при Осавиахиме Северо-Западной области.

Жатва тридцать седьмого – тридцать восьмого обильно покосила героев «Красина».

В пять лет лагерей за «контрреволюционную агитацию» оценил Военно-транспортный суд Балтийского моря «преступление» арестованного 2 апреля 1937 года кочегара «Красина», ставшего судовым механиком, Алексея Яковлевича Николаева, 29-летнего ленинградца, участвовавшего в полярных плаваниях на ледоколах «Октябрь» и «Ленин». Оценил не приговором, чего ожидаешь от суда, а «определением», превратившись из суда в аналог «тройки». А.Н.Николаев обвинялся по ст. 58–10, а именно в том, что «следуя в поезде из Ленинграда в Мурманск на пароход „Ока“ в качестве механика, в пути следования среди пассажиров высказал контрреволюционную клевету по адресу одного из руководителей коммунистической партии и советского государства…». Каким духом эпохи несёт от этой формулировки! Через три месяца после вынесения «определения», 5 сентября 1937 года на пароходе-«зековозе» Дальстроя «Кулу» он прибыл в Магадан. Почти точно по истечении срока (с «пересидкой» в три месяца) Николаев был освобождён из колымских лагерей, но, как было «положено», остался там на бессрочном поселении. В 1945 году он уже жил в Магадане, работал механиком на портовых буксирах, а в 1946–1947 годах сумел даже (вот извивы судьбы!) сделать несколько рейсов механиком в Ванинский порт на другом «зековозе» Дальстроя – пароходе «Джурма». В 1947 году Николаев уволился с «дальстроевского» флота, видимо, наконец получив разрешение на возвращение к семье в Ленинград. В августе 1960-го года он ознакомился со своим делом в архиве Ленинградского УКГБ и получил под расписку сохранившуюся в деле «Грамоту участника похода ледокола „Красин“ в 1928 году».

Командный состав «Красина». Слева направо: механик А.И.Мокк, помощник капитана Ю.К.Петров, механик М.А.Ермолаев, ст. механик М.И.Ершов, капитан К.П.Эгге, помощник капитана Б.М.Бачманов, механик А.В.Бычков, помощник капитана А.Д.Бреннкопф [Шпанов]

Судьба коренного петербуржца, окончившего штурманский класс Морского корпуса ещё в 1907 году, Юрия Константиновича Петрова, третьего помощника капитана «Красина», награждённого за поход Грамотой ЦИК СССР, – пример «лёгкой» судьбы человека, попавшего в жернова НКВД. На «Красине» Петров отвечал за штурманскую часть и хозяйство, «неутомимым нашим штурманом» называл его Самойлович. Участники экспедиции были влюблены в прекрасного собеседника и острослова, фанатика секстана, создававшего «математическую поэму о курсе ледокола», вдохновенно говорившего об эстетике математических формул [«Поход „Красина“»; Самойлович, 1930]. С 1928 года он связал свою судьбу с полярными морями, ходил на «Ермаке» и «Малыгине», изучал гидрографию Карского моря, в 1934 году получил благодарность и премию «за ударную работу на ледоколе „Ермак“ в Карском море». К аресту (30 апреля 1938 года) ему было 52 года, он имел звание капитана дальнего плавания и занимал должность начальника сектора навигационного ограждения Гидрографического управления Главсевморпути. Его обвинили по двум пунктам 58-й («вредительство» и «участие в контрреволюционной организации», каковой был много лет не дававший покоя чекистам «Российский Общевоинский Союз»). Не выдержав следствия, Юрий Константинович оговорил себя и сослуживцев, но на заседании Военного трибунала Ленинградского военного округа в мае 1939 года он и его «подельники» от своих признательных показаний отказались как «данных под физическим воздействием», то есть под пытками. Дело было направлено на доследование – случай в те времена редчайший! Этому странному по тем временам решению суда способствовал и уникальный поступок экспертов – от своих выводов по экспертизам они отказались, заявив, что заключения, якобы подтверждающие вредительскую деятельность обвиняемых, построены на их личных предположениях и домыслах и необъективны. Поступок экспертов по тем временам иначе как героическим посчитать нельзя, и мне хотелось бы назвать их имена, установленные исследователями НИЦ «Мемориал» Санкт-Петербурга: инженер-экономист И.Н.Шишкин, инженер-геодезист А.А.Грошев, инженер-механик Е.А.Вайханский, инженер аэрофотосъёмки Д.И.Аронов, штурман дальнего плавания В.С.Гинцберг, картограф О.К.Чоглакова. «Органам» с упрямцами-гидрографами возиться надоело, и чекисты, конечно, нашли способ их «укоротить». Под новый, 1940-й год Петров получил, уже безо всякого суда, от ОСО УНКВД «всего» пять лет ссылки в Казахстан «как участник антисоветской организации». Освобождён из ссылки в селе Владимирка Кустанайской области он был с двухмесячной задержкой в июне 1943 года «с минусами», т. е. с запрещением жить в крупных городах. Не раз он тщетно просился на фронт, так и оставаясь в месте ссылки (и это – «освобождение»?!) и работая сапожным мастером. В мае 1944-го переехал в Кустанай, на берег даже не судоходного Тобола, работал кладовщиком-учётчиком подсобного хозяйства городской больницы. Осенью 1946 года Юрий Константинович обращается с просьбой о снятии судимости, о разрешении работать по своей морской специальности: «несмотря на возраст и здоровье, я считаю себя способным работать по водному транспорту» – как же он, полярный моряк, тосковал в этих степях! Просьбу рассматривали три года (?) и в октябре 1949-го в снятии судимости ОСО МГБ – отказало, конечно. В новые времена, в 1957 году, он просит о реабилитации, из того же Кустаная, от которого до знакомого как дом Карского моря почти 3000 километров. В феврале 1958 года, через 20 лет после сломавшего ему жизнь ареста, 72-летний морской капитан был реабилитирован.

П.Ю.Орас на «Красине» [Самойлович,1928]

З.Каневский писал [Каневский, 1991], что в 1937 году «сгинул» заместитель Самойловича, комиссар экспедиции военный морской инженер эстонец Пауль Юрьевич Орас, в 1928 году награждённый орденом Трудового Красного Знамени. Найти документальных подтверждений ареста долго не удавалось, пока не вышли в свет «Сталинские расстрельные списки» [«Жертвы политического террора…» ]. 12 сентября 1938 года Сталин, Молотов и Жданов визируют представленный НКВД «Список лиц, подлежащих суду Военной Коллегии Верховного Суда СССР» по Ленинградской области. Под номером 87 в списке из 137-ми фамилий, отнесенных к 1-й категории, значится Пауль Юрьевич Орас. Отнесение к 1-й категории означало приговор к расстрелу, но «ежовщина» сменилась «бериевщиной» и на первых её порах разгул репрессий немного поутих. Судила эстонца военинженера 1-го ранга Ораса в столице только что провозглашенной Эстонской ССР, ещё недавно – столице иностранного государства, выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР и 30 мая 1940 года приговорила члена «вредительской антисоветской организации, существовавшей в оборонной промышленности, … которая проводила подрывную работу в области строительства Военно-Морского Флота» к десяти годам заключения. К тому времени бывший «красинский» комиссар отсидел в «Большом доме» в Ленинграде почти три года (арестован 14 июня 1937 года), в самом начале заключения встретив в нём двадцатый юбилей членства в ВКП(б) и своё сорокалетие. На момент ареста он был начальником технического отдела Главка Наркомоборонпрома в Ленинграде, успев за девять лет, с 1928 по 1937 годы, побыть председателем Научно-технического комитета Военно-Морских Сил РККА и военно-морским атташе в Италии и США, откуда был отозван после разоблачения попыток создания им шпионской сети и стал работать в системе Наркомоборонпрома. До экспедиции на «Красине» он успел покомандовать крейсером «Адмирал Макаров» и послужить военно-морским атташе в Швеции. Впрочем, хорошо знакомые с западными источниками Д.Вронская и В.Чугуев [Вронская, Чугуев] пишут, что должность военно-морского атташе (в Турции, Швеции, Норвегии и Греции) была для П.Ю.Ораса прикрытием, главной же его задачей в этих странах было создание шпионской сети, но везде он был разоблачён и объявлялся «персона нон грата». Однако в его биографической справке, опубликованной в советском официальном печатном органе («Известия», 9 октября 1928 г.), говорится, что после окончания «инженерной ступени Морской академии» в 1923 году он до ноября 1924 года командовал эсминцем «Урицкий», затем более года был членом военно-морской технической комиссии во Франции, весной 1926 года находился «в технической командировке» в Германии и Голландии, после чего до января 1928 года был военно-морским атташе в Швеции, затем, до назначения на «Красин», был помощником председателя комиссии по наблюдению за постройкой и ремонтом кораблей в Ленинграде. Похоже, его назначение в экспедицию на «Красине» было обусловлено его большим дипломатическим опытом. Он, как уже стало положено политработникам, написал предисловие к первой «официальной» книге об экспедиции [Самойлович, 1928], вышедшей в свет через несколько месяцев после возвращения ледокола в Ленинград. Естественно, его большая статья есть и в сборнике статей участников экспедиции [«Поход „Красина“» ]. А в начале 1960-х годов в архиве почему-то Министерства внешней торговли СССР был обнаружен «красинский» дневник П.Ю.Ораса и в 1963 году частично опубликован в журнале «Вокруг света» [«Красный флаг в Арктике» ]. Публикаторы не могли знать о судьбе автора дневника, а в 1940 году то ли ослабление репрессий, то ли нежелание «разбазаривать» сильно прореженные расстрелами ряды квалифицированных специалистов привело к тому, что Военная Коллегия не приговорила его к предусмотренному расстрелу, а к десяти годам лишения свободы с поражением в правах на пять лет (по ГУЛАГовской терминологии: «пять по рогам») и с конфискацией имущества. Инженер Орас был возвращён в Ленинград, но не на Литейный проспект, а на другой берег Невы, в тюрьму «Кресты», и влился в коллектив коллег – заключенных Специального конструкторского бюро Военно-Морского Флота, в просторечии – «шарашки». С началом войны СКБ было эвакуировано в город Зеленодольск близ Казани, а затем – в Москву, где, как позже сообщили жене Пауля Юрьевича, он умер в 1943 году. Его коллеги завершили вскоре важную конструкторскую разработку (по сведениям семьи Ораса – батискафов), были досрочно освобождены и получили Сталинские премии.

П.Ю.Орас. Тюремная фотография 1937 г. [Управление ФСБ РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области].Тюремные фотографии других репрессированных «красинцев», дела которых хранятся в УФСБ по СПб-гу и ЛО, несмотря на нашу просьбу, Управление не предоставило.

Девять участников легендарного рейса «Красина» (кроме Самойловича) были в кровавой чехарде 1937–1938 годов расстреляны.

Эдуард Янович Чаун (в списке Самойловича – Чанов), 52-х лет, уроженец Вольмарского уезда Латвии, кочегар «Красина» (пока ледокол ходил на ремонт в Норвегию, был оставлен в Кингсбее помогать экипажу Чухновского в ремонте самолёта), награждён Грамотой ЦИК СССР, после возвращения из экспедиции окончил курсы Наркомвода по малому плаванию, работал на портовом ледоколе, в 1930-м стал 4-м помощником капитана в Балтийском пароходстве. В 1928 году принят в члены ВКП(б), однако в 1933 году переведён в кандидаты. В разгар проведения т. н. «национальных операций НКВД», 9 декабря 1937 года был арестован и в тот же день (?) Комиссией НКВД и Прокурора СССР («Двойкой») «в особом порядке» осуждён к расстрелу по обвинению в том, что «… является участником латвийской националистический шпионско-диверсионной организации, по заданию которой собирал и передавал ей шпионские материалы…». Приговор приведён в исполнение 4-го января 1938 года.

Вильгельм Христофорович Финкенфус, 45-ти лет, уроженец Риги, из рабочей семьи, тоже «красинский» кочегар, награждён за ударную работу в экспедиции грамотой ЦИК, в 1937 году – кочегар на заводе им. Марти, был арестован 5 декабря 1937 года. Его обвинили в том, что «… с 1936 года и по день ареста являлся участником к/р (контрреволюционной – авт.) латвийской и диверсионной организации на з-де Марти…» (пункты 9 и 11 58-й статьи). 29 декабря «Двойкой» он был приговорён к расстрелу и расстрелян в тот же день, что и Э.Я.Чаун.

Иван Георгиевич Экштейн, 41-го года, уроженец г. Либава в Латвии, немец, выпускник Морского техникума в Ленинграде, старший радиотелеграфист, красинский «маркони», владевший несколькими языками, блестяще организовавший работу его старенькой судовой радиостанции, все два месяца экспедиции читавший «Робинзона Крузо», а все дни пути от «Красной палатки» до Кингсбея поивший коллегу Бьянджи спиртом с клюквенным сиропом, награждён Грамотой ЦИК СССР. К 1937 году стал инженером по радиосвязи, работал инспектором Ленинградского областного управления связи. Наверное, к тому времени он привёл в порядок свой форменный китель, с которого девять лет назад падкие на сувениры туристы с «Монте-Сервантеса» оборвали все пуговицы и нашивки [Шпанов]. И.Г.Экштейн был арестован 13 октября 1937 года и обвинён в том, что «… являясь участником антисоветской организации правых, в 1936 году вошёл в связь и был завербован, для шпионской деятельности в пользу Эстонии, агентом эстонской разведки…». 11 января 1938 года «Двойкой» он был приговорён к высшей мере наказания и 18 января расстрелян.

Кристиан Касперович Розенталь, 42-х лет, уроженец Курляндской губернии, латыш, из рабочих, в 1928-м году – кочегар «Красина», в 1937-м – «Ермака», арестован 28 декабря 1937 года. Из обвинительного заключения: «… проводил среди команды л/к „Ермак“ контрреволюционную, националистическую пропаганду, направленную на дискредитацию мероприятий Партии и Правительства … являясь агентом латвийской разведки, занимался шпионской деятельностью в пользу Латвии…». 17 января 1938 года «Двойкой» приговорён к расстрелу, приговор приведён в исполнение 22 января.

Павел Андреевич Крастин, 40-ка лет, земляк Чауна, из крестьян-батраков, окончил Ленинградский морской техникум, член ВКП(б) с 1922 года, машинист «Красина», стал судовым механиком Балтийского пароходства. Арестован 30 декабря 1937 года и обвинён «… в принадлежности к антисоветской латвийской националистической организации, проводившей подрывную и шпионскую деятельность на территории СССР в пользу Латвии…». 17 января 1938 года постановлением «Двойки» приговорён к расстрелу, 27 января приговор приведён в исполнение.

Ганс Яковлевич Веске, 57-ми лет, из крестьян-бедняков Эстонии, восемнадцать лет проплававший на ледоколах, в основном на «Красине», в 1928-м – старший машинист, награждён Грамотой ЦИК СССР, в 1936 году перешёл слесарем на завод. Арестованный в марте 1938 года, он был обвинён в том, что «… работая на судах заграничного плавания, на протяжении ряда лет проводил среди советских моряков антисоветскую агитацию, направленную на срыв мероприятий партии и советской власти…» – дежурное обвинения по «национальным операциям» НКВД. 20 июля 1938 года «Двойкой» он был осуждён к расстрелу, 28-го июля приговор приведён в исполнение.

Гуго Петрович Майер, 40-ка лет, земляк Э.Я.Чауна и П.А.Крастина, из Вольмарского уезда Лифляндской губернии (Латвия), из крестьянской семьи, старший машинист «Красина», на который он перешёл машинистом с ледокола «Аванс» ещё в 1922 году и ушедший на суда Балтийского пароходства судовым механиком в 1930 году. Арестован 23 марта 1938 года, на излёте «латышской операции НКВД» и обвинён в том, что «… являясь агентом латвийской разведки, занимался шпионажем в пользу Латвии…». 28 августа 1938 года Г.П.Майер «Двойкой» был приговорён к расстрелу, 6 сентября приговор приведён в исполнение.

Борис Михайлович Бачманов, 45-ти лет, потомственный моряк из Кронштадта, в 1916 году, уже послужив учеником на морских судах, окончил Петроградское училище дальнего плавания. Принят в военную службу подпоручиком по Адмиралтейству; назначен начальником станции связи (тогда ещё только недавно появившаяся на флоте служба) Аренсбург на острове Эзель и командиром катера «Абрамсъ». В августе 1917-го ранен, тяжело контужен, отравлен газами, на год комиссован от службы. С 1919 до 1922 года – вновь на военном флоте, создав и руководя гидрометеостанцией на Васильевском острове и одновременно возглавляя в Управлении морского транспорта навигационный и гидрометеорологический отделы. В 1922 году перешел на ледокольный флот, одну навигацию служил вторым помощником капитана на «Ермаке», затем до 1929-го – в разных должностях, вплоть до исполняющего обязанности капитана на «Красине». В 1928 году он – второй помощник капитана и ревизор «Красина», по мнению Самойловича [Самойлович, 1930] – один из лучших моряков Ленинградского порта, «добрый и симпатичный, но всегда небритый». В 1930-е годы Борис Михайлович вновь на военной службе – штурман дивизиона тральщиков, очищавших Балтийское море от мин Первой мировой, командир опытного судна «Микула». Всесторонне образованный, увлеченный работой, изобретательством, любящий отец четверых детей, поэт… (Сведения о биографии Б.М.Бачманова предоставлены автору его внучкой Л.Гончаровой). Из краткой справки из архивного дела по его осуждению следует, что в 1927 году он вступил в ВКП(б), но в 1935-им был из неё то ли исключён, то ли «вычищен». В августе 1937 года, за семь месяцев до ареста, демобилизован, в приёме на работу везде отказ (обычная практика тех лет). При аресте чекистами были частично уничтожены, частично изъяты (и пропали) рукописи научных трудов. В его обвинении – четыре пункта 58-й статьи: «измена родине военнослужащим» (58–1б), «подготовка вооружённого восстания» (58–2), «контрреволюционная пропаганда» (58–10) и «участие в контрреволюционной организации» (58–11), а обвинение сформулировано так: «в 1936 году был завербован в контрреволюционную офицерскую монархическую организацию, по заданию которой проводил подрывную работу в КБФ (Краснознамённый Балтийский флот – авт.) и занимался шпионажем в пользу Швеции» (ст. 58–6 – шпионаж – в перечне вменённых ему статей не указана – авт.). По воспоминаниям его дочери К.Б.Бирюковой, передачи в Арсенальной тюрьме не принимали «из-за плохого поведения», даже папиросы. Его сокамерник позже рассказывал, что Бориса Михайловича жестоко избивали, выбили зубы, в камеру его приносили, там ему давали лучшее место, где прохладнее. 28 августа 1938 года всё той же «Двойкой» он был осуждён к расстрелу, приговор приведён в исполнение 6-го сентября, как и приговор Г.П.Мейеру.

Б.М.Бачманов. Фото 1917 г. [Из архива Л.Гончаровой]

Иван Павлович Панов, 53-х лет, повар на «Красине», в 1938 году – «руководящий повар» (так в деле) Ленинградского Военно-Морского учебного пункта, обвинение – «шпионаж» и «участие в контрреволюционной организации». Из обвинительного заключения: «… среди личного состава Ленинградского Военно-Морского пункта проводил контрреволюционную пропаганду. С 1923 года являлся агентом немецкой разведки на территории СССР…». Вообще у автора блюд, которыми отъедались изголодавшиеся итальянцы, судьба бурная: крестьянский сын из Тверской губернии, он дважды – в 1923 и 1933 годах – исключался из партии (вступил в неё в 1918 году, восстановлен в 1928 году). После возвращения «Красина» из похода принят вольнонаёмным на линкор «Парижская коммуна», но в 1933-м был арестован по обвинению в растрате трёх тысяч рублей (при этом обвинён по статье 58–7: «Подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения…») и дело вел Особый отдел ОГПУ Морских сил Балтийского моря, через месяц, впрочем, его прекративший. В 1936 году Панов все-таки осуждён «за растрату» на два года, из которых отсидел четырнадцать месяцев, был освобождён, но 14 июня 1938 года вновь арестован. 27 октября, когда уже в НКВД (но в Москве) повеяло новыми ветрами – ослаблением репрессий – Особой Тройкой (были и такие) УНКВД Ленинградской области И.П.Панов приговорён к расстрелу, приговор привёден в исполнение 31 октября 1938 года.

Уже «в условиях военного времени» замечен был в «контрреволюционной агитации и пропаганде» 49-летний уроженец Тульской губернии, бывший кочегар «Красина» (по другим сведениям – старшина котлов) Аким Тихонович Алимов, награждённый за поход грамотой ЦК Союза водников. Он с 1913 года служил на Балтийском флоте, демобилизовался в 1924-м и сразу поступил на «Красин», участвовал в Карских операциях, после пятилетней (до 1929 года) работы в Ленинградском торговом порту вновь в Арктике, на ледоколе «Сталин», в начале войны добровольно поступил на воинскую службу и был зачислен главным старшиной в Балтийский флотский полуэкипаж. 18 сентября 1941-го года он был арестован и через четыре дня трибуналом Ленинградского военно-морского гарнизона приговорён к расстрелу. 27 сентября он обращается с заявлением о помиловании к М.И.Калинину, но особисты плевать хотели на мнение «всесоюзного старосты» и 3 октября, когда ответ из Москвы никак ещё не мог быть доставлен в блокированный Ленинград, привели расстрельный приговор в исполнение.

А.Т.Алимов, тюремная фотография 1941 г. [Управление ФСБ РФ по Тульской области]

Разумеется, все упоминаемые нами здесь люди были реабилитированы в 1955–1995 годах.

Сделаем попытку анализа скорбного «красинского» списка, тем более, что по хронологии репрессий он весьма характерен (1931–1941 гг.), а социальный состав экспедиции близок к социальному составу промышленной части советского общества, лишь в силу специфики «производства» завышен процент «интеллигенции» (руководство экспедиции, лётчики, журналисты, комсостав корабля). «Интеллигентов» на «Красине» 24 человека, специалистов среднего звена – 40 человек, «пролетариата» (матросы, кочегары, уборщики) – 70 человек. По странному совпадению, в каждой группе репрессировано по шесть человек, но среди «интеллигентов» это каждый четвёртый, среди «техников» – каждый седьмой, среди «пролетариата» – каждый двенадцатый, десятеро из репрессированных – члены машинной команды, своим непосильным трудом обеспечившие успех экспедиции. Национальный состав репрессированных – восемь русских, один еврей, один прибалтийский немец, два эстонца и шесть латышей. Уроженцев Прибалтики среди репрессированных много не только потому, что их вообще много было в составе команд судов Балтийского пароходства, но и потому, что в годы «Большого террора» проводились т. н. «национальные операции НКВД», одной из самых масштабных была «литовская». По возрастному составу: к моменту репрессии в возрастном интервале 21–30 лет – один человек, 31–40 – трое, 41–50 – восьмеро и 51–60 лет – шестеро. Из восемнадцати человек, приговоры которым известны, расстреляны одиннадцать, один приговорён к десяти годам заключения, двое – к восьми, двое – к пяти, двое были сосланы.

Этим, однако, список репрессированных «красинцев» не заканчивается. В другие, казалось бы, времена, в 1955 году в Москве был арестован уже не раз упоминавшийся, ставший известным писателем 55-летний Эмилий Львович Миндлин, в 1929 году издавший о походе «Красина» две книги, одну из них – для малышей [Миндлин, 1929–1, Миндлин, 1929–2]. В молодости друживший с М.Цветаевой и М.Волошиным, он сохранил свободомыслие русской интеллигенции и был весьма смел в высказываниях. После смерти Сталина, он, многих опередивший в понимании и прошлого, и недалёкого будущего, открыто называл его диктатором, говорил о распаде власти в СССР («Маленков не справился с работой, вряд ли кто справится и другой»), опасался, что Жуков установит военную диктатуру, начал работу над книгой «Народ на каторге» (так и не написанную до конца жизни) [«58–10» ]. 22 августа Московским городским судом по пресловутой, но ещё действующей статье 58–10 («антисоветская агитация») был осуждён на четыре года заключения и отправлен в печально известный Дубровлаг в Мордовии. Однако менее чем через год (10 августа 1956 года) – был освобождён: диктатором Сталин был назван на 20-м съезде партии, место председателя Совмина вместо проигравшего борьбу с Хрущёвым Маленкова занял Булганин, на министра обороны Жукова уже косо смотрела партийная верхушка именно из-за его бонапартистских замашек (через год Жуков будет отправлен в отставку). Так что все предсказания Эмилия Львовича сбылись очень скоро, но реабилитации он добился лишь в 1971 году. А в 1961-м вышла книга его интересных воспоминаний «Необыкновенные собеседники» [Миндлин, 1961], одна из глав которой была посвящена походу «Красина».

И ещё судьбы, имеющие к «Красину» и «Италии» прямое отношение. Радист-любитель Николай Рейнгольдович Шмидт осуществил свою мечту, стал инженером-радистом и жил только любимым делом – в Ташкенте руководил мастерскими связи. 5 декабря 1941 года по доносам соседей он был арестован и обвинён в антисоветской агитации в военное время (ст. 66, ч. II УК Узбекской ССР): «высказывал пораженческие взгляды, клеветал по адресу вождя народов, распространял провокационные сообщения фашистских радиостанций». Кстати, документы об аресте и осуждении подписаны тогдашним наркомом внутренних дел Узбекистана А.З.Кобуловым, расстрелянным в 1953 году вместе с Берия. Шмидт виновным себя не признал, но через девять месяцев следствия, 1 августа 1942 года, ОСО НКВД приговорён к расстрелу и 26 августа – расстрелян. В Постановлении ОСО есть пункт: «Лично принадлежащее имущество конфисковать». К кому попали золотые часы, в 1928 году торжественно вручённые радисту-любителю в Большом театре в Москве? В 1983 году, в не лучшие для таких обращений времена, редакция журнала «Радио» выступила с ходатайством перед Генеральным прокурором СССР о пересмотре дела Н.Р.Шмидта, предварительно на свой страх и риск опубликовав о нём статью [Григорьева]. Верховный Суд Узбекской ССР Постановление ОСО отменил и дело прекратил «за отсутствием состава преступления».

Шмидт Н.Р. [Южин]

А за четыре года до расстрела Н.Р.Шмидта, 29 июля 1938 года, по обвинению «в создании контрреволюционной организации, шпионаже и подготовке террористических актов» был расстрелян большевик с дореволюциооным стажем И.С.Уншлихт (из приветствия «контрреволюционера, шпиона и террориста» членам экспедиции: «Горячий привет „Красину“, неустрашимому борцу с грозными силами стихии, носителю советской общественности (так в тексте – авт.), славному победителю на фронте науки и культуры!» – газета «Известия» 5 октября 1928 года). Из десяти членов Комитета по спасению «Италии» были расстреляны: заместитель командующего ВВС в 1928 г. Я.И.Алкснис (29 июля 1938 г., обвинение: «участие в антисоветской националистической (Алкснис – латыш – авт.) шпионско-террористической организации»), заместитель наркома почт и телеграфа А.М.Любович (28 июня 1938 г., обвинение: «участник антисоветской организации правых, проводил вредительство в промышленности и сельском хозяйстве»), председатель Правления Совторгфлота В.И.Зоф (20 июня 1937 г., обвинение: «участие в антисоветской террористической организации»), журналист М.Е.Кольцов (2 февраля 1940 г., обвинение: «антисоветская и троцкистская деятельность»), генеральный секретарь Осоавиахима Л.П.Малиновский (29 августа 1938 г., обвинение: «участие в военно-фашистском заговоре») [«Жертвы …» ].

А главный герой – ледокол «Красин», до 1927-го года «Святогор», спущенный с английских стапелей 1 января 1917-го года, в 1918 году затопленный «красными Нахимовыми» в устье Северной Двины, чтобы не дать англичанам подойти к Архангельску? Англичане его подняли и отремонтировали, в 1922 году стараниями торгпреда в Англии Л.Б.Красина он был выкуплен Советской Россией. До войны «Красин», улучшенный двойник «Ермака», был одним из линейных ледоколов Главсевморпути, участвовал в проводке караванов и в гидрографических экспедициях. Впрочем, есть в его биографии и не лучшие страницы: он возил заключённых на Вайгач и пробивал путь караванам дальстроевских «зековозов» в Охотском море. В 1941 году «Красин» ремонтировался в США, был заодно переоборудован под лёгкий крейсер, в 1942-м увёл от немецкого рейдера большой караван судов в недоступные «Адмиралу Шееру» льды пролива Вилькицкого [Мерт]. Избежав гибели в северных конвоях 1942 года, «Красин», считавшийся самым мощным ледоколом Арктики, продолжал быть «рабочей лошадкой», в начале 1950-х – реконструирован: угольные котлы переделаны под мазут, поставлено современное навигационное оборудование, вместо двух прямых «самоварных» труб появилась одна, наклонная, заменена обшивка корпуса, но палуба, каюты, кубрики остались прежними. Когда на смену детищам адмирала Макарова пришли ледоколы нового поколения, атомные, «Красин» ещё несколько лет работал как электростанция на приколе для геологов на Шпицбергене и Земле Франца-Иосифа и, наконец, в 1989 году отправлен гнить на задворки ленинградского порта. С приходом в Россию «рынка» – куплен за бесценок какой-то фирмой и был уже почти отправлен на металлолом в США, как вдруг «общественность» проснулась. Питерцы хорошо помнят битву за «Красина» в 1991–1993 годах, его возвращение в собственность нищего города, ремонт на Адмиралтейском заводе благодаря энтузиазму его работников. «Красин» стал уникальным музеем-ледоколом, готовым к плаванию – это при его-то столь почтенном возрасте! Правда, выйти в море он не мог – не было денег на топливо, хотя те же итальянцы, пригласившие его в Неаполь в 1998 году, готовы были оплатить портовые сборы и топливо на обратный рейс – только дойдите до нас! После кончины капитана и директора музея «Красина» Льва Юльевича Бурака, стараниями которого «Красин» и стал сегодняшним «Красиным», перспективы стали казаться ещё менее радужными, пока в 2004 году ледокол не стал филиалом Музея Мирового океана в Калининграде и на нём не начал формироваться современный музейный комплекс. Любой желающий может посетить легендарный ледокол, добравшись до нижнего конца набережной Невы на Васильевском острове. В 2001 году «Красин» (вместе с крейсером «Аврора») принят в Ассоциацию исторических морских кораблей, став 157-м его членом из девятой страны. Вокруг ледокола-музея кипели и политические страстишки: в поисках «общенациональной идеи» его планировали было поставить на место «Авроры» – и фигурально, и фактически.

«Красин» во льдах Арктики, 1936 г. Фото Д.Дебабова

Судьбы героев – людей оказались куда менее счастливыми, и их скорбный список ещё, наверное, не полон, судьба многих не выяснена. Благополучных судеб известно немного. Спокойно и безвестно дожил свой век в Москве (умер в 1975 году) «самый знаменитый в мире человек 1928-го года» орденоносец Чухновский, остававшийся на всю жизнь верным полярной авиации, в Ленинграде – хозяин «Красина» боцман Игнатий Кудзелько, в Эстонии – второй помощник капитана, спокойный и добродушный Август Бреннкопф. Стал одним из лучших полярных летчиков и Героем Советского Союза лётчик-наблюдатель Чухновского А.Д.Алексеев, а вот 2-й пилот «Юнкерса» Георгий (Джонни) Страубе, человек удивительного обаяния, умер от голода в блокадном Ленинграде. Капитан Эгге сдал «Красин» своему старпому Павлу Пономареву, который им и командовал пять лет. В 1959 году П.А.Пономарев, опытнейший полярный капитан, принял командование над только что сошедшим со стапелей первым в мире атомным ледоколом «Ленин». Среди вышедших после экспедиции книг журналистов была и небольшая книга корреспондента ТАСС и «Известий» Николая Шпанова. К началу 1940-х он стал широко известен книгами о грядущих быстрых победах Красной Армии, через десять лет был официально объявлен «известным советским писателем», и люди старших поколений помнят, наверное, его «Поджигателей», «Заговорщиков» – про происки американского империализма. В 1928 году газета «Батрак» издала маленькую книжечку Л.А.Воронцовой (она была командирована на «Красин» газетой «Труд» под видом радиста-стажёра, хотя ничего в радиоделе не понимала), на следующий год вышла ещё одна её книга о путешествии [Воронцова]. Она продолжила свою литературную деятельность: в 1959 году в серии «ЖЗЛ» вышла её книга о Софье Ковалевской. Судьба же большинства «простых» героев-«красинцев» – неизвестна.

«Красин» в Охотском море – проводка кораблей Дальстроя, в кильваторе за ледоколом флагман дальстроевского флота «Феликс Дзержинский» [M.J.Bollinger, из фондов Магаданского областного музея]

Это – судьбы спасателей. А каковы судьбы спасённых – членов экипажа «Италии», участников экспедиции, отнюдь не прибавившей престижа режиму дуче?

Генерал Умберто Нобиле после провала пропагандистской экспедиции и тёмной истории с вылетом со льдины стал власти неинтересен, тем более, что особым поклонником фашизма никогда не был. Его «дело» долго разбирала специальная комиссия, так и не принявшая однозначного решения («поступок генерала имеет объяснение, но не оправдание»). Отправленного в отставку обиженного тщеславного генерала, действительно талантливого конструктора и организатора, приютил Советский Союз, принявший амбициозную программу строительства армады дирижаблей: 425(!) за пять лет. В стране был голод, но начальник Дирижаблестроя Пурмаль заверил Нобиле: «За деньгами дело не станет. Сколько понадобится, столько достанем!». Под Москвой, в Долгопрудном, был создан институт и завод, которыми Нобиле, числившийся консультантом Дирижаблестроя, и руководил до конца 1936 года, сконструировав, между прочим, дирижабль «Осоавиахим», установивший мировой рекорд длительности полёта (130,5 часа). Поначалу генерал был обихожен властью – в РГАЭ хранятся удивительные свидетельства ухаживания коммунистов за недавним фашистским генералом – но потом дело по ряду причин, прежде всего потому, что «лучший друг советских лётчиков» в дирижаблях разочаровался, постепенно хирело, и Нобиле остался не у дел. Понимания у дуче он не нашёл и в 1939 году уехал в США, откуда снова вернулся на родину после падения Муссолини. Недолго был депутатом парламента, избранным по списку коммунистической партии, но так в неё и не вступил. Политическая его карьера не удалась, написанные им книги о принципах конституции и о будущем человечества остались незамеченными, и он ушёл на преподавательскую работу. С 1954 года посвятил себя литературе, в основном – написанию воспоминаний об экспедиции 1928-го года, всё больше становившейся историей [Нобиле, 1979; Нобиле, 1984]. Генерал скончался в Риме в 1978 году, 92-х лет от роду, прожив интересную, непростую, но в общем благополучную жизнь.

Почтовая открытка, выпущенная в Италии в честь спасения экипажа «Италии» [Броуде]

Геофизик экспедиции, чех Франтишек Бегоунек был первым её летописцем, его книга увидела свет (в том числе в русском переводе) уже в 1928 году [Бегоунек, 1928], новую и более полную книгу о той же экспедиции он написал уже на склоне лет [Бегоунек, 1962]. Он же обобщил научные результаты злосчастной экспедиции и уже в социалистической Чехословакии стал вице-президентом Академии наук и скончался 1-го января 1973 года. Заместитель Нобиле капитан Марианно, которому ещё на Шпицбергене пришлось ампутировать обмороженную ногу, сразу после возвращения на родину был назначен префектом столицы Сицилии Палермо, честно служил режиму и ушёл в отставу в адмиральском чине после высадки на остров союзников летом 1943 года. Всю жизнь его мучили журналисты и историки, уговаривая открыть «тайну» гибели Мальгремна, но безуспешно. Его напарник по безрассудному походу коммодор Цаппи, высокомерие и надменность которого поражала его спасителей, а некоторые детали поведения вызывали в отношении него серьёзные подозрения в обстоятельствах гибели Мальгремна и в плачевном состоянии Марианно, был назначен консулом в Китай, дослужился до посла и умер в 1961 году. Радист Бьянджи вскоре после возвращения из Арктики написал искреннюю бесхитростную книгу о полёте «Италии», быстро изъятую из продажи фашистскими властями (не правда ли, что-то знакомое?). Во время войны несколько партизанских отрядов в Италии носили имя Бьянджи и Шмидта; кому же здесь могло прийти в голову, что Шмидт – «пособник фашизма». Бьянджи же умудрился попасть в плен к англичанам, которые увезли его в Индию; вернувшись на родину, бывший сержант подрабатывал к скромной пенсии на бензоколонке под Римом и умер в 1965 году. Написал воспоминания об экспедиции и лейтенант Альфредо Вальери, ставший в «Красной палатке» после отлета Нобиле старшим и дослужившийся до контр-адмирала. Выйдя в отставку, он стал президентом всемирно известного Океанографического института в Монако. В 1950-х годах ещё одна книга была написана инженером Феличе Трояни, который работал с Нобиле в СССР, руководя проектированием уже советских дирижаблей, побывал в эмиграции в Бразилии и вернулся доживать свой век на родину (книги Бьянджи, Вальери и Трояни на русском языке не изданы). Механик Натали Чечони кончил свои дни фермером в окрестностях Рима.

У.Нобиле с любимой Тинтиной в 1928 г [Броуде]

Ежегодно в начале марта в Музее Арктики и Антарктики в Санкт-Петербурге собираются ветераны «Ермака», «Красина» и «Таймыра». Вспоминают ли они у палатки бывшего крымского чекиста И.Папанина о своих друзьях, погибших не в море, а в подвалах НКВД и на островах архипелага ГУЛАГ?

Литература

1. Бадигин К. Три зимовки во льдах Арктики. М.: Мол. гвардия, 1950.

2. Бегоунек Ф. 7 недель в полярных льдах. Л.: Красная газета, 1928.

3. Бегоунек Ф. Трагедия в Ледовитом океане. М.: Изд-во иностр. лит., 1962.

4. Белов М.И. Советское арктическое мореплавание 1917–1932 гг. // История открытия и освоения Северного морского пути: Т. 3, Л.: Морской транспорт, 1959.

5. Броуде Б.Т. Умберто Нобиле (1885–1978). СПб.: Наука, 1992.

6. Визе В.Ю. Моря Советской Арктики: Очерки по истории исследования. М.-Л.: Изд-во Главсевморпути, 1948.

7. Воронцова Л. На 81 градусе северной широты. Л.: Красная газета, 1929.

8. Вронская Д., Чугуев В. Кто есть кто в России и бывшем СССР. М.: Терра, 1994.

9. Григорьева Н. О нём говорил весь мир // Радио. 1983. № 9.

10. Жертвы политического террора в СССР. М.: Звенья, 2004. (Электрон. изд. на компакт-дисках).

11. Каневский З.М. Директор Арктики. М.: Политиздат, 1977.

12. Каневский З.М. Вся жизнь – экспедиция. М.: Мысль, 1982.

13. Каневский З. Загадки и трагедии Арктики. М.: Знание, 1991.

14. Корякин В.С. Рудольф Лазаревич Самойлович. 1881–1939. М.: Наука, 2007.

15. «Красный флаг в Арктике» / Подгот. Н.Баринов, Б.Герасимов // Вокруг света. 1963. № 11.

16. Лактионов Ф.Ф. Р.Л.Самойлович – выдающийся арктический исследователь //Известия Всесоюзного Географического общества. 1962. № 6.

17. Мерт Н.А. «Красин» в боевом походе. Владивосток: Дальневост. кн. изд-во, 1976.

18. Миндлин Эм. «Красин» во льдах: Рассказал для малышей участник похода «Красина» Эм. Миндлин. М.: Госиздат, 1929.

19. Миндлин Эм. На «Красине»: Повесть о днях красинского похода. М.; Л.: Земля и фабрика, 1929.

20. Миндлин Эм. Необыкновенные собеседники. М.: Сов. писатель, 1961.

21. Нобиле У. Красная палатка: Воспоминания о снеге и огне. М.: Прогресс, 1979.

22. Нобиле У. Крылья над полюсом: История покорения Арктики воздушным путем. М.: Мысль, 1984.

23. Поход «Красина»: Сб. статей участников экспедиции / Под ред. Р.Л.Самойловича. М.; Л.: Земля и фабрика, 1930.

24. 58–10: Надзорные производства Прокуратуры СССР по делам об антисоветской агитации и пропаганде (март 1953 г. – 1991 г.): Аннотир. каталог /Под ред. В.А.Козлова и С.В.Мироненко; Сост. О.В.Эдельман. – М.: Международный фонд «Демократия», 1999.

25. Самойлович Р.Л. Первый поход «Красина». М.: Изд-во Осоавиахима, 1928.

26. Самойлович Р.Л. Во льдах Арктики: Поход «Красина» летом 1928 года, Л.: Прибой, 1930; Переизд.: SOS в Арктике. Экспедиция «Красина», Берлин: Петрополис, 1930; Во льдах Арктики: Поход «Красина» летом 1928 года. Л.: ВАИ, 1934.

27. Самойлович Р.Л. На спасение экспедиции Нобиле: Поход «Красина» летом 1928 г. Л.: Гидрометеоиздат, 1967.

28. Симонов К. Стихи и поэмы. 1936–1954. М.: Гослитиздат, 1955.

29. Смирнов А. Старая норвежка знает тайну гибели Амундсена // Новые известия. 9 августа 2002 г.

30. Ходов В.В., Григорьева Н.А. Дороги за горизонт. М.: Мысль, 1981.

31. Шпанов Н. Во льды за «Италией». М.; Л., 1929.

32. Южин Д. С «Красиным» на спасение «Италии». Л.: Красная газета, 1928.

33. Bollinger M.J. Stalin`s Slave Ships. Naval Institute Press, Annapolis, Maryland, 2003

Сведения о репрессиях получены по запросам НИПЦ «Мемориал» (Москва) из Центрального архива ФСБ РФ, из архивов Управления ФСБ РФ по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области, Управления ФСБ РФ по Тульской области, Главного информационно-аналитического центра МВД РФ, Информационных центров МВД Республики Карелия, ГУВД г. Санкт-Петербурга и УВД Магаданской области, Центра правовой статистики и информации при Генеральной прокуратуре Республики Казахстан, Службы национальной безопасности Республики Узбекистан. Использованы материалы фондов Российского Государственного архива экономики (Москва), Роскомгидромета (Магадан), ОАО «Магаданский морской порт», Архива НИПЦ «Мемориал» (Москва) и НИЦ «Мемориал» (Санкт-Петербург). Всем этим организациям и их сотрудникам автор выражает свою искреннюю признательность и глубокую благодарность. Особую благодарность автор выражает А.Н.Земцову, старшему научному сотруднику Института истории естествознания и техники им. С.И.Вавилова РАН, который проделал большую работу по выявлению освещения похода «Красина» в советской печати 1928 года и любезно передал её результаты автору.