Хай-Уиком, Англия Веллингтон, Лоуэр-Хатт, Новая Зеландия (Северный остров) Кентерберийская равнина, Новая Зеландия (Южный остров)

Январь 1945

 

Глава 1

– Еще что-нибудь?

Артур Гаррис, старший офицер командования Королевских ВВС, очевидно, хотел сейчас побыть один. Только что закончилось совещание в бункере, офицеры получили приказы. В эту ночь они накроют ковровой бомбардировкой новые немецкие города. Будут гореть целые проспекты, погибнут тысячи людей. Гаррис всегда отстаивал необходимость ковровых бомбардировок. Они деморализовали гражданское население и войскá. С тех пор как американцы и британцы высадились прошлым летом в Нормандии, вермахт смог обороняться против союзников только в полсилы. Командование воздушными войсками снова начало бомбить города. Людям, гражданским и военным, война уже просто надоела. Когда-нибудь Гитлер и его палачи осознают это, а до тех пор американцы и британцы будут продолжать свои бомбардировки.

Но, несмотря на все аргументы, Гаррис и его подчиненные переживали из-за новых бомбежек и смертей тысяч людей в таких местах скопления немецких граждан, как Рурская область. Когда он в очередной раз сухо объявил о целях на сегодняшнюю ночь, в большинстве случаев произнося только название города. После этого Гаррис хотел побыть один. Нужно было выполнить уйму бумажной работы.

Он вошел в кабинет с намерением сразу закрыть за собой дверь. Но возле его стола нервно мялся адъютант. В душе Уилсона накопилось много чего, однако мужчина не решался высказать все начальнику.

– Есть и еще кое-что, сэр, – начал он. – У нас возникла… хм… одна проблема. Молодой человек, пилот. Один из тех новозеландцев…

Гаррис был крепким светловолосым мужчиной с открытым взглядом, овальным лицом и аккуратно подстриженными усами. Он понимающе кивнул.

– Все очень бравые ребята. Они летают как сумасшедшие!

– Да… – вздохнул Уилсон. Его лицо казалось почти несчастным. – Да, именно так. То, что выделывает этот паренек… просто сумасшествие. Он летает на «Москито»…

Гаррис кивнул. Де Хэвилленд DH. 98 «Москито» являлся многофункциональной боевой машиной, которыми располагали британские ВВС. Один или два таких аппарата были почти в каждом соединении бомбардировщиков, именно их Гаррис и отправлял в Германию. В последние месяцы войны эти летательные аппараты использовались в основном как истребители-бомбардировщики. Их оснащение включало в себя бомбы и пулеметы, целью служили поезда, вокзалы и немецкие колонны со снабжением. В Бельгии этими маленькими маневренными самолетами была атакована штаб-квартира гестапо. Полеты на таких машинах требовали значительного летного мастерства. Пилотирование самолетов Де Хэвилленд DH. 98 «Москито» поручали только асам.

– А этот летает как черт, – продолжил Уилсон, описывая несносного подчиненного. – На любой машине, которую ему ни доверишь. Он прошел обучение в школе пилотов британских ВВС, но умел летать еще раньше. Учителя его только хвалили.

– И что же? – нетерпеливо перебил его Гаррис. Иногда экивоки адъютанта действовали ему на нервы. – Переходите к делу, Уилсон!

– Этот пилот уже трижды вылетал на бомбардировки. Дважды он должен был бомбить вокзалы и один раз – военный конвой. Но он ни разу не сбросил бомб. По крайней мере, не в зоне цели. Первый раз он сбросил их на пустом поле, второй – прямо над каналом…

– Что? – возмутился Гаррис. – Отказывается выполнять приказ? Проявляет трусость перед врагом! Старшие командиры должны арестовать его, ему грозит расстрел…

Уилсон закусил губу.

– Не такого парня, сэр. Трусом его никто не назовет. Наоборот. Во время этих трех заданий он сбил восемь вражеских ночных истребителей. Как только его атакуют, он сразу бросается в бой, преследует немцев, стреляет из всех орудий… Как и все остальные «киви». – Это было шутливое прозвище новозеландцев. – Они, презирая смерть, идут на риск…

Гаррис умолк, нахмурившись.

– Восемь сбитых самолетов за три вылета? Заслуживает Креста Виктории.

– Так точно, – ответил Уилсон. – Парню светит либо Крест Виктории, либо военный трибунал. Вы не хотите поговорить с ним? Командир авиационного крыла Бисли привел его с собой. Он ждет за дверью.

Гаррис покорно поднялся. Темно-синяя униформа очень шла ему. На левом лацкане блестели золотом служебные знаки различия.

– Так зовите уже его сюда, ради всего святого…

Парень выглядел рослым, очень худым и неуклюжим. У него были вьющиеся рыжие волосы и живые голубые глаза, в которых сейчас читалась сильная озабоченность. У входа в кабинет он вытянулся и отдал честь.

– Старший сержант авиации Джеймс Мак-Кензи, пятый бомбардировочный полк, – отрывисто отрапортовал молодой человек.

Гаррис серьезно посмотрел на парня.

– Вольно, старший сержант! – скомандовал он. – Знаете, почему вы здесь?

Мак-Кензи виновато кивнул.

– Да, сэр, – подтвердил он. – Я… я сбросил свои бомбы в море, – едва слышно ответил парень.

– И? – спросил Гаррис. – Что вы скажете в свое оправдание? О чем вы думали, когда так поступали?

Сержант закусил нижнюю губу.

– Я ни о чем не думал, сэр, – возразил он. – В общем, я этого не планировал. Я действительно хотел сбросить бомбы на цель. Я… я просто не смог.

Гаррис простонал.

– Вы не нашли гашетку? – иронично спросил командир.

Мак-Кензи провел рукой по волосам, казалось, он хочет их вырвать.

– Сэр… – измученно ответил старший сержант. – Я должен был сбросить бомбы на вокзале – в городе полно людей. Там были дети, женщины, старики… И это… это якобы военная колонна… Ну, конечно, там была пара танков. Но в основном – повозки и грузовики с гражданскими, беженцами…

Гаррис закатил глаза.

– Даже если вы сейчас говорите правду, – согласился он, ведь «Москито» предназначались, скорее, для поражения военных целей, – так в чем же проблема? Наша стратегия – деморализовать немецкое население. Наша задача – уничтожить моральный дух. Если народ перестанет поддерживать Гитлера, тот не сможет больше сопротивляться.

Джеймс снова провел по волосам.

– Я думал… – пробормотал он, – я думал, Гитлер прикажет расстрелять этих людей. Тех, что откажутся его поддерживать…

Гаррис бросил на парня быстрый взгляд.

– Значит, вы полагаете, что ковровые бомбардировки – ошибка? Вы сомневаетесь в стратегическом плане союзных войск? Считаете себя умнее наших генералов?

Молодой человек отрицательно покачал головой.

– Я не осмеливаюсь судить об этом, – быстро произнес он. – Просто… я просто так не могу… Я не могу с этим справиться. Когда летаю над городами и хочу сбросить бомбы, меня словно парализует. Я вижу перед собой детей и…

В последний момент он заставил себя остановиться, чтобы не упомянуть о животных. Было неловко, Гаррис мог счесть, что это недостойно мужчины, если бы Мак-Кензи сделал признание: перед глазами у него стояли не только дети, старики, беременные женщины, когда он пытался протянуть руку к гашетке. Парень думал о радостных мордах овчарок на Киворд-стейшн, кошках, которые потягивались на сене в кормушках при стойлах, лошадях, запряженных в повозки беженцев. Дети и животные, да и многие взрослые тоже, не понимали, почему их родные города превращались в огненный ад. И даже если люди внизу должны были чувствовать вину за бомбардировки Лондона и Ковентри, то уже ничего не могли изменить. С тех пор как Джеймс стал совершать вылеты, он понял, почему отец, ветеран Первой мировой войны, стал убежденным пацифистом. Теперь он знал, что чувствовал Джек Мак-Кензи, когда его послали на другой конец света, на чужой пляж, чтобы там убивать людей, которые ничего ему не сделали, тех, кто не желал войны не меньше его самого.

– Я просто не смог этого сделать, – подавленно повторил парень.

Гаррис скривил губы.

– А как же с экипажами сбитых вами ночных истребителей? – язвил он. – Вам ведь известно, что люди в сбитом самолете тоже едва ли смогут выжить?

Джеймс поджал губы.

– Я не пацифист, сэр, – заявил он. – Я вызвался добровольцем и хочу сражаться за Британскую империю. Но только не против женщин и детей.

– Но вы ведь знаете, что, сбив восемь немецких истребителей, дали возможность беспрепятственно сбросить бомбы на головы вышеупомянутых женщин и детей? – продолжал допрос Гаррис, не обращая внимания на ответ Джеймса.

Молодой человек сглотнул слюну.

– Да, сэр. И я… я уже сказал, что не… что не действовал по какому-то плану. Все это глупо и нелогично… и я… Я не оспариваю вашу стратегию. Если нужно бомбить, то… то… Я просто не могу этого делать.

Он потупил взгляд.

Старший офицер вздохнул.

– Тогда пока можете быть свободны, – приказал он. – Мы подумаем, как с вами поступить. Уилсон!

Адъютант незамедлительно явился. Наверное, он ожидал за дверью. Возможно, подслушивал. Гаррис подождал, пока Джеймс Мак-Кензи выйдет из комнаты.

– Переведите его в истребительную авиацию, – приказал он адъютанту. – Там ему выдадут истребитель «Спитфайр» и отправят для поддержки наших пехотных войск и танковых соединений. Если потребуется дополнительное обучение, пусть пройдет. О конфузе с бомбами мы умолчим, парень немного странный, но честный и умеет летать. Он принесет нам больше пользы в кабине самолета, чем в тюрьме.

Уилсон кивнул, но все еще выглядел подавленным.

– Тут еще кое-что, сэр, – заметил он и вытащил исписанный листок из папки. – Это тоже касается старшего сержанта Мак-Кензи. Вот…

Он протянул начальнику бумагу. Гаррис узнал шапку письма.

– Премьер-министр Новой Зеландии? Чем же наш сумасшедший пилот так заинтересовал мистера Фрейзера?

Гаррис поджал губы.

– Ну, молодой человек… э-э-э… кажется, у твоей семьи влиятельные связи. По крайней мере, мистер Фрейзер так вежливо просит нас освободить старшего сержанта Мак-Кензи от военной службы, насколько это возможно в требовании. Пишет, что молодого человека ждут важные военные задачи на угольных и металлургических предприятиях его семьи. Сержант Мак-Кензи уклонился от их выполнения, став добровольцем. Он не трус, как уже было сказано. Но в Греймуте без него никак не обойтись.

Гаррис нахмурился.

– Они всерьез утверждают, что работа на угольных и металлургических предприятиях всей страны зависит от того, будет ли сидеть в кабинете в Греймуте этот юнец? Или все же он будет летать у нас? Как по мне, парень абсолютно не напоминает канцелярскую крысу. Конечно, я думал, он с какой-то фермы…

Уилсон пожал плечами.

– Я ничего не утверждаю, – упрямо промолвил он. – Просто передаю содержание письма. Судя по нему, можно предположить, что молодой человек важен для семей Мак-Кензи и Ламберт в Новой Зеландии. Первое письмо было написано неким Рубеном Ламбертом из «Ламберт Коул энд Стил». Заметно, что мистер Фрейзер не желает огорчать этого человека. В общем, как мы поступим?

Гаррис покорно поднял руки и прошелся по кабинету.

– Отправьте им парня обратно, – решил он наконец. – Я меняю свое решение. От него больше проблем, чем толку. Ах да, и подумайте, как ему об этом сообщить. Выходит так, что он сбежал из дому, чтобы пойти добровольцем, а семейство решило… Возможно, старшему сержанту Мак-Кензи впервые в жизни захочется сбросить бомбы на головы мирных жителей…

Джеймс Мак-Кензи ожидал приговора в доме офицеров, комнаты здесь выглядели совсем по-граждански. Штаб-квартира ВВС в Хай-Уикоме была хорошо замаскирована: наземные помещения выглядели как жилые дома. Поэтому дом офицеров размещался в одном из красивых фермерских особняков, окруженных старыми деревьями. Пожарная охрана напоминала деревенскую церковь. Большинство комнат для совещаний и центральный командный пункт находились в бункерах.

Джеймс нервно помешивал чай ложечкой – кофе в Англии был, по его мнению, отвратительным, – и тут на него налетел командир авиационного отряда Бисли. Офицер отмахнулся, когда Джеймс вскочил, чтобы отдать честь.

– Сидите, Мак-Кензи. Уже все равно…

Мак-Кензи нахмурился.

– Что все равно? – спросил он. – Это значит, меня разжалуют? Или… или я предстану перед военным трибуналом? Я знаю, что совершил ошибку, я…

– Ну, только не начинайте все сначала, – устало произнес Бисли. – Вы мне уже все детально растолковали, вашим делом занимался лично маршал Гаррис. Он бы вас просто перевел. А тут как раз пришло это ходатайство с самого верха…

Джеймс Мак-Кензи взбесился, когда Бисли рассказал ему о возможном отстранении от полетов и отзыве в Новую Зеландию.

– Это совершеннейшая чепуха, сэр! Это жалкий трюк! И довольно старый, со времен Первой мировой войны: слугу моего двоюродного деда точно так же отозвали с фронта! Об этом ловком приеме мой отец рассказывает и поныне. И сейчас он хочет еще раз провернуть его, только со мной! Я вообще не имею никакого отношения к горному делу! И родом я не из Греймута. Я с Кентерберийской равнины. У нас там овечья ферма! – Глаза Джеймса заблестели.

Бисли пожал плечами.

– Предполагаю, она очень большая, – заметил он. – Иначе ваши родители не обладали бы таким влиянием. Почему, собственно, ваш отец против того, что вы служите? Думаю, ему пришлось перевернуть все вверх дном, если он задействовал самого премьер-министра.

– Мой отец – пацифист, – рассерженно объяснил Джеймс. – По его мнению, войну вообще нельзя вести ни при каких обстоятельствах. Нужно договариваться или что-то в таком роде. Помогла ли бы такая тактика в случае с Адольфом Гитлером, он не знает, но и этот довод не изменил бы его мнения. Отец заявляет, что он фермер, а не политик. Война не дает возможности выбора…

Командир авиационного отряда Бисли потер лоб.

– Он очень набожен, что ли? – спросил офицер.

Джеймс покачал головой.

– Нет. Не особо. И он не всегда был таким. Он участвовал в Первой мировой войне. Очень храбро сражался, даже получил какой-то орден. Я не знаю, какой, он никогда не рассказывал об этом. Он его пропил.

Бисли удивленно поднял брови. О том, чтобы пропивали боевые награды, ему еще не доводилось слышать.

– Может, это был знак отличия за ранение, – предположил Джеймс. – Моего отца тяжело ранило. Во время последнего наступления в Галлиполи.

– Ох… – Бисли все понял.

Осада Галлиполи считалась одним из величайших провалов Первой мировой войны. Корпус АНЗАК, военное соединение новозелендских и австралийских солдат, пытался занять турецкий полуостров Галлиполи, чтобы овладеть плацдармом для штурма столицы Османской империи Константинополя. Несколько месяцев турки и анзаки сидели в окопах друг против друга. Снова и снова предпринимались безуспешные атаки с обеих сторон. Более ста тысяч солдат пролили свою кровь на этом красивом пляже. Цель так и не была достигнута. Позиции турков они не взяли. В конце концов последние четырнадцать дивизий анзаков тайно эвакуировали. Если отец Джеймса Мак-Кензи пережил эту драму от начала до конца, становилось понятным его отношение к войне.

– Мне очень жаль, дружище, – покорно промолвил Бисли. – Я читал о Галлиполи. Это, наверное, было ужасно… и бессмысленно. Лишь сам Господь знает, кто приказал высадить новозеландцев. На самом деле, одного взгляда на пляж было бы достаточно, чтобы прийти в отчаяние…

Джеймс кивнул.

– Мой отец все время говорит об этом. Галлиполи невозможно было захватить. А защищать полуостров оказалось слишком просто. Турки имели полное обеспечение, против них можно было бы посылать хоть миллионы солдат. Ничего не помогло бы. Но сегодня… сегодня все иначе! Я хочу сказать, что сейчас люди принимают здравые решения. Стратегии союзников…

Парень осекся и поджал губы. Станут ли через пару десятков лет осуждать эти бомбардировки как преступление против человечества и считать такими же бессмысленными, какой сегодня кажется высадка на Галлиполи?

– Мы ведь победим в этой войне, правда? – тихо спросил он. – Даже если я вернусь обратно в Новую Зеландию?

Бисли похлопал его по плечу.

– Дружище, мы уже в ней победили! – ободряюще промолвил он. – Это должен понять только тот сумасшедший в Берлине. Она продлится еще несколько месяцев, но скоро все равно закончится. С вашим участием или без него. Обещаю это вам, Мак-Кензи. Поэтому поезжайте и передавайте привет отцу, который, в общем-то, прав. Если тут наконец все закончится, мы все наверняка никогда больше не захотим войны!

 

Глава 2

В этой поездке Хелена не замечала красот Новой Зеландии, мимо которых проезжал поезд, ее не охватывал приятный трепет от тоннелей и мостов на железной дороге в Римутаку – все не так, как по пути из Веллингтона в Маленькую Польшу. Девушка сидела, погрузившись в мысли, напрасно пытаясь побороть в себе страхи и дурные предчувствия. До сих пор все шло очень хорошо. Утром она уведомила начальство лагеря, что хочет повидаться со знакомыми в Палмерстоне. Лишних вопросов никто не задавал. Кроме того, она заявила о своем намерении навестить Каэву. Наталии Хелена сказала правду, просто так, бесследно, девушка исчезать не хотела. Если по пути с ней что-нибудь случится, должен же кто-то знать, куда она поехала. Конечно, подруга очень взволновалась, услышав, что у Люцины есть знакомые в Веллингтоне, и, естественно, спросила, почему девушка не хочет сначала написать им письмо. Хелена объяснила: она уже пыталась, но письма возвращались.

– Вероятно, номер дома неправильный, – как можно беззаботнее добавила Хелена. – Но дядя Вернер – зубной врач. Наверняка его на улице кто-нибудь знает.

К счастью, Наталии в голову не пришла идея, что и почтальоны точно знали бы, где он принимает больных. Она лишь от всего сердца пожелала подруге удачи.

Миранда наверняка начала бы задавать ненужные вопросы, однако опекун только-только оправилась после болезни и в это воскресенье у нее намечалась встреча. Она проводила выходные вместе с семьей, планировала забрать из порта родственника, вернувшегося с войны. Хелена снова колебалась: не рассказать ли девушке о своей тайне или хотя бы о семье Нойманнов? Миранда точно одолжила бы ей денег на обратную дорогу. Но уже ничего нельзя было изменить. Хелена должна справиться сама. Девушка могла надеяться лишь на то, что Элизабет-стрит, на которой до войны жили Нойманны, не была слишком длинной и находилась недалеко от вокзала.

С последним Хелене повезло. Подойдя к газетному киоску, она спросила, где находится эта улица, и дружелюбный продавец сразу показал ее на карте города.

– Она не то чтобы рядом, но вы спокойно можете дойти до нее пешком, – сказал он. – Она в двух милях отсюда, и вы ее точно не пропустите. Идите просто вдоль порта до Кент Террас, дальше направо, потом налево.

Хелена поблагодарила его и отправилась в путь. Погода соответствовала ее настроению: моросило. Хелена плотнее укуталась в шаль, непромокаемой куртки у нее не было. Пока она добиралась до Элизабет-стрит, промокла почти до нитки и замерзла.

Мимоходом девушка с любопытством заметила, что в гавань Веллингтона в тот день прибыл военный транспорт. Но с борта судна сошли не беженцы – в основном, раненые. Теперь и они бежали от войны, только виды на будущее у них, в отличие от Хелены, были не такими мрачными. Девушка больше не думала об этом – она сконцентрировалась на поисках.

Элизабет-стрит оказалась тихой улочкой с жилыми домами. Располагалась она не прямо в центре, но дойти до нее можно было быстро. Для зубоврачебной практики это место казалось идеальным. Улица растянулась на четыре или пять кварталов. Наверняка Хелена что-нибудь разузнает здесь. Девушка не сомневалась, что номер дома Нойманнов состоял из двух цифр. И она начала с дома под номером десять, медленно осмотрела его, прочитав все имена на табличках дверных звонков или почтовых ящиков.

Спустя непродолжительное время Хелена привлекла к себе внимание.

Когда девушка изучала фамилию на почтовом ящике, пожилая дама открыла дверь.

– Могу ли я вам чем-нибудь помочь? – сдержанно, однако приветливо спросила она.

Хелена смущенно улыбнулась.

– Да, я… я ищу семью Нойманнов. Доктора Вернера Нойманна, он зубной врач. Он живет на этой улице, вот только номера дома я не знаю.

Женщина кивнула.

– Нойманны жили вон там, – уверенно сказала она и указала на красивый дом в колониальном стиле на другой стороне улицы. – Очень милые люди.

Хелена закусила губу. Эта новость была плохой.

– Они… они переехали? – разочарованно спросила девушка. – Может, вы знаете, где они сейчас?

Женщина вновь кивнула, но на сей раз нахмурилась.

– Они на острове Сомс, детка, в лагере для интернированных. Они ведь из Германии… Но с ними там хорошо обращаются. Это верх несправедливости, если вам интересно мое мнение! Миссис Нойманн так горько плакала. Она ужасно боялась: они же евреи. И теперь их хотели запереть вместе с немцами…

– Что значит запереть?

Вокруг Хелены снова все завертелось. К счастью, кровообращение в этот момент не сыграло с ней злую шутку, ей нужно было догадаться прихватить с собой из лагеря какой-нибудь еды.

Женщина, внимательно взглянув на Хелену, поняла: с ней что-то не так.

– Войдите-ка сначала в дом, детка, – любезно пригласила она девушку. – Вы такая бледная. Вы из их родственников? Из Германии? Нет же, ведь тогда бы вы тоже находились на острове Сомс… Я сперва заварю вам чаю.

Вскоре Хелена сидела в теплой кухне-студии дома миссис Диверс за чаем и слушала историю Нойманнов в Новой Зеландии.

– Их семья бежала из Германии, как только власть там захватили нацисты. Доктор Нойманн купил дом напротив и там основал практику. Газеты как раз в то время шумели о переселенцах из Германии, говорили, что наш рабочий рынок переполнится врачами, в том числе дантистами, если мы станем принимать всех евреев. Это была, конечно, ерунда, не так-то их много и приехало. Нойманны здесь хорошо прижились, женщина милая, дети ходили в нашу школу. Вначале им пришлось немного тяжело с языком, но когда молод, то быстро учишься. Вскоре детей Нойманнов невозможно было отличить от местных. Все шло замечательно, пока не началась война и у правительства не появилась идея, что все немцы в стране – потенциальные шпионы, преступники, предатели либо еще черт знает кто. Поэтому их всех надо срочно интернировать, чтобы они чего не натворили. Доктор Нойманн пытался протестовать: у него уже давно было новозеландское гражданство, а немцы не выносили евреев. Но ничего не помогло. Сначала Нойманнов отправили в Палмерстон, а потом – на остров Сомс. Рассказывали ужасные вещи о том, что творили немцы с евреями… С чего бы после такого еврею шпионить в их пользу? И что мог выведать доктор Нойманн? Едва ли Адольф Гитлер интересовался состоянием зубов гражданского населения Новой Зеландии.

Мисис Дивер, ненадолго умолкнув, заметила пустой взгляд Хелены.

– Ну, не стоит так отчаиваться, мисс Люцина. С ними, наверное, все хорошо. Миссис Нейлз, соседка, дружила с Ирэной Нойманн. Они поддерживают связь. Она точно даст вам их почтовый адрес. Все мы приглядываем за их домом. Нойманны смогут въехать обратно, как только закончится эта неразбериха…

Хелена потерла лоб, голова ее вновь начала болеть. У Нойманнов наверняка было все хорошо, но эта информация никак не помогла девушке. Она заставила себя съесть пару кексов, тарелку с которыми миссис Дивер поставила на стол. Девушка пока еще не представляла, как вернуться в лагерь, но, по крайней мере, не хотела упасть в обморок посреди улицы.

Хелена провела еще полчаса с дружелюбной, однако очень любопытной соседкой Нойманнов и, набравшись мужества, рассказала о своей собственной судьбе и Маленькой Польше. Хелена даже задумалась, не попросить ли у миссис Диверс денег на обратный билет, но потом постеснялась.

Распрощавшись с соседкой Нойманнов, она печально пересчитала оставшиеся шиллинги. На эти деньги девушке следовало ехать в сторону Палмерстона настолько далеко, насколько это было возможно. Или остаться в Веллингтоне прямо сейчас…

Хелена задумалась о том, каковы шансы найти работу в столице. Пока ее беременность не станет очевидной для других людей, работа рано или поздно найдется. Наверное, так даже будет лучше, чем дожидаться, когда ее вышвырнут из Маленькой Польши. Читая в газете о рабочих вакансиях в Паиячуа, Хелена думала, что в изданиях Веллингтона таких объявлений наверняка больше. Нужно только где-то раздобыть газету.

Сначала она отправилась обратно к вокзалу. Может, доброжелательный продавец из киоска, подсказавший ей дорогу, даст без денег одним глазком взглянуть на газету. А она могла бы запомнить или записать адреса. Время близилось к обеду. До завтрашнего утра Хелена едва ли успела бы обратиться по какому-нибудь объявлению. Хватит ли у нее денег на ночь в недорогом отеле? Конечно нет. Но, может быть, в хостеле? Хелена вдруг лихорадочно сообразила, что у нее нет с собой документов. Паспорт остался в шкафчике в ее комнате в Паиячуа.

Девушка вновь ощутила, как тошнота подкатила к горлу. И снова отличный на первый взгляд план провалился. Она наверняка смогла бы одна выжить в Веллингтоне, но только легально.

На вокзале Хелену ожидало следующее разочарование. Один билет на север стоил дороже, чем билет туда и обратно. Значит, ей не удастся добраться до Грейтауна или еще дальше, как она намеревалась. Оставшейся пары монет хватило только на билет до Аппер-Хатта, маленького городка, находившегося лишь в двадцати милях от Веллингтона. А это даже не четверть дороги до Паиячуа. И все же Хелена купила билет. Главное – покинуть Веллингтон. Из сельского района Аппер-Хатт она точно сможет доехать на попутных грузовиках, которые следуют на север.

Пока ей совсем не хотелось об этом думать. Собственно, думать она вообще ни о чем не хотела. Хелена должна была признаться себе в том, что все ее планы потерпели крах. Надежды больше не было. Теперь она могла лишь попытаться скрывать беременность до самого конца, родить ребенка где-нибудь в лагере и подбросить его под двери медпункта… Выйдет ли у нее это?

Хелена сидела на корточках в углу купе и удрученно смотрела в окно. Теперь ей не хотелось ни размышлять, ни планировать что-то. Больше всего девушка хотела умереть.

– Вам нужно выходить на следующей…

Проводник проверил билет Хелены и отвлек ее от мучений, указав на название станции: «Аппер-Хатт».

Хелена грустно кивнула. А время уже приближалось к пяти часам, было холодно, снова заморосил дождь. Сонный сельский городишко Аппер-Хатт окутала серая пелена дождя – вид совсем неприветливый. Хелена робко вышла из поезда и отправилась к главной улице, оказавшейся абсолютно пустой. Ни пешеходов, ни машин и уж точно никаких грузовиков, которые ехали бы в Палмерстон или Паиячуа. Девушка вздохнула, завязала потуже шаль на плечах и пошла на север. С тех пор как умерла мать, она еще никогда не чувствовала себя такой безнадежно одинокой. Хелена медленно шагала и всерьез размышляла над тем, чтобы покончить со своей жизнью и жизнью ребенка. В романах, с волнением и дрожью прочитанных ею в далеком прошлом, женщины, беременность которых была нежелательной, бросались под поезд или топились. Топиться у Хелены желания не было: ей хватало воды, лившей сверху. А от железной дороги она теперь отошла далеко. Девушка горько усмехнулась. Снова упустила свой шанс…

Вскоре в душе Хелены забурлили прежние угрызения совести. Конечно, она пережила муки лагеря в Сибири не для того, чтобы потом покончить с собой. Она цеплялась за жизнь, стараясь спасти Люцину. Это было ее задачей, этого ждала от нее мать и, возможно, Бог. В тот момент, когда Хелена предала сестру, удача оставила ее…

Девушка шлепала по очередной луже. Ее обувь уже промокла насквозь, ноги постепенно превращались в ледышки. Может, в этом форсированном марше и заключался выход. Если она от изнеможения упадет и замерзнет, то наверняка потеряет ребенка. Или если станет голодать по возвращении в лагерь. Выкидыш точно случится до того, как мать умрет с голоду… Аборт, как можно скорее, пока еще ничего не видно со стороны, – это последний шанс. Вдруг она вспомнила о соседке из Львова. Дора Хомбски потеряла ребенка, когда ее сбила машина! Несчастный случай, который легко можно устроить самой. Конечно, был риск погибнуть при этом.

Дора тоже тогда чуть не рассталась с жизнью. Хелена медленно плелась дальше. Вскоре совсем стемнеет. Чем сильнее возрастали усталость и отчаяние девушки, тем больше она хотела провернуть задуманное. Но по той Богом забытой улице не проехало пока ни одной машины! Однако затем, казалось, Господь внял всем молитвам и упрекам Хелены. Девушка услышала шум подъезжающего автомобиля. Она оглянулась. Позади виднелся поворот, за которым водитель заметит ее в самый последний момент. Хелена нащупала маленькую фигурку богини плодородия, с утра того дня висевшую у нее на шее. Она надеялась, что Хинеахуоне принесет счастье ей, а может, и им обоим. Ей и ребенку. Визит к Нойманнам мог бы изменить ее судьбу. Но теперь все это в прошлом. Тонкая кожаная ленточка порвалась, когда Хелена в отчаянии рванула за нее. Она сжала в кулаке маленькую хей-тики, звук мотора нарастал. И тут она бросилась на дорогу.

 

Глава 3

Миранда Биллер водила автомобиль примерно так же, как ее двоюродный брат Джеймс летал на самолете: всегда рискованно и на полной скорости. Вот уже около часа Джеймс сидел возле нее на месте пассажира «Астон Мартин „Ольстера”», вцепившись в обивку сиденья.

Когда корабль причалил, Джеймс сошел на берег живой и здоровый, остальные пассажиры были ранеными военными. Он впал в отчаяние. Лучше бы его расстреляли в Германии, чем отправили в Новую Зеландию! Это унизительно.

Но стиль вождения Миранды заставил его быстро позабыть обо всем. Джеймс не хотел умирать, уж точно не на обочине проселочной дороги где-то на окраине Ловер-Хатта, если автомобиль кузины врежется в какое-нибудь дерево.

Казалось, Миранда совершенно не замечала его настроения. Она не обращала внимания ни на уныние Джеймса, ни на то, что он думает о стиле ее вождения. Миранда ожидала кузена на причале в отличном настроении и радостно обняла парня. Девушка кричала, что вся семья чертовски рада его видеть. В ответ на гневные реплики двоюродного брата по поводу уловок его отца кузина лишь пожала плечами:

– Но ты ведь сбил несколько вражеских истребителей! Значит, внес свой вклад. Тебе же сразу дали орден!

От злости у Джеймса перекосило лицо. Крест «За лётные боевые заслуги», которым его наградили за храбрость перед лицом врага, он считал утешительным призом. Командир авиационного отряда Бисли тут же пустил в дело ходатайство о награждении, пока пилота еще не отправили домой. Джеймс упрямо проворчал, что способен был сделать и больше. Миранда напомнила кузену – при этом он мог и погибнуть.

Потом она усадила Джеймса в свой новенький красивый автомобиль – ярко-красная гоночная машина стала подарком матери на двадцатый день рождения – и сказала, что сначала повезет его погостить к своей семье.

– В Крайстчерч на этой неделе больше не отправляется ни один корабль. Впрочем, ты можешь запросить в ВВС, а вдруг они подвезут тебя самолетом. Или просто оставайся на пару дней у нас и отдохни. Мои родители сейчас в Ловер-Хатт. Сможешь с моей мамой покататься верхом или немного покопаться в земле с папой…

У Биллеров был в горах загородный дом. Когда в женском журнале выходила очередная статья о писательнице Лилиан Биллер, автор всегда упоминал, что Бренду Болейн – псевдоним Лилиан – вдохновляют на новые произведения восхитительные ландшафты.

Матери Миранды оставалось лишь смеяться над этим. Ей не нужно было никакого вдохновения. Лилиан могла бы писать свои мелодраматические романы на железнодорожной платформе. Когда она погружалась в собственный сказочный мир, все окружающее меркло в одночасье. Она купила дом в Ловер-Хатте, чтобы можно было держать двух лошадей в сельской местности и с удовольствием кататься на них по Веллингтонскому городскому парку. Основным побуждением купить именно этот коттедж послужила археологическая находка. Железнодорожники как раз наткнулись в той местности на старое маорийское па – деревню с оборонительными сооружениями. Она оказалась целехонькой: по каким-то причинам племя оставило ее без боя. С того времени Бен Биллер загорелся идеей выяснить причины этого и надеялся найти сенсационные артефакты раннего периода заселения Аотероа. Во время каникул между семестрами он всегда рылся в окрестностях вместе с двумя-тремя студентами. Лилиан посчитала, что ночевки мужа в палатке в дикой местности слишком рискованны, ведь профессор Бенджамин Биллер был довольно не приспособленным к жизни человеком. Мать Миранды не без оснований опасалась, будто он может устроить лесной пожар, готовя на примусе, или, устанавливая палатку на горе, вызвать оползень.

Загородный дом находился всего в миле от места раскопок – в нем и заключалась надежная альтернатива. Бен спал на обычной кровати, каждое утро по-человечески завтракал и, прихватив инструменты, отправлялся к па.

– Кроме того, мама следит за порядком и приглядывает, чтобы папа по недосмотру не свалился в какой-нибудь старый варочный чан и не поджарился! – Миранда довольно непочтительно рассказывала об этом.

Вот наконец и Ловер-Хатт. В этот серый, безрадостный день Джеймс безропотно присоединился к Миранде. Последним, о чем он мог сейчас думать, был самолет от ВВС, летавший на Южный остров. Как бы парень объяснил это товарищам из авиационной эскадрильи? Хорошего пилота в период заключительной, самой напряженной фазы войны в отпуск точно не послали бы.

Миранда не обращала внимания на мрачное настроение кузена. Она весело болтала обо всем и с жаром расписывала свою важную работу во время войны в лагере польских сирот. Машину девушка вела как бы «попутно». При каждом повороте у Джеймса все сжималось внутри, и, когда вдруг какой-то человек показался перед ними на обочине дороги, парень инстинктивно пригнулся, ожидая столкновения. Миранда даже и не подумала убрать ногу с педали газа, когда прохожий внезапно бросился на проезжую часть. За долю секунды Миранда вывернула руль юркой спортивной машины. Девушка иногда вела себя по-женски легкомысленно, но водитель из нее был отменный. Автомобиль слетел с дороги, на миг потеряв контакт с землей. Удивительным образом машина приземлилась всеми четырьмя колесами на обочину и на полной скорости запрыгала в сторону рощицы. Казалось, автомобиль совсем вышел из-под контроля, но Миранда нажала на тормоза и в конце концов остановилась перед кустами рата.

– Ой, – спокойно обронила кузина. – Что это было?

– С тобой все в порядке? – Джеймс не мог поверить в то, что никто из них не пострадал.

Теперь они обернулись назад, где на дороге на корточках сидел человек.

– Это молодая девушка! – воскликнула Миранда. – Что она здесь делает? Я ведь не наехала на нее?

– Она плачет, – промолвил Джеймс, – мне кажется, она плачет.

Хелена беспомощно всхлипывала. Она так надеялась на столкновение, хотела этой катастрофы – а маленькая красная машина пролетела в сантиметре от нее. Дрожа от страха, девушка наблюдала за тем, как приближаются водитель и какая-то женщина. Разумеется, он станет упрекать Хелену. Возможно, машина вообще разбилась, и в этом была виновата она. Тогда ко всем прочим несчастьям добавится также счет за починку автомобиля.

Молодой человек добежал до Хелены первым, схватил ее за плечо и развернул к себе. Вид у него был скорее обеспокоенный, чем сердитый. Хелена взглянула на узкое лицо с веснушками на кончике носа. Парень ей кого-то напоминал… И тут Хелене показалось, что это какой-то сон: женщина, прибежавшая вслед за молодым человеком, оказалась той самой Мирандой Биллер.

– Это же Люцина! – в изумлении воскликнула она. – Что ты здесь делаешь? Люцина – одна из тех польских сирот из Паиячуа, – сообщила она парню. Хелена же, ничего не ответив, рыдала не переставая. – А это мой двоюродный брат Джеймс, – представила молодого человека Миранда и обняла беспомощную Хелену. – Ну, скажи наконец хоть слово, Люцина! Как ты здесь оказалась? Совсем одна и совершенно промокла… Куда ты брела?

– Очевидно, назад, в Паиячуа, – предположил Джеймс. – По крайней мере, направление совпадает. Вы были… ты была… в Веллингтоне, мисс… э… Люцина?

Джеймс не знал, как обращаться к девушке. Миранда назвала ее сиротой, но ее подопечная точно уже не была ребенком. Когда он наконец рассмотрел ее, то увидел хоть и заплаканное, однако очень симпатичное личико девушки лет восемнадцати на вид с каштановыми волосами. Утром она, конечно, тщательно заплетала косички и укладывала их, но теперь они промокли и расплелись. На одной не было ленточки. Парня тронул вид отчаявшейся молодой полячки. Смирившаяся, загнанная, испуганная и потерявшая надежду… В громадных фарфорово-синих глазах как будто отразилась вся ее история.

– Не Люцина… – всхлипывала девушка. Джеймс подумал, что она хочет поправить произношение Миранды, но затем прозвучало совсем иное: – Я не Люцина. Я… Хелена. Люцина – моя сестра. А я… я…

Джеймс растерянно переглянулся с кузиной.

– Ты что-нибудь поняла? – спросил он у нее.

– Нет, – отрицательно покачала головой Миранда. – Это, без сомнения, Люцина или, по крайней мере, та девушка, которая зарегистрировалась в лагере под именем Люцины Грабовски. Сейчас мне, впрочем, все равно. Как бы там ее ни звали, нужно увести бедняжку с улицы куда-нибудь в сухое место. А что все это значит, она нам сможет рассказать позже. Люцина, мне показалось, что ты намеренно бросилась под мою машину. Это так? – серьезно спросила Миранда.

Хелена лишь всхлипнула в ответ, но ничего не ответила.

– Сейчас мы отвезем тебя в загородный дом моих родителей, – решительно заявила девушка. Она попыталась поднять и поставить на ноги дрожащую Хелену, но потом это сделал ее сильный кузен. – Помоги ей, Джеймс, а я пока подгоню машину. Надеюсь, больше у меня проблем на дороге не будет.

– Скажи-ка еще раз, как тебя зовут? – попросил Джеймс, держа Хелену за руку и помогая ей встать на ноги. – И не волнуйся. Не имеет значения, каково твое настоящее имя, откуда ты и куда шла. Все будет хорошо.

Хелена взглянула в приветливые карие глаза. Молодой человек действительно так считал. Но она сама не верила в это. Девушка не хотела брать его за руку, она вообще не желала больше прикасаться к мужчине.

– Зачем вам это? – вдруг рассерженно спросила Хелена и попыталась подняться. – Вы же меня совсем не знаете. Вам абсолютно неизвестно, какой поступок я совершила и что со мной произошло…

Хелена зашаталась и позволила кузену Миранды подхватить ее. Но все же после она отпрянула.

Джеймсу было приятно, что девушка находится так близко. В тот момент ему очень хотелось отвести волосы от ее лица. Хелена выглядела такой хрупкой, такой уязвимой! Парень почувствовал это, когда обхватил ее рукой, чтобы поддержать. Хелена же не хотела этих прикосновений, она не нуждалась в помощи. Джеймс взглянул ей в глаза и попытался говорить как можно увереннее.

– Хелена… – начал он. Парень выговаривал ее имя медленно и с заметным английским акцентом. – Возможно, с тобой произошли ужасные вещи, и, вероятно, ты совершила что-то плохое, но идет война – такое случается. Иногда за это просто нельзя осуждать. Один человек, например, утверждает, что сбрасывать бомбы на города – хорошо, потому что война быстрее закончится; другой говорит, это преступление и на ход военных действий вообще никак не повлияет. Так кто же прав? Ты можешь рассказать о том, что с тобой случилось, что ты натворила, мне либо Миранде. Или Миранде и ее родителям. А можешь оставить все как есть и просто называться Лю… Хеленой. Лично мне имя Хелена кажется более красивым… – Сердце Джеймса забилось быстрее, когда на заплаканном лице девушки появилась робкая улыбка. – И могу тебе обещать: что бы ни произошло, – продолжал он, – ты здесь и сейчас находишься в абсолютной безопасности… Я не причиню тебе вреда, только поддержу тебя теперь немного.

– Если они в лагере обо всем узнают, то вышвырнут меня, – прошептала Хелена. – Моя смерть была бы решением…

– Это наверняка не так! – отрицательно покачал головой Джеймс. – А что касается всех остальных… Возможно, все будет не так плохо, как ты думаешь, – промолвил он и улыбнулся.

Миранда, как раз вырулив на дорогу, остановила автомобиль возле них. Джеймс взял Хелену за руку.

– Что это у тебя тут? – осторожно спросил парень, когда нащупал в ее пальцах маленькую фигурку.

Хелена машинально сжала кулак, словно Джеймс собирался забрать амулет. Но он успел рассмотреть вещицу.

– Ох, это хей-тики! – воскликнул парень. – Вот видишь, кому ты должна быть благодарна, что аварии не произошло. Это твой талисман на удачу! – Он подмигнул Хелене. – У меня тоже есть один такой, – признался Джеймс и вытащил из-под рубашки свою фигурку божества. – Это подарок одной подруги…

Хелена взглянула на фигурку из нефрита. У маленького бога были крылья, как у птицы.

– Это ману, воздушный змей, а такая особенная форма называется birdman – человек-птица, – объяснил он. Обычно людей-птиц делают крупнее, изготавливают из коры или же из листьев. Маори в нужное время отпускают их летать, чтобы они доставили послания богам. Этот летал со мной и приглядывал…

Хелена задумалась: не ждет ли кузен Миранды, что она расскажет о своем хей-тики. Девушка смущенно молчала. Казалось, этот молодой человек хорошо разбирался в богах маори. Если бы Хелена принялась рассказывать о Хинеахуоне, наверное, Джеймс сразу бы понял, что с ней случилось.

– Залезай-ка в машину, – скомандовал он, не расспрашивая дальше. – А ты, Миранда, попытайся вести автомобиль немного спокойнее! Хелена и так напугана, да и с меня на сегодня хватит острых ощущений…

Миранда, не восприняв увещевания кузена всерьез, конечно, использовала малейшую возможность разогнаться.

Загородный дом Биллеров показался через милю, и дорога стала грунтовой. Миранде приходилось очень внимательно следить за тем, чтобы не чиркать днищем спортивной машины с низкой посадкой. Поэтому ехала она относительно осторожно.

Спустя еще полмили они добрались до усадьбы. Светло-голубой деревянный дом с верандой и балконом по всему периметру второго этажа был опоясан резными украшениями. Виднелись стойла; рядом, на лугу, в сумерках можно было разглядеть двух низкорослых крепких лошадей. Отсюда открывался прекрасный вид на горы.

– У вас здесь лошади… – тихо промолвила Хелена. В свое время во Львове они рисовали в учебниках лошадей и мечтали, что когда-нибудь прокатятся верхом.

Миранда кивнула.

– Это Винс и Валери, – указала она на животных. – Тебе нравятся лошади? Если хочешь, можем завтра прокатиться, прежде чем отвезем тебя обратно в Паиячуа. У нас славные лошадки.

Хелена затосковала, но потом подумала, что падение со скакуна тоже может вызвать выкидыш. Винс – рыжей масти, Валери – гнедая, они не казались уж такими норовистыми и вряд ли сбросили бы всадника с седла.

– Миранда, Хелена, вероятно, родилась в городе, поэтому совсем не умеет ездить верхом! – заметил Джеймс. Он, обернувшись к девушке, которая устроилась на заднем сиденье, улыбнулся. – Так ведь мы же абсолютно ничего о тебе не знаем…

Она уже выболтала кое-что о своей истории и хотела до конца облегчить душу разговором, но тут решила промолчать. Хелене хотелось спать. Она совершенно вымоталась.

– Входите же в дом! – воскликнула Миранда, припарковав машину возле хлева. – Мама наверняка уже ждет. Конечно, она нас надеялась увидеть раньше.

Джеймс задавал себе вопрос, как тетка вообще могла быть спокойна, если Миранда водит машину таким образом. Но он тут же позабыл обо всем, когда они вышли из автомобиля, а дверь дома распахнула Лилиан Биллер.

– А вот и вы, наконец-то! Джеймс, мальчик, я поверила в то, что ты вернулся, только когда увидела тебя собственными глазами! Твоя мать чувствует то же самое, уже три раза звонила!

Лилиан не давала Джеймсу и слова вставить, она вприпрыжку спустилась по лестнице с веранды и обняла племянника. Когда Хелена взглянула на Лилиан, ей показалось, что Миранда – точная копия матери. Лилиан тоже была худощавой, рыжеволосой и грациозной, такого же невысокого роста. Джеймс был на голову выше тетки.

– Вы хорошо добрались? Я, честно говоря, думала, доедете быстрее. Но по такой погоде быстро ездить на машине опасно. Хорошо, если ты аккуратно водишь, Миранда!

Джеймс промолчал и поморщился.

– А кто это у нас здесь? – Лилиан, заметив Хелену, улыбнулась, протягивая ей руку для приветствия. – Джеймс, неужели ты нашел себе подружку прямо на пирсе? Я знаю, вы, мальчики из ВВС, зря время не теряете. Миранда должна была забрать тебя просто с корабля, чтобы ты никуда не убежал! – она в шутку погрозила племяннику пальцем.

Хелена покраснела.

Миранда хотела представить девушку, но Джеймс ее опередил:

– Это одна из польских беженок, которых опекает Миранда. Мы ее подобрали по дороге.

Лилиан Биллер нахмурилась. Она не только была творческой и спонтанной дамой, но и быстро соображала.

– Подобрали? Так далеко от Паиячуа? – Лилиан пристально взглянула на Хелену. – Дитя мое, ты же промокла до нитки, – заметила женщина. – Мы тебя сначала обогреем и обсушим, а потом ты нам расскажешь, как тебя сюда занесло.

– Сперва нам нужно позвонить в Паиячуа и предупредить, что Люцина… то есть Хелена… у нас, – разумно добавила Миранда. – Я ведь не знаю, предупреждала ли ты опекунов о том, куда хочешь поехать, Лю… Хелена. Как бы там ни было, в семь часов ты должна быть в лагере, ты же знаешь. Если тебя не будет, начнутся поиски и на тебя рассердятся.

Хелена пожала плечами.

– Это случится и так… – пробормотала она, но не стала возражать, когда Миранда уверенно зашагала к телефону после того, как вошла в дом.

Миранда в двух словах и без лишних подробностей сообщила администрации лагеря, что Люцина Грабовски проведет эту ночь в доме семьи Биллер. Если повезет, секретарша в Паиячуа не догадается даже о местонахождении загородного дома Биллеров. Миранда рассказала о случайной встрече, словно та произошла в Палмерстоне, и о приглашении от своих родителей, как будто это нечто само собой разумеющееся.

Немного успокоившись, Хелена отправилась вслед за Лилиан в большую жилую комнату, занимавшую почти весь первый этаж дома. Кроме нее, на этаже располагалась просторная кухня.

В жилой комнате Биллеров уютное тепло распространялось от камина, в котором в этот мрачный день полыхал огонь, хотя на дворе стояло лето. Позже Хелена узнала, что одна семейная пара присматривала за домом и лошадьми, когда Биллеры жили в Веллингтоне. Комната была уютно обставлена массивной деревянной мебелью. Здесь могла бы жить обычная семья фермеров, если бы все свободное место не было заставлено разными маорийскими артефактами. Хелена рассматривала музыкальные инструменты, статуи богов и оружие. На стене висели образцы ткачества и один из воздушных змеев, напоминающий хей-тики Джеймса.

– Мой отец собирает такие штуки, – объяснила Миранда.

Лилиан рассмеялась.

– А я сметаю с них пыль! – мелодраматично заметила она. – А сейчас, Хелена, быстро устраивайся возле камина, я велю приготовить для тебя ванну. Нет ничего приятнее, чем горячая ванна в серый ненастный день. А ты, Джеймс, отправляйся к телефону и позвони матери! Глория и Джек места себе не находят.

Джеймс хотел что-то возразить, однако Лилиан перебила его:

– Я знаю, что ты злишься. Можешь отругать отца от моего имени по телефону или сделать то, что тебе заблагорассудится. Главное, теперь ты в безопасности!

 

Глава 4

Когда Хелена погрузилась в облака душистой пены, возвышавшиеся в ванне Лилиан Биллер, ей показалось, будто она попала в прекрасный сон. Девушка не могла поверить, что у мамы Миранды была своя собственная ванная.

Лилиан однозначно называла роскошную ванную комнату «моя ванная», и в нее можно было попасть только из спальни хозяйки – такого же предмета мечтаний. Хелена когда-то читала о кроватях с балдахином, но ничего подобного не видела еще ни разу.

В комнате красовалась только кровать, застеленная покрывалом и усыпанная множеством подушек. К тому же с балдахина свисали плотные светло-синие занавески.

Хелена выкупалась в теплой воде, наслаждаясь тонким розовым ароматом и оглядывая обстановку ванной. Мягкий, приглушенный свет элегантных, причудливых торшеров из стекла Тиффани наполнял комнату. На полу перед ванной и умывальником лежали пушистые золотистые коврики, на крючках висели толстые купальные полотенца такого же цвета. Раковина, несомненно, была сделана из мрамора, а на столике стояли всякие дорогие духи в разноцветных флаконах. Должно быть, семья Миранды состоятельная, раз содержит такой дом. Неужели обычный университетский профессор в Новой Зеландии зарабатывает столько? Потом Хелена вспомнила, что мать Миранды – известный романист. Вероятно, именно она обеспечивала семью и, очевидно, без колебаний, за собственные деньги окружила себя такой роскошью.

Хелене мать Миранды показалась симпатичной, хотя и несколько странной. Лилиан Биллер общалась с дочерью, скорее, как с младшей сестрой. Для Миранды она была авторитетом. Лилиан выглядела намного моложе и грациознее, чем мать Хелены, когда та еще была здорова. До депортации Мария Грабовски считалась человеком серьезным. Пожалуй, она шутила только с Люциной и проявляла теплые чувства лишь в узком семейном кругу.

Лилиан Биллер, наоборот, вела себя с Хеленой уже как с членом семьи. Девушке стало неловко, когда она взглянула на мягкую фланелевую пижаму и пушистый банный халат, которые мама Миранды положила на табурет возле ванной.

– Платье совсем мокрое и грязное, нам придется его постирать, – сообщила она с улыбкой, прежде чем оставить Хелену в ванной одну. – А мои вещи или вещи Миранды тебе не подойдут. Поэтому сразу надевай пижаму, мы же здесь все свои.

Хелена задавала себе вопрос, прилично ли будет показаться в ночном белье перед совершенно незнакомыми людьми. С другой стороны, она больше мечтала завернуться в уютный банный халат, чем надеть на себя какое-нибудь платье.

Пока Хелена отмокала в ванне, мылась душистым мылом и полоскала волосы розовой водой, жизненные силы постепенно возвращались к ней.

Девушка снова начала трезво размышлять, и опять на нее навалилась тяжесть забот и чувство вины. Как бы хорошо ей теперь ни было, она должна тщательно продумать, какие моменты своей истории рассказать Биллерам. Хелена ни в коем случае не хотела открывать самую страшную тайну – о растущем в ее животе ребенке. Она выболтала Миранде и ее двоюродному брату свое настоящее имя… Сейчас ей нужно рассказать, что она попала в группу эмигрантов вместо сестры. Хелена все не могла решиться и сделать признание в предательстве. От одной мысли о том, как эти люди посмотрят на нее, когда откроется то, что она бросила сестру, сердце девушки неспокойно забилось.

В раздумье она медленно выбралась из остывающей воды, завернулась в мягкое банное полотенце, расчесала волосы перед зеркалом Лилиан, обрамленным рамкой из разноцветного стекла. Когда девушка надела пижаму, а потом запахнула белый банный халат, то уже точно знала, о чем скажет, а о чем умолчит, хотя Хелену мучило осознание того, что она не полностью открыта в ответ на сердечное гостеприимство этой семьи. Девушка обула немного маловатые домашние туфли, которые ей тоже заботливо оставила хозяйка, и отправилась вниз.

Винтовая лестница из светлого дерева вела в коридор и в жилую комнату Биллеров. Спустившись, Хелена тихо вошла в комнату. Тем временем там зажгли множество ламп, которые освещали обеденный стол, кресла и диван. Перед камином сидели Джеймс и какой-то мужчина постарше. Хелена предположила, что это отец Миранды. Мужчины пили виски, Миранда накрывала на стол. Через открытую дверь на кухню девушка заметила, как Лилиан вынимала из духовки ароматную запеканку.

– Надеюсь, она не подгорела, – довольным тоном промолвила хозяйка. – Миссис Баркер трижды мне объяснила, как долго ее нужно готовить. Она считает, я совершенно ничего не смыслю в домашнем хозяйстве.

Хелена позже узнала, что миссис Баркер – это домохозяйка Биллеров. Она поставила в печь запеканку, а потом ушла с мужем, очевидно, оставив Лилиан на кухне одну.

– Я, в общем-то, умею готовить, – уверяла женщина, ставя запеканку в центр обеденного стола. – Когда я еще жила с Беном в Окленде, то всегда готовила сама. Правда, Бен? И все было прекрасно!

Бен Биллер, тощий рослый блондин с поредевшими волосами, но симпатичным, слегка вытянутым лицом, приветливо взглянул на Хелену.

– Мы тогда были так влюблены друг в друга, – сказал он, уходя от ответа.

Миранда хихикнула.

Лилиан глянула на дочку и мужа и притворилась, что обиделась.

– Еще одно слово, Бен, и я расскажу историю, которую ты написал для меня в то время!

Теперь уже рассмеялся Джеймс. В этой семье, очевидно, Бен Биллер славился поэтическим даром, причем с плохой стороны. В этот момент Лилиан заметила Хелену.

– Хелена, хорошо, что ты спустилась! И ты выглядишь уже намного лучше. Бен, это наша юная гостья из Польши. Подруга Миранды из лагеря для беженцев. Она каким-то образом оказалась поблизости. Но об этом ты нам расскажешь позже, Хелена. Сейчас мы сначала поедим, проходите все к столу. Джеймс, садись напротив Хелены…

Хелена заняла свое место, все еще стесняясь неподходящего для такого вечера наряда. Джеймс Мак-Кензи по-джентльменски придвинул ей стул, словно она была королевой, а потом сел сам. Он снова улыбнулся девушке, и на этот раз в его взгляде промелькнуло не только дружелюбие, но и, похоже, восхищение. Хелена застенчиво и озабоченно потупила взор. Неужели этот молодой человек считает ее симпатичной?

Девушка нервно собрала волосы в пучок и на скорую руку попыталась заплести косичку.

Джеймс заметил это, подмигнул и с заговорщицкой улыбкой протянул ей кольцо от салфетки.

– Ты можешь оставить волосы как есть, – промолвил он затем. От его дружелюбного, спокойного голоса Хелена просто теряла рассудок – она не могла врать. – С распущенными волосами тебе очень идет. Ты выглядишь как… как девушка на картине…

Миранда озадаченно глянула на кузена, а Лилиан горячо поддержала Джеймса.

– Он прав, – добавила женщина. – Взгляни-ка, Миранда, она в самом деле немного похожа на Мону Лизу.

Хелена покраснела.

– Или на те старые изображения мадонн в христианских церквях, – заметил Бен Биллер после того, как внимательно пригляделся к девушке.

Хелена не знала, куда отвести взгляд, но профессор Биллер смотрел на нее с интересом, приветливо, так он, казалось, встречал любое живое существо. Сексуальный интерес мужчина проявлял только к единственной женщине – своей Лилиан. А вот в глазах Джеймса Мак-Кензи мелькали предательские искорки, из-за которых Хелена не смела поднять на него взгляд.

– Оставьте ее наконец в покое, пусть поест! – прервала Миранда спор о внешности Хелены. – Это же неприятно, когда тебя сравнивают с какой-то женщиной на старой картине. Хелена ведь современная девушка. И наверняка очень голодная…

Она, взглянув на Хелену, положила ей щедрую порцию. При виде запеканки у той потекли слюнки. Лишь теперь она поняла, насколько голодна – пришлось сдерживаться, чтобы не так жадно наброситься на еду.

Пока Хелена не съела с удовольствием вторую и даже третью порцию запеканки, Биллеры ее не беспокоили. Джеймс тоже ел примерно с таким же аппетитом. Питание в ВВС и еда на корабле, наверное, были ему не по вкусу.

Только позже, когда уже убрали посуду, Миранда больше не смогла сдержаться от любопытства. Мужчины снова уютно устроились возле камина, а Хелена, Миранда и Лилиан уселись на подушки в углу дивана. Миранда внимательно наблюдала за Хеленой.

– Ну, теперь рассказывай! – потребовала девушка. – Как же ты попала из Паиячуа на проселочную дорогу, ведущую в Ловер-Хатт, и почему тебя вдруг зовут не Люцина, а Хелена? Что такого ужасного с тобой произошло, что ты… – Миранда осеклась в последний момент, чуть не раструбив всей семье о попытке самоубийства Хелены, – что ты плакала навзрыд? – закончила она фразу.

Гостья вздохнула.

– Меня зовут Хелена, – ответила она. – Люцина – моя младшая сестра.

Девушка честно рассказала о том, как объявили об эмиграции в Новую Зеландию, а из-за того, что ей восемнадцать, ее признали слишком взрослой для этого.

– Я так хотела новой жизни, а Люцина нет…

– И тогда вы просто обменялись паспортами! – весело предположила Миранда. – Умно! И все, кто вас знал, держали язык за зубами!

Хелена кивнула, радуясь, что Миранда избавила ее от лишнего вранья. Потом она, запинаясь, тихо рассказала о Витольде. Девушке было очень стыдно. Никогда она не могла даже представить себе, что будет об этом кому-то говорить, тем более в присутствии мужчин. Хелена не поднимала глаза и раскраснелась, когда наконец закончила историю. И тем более девушка удивилась тому, что Биллеры не были шокированы ее рассказом. Их возмутила непорядочность Витольда, они очень сочувствовали Хелене.

Лишь Миранда покачала головой, удивляясь ее наивности.

– Хелена! – простонала она. – Вы ведь были уже в Бомбее! Парень мог рассказывать все, что угодно, никто не отправил бы тебя обратно и не подумал бы проверять его слова. Я бы хладнокровно отшила его. Или донесла бы на него, как только он сделал бы первое непристойное предложение. Этот тип быстро бы поджал хвост, уж поверь мне!

У Хелены на глазах заблестели слезы, и Лилиан в утешение взяла ее за руку.

– Хелена запаниковала, Миранда! – объяснила она дочери менторским тоном. – Ты себе не можешь этого представить. Ты же никогда не оказывалась в подобной ситуации. Мы ведь точно такие же… Только вообрази, что пришлось пережить ей! Депортация, Сибирь, принудительные работы, смерть родителей, путешествие на корабле в Персию, лагерь… Это совершенно нормально, что ты боишься, Хелена! Не стоит себя в чем-то винить!

По щекам девушки опять потекли слезы.

– Я не виню, – всхлипывала она. – Я… я хотела все забыть. И я все забыла бы. Он оставил меня в покое, когда мы приехали в Маленькую Польшу. Сейчас он хочет жениться на новозеландке, чтобы получить местное гражданство. И все было бы в порядке, только…

– Только? – спросил Джеймс сочувствующе и наивно.

Лилиан понимающе посмотрела на живот Хелены.

– И когда ты об этом узнала? – тихо спросила она.

– Две недели назад, – прошептала девушка. – Вот уже две недели я знаю, что у меня будет ребенок.

Супружеская чета Биллеров и Джеймс и эту новость восприняли с удивительным спокойствием.

Лишь Миранда снова проявила темперамент.

– Я бы все равно заявила на того парня даже сейчас! – взволновалась она, когда Хелена рассказала о реакции Витольда по поводу беременности. – Какая наглость бросить тебя одну в таком положении!

Лилиан подняла брови.

– А чего ты ожидала? – усмехнулась она. – Что у этого подлеца внезапно проснутся отцовские чувства? Или появится ответственность? Хелене еще очень повезло, что он ничего больше не сделал. Ты ведь не хотела всерьез выходить за него замуж, Хелена? Но что касается заявления в полицию… В общем, мое чувство справедливости говорит мне, что это было бы правильно. С тобой наверняка ничего не произойдет, Хелена, ты…

– Это усложнит положение, – вмешался Бен Биллер. Он как раз набил трубку и задумчиво пускал клубы дыма. – Тогда тебе придется объяснять, чем он тебя шантажировал. Вскроется обман с поддельными документами.

– Ну и что? – горячо возразила Лилиан. – Не запугивай ее снова! Ты говоришь так, будто ее кто-то решится отправить обратно…

– Она ведь даже не имела права уходить из лагеря, – продолжал Бен размышления вслух, не обращая внимания на вспышку темперамента жены. – Конечно, она смогла бы получить документы, возможно, даже новозеландские…

– Вы в этом уверены? – спросила Хелена и потерла глаза. – Звучит так, словно новый паспорт получить довольно просто. В Европе… в Европе люди умирают, потому что у них нашли фальшивые документы. Или вообще никаких не нашли… Это постоянно контролируется. И нужно иметь…

– Свидетельство о рождении, – добавил Бен снова совершенно спокойно. – И уже здесь я вижу проблему. Если Хелене, – собственно, мы должны вас называть, наверное, мисс Грабовски… – если молодой даме уже восемнадцать лет…

– Девятнадцать, – пробормотала Хелена. – Мне в конце года исполнилось девятнадцать. – Этот день рождения никто не отмечал.

– В общем, если у мисс Грабовски и есть свидетельство о рождении, то наверняка оно принадлежит ее сестре. Чтобы получить подлинное, нужно сначала написать в Персию, связаться с Люциной и попросить ее отправить нужные документы… на все это понадобится много месяцев.

«Это вообще невозможно», – хотела добавить Хелена, у девушки вновь появилось чувство, что земля уходит из-под ее ног. Люцина с Каспаром уже давно покинули Тегеран. Найти их было совершенно невозможно.

– Это так, – согласилась с отцом Миранда. – И до тех пор Хелена не сможет выбраться из Маленькой Польши. Ей придется родить ребенка там.

– Тогда все об этом узнают, – прошептала Хелена. – И обо мне и Витольде. И… и что будет, если мне не поверят? Витольд станет все отрицать…

– Этот парень может даже сказать, что Хелена всю историю выдумала, чтобы очернить его. – Лилиан не могла справиться с бурными писательскими фантазиями. Она и не заметила, как сильно напугала Хелену этой фразой. – А нужно как-то объяснить беременность и получить пособие на ребенка. Стоит только упомянуть о «предложении руки и сердца», которое ты ему сделала, Хелена. Твои слова против его слов. В качестве доказательства могла бы послужить фотокарточка в твоем паспорте. Надеюсь, вы с Люциной похожи.

У Хелены в памяти вновь всплыло лицо сестры, и она зарыдала.

– Самое простое – оставить сейчас все как есть, – Бен снова включился в беседу со свойственным ему спокойствием. – Мисс Грабовски останется жить по документам сестры, будет хранить молчание о преступлении, а затем покинет польский лагерь до того, как узнают о ее беременности.

– И куда же я пойду? – тихо спросила Хелена. – Я… я постараюсь, конечно, найти работу. В Веллингтоне или еще где-нибудь. Если… если получу разрешение на работу… Только вот… Что же я буду делать, когда ребенок появится на свет?

– Ты не станешь искать работу. Ты отправишься со мной на Киуорд-стейшн, – вмешался в спор Джеймс. Его заявление стало таким неожиданным, что все удивленно застыли.

– Киуорд-стейшн – это ферма моих родителей, – объяснил он Хелене. – На Южном острове, очень далеко отсюда. Там тебя никто не знает. Там никого не будет заботить, зовут тебя Хелена или же Люцина. А что до беременности, – он ненадолго задумался и обратился ко всем присутствующим: – Она просто может сказать, что была замужем, мужа ранили на войне, и он умер! Моим родителям, конечно, нужно рассказать правду, но они наверняка с пониманием отнесутся к этой истории, особенно если не нужно защищать при этом родину…

Джеймс переводил взгляд с одного собеседника на другого, словно требуя признания и аплодисментов, но дольше всего смотрел на Хелену, которая вмиг перестала плакать. Сможет ли она бежать от создавшейся сложной ситуации? Существует ли выход из этого положения? Она округлившимися глазами глядела на кузена Миранды как на спасителя.

– А как я выберусь… из Маленькой Польши? – спросила девушка. – Если… если я действительно на это соглашусь… получится ли. – Она потерла лоб.

– Уйти из лагеря – это самое простое, – самоуверенно заявила Лилиан. – Я завтра могу поехать с тобой, и мы все выясним. Мы скажем, что предлагаем тебе работу горничной или что-то вроде того…

Хелена и Миранда одновременно отрицательно покачали головами.

– У нас сейчас нет права работать, – объяснила Хелена. – Нам нужно как можно дольше ходить в школу. Я хотела закончить университет…

– И ты должна это сделать! – поддержал ее Джеймс. – То есть… Я считаю, что наверняка такая возможность будет в Крайстчерче…

Миранда закатила глаза.

– Джеймс, в данный момент речь ведь идет не о продолжении ее учебы, первым делом Хелену нужно вытащить из лагеря, – девушка лукаво рассмеялась. – Если ты при виде ее совершенно теряешь разум, то почему просто не женишься на ней?

Хелена потеряла дар речи.

– Только если по-другому нельзя будет решить проблему! – упрямо ответил Джеймс и сразу покраснел, когда осознал смысл своих слов.

Лилиан при этом нервно улыбнулась, Бен удивленно нахмурился.

– Он влюбился, он влюбился, я так и знала, он влюбился! – глупо дразнилась Миранда и хихикала.

– Ерунда! – махнул рукой Джеймс. – Конечно, я ничуточки не влюбился. Я просто хочу помочь. Я хочу что-то сделать, Миранда. Что-то настоящее для людей во время этой войны, а не притворяться, как ты. Воспитательница детей в Маленькой Польше… Это мило, да, но для войны решающего значения не имеет…

– А женитьба на Хелене имела бы для войны стратегическое значение? – озадаченно спросил Бен.

Лилиан закатила глаза.

– Если я уже больше не могу сражаться на фронте, – горячо продолжал Джеймс, – то, по крайней мере, тут буду делать все от меня зависящее, я…

– Вы не должны приносить себя в жертву ради меня, – тихо произнесла Хелена.

В тот вечер ее попеременно обуревали различные чувства. Джеймс оказался таким милым, но теперь, похоже, речь шла совсем не о ней, а о каких-то высоких целях.

– Я бы охотно так поступил! – заявил молодой человек, продолжая смотреть на Миранду.

Сердце Хелены екнуло. Очевидно, здесь просто разыгрывалась ссора между Мирандой и ее кузеном, а она всего-навсего оказалась в центре событий. Хелена вновь потупила глаза.

Лилиан в утешение обняла девушку.

– Вы оба сейчас же прекратите нести всякую ерунду! – решительно бросила она Миранде и Джеймсу. – Хелена и так смущена. Не воспринимай их всерьез! Никто не хочет приносить себя в жертву, а если кто-то и влюбился, то об этом не узнает ни одна живая душа, кроме участников нашего разговора. Не беспокойся, Хелена. Завтра я поеду с тобой в Паиячуа и поговорю с администрацией лагеря. И конечно, тебя отпустят, даже без свидетельства о браке, – она ободряюще улыбнулась.

Но все же Хелена была впечатлена. Ей не понравилось, что снова другие люди вместо нее брались решать ее судьбу. А Джеймс… У Хелены не сложилось мнения насчет него. Люди в Новой Зеландии казались совершенно другими, чем в Европе. Они были более открытыми и… возможно, поверхностными. Девушка спрашивала себя, что ее ждет на Южном острове, на ферме.

 

Глава 5

Разумеется, не понадобилось устраивать никакой свадьбы, чтобы забрать Хелену из Паиячуа. Следующим утром Лилиан отправилась вместе с Хеленой и Мирандой в лагерь и попросила переговорить с майором Фоксли и мистером Следзински. Женщина велела Хелене подождать в коридоре перед кабинетом. Она ободряюще улыбнулась ей, прежде чем войти. В то утро мать Миранды выглядела очень элегантно. На ней был черно-белый костюм с узором пейсли: узкая юбка и пиджак, подчеркивающий талию, а также шелковые чулки и черные туфли на шпильках. На заколотых рыжих волосах красовалось произведение шляпного искусства – что-то среднее между беретом и докторской шапочкой.

Мистер Следзински просто поедал глазами мать Миранды, когда та вошла. О чем точно говорила Лилиан Биллер с новозеландским и польским чиновниками, Хелене узнать не довелось. Девушка полчаса сидела в коридоре как на раскаленных углях и даже ничего не поняла, когда Фоксли и Следзински, улыбаясь, проводили мать Миранды и протянули на прощанье руки Хелене. Оба пожелали «Люцине» счастья на новом жизненном пути. Слова майора Фоксли прозвучали приветливо, а поляк Следзински был сдержан. Хелене показалось, он осуждающе смотрел на ее все еще стройную фигуру. Вероятно, Лилиан упомянула что-то о ребенке. Похоже, она даже не собиралась ничего объяснять Хелене.

– Ну, вот мы все и уладили! – весело заявила женщина и положила руку на плечо Хелены. – Забирай свои вещи и прощайся с подругами.

Хелена вышла из здания администрации лагеря, словно в трансе, и побежала к своему прежнему дому. Из подруг была только Наталия, которая чуть не лопнула от любопытства. Хелена рассказала ей часть правды. Она сообщила о Нойманнах и наврала, что встретила Миранду и Джеймса в порту Веллингтона. Они и подвезли ее к Биллерам. В конце концов было решено, что Хелена останется у них домработницей, живущей на правах члена семьи Мак-Кензи, а не в лагере. В этой истории были, конечно, логические нестыковки, которые заполнила буйная фантазия Наталии.

– Парень тебя увидел и сразу захотел забрать к себе домой? Слушай, Люцина, это невероятно! А его родители богаты? У них есть ферма? Ох, почему это произошло не со мной? Он симпатичный? Ты в него тоже влюбилась?

На щеках Хелены выступил румянец.

– К влюбленности это не имеет никакого отношения, – заверила она подругу. – Это просто…

– Люцина просто похожа на его погибшую сестру, – вмешалась Миранда, которая только что подошла, разыскивая Хелену.

Хелена потерла лоб. Миранда хотела помочь ей, но сделала только хуже.

– И он считает, что это может утешить мать… – бесстрашно фантазировала дальше Миранда. – В общем, если бы рядом был кто-то похожий на… э-э-э… Эллен.

Наталия нахмурилась.

– Значит, ты, грубо говоря, должна послужить заменой умершей девочки? Что себе думает этот парень? Даже если Люцина выглядит, как та Эллен, это ведь все равно не оживит девушку! Это сделает его мать только еще более несчастной, если она сейчас… Тебе нельзя так поступать, Люцина! Оставайся здесь!

– Думаю, нам уже пора идти, – пробормотала Хелена. Она быстро упаковала свое нехитрое добро в узелок. – Все не так, как ты думаешь, Наталия. Это… Ах, я не могу этого объяснить. Так будет правильно!

Закончив говорить, она встала, порывисто обняла подругу и вышла из дома прежде, чем Наталия успела что-то ответить.

– Я напишу тебе! – крикнула Хелена, обернувшись.

Миранда следовала за ней.

– Моя мать умеет придумывать истории лучше меня, – извинилась она.

Хелена вздохнула, но очень быстро позабыла о неловкой сцене. Она теперь думала о Лилиан Биллер, которая ждала ее в машине.

Миранда собиралась остаться в лагере и выполнять служебные обязанности. Наталия наверняка продолжит засыпать ее вопросами, однако Хелене было все равно. Девушка села в автомобиль к Лилиан и покинула Маленькую Польшу. В ее жизни начался новый этап. Опять она пребывала в неведении: что же готовит ей будущее? Но в сердце Хелены, как и прежде, тлела искорка надежды на счастье.

В последующие дни Джеймс Мак-Кензи делал все, чтобы Хелена не боялась и не смущалась. Корабль в Литтелтон-Харбор отправлялся только в пятницу. Лилиан обоим заказала два билета по телефону, следовательно, Джеймс и Хелена провели в Ловер-Хатт почти неделю. Девушка все это время жадно читала романы Лилиан Биллер, которые находила занимательными, но иногда со слишком уж надуманным сюжетом. Джеймс всячески старался приободрить гостью и показывал ей окрестности возле загородного дома. Поселок Ловер-Хатт именовали в соответствии с названием местной реки. Он располагался в ее устье на берегу Тихого океана. Дом Биллеров стоял дальше от берега, вблизи ущелья Таита, через которое река пробивала себе путь между высоких холмов. Местность сильно заросла лесом, дороги были узкими и неудобными для прогулок. Джеймс недолго думая оседлал лошадей Лилиан и устроил Хелене экскурсию.

– Это не так опасно, как поездка на автомобиле, когда за рулем Миранда, – заверил он девушку, заметив ее озабоченность. – Поездка верхом – лучший способ осмотреть окрестности, если не считать полета на самолете.

Мерин Винс действительно спокойно брел за Валери, своей подругой по стойлу. Хелену очаровала природа, и девушка совсем позабыла, что намеревалась упасть с лошади и вызвать выкидыш. Вернее, она волновалась наедине с Джеймсом.

Молодой человек разрушил все ее предубеждения, вел себя ненавязчиво и дружелюбно. Он обращался с Хеленой как с сестрой или кузиной и даже не имел намерения сблизиться с ней. Сидя верхом на лошади, Хелена совсем расслабилась. Джеймс рассказывал ей о растительном мире Новой Зеландии и вел себя так безобидно, насколько это вообще было возможно. Местный лес очень отличался от дубрав, сосновых боров и вязовых рощ Польши и уж тем более от хвойных лесов Сибири. В Новой Зеландии были такие растения, которых Хелена никогда раньше не видела. Она дивилась могучим зарослям папоротника и густому красному цвету кустарника рата, произраставшим в лесах вместе с пальмами и южными плетущимися растениями. Девушка видела деревья со стволами, обвитыми лианами, на берегу реки рос раупо – вид тростника, из которого маори плели циновки и пои-пои. Из высохших листьев раупо танцовщицы делали юбки, издававшие жужжащий звук при движении. В этих лесах произрастали и деревья манука. Хелена очень гордилась тем, что самостоятельно узнала их. Из мануки добывают масло, сообщил Джеймс, обладающее лечебными и дезинфицирующими свойствами.

– Каждому солдату австралийской армии обязательно выдают бутылочку с таким маслом, – объяснил он. – По крайней мере, во время Первой мировой войны было так. Мой отец рассказывал об этом. Масло не очень-то помогло в битве при Галлиполи, но его применяли от водянок на ногах во время маршей и для лечения других мелких ран.

Хелена рассказала Джеймсу, что ее хей-тики сделан из дерева мануки. Парень этому очень удивился.

– Обычно хей-тики изготавливают из поунаму – нефрита, как мой талисман, или из кости, – ответил он. – О подвесках из дерева мануки я еще никогда не слышал. Эта старая женщина вырезала его специально для тебя?

Хелена кивнула.

– Это так мило с ее стороны, правда?

Парень согласился.

– Наверное, у него есть какое-то предназначение, – предположил Джеймс. – Такие хей-тики не вешают просто так, потому что они красиво выглядят. Традиционно тохунга придает большое значение изготовлению амулета. Поют каракию или проговаривают молитвы, призывают богов… После этого обладатель будет находиться под их особой защитой.

– Как крестик, которым благословляют? – спросила Хелена. У матери был такой в Сибири, но в конце концов его выменяли на хлеб.

– Возможно, – кивнул Джеймс. – Как бы то ни было, поклоняться никаким богам не следует. А о дереве манука тебе лучше расскажет Бен…

Хелена кивнула, повертела в пальцах фигурку, висевшую на шее, и дотронулась до дерева мануки, проезжая верхом мимо него. Грубая кора под рукой показалась теплой, словно девушку вновь приветствовал дух, присутстствие которого она ощутила впервые в мараэ у рангитане.

– А теперь я покажу тебе дерево каури.

По словам Джеймса, деревья каури аборигены считали священными. Маори неохотно рассказывали пакеха, где растут такие деревья. Бен Биллер обнаружил одно неподалеку от па, и Джеймс провел Хелену едва заметной тропинкой сквозь заросли папоротников, лиан и сухих стволов, устилавших землю в этих нетронутых лесах. Парень и девушка несколько часов ехали на лошадях, поэтому Хелена очень измучилась. Но страдания стоили того. Посреди поляны стояло дерево каури.

– Оно же громадное! – от восхищения Хелена с трудом подыскивала слова.

Окружность ствола точно составляла не меньше восьми метров.

– Да. Деревья каури достигают пятидесяти метров в высоту, – пояснял Джеймс, – у них достаточно времени, чтобы вырасти. Возраст самых старых насчитывает более двух тысяч лет…

Хелена не могла представить себе такого срока. Она ощущала себя маленькой и незначительной вблизи дерева, от которого, казалось, исходило невидимое свечение.

– Когда летаешь, тоже чувствуешь себя маленьким, – открылся ей парень, когда девушка решила высказать свою мысль. – Можно увидеть, насколько велика земля. И хотя ты над ней и летаешь, землю невозможно «подчинить», как это записано в Библии! У маори очень верное представление об этом, они относятся к природе с большим почтением, не так, как мы.

Хелена кивнула, а вечером с интересом слушала подробные истории хозяина дома, Бена Биллера, о культуре маори. У Бена на этой неделе гостили два студента, помогавшие при раскопках, и в вечерние часы досуга он с удовольствием читал познавательные лекции. О хей-тики Хелены он тоже кое-что рассказал.

– Тохунга, наверное, почувствовала в тебе силу и величие дерева. Его духи – защитники, они охраняют, оберегают и лечат…

– Возможно, дерево должно защищать обладателя этого хей-тики… – предположил один из студентов.

Бен кивнул.

– Всегда совершаются действия давания и забирания, – поучал профессор. – Маори постоянно видят обмен между человеком и природой, миром реальным и миром духов…

Лилиан Биллер была менее одухотворенным человеком. Она обладала более практичным умом и на третий день пригласила Хелену поехать за покупками в Ловер-Хатт. Девушка спрашивала себя, что же там можно купить, и была приятно удивлена.

Ловер-Хатт оказался на удивление растущим и полным жизни поселком, если не посещать его в дождливый субботний вечер. Лилиан пригласила Хелену и Джеймса. Тот тоже присоединился к женщинам. Они вместе пообедали в ресторане с видом на устье реки. Потом Лилиан призналась, что намерена купить Хелене несколько платьев.

– Не беспокойся, ничего дорогого и экстравагантного приобретать не будем, – заверила она девушку, когда та стала отказываться. – Для этого нам пришлось бы поехать в Веллингтон. Но в таком виде я не могу отправить тебя в Киуорд-стейшн. Глория решит, будто я скупердяйка…

Лилиан позвонила Джеку и Глории Мак-Кензи, родителям Джеймса, и предупредила о приезде Хелены. Мать Миранды заверяла, что Хелене все обрадуются, но девушка все равно побаивалась встречи. Она надеялась, родители Джеймса не сделают таких же выводов из ее приезда, как Наталия! Хелене было бы очень досадно осознать, что Джеймс во всем помогает ей только благодаря ее женской привлекательности…

Лилиан потащила Хелену в местный магазин, рекламировавший женскую моду и товары для приданого.

Они купили простой темно-синий костюм, две подходящих блузки и вызывающую шляпку. Она очень гармонировала со светло-голубым платьем с высокой талией, которое Лилиан выискала для Хелены, кроме всего прочего. Платье выглядело весьма привлекательно, в нем девушка казалась совсем юной, к тому же оно будет скрывать беременность еще два-три месяца. Также было куплено теплое пальто. Хоть в Новой Зеландии все еще стояло лето, однако зима, по мнению Лилиан, на Южном острове могла оказаться довольно холодной.

– Но не такая же, как в Сибири… – тихо ответила Хелена.

Лилиан, улыбнувшись, обняла девушку.

– К счастью, нет! – сказала она. – И все же это повод надеть на себя что-нибудь теплое! Теперь нам еще нужно выбрать несколько комплектов нижнего белья и чемодан, чтобы все упаковать. А потом мы отправимся на поиски Джеймса. Ты не знаешь, куда он мог запропаститься?

Парень отделился от женщин, когда те отправились за покупками. Хелена с облегчением вздохнула. Джеймс все время немного льстил девушке: то отмечал, как Хелена красиво заколола волосы, то говорил, что она прекрасно смотрится в седле, одетая в старый костюм для верховой езды, доставшийся ей от Миранды. Хелена не знала, как на это реагировать. Она еще никогда так не смущалась, как в тот вечер в маленьком кафе-мороженое, где они отыскали Джеймса.

– Вот, – сказал он и робко придвинул к ней пакет через стол. – Мне пришло в голову, что тетя Лилиан не подумает об этом, а мою мать я не хотел бы просить во время встречи в Литтелтоне. Ну и к тому же из Киворд-стейшн нужно ехать в Халдон. По сравнению с тем захолустьем, Ловер-Хатт – город мирового значения. Там все друг друга знают. Поэтому мы могли бы устроить все сейчас…

Хелена удивленно слушала объяснения Джеймса. Девушка с любопытством открыла пакет, чтобы понять, что же все-таки было внутри. Увидев маленькое золотое кольцо, она залилась краской.

– Это… это же…

– Обручальное кольцо, – подтвердил Джеймс ее догадки. – Мы же договорились, что ты притворишься, будто была замужем еще в Польше…

– Когда я уезжала из Польши, мне было всего четырнадцать, – прошептала Хелена.

Лилиан улыбнулась.

– Не имеет значения, – объяснила она. – Тебе не придется предъявлять какие-либо подробности. Джеймс абсолютно прав. Это упростит твое положение в таком маленьком городке, как Халдон. Люди будут думать, что ты беременна от героя войны. Хорошая идея, Джеймс. Сколько стоила такая вещица? Я верну тебе за нее деньги.

От подобного предложения парень раскраснелся.

– Это… это совсем необязательно, я… в общем, мне было приятно это сделать, оно должно быть похоже на…

Лилиан рассмеялась.

– Говори уже. Никто не должен подумать, что наша Хелена была замужем за скрягой или нищим. Выглядит так, словно ты нафантазировал себе, каким обязан быть подходящий муж, – поддразнивала она парня. – Тебе следует детально описать его нам… прежде всего Хелене!

Девушка не знала, куда девать глаза. При этом она радовалась, что смогла предстать перед Джеймсом в новой одежде. Лилиан настояла, чтобы Хелена сразу же надела ее.

– Старая подойдет только для работы на кухне, – вынесла она свой вердикт, – или для хлева. Если Глория возьмет тебя под свое крыло, кухню ты будешь видеть редко. Надеюсь, овцы тебе нравятся не только в жареном виде.

Хелена не была уверена, нравятся ли ей овцы, она никогда не имела с ними дела. Пока девушка только поняла, что у семьи Джеймса этих животных довольно много, а к тому же несколько сотен бычков, псарня и конезавод. Последнему Хелена обрадовалась. Ей не хотелось расставаться с Винсом и Валери.

– Там ты встретишь их родственников, – утешала ее Лилиан. Ей сразу понравилось, что лошади полюбились девушке. – Мать Валери, Вики, была родом с Киуорд-стейшн, а Винс – это сын Валери. Джеймс, мне когда-нибудь понадобится сменить лошадей. Передай Глории и Джеку, чтобы они подыскали для меня красивую кобылу. Если возможно, пусть это будет потомство Принцессы.

От Принцессы – матери Вики – на Киуорд-стейшн родилось много жеребят. Она стала первой лошадью Глории Мак-Кензи, и, естественно, на ферме содержались ее дети и внуки.

Миранда попросила в лагере еще один выходной, чтобы проводить Джеймса и Хелену на корабль.

Хелена вынуждена была признать: прогулка верхом на смирном Винсе не могла сравниться с адской поездкой на машине.

– Вот погоди, Джеймс тебя еще на самолете покатает! – обиделась Миранда, когда Хелена взвизгнула от страха на особенно резком повороте. – По сравнению с тем, как он летает над горами, я вообще покажусь тебе хромой уткой.

Хелена оторопело глянула на Джеймса: она только сейчас узнала, что у семьи Мак-Кензи в Киуорд-стейшн есть свой самолет. Парень гордо пояснил, что они владеют самолетом «Пайпер J-3 Каб», который он ласково называет Пиппа.

– Личный самолет на овечьих фермах – дело вполне обыденное, – заверил Джеймс Хелену, заметив испуганное выражение на ее лице.

Девушка к тому моменту поняла, что семья Мак-Кензи была вовсе не бедной, но наличие собственного самолета Хелене показалось чем-то уже почти запредельным.

– У нас просто очень много земли, где свободно пасутся овцы, – пытался оправдать свое приобретение Джеймс. – С воздуха за ними проще следить, сгонять на стрижку или в зимние стойла. Раньше это делали на лошадях, и всякий раз требовались невероятные усилия, чтобы выгнать животных на пастбища, а осенью найти их в горах и вернуть. К тому же это небезопасно. В горах может начаться внезапная метель. А на своем Пиппе я отгоняю скот практически один, и от моего взгляда не скроется никакая овца, не то что от группы людей на лошадях.

– Значит, так ты и научился летать? – удивленно спросила Хелена.

Она все еще не могла поверить, что для сидящего рядом молодого человека свой самолет – нечто само собой разумеющееся, а полет словно поездка на трамвае.

– Конечно. Мой отец тоже летает, но наша птичка его так не заводит, – кивнул Джеймс. – У него «Пайпер» быстро ломается, особенно при посадке. Если захочешь, можешь как-нибудь сама попробовать полетать. Это не так уж сложно…

Хелена робко кивнула. Ее тошнило от поездки на автомобиле, девушка надеялась, это из-за своеобразной манеры вождения Миранды, а не из-за повышенной чувствительности при беременности. Коль это все же последнее, то морское путешествие обещало быть весьма неприятным.

И все же плавание с Северного острова на Южный оказалось самым лучшим путешествием по морю, которое Хелена когда-либо совершала. В проливе Кука между островами штормило, и Хелену, как и многих других пассажиров, стошнило. Путь пролегал вдоль побережья Южного острова. Океан был спокоен, поэтому пассажиры могли наслаждаться видом зеленых холмов и темных пляжей. Хелена завороженно наблюдала за дельфинами, сопровождавшими корабль. А когда в районе полуострова Каикоура прямо перед носом судна показался кашалот, девушка испуганно отпрянула от поручней.

– Они такие громадные, – удивленно пробормотала она, увидев также китов-горбачей и нарвалов. – Они точно не едят людей?

– Нет, – рассмеялся Джеймс, – киты очень мирные. У большинства из них даже зубов нет. Они только весьма любопытны. Посмотри, как близко подплывают.

Это путешествие стало для Хелены настоящей сказкой, но она снова страдала от угрызений совести, ведь на ее месте должна была быть Люцина. Какие возможности открылись бы для ее красивой сестры в этой удивительной стране!

Когда Хелена сравнила приветливого и опытного Джеймса с грубым и немного глуповатым Каспаром… девушка сразу представила счастливую пару, их зажиточную жизнь, женщину, которую любят и опекают… Джеймс наверняка влюбился бы в Люцину…

Хелена не позволяла себе задумываться о том, что она сама могла казаться Джеймсу симпатичной, хотя парень был с ней подчеркнуто обходительным. Он дни напролет разговаривал с Хеленой на палубе, а вечером водил ее ужинать в ресторан на борту судна. Девушке нравились вкусные блюда из рыбы. После ужина играл небольшой оркестр. Тут Хелена впервые услышала джаз – увлекательное направление музыки, под которую сразу же хотелось танцевать. Джеймс тут же пригласил ее, но Хелена ответила отказом. Ее все еще смущали мужские прикосновения, а кроме того, девушка вообще никогда не танцевала. Она наверняка лишь опозорилась бы, все люди пялились бы на нее и смеялись. В памяти снова всплыл образ сестры. Люцина точно никого бы не стеснялась на танцплощадке, наверное, и здесь оказалась бы в центре всеобщего внимания. От мысли об этом на лице Хелены заиграла улыбка, но девушка сразу припомнила, по чьей вине с Люциной никогда не случится такого. Хелена печально опустила голову и не заметила, что Джеймс ответил на ее улыбку.

 

Глава 6

После двухдневного путешествия корабль пристал в Литтелтоне. С набережной открывался идиллический вид красивого городка, раскинувшегося на холмах вдоль бухты. Здесь была естественная гавань, где могли маневрировать и становиться на якорь даже крупные суда.

– Город Крайстчерч намного больше и важнее, – объяснил Джеймс, когда Хелена удивилась тому, что при столь значительном порте – такой маленький поселок. – Он располагается в семи милях к северу отсюда. В Крайстчерче гавань небольшая. Корабли, направляющиеся туда, причаливают в Литтелтоне. Со временем Крайстчерч и Литтелтон наверняка сольются, земли между ними активно заселяются. Раньше города соединяла опасная дорога через горы. Ее называли «Bridle Path», потому что люди не могли проехать по ней без посторонней помощи. Каждой лошади или мулу выделялся сопровождающий, он держал животное за недоуздок. Наша прародительница Гвинейра, приехав сюда в прошлом веке, не знала об этом. Она оседлала лошадь, пережившую трехмесячное путешествие, и поехала по тому пути. Ее собака Клео одна пасла двадцать или сорок овец – приданое Гвинейры. Прародительница приехала в Новую Зеландию, чтобы выйти замуж за Лукаса Уордена – наследника Киуорд-стейшн. Никогда прежде Гвинейра не видела этого человека и так и не стала с ним счастливой… История ее путешествия по «Bridle Path» – одна из самых старых наших семейных легенд. Мисс Гвин уже сама стала легендой. Я, к сожалению, совсем ее не помню. Она умерла в библейском возрасте. Мне было три года, а ей уже исполнилось более девяноста лет.

Джеймс окинул взглядом постройки в порту, когда корабль швартовался, и показал на женщину, ожидавшую рядом с припаркованным у пирса пикапом.

– Вон там, смотри. Это моя мать!

Миранда была очень похожа на Лилиан, и Хелена предполагала, что у Глории Мак-Кензи тоже рыжая шевелюра, тонкая талия и острый нос. Но на самом деле девушка, впервые увидев мать Джеймса, никогда бы не сказала, что Глория и Лилиан – родственницы. Видимо, Глория пошла в совершенно другую ветвь семьи. Она была крепко сложена. Хоть женщина и просияла улыбкой, увидев сына, черты ее лица все равно оставались серьезными. Она показалась не такой открытой и отзывчивой, как Миранда и Лилиан. У Глории были голубые близко посаженные глаза, тонкие и четко очерченные губы. Густые светло-каштановые волосы коротко подстрижены, прическа очень подходила к стилю одежды. Глория носила джинсы и клетчатую рубашку, а поверх – кожаную куртку. С дальнего расстояния ее даже можно было принять за мужчину. Мать Джеймса не казалась уродиной, но обладала специфической красотой, которую замечали не с первого взгляда. Присмотревшись, Хелена заметила, что женщина была не одна. Возле нее сидела длинношерстная черно-белая собака, преданно смотревшая на хозяйку. По крайней мере, до тех пор, пока не услышала голос Джеймса.

– Эйни! – радостно вскрикнул парень. Казалось, молодой человек больше радовался встрече с собакой, чем с матерью.

Животное тоже сразу потеряло интерес к Глории Мак-Кензи, тут же подлетев к Джеймсу, который поспешил навстречу, как только спустили сходни.

Когда они встретились, Эйни с визгом запрыгнула на Джеймса, а парень выкрикивал имя любимицы, трепал ее шерсть и был счастлив. Он смеялся во все тридцать два, казалось, и собака улыбается тоже: уголки ее рта оттянулись в стороны, обнажая зубастую улыбку.

Хелена взяла свой чемодан и подхватила заплечный мешок Джеймса. Парень просто бросил его, увидев Эйни. Девушка последовала за ним медленно, в напряжении ожидая встречи с его матерью. Глория Мак-Кензи неторопливо пошла к сыну. Она радовалась, но сдержанно. Очевидно, импульсивность Миранды и Лилиан была не свойственна этой женщине. Она даже не пыталась мешать радостной встрече сына с собакой, когда подошла к ним. Вместо этого Глория улыбнулась Хелене и протянула руку. Наверняка она заметила девушку возле перил рядом с Джеймсом.

– Нас обеих, стало быть, отправили в отставку, – заметила Глория, указывая на Джеймса и собаку. – Это Эйни, любимица сына, – представила она животное. – Он сам ее воспитывал. Они не расставались ни на минуту, пока он не пошел воевать за других людей. Меня зовут Глория Мак-Кензи. А вы мисс… Грэбауски? – она исковеркала польскую фамилию, насколько это было возможно.

Хелена смущенно ответила на рукопожатие.

– Грабовски, – поправила девушка. – Но, пожалуйста, называйте меня просто Хелена.

Мать Джеймса улыбнулась и забрала у нее заплечный мешок.

– Хорошо. И как здорово, что ты говоришь по-английски. Я уж боялась, придется вспоминать свой школьный французский. Кто-то мне рассказывал, что в Польше многие изучали его как иностранный.

Хелена, кивнув, коротко рассказала, что ее мать работала учительницей английского. Женщина по-прежнему была сдержанна.

– Это Хелена, – наконец представил девушку Джеймс. – Она именно из тех людей, которые не могут вести войну за себя.

Казалось, парень готов сразу начать привычное семейное сражение.

Глория вздохнула.

– Поспорь со своим отцом, – сдержанно ответила она Джеймсу. – Я не могу судить, просто счастлива, что снова вижу тебя. И тебе, Хелена, я тоже рада. Добро пожаловать к нам! Молодежь всегда желанна на нашей ферме. Вероятно, мы сможем внести собственную лепту и сделать этот мир лучше, не отправляя сына на убой.

– У Хелены не было выбора, – парировал Джеймс, готовый к дальнейшему спору. – Ее родители умерли…

Хелене не нравилось, что она стала причиной спора между сыном и матерью. Девушка гладила Эйни.

– Она летает… в твоем самолете? – попыталась отвлечь внимание и указала на собаку. – То есть… ты же говорил, сгоняешь овец… А она ведь пастушья собака…

Глория Мак-Кензи улыбнулась, очевидно, испытывая благодарность за то, что девушка сменила тему.

– Она помогает их потом распределять, – пояснил Джеймс, парень тоже не мог не улыбнуться. – Но она не боится высоты. Я беру ее с собой, когда летаю.

– Что кажется мне очень уместным, – криво ухмыльнувшись, добавила Глория. – Когда в кабине Эйни, он летает намного осторожнее. В конце концов, Джеймс ведь не хочет, чтобы с собакой что-нибудь произошло. Ах, Джеймс, я знаю, ты сердишься на нас, и все же как хорошо, что ты снова здесь! Вы проголодались? Может, нам стоит пообедать где-нибудь в Крайстчерче? И если ты хотела сделать покупки…

Хелена отрицательно помотала головой.

– Мы хорошо позавтракали на корабле, – ответила девушка. – И я… у меня есть все необходимое. – Она указала на свой новый чемодан.

– Хорошо, – довольным тоном ответила Глория. Очевидно, походы за покупками не относились к ее любимым занятиям. – Тогда мы отправимся прямо на Киуорд-стейшн. Хелена, дорога займет пару часов. Раньше требовался целый день, чтобы добраться из Халдона в Крайстчерч или даже в Литтелтон. К счастью, с тех пор как появились автомобили, расстояния уменьшились…

Мать Джеймса села за руль тяжелого семейного пикапа, прямо как Лилиан и Миранда за руль их спортивного авто. Глория водила быстро, но осторожно. Хелена чувствовала себя с ней намного увереннее. Хотя и сейчас ей приходилось бороться с тошнотой, причем дело усугублялось тем, что в машине пахло собакой и еще немного овцами.

Сначала дорога шла через горы, и Хелена обрадовалась, когда Джеймс настоял, чтобы они проехали мимо смотровой площадки.

– Отсюда переселенцы впервые видят Крайстчерч и Кентерберийскую равнину, – сказал он. – Сто лет назад город был, конечно, намного меньше…

Город Крайстчерч по новозелендским меркам считался довольно крупным, он стоял на берегу реки. Хелена, заметив множество красивых зданий из камня, предположила, что это постройки при церкви. Иначе зачем тогда называть город Крайстчерч? Джеймс подтвердил догадки девушки:

– Первыми переселенцами стали глубоко верующие англиканцы. Вскоре здесь возвели как англиканские, так и католические соборы. Ты сможешь туда сходить на службу, если верующая. Ты же ведь католичка, правда?

– Да, – Хелена кивнула, не вдаваясь в подробности.

– Этот город назван не в честь самого Христа, а в честь колледжа «Крайст Чёрч» в Оксфорде. Не знаю, кому в голову пришла такая мысль, но, наверное, этот человек очень любил свою alma mater, – Джеймс улыбнулся. – Здесь тоже сразу основали университет. Университетский городок – точная копия Оксфорда. Ты должна это увидеть собственными глазами. Прогулявшись по Крайстчерчу, можно и в Англию потом не ездить, так говорят. Другой достопримечательностью считается трамвай! Здесь это настоящая сенсация, а в Европе уже есть даже метро…

Так, болтая, он собрался отвести Хелену назад к машине, но девушка захотела еще немного постоять и насладиться видом города, раскинувшегося внизу. За ним – море зеленой травы, а дальше – заснеженные шапки гор. Небо затянуло тучами. Джеймс уверял: стояла бы ясная погода, вид был бы еще восхитительнее.

– А где-то там находится ваша ферма? – Хелена указала на равнины позади города.

Глория оживилась и закивала, хотя до этого без особого интереса слушала рассказ Джеймса о Крайстчерче.

– Вот уже около ста лет, – с гордостью промолвила женщина. – Она всегда была собственностью семьи, хотя в ее истории случались неожиданные повороты. В целом, это овцеводческое хозяйство, земля подходит лишь для серьезного занятия скотоводством. Для возделывания под сельскохозяйственные культуры здесь слишком мало дождей и почва не очень подходит. Тут сплошные кочкарники. Но когда разрушается луговая дернина, совсем тяжко. Поэтому там и выпасают овец, держат их в основном ради шерсти, однако у нас есть и мясная порода. Вот уже несколько десятков лет мы, кроме них, держим бычков. Дополнительно. Как раз сейчас, во время войны, на этом можно неплохо заработать – мясо экспортируется. Киуорд-стейшн славится своими колли, – Глория показала на Эйни. – Самые популярные сторожевые собаки в стране. Их появлению мы обязаны нашей бабушке Гвин из Уэльса. Люди до сих пор вспоминают Клео и Пятницу… Вы не хотите снова сесть в машину? Дорога еще долгая.

Казалось, Глории совсем не нравится бездельничать на обзорной площадке. Вместо этого она и преимущественно Джеймс всю последующую дорогу рассказывали гостье истории о легендарной Гвинейре Мак-Кензи, первый муж которой, Лукас-младший, стал известным художником…

– Этот талант передался его правнучке, – добавил Джеймс и указал на Глорию. – Моя мать отлично рисует. А я вот, к сожалению, совсем не умею.

– Если он на самом деле был моим прадедом… – возразила Глория. – Бабушка Гвин говорила когда-то, что Лукас – сводный брат деда Пола. Отец Лукаса так разозлился на своего сына как на продолжителя рода, что предпочел взять дело воспроизводства наследников в собственные руки…

– Ты имеешь в виду… что он и мисс Гвин?.. – удивленно спросил Джеймс. Об этом повороте семейной истории парень, очевидно, тоже слышал впервые.

– Изнасилование, – сообщила Глория.

От таких подробностей Хелене стало не по себе, но, с другой стороны, девушка почувствовала облегчение. Она была не единственной, кому пришлось мириться с подобным позором.

– Потом Лукас исчез, – продолжала Глория, – он погиб на западном побережье.

– А Гвинейра нашла свою настоящую любовь и вышла замуж! – поведал парень о счастливом конце. – Джеймс Мак-Кензи известен в Новой Зеландии как Робин Гуд. Он воровал скот. Это мой дед по отцовской линии. Меня назвали в его честь. Поэтому нечего удивляться, что я не такой любитель мирной и спокойной жизни, как отец.

Казалось, Джеймс снова хочет продолжить семейную ссору, но Глория Мак-Кензи не поддалась на провокацию. Она была миролюбива от природы.

– Расскажи немного о своей семье, Хелена, – предложила женщина гостье.

Девушка описала жизнь во Львове, рассказала о родителях и немного о Люцине. Глория, в отличие от своей кузины Лилиан, не заинтересовалась вопросом, могла ли шестнадцатилетняя девушка сама решать свою судьбу. Она просто приняла тот факт, что Люцине больше захотелось остаться в Персии. Конечно, мать Джеймса до конца не понимала, каких шансов лишилась Люцина из-за подмены документов Хеленой. Права, которые предоставлялись женщине в Новой Зеландии, были для Глории, Лилиан и Миранды чем-то обыденным и естественным.

Пока Хелена говорила, Глория повернула пикап в сторону бескрайних пастбищ. Дорога «Bridle Path» закончилась, и на много миль раскинулась Кентерберийская равнина. Целое море колышущейся на ветру травы, в котором изредка встречались рощицы деревьев, поросшие камышом русла ручьев или утесы, словно случайно забредшие на эту низменность. Ферм почти не было видно, лишь таблички с указателями. Джеймс объяснил: тут практически нет маленьких предприятий. Как правило, в стороне от этого пути располагались лишь богатые большие хозяйства. Туда вели частные, хорошо мощенные дороги.

Они добрались до Киуорд-стейшн уже во второй половине дня. Глория свернула на частную дорогу, проходившую сначала мимо маленького озера, а потом вокруг холма. А затем… У Хелены перехватило дыхание, когда она вдруг увидела дом. Усадьба Киуорд-стейшн ничем не напоминала ферму. Скорее, она походила на английское поместье, родовое гнездо лордов или баронов, как их описывают в английских романах. Поместья Мандерлей в романе «Ребекка» или Торнфилд-холл в «Джейн Эйр». Здание возвели из серого песчаника. Хелена заметила эркеры и большие окна, кое-где балконы. Подъезд был широкий, очевидно, запланированный для экипажей и конных повозок. Девушка увидела ротонду, возле которой можно было бы посадить много роз. Но семья Мак-Кензи, казалось, уделяла мало внимания внешнему виду этого павильона, и вокруг него буйно разрослись кусты рата.

– Ну, что скажешь? – усмехнулся Джеймс.

– Все такое… красивое… – выдавила из себя Хелена.

– Все такое вызывающе роскошное, – прокомментировала Глория. – Наш предок Джеральд Уорден любил выставлять богатство напоказ, чтобы сравняться с английской аристократией. Поэтому он и хотел, чтобы его сын связал свою судьбу с Гвинейрой. Она была из Силкхэмов… Это старый знатный род из Уэльса. Собственно, отец Гвинейры имел намерение выдать ее за какого-нибудь настоящего лорда, а не за новозеландского овечьего барона. И помолвка с Лукасом состоялась благодаря карточной игре блек-джек. Уорден и Силкхэм играли на заключение брака с Гвинейрой. Ее отец не воспринимал это всерьез, бабушка Гвин ведь могла бы и отказаться. Но она и не подумала этого делать. Переселение в Новую Зеландию было приключением всей ее жизни, а приключения она любила.

Глория рывком распахнула водительскую дверцу пикапа, которую немного заклинило. Джеймс сначала выпустил Эйни, а потом вылез сам и, придерживая дверцу, помог выбраться Хелене.

– Только не смотри на все так благоговейно, швейцара мы не держим, – подтрунивал он над девушкой. – Зато я сам с удовольствием поднесу тебе чемодан.

Хелена, нервничая, поднялась за Джеймсом по ступеням, после чего прошла через входной портик, за которым открывалась просторная гостиная. Изначально эту комнату делали напоказ, но теперь вид у нее был несколько неряшливый. Казалось, члены семьи Мак-Кензи сваливали здесь все покупки, а потом забывали, в каком месте дома их применить.

– Иногда мы превращаем гостиную в сарай, – извиняясь, заметила Глория Мак-Кензи и лениво повесила кожаную куртку на вешалку, где уже болтались друг на друге непромокаемый плащ и куртки.

Дальше эта комната напоминала кабинет. Вдоль стены стояли шкафы, заполненные папками. Печатная машинка делила письменный стол со счетами, записками, карандашами и банкой печенья.

– Раньше гостиная была тут, – объяснила Глория. – Бабушка Гвин потом переоборудовала ее. Кому нужен склад для визитных карточек? Мы используем эту комнату в качестве кабинета, она находится близко от главного входа. Это очень удобно, когда приезжают и платят поставщики. Здесь же мы выдаем зарплату. Официальная атмосфера также помогает, если нужно распечь какого-нибудь работника.

Глория Мак-Кензи виновато улыбнулась. Распекание работников, видимо, не было ее коньком.

Из кабинета они перешли в салон, уставленный массивной мебелью в староанглийском стиле. Все, несомненно, антикварное, довольно потертое. Отсюда широкая лестница вела на второй этаж, по бокам располагались двери в комнаты. Из одной можно было попасть в кухню, служившую столовой, и в другую – жилую.

– Раньше здесь была комната мужчин, – сказал Джеймс, проводя экскурсию для Хелены, пока Глория на минутку заглянула в кухню и о чем-то переговорила с прислугой. – Сейчас мы используем ее как жилую комнату, особенно зимой. Салон просто невозможно прогреть нормально.

Здесь тоже красовалась английская мебель: большой угловой диван и громадные кресла. Перед камином стояло кресло-качалка, рядом лежала собачья подстилка. Но собака разлеглась на диване и соскочила с виноватым видом только после того, как вошли Джеймс и Хелена.

– Среда! Постыдилась бы! – шутливо отругал ее Джеймс. Он не мог злиться на маленькую трехцветную колли и приветствовал ее почти так же, как и Эйни. – Она на сносях, – объяснил он Хелене. – Поэтому считает, что теперь ей все позволено…

Хелена тут же покраснела, а Джеймс смущенно добавил:

– Ну, это… хм… конечно, ей позволено… Я имею в виду, будущую мать можно… в общем, немного побаловать.

Хелена смущенно повертела обручальное кольцо, которое она добросовестно носила с тех пор, как они покинули Веллингтон.

– Давай теперь я покажу твою комнату, – быстро промолвил Джеймс и провел девушку вверх по лестнице.

Здесь из коридора двери вели как в одиночные, так и в многокомнатные спальни. Хелена потеряла дар речи, когда Джеймс распахнул дверь в выделенную ей комнату.

– Это… это же… – она попыталась улыбнуться. – Вот это… я точно называю баловством!

Большая, залитая солнцем комната была обставлена изящной светлой мебелью, на стенах – светло-желтые обои. На окнах висели темно-розовые шторы, разумеется, очень старые, но хорошо сохранившиеся. На кровати лежали желтые подушки и покрывало такого же цвета. На прикроватном столике кто-то оставил несколько книг – романы Бренды Болейн, однако был здесь также иллюстрированный фолиант об искусстве маори. Из спальни еще одна дверь вела в гардеробную со множеством зеркал, шкафами и проходом к маленькой, но элегантной ванной комнате.

Кроме того, имелся небольшой салон с эркером. С кресел возле чайного столика можно было любоваться видом сада, который больше напоминал заросшие джунгли, чем парк. Тут росли в основном местные растения. Между ними прочищали только дорожки. Они вели к стойлам и хозяйственным строениям.

– Что скажешь? Тебе нравится?

– Это великолепно! – ошеломленно прошептала Хелена. – Однако мне совсем не нужна… такая огромная комната…

Джеймс пожал плечами.

– Спальня принадлежала бабушке Гвин, – объяснил парень. – Это, кстати, она.

Он привлек внимание Хелены к портрету, висевшему на стене возле чайного столика. На нем была изображена очень красивая рыжеволосая женщина с лазурными глазами – Миранда и Лилиан, отметила девушка, похожи на нее как две капли воды, немного отличались лишь цвет глаз и тон волос. Миранда больше походила на мисс Гвин, чем Лилиан. Наверное, Гвинейра была примерно в том же возрасте, когда писали этот портрет. Она позировала в одном из кресел, сейчас стоявших в салоне, и ей явно не хватало терпения.

– Первый портрет нарисовал Лукас Уорден. А в основном она предпочитала фотографироваться. У нее было мало времени для позирования, в связи с чем это единственный портрет мисс Гвин, написанный маслом. Ей больше нравилось, когда рисуют лошадей или собак. С тех пор как бабушки Гвин не стало, семья использует эти комнаты для гостей, и, в некотором смысле, все… все считают, что это хорошо, ведь ее дух витает здесь.

Парень виновато улыбнулся девушке.

– Это хорошее объяснение, – быстро ответила Хелена.

– У моих родителей своя многокомнатная спальня, – продолжал Джеймс. – С видом на въезд. Изначально там проживал хозяин – Джеральд Уорден. Я жил в бывшей комнате Лукаса, а впрочем, дом стоит пустой. Здание громадное, Хелена. Вероятно, старик Уорден планировал его для семьи в десять человек. Так что не обращай внимания. Устраивайся поудобнее. В семь вечера подают ужин. Я могу зайти за тобой, чтобы ты не заплутала.

Хелена не опасалась этого: она отлично ориентировалась. Ее беспокоили другие вещи.

– Мне для этого нужно переодеваться? – озабоченно спросила гостья. – То есть… у вас ведь есть кухарка…

Дом производил впечатление дворянского родового гнезда, и Хелену не удивило бы, если бы жильцы спускались к ужину в вечерних платьях и смокингах.

Джеймс рассмеялся.

– Кухарке абсолютно все равно, во что ты оденешься, – ответил парень. – И моим родителям тоже. Мне очень жаль, что тебя так напугал дом. Мы совершенно нормальные люди. Конечно, у нас есть домашняя прислуга: кухарка и две горничных. Моя мать не смогла бы следить за таким громадным особняком, да она этого и не хочет. Мама управляет фермой, Хелена. Разумеется, вместе с отцом, но по всем документам Киуорд-стейшн принадлежит ей. Ее мать являлась официальной наследницей, однако совершенно не занималась хозяйством. В свое время она была всемирно знаменитой певицей, думаю, выступает даже сейчас. Кура-маро-тини Мартин, возможно, ты слышала о ней. Однако это было давно… Теперь она живет в Соединенных Штатах. Она всю жизнь хорошо зарабатывала, иначе наверняка бы продала Киуорд-стейшн. Для бабушки это был многолетний кошмар. Но, когда мои родители поженились, певица переписала ферму на Глорию. С тех пор мы больше ничего о бабушке не слышали, только читали иногда заметки в газетах о ее концертах. Думаю, она даже никак не отреагировала на мое рождение. Наверное, ей не нравилась мысль, что она уже бабушка. Она была необычайно красива. Стареть, конечно, не входило в ее планы.

Хелена хорошо понимала, как настрадалась в детстве Глория Мак-Кензи с такой матерью. Нелегко жить рядом с одаренным членом семьи. Хелена снова подумала о Люцине.

– Ну, так сказать, чувствуй себя как дома! – крикнул ей Джеймс и оставил девушку одну.

Хелена быстро разложила все свои вещи по шкафам. Потом она присела у окна в эркере, но смотрела не на сад, а на портрет молодой женщины на стене.

Гвинейра Уорден тоже забеременела после изнасилования. Было ли у нее такое же ощущение запятнанности? Обвиняла ли она в этом отчасти себя? И как вышло, что второй муж любил ее, несмотря на все случившееся?

 

Глава 7

Джеймс постучал в дверь Хелены ровно в семь часов. Парень выглядел взволнованным. Очевидно, он только что встречался с отцом и поссорился с ним.

– Мне просто не нужно было возвращаться домой, – ворчал молодой человек, сопровождая Хелену по лестнице. – Следовало поехать в Греймут и найти работу на горном предприятии. Тогда бы они увидели, что натворили!

Хелена никак не отреагировала на эту вспышку досады. Насколько она поняла Глорию Мак-Кензи, родителям Джеймса было в принципе все равно, где он проведет остаток времени до окончания войны: на западном побережье Северного острова или в Австралии. Главное, его никто не убьет.

– Но тогда юная леди здесь совсем заскучала бы, – промолвила девушка и указала на Эйни, что следовала за Джеймсом по пятам и просто заглядывала ему в глаза.

На перекошенном лице парня заиграла улыбка.

– Тут ты права, – заметил он, и Хелена сразу же успокоилась.

Сердитые слова Джеймса сначала смутили ее. Такая быстрая смена эмоций подтвердила прежние догадки девушки: Джеймс Мак-Кензи мог мгновенно вспылить, но был отходчив. Родители обидели его, однако наверняка он скоро помирится с ними.

Джек и Глория Мак-Кензи уже заняли свои места за столом, когда молодые люди спустились. Отец Джеймса еще раз из вежливости встал, приветствуя гостью. Хелене он показался вполне симпатичным. Это был высокий спокойный стройный мужчина с темно-рыжими курчавыми волосами и каре-зелеными глазами. Цвет лица у него был заметно темнее, чем у сына. Лицо, немного угловатое, испещрили морщинки, большинство из которых казались мимическими. Но Хелена уже знала: этот человек пережил тяжелые времена. Джек Мак-Кензи оставлял впечатление добродушного и спокойного хозяина. Он предложил Хелене присесть за стол рядом с Джеймсом и, пока подавали еду, старался вести любезную беседу. Блюда выносила молодая девушка в темном платье и фартуке, но без чепчика на длинных черных волосах. Вероятно, у нее в роду были маори, однако Хелена не питала в этом уверенности, впрочем, как и в том, имела ли девушка белокожих предков.

– Спасибо, Анна, – сказала Глория, когда служанка поставила суп.

«Это совсем не маорийское имя», – подумала Хелена.

– Значит, вы прибыли из Польши, Хелена? – поинтересовался Джек Мак-Кензи. – Откуда же конкретно?

Она опустила ложку. Разумеется, хозяин дома старался казаться милым, но девушке все еще было трудно рассказывать о своем утраченном доме во Львове.

– Из Львова, – наконец промолвила она. – Это название, наверное, немного трудно произносить, можно говорить просто: Лемберг. Знаете, у города было немало разных имен, потому что там есть много национальностей. В основном, все жили мирно.

Хелена с трудом заставила себя проглотить ложку супа с бататом. На вкус он был великолепен, однако воспоминания оставляли горький привкус.

– Львов находится в Восточной Польше, – объясняла она дальше. – Там всегда было намешано много разного народа: белорусы, украинцы, евреи, поляки… Теперь, наверное, еще и русские, после… после нашей депортации… – Хелена потерла лоб. Как только она думала об этом, аппетит тут же пропадал.

И Мак-Кензи не хотел обременять ее лишними расспросами.

– Львов – очень старинный город, – спасала себя девушка, не желая распространяться об ужасных подробностях, и продолжила рассказ о культуре и архитектуре: – Там очень много разных церквей, музеев, театров. Знаменитая опера. Мои… мои родители иногда водили нас туда, если мы обещали сидеть тихо во время представления… – Хелена нервно рассмеялась.

– У тебя большая семья? – спросила Глория.

– Много теток и дядьев, – тихо ответила она, – двоюродных братьев и сестер. Но жили мы только вчетвером: отец, мать, сестра и я. У нас… у нас был красивый дом в центре города. Отец рядом устроил практические занятия, ученики приходили прямо к маме домой. Мы с Люциной, в общем-то, никогда не были… одни.

Голос Хелены сорвался, и она ничего не смогла с этим поделать. Теперь и Глория Мак-Кензи заметила, что их любопытство по поводу родного города гостьи совсем не радовало девушку.

– Если не хочешь, можешь не рассказывать об этом, – с пониманием промолвила хозяйка и позвала Анну, чтобы та убрала тарелки из-под супа. – Иногда от воспоминаний щемит в груди, даже если они хорошие… Как там дела у Биллеров, Джеймс? Миранда наконец определилась, что будет изучать? А Гал все так же увлекается горным делом?

Джеймс пока не проронил ни слова и молчал в течение всего ужина. Он добросовестно, хотя и односложно, давал ответы на выстраданные вопросы Глории о родственниках, живущих на Северном острове. Парень, собственно, мог бы и заметить, что все это были одни лишь попытки прервать напряженное молчание. Лилиан в последние дни и так много говорила по телефону с кузиной. Поэтому Глория хорошо знала, как идут дела у Лилиан, Миранды и Бена на Северном острове, а также у Галахада в Греймуте.

В конце концов Джек решил перевести разговор на совершенно безобидную тему.

– В последние дни уже приятно похолодало, – прокомментировал он погоду. – Осень на Южный остров приходит раньше…

Но попытка была провальной. Джеймс использовал любой шанс, чтобы направить беседу в русло военной темы.

– Если ты это называешь холодом, спроси у Хелены про Сибирь!

Девушка смущенно опустила глаза. Она как раз не считала, что на Кентерберийской равнине холодно.

– Вас там интернировали, да? – по-дружески спросил Джек. – Это был трудовой лагерь?

Хелена кивнула.

– Работа на шахтах, – коротко ответила она. Девушка неохотно рассказывала о своей жизни во Львове, но еще больнее давались ей воспоминания о годах, проведенных в Воркуте. – А нас, девушек, часто отправляли в лес. Рубить сучья сваленных стволов. Это была не такая уж… тяжелая работа…

– Мне кажется, для подростка она очень трудна, – пораженно заметил Джек. – К тому же в снегу и на холоде. Ваши родители погибли там?

Хелена снова кивнула. Об этом она уж точно не желала говорить. Но Джеймс хотел припереть отца к стенке и сделал это.

– Вот видишь, что случится, если не победить Гитлера! – торжествовал он. – С этими парнями нужно покончить. И важен каждый человек! Каждый мужчина, способный держать в руках оружие!

Такая речь звучала очень патетично. На угловатом лице Джека Мак-Кензи промелькнула усмешка.

– Но это все делал Сталин, ведь по его приказу вас депортировали, правда, мисс Хелена? – спросил хозяин подчеркнуто дружелюбно. – Если я правильно понимаю, Гитлер ввязался в войну, нарушив пакт о ненападении, подписанный с Россией. Сталин сразу нашел союзников, и сейчас его войска сражаются на той же стороне, что и королевские ВВС…

Джеймс покраснел.

– Что, конечно, может быстро измениться, – спокойно продолжал Джек. – Немцы на данный момент почти разбиты, поэтому мы сразу же могли бы продолжить искоренение зла на земле, например, разбомбить Москву. Совершенно иные воздушные маршруты, Джеймс. Тебе наверняка понравилось бы…

Джеймс хотел вскочить, но тут в спор вовремя вмешалась Глория. Она решительно сменила тему:

– Джеймс сейчас полетит на своем Пиппе в горы и поможет согнать овец. Я решила их забрать с нагорья пораньше, Джек. Все прогнозы погоды говорят о том, что будет ранняя и холодная зима. Я думаю, мы закончим собирать скот самое позднее через четыре-пять недель. Ждать дольше рискованно. А завтра, Джеймс, ты покажешь Хелене ферму. Лилиан рассказывала, тебе понравились конные прогулки. Меня это радует, Хелена. Мы подыщем для тебя смирную лошадь…

Хелена поджала губы. Она не считала, что ей стоит все это принимать как должное.

– Я… я хотела бы не только ездить верхом… читать… и отдыхать. Конечно, я очень рада, что у меня красивая комната, миссис Мак-Кензи… – тихо промолвила девушка, – но я хотела быть чем-нибудь полезной. Если бы вы могли поручить мне какую-нибудь работу…

Глория улыбнулась.

– Ну, что-нибудь всегда найдется, – объяснила женщина. – Сначала ты немного осмотрись, ты же еще ни разу не бывала на ферме. Без работы здесь никто никогда не сидит, ее здесь слишком много!

И это было именно так. Ночью Хелена спала беспокойно, несмотря на усталость. В детстве, во Львове, у нее не было своей комнаты, и сейчас ей не хватало посторонних шумов. Когда на следующее утро девушка проснулась и вышла из дома, то быстро поняла, что работа на ферме не оставляла Глории Мак-Кензи совершенно никакого времени для ведения домашнего хозяйства. Овец во дворе и на лугах вокруг виднелось мало, большинство паслись по нагорью. Но и с бычками работы хватало. Их нужно было напоить и накормить. Много времени уходило на чистку стойл. Когда Джеймс и Хелена отправились осматривать подворье, Джек Мак-Кензи сидел уже на тракторе, а Глория занималась овцами. Большие загоны, где летом откармливались животные, освобождались для скота, который предназначался для разведения и пасся в горах. Хелена завороженно наблюдала, как собака помогала в этом Глории. Женщина отдавала колли короткие команды. Джеймс свистнул, и Эйни пришла на помощь хозяину, покусывая отбившихся баранов за ноги.

– Вы можете отвести лошадей на домашнее пастбище, – крикнула Глория Джеймсу и Хелене. – Питеру и Араме нужно вычистить хлев. Поезжайте верхом и заберите с собой овец до кольца каменных воинов…

Хелена радовалась хоть каким-то поручениям матери Джеймса, но не думала, что сможет чем-то серьезно помочь, выгоняя овец. Ей так и не пришлось что-то делать.

Джеймс и его Эйни вместе с еще одной собакой по кличке Среда справились с заданием сами. Хелене снова досталась старая спокойная лошадь, труси́вшая за крепким мерином Джеймса. Ею даже можно было особо не править. Девушка наслаждалась спокойной ездой. Джеймс следовал за собаками, гнавшими стадо овец. Хелена спрашивала себя, каким обрзом они находят дорогу. Здесь не было узких извилистых троп, как в Ловер-Хатте, – одни бесконечные пастбища. Неужели Джеймс ориентировался по солнцу?

– Ах, просто повсюду есть дорожные указатели, – рассмеялся парень, когда Хелена задала ему этот вопрос. – Вон, рощица, например, это южные буки, которые здесь часто встречаются. То тут, то там виднеются скалы. Вон те мы называем «кольцом каменных воинов».

Он указал на виднеющееся прямо перед ними необычное скопление утесов. Овцы в этой местности могли пастись свободно.

– Их там кто-то специально поставил? – спросила Хелена. Громадные валуны образовывали круг, словно гномы, окаменевшие в танце.

– Нет, – покачал головой Джеймс, – они стоят тут уже тысячи лет. – Парень спрыгнул с лошади и помог спутнице слезть со своего жеребца. – Такое название придумала бабушка Гвин. Маори именуют это место иначе. Для них это священная земля. Они молятся своим богам и духам в камнях и реках…

– И это их кладбище? – поинтересовалась девушка. В ротонде между валунов она увидела надгробные камни.

– Нет. – Парень провел лошадь между валунами к могилам. – Оно, скорее, наше. Тут покоятся Джеймс и Гвинейра Мак-Кензи. Маори разрешили бабушке Гвин похоронить здесь ее мужа. Он всегда был им добрым другом, говорил на их языке, что тогда считалось редкостью… Погребение – весьма деликатная штука. Конечно, на Киуорд-стейшн есть семейное кладбище, но бабушка Гвин не желала хоронить мужа рядом с Джеральдом Уорденом, и сама она хотела лежать возле Джеймса. Вот почему мои родители, когда она умерла, попросили на это разрешение. На сей раз получить его было проще. Мисс Гвин пережила Тонгу, а Коуа хотел только денег…

Хелена спрашивала себя, кто такие Тонга и Коуа, однако позабыла об этом, стоило ей подойти к могилам. Она странным образом ощущала близость с похороненной здесь женщиной и немного с мужчиной, могила которого находилась рядом. Маори оказались правы: это место действительно было магическим. Хелену еще никогда в жизни так не брал за душу вид могил. Даже когда хоронили родителей, девушка чувствовала лишь печаль и пустоту. А здесь ощущалось присутствие высшей силы или просто доброго духа.

– Овцы ничего не поломают тут? – спросила Хелена, озабоченно глядя на животных, которые разбрелись рядом с кругом камней и мирно пощипывали травку. – То есть… я хочу сказать, что они могут опрокинуть надгробные камни, если станут здесь пастись…

– Тут с овцами происходит странная штука, – промолвил Джеймс и присел на траву. – Бабушка Гвин много лет не выпасала здесь скот, потому что местные вожди маори были против. Тонга строго придерживался традиций и говорил: кольцо каменных воинов – это тапу. На самом деле он лишь хотел проявить власть. Бабушка Гвин и Тонга ссорились всю жизнь из-за того, кто должен распоряжаться этой землей. Спор уладили только мои родители. У моей матери – маорийские предки, она долгое время жила возле нгаи таху и знакома с их обычаями. Она смогла доказать Тонга, что половина святилищ на Киуорд-стейшн на самом деле не тапу. С тех пор на этой земле снова можно пасти скот. Однако траву внутри каменного круга животные сами почему-то не трогают. Не знаю, с чем это связано. По утверждению Моаны, они ощущают там нечто духовное, но я этого понять не могу. Может, просто место такое. На каждом пастбище есть подобные. На них трава почему-то животным не нравится.

– Кто эта Моана? – поинтересовалась Хелена, когда Джеймс придержал лошадь, чтобы девушка могла сесть в седло.

Наверное, влезать на жеребца будет проще, если носить бриджи, как у Глории. Но Хелена до войны никогда еще не видела женщин в брюках, а в Персии и в Индии тем более. В маленьком городке Паиячуа таких женщин тоже не было. Только в Веллингтоне девушка заметила несколько светских дам, носивших элегантные широкие брюки.

– Просто подруга, – уклончиво ответил Джеймс. – Дочь Коуа.

– А кто такой Коуа? – снова спросила Хелена.

– Нынешний вождь, – объяснил парень. – Это арики нашего местного племени маори. Хапу нгаи таху.

Хелена кивнула. Она все поняла: в конце концов, девушка целыми днями слушала истории Бена Биллера. Нгаи таху – племя, к которому относились почти все маори на Южном острове. На Северном же было много племен. В основном их представители жили на одной территории, очень большие племена разделялись на несколько тапу. Изначально у каждого тапу была собственная мараэ. Сейчас многие люди одного племени живут за пределами своих исконных территорий.

– Здесь есть какая-то мараэ неподалеку? – спросила Хелена, решив блеснуть полученными знаниями.

Джеймс кивнул и свистом подозвал собак. Настало время возвращаться домой.

– Да, в непосредственной близости, – ответил он. – Раньше нгаи таху жили прямо на территории Киуорд-стейшн, у маленького озера, сбоку от подъездной дороги. Потом они переселились на собственную землю. Маори живут на бывшей ферме О’Кифи, граничащей с Киуорд-стейшн. И оттуда их никто не может прогнать, неважно, сколько требований выпишут в Халдоне…

– Почему все не хотят, чтобы они жили здесь? – испуганно спросила Хелена. Она вспомнила маори из Палмерстона. – То есть… они ведь никому не мешают.

– Так это воспринимают, – пожал плечами Джеймс. – Многие люди из деревни злы на них. А мы ладим с ними вполне хорошо, если не принимать во внимание ссоры с Тонга. Есть ведь еще родственные связи. Моя прабабка по материнской линии – из этого племени, кроме Кура-маро-тини, у нее были другие дети. То есть у Глории есть еще дядья и тетки в мараэ, а у меня двоюродных и троюродных братьев и сестер столько, что и сосчитать не могу. У моего отца всегда были друзья в племени, и поговаривают, моя мама едва не вышла замуж за Вирему – старшего брата Коуа… Я мог бы тебе еще столько историй рассказать, но сейчас мы отправимся верхом к ангару, и я покажу тебе Пиппу!

По правде говоря, Хелену очень увлекли семейные истории Мак-Кензи. Они были намного интереснее, чем ярко-желтая одномоторная летающая машина, ожидавшая своего пилота в гараже из гофрированного металла. Джеймс восторженно описал все функции и готов был немедля совершить с девушкой обзорный полет.

Наступило время возвращаться на ферму. Джек и Глория ожидали от Джеймса помощи: нужно было накормить животных. Парень оказался очень совестливым. Хелена тоже старалась ему помогать, хоть мышцы у нее побаливали после долгой езды. Девушке сразу понравилось подкладывать сено в кормушки и для подстилки лошадям, такая работа радовала ее: животные ржали в нетерпении и били копытом о землю, когда замечали Хелену с ведром овса.

– Они на самом деле понимают людей! – в восхищении рассказывала она за ужином.

Беседа шла заметно непринужденнее, чем вчера вечером. Даже Джеймс перестал молчать и отвечал на вопросы, касающиеся овец и фермы. И наконец темой разговоров опять стали маори.

– А где, собственно, Моана? – поинтересовался Джеймс у матери, лакомясь бататом и бараниной. – Обычно она приходила к нам после обеда почти каждый день.

– В Данидине, – ответила Глория. – На учительском семинаре. Ты же знаешь, она устроилась на работу. Вскоре после того, как ты уехал, ей пришел положительный ответ. Я не имею представления, были у нее каникулы между семестрами или нет. Может, она осталась с семьей Вирему…

– Но… – Хелена вспомнила историю Бена Биллера по поводу одного из романов Лилиан, главной темой которого стала жизнь дочери вождя. – Разве не ты говорил, что Моана – дочь арики? – обратилась девушка к Джеймсу. – Как же она могла уехать? Я думала… Собственно, профессор Биллер считает, что дочери вождей для племен вроде жриц. Что они имеют большое… эм… спиритуалистическое значение. – Хелена запнулась на новом для нее слове.

Присутствующие за столом рассмеялись.

– Бен живет немного в другом мире, – пояснил Джек. – В царившем примерно лет сто назад. Тогда семьи вождей подчинялись строжайшему табу, существовало много вещей, которые они обязаны были делать, другими словами, что им предписывалось… Бен может говорить на данную тему часами, и это очень интересно. Нгаи таху уже не так сильно придерживались традиций, когда основали Киуорд-стейшн. Они относились к переселенцам из Европы более терпимо, чем племена на Северном острове. С одной стороны, потому что вскоре чужаков стало больше, чем их, а с другой – они просто считали это выгодным. Культура, которую они привезли с собой из Полинезии, не выручала их во многих жизненных ситуациях в Новой Зеландии, особенно на Южном острове. Люди замерзали в традиционной одежде, у них практически не было домашних животных, племена жили только охотой и немного земледелием, потому что традиционные овощи здесь росли плохо, за исключением кумары. А потом пришли белые люди и привезли с собой овец и крупный рогатый скот, у чужаков была теплая одежда, одеяла, вещи домашнего обихода, различные семена… Нгаи таху сразу стали вести с ними торговлю. Маори, конечно, часто подвергались обману, очень многие дельцы выменяли тысячи гектаров земли на несколько одеял и предметы быта…

– Не говори так плохо о наших предках! – вмешалась Глория. – Джеральд Уорден тоже был из таких «дельцов», – объяснила она Хелене.

– Но он не из моих предков, – заметил Джек и усмехнулся. – Это только твои предки, любимая.

Глория улыбнулась в ответ.

– Бабушка Гвин позже выплатила племени компенсацию, – продолжала хозяйка. – Однако Джек все-таки прав: вождей, проводивших кровавые ритуалы и отправлявших воинов племени на битвы при помощи девственных дочерей, больше не существует. Я думаю, у нгаи таху уже давно нет ни времени, ни энергии на эту ерунду: у них достаточно забот, связанных с поиском средств пропитания. В определенном смысле Моана все же пытается поддержать духовное начало своего народа. Она придерживается традиции арики тапаиру… И в обязанности тохунга входит также учеба.

– В европейских королевских домах принцессы сейчас даже машины сами ремонтируют… – добавил Джек, имея в виду занятия наследницы британского престола, обусловленные военным временем. – Почему бы и нашим дочерям вождей не пойти учиться?

Хелена, как и Глория, заметила, что Джек тем самым намекал на военную тему, но Джеймс и не попытался воспользоваться шансом, чтобы затеять новый внутрисемейный спор. Мать Джеймса подмигнула девушке, когда та попрощалась и пошла наверх спать.

– Доброй ночи, Хелена. Очень хорошо, что ты сейчас с нами!