Глава 1

— У вас здесь бегает так много девочек, мистер Фортнэм, и все они производят впечатление очень воспитанных. Не могли бы вы уступить мне одну из них в качестве служанки?

Леди Холлистер усиленно махала веером, пытаясь охладиться. По ямайским меркам на новой террасе Дуга Фортнэма было приятно и свежо, однако несколько полноватая леди разогрелась во время танца. Дуг не жалел усилий и средств. После того как наконец заставил себя спроектировать и возвести новый дом, он устроил бал по случаю новоселья. Праздник был великолепным, и специально нанятый для этого учитель танцев поддерживал гостей в движении. Для леди Холлистер это было немного слишком. Дуг заботливо провел тяжело дышащую даму назад, к столику ее супруга, и кивнул одной из служанок, чтобы ей подали жулеп.

— Если я смогу уговорить одну из девочек... — добродушно ответил на ее вопрос Дуг. — Вы, конечно, правы, у меня слишком много домашних рабов.

Причем Адвеа великолепно держит их всех в кулаке, даже детей из Африки.

— Вы используете африканский импорт в качестве домашних рабов? — удивленно спросил лорд Холлистер, в то время как его жена напряженно морщила лоб, размышляя о планах Дуга. — Но тут гораздо больше оправдывают себя рабы... э... второго поколения.

Дуг подавил ухмылку, вспомнив о своеобразном методе производства послушных слуг, который использовал лорд Холлистер. Ни одна из домашних рабынь не была защищена от посягательств любвеобильного плантатора.

Дуглас Фортнэм пожал плечами.

— А что же делать? У меня много очень молодых чернокожих. Я не могу сразу всех послать на плантации. Таким образом, молодые парни идут на обучение к ремесленникам — у меня много хороших столяров, как видите. — Он указал на перила вокруг террасы своего нового дома, на деревянный садовый павильон и на украшенные искусной резьбой башенки и балконы. — И прекрасных мастеров по изготовлению спиртных напитков.

Дуг взял свой бокал и кивнул соседям.

— Да, но девочкам за пределами дома делать нечего, они все работают у Адвеа на кухне и в доме.

— Вы действительно должны пару из них продать, — с завистью сказала леди. — Тут они только мешают друг другу, в то время как ваши соседи заламывают руки в поисках хороших домашних слуг.

Губы Дуга сжались в узкую жесткую полоску.

— Каскарилла Гардене не продает рабов, — сухо сказал он. — Люди здесь живут семьями. Я дал им слово, что не буду их разлучать.

Лорд Холлистер рассмеялся, а Кристофер Кинсли, который только что занял место за столом и вряд ли дышал намного свободнее, чем леди Холлистер, тут же взял слово.

— Поэтому у вас так много черных дармоедов, которые не приносят никакой прибыли! — насмешливо сказал он. — Торговцы рабами всегда рады видеть вас. Говорят, Дуг Фортнэм выкупает у них никому не нужные остатки!

Дуг провел пальцами по лбу. Он не хотел ссориться с соседями и, конечно же, знал, что в Кингстоне над ним посмеиваются. При этом он в последнее время вообще не покупал рабов и старался держаться подальше от рынков — его ничто не влекло к торговцам людьми. Когда после нападения маронов он все-таки вынужден был купить новых рабов, его постоянно мучили сомнения — как сделать так, чтобы не разделять мужей и жен, матерей и детей. Он купил целую семью и трех-четырех матерей вместе с их сыновьями и дочерьми. Он не жалел об этом, и не напрасно: эти люди стали самыми старательными его работниками. Они были благодарны ему и не строили никаких планов побега.

В своих глазах Дуг не совершил никакой убыточной сделки. Каскарилла Гардене через пять лет после нападения маронов имела одного-единственного надсмотрщика. Сэкономленная Дугом плата, обычно выделяемая надзирателям, уже перевешивала цену пары детей в десять раз. Попытку довести такие расчеты до Холлистера и Кинсли он уже давно оставил. Они, как и раньше, делали главную ставку на удары плетью и строгую дисциплину.

— Ну, как видите, эти остатки из торговых лавок великолепно оправдали себя, — чтобы утереть им носы, произнес Дуг и взял новый бокал с подноса, который в великолепной манере подала ему служанка, сделавшая книксен. — Это, например, Алима.

Девочка, как подобает, опустила глаза. Алима была робкой: ее родители принадлежали к мусульманской вере и очень следили за тем, чтобы она ни с кем не кокетничала, как некоторые девочки ее возраста.

— Алиме сейчас около шестнадцати, она попала сюда из Африки в возрасте десяти или одиннадцати лет. Адвеа говорит, что она умелая и старательная. Должность служанки в доме ей, наверное, понравится. Или нет, Алима?

Девушка подняла взгляд и посмотрела на него. В ней проснулось любопытство. Дуг улыбнулся ей. У Алимы было тонко очерченное лицо с высокими скулами и круглыми, темно-коричневыми, как орех, глазами, которые все еще совершенно невинно смотрели на мир вокруг. К своему форменному платью служанки, украшенному кружевами, — Дуг действительно старался устроить праздник по высшему разряду, — она надела голубой, как небо, тюрбан, под которым спрятала короткие курчавые волосы.

— Я люблю красивые вещи, баккра Дуг, — сказала служанка кротким голосом. Она говорила по-английски с певучим африканским акцентом. — Люблю полировать новую мебель!

Алима с восхищением и любовью окинула взглядом изящные, тонко обработанные кресла, столы и комоды, которые Дуг заказал для этого дома в Англии. Большую часть из них выбрали для него леди Холлистер и ее племянница: сам Дуг абсолютно не интересовался элегантной обстановкой, он с удовольствием обошелся бы простыми столами и стульями из его собственной столярной мастерской. Но он старался не слишком выделяться. Уже и без того было достаточно расхождений во мнениях между ним и другими плантаторами, а в данном случае ему не нужно было делать все по-другому — ведь это всего лишь обстановка дома. Однако все это означало, что в будущем ему придется искать себе жену.

Дугу стало нехорошо от одной только этой мысли. Он потерял Нору несколько лет назад, но до сих пор каждый день просыпался, думая о ней, и каждую ночь ему нужен был ром, чтобы не подпустить ее дух близко к себе, чтобы снова и снова не плакать по ней. Часто Дуглас думал о том, что лучше бы он умер вместе с ней, вместо того чтобы жить дальше без нее, но, с другой стороны... Ей однозначно понравились бы изменения в Каскарилла Гардене. Никто не знал об этом, но все здесь — и дом, и поселение рабов, и новые обычаи в обхождении с ними, и забота Дуга об их детях — было памятником Норе Фортнэм. Дуг даже построил хижину у моря — собственными руками, из дерева и пальмовых листьев. Когда на него нападала тоска, он садился на Аврору, ехал на побережье, привязывал лошадь Норы на их заветном месте и ходил по пляжу, по которому ходила Она, плавал там, где плавала Она, и предавался своей печали в хижине, о которой Она мечтала. Он спрашивал себя, не смеется ли дух Саймона Гринборо над этим... Может быть, Дуг построил памятник ему, а не своей любимой. Однако здесь он просто чувствовал себя ближе к ней, чем возле могилы на семейном кладбище Фортнэмов, где были похоронены ужасные останки погибших в ту ночь.

— Может быть, тебе понравится приводить в порядок красивую одежду?

Дуг снова обратился к Алиме.

Ему нельзя позволять себе предаваться горестным мыслям. Нынче его праздник, его соседи и партнеры по торговле должны знать, что плантация Фортнэма снова стала тем, чем была всегда, — крепким предприятием с хозяином, который знает, что делает. Пусть даже он что-то делает не так, как остальные.

Алима просияла.

— С удовольствием, баккра! — взволнованно воскликнула она.

Дуг кивнул ей.

— Тогда нам придется поговорить об этом, — сказал он и отпустил девушку, после того как она подала поднос также Кинсли и Холлистеру. Последний как-то странно посмотрел на нее. Дугу его взгляд не понравился. Может быть, идея послать Алиму в услужение к нему в дом была не очень хорошей. — Вы слышали это, леди Холлистер? — тем не менее, спокойно сказал он. — Девушка вроде бы согласна. Но я, конечно, должен буду еще поговорить с ее родителями.

— Нам в первую очередь надо поговорить о ее цене, — заявил лорд Холлистер. — Мы не хотим никаких подарков, это милое дитя не может быть дешевым.

Дуг снова плотно сжал губы.

— Я уже сказал, что здесь никто никого не выставляет на продажу, — заявил он. Затем Фортнэм посмотрел на жену Холлистера.

— Если я пришлю к вам Алиму, миледи, то только взаймы. Я отдам ее в ваше распоряжение на пару лет, а вы по истечении срока вернете мне прекрасно обученную горничную.

Кристофер Кинсли похотливо ухмыльнулся.

— И что вы хотите потом делать с этой комнатной кошечкой? Вы что, сами не в состоянии надеть панталоны? Или снять их?

Мужчины громогласно расхохотались.

Дуг постарался не выдать поднимающуюся в нем ярость.

— Я предпочитаю бриджи, — заметил он, в то время как на лице леди Холлистер появилась всезнающая улыбка.

— Самому мистеру Фортнэму, вероятно, эта девочка не нужна, — сказала она, и ее голос звучал словно мурлыканье. — Но когда-нибудь у него появится миссис Фортнэм...

Дуг постарался улыбнуться ей.

— Именно об этом я и думал, — сказал он. — И поскольку мы сейчас затронули такую волнующую тему — где же пропадает ваша прекрасная племянница, леди Холлистер? Мне кажется, она не подарила мне сегодня ни единого танца. Неужели она находит нашего очаровательного танцмейстера более привлекательным, чем я?

На пухлом лице леди Холлистер появилась довольная улыбка.

— Ну, тогда вам нужно отправляться на ее поиски, — промурлыкала она. — Не дай Бог, кто-то опередит вас.

Дуг, прекрасно знавший, что никто не будет стоять в очереди, чтобы поухаживать за Люсиль Хорнби, — девушка была не только глупой и толстой, но к тому же происходила из неимущей семьи лондонских чиновников, — поднялся с видом человека, обязанного исполнить свой долг.

— Вы все слышали, господа, и, конечно, извините меня.

Дуг поправлял свой светло-голубой элегантный камзол и манжеты с кружевами, пересекая просторный бальный зал. Он был достаточно велик для таких званых вечеров, как этот, однако не казался переполненным, а скорее производил впечатление наполненной светом террасы.

Нора полюбила бы этот зал... Дуг взял себя в руки. Он должен был, наконец, перестать беспрерывно думать о ней. Хотя бы потому, что ему пора было увидеть в дочерях и племянницах соседей-плантаторов нечто иное, нежели бесконечный ряд пустых, жеманно хихикающих девок в белых платьях, которые не говорили ни о чем, кроме жары и тяжелой жизни в колонии. Может быть, он все же задержался бы возле Люсиль Хорнби.

Дуг выпрямился и пригласил первую же стоявшую близко к нему девушку на танец. Ему просто нужно было забыть Нору.

Алима немножко поплакала, когда Дуг предложил ей в ближайшие годы поработать служанкой у леди Холлистер. Однако больше всего плакала мать Алимы Хадиджа, которая не могла себе представить, как разлучится со своей дочерью. Отец, крепкий приземистый африканец по имени Маалик, воспринял все спокойнее.

— Когда выходить замуж, тоже прочь, — объяснил он, — а здесь нет мужа для нее. Холлистер жить Кингстон, Кингстон больше мусульман.

Дуг видел, что у него будут осложнения. Если какой-то молодой человек проявит интерес к Алиме, придется покупать и его. Он не думал, что в хозяйстве Холлистеров найдется кто-то из собратьев Маалика по вере. Домашние рабы в Кингстоне большей частью были кем угодно, только не африканскими арабами, а с полевыми рабами на плантации Холлистеров Алима вряд ли будет общаться. Уже не говоря о том, что проповедник Стивенс посещал Холлистеров так же часто, как и Фортнэмов, причем там богослужение было обязательным. Если у Холлистеров какой-то раб и сохранял свою старую, обычно даже в Африке редкую веру, то ему приходилось делать это тайно. Стивенс считал ислам порождением дьявола. Дуг уже когда-то коротко и очень осторожно поговорил со священником об этом — и был незамедлительно наказан за это многочасовой проповедью. И хотя Дуглас так и не понял, во что же, собственно, верили Маалик и его семья, теперь он вполне мог представить себе священника в качестве проповедника ненависти в каком-нибудь крестовом походе.

— Алима ни в коем случае не уходит навсегда, — успокоил Дуг плачущую мать. — Когда Холлистеры будут жить на плантации или приезжать сюда, ко мне в гости, то леди, разумеется, будет брать служанку с собой, а вы сможете посещать Алиму в Кингстоне по воскресеньям. Впрочем, я не думаю, что леди Холлистер даст ей выходной на целый день, а туда путь не близкий — вы сможете проводить с ней только час-другой, но, со своей стороны, я не возражаю. Я буду давать вам пропуск, если хотите, каждое воскресенье.

— А ее там не продадут?

Это вмешался Квадво. Он, как и раньше, выполнял обязанности буша, и Дуг обычно звал его, если нужно было посоветоваться о чем-то важном. Зачастую старому колдуну-обеа было легче объяснить что-то новым рабам из Африки. В конце концов, они не умели толком общаться даже на скудном английском рабов, и Дуг зачастую не знал, понимают ли они, когда им объясняют что-то сложное. Квадво мог лучше понять их образ мышления.

Дуг покачал головой.

— Нет, Алиму не продадут. Она остается моей собственностью, и когда-нибудь мы заберем ее назад. Если... когда я... — Он замолчал.

Квадво с пониманием посмотрел на него. В его глазах светилось сочувствие. Он-то знал, что было между его хозяином и Норой.

— Вы не должны были строить дом для ее дуппи, — сказал он с отсутствующим взглядом как бы мимоходом. — Так он никогда отсюда не уйдет...

Квадво с превеликим скептицизмом наблюдал за тем, как Дуг строил хижину на берегу океана. С тех пор, как запрет на проведение церемоний обеа в Каскарилла Гардене был снят, вокруг дома Квадво появились маленькие строения, которые должны были приглашать духов жить там. Дугу они напоминали собачьи будки, но он ничего не говорил по этому поводу.

— Может быть, я не хочу, чтобы он совсем ушел, Квадво, — пробормотал он. — Но давай оставим это, сейчас мы говорим об Алиме. Я настоятельно объясню леди Холлистер, что девушка не является ее собственностью, и потребую, чтобы с ней обращались хорошо, и чтобы ее честь была в неприкосновенности.

Последнее обещание Дуга прозвучало почти угрожающе. Это ему придется объяснить, прежде всего, супругу леди Холлистер.

— Для всеобщего спокойствия было бы хорошо, если бы она присутствовала на богослужениях священника, но можно будет найти отговорки, если она не сможет принудить себя к этому. Молиться леди ей не запретит, если это не будет происходить в рабочее время. Ну, это вы и сами знаете.

В Каскарилла Гардене мусульмане должны были совершать свои молебны после работы.

— Итак, как ты, Алима? У тебя есть желание поработать у леди Холлистер?

Алима снова опустила глаза.

— Если мама не очень печальная, а папа не злой, тогда с удовольствием. Я любить красивую одежду, леди Холлистер очень красивая женщина. И мисси Хорнби — такая красивая леди...

«По последнему пункту, — подумал Дуг без всякого почтения, — мнения могут не совпадать, однако если Алиме нравится ее новая хозяйка, то тем лучше».

И действительно, эта сделка поначалу была вполне приятной для всех участников. Дуг привез девушку в Кингстон и обсудил с леди Холлистер все самое важное. Лорда, к сожалению, в это время не было дома, однако Дуглас достаточно четко объяснил свое мнение по поводу чести девушки.

— Конечно, мистер Фортнэм, о чем вы думаете? — рассмеялась леди Холлистер. — Девушка при мне будет в такой же безопасности, как на коленях у Авраама. Хотя у нас, конечно, есть парочка безумно красивых домашних слуг, — захихикала она.

Дугу пришлось держать себя в руках, чтобы не закатить глаза.

Неужели женщина действительно не замечала, как все эти юные мулаты похожи на ее мужа?

— Я уверен, что сама Алима очень сдержанная девушка, — сказал он, не отвечая на улыбку леди. — Но ваша задача заключается в том, чтобы эта сдержанность также проявлялась к ней со стороны всех мужчин в вашем доме.

Леди кивнула, явно по-прежнему находясь в веселом настроении. Дуг вздохнул. Более четко и ясно он выразиться не мог.

Он выбрал время, чтобы проведать Алиму в ее новом доме, ровно через неделю и встретил там всеобщее удовлетворение. Леди Холлистер была в восторге от предупредительности и вежливости Алимы, а сама Алима — от платья с кружевами и фартуком, которое должна была носить здесь каждый день. Она не переставала мечтать о красивых вещах леди Холлистер и болтала о всяких прическах и гриме.

«Если так будет продолжаться и дальше, то она скоро будет такой же болтливой, как Люсиль», — с легкой досадой подумал Дуг. Он считал большинство девушек-рабынь намного более интересными, чем молодые дамы из высшего общества, но, разумеется, сам никогда бы не прикоснулся к ним.

Еще через неделю Маалик и Хадиджа отправились пешком в Кингстон — Дуг все еще удивлялся, как легко урожденные африканцы переносят длинный путь по раскаленной жаре. Они вернулись, сияя. Хадиджа была очень рада, что Алиме нравилась ее новая должность и что она там многому научилась.

— Она делать белый вещь на лицо хозяйки. — Хадиджа повеселила Дуга, описывая ежедневное нанесение грима на лицо леди. — Зачем так делать, баккра? Он уже и так белый!

Дуг предоставил Квадво рассказать ей о моде белых хозяев, а сам, уже озабоченно, стал слушать не менее восторженного Маалика. Тот встретил на рынке чернокожего мусульманина из того же племени, что и он сам.

— Может быть, муж для Алимы. Говорит, баккра хороший. Может быть, купит Алиму.

Дуг снова потер лоб.

Ни с того ни с сего такой заботливый отец вдруг перестал иметь что-то против того, чтобы его дочь продали. Жаль, что Нора не могла этого слышать.

Затем несколько недель подряд он ничего не слышал об Алиме, кроме случайных замечаний Адвеа, из которых можно было понять, что у девушки все хорошо. Повариха в разговорах с другими домашними рабынями приводила ее саму и ее новую должность, как яркий положительный пример. Фразы вроде «если не будешь стараться, никогда не получишь красивое платье, как Алима», «ты делать хорошо, тогда, может, тоже будешь служанкой у красивой дамы, как Алима», — вскоре стали ее стандартными угрозами или, наоборот, поощрениями. Маалик и Хадиджа каждое второе или третье воскресенье спрашивали разрешения на поход в Кингстон, а когда Дуг приглашал Холлистеров, с ними в Каскарилла Гардене приезжала Алима и до полуночи рассказывала о чудесах своей жизни у леди подружкам, которые слушали ее с нескрываемой завистью.

Леди, со своей стороны, так же, как и ее племянница, не могли нахвалиться служанкой, и на всех рождественских праздниках и балах, где после окончания сбора урожая частенько собиралось кингстонское высшее общество, наперебой благодарили Дуга.

— Вот тут нам удалось всех сделать счастливыми, — сказал он своему надсмотрщику, мистеру Мак-Клауду, с которым рождественским вечером распивал пунш из рома. — Но смотрите, чтобы завтра и для Алимы был подарок.

Дуг имел обыкновение одаривать своих рабов на Рождество небольшими презентами, чаще всего спиртным из сахарного тростника. Мусульмане же получали в подарок кофейные бобы или чай.

— Холлистеры, правда, сейчас в Кингстоне, но для родителей будет важно знать, что мы девушку не забываем. Она все же принадлежит плантации Каскарилла Гардене.

Ян Мак-Клауд расслабленно кивнул.

— Она придет на следующей неделе, — заявил он. — Это мне Маалик рассказал, он был очень счастлив. А сами Холлистеры на пару дней уедут на свою плантацию.

Дуг ухмыльнулся.

— Понятно, сейчас время для перегонки рома. Старик не выпустит это дело из своих рук, и скоро будут видны результаты. — Он поднял свой бокал и подмигнул Яну. — Я признаюсь, что дал им взаймы Алиму, потому что в качестве встречного жеста старик выделил мне пару бочек рома.

Мак-Клауд рассмеялся.

— Я сказал отцу Алимы, что она сможет снова жить в его хижине. Надеюсь, что вы не будете возражать.

Дуг пожал плечами.

— Если леди не будет настаивать, чтобы она спала у нее на пороге... Некоторые дамы ведь не могут и трех минут обойтись без своих служанок. А в остальном...

Лицо Мак-Клауда стало серьезным.

— Я не хочу сказать ничего неуважительного о лорде Холлистере, — заметил он, — но малышке, пожалуй, не стоит спать здесь на пороге своей хозяйки. В Кингстоне ведь у Холлистеров бочьшое хозяйство, но здесь...

Дуг понимающе кивнул.

— Здесь ее порог является также его порогом. Я уже понял вас, Ян. И вы абсолютно правы. Если будут какие-то проблемы, то я найду заслуживающие доверия слова для Холлистеров. Честь девушки не должна подвергаться опасности.

 

Глава 2

Через неделю Алима действительно поселилась в хижине своих родителей, однако леди Холлистер отпустила ее с явным неудовольствием. Она аргументировала это тем, что девушке придется совершать длительные переходы и что она точно так же могла бы ночевать в помещении для рабов на плантации Холлистера.

— Но она там никого не знает, — настаивал Дуг. — И одной среди чужих полевых негров для нее будет опаснее, чем по дороге домой, когда все уже будут спать. Хотя при этом возникает вопрос, почему она должна работать у вас до полуночи. Отпускайте девушку на закате — тогда она попадет домой с последними лучами солнца, и все будут довольны.

Леди Холлистер нехотя согласилась, однако Алима все же приходила в Каскарилла Гардене поздно ночью. Ее приход не давал Маалику и Хадидже уснуть, ведь они, конечно, хотели еще поговорить с ней и угостить ее вкусной едой. Дуг был от этого не в восторге, но на людях воспринимал как должное, чтобы не портить настроение Холлистерам. До тех пор, пока однажды Алима не вернулась домой намного раньше, потому что случилась катастрофа.

Дуг уже переоделся в шлафрок, удобно устроился в своем кабинете и читал книгу, когда кто-то так громко постучал в двери господского дома, что звук этот был слышен даже в подсобных помещениях.

Слуга, открывший дверь, о чем-то взволнованно дискутировал с несколькими мужчинами. Дуг узнал голос своего надсмотрщика. Недовольно вздохнув, он встал, чтобы посмотреть, в чем там дело, но слуга уже впустил поздних гостей. Когда Дуг вышел к ним навстречу в просторную приемную, он увидел МакКлауда, Квадво и Маалика. Все были в состоянии чрезвычайного волнения. Полевой раб сразу же, как только увидел Дуга, упал перед ним на пол.

— Хорошая девочка, она очень хорошая девочка! Не убивать, она не хотела, нет...

Мужчина плакал и пытался обнять ноги Дуга. Квадво ему помешал.

— Прекрати, Маалик, этого здесь не делают!

Мак-Клауд смущенно смотрел на мужчину, находившегося в состоянии крайнего отчаяния.

— Она хорошая, не надо ее вешать! Она...

— Мне может кто-нибудь объяснить, что здесь происходит? — спросил Дуг. — Встань, Маалик, и говори правильно. Или пусть кто-то другой расскажет. Мистер Мак...

— Я и сам пока что не все понял, мистер Фортнэм, — признался надсмотрщик. — Я только слышал от других рабов, что Алима снова здесь. Я подумал, что леди просто пораньше отпустила ее с работы. Но затем прибежал Маалик, и вот, он делал то же самое, что сейчас пытается сделать у вас. Он был вне себя от отчаяния. Я позвал Квадво. Тот поговорил с ним. А я пошел в его хижину, чтобы найти девушку, но она тоже ведет себя как-то ненормально. Когда я зашел к ним, она забилась в угол и только причитала и плакала. Говорила, что она этого не хотела и что теперь ее точно повесят. Мать кричала и билась в истерике. Единственное, чего я от них добился, так это то, что они сказали, что Алима убежала.

Дуг пожал плечами.

— Ну и что? Это точно какое-то недоразумение. Завтра мы все выясним. Но я могу понять девушку, наверное, она что-то сделала не так, а дама тут же пригрозила выпороть ее плетью. Холлистеры в этом деле весьма скоры на руку. Теперь она еще и убежала. Но пусть не боится. С правовой точки зрения она является моей собственностью. Власти ей ничего не сделают, даже если леди заявит на нее. Тем более повесить... — Он усмехнулся.

Мак-Клауд покачал головой.

— Я сожалею, мистер Фортнэм, но дело на самом деле обстоит намного серьезней. Судя по тому, что Квадво сейчас рассказал мне, вполне возможно, что девушке действительно угрожает виселица. В любом случае до завтра это дело откладывать нельзя, хотя мне жаль беспокоить вас.

Ян Мак-Клауд бывал иногда чересчур многословным, но его решения чаще всего оказывались единственно правильными.

Дуг вооружился терпением.

— Тогда рассказывай, Квадво, — сказал он. — Или нет. Идемте в мой кабинет и там все сядем. Я вам даже рому дам, а Маалику — самый большой бокал, и мне все равно, что скажет по этому поводу его бог. Это — лекарство, человек должен успокоиться.

Квадво, явно пораженный видом тяжелой мебели, так же, как и многочисленными бутылками на шкафу, сел на ковер, лежавший на полу в господском кабинете. Он с достоинством принял бокал рома и сунул еще один бокал в руку все еще причитающему Маалику.

— Значит, если я все понял правильно, то это случилось с девушкой сегодня после обеда, — начал старик свой доклад. — Алима... Как это называется, когда платье делают гладким такой железной штукой...

— Гладят утюгом, — сказал Мак-Клауд.

Квадво кивнул.

— Девушка гладила одежду...

Алима выполняла свою работу в комнате для переодевания своей госпожи, как и всегда. Однако эта комната была намного меньше, чем в Кингстоне. Дом Холлистеров на плантации был скромнее, чем обычные господские дома, в том числе и в поместье Каскарилла Гардене или на плантации Кинсли. Здесь почти не было комнат для гостей и не было зала для балов, и лорд и леди должны были делить между собой комнату для переодевания. Однако это не играло особой роли, поскольку леди Холлистер любила поспать подольше. Когда Алима утром заходила к ней, чтобы принести ей чай, причесать, накрасить и помочь одеться, лорд уже давно находился на своей перегонной установке, занимаясь знаменитым ромом Холлистера.

Но Алима не подумала ничего плохого, когда Холлистер неожиданно вернулся. Она лишь робко опустила глаза, как делала всегда, встречаясь с баккра, и пробормотала вежливое приветствие. Однако она сразу же заметила — что-то тут не то, когда лорд не прошел дальше в свою спальню, а остановился и уставился на нее долгим взглядом. При этом в комнате для переодевания, когда там гладили белье и одежду, находиться было не очень приятно. Алима разогрела утюг, который наполнялся раскаленными углями, да еще целое ведро углей принесла из кухни. Они тлели в ведерке возле окна, распространяя, как и сам утюг, невыносимый жар в этот и без того жаркий день. Несмотря на то, что Алима привыкла к теплу, у нее на лбу выступил пот.

— Ты — милая девочка, — наконец заметил лорд.

Алима покраснела. Она не знала, что ей ответить.

— Я думаю, тебе хотелось бы получить новое платье?

Алима удивилась. Почему лорд вдруг захотел подарить ей новое платье? Ну, конечно, недавно было Рождество, и в поместье Каскарилла Гардене рабы всегда получали на праздник новую одежду. Может быть, просто Холлистер делал подарки с опозданием?

— Ну, говори же, Шоколадка... — Голос лорда звучал настойчиво и как-то глухо. — Так тебя надо называть — Шоколадка. Ты такая черная... У меня никогда не было такой черной, как ты.

Алиме больше всего хотелось убежать, особенно когда лорд приблизился к ней. Конечно, она была черной, в конце концов, она же родом из Африки. Все в ее роду были черными. А цвет кожи домашних слуг Холлистеров был скорее светло-коричневым. Но почему это должно быть таким важным?

— Ну что, Шоколадка?

— Я люблю красивую одежду, — сказала Алима уклончиво.

Лорд ухмыльнулся.

— Я тоже, — заметил он каким-то странно хриплым и приглушенным голосом, как будто сообщая девушке какую-то тайну. — Но иногда... Когда так жарко... ужасно хочется ее снять.

Алима с ужасом краем глаза увидела, как лорд стягивает с себя шелковые чулки и развязывает ленты на брюках. В конце концов, это была его комната для переодевания. Это было его право... Если бы он только сначала отпустил ее.

Алима старалась не смотреть на своего господина. Если она сделает вид, что ничего не замечает, может быть, он наденет другие брюки и уйдет. Она отвернулась и наполнила утюг свежими раскаленными углями. Сейчас было очень жарко, ей надо было полностью сконцентрироваться, чтобы не прожечь утюгом кружевную ночную рубашку ее хозяйки. Алима направила все внимание на свою работу и испугалась до смерти, когда Холлистер внезапно обхватил ее сзади.

— Иди сюда, маленькая Шоколадка, и разденься тоже. Подожди, я помогу тебе.

Лорд повернул девушку к себе, и Алима взором, полным ужаса, уставилась на его оголенную нижнюю часть туловища. Конечно, она уже иногда видела голых мужчин — в Африке и иногда краешком глаза во время купания в Каскарилла Гардене. Однако у них все не выглядело таким огромным. Половые органы мальчиков никогда не торчали, как палка или кол, на который ее могли нанизать, как на вертел. А баккра явно хотел проделать с ней нечто подобное. Он приблизился к Алиме. Она со страхом отошла назад.

— Нет, баккра. Не хотеть новое платье...

Алима отошла еще дальше. Она старалась не смотреть на половые органы Холлистера. Но ей некуда было больше деться, разве что отступить в комнату миссис. Мужчина схватил ее за руку и хотел притянуть к себе...

Алима все еще держала утюг — в вытянутой руке, чтобы не прожечь свои собственные юбки. Однако сейчас... Утюг был ее единственным оружием. Не владея собой от ужаса, девушка резко выставила его вперед. Раскаленное тяжелое железо попало лорду Холлистеру между ног — именно туда, откуда торчал кол. Алима держала утюг крепко, одно или два мгновения, пока крик хозяина не вернул ее в сознание. Холлистер упал, крича от боли, прямо к ее ногам, и Алима уронила утюг. Конечно, из него на лорда посыпались угли, и он заорал еще громче. Алима бросилась бежать и столкнулась в дверях со своей хозяйкой, которая тоже начала кричать, увидев мужа на полу. Между тем его рубашка загорелась. Алима проскочила мимо хозяйки. А больше девушка ничего не помнила. Она только бежала — сначала по лестницам вниз, затем выскочила из дому и устремилась в направлении Каскарилла Гардене. Единственное, что еще звучало у нее в ушах, так это крики ее хозяйки:

— За это тебя повесят!

— Она ударила его утюгом в... мягкие части тела? — спросил Дуг.

Несмотря на серьезность ситуации, ему пришлось держать себя в руках, чтобы не улыбнуться. Пожалуй, старый развратник получил именно то, что заслужил.

— Так я понял ее отца, — ответил Квадво.

Он указал на Маалика, который стоял на коленях рядом с ним. Голос Квадво звучал чрезвычайно встревоженно.

— И девушка тоже сказала что-то подобное, — добавил МакКлауд. — Тогда я толком ничего не понял, зато теперь...

Дуг коснулся пальцами виска.

— Да, для нее все обернется плохо, — пробормотал он и повернулся к Маалику, который, выпив большой стакан рома, посмотрел на мир с некоторой надеждой. С надеждой, которую сейчас его хозяин должен был уничтожить.

— Мне очень жаль, Маалик, но если Алима действительно нанесла Холлистеру тяжелые ранения, и, тем более, если он умрет, то я не смогу ее защитить.

Маалик издал звук, похожий на рыдание.

Дуг сокрушенно вздохнул.

— Она является моей собственностью, и я могу защитить ее от своевольных наказаний. Но в случае убийства в дело вступает закон короны, все равно, раб это или свободный человек.

— Она хорошая девочка... — плакал Маалик.

— Она всего лишь защищалась, — заметил Мак-Клауд.

Дуг скривил лицо.

— Сначала ей должны поверить. Более того, она должна доказать, что он хотел ее изнасиловать. И даже если бы она это смогла — кому из вас надо объяснять, чего стоит честь какой-то негритянки.

Мак-Клауд опустил голову. Квадво пытался что-то объяснить Маалику на абсолютно непонятном для Дуга голубином языке.

Фортнэм выпрямился.

— Как бы там ни было, нам сейчас как-то нужно справиться с ситуацией. Лучше всего будет, если я завтра сначала поеду туда и посмотрю, что там произошло. Может быть, дела не так уж плохи. А в случае чего... Девушка должна сейчас же собрать свои вещи, а ты, Квадво, объяснишь ей, как обойти Кингстон стороной, чтобы попасть в горы.

— Вы хотите..? Она должна..? Вы хотите отпустить ее на свободу?

Ян Мак-Клауд смотрел на Дуга, ничего не понимая, и Квадво был удивлен не меньше.

Дуг пожал плечами.

— Если ее повесят, я тоже потеряю ее. — Его словами говорил прагматизм. — И, кроме того, меня будет мучить совесть. В конце концов, это моя вина, мне нельзя было отпускать ее из этого дома.

— Но если это станет примером для других...

Ян Мак-Клауд не был жестоким человеком, однако дать рабу возможность сбежать, более того, побуждать его к этому...

— Она не захочет никуда уходить, — возразил Квадво, — подумайте сами, баккра, молодая девушка, совершенно одна, в Блу-Маунтинс...

Дуг закатил глаза.

— Маану тогда тоже...

— Но Алима — не Маану, — покачал головой Квадво. — Алима всегда была под защитой, всегда была вместе со своей семьей, и, кроме того, этот смешной бог... — Что касалось ислама, то проповедник и колдун-обеа здесь сходились во мнениях. — Ей не разрешали участвовать в обрядах обеа. Она боится даже смотреть на мужчин. И тут ей надо убегать в горы — к воинам-маронам?

Дуг вздохнул. Разве он не предчувствовал, что сделка с Холлистерами дорого обойдется ему?

— Значит так, Квадво, объясни Маалику дорогу в горы. Пусть, ради Бога, исчезнут все вместе, вся семья. Но только в том случае, если по-другому будет никак нельзя.

Он встал. Ян Мак-Клауд все еще не мог прийти в себя и ничего не понимал, а Квадво смотрел на своего хозяина с новым уважением, почти с благоговейным страхом.

— А что будет, если сегодня ночью случится еще что-нибудь? — в конце концов, спросил Мак-Клауд. — Если кто-то из высокопоставленных чинов...

Дуг покачал головой.

— Я считаю, что это вряд ли возможно. У леди в голове будут совсем другие заботы, а лорду тем более будет не до подачи заявления. Красные мундиры прибудут сюда не раньше завтрашнего дня. Но если все же кто-то здесь появится — девушки здесь не было! Она могла спрятаться где угодно, но сюда она не возвращалась. Только не смотрите на меня с таким ужасом, Мак-Клауд! Нам поверят, я пользуюсь репутацией человека, достойного доверия. А если губернатор будет сомневаться, он всегда сможет отдать приказ обыскать поселение рабов.

Чуть позже Алима и ее семья исчезнут. Рабы стоимостью более пятисот фунтов каждый. Дуг и правда, не собирался сочувствовать лорду Холлистеру.

До следующего утра действительно ничего не случилось, однако Квадво уже оседлал Амиго, когда Дуг пораньше зашел на конюшню. Вид у него был очень озабоченный. Алима и Хадиджа проплакали всю ночь. Женщины не хотели убегать в горы, да и Маалик, собственно, тоже. Дуг схватился за голову. Еще один урок для него, о котором ему хотелось бы поговорить с Норой. «Тогда они, может быть, останутся тут добровольно...» В той беседе Нора высмеяла его, когда он упомянул о такой возможности.

А теперь Дуг мучил себя упреками, пока ехал эти две мили к Холлистерам. Ему следовало раньше подумать об этом. Нельзя было посылать к леди юную девушку, и уж тем более такую пугливую и чистую, как Алима. Девчонка посмелее сумела бы ловчее отклонить ухаживания лорда или даже добровольно отдалась бы ему. Все же он хотел наградить девочку за ее благосклонность, а новое платье было для молодой рабыни очень щедрым подарком. Тогда, в худшем случае, у Дуга появился бы еще один раб-мулат, который был бы похож на его соседа.

Когда Дуг остановил коня перед домом Холлистеров, там уже стояла карета врача из Кингстона. Плохой признак, тем более что доктор Уолтон не слыл лучшим представителем своей гильдии. Доктор любил выпить рому, и после обеда чаще всего был уже в таком состоянии, что с ним невозможно было разговаривать. Даже сейчас, казалось, он делал что-то не слишком облегчающее страдания раненому. Крики Холлистера разносились по всему дому.

На стук Дуга дверь открыл перепуганный домашний слуга. Сразу же за ним появилась леди.

— Мистер Фортнэм! И вы еще имеете наглость являться сюда! — Леди Холлистер набросилась на Дуга, словно фурия. Лицо у нее было бледным, хотя грима на нем не было. Ее волосы клоками свисали с головы, и было видно, что она не спала. — Что за монстра вы послали в наш дом! Девочка... Я добьюсь, чтобы ее повесили, будьте уверены. И это еще будет хорошо для нее! По мне, так ее нужно сжечь заживо! Что она сделала с моим мужем... Вы только послушайте, он кричал всю ночь! У него ужасные боли. Он... — И леди театрально всхлипнула.

— Я говорил вам, чтобы вы следили за девушкой. — Дуг был исполнен решимости защищать свою рабыню. — Она просто очень пуглива. А ваш муж испугал ее.

— Пуглива? Не смешите меня! Она строила ему глазки, совершенно точно! Иначе он никогда бы...

Дуг в который уже раз спросил себя — неужели леди Холлистер никогда не смотрела в лица своих домашних слуг?

— Он говорит, что она соблазнила его. А затем... О, мой бедный муж, мой бедный Роланд!

Последовал еще один судорожный всхлип.

Дуг не знал, что сказать. Прежде всего, его интересовало, как на самом деле обстоят дела у Холлистера. По крайней мере голос того звучал довольно мощно. Конечно, это была не лучшая идея — посетить его именно сейчас. Пока Дуг в нерешительности стоял под дверью, ожидая дальнейшей реакции леди, по лестнице вниз спустился врач. Он тоже был довольно бледным, хотя уже успел побороться с этим при помощи содержимого карманной фляжки, из которой на ходу сделал пару глотков.

— Как обстоят дела, доктор? — спросил Дуг. — Я услышал об этом деле, и мне, конечно, очень неприятно.

Доктор Уолтон кивнул с серьезным видом.

— Ужасная история, — сказал он. — Лорд Холлистер... Ну, если даже он выживет, то все равно никогда больше не будет тем, кем он был.

Леди громко всхлипнула.

— Есть ли угроза для жизни? — озабоченно спросил Дуг.

Врач неуверенно пожал плечами.

— При таком большом ожоге и, тем более, в таком... хм... чувствительном месте... можно ожидать чего угодно, мистер Фортнэм. Я сейчас наложил ему компрессы с мукой и маслом. Посмотрим, как будут обстоять дела дальше. Ситуация серьезная, очень серьезная, миледи, как мне ни жалко. Скажите мне, эту негритянскую шлюху уже поймали?

Дуг вскинул подбородок.

— Девушку, — поправил он.

— Уже сегодня об этом будет знать губернатор! — Губы леди превратились в узкие ядовитые полоски. — Хотя мистер Фортнэм не очень-то склонен помогать нам. Или вы уже посадили девушку под замок, Фортнэм?

Дуг покачал головой.

— Я только сегодня утром услышал об этом деле от своего конюха, — заявил он. — Вы же знаете, эти барабаны буша... Чернокожие всегда узнают обо всем раньше, чем мы. Но девушка так и не появилась. Ее родители встревожились. Поэтому они и обратились...

— Красные мундиры найдут ее, — успокаивающе сказал доктор Уолтон в направлении леди. — И предадут ее справедливому наказанию. За такие вещи полагается семьдесят ударов плетью, если я не ошибаюсь. После этого она не выживет.

Человеколюбивый лекарь взял свою треуголку, зажал ее под мышкой и кивнул леди и Дугу на прощание.

— Я завтра приеду опять. Ваш муж... Дайте ему рома и опия, это немного уменьшит боль.

Доктор Уолтон покинул дом, и Дуг хотел было последовать за ним. Однако крайне воинственно настроенная в этот день леди не спешила закончить разговор.

— Разумеется, вы обязаны будете выдать рабыню, если она сбежит к вам, — строго сказала леди Холлистер, прежде чем дать ему пройти к двери.

Дуг кивнул.

— Разумеется, — сухо сказал он.

Дуг пустил Амиго с места в карьер, стремясь как можно быстрее попасть назад, в Каскарилла Гардене. Квадво должен немедленно запрягать лошадей и ехать в Кингстон — а под брезентом в его фургоне найдется место, где можно спрятать трех человек. Семья Алимы должна скрыться как можно скорее.

 

Глава 3

— Нет, Джеф, ты сейчас должен идти домой. Твоя мама ждет тебя. А если ты хорошо попросишь Грэнни, она обязательно расскажет тебе еще одну африканскую историю.

Нора подняла на руки протестующего сводного брата Дэдэ и отдала его в руки своей подруге Марии.

— Пожалуйста, забери его с собой в село, Мария, иначе у меня будут неприятности с Маану. Она уже сейчас заявляет, что я слишком сильно привязываю мальчика к себе.

Трехлетняя Дэдэ обычно сопровождала свою мать на поле, как и другие маленькие дети из поселения. Джеф, который был почти такого же возраста, мог бы остаться в деревне вместе с Маану: Грэнни Нэнни не возражала, когда он играл в ее хижине, пока Маану работала. Официально она была кем-то вроде секретаря, и, действительно, королева привлекала ее к переговорам с торговцами и представителями своих братьев. Но женщины в Нэнни-Тауне, хихикая, называли ее домашней рабыней или служанкой. Маану готовила еду и прибирала в хижинах королевы и короля, приводила в порядок одежду Нэнни и помогала ей готовить лекарства. В принципе, она делала для королевы маронов то же самое, что раньше делала для Норы, — и снова без оплаты, если не считать повышенного авторитета в селении. Однако такой авторитет Маану имела только в качестве главной жены Аквази.

Умение Аквази читать и писать становилось все более важным для Грэнни и ее братьев. Иногда он ездил из Нэнни-Тауна в Ку-дойе-Таун и поселок Аккомпонга на юго-востоке. Его маленький сын Джеф также занимал привилегированное положение, и Грэнни Нэнни очень баловала его. Джеф преспокойно мог играть в одиночку в ее хижине. Однако вместо этого мальчик почти каждый день цеплялся за юбку какой-нибудь женщины, которая шла на работу в поле, а потом присоединялся к Норе и маленькой Дэдэ. Дети нежно любили друг друга, и Нора не могла насмотреться, как крупный и сильный Джеф играл со своей маленькой сестрой, похожей на изящную фею. Мальчик рвал для нее фрукты, приносил ей разноцветные цветочки и даже старался защищать Дэдэ от других детей, когда между ними возникал спор.

Маану была не в восторге от тесной дружбы между сводным братом и сестрой, но она прислушивалась к Нэнни, которая считала это вполне нормальным. В Африке было принято, чтобы дети называли всех жен отца мамами. И если Джефу больше нравилось ходить с Норой на поле, чем оставаться с Маану в селе, с ее стороны не было никаких возражений.

Норе мальчик также не мешал. Как любая акушерка, она гордилась каждым ребенком, рождению которого помогала. Когда родился Джеф — а то были очень тяжелые роды, — ее впервые в Нэнни-Тауне позвали на помощь. С тех пор как Нора спасла жизнь Маану при родах, ее признали во всем поселении в качестве знахарки и повитухи. Грэнни Нэнни поддерживала это, лишь бы Нора не занималась колдовством и не пыталась обратить маронов в христианскую веру. Королева настаивала на том, что духовным руководством своих людей должна заниматься только она одна, так же как их ориентацией на Африку. Нэнни-Таун должен был жить так, как живет село племени ашанти. Все, что носило английский отпечаток, королева отвергала — она даже пыталась свести к минимуму, необходимому для жизни, обмен товарами с белыми торговцами. Нора знала, что мароны, свободные от рождения, и даже некоторые освобожденные рабы жаловались на это. Прежде всего, мужчины не хотели заниматься ткачеством и изготовлять горшки, как их предки в Африке. Они видели себя только в роли охотников и воинов, хотя и признавали труд на полях. Однако последнее в Африке считалось исключительно женской работой, чем в свою очередь были недовольны жены маронов.

— Я тут рубить сахарный тростник, а мужчины лениво валяться на солнце, якобы стоять на страже! — однажды заявила Мария. Стояло самое жаркое время года, и женщины в полдень спрятались в тени пальмы. — При этом я точно так же могу залезть на дерево для наблюдения, смотреть вниз и дуть в рог, однако он намного сильнее мог бы рубить тростник.

— А полотно, которое делать мой муж, плохое, — добавила Елена. Как и семья Марии, семьи Елены и ее мужа уже несколько поколений назад убежали в горы, прежде чем примкнуть к Нэнни и Квао. Своей новой задачей — быть ремесленником — ее муж был очень недоволен. — Он это ненавидеть, он намного лучше хочет охотиться. Был всегда охотником... Ну да, иногда также немножко воровал на плантациях, но не умеет ткать — говорит, это бабская работа.

— Так оно и есть, бабская работа, — согласилась Милли, освобожденная домашняя рабыня, которой было очень трудно на поле. — Я умею ткать, хорошо шить.

Другие женщины согласно кивали. Каждая из них предпочла бы местечко в тени возле ткацкого станка работе на плантации сахарного тростника.

— Если заключить договор и свободная торговля, мы покупать полотно и шить одежду!

Таким было общее мнение, причем молоденькие девушки, такие, как Манса, еще любили, хихикая, добавлять:

— Купить шелк и шить платья, как у красивой белой мисси!

Грэнни Нэнни будет тяжело сохранять свою маленькую Африку в горах Блу-Маунтинс, если белые люди официально отменят запрет на торговлю с ней.

Норе работа на поле уже не казалась такой трудной, как раньше. Ее тело за это время привыкло к нагрузкам, и она полюбила труд на свежем воздухе. Занимаясь прополкой или посевом, она болтала с другими женщинами, учила детей, играя, помогать ей и всегда находила время для того, чтобы остаться одной и погрузиться в свои мысли. Между тем ее плен в Нэнни-Тауне длился уже пять долгих лет, и она почти смирилась с этим. Маану и Нора не стали подругами даже после того, как последняя помогла появиться на свет Джефу, но между ними установилось своего рода перемирие. И к Аквази Нора более или менее приспособилась. Он распределял свою «благосклонность» между обеими женами, как это требовало от него то, что он называл законом. Однако, к несчастью Норы, он явно предпочитал близость с нею. Она за это время уже убедилась в том, что при ее похищении Аквази было важно не только насолить Дугу Форгнэму, украв у него женщину. Может быть, даже это дикое приключение после церемонии обеа было не случайным, может быть, Аквази уже тогда любил Нору или, по крайней мере, испытывал к ней вожделение.

С этой странной любовью Нора научилась обращаться лучше, чем с ненавистью и злобой, которые накладывали отпечаток на их отношения в первые месяцы. Она, как и раньше, ничего не чувствовала к Аквази и боялась ночей с ним, но за это время многое изменилось и стало уже не так плохо, как вначале. Теперь между ней и Аквази иногда завязывалось что-то вроде беседы. Нора кое-что узнала о переговорах между губернатором и маронами Виндворда. Представители короны — губернатор Эдвард Трелони и командир его войска полковник Гатри — видимо, признали, что на Ямайке были и всегда будут свободные чернокожие. Намного разумнее было бы признать ту область, где они живут, самостоятельной колонией и гарантировать им положение в качестве граждан, вместо того чтобы снова и снова воевать с ними. Основы для соглашения уже существовали: губернатор отказывается от своих претензий на территорию маронов и официально переписывает на них эти земли. Легализуется свободная торговля, мароны получают разрешение свободно передвигаться в поселениях белых людей. В качестве встречного шага ими прекращаются любые нападения на плантации и дальнейшие попытки освобождать других рабов. Но точная формулировка последнего пункта была все еще под вопросом, и ожесточенные споры продолжались. Губернатор настаивал на одном — чтобы мароны взяли на себя обязательство отсылать назад к хозяевам сбежавших и примкнувших к ним рабов. Такие соглашения между плантаторами и свободными чернокожими уже имели место, на что теперь ссылался Трелони. Кудойе и Аккомпонг были готовы признать договор в таком виде, в каком он был, однако Нэнни защищалась изо всех сил. Она согласилась бы взять на себя обязательство не освобождать больше рабов — если она прекратила бы нападения на плантации, это разумелось бы само собой. Однако отсылать назад беспомощных людей, которые после отчаянного побега наконец-то нашли свое спасение — этот пункт черная королева категорически отклоняла.

— Тем более что белые хотят еще больше! — с гневом заявил Аквази, который полностью поддерживал Нэнни. — Поскольку мы хорошо знаем горы, мы могли бы неплохо зарабатывать, охотясь на беглых рабов! Якобы нам собираются платить за каждую голову, за каждого человека, которого мы приведем назад! Не могу представить себе, что Кудойе одобряет это!

Нора только удивленно вскинула брови. Она и Нэнни не считала героиней, но к человеку по имени Кудойе и вовсе не испытывала ничего, кроме презрения. Конечно, вполне могло быть так, что жизнь в Сент-Джеймс-Пэрише была организована так же хорошо, как и в Нэнни-Тауне, но его слава зиждилась прежде всего на крайне жестоких нападениях в окрестностях этого поселения. Нигде плантаторы так не страдали от маронов, как на северо-западе, что за последние годы, естественно, привело к появлению настоящих частных армий. Набеги Кудойе становились все менее успешными. Его людей оттеснили в горы, а контролируемые им области становились все меньше и меньше. Нора предполагала, что это и было причиной его внезапной готовности к переговорам. Он с гарантией и восторгом посылал бы свои патрули в горы, чтобы охотиться на беглых рабов и возвращать их хозяевам за деньги. Его предки в Африке ведь поступали не иначе. Торговля рабами считалась у племени ашанти очень уважаемым занятием.

Пока что Нэнни была не согласна поддаваться его желаниям, но рано или поздно, вероятно, все же будет заключен договор. Нора с печалью ожидала этого дня — ведь он означал для нее окончательное закрепление ее собственного рабства. Очевидно, белые люди смирились с пленением одной из их женщин — после первых месяцев надежд она перестала верить в спасение. Возможно, она проведет остаток жизни в своей хижине, работая на поле и подчиняясь прихотям мужчины, которого не любит.

Нора утешала себя тем, что разделяет эту участь с тысячами женщин во всем мире. Африканские девушки, очевидно, тоже редко выбирали себе мужей самостоятельно. Чего стоил один только ужасный и жестокий обычай обрезания, который не давал им ощущать радость от любви. Причем любовь была именно тем, чего больше всего не хватало Норе. Отсутствие здесь комфорта, к которому она привыкла в Каскарилла Гардене, ее не тяготило: ее сегодняшняя жизнь не слишком отличалась от той, о которой она когда-то мечтала с Саймоном. Пусть ее хижина и не стояла на берегу моря, а была в горах, зато здесь было тепло, а окружение Нэнни-Тауна было удивительно красивым. За последние три года Норе стали разрешать двигаться свободнее, и она с восхищением исследовала разнообразие растений, ручьи и водопады, которые по природе своей зачастую были намного красивее и хитроумнее, чем любой фонтан в английском парке. Вместе с Дэдэ и Джефом она наблюдала за мотыльками и птичками, за животными, которые были одно другого краше и грациознее. Она собирала цветы, листья и корни — как целебные травы, но иногда только ради их красоты. И, конечно же, большой радостью для Норы была ее любовь к дочери, которая удивительно гармонировала со здешним окружающим миром.

Маленькая Дэдэ была изящной, как девочка-эльф. Когда Нора украшала ее волосы цветами, она казалась героиней книги сказок. Кожа Дэдэ была скорее красновато-коричневой, чем черной, и не намного темнее, чем кожа Норы, но она была блестящей. К тому же дочь действительно унаследовала яркие зеленые глаза матери и ее изящное строение костей. Черт Аквази не видно было на ее лице, в то время как Джеф уже сейчас был полностью похож на отца. Черное и белое наследие Дэдэ соединилось в очень своеобразной экзотической внешности. Волосы ее тоже были необычными: черными и блестящими, как у отца, но тонкими, и не курчавыми, а волнистыми, как у Норы. Молодая мать была убеждена, что из ее малышки вырастет необычайная красавица. Очень жаль, что она останется замурованной в этом удаленном селении, и ее выдадут замуж за какого-нибудь воина, обрекая на пожизненную обработку его полей.

Но об этом Нора пока что не хотела и думать. Она не поддавалась отчаянию и не хотела признать их с дочкой окончательное поражение. Чем спокойнее протекала ее жизнь, тем чаще Нора возвращалась в мир своих снов наяву. Она представляла себе бегство вместе с Дейрдре и их счастливое будущее. Как только Дэдэ подросла настолько, чтобы понимать смысл историй, Нора начала рассказывать ей сказки, которые сама придумывала для дочери. Однажды, говорила она девочке, в город Нэнни-Таун приедет принц и с первого взгляда полюбит Дэдэ. Он возьмет ее с собой на остров в далеком море, построит ей там дом и будет любить ее всегда.

— И, конечно, все люди на этом острове будут свободны. Им не надо будет обрабатывать землю, они просто будут есть то, что растет на деревьях, и будут счастливы тем, что у них есть. Им не нужна будет торговля...

— А что они будут делать целый день? — спросила Дэдэ, жуя плод манго. Она любила свежие фрукты — отсутствие бобов и лепешек для нее ничего бы не значило.

Нора засмеялась.

— О, они будут музицировать и рассказывать друг другу истории. И плавать в море... Однажды я должна буду показать тебе море, сладкая моя, ты даже не представляешь, какое оно большое и красивое! А когда в нем отражается луна...

Дэдэ свернулась калачиком на руках Норы, убаюканная рассказом матери.

— А иногда принц будет брать тебя с собой на свой корабль, может быть, вам даже захочется поплыть под парусами в Англию и потанцевать на королевских балах.

Дэдэ улыбнулась. Она любила танцевать. Впрочем, ей надо было выяснить еще одно дело.

— А Джеф может быть принцем?

Нора промолчала. На этот вопрос дочери она не хотела давать ответа.

В то время как для Дэдэ Нора обрисовывала в ярких красках будущее, для себя она скорее вызывала сцены из прошлого. И все же она избегала вспоминать время, проведенное с Дугом Фортнэмом, ей было слишком больно думать о том, что он мог так предать ее. Когда она давала волю своей злости, то иногда даже начинала понимать Аквази. Неужели тогда Дуг действительно ничего не мог сделать, чтобы спасти своего друга? Или же он просто внушил это себе, точно так же, как, без сомнения, внушил себе, что не может помочь Норе? Дуг должен был выжить после нападения маронов: Нора была совершенно уверена, что Аквази похвастался бы смертью врага, если бы тот все же попал в руки тех нападавших, которые вернулись в дом позже. Значит, он должен был также знать, что Нора жива, и она была уверена, что у него не было недостатка в средствах, чтобы сделать попытку освободить ее. Дуг унаследовал имение Элиаса и плодородную плантацию, он мог бы поднять на ноги целую армию, чтобы напасть на Нэнни-Таун! Нора в любом случае попыталась бы это сделать, если бы знала, что он находится в плену.

Однако Дугу, наверное, не было дела до ее судьбы. Даже сейчас она боролась со слезами, когда позволяла себе думать о нем. Было лучше сразу же оставить это и забыть все, что связано с Дугом. Его лицо, его крепкую фигуру, ямочки на щеках, когда он улыбался, его лихой стиль езды верхом, его мощные гребки во время плавания, его объятия на побережье, его поцелуи... И последнюю ночь в Каскарилла Гардене.

Лучше уж она снова вызовет к себе дух верного Саймона. Нора вспоминала их прогулки в парках Лондона, их мечты о южном море — и иногда, таким образом, она призывала его в свою, порой такую безутешную, жизнь в Нэнни-Тауне. Это было проще, когда Аквази не было с ней: разумеется, дух Саймона убегал от его громкого и такого бесцеремонного присутствия. Но в те недели, когда Аквази разъезжал по горам Блу-Маунтинс, или в те редкие ночи, которые он проводил с Маану, Нора мечтала о том, чтобы Саймон был рядом с ней. Она представляла себе, что Дэдэ — это его дочь, и они вдвоем смотрят, как она играет. Он говорит Норе, какая Дэдэ красивая и как она похожа на свою мать, а Нора повторяет ребенку те сказки, которые он рассказывал ей. По ночам он лежал рядом с ней, и она вспоминала его осторожные и нежные объятия. Иногда ей удавалось вызвать в памяти ночь с Дугом, но вместо него она представляла себе Саймона. После этого она всегда чувствовала себя чуть-чуть виноватой, словно изменила и одному, и другому. Но мечты делали ее жизнь красивее и разноцветнее. Бывали дни, когда Нора могла назвать себя почти счастливой.

— Целая семья? — спросила Манса с набитым ртом.

Она тоже любила плоды манго, которые сейчас, во время обеденного перерыва, очень хорошо утоляли жажду. Женщины только что сорвали их и наслаждались свежими фруктами в тени любимых деревьев, обмениваясь новостями.

— Да, — подтвердила Кейта. Высокая черная женщина с волосами, полностью спрятанными под красным тюрбаном, сама вмешалась в разговор. Она была освобожденной полевой рабыней, которую за три года перед нападением маронов на их плантацию вывезли из Африки. Как и все в ее родном селе, она была мусульманкой и уже на плантации сошлась с мужчиной такой же веры, которого на том же корабле, что и ее, привезли на Ямайку. Теперь она жила с ним в Нэнни-Тауне — их терпели, как остальных немногочисленных мусульман, но они постоянно держались несколько в стороне от общины.

Однако в этот день у нее было что рассказать, и она как раз говорила об этом в кругу Норы и ее друзей, к которым испытывала наибольшее доверие. Нора недавно помогала ей при рождении сына.

— Все с плантации возле Спэниш-Таун. Девочка нападать на баккра — а потом баккра отпускать его.

— Девчонка напала на баккра, а он за это отпустил ее на свободу?

Нора наморщила лоб. Она не могла себе этого представить. Дело в том, что Кейта очень плохо говорила по-английски, может быть, она что-то неправильно поняла. Или же не смогла правильно пересказать эту историю, потому что говорила с новоприбывшими людьми на их родном языке. Это означало, что королева привлекла Кейту и ее мужа в качестве переводчиков.

Сторожевые обнаружили беглых рабов за пару миль западнее поселка у реки и привели их оттуда в селение. Те сказали, что они — мусульмане, родом из села, которое находилось недалеко от того места, где родилась Кейта.

— Не тот самый баккра, — попыталась объяснить женщина. — Другой. Он покупать всех, с корабля. Мужчина, женщина, ребенок. Хороший баккра.

Остальные засмеялись.

— Хороших баккра не бывает! — заявила Милли. — Бывают плохие, очень плохие и совсем плохие. Но не хорошие!

— Новенькие говорят же! — настаивала Кейта.

Мария задумалась.

— Плантация вблизи Спэниш-Тауна... Это же то место, откуда попали сюда вы. — Она обратилась к Мансе. Очевидно, Мария не хотела говорить об этом с Норой. — Может быть, ты знать чудо-баккра!

Манса сразу же начала перечислять плантации на пальцах.

— Есть Херберст Парк и Лоренс между Кингстоном и Спэ-ниш-Тауном, потом Пике Гарден, и Холлистер, и Кинсли и... и...

Она бросила стыдливый взгляд на Нору.

— И Каскарилла Гардене, — хладнокровно добавила та.

Кейта пожевала губы.

— Девочка говорит что-то о Холл... Холл..

Нора вздохнула.

— Ну, если она называет лорда Холлистера «хорошим баккра», значит, девушка как минимум совсем не требовательная, — заметила она. — Этого не может быть, Кейта, ты что-то перепутала. Нам придется подождать, пока женщины сами придут на поле. Вы же останетесь тут? Или как?

Кейта кивнула.

— Девочка хорошо по-английски, — сказала она потом. — Мужчина, женщина нет.

Зато новоприбывший мужчина оказался хорошо обученным и очень увлеченным своим занятием гончаром. Он занимался этим делом в Африке и теперь был рад и счастлив, что может снова взяться за гончарный круг вместо мачете. К тому же у него не было амбиций воина. Нэнни радовалась новому кусочку Африки в ее городе, тем более что изделия Маалика очень понравились женам маронов, хотя те вообще-то были ориентированы скорее на западный лад. Она сразу проявила щедрость, выделив новой семье большой, недавно освобожденный от леса участок земли, и Хадиджа, жена Маалика, тут же принялась усердно обрабатывать его. Она делала это очень умело, наверное, занималась этим еще в Африке. Зато девушка рядом с ней изо всех сил, но достаточно безуспешно пыталась справиться с мотыгой и граблями — она была явно непривычна к работе в поле. Маленькая, красивая и изящная, девушка выглядела также очень мрачной. Когда мать и дочь во время обеда присоединились к остальным женщинам, то мать о чем-то болтала с Кейтой на своем языке, а девушку, наоборот, казалось, тянуло к другим. Очевидно, она уже почти забыла свой родной язык, и ей больше нравилось говорить по-английски.

Манса тут же бросилась к ней.

— Ты должна нам сейчас же все рассказать, — потребовала она. — Всю твою историю. Кейта сделала нас любопытными. Но ее английского просто не хватает.

— Мы все не хорошо по-английски, — пробормотала девушка, которая представилась как Алима и опустила голову.

Настойчивые расспросы Мансы, казалось, вызвали у нее стыд. Манса посмотрела на ее руки. Пальцы Алимы были покрыты волдырями.

— Значит, ты первая домашняя рабыня, которая не знает английского, — насмешливо сказала Манса. — Ты ведь была в доме, признайся! Если бы ты была привычна к работе в поле, то у тебя были бы мозоли.

Алима покраснела, и Нора решила вмешаться.

— Ну, перестань же мучить ее, Манса! Мы сейчас намажем ее руки мазью и перевяжем самые большие раны. А потом ты поможешь нам собирать плоды манго, малышка. Если ты сегодня продолжишь работать мотыгой, то завтра у тебя на руках будет сплошное голое мясо, и ты вообще ничего не сможешь больше делать.

Нора хотела взять Алиму за руку, но девочка с ужасом отдернула ее. Она и без того была испугана, когда увидела светлую кожу этой женщины, да и ее мать тоже смотрела на Нору сердито. Однако Кейта, казалось, только что посвятила их в историю последней. И обе они время от времени смотрели в сторону белой женщины и о чем-то говорили между собой.

— Я ничего тебе не сделаю, Алима, — пыталась успокоить ее Нора, но у девушки был такой испуганный вид, что, в конце концов, Мария сама взяла мазь и стала врачевать ее.

— Все же ты должна что-то рассказать, — подбодрила она девушку, — иначе Манса лопаться от любопытства. А нам это не нужно иметь — лопнувшую девочку под деревом.

Алима робко улыбнулась. У Марии была располагающая манера общения, которая и сейчас возымела нужное действие.

— Ты нам не хотеть говорить, что у тебя с баккра, да? — спросила Мария. Нора снова удивилась ее проницательности. Без сомнения, это была та тема, которая больше всего беспокоила девочку. — Но нам скажи, почему вся семья сбежать? Кейта говорит, что вся семья из Африки. Баккра покупать целую семью, но такое...

— Этого баккра не делают, — сказала Милли категорично.

Алима решительно кивнула.

— Нет, — сказала она, — баккра Дуг делает! Баккра Дуг на корабль, когда мы приезжать. А мама плакать, я плакать, и...

Норе потребовалось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки. Упоминание этого имени вызвало у нее боль. Боль, которая была настолько сильной, что она не могла себе даже представить, что когда-нибудь снова будет чувствовать ее.

— Дуг? Дуг Фортнэм? — глухим голосом спросила она.

Алима снова кивнула.

— Да, баккра Фортнэм. Хороший, хороший баккра! Мама плакать, я плакать, папа плакать, а он тогда купить всех. Мама и папа — на поле, я — в доме. К маме Адве... Хороший дом.

Манса всхлипнула, когда услышала имя своей матери. А Нора поблагодарила небо за то, что кумушки слишком заняты переживаниями о судьбе Мансы и Алимы. Никто из них не обратил внимания на белую женщину, у которой сейчас вид был намного бледнее, чем обычно. Значит, Дуг все же был там, он однозначно был живым... Хотя в этом она, собственно, никогда и не сомневалась. Он руководил поместьем Каскарилла Гардене — образцово, насколько можно было понять. Алима рассказывала о поселке рабов, которым те управляли почти самостоятельно, о свободных воскресеньях, о свадьбах между рабами. Под конец она в нескольких словах рассказала о своем положении у Холлистеров и о своем бегстве.

— Я не хотеть идти одна, но потом баккра Дуг посылать мама и папа со мной. Квадво отвозить нас в Кингстон, показать нам дорогу в горы. Баккра Дуг очень, очень хороший баккра!

Девушка закончила свой рассказ и была щедро вознаграждена фруктами и хлебом, в то время как Манса продолжала расспрашивать Алиму о своей матери и подругах.

И вдруг Мария вспомнила о Норе.

— Это же была твоя плантация, правда? — спросила она и вопросительно посмотрела на приятельницу. Она, без сомнения, с первого взгляда поняла, насколько взволнована Нора. — Однако баккра Дуг не твой муж?

Нора покачала головой, твердо решив оставить при себе тот поток чувств, что охватил ее, приведя в дрожь.

— Мой муж мертв, ты же знаешь.

— Но не твой сын, — констатировала Мария.

Нора выдавила из себя нервную улыбку.

— Нет, нет, конечно, нет! Дуг, Дуг был... — Она то краснела, то бледнела.

Алима услышала последние слова. Она теперь испытывала больше доверия к окружающим. Ее исповедь освободила ее, и она стала чувствовать себя свободнее даже по отношению к белой женщине.

— Белая женщина знать баккра Дуг? — робко спросила она.

Нора не знала, что ей ответить.

— Она чуть было не стала твоей миссис, — объяснила Мария. — Разве тебе твой баккра Дуг никогда не рассказывал? О своем отце, который мертв, о его жене, которая здесь?

Теперь Нора действительно задрожала. Она не знала, понимает ли Мария, что делает, но свою подругу та явно изучила хорошо. Наверное, она с первого взгляда по взволнованному лицу Норы прочитала, что между ней и баккра Алимы что-то было.

Алима, казалось, ничего не поняла. Она смущенно посмотрела на Марию.

— Нет, дом совсем сгорел, когда мы пришли. Только в прошлый год построить новый дом. Но мисси Нора не здесь. Не может быть. Мисси Нора мертва.

 

Глава 4

Дуг Фортнэм выдержал очень неприятный обыск, который провели два констебля, присланные губернатором. Он закончился обшариванием поселка его рабов, поскольку леди Холлистер высказала серьезные подозрения, что Дуг скрывает разыскиваемых. С тех пор как Фортнэм заявил, что Маалик и Хадиджа исчезли, они находились в списке разыскиваемых лиц.

— Я не понимаю такого недоверия, — возмущался Дуг, после того как мужчины, естественно, никого не нашли. — В конце концов, я являюсь пострадавшим. Девушка была служанкой, а ее родители — ценными полевыми рабами. А теперь их нет!

Старший из констеблей шумно вздохнул.

— Но тут вы сами в определенной степени виноваты, сэр, — заявил он. — Когда вы узнали, что девушка находится в бегах, вам нужно было арестовать ее родителей. Зачем вы вообще держите семьи вместе? От этого только неприятности, поверьте мне.

— Если бы лорд Холлистер держал руки подальше от моей рабыни, ничего бы не произошло, — ответил Дуг. — Зачем он приставал к служанке своей жены? Тем более что я и ей, и лорду Холлистеру, и его жене настоятельно указывал на то, что хочу получить девочку назад девственницей. Так сказать, в неповрежденном виде.

Мужчины засмеялись.

— Да ладно, не прикидывайтесь, — сказал младший полицейский. — Порванная девственная плева не снижает цены рабыни. Или вы сами имели на нее виды? — ухмыльнулся мужчина.

Дуг заставил себя промолчать. Его собеседники восприняли это как согласие.

— Ну, вот видите, — сказал один из них. — Давайте воспринимать это таким, как есть. Она — рабыня. И должна выполнять волю своего хозяина. Того или другого, какая разница?

— Я вижу это иначе, — решительно сказал Дуг и сжал в своем кармане камею, которую в этот день носил с собой, как амулет. Нора ожидала бы от него, что в такой ситуации он ясно выскажет свое мнение. — Конечно, она рабыня, но она — тоже человек. Я купил ее как рабочую силу, и она принадлежит мне. Однако это не дает мне право насиловать, запугивать или унижать ее!

Новый взрыв хохота.

— Вам надо бы постараться найти себе место священника, мистер Фортнэм, — захихикал старший констебль. — Вы говорите, словно проповедник. А теперь, когда Стивенсы уезжают отсюда...

После того как второй сын Стивенсов несколько дней назад умер от лихорадки, проповедник сдался. Его жена ненавидела остров, а без ее помощи место священника сохранить за ним было невозможно. Теперь он лишь ожидал своего преемника. После этого Стивенсы хотели вернуться в Англию.

— А черные между тем делают точно так же, если им это позволяют, — добавил младший. — Говорят, что мароны теперь держат даже белых рабов, прежде всего женщин. Как вы думаете, зачем они им нужны? Чтобы воду носить?

Мужчины громогласно расхохотались.

— Белые женщины? — насторожился Дуг. — У маронов?

Старший констебль кивнул.

— Невероятно, правда? И неслыханно. Собственно, губернатор должен был бы вмешаться. Но он сейчас тихий, как голубок, потому что надеется, что ему удастся заключить этот договор. Для вас, как бы там ни было, хоть что-то хорошее. Если мароны будут возвращать на плантации сбежавших к ним рабов, то, возможно, они вернут вам и ваших беглецов.

Мужчина ухмыльнулся и сделал такой жест, словно отрезает кому-то голову.

Дуг ничего больше не стал говорить, однако надеялся, что до этого не дойдет. Хотя он вряд ли мог себе представить, что мароны согласятся на то, чтобы это соглашение вошло в силу. Это, в конце концов, привело бы к восстанию в Кудойе-Тауне и Нэнни-Тауне. Нет, что бы там ни случилось дальше, но Алима и ее семья в безопасности.

Однако замечание констебля о том, что мароны с недавних пор держат у себя белых рабов, не оставляло его в покое. Мужчина прав — если это так, то это неслыханно. И губернатору надо было что-то предпринять против этого, поскольку высшее общество позволить себе такого не могло. Дуг решил, что во время ближайшего визита в Кингстон он должен разузнать больше об этом деле и, если необходимо, проинформировать собрание плантаторов. Его реноме в кингстонском обществе из-за случая с Алимой сильно пострадало. Лорд Холлистер даже сейчас, через две недели, находился в тяжелом состоянии. Он лежал с высокой температурой в постели в доме на плантации — к транспортировке в Кингстон он был еще не готов — и страдал от сильных болей. До сих пор существовала угроза его жизни. Леди Холлистер принимала визиты сочувствия со стороны друзей и соседей, но сам лорд не мог принимать гостей. Она не уставала рассказывать всем вокруг, как их обманули этот Дуг Фортнэм, «друг ниггеров», как она имела обыкновение выражаться, и его дьявольская рабыня.

Теперь большинство плантаторов могли, без сомнения, составить себе представление о том, как все было на самом деле, но они видели это, конечно, в таком же свете, как и констебли: лорд Холлистер незаслуженно сильно пострадал в таком «джентльменском деле». Девочка должна была послушаться его или хотя бы убежать. Ее паническая реакция не находила ни малейшего понимания.

Дуг тоже перестал делать попытки оправдать Алиму. Вместо этого он, чтобы полностью не потерять авторитет среди белых людей, ругался по поводу потери Маалика и Хадиджи. Если теперь он будет возмущаться таким неслыханным делом, как осквернение белой женщины в поселке маронов, то сможет завоевать новое доверие со стороны белых. Он надеялся, что это не вызовет войны, жертвами которой могли стать Алима и ее семья, Маану и Аквази. Дуг не испытывал злости по отношению к своим сбежавшим рабам. У Маану были уважительные причины, чтобы сбежать, а Аквази... Ну, кто бы, не использовал нападение маронов, чтобы освободиться самому?

Все это Дуглас Фортнэм мог толковать, как угодно, но он не мог позволить себе рисковать разрывом отношений с рабовладельческим обществом в Кингстоне. Слишком много сделок было заключено совместно с ним, слишком много кораблей зафрахтовано — и, чтобы хоть чуть-чуть контролировать губернатора, надо было держаться вместе. В одиночку он смог бы содержать Каскарилла Гардене, но, если доходы резко упадут, Дуг не сможет позволить себе давать своим рабам столько свободы и поблажек, как сейчас.

«Иногда, — думал Дуг, — я чувствую себя так, словно иду по канату. И я совершенно одинок». Вокруг не было никого, с кем он мог бы поговорить о своих мыслях и чувствах, и Дуг очень болезненно переживал отсутствие Норы. Пока Амиго резво бежал по дороге, ведущей в Кингстон, — Дуг был исполнен решимости не откладывать свои расследования в долгий ящик, — его всадник какое-то время боролся с желанием вместо Кингстона поехать на берег и поискать там, в хижине дух Норы. Или же дух Саймона — даже он был бы более приятным собеседником, чем те люди, с которыми в этот день Дуг планировал встретиться.

И все же Фортнэм направил своего коня в город — сначала в Спэниш-Таун, на самый старый рынок. Здесь находились дома торговцев, о которых ходили слухи, что они совершают сделки с маронами. Если можно было назвать домами их сараи, нуждавшиеся в срочном ремонте. Эти люди управляли своими домами и делами большей частью с помощью одного или двух рабов, зачастую женщин, которые находились в их распоряжении также и ночью. Речь шла о достаточно скользких парнях, с которыми Дуг обычно старался не иметь никаких дел. Точнее говоря, он даже не знал бы их имен, если бы те не всплывали иногда на собрании плантаторов — обычно в связи с чем-то нехорошим. Кроме того, порой он что-то слышал от своих рабов. Некоторые из них просили его разрешения продавать овощи и яйца в городке. Многие женщины обрабатывали свои сады и огороды вокруг домов и держали мелких домашних животных для своих потребностей. Продажа излишков могла принести им пару пенни.

— А кто у вас их, собственно, покупает? — однажды недоверчиво спросил он своих рабов, которые в ответ назвали ему имена Уистлер и Берфут.

Дуг не имел ни малейшего понятия, были ли это настоящие имена этих парней, но в скверных кварталах Спэниш-Тауна их, очевидно, знал каждый ребенок. И теперь Дуг провел своего коня по узким улочкам старого города и нашел лавку Берфута рядом с таверной. Как и ожидалось, это был сарай, в котором стояла пара бочек с дешевым ромом и мешки с чечевицей, бобами и высушенным инжиром, ожидавшие своих покупателей. Кроме того, тут же по всем углам были сложены горы предметов домашнего обихода: горшки, сковородки и прочая утварь. Когда Дуг заглянул внутрь через маленькое окошко, дверь ему открыла чернокожая женщина. Она испуганно опустила взгляд.

— Вы хотите покупать, баккра? — тихо спросила она. — Провиант для корабля...

Дуг покачал головой.

— У меня нет никакого корабля, — ответил он. — Но я бы хотел поговорить с твоим баккра. Берфут — это же он?

Женщина кивнула. Она была еще довольно молодой и симпатичной, но вид у нее был запуганный.

— Это он. Он рядом, — сказала она.

— В таверне? — хотел убедиться Дуг.

Молодая женщина снова кивнула. Дуг дал ей один пенни. Она хотела поцеловать ему за это руку.

— Я экономить, — сказала она тихим голосом. — Когда-нибудь я откупаться на свободу, затем к маронам...

Дуг подбадривающе улыбнулся ей, хотя и не верил, что ей когда-нибудь удастся собрать сто фунтов, — без сомнения, она стоила не меньше. Но надежда, конечно же, шла ей на пользу.

Он зашел в таверну. Берфут не мог быть настоящим негодяем, если позволял своей рабыне, по крайней мере, верить в то, что она когда-нибудь станет свободной.

Дуг сразу же узнал этого человека: на нем были брюки до колен, но не было ни туфель, ни чулок.

— Мистер Берфут? — осведомился Дуг и приблизился к косому деревянному столу и трем колченогим стульям, стоявшим вокруг него.

Кроме двух столов, в таверне ничего не было. Тут воняло ромом и старым жиром, а пол был усыпан остатками жевательного табака.

Приземистый краснолицый торговец кивнул.

— Садитесь. Роберта, рому для господина. Нечасто бывает, чтобы такой знатный баккра заглядывал в мою контору.

— Вашу контору? — спросил Дуг с кривой улыбкой.

Берфут описал рукой круг.

— Вам что, не нравится?

Дуг рассмеялся.

— Не могу себе представить что-то лучшее, — заметил он и поднял за здоровье торговца стакан, который служанка, худощавая креолка, моментально поставила перед ним на стол.

— Меня зовут Дуг Фортнэм.

Берфут тоже выпил.

— Фортнэм из Каскарилла Гардене? — осведомился он.

Дуг кивнул.

Торговец направил на него взгляд своих водянистых, но при этом внимательных голубых глаз.

— Что же вы хотите от старого Босого? — недоверчиво спросил он. — Вы что, хотите оснастить корабль или как? Или вам нужна пара железок?

— Нет, — улыбнулся Дуг. — Но мне нужны сведения. За них я тоже готов кое-что заплатить, но чтобы это, разумеется, осталось между нами. По крайней мере, я никому не скажу, кто дал мне эти сведения.

Торговец поднял брови вверх.

— На Ямайке не бывает тайн, сэр. И я тем более не храню никаких секретов. У меня все идет легально, мистер Фортнэм. Мне скрывать нечего. — Он постарался придать своему лицу невинное выражение.

— Ну, за исключением прогулок в Блу-Маунтинс, которые вы время от времени предпринимаете, — заметил Дуг. — Не отрицайте, это знает каждый. Да мне все равно. У вас есть мое благословение. Мне выгоднее, чтобы те, в горах, покупали товары у вас, чем воровали их у нас.

Торговец недоверчиво рассматривал его.

— Так вы и есть тот сын-погорелец? — наконец спросил он.

Дуг кивнул.

— Да. Поместье Каскарилла Гардене несколько лет назад было разграблено. Мой отец и моя мачеха при этом погибли.

Берфут бросил на него хмурый взгляд из-под косматых бровей.

— Женщина тоже? Странно, я думал... Ну, ладно, вам лучше знать. Мои... э... искренние соболезнования.

— Спасибо, — сказал Дуг, борясь с каким-то неопределимым чувством, которое сжимало его сердце каждый раз, когда он думал о Норе.

— Так что вы хотите знать? — спросил Берфут после того, как они выпили еще по глотку рома. — Речь идет о маронах, да? Опять карательная экспедиция? Так вот, я не буду участвовать в ней в качестве проводника. Это чтобы сразу было ясно. И вам не советую. Кто бы туда ни шел, друг или враг — мароны любого держат на прицеле уже за час до того, как он разглядит поселок. Забудьте это, уже не один губернатор набил себе шишек на этом деле.

Дуг снова кивнул.

— Я знаю. Я знаю горы. Но я хочу знать нечто иное. Насколько правдивы слухи о том, что мароны держат у себя белых рабов?

Глаза Босого выражали истинное удивление.

— Белые рабы? Откуда вы это взяли? Это, как вы сказали, — просто слух. Да это бы себя и не оправдало. Они, правда, высаживают у себя немного сахарного тростника, но только так, для собственных потребностей. Тростник там наверху растет не так уж хорошо. В любом случае они посылают на поля своих жен, так, наверное, принято в Африке. И те справляются с работой очень хорошо. А за рабами, наоборот, надо присматривать, а у них нет желания. Да к тому же белые люди там и без того стали бы дохнуть, как мухи. Вы же сами знаете, что белая раса не создана для тяжелой работы в этом климате.

Дуг по привычке потер лоб.

— Человек, с которым я беседовал, говорил о... белых рабынях, — сказал он затем.

Берфут выпятил губы.

— Ах, вы это имели в виду... Это все глупые слухи. На самом деле наверху там есть только одна...

— Но все же есть? — Дуг встревоженно вскинул взгляд. — Одна?

— В Нэнни-Тауне, — совершенно спокойно сказал Берфут. — Появилась вскоре после нападения на вашу плантацию, поэтому я думал... Да забудьте вы это! Я эту женщину никогда не видел. Это факт. Но все-таки она есть, ниггеры там, в горах, некоторое время серьезно спорили из-за нее. Вроде она принадлежит какому-то заслуженному воину, хотя это нужно понимать в переносном смысле. Этот парень, правда, таскает с собой оружие, но на самом деле он нужен маронам только для ведения переговоров. Он якобы умеет читать и писать.

Дуг почувствовал, как его бросило в жар.

— Ну и как? — спросил он сдавленным голосом. — Он действительно умеет?

Берфут пожал плечами.

— Без понятия. Я сам этого не умею, — признался он. — Но этот парень является там наверху кем-то особенным, и на него возлагают большие надежды и королева, и король. Поэтому позволяют ему... В общем, он держит какую-то белую рабыню. Или держал. Он за это время, кажется, женился на ней. Еще одно дело, из-за которого возмущались все старые мароны. Дело в том, что у него есть еще и черная жена. Выходит, белая теперь свободна, это тоже важно, если вскоре речь будет идти о больших договорах. Губернатор не был бы в восторге, если бы они там наверху бесчестили белых девушек.

Дуг сделал судорожный глоток.

— Она... значит, она остается там добровольно? — хрипло спросил он.

Берфут закатил глаза.

— Откуда мне знать? Когда я появляюсь, они куда-то прячут эту женщину. Это не обязательно является признаком того, что она там находится недобровольно, но, как я сказал, я без понятия. Но, конечно, она там единственная в своем роде. О рабстве белых людей в больших количествах не может быть и речи.

Дуг сунул руку себе под воротник. У него было такое чувство, что он задыхается.

— Имя этой женщины вы никогда не слышали, — сказал он тихо. — Но... может быть, имя этого... воина?

Берфут кивнул.

— Отчего же, конечно, если только я сейчас его вспомню. Что-то африканское — как и все, что нравится старой Нэнни. Подождите, что-то похожее на Ак... или Аб... Ага — Абвази!

— Аквази, — поправил его Дуглас.

Его голос был хриплым. Он до сих пор не мог поверить в то, что сказал ему сейчас Берфут.

— А женщина... Вы даже не представляете, как вы мне сейчас помогли, Берфут! — У Дуга вдруг появилось чувство, что у него из сердца выпал камень, который несколько лет душил его. — Я никогда не верил, что она мертва. Никогда. Это было просто такое чувство, понимаете...

Он встал и сунул в руку совершенно ошеломленному Берфуту золотую монету. Затем покинул таверну и подарил еще одну монету чернокожей женщине в лавке.

— За то, что ты охраняла мою лошадь.

Амиго послушно стоял перед лавкой, и ему, собственно, не был нужен надсмотрщик. Девушка потрясенно смотрела на Дуга.

— Благослови вас Господь, баккра! — прошептала она. — Божьего вам благословения!

Дуг вскочил на своего коня и улыбнулся ей.

— Оно мне понадобится, — сказал он тихо.

— Вы знаете о присутствии белой женщины в Нэнни-Тауне?

Дуг выполнил все формальности, чтобы как можно быстрее получить аудиенцию у губернатора. Теперь он не тратил времени на предисловия.

Эдвард Трелони кивнул.

— Да, эти сведения дошли до наших ушей, — признался он. — Но наши посредники при переговорах никогда ее не видели, что, однако, ничего не означает. Мы, как правило, ведем переговоры в Кудойе-Тауне.

Трелони сложил на коленях свои узкие белые ладони. Губернатор был сыном епископа и слыл эстетом. Граждане ценили Трелони за его готовность вести переговоры и склонность к компромиссам — он правил близко к народу и явно старался угодить всем. И Дуга он принял сразу же после его просьбы об аудиенции, и, хотя прямота того была для него странной, он, кажется, не был возмущен.

— Вы исходите из того, что она находится там по доброй воле? — продолжал задавать вопросы Дуг. Где Трелони вел переговоры с маронами — его не интересовало.

Губернатор поднял руки.

— Это может показаться нам непонятным, мистер Фортнэм, — ответил он ласковым голосом. — Но вы знаете сами: многих белых мужчин... хм... как бы выразиться... влечет к черным женщинам. Почему же не может быть наоборот? Насколько мы знаем, эта леди живет там, в качестве жены уважаемого воина.

— Или в качестве его рабыни, — насмешливо сказал Дуг. — Вы не знаете, кто она?

Губернатор пожал укрытыми парчой плечами. Он был одет очень тщательно, и при других обстоятельствах Дугу стало бы стыдно за свои бриджи. Своим появлением он, должно быть, вызвал недовольство губернатора. «Пожалуй, — подумал Дуг, — надо бы осторожнее обращаться к нему».

— Никто не заявлял о ее пропаже, если вы это имеете в виду, — заметил Трелони. — Мы, таким образом, исходим из того, что эта... в общем, что это женщина из портовых кварталов. Может быть, одна из каторжниц, которых тут все еще иногда сгружают, хотя мы уже несколько раз пытались запретить это. — Он сделал беспомощный жест рукой.

Дуг покачал головой.

— Есть данные о том, что это не так, — сказал он затем. — Женщина, о которой идет речь, была угнана насильно. С большой долей вероятности речь идет о Норе Фортнэм, жене моего убитого отца.

Трелони с интересом поднял голову. Его парик сидел на голове безукоризненно, а намазанное белилами лицо имело слегка удивленное выражение.

— Однако миссис Фортнэм была убита. Разве ее труп не нашли?

Дуг потер вспотевший лоб.

— Были найдены несколько жестоко изрубленных тел, — сказал он, пытаясь забыть картину, которая тут же снова возникла у него перед глазами. — Кроме того, трупы обгорели до полной неузнаваемости. Никого невозможно было опознать с полной уверенностью. Но мы, конечно, исходили из того, что Нора была среди них. Мароны пленных не берут.

— Так что же сейчас привело вас к мысли, что в тот раз все было по-иному? — спросил Трелони.

Дуг рассказал ему все.

— Этот Аквази люто ненавидит меня, — наконец завершил он свое повествование. — Хотя я никогда по-настоящему не давал ему для этого повода, но вот мой отец... Ну да, собственно, сейчас уже все равно. Однако Аквази всегда хотел того, чего хотел я. Или того, что было у меня. Вот так он забрал Нору.

На белом лице Трелони отразилось легкое презрение.

— Вы мне, как бы так сказать, сознаетесь в любовной связи между вами и вашей... хм... мачехой?

— Как сказать, — подтвердил Дуг. — Я бы скорее назвал это любовью. Однако это, пожалуй, не имеет никакого отношения к актуальной проблеме. Итак, что вы думаете предпринять, Ваше превосходительство? У Норы Фортнэм никогда не было склонности к черным мужчинам. Таким образом, можно с уверенностью сказать, что она никоим образом не отправилась в Блу-Маунтинс добровольно. Ее угнали насильно и удерживают в рабстве уже более пяти лет. Не наступила ли пора освободить ее?

Губернатор пожевал свою нижнюю губу и при этом размазал тщательно нанесенную на нее красную помаду.

— Э... прошло уже много времени, мистер Фортнэм.

Дуг принудил себя набраться терпения.

— Слишком много времени, ваше превосходительство. И, пожалуйста, не пытайтесь намекать на то, что Нора за это время, может быть, влюбилась в своего мучителя. Это вздор! Она... такая верная.

Трелони улыбнулся почти с сочувствием. Дугу стало понятно, что сейчас не имело смысла вспоминать еще и духа по имени Саймон Гринборо.

Губернатор откашлялся.

— Видите ли, мистер Фортнэм, ваша склонность и доверие к вашей... хм... мачехе заслуживают всяческой похвалы. Но я должен мыслить в гораздо больших масштабах. Я думаю, вы знаете, что мы находимся в преддверии заключения договора между короной и маронами Виндворда. В договоре будет признано поселение черных, будет узаконена их торговля с нашими городами, и это навсегда предотвратит набеги с таким трагическим исходом, как нападение на вашу плантацию. Мароны будут возвращать беглых рабов. Они готовы взять на себя обязательство соблюдать мир. А теперь, накануне подписания договора, я должен послать войска, чтобы освободить женщину, которая, может быть, даже не хочет, чтобы ее освободили? Я должен подозревать своих партнеров по переговорам в ее похищении и лишении свободы?

— Но как раз в этом они и виноваты! — резко прервал его Дуг. — Вы же не хотите задним числом снять с них подозрение в убийстве и поджоге?

Трелони снова извиняющимся жестом поднял руки.

— Без амнистии не обойдется, мистер Фортнэм. Вы же разумный человек. Надо оставить мертвых в покое.

— Но Нора Фортнэм ведь не мертва! — Дуг знал, что поступает неправильно, но он буквально закричал на губернатора. — Ее там наверху держат в плену, а вы мне говорите в лицо, что хотите принести ее в жертву на алтарь призрачного мира!

— Настоящего мира, — поправил его Трелони. Он действительно был очень терпеливым человеком. — А теперь успокойтесь, мистер Фортнэм. Подумайте сами — что я могу сделать?

Дуг пожал плечами.

— Сделайте ее освобождение условием заключения мира, — взволнованно сказал он. — Внесите имя Норы Фортнэм в один из пунктов вашего договора.

Трелони покачал головой.

— Этого я сделать не могу. Я не могу требовать выдачи супруги одного из их предводителей. К чему это приведет? Эти люди очень чувствительны, мистер Фортнэм. Ашанти. Народ, как я слышал, очень могущественный у себя на родине. Очень... хм... гордый.

Дут не высказался по поводу того, что Трелони признает ашанти в качестве гордых партнеров по переговорам, но при этом, без всякого сомнения, поработил бы их, если бы они попались ему не как свободные люди в горах, а были доставлены к его порогу в цепях. Дискуссия ни к чему не приведет: для Трелони его «миссия мира» действительно более важна, чем свобода Норы. Одной рабыней больше, одной меньше. В этот раз белая, но ее ведь никто никогда не видел.

— Я этого так не оставлю, — сказал Дуг, с трудом удерживая себя в руках. — Даже если вы отмахнетесь от этой проблемы, я этого не сделаю. Я сам освобожу Нору!

Трелони изобразил упадок сил.

— Делайте то, без чего вы не можете обойтись, — в заключение сказал он. — Но не развязывайте войну. По поводу одного или двух вооруженных людей в вашем сопровождении я ничего не скажу — пусть даже я сомневаюсь, что вы найдете кого-нибудь, кто был бы настолько сумасшедшим, чтобы решиться на такую миссию. Однако же, если я услышу, что вы поднимаете на ноги целую армию, я прикажу вас арестовать.

Дуг кивнул и встал.

— Я понял, — холодно сказал он. — Я пойду один. И вернусь с Норой. Или же вообще не вернусь. Ваша проблема со мной, Ваше превосходительство, в любом случае решена.

 

Глава 5

— Мертва? — прошептала Нора. — Он думает, что я мертва?

Она уже не могла удержать дрожь в своих руках. Ничего не понимая, она посмотрела на Алиму.

— Мисси Нора мертвая! — заявила девушка тоном глубокого убеждения. — Мама тоже знает, правда? Мама, ты знать, где могила мисси...

Кейта перевела. Хадиджа кивнула и ответила что-то на своем языке.

— Конечно, женщины всегда приносить цветы, — снова перевела Кейта.

— И священник всегда молиться за мисси Нору и баккра Элиаса, — добавила Алима. — Мы тоже молиться. Потому что баккра Дуг хороший человек. И мама Адве говорит, мисси Нора хорошая женщина, только мертвая.

Девушка решительно настаивала на этом. У Норы было время прийти в себя, пока Манса уговаривала Алиму.

— Это мисси Нора. Определенно. Она не умерла, я клянусь!

Мария внимательно посмотрела на Нору.

— Ты думала, он тебя забыл, — сказала она спокойно. — Ты думала, он...

Нора кусала губы.

— Я больше не могу думать, — прошептала она. — Я... Мне так стыдно. Я должна была знать. Я бы никогда...

Мария обняла ее.

Манса тем временем убедила Алиму с тем неожиданным эффектом, что ее новая подруга вскочила на ноги и собралась бежать в деревню.

— Мисси Нора жива! Конечно! Мама! Я должна сказать папе! Он должен идти в Каскарилла или послать кого-нибудь. Кто-то должен сказать баккра Дугу. Тогда он больше не будет печальный!

Дуг Фортнэм планировал экспедицию с легким багажом. Он сам пойдет в горы, как и обещал губернатору, — тем более что эта идея казалась ему единственной, имеющей шансы на успех. Даже небольшая группа вооруженных людей никогда не сумеет пробраться в Нэнни-Таун — она окажется совершенно беспомощной перед превосходящими силами маронов. А большая армия... Дуг верил губернатору, зная, что тот выполнит свое предупреждение. Прежние губернаторы уже посылали в Нэнни-Таун половину армии. Но город считался неприступным. Только у бойца-одиночки могли быть хоть какие-то шансы. Так, по крайней мере, считал Кеннет Лейжер, ветеран, который участвовал в прежних атаках на поселение маронов. Дуг еще раз встретился со своим новым другом Берфутом, который, со своей стороны, хотя и не собирался помогать ему, знал имена некоторых солдат, когда-то воевавших против Нэнни-Тауна.

— Они без особых усилий отогнали нас назад, — рассказал Лейжер, крепкий, закаленный в боях мужчина, за хорошо наполненным стаканом рома в таверне рядом с «торговым домом» Берфута. — И у них не было никаких потерь. У нас было немного, и то — нужно было быть полными дураками, чтобы бегать там, на расстоянии выстрела. Серьезно, даже наш сержант не был таким идиотом, чтобы рискнуть идти на штурм, несмотря на то, что нас было две тысячи человек.

— Две тысячи? — ошеломленно спросил Дуг.

Лейжер кивнул.

— Но для того чтобы ворваться туда, нужно было тысяч десять или даже больше, в конце концов, все зависело от того, сколько у обороняющихся было боеприпасов. Между нами и поселением находилась река, и, пока мы переправлялись бы, ниггеры могли бы тренироваться в стрельбе по нам вместо мишеней. За рекой — плоская местность. Всего лишь пара-тройка ярдов, но их надо было преодолеть, не попав под выстрел. А потом крутой подъем. Невозможно обеспечить прикрытие, а нам пришлось бы стрелять снизу вверх. А у тех парней было самое лучшее укрытие в мире. Если село вообще можно захватить, то только ценой огромных потерь. А этого губернатор, к счастью, не захотел. Иначе меня бы здесь не было.

Дуг заказал мужчине еще один стакан рома. Затем он постепенно перешел к своему вопросу.

— Значит так, если бы я хотел кого-нибудь оттуда вытащить, — разглагольствовал Лейжер после третьего стакана, — то я бы заслал туда какого-нибудь ниггера.

Дуг насторожился.

— Раба? — спросил он затем. — Что вы имеете в виду?

— Можно и свободного человека, главное, чтобы он был черным. Ему нужно будет лишь немного побродить в окрестностях, ну, как будто он — беглый раб. Нэнни подберет его. Это точно, ошибки быть не может. Ну да, и когда будет уже в городе, он найдет эту белую бабу и смоется вместе с ней. Очень простое дело.

— Вы, наверное, забыли о страже, — возразил Дуг.

Лейжер пожал плечами.

— Ночью все негры серые, — констатировал он. — А девушки тоже, бывает, бегают с мужиками в кусты или еще куда-нибудь.

Это может получиться. А вот для белого человека я вижу дела в черном цвете. — Он захихикал над собственной игрой слов.

Берфут покачал головой.

Дуг задумался.

— Идея не так уж плоха, — сказал он затем, — только вряд ли найдется доброволец. Кто же уходит в горы, а потом возвращается назад? Из рабов — точно никто. А уговорить какого-то свободного черного... Мне кажется, слишком велик риск, что он нас выдаст. Однако тогда можно было бы сделать по-другому... Берфут, старый друг, у вас в доме ведь все продается, не так ли?

Торговец ухмыльнулся.

— Я сам готов продаться за приличную сумму, — пошутил он.

Дуг послушно улыбнулся.

— Вы для меня слишком жирный, — сказал он, — но вот ваша девушка там, внутри... Как насчет нее? Вы продадите мне свою рабыню?

Запуганная рабыня из магазина Берфута не могла поверить своему счастью.

— Вы меня выкупать? Я в горы? — Она сделала попытку упасть перед Дугом на колени. — Вы уже дали золотую монету. Я уже богатая, скоро сама себя выкуплю, я...

— Ты можешь завтра пойти в горы, Принцесса, — повторил Дуг, спрашивая себя, кто же додумался дать девушке такое глупое имя. — Но не все так просто: ты должна оказать мне небольшую услугу.

Принцесса удивленно и настороженно посмотрела на него. Ей в голову пришла мысль о том, что в порту есть девочки и красивее ее. И, возможно, также на плантации Фортнэмов. Для того чтобы обладать такой женщиной, как Принцесса, не обязательно было выкупать ее.

— Это не то, что ты думаешь, Принцесса, — успокоил ее Дуг. — Речь идет кое о чем другом. Когда ты отправишься в Блу-Маунтинс, я пойду за тобой. Ты меня не заметишь, и мароны тоже, надеюсь, не заметят, когда схватят тебя. Но я буду там, и я спрячусь. Там есть родник ниже по течению реки за две мили от Нэнни-Тауна...

По крайней мере, так утверждал Лейжер, клянясь, что запомнил это место, будучи в составе разведывательной группы. Мужчины пересекли реку на несколько миль ниже Нэнни-Тауна, и затем попытались подойти к поселению сбоку. Однако это не помогло — здесь дороги тоже охранялись и, кроме того, были слишком узкими для прохода армии.

— Возле родника буду ждать я. А ты в городе найдешь женщину. Белую женщину по имени Нора Фортнэм. И если она... если она меня еще... В общем, если она находится у маронов не по своей воле и захочет убежать, то она должна прийти туда. К роднику. Пусть не торопится, я буду ждать долго.

Дуг был готов ждать хоть всю жизнь, но разум подсказывал ему, что будет достаточно дать Норе месяц.

— Четыре... нет, шесть недель я буду ждать. За это время она должна найти возможность...

— А если она не верить мне? — спросила Принцесса. — Я только приблудная негритянка. Если она подумает, что я вру?

Дуг наморщил лоб.

— Почему она должна не поверить тебе?

Но затем он залез в карман, вытащил оттуда камею Норы и с болью в сердце вложил талисман в руку рабыни.

— Отдай ей это, — сказал он хрипло. — Тогда она тебе поверит. И она... В любом случае она может оставить это себе. Это было для нее очень дорого.

— А потом я свободна? — сердито спросила Принцесса.

Дуг вздохнул. Затем решительно посмотрел на нее.

— Принцесса, когда ты покинешь Спэниш-Таун, считай себя свободной. Только на первых милях смотри, чтобы не попасться в руки охотников за рабами. Я не могу заставить тебя выполнить то, о чем говорил, однако прошу тебя...

Принцесса кивнула и подняла руку.

— Я обещать, господин. Я клянусь Богом.

Дуг вспомнил, что она верующая, и поймал себя на мысли о том, что впервые за много лет сам молится от всего сердца.

Принцесса едва могла дождаться выхода в дорогу, но Дугу понадобилось еще несколько дней, чтобы собрать себе снаряжение. Он пойдет в горы с легким багажом и легким оружием — если он будет вынужден сражаться с превосходящими силами маронов, то все равно проиграет. Его единственной надеждой было то, что на пути в горы его никто не заметит, потому что он собирался держаться неподалеку от Принцессы.

Женщина сможет передвигаться в Блу-Маунтинс открыто и без всякой маскировки и сразу же, без сомнения, привлечет к себе внимание стражи. Дуг надеялся, что часовые последуют за ней, и не будут ожидать, что за женщиной крадется кто-то еще. Накануне заключения договора с губернатором Грэнни Нэнни, вероятно, не рассчитывает на нападение, и сторожевые посты вряд ли усилены. А что касается обратного пути... Он не уповал на то, что их не заметят, однако у него не оставалось другого выбора, кроме как рассчитывать на то, что сторожевых будет мало. Одного или двух постовых он легко мог бы одолеть. А может быть, у Норы будет какая-нибудь идея. Она уже пять лет прожила среди маронов. Было исключено, что ее до сих пор охраняют чрезвычайно строго.

Итак, Дуг взял с собой всего лишь один пистолет и доверился своему умению обращаться с саблей и охотничьим ножом. Если ему понадобится защищаться или нападать, то все это придется делать, по возможности, беззвучно. Первый же выстрел предупредит маронов об опасности, они соберутся вместе и схватят его.

Кроме того, он взял с собой долго хранящиеся продукты — прежде всего корабельные сухари и вяленое мясо из запасов мистера Берфута. Конечно, ожидая Нору, он мог ловить рыбу и ставить капканы и ловушки на животных, однако последнее было весьма рискованным. Если мароны найдут ловушку, он погиб. Его шанс заключался в том, что они не будут искать его.

Если же они заподозрят, что на их территории находится чужой человек, то все равно найдут его.

Наконец взволнованная Принцесса двинулась в направлении Нэнни-Тауна в соответствии с приблизительным описанием пути, которое дал ей бывший хозяин.

— Она же придет в нужный поселок? — озабоченно спросил Дуг, однако Берфут лишь ухмыльнулся.

— Кудойе-Таун находится в десятках миль на северо-запад отсюда. Аккомпонг сидит в Элизабет-Пэриш. Пока она доберется туда, люди Нэнни десять раз схватят ее. Пусть Принцесса бежит себе, а вы лучше берегите собственную голову!

Нэнни-Таун находился на расстоянии доброго дня пути от Кингстона — если только знать, куда идти. Принцесса, которая была не самой быстрой и передвигалась вперед робко, словно каждое растение хотело ее отравить, а каждый мотылек — сожрать, шла почти до самой ночи, пока не наткнулась на сторожевые посты Нэнни-Тауна. Она громко вскрикнула, когда какой-то вооруженный ножом и копьем воин выскочил перед ней из кустов. Дуг, который шел приблизительно в пятидесяти ярдах позади нее, быстро спрятался за кустом аккары. Он так же, как и Принцесса, был неприятно поражен появлением большого чернокожего воина. И мог лишь надеяться, что часовой не обнаружил его и что он был один.

Теперь Дуг прислушивался к голосам впереди, и в нем стала закипать злость, когда «спаситель» Принцессы начал явно приставать к ней. Конечно, он отведет освобожденную рабыню в Нэнни-Таун, но сначала можно доставить друг другу немножко удовольствия. Такой ночной поход в направлении поселка, в конце концов, дело нелегкое...

Дуг молился, чтобы Принцесса не приняла его предложение, и чтобы этот мужчина не попытался силой заставить ее поддаться ему.

Для него ночной марш был намного безопаснее, ведь темнота была его дополнительной защитой. Но что будет, если часовой попытается изнасиловать женщину? Должен ли Дуг будет прийти ей на помощь?

К счастью, его опасения не подтвердились. Принцесса в ужасе стала защищаться. Она, конечно, уже не была девственницей, ведь Берфут держал ее не только в качестве продавщицы. Однако она была христианкой и хотела вести угодный Богу образ жизни.

Она мечтала о муже и, по возможности, настоящем венчании и очень подробно и понятно описала это грубому, крепко сбитому марону, который обнаружил ее. Мужчина, правда, понял только половину из ее потока слов с объяснениями и извинениями, но сообразил, что к ее слову «нет» надо относиться с уважением. С убитым видом он решил сопроводить Принцессу прямо в Нэнни-Таун, а через пару сотен ярдов наткнулся на следующего постового. Однако и тот, казалось, не испытывал ни малейшего желания провести всю ночь в кустах. Он тут же изъявил готовность участвовать в сопровождении Принцессы, и ни один из этих двоих не старался двигаться беззвучно или хотя бы понизить голос. По дороге к реке они обратили на себя внимание еще пяти постовых. Дуг попытался заметить, где они прятались, но это было бесполезно.

Мужчины смеялись, болтали с беглой негритянкой, которая направлялась в их поселок, и флиртовали с ней. В Нэнни-Тауне, без сомнения, наблюдался недостаток женщин. Еще двое сторожевых примкнули к эскорту Принцессы, наверное, для того, чтобы попытаться завоевать благосклонность новой девушки. Дуг спросил себя, не боятся ли они наказания. Конечно, было запрещено покидать пост без уважительной причины. Однако постовых здесь было так много, что хватило бы и половины, чтобы обеспечить безопасность поселка. Дуг толком не понял, что ему думать об этом, но, как бы там ни было, сам он остался незамеченным.

Часа через два он, следуя за черными мужчинами и Принцессой, дошел до реки Стоуни-Ривер и увидел вверху над рекой огни Нэнни-Тауна. Чернокожие перебрели через речку и теперь, если верить объяснениям Лейжера, должны были взобраться на утесы.

Однако они явно повели Принцессу по более доступным обходным дорогам. Дуг подавил в себе желание последовать за ними, чтобы разведать путь для бегства Норы. Это было глупо. Нора пробыла здесь достаточно долго, чтобы знать дорогу. А сам он не решился идти в львиное логово Аквази. Поэтому Дуг пошел дальше, вниз по течению, — теперь уже очень осторожно, остерегаясь новых часовых. В том месте, которое показалось ему безопасным, он, в конце концов, пересек реку и натолкнулся на что-то вроде тропинки, которая вела от Нэнни-Тауна вниз по течению реки. И тут у него почти остановилось сердце, когда он внезапно услышал шаги. Ему навстречу явно кто-то шел. Дуг спрятался в кустах и услышал откуда-то сверху:

— Эй, вы двое! Все в порядке? Вы поздно! Королева говорит, вы не должны идти ночью.

Это был недовольный мужской голос еще одного скучавшего часового, сидевшего на дереве. Однако он не казался удивленным: человек, скорее всего, ожидал увидеть каких-нибудь жительниц Нэнни-Тауна, а вовсе не беглых рабов.

Вместо ответа раздался женский смех. А затем:

— Не пугай лошадей, Джимми, у тебя нет их. Иначе твое колдовство не подействует, которое ты сделал Тили. Ты не говорить, Джимми, для кого ты сделал маленькое колдовство! — Снова хихиканье. Очевидно, это были две молодые девушки.

Дуг постарался слиться с тенью пальмы, когда они прошли мимо, но поводов для беспокойства у него не было. Одна из черных девочек и часовой Джимми явно видели только друг друга. К большому удивлению Дуга, мужчина покинул свой пост, спустившись с дерева вниз, и примкнул к девочкам. Флиртуя с Тили, он исчез в направлении Нэнни-Тауна. Дисциплина часовых этого поселка явно оставляла желать лучшего.

Однако вид девочек, которые были закутаны в широкие темные одежды, натолкнул Дута на новую идею. Наверное, эта дорога вела к какому-то святилищу, где женщины и девушки проводили свои маленькие церемонии обеа. Такое было распространено на каждой плантации, и, конечно, женщины участвовали в обрядах, посвященных любви и плодородию, ночью. Таким образом, часовые здесь привыкли к тайным прохожим. Дуг вытащил из своего рюкзака одеяло и завернулся в него, как в покрывало. Ночью он должен был быть похожим на женщину, которая тайно пробиралась на встречу со своими духами.

Замаскированный таким образом, Дуг пошел по дорожке вдоль берега реки, который был удивительно хорошо утоптан. А ведь Лейжер называл родник и находящиеся вблизи него пещеры тайным укрытием... Ну да, со времени атак всех губернаторов на Нэнни-Таун произошло очень многое. Может быть, поселение расширилось, и место, где спрятался Дуг, теперь находилось ближе к хижинам. Для него, конечно, это было более опасно, но для Норы, если она захочет прийти к нему, — проще.

Домов или огней на своем пути он не увидел. Луна светила тускло, и было темно хоть глаз выколи, когда он достиг поворота реки, где ручей должен был впадать в Стоуни-Ривер. Ручей он тоже нашел сразу. В последние дни постоянно шел дождь — в нем было много воды. Дуг зашагал вдоль ручья, как ему сказал Лейжер. Дорога проходила сначала через глубокий лес, затем джунгли стали реже. Перед глазами Дуга открылась незабываемая картина. Источник отражал лунный свет и напоминал ослепительно освещенную сцену театра. Светящимися каскадами вода стекала по гладким круглым камням... Несмотря на усталость, Дуг не мог налюбоваться этим зрелищем. А слева отсюда должны быть пещеры... Он опустил одеяло и отправился на их поиски.

— Не двигаться! Убери руки от сабли! У меня есть оружие!

Пронзительный голос прозвучал слева — видимо, из какой-то пещеры. Дуг испуганно повернулся туда и рассердился на себя самого. Зачем он преподнес себя, как на тарелочке? Неужели не мог сначала внимательно присмотреться к просеке?

— Ты кто такой? Как ты сюда попал? Ты не ниггер!

К своему удивлению, Дуг осознал, что голос принадлежит женщине. Женщине, которая говорит на очень хорошем английском языке.

— Мадам... — По-прежнему никого не было видно, голос звучал из темноты, но кто-то взвел курок ружья. Затем раздалось какое-то странное хихиканье.

— Мадам? Так меня еще никто никогда не называл!

— Я не желаю вам ничего плохого, мадам, пожалуйста...

Может быть, ему удастся усыпить бдительность этой женщины, и он сможет убежать, прежде чем она вызовет часовых. Если только она сама здесь не прячется. Дуг осмотрелся по сторонам в поисках пути к бегству.

— У меня красть нечего! А если ты хочешь посягнуть на мою честь... — Снова смех, похожий на гогот привидения. — Ну, последний раз это было давно, может быть, я еще смогу получить удовольствие.

С этими словами на свет луны вышла женщина. Это была полноватая пожилая негритянка, которая немного напомнила Дугу маму Адве. Она улыбнулась ему беззубым ртом.

— Меня зовут Толо, — представилась она. — Добро пожаловать в мое царство!

Дуг оглядел просеку и увидел хижину, которая была наполовину встроена в одну из пещер. Она выглядела так, словно гора разрезала ее на две части. Перед ней находились небольшие постройки. Курятник, тщательно огороженный, и несколько крохотных хижин — их дверцы были открыты, приглашая духов.

Дуг кое-что понял.

— Ты — колдунья-обеа, — сказал он. — Значит, вот почему дорожка была такой утоптанной. Женщины ищут помощи в твоих ритуалах.

Толо засмеялась.

— Когда-то я ею была. А сейчас идем или ты хочешь попасть в руки часовых? Мне достаточно только выстрелить из ружья, и они прибегут. Прибегут и в том случае, если мы будем слишком сильно шуметь. Я здесь не одна, белый человек.

Предупреждение было ясным и понятным, но все равно было странно, что колдунья живет так далеко от села.

Дуг последовал за женщиной в хижину, которая была полукруглой и не имела окон, но через дыру в крыше в нее попадало немного лунного света. Пахло лекарственными травами и болотом. В пещере должно было быть влажно.

— Так что тебе здесь нужно? — спросила Толо. — Губернатор все же планирует напасть на деревню, и ты — его шпион? Я в это не верю, для этого ты слишком неумелый! Однако тебе все же удалось незаметно добраться сюда...

Дуг пожал плечами. Толо жестом указала ему, чтобы он сел на пол, и протянула ему подушку. Дуг поблагодарил ее и сел.

— Часовые не очень внимательные, — заметил он.

Толо захихикала.

— Это потому, что Нэнни нет здесь, — сообщила она. — Аквази они всерьез не воспринимают.

— Разве Аквази ее заместитель? — вырвалось у Дуга.

Толо внимательно посмотрела на него.

— Ты знаешь Аквази? — спросила она.

Дуг кивнул с мрачным видом.

— Это меня действительно не удивляет, — сказал он затем. — Он — умная голова.

Толо наморщила лоб.

— Да? Ну, значит, мужчины судят иначе, чем я. А теперь говори. Что привело тебя сюда?

— Где же Грэнни Нэнни? — ответил Дуг вопросом на вопрос. — Я думал...

— Королева и король встречаются в горах с Кудойе и Акком-понгом. Для того чтобы вызвать своих богов, в связи с предстоящим договором с губернатором. Я надеюсь, что боги услышат их. Африка далеко...

Голос Толо звучал не очень оптимистично.

Дуг улыбнулся.

— Разве Бог не отовсюду слышит нас? — спросил он.

Толо вскинула брови.

— Наверное, это зависит от бога, — уклончиво заметила она. — Африканские боги никогда не путешествовали далеко...

Так что же мне делать с тобой? Что, опять брать оружие, чтобы ты заговорил?

Дуг ухмыльнулся. Он давно бы уже одолел эту толстуху, прежде чем она вытащила бы пистолет и взвела курок, но он был очень далек от этого.

— Меня зовут Дуг Фортнэм, — представился он. — Из Каскарилла Гардене. Ты знаешь Нору Фортнэм?

Он говорил спокойно, но внутренне весь дрожал. Все еще было возможно, что он ошибается. Белая женщина не обязательно должна быть Норой...

Широкое черное лицо Толо искривилось в улыбке.

— Что-то ты поздно пришел, — заметила она.

Дуг не понял.

— Она ожидала тебя раньше, — уточнила старуха. — Захочет ли она тебя теперь, я не знаю, не знаю...

Это прозвучало, как легкий упрек, однако для Дуга эти слова были как нож в сердце.

— Я думал, что она умерла. Я думал, что потерял ее. Если бы я только знал! Я бы приехал на следующий день, я...

— Тогда, наверное, мертвым был бы ты, — спокойно сказала Толо. — Духи иногда проделывают с нами разные шутки. А сейчас ты хочешь забрать ее с собой? Аквази это не понравится.

Дуг вскочил.

— Понравится ему это или нет, мне все равно. Я никогда не делал ему ничего плохого, а уж Нора и подавно. Если надо будет, я буду сражаться за нее.

— Значит, ты хочешь пойти к королеве и предложить дуэль с Аквази? — Толо с издевкой рассмеялась. — Это похоже на сказку, которую мы еще сто лет будем рассказывать своим детям.

Дуг прикусил губы.

— Нет, скорее нет, — ответил он. — Губернатор не хочет дипломатических осложнений. Никакой белой рабыни, никакого загадочного освобождения. Я думал так: если я ей все еще нужен, она просто придет сюда, а потом мы вместе уйдем.

Толо снова рассмеялась.

— Значит, ты уже послал ей любовное письмо? — осведомилась она. — С белой голубкой? Дочка моей старой миссис рисовала что-то похожее на своих письмах. С сердечком в клюве...

Дуг на этот раз тоже рассмеялся.

— Нет, скорее с черной вороной. Но она узнает, что я жду ее здесь. Если ты мне разрешишь.

Толо спокойно кивнула.

— Если духи послали тебя... Да кто я такая, чтобы помешать тебе? Однако ты должен спрятаться! Вокруг холма есть еще пещеры. И не представляй себе это слишком легким делом. Никто отсюда так просто не уйдет, если этого не хочет королева. А Аквази пользуется большим влиянием на нее. — Толо встала и отодвинула в сторону занавеску, закрывавшую вход в ее хижину. — Но ты тоже должен быть уверен, что Нора все еще нужна тебе, — в конце концов, сказала она почти с неохотой. — Если она придет, то не одна, белый человек. У нее есть ребенок.

 

Глава 6

Слух о том, что часовые поймали беглую рабыню, распространился быстро, а Нора случайно оказалась рядом, когда Принцессу повели к Аквази. Было воскресенье, и Дэдэ потребовала, чтобы они пошли к Джефу в его хижину. Маленькой девочке нравилось сидеть на полу, как сидят африканцы, есть руками, а потом бить в барабаны, которые стояли и лежали везде. Дэдэ с восторгом смотрела на пестро разрисованные щиты на стене, на копья и яркие подушки и ковры. Маану не жалела усилий, чтобы обустроить свое жилье по африканскому образцу, в то время как Нора старалась, чтобы ее дочка знала, что такое мебель, и ела ложкой. Поэтому визит в гости к ее второй маме вносил приятное разнообразие в их жизнь.

Конечно, у Норы комок подступил к горлу, когда Дэдэ назвала так Маану в первый раз, однако потом она поняла, что это обращение Дэдэ узнала от Нэнни. Королева с удовольствием играла с обоими детьми, когда Дэдэ приходила в гости к Джефу, будучи одинаково доброй бабушкой, как с дочерью Норы, так и с сыном Маану. Нора спрашивала себя, не страдает ли Нэнни оттого, что у нее самой нет детей, но, может быть, это было нормальным для королевы племени ашанти. В Африке были племена, которые возглавляли женщины, как узнала любительница поговорить Мария от некоторых освобожденных рабынь. В племени ашанти сестра или тетка вождя являлась председателем своего собственного совета и после вождя была самым влиятельным лицом в племени. Возможно, этим женщинам не разрешалось выходить замуж вообще. Или же бездетность Нэнни объяснялась тем, что когда-то сделал с ней баккра. Об этом тоже ходили слухи. Омерзительные действия по отношению к девушке были причиной того, что братья и сестра сбежали с плантации. А сама Нэнни, как говорили, позже жестоко убила своего баккра.

И вот теперь Нэнни и Квао где-то в горах призывали каких-то своих богов благославить наконец-то согласованный договор, а Аквази оставался на месте и руководил поселком. Сам себе он при этом казался чрезвычайно важной персоной, что заметила Нора, когда он демонстративно занял место на «троне» вождя и приказал поставить перед собой новоприбывшую женщину.

Принцесса рассказала обычную историю. Ее хозяин перегружал ее работой и издевался над ней. Когда он напился и уснул, она сбежала. Ей повезло, что ее не поймали.

— Значит, ты его не убила? — спросил Аквази.

Было похоже на то, что позже это будет важным. Договор предусматривал, что беглых рабов будут возвращать их хозяевам, по крайней мере, при определенных условиях.

Принцесса энергично покачала головой.

— Я не убивать. Я христианка! — Она протянула ему дешевый крестик, который носила на шее. — Я крещена! — гордо сказала она. — Новый проповедник крестит рабов. Говорит, что перед Богом и сладким господином Иисусом все равны!

Преемник проповедника Стивенса наконец-то приехал на Ямайку. И он рассматривал вопрос о душах чернокожих по-другому, иначе, чем его предшественники. Он крестил их целыми толпами после каждого богослужения.

На Аквази это не произвело никакого впечатления.

— Хорошо. Ты можешь оставаться здесь. Но ты должна будешь взять себе мужа. Здесь... — Он окинул взглядом группу мужчин, которые привели сюда Принцессу. — Талли! Ты хочешь взять ее?

Женщина бросила испуганный взгляд на рослого молодого мужчину. Это был тот часовой, который ночью остановил ее.

— Я не сразу мужа, — отбивалась она. — Не какого-нибудь мужа. Я христианка.

— Талли — это не какой-нибудь мужчина! — поучительно сказал ей Аквази. — Он один из наших лучших воинов. Ему принадлежит много земли, но у него нет жены, чтобы обрабатывать ее. Ты хочешь ее, Талли?

Нора и Мария возмущенно наблюдали за этой сценой. Конечно, новоприбывшая женщина должна была взять себе кого-нибудь в мужья, это было общепринято. Однако же не так быстро, чтобы это не было похоже на набег! В Африке девушек выдавали замуж их отцы — чаще всего даже не спрашивая их согласия. И об этом женщины тоже уже узнали. Однако в этом поселении прижилась обычная, принятая на плантациях практика: когда сюда прибывала одинокая женщина, то неженатые мужчины начинали бурно ухаживать за ней, и, в конце концов, она сама выбирала, кого возьмет себе в постель. При этом молодые женщины в Нэнни-Тауне в основном ориентировались на то, каким авторитетом пользуется мужчина в обществе и сколько у него земли. Но к этому нельзя было принуждать Принцессу. Если для нее вера ее мужа была важнее...

Удивительно, но именно Маану в какой-то момент вышла вперед.

— Разве ты, Аквази, ее отец, что выдаешь ее замуж? — насмешливо спросила она. — Или ты ее баккра, что продаешь ее? Что тебе за нее предложил Талли? Ты не должна выбирать себе мужа прямо сейчас, Принцесса. Ты можешь сама построить себе хижину и найти мужа позже.

— Но я не умею строить дом! — в отчаянии сказала та.

Эта ситуация была явно не по ней. Она совсем не так представляла себе свободу.

— Вот видишь, — заметил Аквази своей жене. — Она хочет Талли. Или лучше Робби?

Другой мужчина, несколько меньше ростом, тоже из ночного эскорта Принцессы, выступил вперед и облизал себе губы.

— Я хочу христианина, — настаивала смущенная Принцесса. — Кто-то из вас двоих христианин?

Люди на деревенской площади рассмеялись. Среди потомков испанских рабов многие молились Святой Троице, однако при этом поклонялись и другим богам и духам-обеа. Никто здесь не называл себя христианином.

— Она может подождать, пока возвратится Нэнни! — настаивала Маану. — А Талли и Робби пусть уже сейчас строят хижины. Тогда она могла бы выбрать того, кто построит более красивый дом.

Это тоже, казалось, было важным критерием в выборе мужа в определенных племенах Африки.

— Я хочу христианина! — повторила Принцесса. — Но где же спать, если нет дома?

Нора наморщила лоб. Она не могла толком понять, как ей оценить девушку. Принцесса, скорее всего, была домашней рабыней — пусть даже у нее был только один хозяин, и она не жила в большом доме с хозяйской женой и детьми. Она явно была не с плантации — там никто не боялся провести несколько ночей под открытым небом. И еще она сказала, что пришла из Кингстона. Нора с удовольствием познакомилась бы с новым тамошним проповедником, который крестит рабов. Однако теперь ей придется позаботиться об этой явно не самостоятельной девушке. И остается надеяться, что Маану поддержит ее в этом.

— Ты можешь пожить у меня, — сказала она спокойно. — Пока не вернется Нэнни.

Принцесса засияла — на ее лице появилось что-то похожее на выражение радостного признания. Нору это удивило: обычно только что освобожденные рабыни враждебно относились к белой женщине.

— Твой муж не будет возражать? — спросила Принцесса.

Нора бросила на Аквази твердый взгляд.

— Мой муж тут руководит делами вместо королевы, — она словно выплевывала эти слова, — пусть даже очень своевольным образом. Однако, пока она не вернется, он будет оставаться в селе. У своей другой жены.

Принцесса перекрестилась.

— А ты — христианка? — переспросила она.

Нора кивнула, хотя в последнее время стала сомневаться в этом. В конце концов, ни Бог, ни его сын, ни разу не услышали ее молитв.

— Я крещена, — сказала она.

Принцесса счастливо улыбнулась.

— Тогда я идти к миссис! — ответила она Аквази и кандидатам на ее руку.

Талли и Робби начали наперебой уговаривать Аквази. Остальные же из присутствующих неженатых мужчин увидели в этом новые шансы для себя и стали многообещающе улыбаться Принцессе, когда Нора вела ее через толпу, которая уже начала рассеиваться. Однако девушка не обращала на этих мужчин внимания.

— Я также новость для миссис! — прошептала она Норе, которая не очень прислушивалась к ней, поскольку озиралась вокруг в поисках своей дочери. — Поэтому хорошо, что я иду с вами. Бог распоряжается всем по своему усмотрению, говорит проповедник.

Нора вздохнула.

— Тогда будем надеяться, что он прав, — оборвала она женщину и широко улыбнулась, когда обнаружила свою дочку. Малышка играла с Джефом в великих воинов и вся была покрыта боевой раскраской — известью и красной грязью.

— Дэдэ, вот ты где! Хотя тебя трудно узнать. Иди сюда, нам пора уходить. У нас гостья, Дэдэ, и, представь себе, ее зовут Принцесса! Разве это не прекрасное имя? — Она подняла маленькую девочку на руки, и Принцесса ошеломленно взглянула в ярко-зеленые глаза ребенка, так похожие на глаза ее матери.

— Принцесса, это моя дочь Дейрдре.

Она не поняла, почему Принцесса снова перекрестилась.

Аквази ночью не показывался, но Нора этого и не ожидала. Принцесса, полностью изможденная, заснула на полу в ее хижине, в то время как хозяйка с Дэдэ была еще у ручья, смывая с малышки краску. Вернувшись, Нора не стала будить ее, решив подождать до следующего утра, когда та проснется от ароматов еды. При этом она задумала приготовить своей новой подруге «белый завтрак». У нее не было трески, но она поджарила сладкие стручки гибискуса — Нора сама, как и раньше, предпочитала традиционный завтрак белых людей на Ямайке, в отличие от африканцев, которые любили бобы. Кроме того, Нора поднакопила немного кофе. Она выращивала кофейные бобы на своем участке земли и сама поджаривала их.

Как и ожидалось, Принцессу выманил на свет божий запах еды. Она с сонным видом, пошатываясь, вышла из хижины и присела на корточки рядом с Норой у огня. Сидеть на земле, казалось, было ей непривычно — она точно попала сюда не из Африки. Возможно, она родилась уже здесь, в рабстве.

Пока Нора маленькими глотками пила свой кофе, внезапно появилась Маану. Нора удивилась этому. Та редко оказывала ей честь своими визитами и уж точно никогда не появлялась так рано утром. Нора насторожилась, в то время как Принцесса уставилась на молодую женщину с восхищением. У Маану был яркий и экзотический вид. На ней был пестрый кафтан, а ее длинные волосы кто-то сплел в несколько десятков мелких косичек, тесно прилегавших к голове. Это подчеркивало изящную аристократическую форму ее черепа и лица — Нора опять невольно вспомнила легендарную царицу Клеопатру. Однако у Маану был далеко не счастливый вид, и держалась она не так гордо и самоуверенно, как обычно.

— Я хотела спросить, как у нее дела, — обратилась она к Норе и указала на Принцессу, после того как поздоровалась с той.

Нора пожала плечами.

— Спроси у нее сама, она в состоянии говорить за себя, — заметила она. — А у меня до сих пор еще затруднения со чтением мыслей. Но это ты знаешь...

Она налила еще один стаканчик кофе для Маану.

Та не удостоила Принцессу даже взглядом. Она явно пришла сюда только к Норе и по какому-то делу.

— Ты... ты же не расскажешь об этом королеве? — тихо спросила она.

Нора наморщила лоб.

— О чем? — спросила она. — О деле с Аквази? О его попытке выдать новую жительницу Нэнни-Тауна за трофей для заслуженных воинов? Королева все равно, так или иначе, узнает об этом. И, как ты прекрасно знаешь, я не отношусь к доверенным лицам королевы.

Маану играла своим браслетом. Она носила пестрые украшения, которые изготовляли несколько женщин из Африки в свободное время.

— Он... не такой, — робко пробормотала она. — Он просто...

Нора старалась поймать ее взгляд.

— Маану, тебе не нужно защищать его. Я совершенно точно знаю, какой он. Наш с тобой общий муж переполнен жалостью к себе самому, потому что, когда ему было десять лет, с ним обошлись ужасно несправедливо. Чтобы отомстить за это, он много лет наносит удары вокруг себя, хотя теперь у него уже нет никакого основания для подобных действий. Он является уважаемым человеком, он получает все что хочет — но нет, ему еще нужно и покрасоваться...

— Он хочет, чтобы эти мужчины поддерживали его, — объяснила Маану. — Они должны чувствовать себя обязанными ему, если когда-нибудь... Если...

— Если что? — спросила Нора. — Он что, планирует поднять восстание против Грэнни Нэнни или боится, что губернатор все же пришлет сюда войска и ему придется убегать и где-нибудь в другом месте основать свой город? Или же он просто хочет купить себе друзей, потому что у него их нет?

Маану спрятала лицо в ладонях.

— Он боится, что она отошлет тебя обратно, — сказала она глухим голосом. — Когда будет подписан договор. Тогда он не сможет больше скрывать тебя, а когда губернатор узнает, что ты здесь... Он может потребовать тебя назад.

Нора поставила свой стаканчик на землю. Она, не веря своим ушам, смотрела на Маану.

— Аквази рискнет поднять восстание против Нэнни, чтобы удержать меня здесь?! — ошеломленно спросила она. — Однако это... Боже мой. Маану, я просто не могу быть для него такой важной! Это невозможно, он...

— Он любит тебя, — коротко ответила Маану. — Я не имею ни малейшего понятия, как тебе это удалось.

Она вздохнула и перевела свой пустой взгляд с Норы на Принцессу, которая явно нервничала.

— Что делает девушка-христианка, если хочет какого-то мужчину больше, чем все другое? — устало спросила она. — Что за магия есть у вас, какой нет у меня?

Норе вдруг стало жаль ее. Однако Маану не должна слишком далеко заходить в этом деле, которое, в конце концов, может привести к обвинению в колдовстве.

— Единственным, что я могла сделать для мужчины, которого хотела больше всего на свете, — твердо сказала Нора, — была молитва. Но ничего не помогло. Он все равно умер. И мне очень жаль, Маану, однако после этого я не особенно усердно кокетничала. До этого я, конечно, несколько вещей... в общем, попробовала. Я могла грациозно прохаживаться в своем платье с кринолином, покачивая бедрами, и словно нечаянно на мгновение показать молодым мужчинам свои ноги. Я могла дать якобы случайно сдвинуться в сторону кружевам на своем декольте, чтобы позволить им взглянуть на мою грудь... Однако это не имеет никакого отношения к магии.

— Христиане не делают колдовства! — категорично заявила Принцесса.

Нора пожала плечами.

— Я бы так не сказала. Я еще хорошо помню истории королевского двора Франции. Метрессы Людовика XIV... Возможно, не одна из них занималась колдовством. Некоторых даже судили за это. Разве не было такой мадам де Монтеспан? Или этой мадам де Ментенон с Мартиники? Однако там речь шла о страшных вещах, кровавых жертвоприношениях, убитых детях...

Принцесса снова перекрестилась, однако Маану по-прежнему смотрела куда-то в пустоту.

— Я только украла одну курицу, — созналась она. — Для колдуна-обеа. За это он обещал мне сотворить колдовство. Но заполучила его ты! — Прежний исполненный ненависти взгляд снова упал на Нору.

Та прикусила губы. Она поняла. Теперь наконец-то она поняла все.

— Ты принесла в жертву курицу, чтобы заполучить Аквази? — спросила она. — А он вместо этого... Ты нас видела, да? И ты считаешь, что твой дуппи, или его дуппи, или... — Она оборвала себя. Все же трудно было полностью разобраться в этом деле. — Однако, Маану, я не делала никакого колдовства! — пыталась объяснить она. — Я просто была пьяной и одинокой. Поэтому и не отбивалась. И я была влюблена, однако совершенно точно не в Аквази.

Принцесса крестилась не переставая.

— Аквази тоже украл курицу, — внезапно сказала Маану почти беззвучно. А затем встала, ничего больше не объясняя. — Пожалуйста, не выдавай его королеве. Может быть, когда-нибудь он поймет.

Больше она не сказала ничего.

Нора кивнула ей.

— От меня она никогда ничего не узнает. Но ты тоже должна мне кое-что пообещать. Ты уже достаточно долго мстила мне.

Если Нэнни когда-нибудь захочет отослать меня назад, в город, — не отговаривай ее!

Принцесса пододвинулась ближе к Норе, когда Маану ушла.

— Ты не должна ждать, когда Нэнни посылать тебя обратно, — с заговорщицким видом прошептала она. — Я здесь не потому, что убегать. Слишком сильно бояться убегать, баккра отрубает ногу, ты знаешь... — Она вздрогнула. — А проповедник говорит, что хороший христианин — это хороший слуга.

Нора слушала ее в полуха. Она была еще слишком сильно взбудоражена тем, что рассказала Маану. Значит, та действительно знала об интрижке Норы с Аквази и считала, что Нора присвоила себе ее колдовство. Неудивительно, что она возненавидела Нору. Воруя курицу, Маану рисковала жизнью. Однако ей не удалось заставить Аквази полюбить ее.

— Я здесь потому, что меня выкупил баккра Фортнэм, — продолжала Принцесса, и все внимание Норы мигом устремилось на нее. — Он меня посылать сказать белой миссис, что он ждать. У родника, две мили отсюда. Ты идти к нему, белая миссис, если ты его еще хотеть! Он тебя отводить домой! Вот доказательство!

Камея из старого кольца с печатью Саймона опустилась на ее ладонь.

Нора, не веря своим глазам, смотрела на нее. Потом она разрыдалась.

 

Глава 7

Нора шла по тропинке вдоль берега реки с колотящимся сердцем. Она понадеялась на то, что Аквази и этой ночью не придет к ней, и под прикрытием сумерек отправилась в дорогу. Однако и без того никто бы не остановил ее. На просеке у воды стояла хижина Толо. Часовые не запрещали женщинам ходить туда. Однако Дуг вряд ли смог бы так долго пробыть возле родника, оставаясь незамеченным старой баарм мадда. Значит, возможны были три варианта. Либо Принцесса ошиблась, и тогда она никогда не найдет Дуга. Либо он вовремя заметил хижину Толо и убежал до того, как его смогли обнаружить, — это тоже не приведет ее к цели. Или же Толо спрятала его.

Последняя мысль заставила сердце Норы учащенно забиться. Толо всегда была на ее стороне. Может быть, она даже поможет ей совершить побег. Она, должно быть, знала каждую тропинку вокруг своей хижины — определенно существовала возможность обойти Нэнни-Таун выше поселения, а затем пробиться к северовосточному побережью. Там были небольшие населенные пункты, вроде Порт-Антонио и Порт-Марии, где можно было бы найти укрытие. Убежать прямым путем в направлении Кингстона Нора считала невозможным. В лесу было полным-полно воинов, которые предпочитали стоять на постах хотя бы потому, что при этом их не заставляли заниматься ткачеством или изготовлять горшки. Мужчине, женщине и ребенку никак не удалось бы пробиться через эту охрану.

Но заберет ли Дуг ее с Дэдэ?

Нора отчаянно пыталась не возлагать слишком больших надежд. Может быть, он сразу же уйдет, как только услышит, что она давно уже — жена Аквази.

Дуг Фортнэм наблюдал за просекой из пещеры, находившейся немного выше хижины Толо. Старая женщина — а до этого и Лейжер — не преувеличивали. Местность изобиловала идеальными укрытиями. И если залезть повыше, то легко было найти пещеры, которые могли служить наблюдательным постом. В одной из них Дуг находился уже два дня и с каждым часом становился все нетерпеливее. Не могло же быть слишком трудным для Норы притвориться, что ей нужно посетить Толо! Чего еще она там ждет? Может быть, Принцесса еще не добралась до нее? Может быть, ее по-прежнему держат в плену? Или она просто не захотела увидеть его? Известие о том, что у Норы есть ребенок, тяжелым грузом легло ему на сердце. Норе придется принимать решение, взять ли малыша с собой или оставить в Нэнни-Тауне. И, кроме того, чтобы ни говорила Толо, — может быть, она уже давно научилась любить Аквази.

В самые тяжелые часы Дуг вспоминал о леди Холлистер. И она тоже, конечно, пережила много ужасных вещей со стороны своего мужа. Тем не менее, она безоговорочно стала на его сторону. Наверное, она любила его. Дуг потер лоб. Вечные размышления вызывали у него головную боль. Если ему действительно придется ждать здесь четыре или шесть недель, он сойдет с ума.

Но вдруг какая-то женщина вышла на просеку и огляделась по сторонам. Она пришла из Нэнни-Тауна, но не отправилась уверенно к хижине Толо, как это делали посетительницы перед ней. И она была меньше ростом, чем большинство черных женщин. Она была изящной...

Сердце Дуга бешено заколотилось. Сосредоточившись изо всех сил, он всматривался в сумерки. Женщина нагнулась к пруду возле источника. Она пила воду. Дуг увидел маленькие нежные руки. А затем тюрбан, который был у нее на голове, как у всех остальных женщин здесь, развязался и освободил пышные волосы. Дуг не мог толком рассмотреть цвет, однако волосы были светлее, чем у негритянок, и кожа тоже была светлее.

— Нора!

Дугу удалось подавить в себе крик, но все же ее имя вполголоса сорвалось с его губ. Женщина подняла голову, словно услышав его. Дуг выпрямился, задев при этом головой потолок пещеры, потому что она была в половину человеческого роста. Затем он стал спускаться вниз по скале — ему показалось, что это длится бесконечно долго. Он не должен рисковать, она ведь может снова уйти!

Дуг глубоко вздохнул, оттолкнулся и полетел в пруд, из которого только что пила Нора.

Когда он вынырнул, отдуваясь, то увидел прямо перед собой ее сперва ошеломленное, но тут же засиявшее лицо.

— Я часто просила богов, чтобы ты пришел, — заметила Нора. — Но им понадобилось очень много времени. Однако то, что они сбросили тебя прямо с небес...

Дуг вышел из воды и обнял ее.

— Небо там, где ты! — прошептал он. — О Боже, Нора, как я тосковал по тебе! Я ведь думал, что ты умерла...

Он поцеловал ее, и Нора ответила на его поцелуй, словно в последний раз обнимала его не далее как вчера. Она почувствовала невероятное ощущение целостности и облегчения. Он был здесь, наконец-то здесь. Человек. Не дух, не мечта, не порождение ее тоски. Прошла вечность, прежде чем она посмотрела на него. Лицо Дуга стало более зрелым, а сам он, казалось, стал еще худощавее; веселые ямочки, которые раньше мгновенно появлялись от смеха на его щеках, уступили место первым признакам забот и напряжения. Но, может, это все из-за того, что он прошел через джунгли и так долго со страхом ожидал ее. Его волосы были густыми и светлыми, как и раньше, длинными локонами они спадали на плечи. А когда он улыбнулся ей, у него на щеках появились те самые ямочки, которых ей так не хватало.

И как когда-то сто лет назад, Нора просто улыбнулась ему в ответ.

Дуг с нежностью смотрел на ее тонкое лицо, похожее на лицо феи, которое сейчас было таким загорелым, почти как у мулатки. И на эти светящиеся зеленые глаза, которые он видел каждой ночью в своих снах и мечтах. Тело Норы стало более худощавым, но одновременно и более женственным, и Дуг чувствовал ее маленькие твердые груди под простой блузкой. Она носила то, что носили рабыни на Ямайке: закрытую юбку и поношенную блузку. Аквази, видимо, не баловал свою «супругу».

— Ты пришла! Но захочешь ли ты уйти вместе со мной? — спросил Дуг, переводя дыхание после того, как они снова поцеловались.

Нора кивнула.

— Если ты возьмешь меня с собой. Но я приду не одна, Дуг. Толо, наверное, рассказала тебе: у меня есть ребенок.

Дуг принял бы Нору даже с тремя детьми. Он никогда не чувствовал себя таким абсолютно счастливым и довольным, как в эту ночь на просеке. Собственно говоря, он ожидал, что Толо покажется здесь, чтобы приветствовать свою подругу, но старуха не делала ничего, что могло бы помешать свиданию Норы и Дуга. И было оно более длительным и сердечным, чем Дуг когда-либо мог ожидать. Нора, не задумываясь, полезла вслед за ним в его укрытие — она очень умело карабкалась по скале, упираясь в камни своими босыми ногами, словно аборигенка. Ей будет непросто снова привыкать к жизни белой миссис — сколько понадобится одной только пудры, чтобы скрыть такой загар!

От этой мысли Дуг улыбнулся, но затем он уже ни о чем не думал, у него оставались только чувства. Он умирал от ее любви, оставляя себе время снова познать ее тело и разбудить его. При этом ему пришлось быть намного более осторожным, чем тогда, в их первую ночь в Каскарилла Гардене. Нора отпрянула назад, когда он попытался прикоснуться к ней и лечь на нее. Дуг провел несколько часов, целуя и поглаживая ее, пока, наконец, она снова смогла доверчиво открыться ему.

— Я должен буду убить Аквази за то, что он сделал с тобой, — прошептал он.

Нора прижалась к нему.

— Может быть, тебе действительно придется это сделать, — тихонько сказала она в мягкие волосы на его груди.

А затем она поведала ему историю Аквази и Маану.

— Добровольно он меня никогда не отпустит, — закончила она.

Дуг кивнул. Он был готов сражаться.

Но наступило утро, и им пришлось оторваться друг от друга. Дуг наблюдал, как в первых лучах солнца Нора надевает юбку и блузку.

— А где камея? — задумчиво спросил он. — Девушка ведь отдала ее тебе?

Нора кивнула.

— Я так обрадовалась! Однако... Он не должен быть между нами.

Дуг смешно наморщил лоб.

Нора ласково улыбнулась.

— Я ведь тебе рассказывала, — тихо сказала она, — про Саймона.

— Ну и что? — недоумевал Дуг.

Нора вытащила из кармана камею. Конечно, она взяла ее с собой: женщина была исполнена решимости никогда больше с ней не расставаться.

— Разве ты не видишь, что здесь печать? — нежно спросила она. — Как ты думаешь, что значит «Г»?

Нора не поняла, почему Дуг после короткого размышления громко рассмеялся.

— О, Нора! — Он не смог сдержаться и еще раз порывисто прижал ее к себе. — Нора, любимая, я на протяжении пяти лет вызывал не того духа!

Когда Нора отправилась назад в поселок, она танцевала от радости. Все будет хорошо! Дуг не возражал, чтобы она взяла с собой на свободу так же и Дейрдре, а Толо подтвердила предположения Норы: это будет не просто, но существуют тропы, по которым можно обойти Нэнни-Таун выше поселения. Конечно, им придется быть острожными, чтобы по дороге на северо-восточное побережье не попасть в руки сторожевых Кудойе или Аккомпонга, но нападений с тыла Нэнни не ожидала. Выше поселения часовых или же не было совсем, или было очень мало. Единственное, что беспокоило Нору, так это поспешные сборы. Учитывая свой опыт, приобретенный им, пока он крался вслед за Принцессой, а также объяснения Толо, Дуг принял решение бежать уже на следующий день. Пока Нэнни и Квао находились в дороге, дисциплина часовых была не на высшем уровне. Нора предполагала, что хитроумные вожди повстанцев проводили регулярные проверки, чего не делал Аквази.

Нора и Дэдэ, таким образом, должны были на протяжении дня подготовиться к бегству, что казалось женщине слишком поспешным. Однако, с другой стороны, много паковать им было не надо. Она возьмет с собой лишь узелок с самой необходимой одеждой и прежде всего с дорожным провиантом. Ее хижина и домашнее хозяйство, как она планировала, идя по дороге назад в Нэнни-Таун, может достаться Принцессе. Самая тяжелая задача заключалась, конечно, в том, чтобы убедить Дэдэ покинуть Нэнни-Таун, не попрощавшись с Джефом. Лучше всего ей сказать ребенку, что они отправляются только на короткую прогулку.

В любом случае решение найдется — Нора в эго утро не могла себе представить, что события будут развиваться не так, как она захочет. Ее жизнь и так слишком долго была достаточно сложной, и теперь, наконец, все поворачивается в хорошую сторону.

Однако эти мечты лопнули через час после ее возвращения в Нэнни-Таун. Они с Принцессой сидели перед своей хижиной, ели фрукты. Нора так радостно рассказывала новой подруге о своей ночи с Дугом, что Дэдэ, которая играла поблизости, обратила на это внимание.

— Но вы ведь хотите пожениться, не так ли? — желала убедиться щепетильная Принцесса.

И тут из села с мрачным выражением лица появился Аквази. Он встал перед Норой в угрожающей позе и злобно уставился на нее.

— Ты что делала? Целую ночь провела у ведьмы? Какие-то заклинания, какое-то колдовство или снова... Еще один ребенок? Раздевайся, белая стерва! Раздевайся, я хочу видеть, есть ли у тебя кровотечение!

Нора внутренне задрожала. Конечно же, часовые! Ее видели как на пути к Толо, так и на обратной дороге, и донесли об этом Аквази. При этом суеверные мужчины, к счастью, боялись только каких-то тайных ритуалов. На правду же, по крайней мере, до сих пор, никто не натолкнулся. Так и должно было оставаться. А это может быть только в том случае, если Нора не выдаст себя. Стараясь оставаться спокойной, она сняла юбку, надеясь, что Аквази не захочет осмотреть ее грудь. Там могли остаться следы бурных поцелуев и ласк Дуга. Но внизу ничего, конечно, не было видно: Дуг и Нора перед ее уходом долго купались в пруду под водопадом. Кроме того, они сидели вокруг костра Толо, и запах сожженных в нем трав до сих пор оставался в одежде и волосах Норы. Принцесса наморщила нос, когда села рядом с ней. Теперь, когда Нора разделась догола, освобожденная рабыня стыдливо отвернулась.

— Доволен? — спросила Нора своего мужа издевательским тоном. — Или ты хочешь еще увидеть целебные травы, которые, как считает Толо, можно собирать только в ночь половинной луны? Тогда я вынуждена тебя разочаровать, они еще сушатся над огнем. Но понюхать ты их можешь!

С мужеством человека, приговоренного к смерти, она протянула Аквази свою юбку. Будучи яростным приверженцем Нэнни, он еще, конечно, не бывал у колдуньи-обеа и не мог знать, что вокруг ее костра и в жилище ее духов всегда зверски воняло.

Аквази передернуло, когда он почувствовал эту вонь.

— Что она там делает из этих трав? — спросил он с отвращением. — Воскрешает мертвых? Или, скорее, готовит яды? Я не хочу тебя видеть у этой ведьмы, Нора, держись от нее подальше!

Аквази повернулся на каблуках — конечно, несколько пристыженный из-за того, что не смог сдержать своих чувств. Нора снова надела юбку и сердито посмотрела ему вслед. Запрет Аквази на встречи с Толо, конечно, сильно осложнял ее бегство, планируемое на следующий день, — особенно если Аквази даст приказ часовым следить за ней. Она могла надеяться лишь на то, что они не сразу донесут ему, когда она будет проходить мимо, и что они с Дугом будут уже достаточно далеко, когда Аквази начнет искать их. На короткое время она также задумалась о том, не отложить ли им побег. Через неделю или две, может, не сам Аквази, но уж точно его часовые забудут об этом запрете. Нэнни часто меняла часовых, и потому риск становился меньше. Но, с другой стороны, он, наоборот, возрастет, ведь при ней патрули будут более внимательными.

Нора металась в раздумьях, однако, в принципе, решение уже было принято: она была по горло сыта Аквази, его запретами и припадками ревности. Женщина была готова уйти хоть сегодня, даже лучше, чем завтра.

Нора собирала лекарственные растения не только вместе с Толо. Зачастую она делала это одна и, в большинстве случаев, на протяжении дневного времени, потому что тогда было лучше видно маленькие корешки, ягодки и листья, и было проще отличить их от похожих растений. Так что в день своего побега она уже около полудня попрощалась с другими женщинами на поле.

— Я пойду в лес. Вчера мы с Толо видели несколько деревьев ямайского гвоздичного перца, а на них как раз сейчас плоды. Лучше всего я сразу нарву немного, пока не забыла, где находятся эти деревья.

Ее приятельницы лишь кивнули. Только Джеф начал протестовать, когда Нора собралась забрать Дэдэ с собой.

— Я тоже хочу с вами, — потребовал малыш. — Я тоже хочу на пикник в лес!

Пикником Нора только что заманивала свою дочку — это объясняло наличие узелка с провиантом, который она сейчас дополнила свежими фруктами.

— Это будет слишком долго, Джеф, — возразила ему Нора. — Может быть, нас не будет до темноты, а потом твоя мама отругает нас! В следующий раз, Джеф. В следующий раз, обещаю!

Несмотря на то, что малыш начал плакать, Нора и Дэдэ отправились в путь, по дороге любезно здороваясь со всеми часовыми. Женщина каждому вручала по паре свежих плодов манго и рассказывала о том, куда собирается. Толо она не упоминала, и, казалось, мужчины не думали ничего плохого. Вероятно, они считали запрет Аквази в отношении Норы посещать знахарку преувеличенным. Одно дело предупредить кого-то из них беречься от возможного колдовства своей жены, и совсем другое — ограничивать женщинам свободу. Нора потеряла много времени из-за разговоров с часовыми, но считала, что дело того стоит.

И действительно, ее бегство осталось бы незамеченным, если бы Джеф поменьше волновался из-за того, что ушла Дэдэ. Однако маленький мальчик в это время находился в ярко выраженной фазе упрямства и ни в коем случае не собирался покорно отдаваться судьбе, когда Нора забрала у него любимую сестру. Вместо этого он начал капризничать и вел себя очень плохо — даже пытался вырывать саженцы сахарного тростника, которые только что посадили в землю, и топтать другие растения. В конце концов, терпению даже самой терпеливой из женщин, Марии, пришел конец. Она решительно подняла с земли дрыгающегося ребенка и сунула его в руки Мансы.

— Вот, брать его и относить к его маме. Пусть он сердит Маану. Здесь он только мешает нам работать!

Естественно, Мансе не нужно было говорить это дважды. Она все еще ненавидела работу на полях и использовала любую возможность, чтобы избежать ее. Таким образом, она с удовольствием потащила упирающегося Джефа в направлении села и отнесла его к родителям. Аквази как раз улаживал какие-то споры между двумя гончарами, а Маану ругалась с одним из ткачей из-за неаккуратно выполненной работы. Она с явным неудовольствием приняла у Мансы своего сына.

— Почему Нора не может его успокоить? У нее ведь обычно получается, с Дэдэ он всегда ведет себя мирно, — удивилась она.

Аквази взглянул на них.

— Нора в лесу, собирает ягоды, — ответила Манса. — Где-то возле хижины Толо. Она вернется только сегодня вечером, и, наверное, у нее нет желания ссориться с маленьким упорным бараном. Я бы его с удовольствием отлупила, Маану. Может быть, это не принято в Африке, однако иначе он никогда не станет хоть на что-то пригодным ниггером.

Пока Маану возмущалась по поводу того, что ни в коем случае не собирается воспитывать из своего сына «пригодного хоть на что-то ниггера», а, наоборот, хочет, чтобы он стал великим воином, Аквази быстро закончил свои дела.

— Она у Толо? — спросил он сестру своей жены. — Что, опять?

Манса пожала плечами. О ссоре между Аквази и Норой она ничего не знала.

— Она собирает ягоды и листья перечной гвоздики. Из нее делают масло, оно помогает, когда пучит живот, — щедро сообщила она. — Вместе с Толо или без Толо — я не знаю, но они, по-моему, нашли деревья вместе.

Деревья гвоздичного перца, собственно, росли ближе к побережью. Нора почитала за счастье найти хотя бы одно из них в этой местности, и она была единственной, кто перерабатывал плоды этого дерева на целебное масло. Ни Нэнни, ни Толо не знали возможности применения этого растения. Может быть, Аквази и успокоился бы, если бы знал это. Однако замечание «возле хижины Толо» пробудило в нем подозрение.

— Отсылай людей прочь, если они сегодня еще что-то будут хотеть от меня, — обратился он к Маану. — Я пойду к водопаду — надо же посмотреть, что эти ведьмы делают там целыми днями! Собирать плоды гвоздичного перца! Пусть она расскажет это кому-нибудь другому!

 

Глава 8

Дуг Фортнэм закончил свои приготовления к тому времени, как Нора и Дэдэ уже после обеда появились на просеке. Его оружие и скудное обмундирование были упакованы, и он заучил наизусть объяснения Толо по поводу того, как обойти вокруг Нэнни-Тауна. Для белых людей это было зачастую очень трудно — африканцы применяли совершенно иные образы для описаний местности, чем те, к которым он привык, а в карте, которую он нацарапал на земле перед ее хижиной, Толо вообще ничего не могла понять. В конце концов, он понадеялся, что понял хотя бы половину из того, что она хотела ему рассказать. Чем выше они уйдут в горы, прежде чем повернуть в сторону востока, чтобы обойти Нэнни-Таун, тем безопаснее будет для них. Однако лучше было не рисковать спускаться с гор на другой стороне: там им грозили встречи с людьми Кудойе или Аккомпонга.

Последние часы он провел в напряженном ожидании, уже решив было, что Нора покажется здесь снова только вечером. Ее появление почти в полдень стало для него радостным сюрпризом, и ему пришлось взять себя в руки, чтобы импульсивно не заключить ее в свои объятия. Нора, однако, наморщила лоб и указала взглядом на маленькую девочку, которая послушно шла с ней, держа ее руку.

— Это Дейрдре, — представила она ее.

Дуг улыбнулся малышке. Он не ожидал увидеть такую ярко выраженную красоту и поразительное сходство с Норой.

— Но ты же не принесешь несчастье Ирландии, не так ли? — подшутил он над ней.

Дэдэ одарила его смущенным взглядом своих зеленых глаз и наморщила лоб — типичная мимика Норы. Дуг сразу же полюбил малышку.

— Когда-нибудь я должен буду рассказать тебе одну историю, — сказал он затем. — Понимаешь, ведь Дейрдре — это имя принцессы. Это была прекрасная девочка, но к ее рождению ей предсказали, что она принесет несчастье Ирландии...

— Так это несчастье случилось? — с любопытством спросила Дэдэ. Она обожала всякие истории.

— Определенным образом, — ответил Дуг. — Но это была вина не Дейрдре. Король сам...

— Наш друг Дуглас расскажет тебе историю по дороге, — прервала его Нора и озабоченно посмотрела на дорогу, по которой они пришли. — Давай уходить отсюда, что-то у меня неспокойно на душе из-за Аквази. Мне надо было сказать, что я собираю ягоды совсем в другом месте. В любом случае нам нужно уходить.

Она забросила свою котомку на плечо.

— Лучше бы вам остаться! — раздался чей-то властный голос с края просеки.

Дуг потянулся за пистолетом, но оружие было спрятано в рюкзаке, а сабля, которую он быстро вытащил из ножен, вряд ли помогла бы ему в сражении с превосходящими силами противника. Аквази и три чернокожих стража, не меньше его ростом, только что вышли из лесу.

— Ты посмотри, посмотри-ка! А я всегда думал, что колдовство в этом месте — чистое суеверие! — сказал Аквази со злобной ухмылкой. — Однако нет, старухе Толо, кажется, удается заставлять давно забытых любовников появляться из воздуха. Или как ты попал сюда, Фортнэм?

Дуг пожал плечами и вызывающе поднял навстречу другу детства оружие. Может быть, ему удастся отбить копье, если Аквази метнет его в Дуга. Однако вряд ли четыре копья...

— Я всегда возвращаюсь, Аквази, — затем сказал он. — Ты должен был знать об этом. Да, мы прошли долгий путь, но сегодня ты был бы буша в Каскарилла Гардене.

Аквази рассмеялся.

— Старшим ниггером при баккра! Именно этого я всегда хотел... Но ты даже не смог самостоятельно убрать с дороги своего старика. Если бы этого не сделал я...

— Мне было десять лет, Аквази!

У Дуга появилось такое чувство, что ему придется вести этот абсурдный спор бесконечно. Зато теперь, по крайней мере, он знал, кто убил Элиаса Фортнэма. И не мог по-настоящему осуждать за это Аквази. Однако способ, каким убили его отца, не позволял ему надеяться на что-то хорошее в отношении собственного будущего.

— Отпусти нас, Аквази.

Это была Нора. Она знала, что все это бесполезно, но должна была попытаться воззвать к разуму Аквази — и к его любви.

— Если я тебе хоть чем-то дорога, Аквази, отпусти нас. Я принадлежу Дугу, не тебе. А ты принадлежишь Маану. Она любит тебя.

— Маану послушно сидит дома, как полагается приличной замужней женщине, — сказал Аквази, — в то время как ты изменяешь мне. Было бы интересно знать, как за это наказывают в Африке. Один из сторонников веры Магомета рассказывал мне, что они камнями забивают баб до смерти!

— Если ты меня убьешь, то все равно я буду для тебя потеряна, — заметила Нора. — Ты потеряешь меня в любом случае, Аквази. А что касается Дуга... Вы же когда-то были друзьями. Неужели действительно больше нет ничего, что бы вас объединяло?

Ей достаточно было посмотреть в глаза Аквази, чтобы понять, что кое-что все-таки было. Ненависть. Неприкрытая ненависть.

— Оставь это, Нора, мирно это уладить не удастся, — сказал Дуг. — Но можно сделать все по-другому, Аквази. Мы сейчас стоим друг напротив друга, как два свободных мужчины. Мы можем сразиться за нее.

Аквази снова расхохотался.

— Ты предлагаешь сразиться один на один?

— Среди белых джентльменов это называют дуэлью, — ответил Дуг. — Да, я буду сражаться против тебя. Ты можешь избрать оружие.

Нора покачала головой. Аквази был крупнее и намного тяжелее Дуга. И выше его на целую голову. И уже несколько лет подряд он тренировался в обращении с традиционным оружием своего народа. Копьем или ножом он легко мог бы убить Дуга. Однако Аквази не собирался поддаваться на уговоры.

— О нет, баккра, на это я не поймаюсь. Я не джентльмен, не надо мне льстить. Если уж считать меня благородным, то, может быть, когда-нибудь я стану королем... — Мужчины позади него удивленно, а возможно, даже испуганно зароптали. — А ты, друг мой, уже не баккра. Я сейчас беру тебя в плен, и ты теперь не что иное, как просто раб. Это древний обычай в Африке, и для него все равно, черный ты или белый! — Он ухмыльнулся. — А она, так или иначе моя рабыня. — Он указал на Нору. — Что там полагается за бегство, любимая? Для женщин семьдесят ударов плетью или как?

Нора с ненавистью посмотрела на него.

— На это ты не решишься! Я твоя жена, Аквази!

— Так все-таки, моя? — издевательски спросил тот. — Ну ладно, мы можем поговорить о казни камнями. У нас достаточно времени. Сначала мы отведем пленных в деревню. Я думаю, что там найдется достаточно людей, которым захочется отомстить белому баккра!

Одним движением копья Аквази выбил саблю из рук Дуга. Нападение было таким внезапным, что тот не успел ничего предпринять. Остальные негры сразу же схватили его и заломили ему руки за спину.

— Свяжите его! — приказал Аквази. — И бабу, и ведьму тоже. — Он указал на хижину Толо. — Она им помогала, и ее тоже нужно наказать. Мы отведем их всех в Нэнни-Таун.

— Папа... — вдруг послышался тонкий голосок. Дэдэ испуганно наблюдала за поведением своего отца в роли злобного воина. Теперь, когда мужчины собрались связывать Нору, она прижалась к матери. — Ты сердишься?

Аквази ухмыльнулся, глядя на нее сверху.

— Дэдэ, малышка, не бойся! Я не сержусь, по крайней мере, на тебя. А ты еще скажешь мне спасибо за то, что я сейчас делаю. Твоя мать хотела забрать тебя к белым, и знаешь, кем бы ты там была? Рабыней. У белых людей дети ниггеров должны тяжело работать, и им запрещается играть. А если ты будешь непослушной, они будут бить тебя плетьми. Твоя мать...

— Аквази, не говори же ей такое! — в отчаянии закричала Нора. — Это неправда, Дэдэ, я никогда не сделаю тебе ничего плохого, и Дуг тоже. Нет, ты...

— У белых людей я буду принцессой! — Дэдэ так же самоуверенно и решительно встала перед своим отцом, как он только что стоял перед своими пленниками. — Дейрдре. А если они будут неосторожными, тогда я принесу Ирландии несчастье!

Несмотря на свое жалкое положение, Дуг чуть не рассмеялся, глядя на маленькую девочку, похожую на эльфа, которая осмелилась возражать огромному воину. Аквази ошеломленно слушал ее. Он, конечно, не знал этого предания и до сих пор не знал, что Нора назвала его дочь Дейрдре.

— Твое имя — Дэдэ! — сказал он, злобно покосившись на Нору. — Это твое единственное имя, хорошее, африканское имя, которое никому не принесет несчастья.

— А если все же принесет, тогда тебе просто придется украсть курицу для колдуна-обеа! — Нора так же гневно ответила на взгляд Аквази. — Это исполняет все желания. Пока в это веришь.

Теперь у Дэдэ был совершенно беспомощный вид, в то время как ее отца охватила злоба.

— Откуда тебе это знать? — прошипел он сквозь зубы. — Да, верно, я наложил на тебя заклятие. Ты должна была принадлежать мне, и ты до сих пор принадлежишь мне!

Нора плюнула ему под ноги.

— Вот видишь, что я для него значу, Дейрдре, — насмешливо сказала она. — Черная рабыня стоит на рынке двести пятьдесят фунтов. Курица же стоит не больше одного шиллинга.

Маленькая девочка заплакала. Дуг посчитал, что пора прекратить этот злобный спор на глазах ребенка, — тем более, ему показалось, что его противник очень занят, отвлекая на себя внимание охранников. Мужчины еще не совсем затянули его веревки. Дуг развернулся, выхватил у одного из них нож из-за пояса и попытался схватить свою саблю, которую атака Аквази вышибла в кусты. Сабля лежала там, и Дуг резким движением коснулся ею плеча одного из воинов, который попытался броситься на него. Но, конечно, попытка освободиться была абсолютно безуспешной. Остальные мужчины сразу же набросились на него, и, по крайней мере, один из них хорошо умел фехтовать на палках. Его «оружие» очень больно ударило Дуга по руке и бедру. Рука мгновенно онемела и выпустила саблю.

— Попытка к бегству! — Аквази улыбнулся наигранно-сияющей улыбкой. — Попытка раба к бегству. Наши дела все лучше и лучше, Дуг Фортнэм. Мы организуем трибунал. Жалко, что у нас с собой нет проповедника, который объяснил бы тебе, почему нужно верно служить своему баккра, чтобы ему не пришлось молиться вместе с тобой, в то время как тебе будут отрубать ногу.

Дуг хотел что-то сказать, но Нора умоляюще посмотрела на него. Это было бессмысленно — их единственный шанс состоял в том, чтобы спокойно дать увести себя и довериться разуму Маану и других жителей поселения. И надеяться на скорое возвращение королевы! Грэнни Нэнни ни в коем случае не позволит, чтобы перед подписанием договора белого человека били плетьми, а потом резали на куски.

До того как мужчины подошли к ней, чтобы связать ей руки, она подхватила и прижала к себе ребенка.

— Я добровольно иду с вами! — заявила она. — И он тоже. — Она указала на Дуга. — Аквази не является нашим судьей, хотя ведет себя именно так. Мы отдаемся в руки правосудия королевы.

Черные охранники уж точно никогда не слышали слова «правосудие», но они не тронули Нору. Зато Дугу они со зверской жестокостью связали сзади руки. Нора видела, что ему очень больно: после удара палкой у него был большой кровоподтек на правой руке.

В этот момент из своей хижины вышла Толо.

— Аквази, ты насмехаешься над духами! — сказала она твердым голосом. — Женщина не принадлежит тебе, ты обладал ее телом, но никогда — ее душой. Один раз это случилось по ошибке, когда тебя одурачил дуппи. После этого дуппи разозлился. Ты не имеешь никакого права на нее. Отпусти ее.

— Еще чего не хватало! Я имею на нее полное право. Королева отдала ее мне! — Аквази упорствовал. — С благословения духов!

Он снова одержал верх — Нора вспомнила заклинания Нэнни.

Толо пожала плечами.

— Посмотрим, за кем из нас стоят более сильные духи, — сказала она негромко. — Но ко мне вы не притронетесь! — обратилась она к сопровождающим Аквази и повелительным тоном добавила: — У меня еще достаточно сил, чтобы вас тут на месте...

— Ты можешь превратить их в лягушек? — со страхом спросила Дэдэ.

Толо улыбнулась маленькой девочке, а затем ее взгляд, казалось, устремился куда-то в необозримую даль.

— Я не знаю, где находится Ирландия, — сказала она затем. — Но этот ребенок, Аквази, через кровь от твоей крови принесет тебе очень много несчастий. А вы... — Она взмахнула рукой, словно отбрасывая что-то, и часовые в ужасе отпрянули назад.

Аквази издевательски рассмеялся.

— Она сама кровь от моей крови, — заявил он.

Толо кивнула.

— Да, и это было неправильно. А теперь покиньте мою землю. Делай свои ошибки где-то в другом месте, Аквази, здесь ты нарушаешь покой духов. А у некоторых из них терпение уже кончается.

Сопровождавшие Аквази люди точно не имели никаких более срочных дел, чем быстрее удалиться с просеки. Своими копьями они подгоняли Дуга перед собой, за ними следовал раненый негр, державшийся за свое кровоточащее плечо. Далее шла Нора с ребенком, а замыкал шествие Аквази. На обратном пути в Нэнни-Таун никто не сказал никому ни слова. Аквази угрюмо молчал, а Нора была достаточно занята тем, чтобы подавить в себе возрастающий страх. Страх за саму себя, за Дуга, а теперь еще и за своего ребенка. Что означали безумные пророчества Толо? И не могут ли они привести к тому, что Аквази убьет свою дочь?

Аквази приказал запереть Дуга в круглой хижине, которая обычно использовалась как складское помещение. Конечно, в ней не было замка, но мужчины выставили перед ней часовых. Добровольцев нашлось достаточно. Нора потеряла мужество, когда увидела, какое огромное количество бывших рабов даже сегодня жаждали отомстить белому баккра. Трибунал, который должен был состояться на следующий день, все ожидали с напряжением. Норе разрешили вернуться в свою хижину — однако за ней лично «пронаблюдал» Аквази и оставил ее с такой болью и такой злобой, какой не было у нее уже несколько лет.

Утром ее разбудили взволнованные часовые, принесшие весть о том, что пленный сбежал. Дуг пробил стенку хижины, сделанную из соломы и коровьих кизяков. Много инструментов ему для этого не понадобилось — оставшейся в помещении лопаты было достаточно. И ее же он взял с собой в качестве оружия. Аквази угрожал зазевавшимся часовым ужасными наказаниями. Однако прежде чем он смог предпринять какие-либо меры, уже прозвучали трубы, что означало отбой тревоги. Первые же патрули вокруг поселения снова схватили Дуга. Можно было обойти Нэнни-Таун, только миновав наружные посты за хижиной Толо. Но уйти из поселения или войти в него незамеченным было невозможно.

Как и предполагала Нора, Дуг был весь избит, когда негры снова приволокли его в поселение. Он, наверное, изо всех сил оборонялся, вследствие чего мароны показали ему, что может сделать тренированный мужчина с помощью такого простого и беззвучного оружия, как палка. Мужчины вынуждены были поддерживать его, чтобы притащить к импровизированной платформе для наказания, которую велел соорудить Аквази в своей бурной радости, вызванной тем, что Дуга захватили. Норе стало плохо, когда она увидела эти приготовления. Слегка приподнятая «сцена» была сооружена вокруг дерева, на котором должен был быть подвешен приговоренный к избиению плетьми. Она была слишком похожа на конструкцию в Каскарилла Гардене. Здесь уж точно никто не добивался правосудия. Речь шла о примитивной мести, исходившей от людей, которые ненавидели каждого представителя белой расы. Несколько бывших рабов держали в руках бутылки с ромом из сахарного тростника. Аквази, очевидно, выдал всем особый паек.

Нора почувствовала, как ее покидает последняя надежда, — тем более что этот спектакль должен был происходить не на обычном месте для собраний посреди поселения. Его перенесли на место, где тренировались воины, в стороне от села. Кто не хотел, тот ничего и не мог увидеть. Соответственно этому подобралась и публика — исключительно мужчины, абсолютное большинство из которых раньше были полевыми рабами.

Многие из них были обнажены до пояса. Когда Дуга проводили мимо, они показывали на рубцы от ударов плетьми на своих плечах. Настоящие мароны, их семьи и пожилые жители села, от которых Нора надеялась получить хоть какую-то поддержку, наоборот, остались в своих хижинах. У них не было особенного сочувствия по отношению к белому баккра, и при набегах они не испытывали никакого стеснения, убивая плантаторов. Но они также не находили никакого удовольствия в том, чтобы наблюдать, как одного из них публично замучают до смерти. Если Аквази и его люди хотят это сделать, мароны просто не будут обращать на это внимания.

Таким образом, вокруг платформы в общей сложности собралось всего лишь человек пятьдесят, из более чем двух тысяч жителей Нэнни-Тауна. Они вопили и свистели, когда Дуга подвешивали к дереву и связывали его руки над толстой веткой. Нора не понимала, как эти люди могут наслаждаться подобным зрелищем. Каждый из них должен был помнить, как сам чувствовал себя в такой ситуации. Но Дуг не доставил им удовольствия, никак не реагируя на унижения. Он стоически дал протащить себя через толпу и привязать к дереву — Нора вспомнила, как вел себя Аквази, когда она впервые присутствовала на таком наказании. И снова она спросила себя, как эти двое могли настолько ненавидеть друг друга, ведь они во многом были так похожи!

Аквази потащил Нору с собой на платформу.

— Мароны! — крикнул он людям. Последовали восторженные крики. Освобожденные рабы воспринимали это обращение как почетный титул — тем более что свободные от рождения чернокожие зачастую давали бывшим рабам понять, что те в Нэнни-Тауне являются гражданами второго класса. — Мы сейчас находимся здесь, чтобы держать суд над рабом! Я захватил его в плен, поступив с ним так же, как с нами поступали в Африке. Я захватил его, как военнопленного, после того как он проник в наше поселение, намереваясь похитить мое имущество, — а ведь я у него ничего не похищал!

Несколько мужчин зааплодировали. Именно те немногие, которые понимали, в чем разница. Большинству же, казалось, все равно, действительно ли их жертва в чем-то виновата или она просто оказалась не в то время и не в том месте.

— Я не твое имущество! — крикнула Нора.

Ее яркие зеленые глаза, казалось, при этом стреляют искрами. Дуг поднял взгляд и посмотрел на нее. Она была так прекрасна — лишь бы ему разрешили смотреть на нее, пока он будет умирать.

Мужчины не обратили никакого внимания на возражения Норы. Они лишь засмеялись, а тем временем Аквази продолжал говорить.

— Так что должен был делать этот раб? — заорал он в толпу.

— Сахарный тростник! — ответили несколько мужчин.

— Работа! — кричали другие.

— Должен быть верным слугой! — процитировал кто-то, ухмыляясь, проповедь священника Стивенса.

— Правильно! — крикнул Аквази с притворно серьезным кивком. — А что сделал раб? Он убежал. В первый раз... Что полагается в качестве наказания за бегство? За первый побег?

— Пятьдесят ударов плетью!

— Тридцать ударов плетью!

— Семьдесят!

Очевидно, наказания отличались в зависимости от воли хозяев. Видимо, лишь немногие плантаторы назначали самое большое количество — семьдесят ударов, в конце концов, они ведь хотели и дальше использовать рабочую силу своих рабов.

— Скажем так, пятьдесят! — ухмыльнулся Аквази. — Надсмотрщики?

Один из самых сильных мужчин, огромный черный негр, которого Нора знала только в лицо, взял в руки плеть. Он попал сюда не из Каскарилла Гардене, а с плантации восточнее Кингстона. И вообще, среди зрителей находилось лишь несколько бывших рабов с плантации Фортнэма. Большинство из них знали разницу между Элиасом и Дугом. Вероятно, им было стыдно за месть Аквази. Однако, как и мароны, они не решались занять чью-либо сторону. Белый человек в Нэнни-Тауне был вне закона.

Под радостные крики бывших рабов прозвучали первые удары плети по голой спине Дуга. Он корчился под ударами, однако не кричал, причем на этой стадии наказания так владеть собой мог почти каждый раб, которого Нора когда-либо видела подвешенным к дереву. И лишь когда кожа лопнула и плеть начала прорезать все более глубокие раны в мясе, мужчины не выдерживали. Первый стон сорвался с губ Дута при восемнадцатом ударе, уже тогда, когда кровь лилась у него по спине. Нора отчаянно пыталась поймать его взгляд, чтобы придать ему мужества.

Дуг, который до сих пор держал голову опущенной вниз, будто погрузившись в собственный мир, казалось, почувствовал это. Он поднял голову, посмотрел ей в глаза — и улыбнулся.

Аквази, однако, это лишь прибавило злобы.

— Ты что делаешь, парень? — крикнул он надсмотрщику. — Уже выдохся? Раб смеется над тобой! Кто-нибудь хочет заменить его?

Другой мужчина под крики публики схватил плетку. Следующие удары обрушились на Дуга с новой силой. Между тем он уже не держался на ногах. Теперь Дуг действительно висел на суку большого кампешевого дерева, которое люди Аквази избрали для исполнения наказания. Листья его в солнечном свете светились пурпурно-красным цветом — как кровь Дуга. У Норы кружилась голова, но ей надо было быть сильной. Нужно сохранить силы, потому что ей, вероятно, угрожало то же самое. Аквази, без сомнения, так же безжалостно отомстит ей за бегство.

Дуг пытался подавить крики, кусая губы. И вскоре они стали такими же окровавленными, как и его спина. Но ему действительно удалось лишить Аквази удовольствия. Ценой нечеловеческих усилий ему удалось не выказать адскую боль. На тридцать шестом ударе плетью он потерял сознание.

— А теперь? — спросил Аквази публику, ухмыляясь.

— Вода! — единогласно ответили мужчины.

Они все еще слишком хорошо помнили, как это происходило на плантации. Норе стало дурно от вида их беспощадных лиц. Аквази вылил ведро воды на неподвижное тело Дуга.

Тот, кашляя, снова пришел в себя.

— Продолжать? — спросил надсмотрщик, наполовину обращаясь к Аквази, наполовину к своей жертве. Дуг старался сохранить самообладание, и ему удалось повернуть голову в сторону палача.

— Я жду, — сказал он своими искусанными в кровь губами.

Аквази сжал зубы. В конце концов, прозвучал пятидесятый удар. Дуг висел, обливаясь потом и кровью, на своих веревках, — и у человека с плетью тоже был усталый вид.

Аквази дал обоим время, чтобы передохнуть. Публика немного успокоилась. Затем, взглянув на пленного, Аквази убедился, что тот находится в сознании.

— Значит, наш раб наказан, — спокойно сказал он толпе. — Но ведь он провинился еще кое в чем. Он использовал первую же возможность для дальнейшего бегства!

Нора застонала. Она действительно не думала, что Аквази повернет дело в эту сторону. Но это... Это было слишком жестоко. Почему же он просто не назначил сразу семьдесят ударов и не довел дело до конца?

— Что полагается в наказание за второй побег?

Нора боролась с тошнотой. Перед ее мысленным взором появилось место наказания на плантации Холлистера. И оба пойманных раба.

— Отрубить ногу! — заорал один из мужчин.

— Отрубить ногу! — Это вопили уже другие. Наверное, это было наиболее часто применяемое наказание.

Вокруг Норы все закружилось. Дуг посмотрел на нее, ища помощи. В первый раз она увидела в его глазах настоящую панику. Он тоже, наверное, вспомнил. Раб Холлистера пережил ампутацию ноги, но это было скорее не правило, а исключение. Подавляющее большинство жертв умирали через несколько дней, страдая от высокой температуры и нестерпимой боли. Так вот что планировал Аквази...

Тот ухмыльнулся.

— Может быть, достаточно будет нескольких пальцев на ноге? Как ты считаешь, раб? Если ты любезно попросишь меня.

Дугу не хватило слюны, чтобы плюнуть в него, но его взгляд сказал достаточно. Он не будет просить.

— Половину ступни! — со смехом решил Аквази.

Кто-то поднял ногу Дуга на плаху. Сапоги с него уже давно сняли: бывшие рабы повели его на место судилища, как водили когда-то их, — наполовину раздетым, с босыми ногами, лишь в окровавленных светлых брюках из хлопка. Дуг отчаянно, как только мог, сопротивлялся мужчинам, которые держали его, но палачи привязали его канатом к дереву. Кора впилась ему в раны на спине. И Дуг впервые закричал.

— Ну, кто здесь умеет обращаться с мачете? — спросил Аквази в толпу.

Нора проследила за его взглядом. Неужели не найдется среди них ни одного человека, который бы хоть что-то возразил? Но она увидела только смеющиеся черные лица — и какую-то разноцветную точку, которая приближалась к ним со стороны поселения. Женщина. Нэнни? Нет, это было невозможно: эта женщина имела высокий рост и была молодой. Королева не смогла бы так быстро двигаться. Пока один из молодых мужчин взвешивал на руке мачете, Нора узнала Маану.

Аквази и палач коротко переговорили друг с другом, обсудив, в каком месте нужно рубить. Удар должен был отделить от ступни Дуга пальцы и подушечки стопы. Дуг поднял мертвенно бледное лицо и попытался найти какое-то чувство во взгляде Аквази. Он с трудом разжал губы.

— Аквази, мы же были...

Нора больше узнавала слова по губам, чем слышала их.

Аквази махнул рукой.

— Мы никогда не были друзьями, — процедил он сквозь зубы.

Маану, громко ругаясь, с поднятыми кулаками пробивалась между последними рядами зрителей.

— Приступай! — сказал Аквази.

Молодой палач нанес удар, и Дуг забился в судорогах, когда мачете вонзился в его тело. Но удар был неумелым. Он оставил глубокую рану, но не отделил часть ступни от ноги.

А затем к возвышению пробилась Маану. Она одним прыжком вскочила на него и вырвала мачете из рук палача.

— Что же это такое? Вы что, спятили? — Молодая женщина держала нож перед собой, словно хотела наброситься с ним на Аквази и его помощников. — Я думала, что вы еще ищете его, Я была у Толо. Манса исчезла. А теперь я слышу вот такое, здесь! Вы же..! Я не могу в это поверить!

Маану повернулась к Дугу и перерезала веревки, которыми тот был привязан к дереву. Она, не веря своим глазам, смотрела на кровь на коре. Дуг все еще висел на своих связанных руках, Он был абсолютно беспомощен, не в силах удерживать равновесие на одной ноге, а раненой ногой он не решался пошевелить.

— Это наше полное право! — защищался Аквази. — Даже в Библии сказано: око за око.

— С каких это пор ты цитируешь Библию? — возмущенно ответила Маану. — Аквази, которого я знала, воровал кур для колдуна-обеа. А теперь он вдруг заговорил, словно белый проповедник. Толо права, Аквази, — ты белее, чем любой баккра!

— Забери свои слова обратно!

Аквази, казалось, был готов броситься на нее. Маану влепила ему звонкую пощечину.

— Не забывай, что ты сейчас должен подставить другую щеку! — издевательски сказала она.

У Аквази, казалось, отнялась речь. Зато заговорил другой мужчина, огромный негр из племени ашанти, вероятно, урожденный африканец.

— Достаточно, женщина! Мы гордые. Мы месть!

— Мы мароны! — заявил другой и ударил себя в грудь.

Остальные издавали одобрительные крики и размахивали

копьями, словно настоящие африканские воины. Маану смотрела на них сверху вниз, как на непослушных детей.

— Мароны? — спросила она затем. — Я не вижу здесь никаких маронов. И тем более никакой гордости!

Маану снова подняла мачете. Не прислушиваясь к протестующим крикам мужчин, она разрезала путы на правой руке Дуга.

— Я вижу лишь то, что всю свою жизнь видела на плантациях. Людей, которым доставляет удовольствие мучить других до смерти.

Она перерезала последнюю веревку. Молодой мужчина со стоном упал на землю. Нора хотела подойти к нему, но Аквази удержал ее. Маану сверкнула на него глазами.

— Я не вижу тут людей из племени ашанти. Только воющих, дешевых полевых негров, которые заставляют женщин покорно исполнять их волю и рожать им детей, хотя нет никакой любви, ничего, кроме ненависти!

Аквази отпустил Нору и с угрожающим видом снова подошел к своей второй жене. Маану вызывающе глядела на него, и даже Нора, которая смотрела только на Дуга, почувствовала ее силу. Аквази, может быть, хотел видеть в себе преемника Квао, однако Маану представляла власть королевы. Никто бы не решился выступить против нее. А теперь сюда подходили и остальные жители Нэнни-Тауна. Женщины, но и вооруженные мужчины тоже — настоящие мароны. Их вела за собой Алима.

— Ничего не делайте баккра! — закричала она уже издалека. — Хороший баккра! И Нэнни тут! Нэнни сердитая! Не делайте баккра больно!

Тюрбан на голове Алимы развязался, и ее волосы развевались на ветру. Маалик, ее отец, участвовал в шествии без комментариев. Он с угрюмым видом шагал вместе с другими мужчинами впереди, вооруженный мачете.

— Сколько ударов плетью полагается за междоусобную войну? — издевательски спросила Маану у своего мужа. — А теперь сойди вниз и отчитайся перед королевой. У нее найдется, что сказать тебе!

Позже Нора с трудом вспоминала о том, что происходило в последующие часы. Она упала рядом с Дугом без сознания, но до этого у нее хватило сил убедиться, что он жив. Однако она уже не помнила, как их вместе отнесли и заперли в одной из круглых хижин. Когда она пришла в сознание, дверь за ними уже заперли. Дом был совершенно пуст, скорее всего, это было новое строение. Нору и Дуга просто бросили на голую утоптанную землю.

Когда она увидела Дуга лежащим рядом с собой, перед ней возникла старая картина: Аквази на полу своей хижины и его исполосованная спина. Маану, останавливающая кровь своим новым воскресным платьем. Она сама теперь тоже порвала свою нижнюю юбку, чтобы хоть как-то перевязать ногу Дуга. Его рана была глубокой, но ее можно было залечить. Если держать ее в чистоте, обработать и перевязать... Если бы только раненый мог соблюдать покой! Нора не тешила себя никакими иллюзиями. Даже если бы все было соблюдено, все равно существовала опасность, что рана воспалится. Если же не обработать раны Дуга, то он точно умрет.

В конце концов, Манса принесла Норе кувшин с водой и кружку.

— Нэнни очень злая на Аквази, — проворчала она. — Я позвала Нэнни! Барабаны сказали, что она еще ночь будет оставаться в горах и молиться. Но я побежала туда и нашла ее.

— Ты сейчас уходить!

Угрюмый часовой, который сопровождал Мансу, был одним из мужчин, стоявших на месте судилища. Нора с ненавистью посмотрела на него. Манса неохотно подчинилась. Нора старалась поддержать Дуга, чтобы он мог поднести кружку к своим губам. Он жадно пил.

— Эти хижины, — прошептал он затем. — У них нет крепких стен. Даже не нужно инструментов. Мы... мы могли бы убежать сегодня ночью.

— Чтобы они нас поймали? — нежно спросила Нора и убрала с его лба мокрые от пота волосы. — Ты же сам видел, как хорошо охраняется поселок.

«И ты не сможешь сделать даже трех шагов». Она не сказала этого вслух. Дуг никогда не признается, что он слишком слаб для этого. Но ведь, действительно, в таком состоянии было совершенно невозможно пробежать двадцать миль через джунгли. Даже если бы часовые пропустили их.

— Ты должна бежать, — сказал Дуг. — Хотя бы ты. Если ты в Кингстоне расскажешь...

Нора покачала головой.

— Я в одиночку тоже не смогу выбраться отсюда. И если даже бы мне это удалось... Пока я найду губернатора, пока поднимут тревогу... Тебя к тому времени убьют. Кроме того, я не хочу уходить. Я нахожусь именно там, где хочу быть.

Она осторожно уложила Дуга к себе на колени, после того как из остатков нижней юбки нарвала полос для перевязок. Даже если она больше ничего не сможет сделать для него, раны не должны соприкасаться с глиняным полом и загрязняться еще больше.

— Ты просто хочешь показать мне свои ноги, — попытался пошутить Дуг, наблюдая, как она продолжает рвать свою широкую юбку. — Ты... Ты всегда так делаешь, вспомни. Вспомни ураган.

Нора заставила себя улыбнуться.

— Я была и остаюсь кокеткой, — заметила она. — Как же ты смог влюбиться в такую легкомысленную женщину?

— Я влюбился в русалку, — прошептал Дуг. — Я увидел тебя на побережье... С твоей лошадью. Ты знаешь, что твоя лошадь еще у меня? И есть еще жеребенок. Если... Когда мы вернемся домой, то сможем проскакать галопом по пляжу.

Нора погладила его по лицу. Она уже сейчас чувствовала, что у него поднялась температура.

— Аврора опять обгонит Амиго, — сказала она.

Дуг покачал головой.

— Но не своего сына. Не араба. А, ты уже не помнишь? Она побывала у чудесного жеребца Кинсли. Жеребенок... Жеребенок мог бы выигрывать скачки. Когда мы будем дома, мы... — Дуг слабеющим голосом заговорил о дикой охоте детей пустыни.

Нора устроила его удобнее и постаралась не думать о Саймоне. Снова все было, как тогда. Она держала в своих объятиях мужчину, который рассказывал ей истории. У нее в руках не было ничего, чтобы остановить смерть. Только ее мечты. Она сама не заметила, как уснула. Может быть, все это тоже было сном, кошмарным сном, ниспосланным ревнивым духом.

 

Глава 9

Кошмар не закончился, когда Нора проснулась. Дуг все еще лежал в ее объятиях. У него начался жар. Она попыталась напоить его водой, но он едва мог глотать. Возможно, он не сможет также есть — если кто-нибудь в Нэнни-Тауне принесет им еды. В хижину проникал довольно яркий свет, значит, солнце было уже высоко в небе.

Вдруг простая бамбуковая дверь раскрылась, и угрюмый охранник впустил Маану. Она принесла горшок с супом из чечевицы, несколько лепешек и плошку с мазью. Нора сразу же по запаху узнала, что это бальзам, который готовила Нэнни. Она не слишком доверяла ему, но все же когда-то он помог ей против очень сильных болей.

— Это все, что у меня было, — извинилась Маану. — У меня нет таланта, чтобы стать баарм мадда, ты же знаешь.

Нора кивнула.

— Мы и так должны тебе больше, чем когда-либо сможем возместить, — сказала она сухо. — А как насчет Нэнни?

У той было много лечебных средств. И прежде всего она открыла бы Норе доступ к ее собственным запасам. Маану в своей характерной манере пожала плечами.

— Нэнни и Квао еще совещаются, — ответила она. — О том, что с вами делать.

Нора подняла брови.

— Разрешить ли Аквази продолжить начатое им дело? — насмешливо спросила она.

Маану покачала головой. В ее глазах стояла тоска.

— Аквази изгнали из Нэнни-Тауна, — сказала она тихо. — Я хотела пойти с ним, но он... Он был таким злобным, что я думала — он что-нибудь сделает со мной. И с детьми... — Увидев исполненный ужаса взгляд Норы, она быстро добавила: — Джеф сейчас у Нэнни, Дэдэ у Принцессы, так что не беспокойся.

— Нэнни его изгнала?

Нора не могла поверить в это. Дуг, лежащий у нее на руке, с трудом открыл глаза. По всей видимости, он пытался следить за их разговором, и это было хорошим признаком. Ночью, когда он метался в бреду, Нора уже думала, что потеряла его.

— Изгнали, — повторила Маану. — Ему никогда не разрешат вернуться назад, Кудойе и Аккомпонг его тоже не примут, туда уже посланы люди. Но он, конечно, может выжить и один, он... — Она закусила губы.

— По... почему? — Дуг с трудом произнес эти слова. Нора окунула тряпку в воду и смочила его губы.

— Тысяча причин, — ответила Маану. — Непослушание, самовольное незаконное присвоение власти, угроза миру. Если до ушей губернатора дойдет, что здесь белых людей замучили до смерти, то о признании маронов не сможет быть и речи.

— Тогда я не понимаю, почему нас оставляют здесь, и...

Нора не сказала больше ни слова, но ее глаза, прикованные к тяжело раненному мужчине на ее руках, говорили сами за себя.

Маану снова пожала плечами.

— Об этом они еще совещаются. Может быть, они решат убрать вас.

— Что? — с ужасом спросила Нора. Дуг болезненно скривил лицо, когда она возмущенно выпрямилась. — Они хотят нас убить? После всего, что было?

— Они могут приказать убить или отпустить вас. Однако если он в таком виде появится в Кингстоне, — Маану указала на Дуга, — то это произведет плохое впечатление. А если он умрет, тогда они вообще не смогут отпустить тебя.

Тогда останется только одно: она бесследно исчезла, Аквази убежал со своей белой проституткой, а о Норе и Дуге Фортнэме в Нэнни-Тауне никто и никогда ничего не слышал.

Нора потерла себе висок.

— Почему же мне тогда не дают лечить его раны? — спросила она.

Маану вскинула брови.

— Об этом они как раз совещаются, — повторила она.

Нора вздохнула.

— Но я бы вас отпустила, — сказала Маану. — Эти мусульмане, эта семья, которую ты отпустил на свободу, Дуг, помогут вам. Даже подвергаясь опасности снова попасть в рабство и риску быть наказанными. Мужчина считает, что он может поддерживать тебя или даже нести.

Дуг попытался встать, но Нора покачала головой.

— Мимо часовых? — спросила она.

— К Толо. Мы можем сделать вид, что доставляем к ней раненого, если замаскировать носилки. А затем вы могли бы обойти Нэнни-Таун стороной...

Маану осеклась. Она не особо интересовалась уходом за больными, но знала достаточно, чтобы оценить состояние Дуга. Прямым путем можно было дойти до Кингстона за день или два, но путь через горы занял бы не менее недели. А сейчас был сезон дождей. Больной на носилках, через несколько часов промок бы до костей, кроме того, его трясло в лихорадке, у него была высокая температура. Дуг не добрался бы до Кингстона живым.

— Забудь об этом, — сказала Нора тихо. — Иди к своей королеве и скажи, что мы подчинимся ее решению. Если нам суждено умереть для того, чтобы существовал этот договор, значит, так тому и быть. Но спроси у нее, действительно ли она хочет договора, написанного кровью. Если на Ямайке все должно быть хорошо и между белыми и маронами должен быть мир, тогда обе стороны должны простить друг друга. Белые люди отняли свободу у тысяч других людей, били их плетьми, превращали их в калек. А мароны занимались грабежами и поджогами и тоже били плетьми и калечили людей...

— Губернатор, — прошептал Дуг. — Он умный человек. Он... мы...

— Мы ему объясним, что произошло, — добавила Нора и промокнула Дугу пот со лба.

Маану встала.

— Посмотрим, что я смогу сделать, — сказала она затем. — Нэнни...

Нора прикусила губы. Она не хотела ни о чем просить. Она хотела быть гордой, как Дуг на месте казни. Но промолчать она все же не смогла.

— Королева — женщина, — произнесла она. — Скажи ей, что я не буду предпринимать ничего, что могло бы повредить ей, если только она оставит мне мужчину, которого я люблю.

Маану улыбнулась.

— Она — королева, а короли думают по-другому. Но ведь и она тоже была молодой женщиной. А может быть, даже когда-то украла курицу для колдуна-обеа...

Шли часы. Нора ждала, а в это время Дуг у нее на руках становился все слабее. Плоть по краям ран вздулась и воспалилась, температура росла. Если Норе в ближайшее время не удастся ничего предпринять, то рана на ноге загноится. И тогда Дуг может в лучшем случае потерять ногу. Он почти все время пребывал в бессознательном состоянии, и Нора надеялась лишь на то, что ему снятся красивые сны. Как тогда, в Лондоне, она рассказывала ему о своих мечтах, любви, побережье моря, и ей казалось, что он слышит ее. Она говорила нежным голосом со своим любимым, а мысленно проклинала Аквази, королеву, Бога и всех на свете духов. Может быть, какое-то высшее существо посчитало забавным, что вся ее жизнь идет по кругу, может быть, она просто не в состоянии уйти от своей судьбы. Холод в лондонском Ист-Энде, а теперь раскаленный спертый воздух в этой бамбуковой хижине на Ямайке. Она пересекла полмира, чтобы увидеть, как из ее объятий снова, в никуда, уходит чья-то жизнь.

И в какой-то момент Нора уже не понимала, бодрствует она или спит, и является ли свет, который среди ночи появился на входе в хижину, только плодом ее воображения или же существует в действительности. И эти черные руки, которые приподняли пребывающее в лихорадке тело Дуга и отняли его у нее, — руки духов или живых людей?

— Он мертв? — устало прошептала она.

Кто-то успокаивающе убрал с лица Норы ее волосы.

— Нет. Но я хочу забрать его отсюда. Здесь очень жарко, душно и воняет.

Голос Толо. Где-то в закоулках души Нора даже повеселилась над тем, что именно старая колдунья говорит о вони. Но это было правдой: коровий навоз, с помощью которого укрепили тюрьму Норы и Дуга, был еще свежим, и от него исходил резкий неприятный запах. Нора до сего момента почти не воспринимала его.

— Тебя вызвала Маану? — устало спросила Нора. Сейчас ей надо было встать и идти вслед за Дугом, которого кто-то куда-то уносил. Но она не знала, хватит ли у нее сил. Она два дня подряд сидела почти без движения, чтобы уберечь Дуга по крайней мере от соприкосновения с грязным полом. Теперь у нее затекло все тело и конечности ужасно болели.

— Нэнни позвала меня, — сказала Толо и помогла ей встать на ноги. — Идем, мы отнесем его в твою хижину. Там лучше.

— Ты сможешь ему помочь?

Нора на ощупь, держась за руку Толо, пробралась к выходу. Была ночь, однако ярко светил месяц и на небе не было ни единого облачка, несмотря на то что был сезон дождей. Двое мужчин несли Дуга на носилках. Нора видела, что его глаза открыты. Он смотрел на небо.

Толо пожала плечами.

— Я попытаюсь. Ты попытаешься. Нэнни попытается. Если боги захотят, он будет жить. Если нет...

Нора кое-как пришла в себя, только когда они дошли до ее хижины. Принцесса, которая спала там вместе с Дэдэ, с готовностью уступила место, освободив кровать, которую Нора несколько лет назад с большим трудом смастерила себе из бамбука. Она не хотела спать на полу на циновках, как чернокожие, и Принцесса этого тоже не любила. Однако сейчас она поспешно искала подушки и одеяла, пока мужчины укладывали израненного Дуга на кровать. Нора обняла свою дочь и расплакалась, но сразу же взяла себя в руки, когда Толо собралась смазывать раны Дуга какой-то скверно пахнущей мазью.

— Сначала его нужно помыть, Толо, — сказала она решительно. — Я знаю, ты невысокого мнения об этом, и, может быть, вода в Африке действительно грязная, но здесь вода родниковая, она чистая и свежая. И у меня есть мыло.

— Я могу помочь? — спросила Принцесса. Она с сочувствием и безнадежностью смотрела на лежащего на кровати мужчину, который был ее последним баккра.

Нора кивнула.

— Разведи огонь и согрей воду, нам нужен будет мыльный раствор. И чай... От высокой температуры помогает ивовая кора.

Она с несчастным видом вопросительно посмотрела на Толо. Здесь, в Нэнни-Тауне, у нее не было коры ивы. В поместье Каскарилла Гардене она заказывала себе это средство из Англии.

— Мы берем горькое дерево, квассию, — сказала Толо. — У меня есть немного здесь...

Она вытащила какую-то настойку из своей корзины.

— А у нас есть... ром из сахарного тростника? — спросила Нора. Когда она вспомнила о калебасах в руках мужчин на площади для казни, ей стало плохо, однако рецепт доктора Мэйсона — щедро поливать большим количеством спирта открытые раны — оправдал себя десятки раз.

Толо ухмыльнулась.

— Это у меня всегда есть, — сказала она. — Нэнни распределяет его, но я гоню себе свой спирт. Иначе ночи проходят слишком одиноко...

Пока Нора очищала раны Дуга, а Толо вливала в него горькую жидкость, появилась королева. Нора с удивлением посмотрела на нее. Кроме той ночи перед рождением Джефа, она никогда не видела Грэнни Нэнни нигде, кроме ее хижины или площади для собраний. Нора заставила себя почтительно поклониться ей.

— Королева, я благодарю...

— Оставь это, — сказала Нэнни коротко. — Я помогу. Духи говорят, что я смогу его вылечить.

Нора с недоверием посмотрела на сосуд из глины, в котором африканская знахарка сжигала какие-то травы, бормоча себе под нос молитвы.

— Мы посыплем пеплом его раны и... — Королева нагнулась над спиной Дуга.

— Нэнни, — спокойно прервала ее Толо так, что Нора даже не успела вскрикнуть. — Одна из нас должна вызывать духов. Нам нужны две силы. Но эта малышка, она не умеет... — Толо указала на Нору. — А я... я слышала, как бог Ониамэ говорил с тобой. У тебя могучие духи. Боги твоего народа последовали за тобой через океан.

Нэнни улыбнулась от такой лести.

— Я только их вместилище, я придаю им облик.

— Как и мы все, — сказала колдунья-обеа. — Но они больше любят приходить к тебе. Пожалуйста, вызови нам духов, Нэнни!

Нора привыкла к монотонному пению королевы, которое иногда прерывалось пронзительными криками, в то время как сама она вместе с Толо боролась за жизнь Дуга. Женщины вымыли раны по рецепту Норы, перевязали их, положили сверху компрессы из листьев, которые, как клялась Толо, имели целебные свойства.

Они влили в него настойку квассии, чтобы сбить температуру, и чай из коры пиментного дерева, который должен был подбодрить его. Несмотря на протесты Норы, Толо сожгла прямо в хижине пиментное дерево и другие травы, для того чтобы отогнать вездесущих мух, которые мучили больного. Нора вынуждена была признать, что это действовало лучше, чем обмахивание пальмовыми листьями, о чем Принцесса попросила малышку.

— Я тоже так делала, когда была такой маленькой, как ты, — объяснила она девочке.

Дэдэ засияла.

— Это делают все принцессы?

Никто не объяснил ей, что в большинстве случаев это была первая работа, которую заставляли выполнять детей-рабов.

Все происходило на фоне заунывных песнопений Нэнни, вызывающей духов, и молитв Принцессы, обращенных к Святой Троице, которые были не менее искренними, зато не такими громкими. Нора надеялась, что этот шумный фон, по крайней мере, не даст ей уснуть. Несмотря на то, что она совсем выбилась из сил, отдыхать не хотелось. Саймон ушел от нее, когда она уснула, и теперь, когда у нее наконец-то появилось чувство, что она вырывается из проклятого замкнутого круга, Нора не хотела идти на такой риск.

И вдруг температура у Дуга упала. Казалось, что раны его постепенно закрываются, а нога так и не начала гноиться. Где-то на третий день, когда Нэнни издала особенно ужасный вопль, обращенный к небу, Дуг пришел в сознание.

— Это... не может быть адом, — прошептал он, взглянув в сияющие глаза Норы. — Хотя пахнет так... да и на слух...

Нора улыбнулась ему.

— Это просто целебные травы Толо и духи Нэнни. Ты не должен смеяться над этим. Если бы не две эти женщины, тебя бы уже не было на свете.

— А мне снилось, что я в нашей хижине на берегу... — тихо сказал он.

— Разве у нас там есть хижина? — удивленно спросила Нора.

Хижина на берегу — это была мечта Саймона. Дуг больше мечтал о лошадях.

Но тот слабо кивнул.

— Если... если он разрешит.

Дуг еще две недели пролежал в хижине Норы, пока она не разрешила ему вставать и снова осторожно нагружать ногу. Через несколько дней ему удалось, опираясь на Нору, добраться до хижины Нэнни. Королева вызвала их двоих. На своем пути через Нэнни-Таун они не встретили ни души. Нора объяснила это тем, что все были на работе. Однако, конечно, стыд маронов тоже сыграл здесь свою роль. Их вожди, видимо, понятно объяснили им, что они не должны были позволить Аквази сделать такое.

Нэнни ожидала Нору и Дуга, сидя на своем роскошном табурете. И снова она жевала какой-то фрукт, когда взглядом указала им занять место на подушках перед нею.

— Я знаю, что ты еще слаб, — обратилась она к Дугу, не утруждая себя предварительными речами или даже приветствием. — Ты сможешь идти?

— Если мне не придется целыми днями карабкаться в горы, — сказал Дуг, прежде чем Нора смогла что-то возразить, — до Кингстона я доберусь.

— Тогда идите, — сказала королева. — Я отправляю вас, как посланцев к вашему губернатору. Вы можете сказать ему, что мы признаем договор. Мы все, все мароны в горах, по крайней мере те, которые подчиняются мне и моим братьям.

Она не произнесла имени Аквази, однако в Блу-Маунтинс, очевидно, были еще одинокие воины вроде него.

— Но разве у вас не было расхождений во мнении?

Нора не могла удержаться, чтобы не задать этот вопрос. В поселении ходили слухи, что совместные церемонии по вызову духов, проводимые Нэнни и Кудойе, не так уж много изменили в их противоположных отношениях к вопросу о рабах. Кудойе хотел возвращать беглых рабов на плантации, как этого требовал губернатор, Нэнни же не хотела подписываться под этим пунктом. До сих пор Нэнни-Таун предоставлял убежище каждому.

— Нет, больше нет, — сказала она сейчас. — Больше нет, с тех пор, как... — Она бросила взгляд на Дуга и его перебинтованную ногу. — Кудойе всегда считал, что мужчина, который дает охотникам за рабами поймать себя, заслуживает своей участи. — Королева задумчиво посмотрела куда-то вдаль поверх Норы и Дуга, как будто вела беседу сама с собой. — Но я...

— Кудойе ведь сам позволил поймать себя! — вырвалось у Дуга.

Собственно говоря, эта дискуссия его мало интересовала, ему хотелось одного — побыстрее выбраться из Нэнни-Тауна. Однако аргументация черного вождя показалась ему слишком абсурдной.

— С нами было по-другому, — ответила Нэнни, все еще не глядя ни на кого из них. — Белые люди захватили наше село штурмом. Они забрали всех — и рабов, и ашанти... Кудойе был тогда почти ребенком.

Нора внимательно слушала. Значит, вот где был источник постоянно повторявшегося слуха, что Грэнни Нэнни сама когда-то торговала рабами, пока ее не захватили в рабство. Нора считала это невозможным. Нэнни была тогда слишком молодой. Но, судя по всему, ее деревня на Берегу Слоновой Кости действительно жила торговлей рабами. До тех пор, пока несколько особенно бессовестных белых людей не отказались платить, а вместо этого сами захватили всех — и рабов, и охотников за ними.

— Значит, все заслужили свою судьбу, кроме, конечно, Кудойе, его братьев и сестры? — Дуг продолжал задавать провокационные вопросы. — Это, как мне кажется, очень странная точка зрения.

Нэнни кивнула.

— Я тоже считала по-другому, — призналась она. — Если у одних людей мушкеты, а у других — копья, то последним в таком бою победить невозможно. Это не имеет отношения к гордости и чести. Так что я принимала рабов. Я хотела вернуть им их гордость и достоинство. Я хотела снова разбудить Африку. Но Африка...

Нора кивнула с сочувствием. Она вдруг поняла отчаянные попытки Нэнни держать своих маронов подальше от белых и чаще напоминать им об их старинных обычаях. И ее разочарование оттого, что ее людям больше нравились разноцветные ткани и железные товары, чем самостоятельно вытканные одежды и глиняная посуда. Однако это было мелочью по сравнению с тем разочарованием, в которое повергли ее Аквази и его люди.

— Аквази, побыв здесь некоторое время, стал для меня словно сыном, — тихо сказала королева. — Я видела в нем... Я видела в нем великого воина. Конечно, ему нужно было помочь стать тем, кем он должен был стать по своему предназначению. Я одобряла не все, что он поначалу делал со своей рабыней. — Она посмотрела на Нору, но во взгляде ее не было просьбы о прощении. Воин имеет право держать рабов — королева не подвергала это сомнению. — Но затем он стал лучше, он... Мы все видели в нем будущего короля. Может быть, когда-нибудь в горах мог возникнуть Аквази-Таун, и вдруг... — Нэнни потерла глаза — никому в голову не должна была прийти мысль, что королева может плакать. — И вдруг он стал вести себя, как белый баккра! Они все вели себя, как... как белые!

— Наверное, просто не существует разницы, — спокойно сказала Нора. — Наверное, все люди равны — и черные, и белые. Вопрос только в том, в чьей руке сейчас плеть.

— Но существует же гордость, — настойчиво повторила королева. — Существует достоинство. Есть вещи, которые не должен делать мужчина!

Нора горько засмеялась.

— Есть вещи, которые не должен делать человек, — поправила она ее. — Существует добро и зло, королева, а не черные и белые.

Дуг зашевелился на своей подушке. От неудобной позы у него все болело, и он с удовольствием закончил бы эту дискуссию, хотя Нора и Нэнни, казалось, наслаждались своими философскими дебатами.

— Заключение договора между короной и маронами — это, конечно, очень хорошо, — вмешался он. — А о подробностях вы еще можете подумать.

— Но нельзя допускать, чтобы вы отсылали назад таких людей, как Принцесса! — заволновалась Нора. — Или Маалик, Хадиджа, Алима... Нельзя этого делать, королева!

Нэнни рассмеялась.

— Белая миссис хочет освободить рабов? — резко спросила она. — Кто же тогда будет зашнуровывать ваш корсет, миссис Фортнэм?

— В Лондоне я тоже не бегала голой! — ответила Нора. — От меня еще никогда ни один слуга не сбегал. Кроме... — Она с чувством вины подумала о Маану. Если бы тогда девушка не была такой замкнутой...

Нэнни скривила лицо.

— Маану не в счет, — сказала она затем. — Она и от меня только что сбежала.

— Маану убежала? — испуганно спросила Нора.

Королева кивнула.

— Вслед за своим Аквази. Она выдержала без него целых два дня.

Нора пожала плечами.

— Она любит его.

Дуг потер себе лоб. Он надеялся, что женщины не будут сейчас обсуждать хотя бы это.

— Заключение мира между короной и маронами — в любом случае, только начало, — вернулся он к теме, вспомнив о давно прошедшем времени, когда изучал право. Может быть, сейчас он, наконец, сможет применить эти знания. — Давайте еще раз вернемся к договору. Дайте мне прочитать его текст, королева, я должен просмотреть его. Я уверен, что вопрос с выдачей рабов обратно их хозяевам можно поставить таким образом, что он останется открытым. Я сформулирую этот пункт так, что каждый будет доволен, и при этом никто не сможет возразить, если вы, несмотря ни на что, будете и дальше предоставлять убежище беглым рабам.

Нэнни нахмурилась.

— Но это... Такой договор является чем-то святым. Если что-то написать, если что-то пообещать...

Дуг улыбнулся.

— Весь фокус заключается в том, чтобы не обещать слишком много.

Дуглас и Нора вынуждены были остаться в Нэнни-Тауне еще на два дня, но за это время договор между короной и маронами был четко сформулирован, переписан начисто и предоставлен королеве. Из текста договора следовало, что мароны четко склоняются к мнению о том, что слуга должен верно служить своему хозяину. Они объявляли о своей готовности влиять на беглых рабов, с тем, чтобы те немедленно вернулись на отведенное им Богом место.

— Откуда знать, какое место указал им Бог? — спросила Принцесса удивленно, когда Дуг огласил Норе этот пункт.

Та засмеялась.

— Вот в этом-то все и дело, Принцесса. Нэнни и губернатор могут иметь по этому поводу совершенно разные мнения.

— А «влиять» может обозначать все что угодно — от уговоров до заковывания в цепи, — объяснил Дуг. — Я боюсь, что Кудойе предпочтет последнее. Однако Нэнни сможет предоставлять убежище стольким рабам, скольким захочет.

Нора выслушала измененный проект договора с прояснившимся лицом.

— Ты умеешь колдовать словами, — сказала она с явным уважением.

Дуг пожал плечами.

— Это искусство, которому я обучался. И Аквази, и я принесли для этого свои жертвы... Я могу предоставить губернатору договор в таком виде?

Нэнни кивнула.

— Скажи ему, что мы придем в Спэниш-Таун, чтобы подписать его. Заключение мира требует праздника.

Дуг засмеялся. Он чувствовал себя намного лучше.

— Мы в порту Кингстона организуем салют! — пообещал он.

Нэнни повернулась к Норе.

— Мы еще должны поговорить о детях, — спокойно сказала она.

Нора сердито посмотрела на нее.

— Я не уйду без Дэдэ, а губернатор...

— Разве мы только что не заключили мир? — устало спросила Нэнни. — Мы говорим не только о твоей дочери, белая женщина. Мы говорим также о твоем сыне Джефе.

— Но ведь Джеф сын Маану! — удивилась Нора.

— После того, как Маану сбежала, он теперь считается твоим ребенком. Ты ведь также была женой его отца. Итак, что же мы будем делать с детьми, белая миссис? Ты знаешь, что будет с ними, если ты возьмешь их с собой. Белые будут называть их ниггерами.

— У Дэдэ очень светлая кожа, — пробормотала Нора.

Королева фыркнула.

— Это ей не поможет. И, кроме того, Джеф черный, как ночь. Итак, что ты будешь делать?

— Мы возьмем обоих детей с собой! — сказал Дуг. — Может быть, воспитывая Джефа, я искуплю то, что случилось с Аквази.

Нэнни на какой-то момент закрыла глаза.

— Или повторишь эту историю, — сказала она затем. — Ну, меня это не касается. Это — твои дети, белая женщина. Я надеюсь, что боги будут руководить тобой.

Она величественно встала и жестом дала понять, что им пора оставить ее хижину. И Дуг вдруг понял, почему мароны называют эту маленькую невзрачную женщину своей королевой.

 

Глава 10

Норе и Дугу понадобилось четыре дня для возвращения в Кингстон. Дуг тащился на двух костылях, потому что Нора запретила ему становиться на раненую ногу. Таким образом, ему нужно было много передышек, да и дети тоже замедляли путь. Дэдэ и Джеф поначалу были вне себя от счастья, радуясь долгой совместной прогулке, но потом быстро устали, а Нора могла нести на руках только дочку, но не мальчика, который был намного крупнее и тяжелее. При этом Джеф жаловался и ныл больше, чем его сестра, которая, хоть и родилась на три месяца раньше, но была намного изящней. Маану и Аквази безбожно баловали его, он быстро терял терпение, если что-то происходило вопреки его желаниям.

— Мама Адве вправит ему мозги, — сердито сказал Дуг, после того как малыш несколько часов подряд жаловался и хныкал. — Она будет очень счастлива, что ее снова окружат дети. Детей ей всегда не хватало. Но я все еще хорошо припоминаю свои ощущения, когда моей самой драгоценной части тела перепадало от ее половника. Это было не очень приятно!

— А разве мы не хотели забрать у надсмотрщиков их плети? — с улыбкой спросила Нора.

Дуг ухмыльнулся.

— И заменить их половниками? Хорошая идея, надо будет добавить к условиям чернокожих в договоре о мире.

Норе хотелось привести себя в порядок и освежиться прежде, чем попасть на глаза Трелони, но они не нашли в Кингстоне ни единой гостиницы, по крайней мере, пристойной. В городском же доме Холлистеров Дуг появляться не хотел. Таким образом, оставался только торговый дом Берфута, но вот найдется ли там приличная одежда? В конце концов, Дуг протащился последние мили до Спэниш-Тауна и привел всю процессию к дому губернатора. Ему уже было все равно, он устал до смерти, и все его тело ужасно болело после нескольких дней ходьбы по неровным дорогам.

Охрана губернаторского дворца долго не могла решить, впускать ли эту пару изможденных молодых людей, к тому же с двумя черными детьми. Вызванный часовыми секретарь губернатора в конце концов разрешил им зайти, когда Дуг представил себя с Норой как мистера и миссис Фортнэм. Трелони принял их немедленно.

— Вы... Так это действительно ваша пропавшая... э... мачеха? — спросил губернатор. Он, как всегда, выглядел безукоризненно, словно только что вылупился из яйца, и Нора, которая на протяжении пяти лет не видела перед собой напудренных и накрашенных мужчин в париках, посчитала его внешний вид дурацким. Однако же она разрешила ему поцеловать ей руку, как того требовал этикет.

— Это моя невеста, — заявил Дуг. — Мы вскоре поженимся. А в остальном... да, я же вам говорил, что освобожу миссис Фортнэм.

Губернатор поправил и без того безукоризненно лежащий белый локон на своем парике.

— Что удалось вам намного лучше, чем всем армиям короны, которые мои предшественники посылали в это гнездо разбойников. Мое уважение, мистер Фортнэм! И, кроме того, вы привели с собой двух детей-ниггеров.

Он по-отечески улыбнулся Дэдэ и Джефу, которые почтительно рассматривали роскошную мебель и ковры в резиденции.

— Всегда думать о потомстве... Девочка, наверное, станет красавицей. — Сходство Дэдэ с Норой, казалось, не бросилось губернатору в глаза. — Но вы... — Он смущенно указал на костыли Дуга и его грязную повязку. — Вам нужен врач?

— У меня действительно была небольшая стычка с парой маронов, — невозмутимо заметил Дуг. — Но не беспокойтесь, королева сама уже занимается этим вопросом. Миссис Нэнни поручила мне, как адвокату, предоставить вам данный проект договора. Если бы ваши адвокаты тоже проверили его, миссис Нэнни и мистер Кудойе с удовольствием последовали бы вашему приглашению в Спэниш-Таун для подписания договора и увенчали бы это праздником, достойным данного события. Кстати сказать, среди подобных себе, они носят титулы королевы и короля, что нам кажется немного преувеличенным, однако это нужно учитывать в интересах выгодного сотрудничества. Да, нашему делу не очень поможет, если вы и в дальнейшем будете называть жителей города Нэнни-Таун беглецами или ниггерами. Мои дети тоже не любят это слышать. Разрешите вам представить: мой сын Джеффри, моя дочь Дейрдре.

Глаза губернатора расширились от удивления, а Нора подарила своему мужу восхищенный взгляд.

— Вы знаете, я бы сейчас с удовольствием приняла ванну, — вмешалась она, пока Трелони ничего не успел ответить. — Это ведь можно организовать? А моему мужу нужен покой. О подробностях договора вы могли бы поговорить с ним позже.

Губернатор в тот же день послал гонцов в Каскарилла Гардене, и Квадво не мог отказать себе в удовольствии лично забрать своего хозяина и госпожу из Спэниш-Тауна. Дуг был так счастлив видеть его, что в порыве чувств обнял старого кучера.

— Все ли в порядке на плантации? — спросил Дуг.

Квадво кивнул, однако при этом почесал у себя над губой.

— Само по себе вроде ничего... Но ходят слухи... — У чернокожего старосты был озабоченный вид. — Я не должен был вам об этом говорить, но я убежден, что мистер Ян тоже кое-что слышал. Маану вроде бы видели в этой местности. И люди поговаривают об Аквази...

Дуг пожал плечами.

— Аквази находится в горах. Он не решится добраться сюда. Если Маану...

— Если Маану захочет увидеть свою мать, мы не будем ей мешать, — решительно сказала Нора. — Мы будем... хм... просто не замечать ее. Как ты думаешь, Дуг, можно ли как-то понятно разъяснить это мистеру Яну? Кто он такой? Надсмотрщик? И рабы рассказывают ему о слухах в деревне?!

Норе при виде сердечного приветствия Дуга и Квадво стало ясно, что ей понадобится некоторое время для того, чтобы привыкнуть к изменившейся обстановке в Каскарилла Гардене. Однако новый дом сразу же привел ее в восторг. В кошмарах Норы среди пальм и красных деревьев все еще стояло старое каменное сооружение, может быть, почерневшее от копоти и полное злых воспоминаний. Она боялась снова увидеть этот особняк. Новый же дом, который Дуг приказал построить вместо старого, пестрый, разрисованный, с балконами и башенками, резьбой по дереву и красивой штукатуркой, заставил ее глаза засветиться радостью.

— Здесь живет принц? — почтительно спросила Дэдэ. Она еще в Кингстоне и Спэниш-Тауне не могла насмотреться на господские дома, но новый особняк на плантации, скрывающийся в тени высоких деревьев, понравился ей еще больше.

Дуг обнял ее за плечи.

— Здесь будет жить принцесса! — заявил он.

— А король? — хотел узнать Джеф. — Где живет король?

— Здесь нет короля, — ответила Нора и прижала его к себе. — Только принцесса Дейрдре и принц Джеффри. А это ты.

Дуг и Нора пришли к согласию, что маленькому мальчику тоже нужно дать английское имя и окрестить его. Новый проповедник, как говорили, был для этого подходящим человеком. А губернатор настойчиво советовал Дугу дать ребенку свидетельство об освобождении от рабства.

— Официально мальчик является вашим рабом, мистер Фортнэм. Хотя оба родителя находятся в бегах, когда их поймают, они, как и прежде, останутся вашей собственностью, значит, и ребенок тоже. А что касается ваших планов вырастить его в качестве вашего сына, я считаю это... не очень умным, мистер Фортнэм. Очень не умным!

Дуг лишь пожал плечами.

— Ну, это мнение, Ваше превосходительство, — сказал он, — в котором вы полностью сходитесь с королевой Нэнни.

— Мой папа будет королем! — самоуверенно заявил Джеф.

Нора переглянулась с Дугом. Они могли лишь надеяться, что мальчик скоро забудет Аквази и те великие цели, о которых тот явно сообщил своему сыну.

До окончательного заключения договора между короной и маронами прошло еще несколько месяцев, и за это время Нора постепенно привыкала к своей жизни в качестве почти ничего не делающей жены плантатора. Конечно, она снова взяла на себя медицинское обслуживание рабов и возобновила свою дружбу с баарм мадда в окрестностях, но теперь она не понимала, как могла столько лет провести за чтением, написанием писем и определением цветов. В конце концов, она начала создавать собственный сад с орхидеями, отказываясь от любой помощи, которую предлагали ей ничего не понимающие рабы.

Однако много времени и энергии уходило на то, чтобы приучить детей к их новой жизни в Каскарилла Гардене. При этом Дэдэ не создавала существенных трудностей. Маленькая девочка оказалась очень способной и послушной. Она абсолютно органично вошла в свою роль принцессы, и лишь иногда ей приходилось напоминать, чтобы она не вызывала служанку по любому поводу.

— Ты могла бы и самостоятельно одеться, как делала это раньше, — к примеру, порицала ее Нора, глядя, как вокруг ее дочери танцуют сразу три девочки-подростка, причесывая ей волосы и завязывая шнурки на туфельках.

— Но тогда у меня еще не было туфелек, — защищалась Дэдэ, — и не было ленточек для волос. И платья с кружевами!

Девочка выглядела в своем новом статусе очень трогательно.

— И мы с удовольствием делаем это, миссис, — заявляли служанки.

Дэдэ за кратчайшее время стала всеобщей любимицей и научилась вовсю вертеть персоналом. Нора улыбалась и вспоминала, что ее собственный отец тоже когда-то утверждал о ней то же самое. Однако она спрашивала себя, что он подумает о такой внучке. Ну, об этом она вскоре сможет сама спросить его. Томас Рид был так счастлив, получив известие о спасении дочери, что на следующий год запланировал приехать в гости на Ямайку.

— Платье с кружевами ты должна носить только по воскресеньям! — решительно заявила Нора и подала малышке платье простого покроя. — А не для того, чтобы помогать маме Адве на кухне.

Затем она обратилась к девушкам.

— А что касается вас, Дэдэ — не кукла. Если она когда-нибудь будет вести себя, как племянница баккра Холлистера, я лично прикажу выпороть вас!

И одним движением руки Нора шуганула как маленькую «принцессу», так и ее добровольных помощниц. Все четверо с визгом убежали.

Джеф был проблемой намного большей, тем более что он никак не мог определиться, является ли сыном короля, или борца за свободу. С одной стороны, ему нравилось, когда с ним нянчились, но, с другой стороны, его отец привил ему глубокое презрение как к поработителям, так и к верноподданным рабам. Вследствие чего Джеф вел себя непослушно со всеми — от безобидной девушки-служанки, которая пыталась помочь ему надеть непривычные для него штанишки и рубашку, до Яна Мак-Клауда, который отныне исполнял обязанности домашнего учителя детей Фортнэмов. Молодой шотландец был высокообразованным человеком, и ему намного больше нравилось показывать удивляющейся маленькой Дэдэ глобус, а Джефа учить счету, чем под палящими лучами солнца наблюдать за рабами, которые все равно не воспринимали его всерьез. К сожалению, Джеф поступал так же и давал это почувствовать, что время от времени доставляло Норе хлопот.

Мальчик выглядел, как ребенок раба, но вел себя, словно избалованный маленький баккра. Уже сейчас это создавало недовольство в доме, но это может привести к серьезным осложнениям, если Нора и Дуг, в конце концов, решатся возобновить общественные контакты. До сих пор их бывшие друзья и соседи смотрели на них с недоверием и недоумением, но на следующее Рождество они планировали большую свадьбу. Праздник, как надеялся Дуг, заставит лед тронуться. Но как при этом будет вести себя Джеф, оба они еще не знали.

До подписания договора Дуг трижды выезжал верхом в Нэнни-Таун, чтобы обсудить с маронами Виндворда небольшие изменения в договоре, которые желал внести губернатор. Он каждый раз с неохотой отправлялся в путешествие, хотя со стороны Нэнни ему не угрожала никакая опасность, а дорога верхом туда и обратно занимала всего один день. Однако каждый раз, когда он выезжал из Кингстона, у него было неприятное чувство, как будто за ним наблюдают. Подозрения эти не давали ему покоя, пока он не проезжал первые посты Нэнни-Тауна. При этом ситуация казалась ему совершенно парадоксальной — будучи белым человеком, он должен был чувствовать себя в опасности скорее приближаясь к маронам, чем на территории, подконтрольной губернатору. Однако Дуг каждый раз был рад, когда приезжал в Нэнни-Таун, а на обратном пути — когда видел, наконец, первые дома Кингстона. Нора наморщила лоб, когда он заговорил с ней об этом.

— Ты думаешь, Аквази подстерегает тебя? — спросила она.

Дуг беспомощно покачал головой.

— Я не могу себе это представить, — сказал он. — Это было бы безумием — таким образом рисковать головой. Ты можешь подтвердить, что он убил моего отца, да и мне он признался в этом лично. Но я не буду посылать за ним охотника за головами, у него ведь были свои причины. Однако бегать сейчас где-то здесь в окрестностях Кингстона... Боже мой, да перед ним открыт весь остров! Мароны Виндворда изгнали его, но ведь существуют другие группы, другие места... Ему нужно подождать всего лишь пару недель, а затем он сможет передвигаться совершенно спокойно, как свободный черный человек.

— Без свидетельства об освобождении? — спросила Нора.

Дуг засмеялся.

— Фальшивые свидетельства об освобождении скоро можно будет купить на каждом углу! — сказал он. — Давай поспорим, что мой друг Берфут уже подумывает о том, что надо бы научиться читать и писать! Тут, Нора, на нас обрушится безбожный хаос, когда свободных негров официально признают.

До сих пор плантаторам на Ямайке не разрешалось освобождать своих рабов. Если кто-то и делал это, то полулегально. Если он не защищал чернокожих, то кто-то другой мог поставить под вопрос их свободу и снова поработить. Таким образом, лишь немногие, в основном заслуженные и долго работавшие домашние рабы имели свидетельство об освобождении, но эти люди все равно не собирались покидать своих хозяев. Дуг сам недавно выдал Адвеа и Квадво такие свидетельства, и с тех пор Адвеа мечтала о дне подписания договора. Она планировала поехать

к своей дочери Мансе в Нэнни-Таун. Девушка не присоединилась к Норе с Дугом, когда те отправились в город, хотя Нэнни, вероятно, ничего бы против не имела. Но Мансе уже было шестнадцать лет, и она была влюблена в одного из молодых маронов.

О Маану ни Нора, ни Дуг ничего больше не слышали, однако они о ней и не спрашивали.

— А если Аквази все еще хочет отомстить тебе? — беспокоилась Нора, когда Дуг вскоре после той беседы в последний раз перед подписанием договора собрался ехать верхом в Нэнни-Таун.

Дуг пожал плечами.

— Если бы он хотел убить меня, то давно бы уже сделал это. Между Кингстоном и Нэнни-Тауном каждый поворот дает возможность для засады. Не сходи с ума, Нора, это точно никак не связано с Аквази. Может быть, я только воображаю себе какую-то угрозу. — Он улыбнулся. — Твой вояка стал бояться, моя красавица. Мне кажется, что еще раз я вряд ли нападу в одиночку на целый город...

Нора поцеловала его.

— И не надо этого делать, ведь меня уже не держат там в плену, — ответила она.

Однако все их шутки не могли унять неприятного чувства, которое пробудило в ней признание Дуга. Уже потому, что она сама страдала от подобных подозрений. Ей тоже часто казалось, что за ней наблюдают, причем угроза для нее была более реальна, чем для Дуга. Норе мерещилось, что, прежде всего на побережье, она чувствует на себе чужие взгляды.

А поскольку теперь уже не надо было таиться, она ездила туда верхом почти каждый день. Дуг показал ей хижину, которую построил для ее духа, и она была тронута до слез. Ей действительно казалось, будто Дуг погрузился в ее мечты, — пляж теперь выглядел точно так, как представляли себе Саймон и Нора. Таким образом, ей снова вспомнился Саймон, когда она в первый раз ощутила, что вблизи кто-то находится. С легким чувством вины она вспомнила о том, как быстро отодвинула его тень в сторону, когда Дуг собственной персоной возник перед нею. Неужели действительно существовал какой-то дух, который искал здесь близости с ней?

Когда в другой раз Нора пряталась в хижине от дождя, ее чувство, что она не одна, стало очень сильным. Таким сильным, что она подняла голову вверх и стала налаживать контакт.

— Ты здесь? Это для тебя... Это для тебя что-нибудь значит?

Нора нащупала гемму, которую больше не носила на шее, но та всегда была у нее с собой. Снова и снова ею овладевало чувство, что она изменяет Саймону, потому что живет с Дугом и любит его.

Конечно, никто ей не ответил, и Нора показалась самой себе ужасно глупой, когда, наконец, снова вышла из хижины под лучи солнца и ноги ее при этом ступили на мокрый от дождя песок. Кроме ее собственных следов, здесь не было никаких других.

Но ведь духи не оставляют отпечатков ног.

«Еще как значит!»

Аквази чуть не ответил, когда услышал робкий вопрос Норы. Он яростно вонзил ногти в ствол пальмы, между ветвями которой занял наблюдательный пост, как это часто бывало раньше. Сейчас, когда на берегу стояла хижина, наблюдать за Норой — а зачастую и Дугом, — оставаясь незамеченным, стало еще легче. Сидя на пальме, которая высилась над хижиной, было также удобнее подслушивать их, когда они были внутри, и Аквази достаточно часто приходилось сдерживать себя, чтобы не спрыгнуть вниз и не убить своего соперника, снова похитив женщину. Однако он железно владел собой. С Норой он далеко не уйдет — а за убийство и похищение за ним будут охотиться, как за собакой. Даже в горах он не будет в безопасности. С тех пор как Нэнни признала Дуга Фортнэма в качестве своего домашнего адвоката, Фортнэмы находились под защитой маронов Виндворда. А их отряды найдут его — тут Аквази себя иллюзиями не тешил.

Нет, если он хочет, чтобы у него был хотя бы намек на шанс заполучить Нору обратно, требовалось осуществить план, который он выработал себе уже несколько месяцев назад. Ему нужно помешать заключению мира между белыми и маронами и позаботиться о том, чтобы Нэнни и Квао, а еще лучше и Кудойе с Аккомпонгом потеряли власть. Тогда он сам смог бы объединить маронов или хотя бы часть из них и забрать Нору и своих детей, после того как сделает с Дугом то, чего тот заслуживает. Впрочем, может быть, дело с Дугом Фортнэмом получится решить одним ударом. Если бы ему удалось найти хорошее место для обстрела и успеть несколько раз перезарядить пистолет, то все было бы возможно.

Но сначала ему нужно набраться терпения. Аквази сжал зубы. И предоставил Норе вести диалоги с ее духами.

 

Глава 11

Осенью 1739 года был, наконец, назначен день торжественного подписания договора, и губернатор предоставил Кудойе, Акком-понгу, Нэнни и Квао свободный вход в Спэниш-Таун. Это, конечно, было связано с трудностями — не каждый белый человек в Кингстоне поддерживал заключение мира.

— Лучше бы мы их выкурили! — возмущался Кристофер Кинсли, который, естественно, как и все другие плантаторы из этой местности, появился на празднике.

Представители высшего общества заняли передние места на квадратной площади перед домом губернатора. Трелони планировал принять вождей маронов здесь, в центре города, а после церемонии сказать несколько слов своим гражданам. Уже сейчас площадь и дорога, которую держали открытой для вождей маронов, были со всех сторон окружены людьми. Каждый, от плантатора до раба, хотел бросить взгляд на легендарную Грэнни Нэнни. Однако среди рабов лишь немногие смогли наслаждаться этой привилегией. Никому и в голову не пришла идея дать выходной своим полевым рабам, и поэтому лишь несколько домашних слуг и служанок, сопровождавших своих господ, появились на площади. Было там и немного свободных чернокожих, но их, естественно, прогнали в последние ряды.

— Я бы тоже так сказал! — ответил Холлистер своему другу и со стоном попытался устроиться удобнее.

Он выжил после ранения, однако, как и раньше, мог ходить и сидеть с большим трудом, и лишь широко расставив ноги. О том, чтобы ездить верхом, нельзя было и думать: даже тряска в карете доставляла ему боль. Поэтому для поездок из Кингстона на свою плантацию и назад он стал пользоваться носилками, которые несли четыре раба.

— Как римский император, — заметила Нора Дугу, когда увидела это в первый раз. — Я знаю, что это не смешно. Бедный человек. Но сравнение с Нероном просто напрашивается.

На празднике в Спэниш-Тауне Холлистеру поставили кресло сразу же за ограждением, где он и сидел, как на троне, ожидая «спектакля». Как и большинство других плантаторов, он коротал время за рассуждениями о том, что именно губернатору в обращении с маронами стоило бы сделать по-другому. Причем предложения становились тем более резкими, чем быстрее карманные фляги с ромом ходили по кругу.

Рядом с Холлистером стояла его жена. Со времени его ранения она практически не отходила от него, чем заслужила в колонии огромное уважение. Леди время от времени бросала недружелюбные взгляды в направлении Норы Фортнэм, которая в беседе не участвовала.

Молодая женщина стояла немного в стороне, элегантно одетая и причесанная по последней моде. Ее белое, расцвеченное веточками цветов платье подчеркивало худощавую фигуру — она вполне могла позволить себе отказаться от корсета, который только что вышел из моды. Нора напудрила волосы, однако не стала покрывать пудрой лицо. Это было бесполезно — пытаться осветлить ее глубоко загорелую кожу с помощью пудры из талька, к тому же в результате получался какой-то болезненный серый цвет. Для того чтобы скрыть ее коричневый загар, на самом деле пришлось бы толстым слоем наносить на лицо свинцовые белила, но этим пусть занимаются денди из свиты губернатора, которые как раз появились в своих лучших нарядах — парчовых камзолах, брюках до колен и ослепительно белых чулках, и стали в несколько рядов возле входа во дворец. Сейчас губернатор будет проходить между ними в сопровождении предводителей маронов.

Нора держала своих детей за руки — Дэдэ в очаровательном белом платье с кружевами, которые подчеркивали ее кожу цвета шоколадного крема, и Джефа в брючках до колен и курточке, подбитой ватой. Он ныл все время, потому что потел, и, естественно, был прав. Все мужчины были одеты слишком тепло, и Ян Мак-Клауд тоже. Он со своей женой Присциллой стоял возле Норы, и, конечно же, на нем была воскресная одежда. Он без жалоб страдал от душной жары, свойственной сезону дождей, и со всем терпением, которое у него только было, призывал Джефа быть джентльменом и достойно вынести все это. Однако Джеф почти не слушал его. Он не хотел быть джентльменом. Нора с большим трудом удерживала его от того, чтобы он не расстегнул пуговки своей тесной одежки и не сбросил ее с себя.

В конце концов, проблему решила его названая бабушка. Адвеа стояла тут же, рядом со своей хозяйкой, — в новой красной юбке, блузке с кружевами и с тщательно повязанным на голове красным тюрбаном. Она всегда носила свою бумагу об освобождении из рабства с собой, в корзине, и у нее был почти обиженный вид, потому что никто не спрашивал об этой грамоте. Но все-таки она, как единственная свободная чернокожая, стояла впереди перед самым дворцом и не хотела, чтобы ее внук испортил ей праздник. Адвеа наклонилась к Джефу и влепила ему две звонких пощечины.

— Вот. Сейчас тебе жарко. И не вздумай реветь! Ты хочешь быть великим воином? Великие воины не ревут!

Джеф ошарашенно посмотрел на нее. Но затем действительно замолчал.

Дуга в это время не было рядом с его семьей. Он сопровождал Грэнни Нэнни и ее братьев по городу. Королева настоятельно попросила его об этом. Ее братья шагали мимо рядов белых людей, гордо выпрямившись, уверенные в себе, однако сама Нэнни все же испытывала некоторый страх перед сконцентрированной силой белых плантаторов. Дуг мог понять ее. Многие из мужчин среди зрителей были вооружены, по крайней мере, у них с собой были сабли, а зачастую также мушкеты или пистолеты. Дуг спрашивал себя, был ли подготовлен эскорт, который губернатор предоставил своим гостям, к возможному покушению. Воины-мароны, которые сопровождали Нэнни и ее братьев, конечно, были готовы к этому лишь частично. Африканцы среди них ограничились своим традиционным оружием, которое сейчас служило скорее для представления, чем в качестве настоящей защиты. Лишь некоторые из настоящих маронов, привыкшие сохранять бдительность на протяжении нескольких поколений, угрюмо смотрели в толпу и держали свое огнестрельное оружие наготове.

Нэнни под руку со своим элегантным молодым адвокатом шла мимо рядов белых людей, которые когда-то похитили и поработили ее. Дуг не был уверен, что сможет защитить ее в случае покушения, но он чувствовал, что королева довольна. Ему не хотелось думать о разговорах среди своих соседей и о том, как его поступок отразится на дальнейшем сотрудничестве с другими плантаторами. Но он с удовольствием предложил Нэнни сопровождать ее. Дуг чувствовал глубокое уважение к этой маленькой, незаметной женщине, которая, сохраняя невиданную гордость и силу, проделала долгий путь от рабыни до мстительницы, а теперь пришла к заключению мира.

Аквази смотрел на Нэнни сверху вниз, исполненный презрения. Он уже несколько часов назад пробрался на площадь и смешался с рабами, которые устраивали там ограждения и сколачивали трибуны. Однако он поначалу не мог найти идеальную позицию для обстрела — так или иначе, будет непросто стрелять поверх голов людей. Перезарядить оружие быстро вряд ли удастся, скорее всего, следует ожидать, что у него будет возможность сделать один-единственный выстрел. А ему очень хотелось убить, кроме губернатора, еще и Нэнни. Или Кудойе... Или все же Фортнэма? Если он попадет только в белых, то подозрение неизбежно падет на маронов, и вряд ли Нэнни и других в таком случае отпустят с миром. Если Аквази устроит все ловко, то белые будут работать в его пользу. А если ему еще и немного повезет, то на площади сразу же возникнет настоящий бой. Однако ему нужно было найти безопасное место. И лучше всего на каком-то возвышении.

Пока Аквази напряженно раздумывал, улицы наполнялись людьми, с неохотой уступавшими дорогу каретам плантаторов, которые, конечно, приказывали отвозить себя прямо к их местам для сиденья. Одна из этих карет неплохо подошла бы.

Аквази надеялся, что кучера поставят их на краю площади, но был разочарован. Солдаты, которые помимо своих прямых обязанностей, еще и указывали зрителям их места, приказали кучерам освободить непосредственное окружение площади. Затем в поле его зрения появилось необычное транспортное средство — Аквази с удивлением наблюдал за прибытием паланкина, который несли четверо крепких рабов. Человеком, который с трудом вышел наружу, оказался Холлистер — и он тут же начал ругать солдат за то, что те приказали его рабам отнести носилки в сторону.

Аквази не разбирал его слов, но хорошо мог себе их представить. Явный инвалид — Аквази ухмыльнулся при воспоминании о том, что с ним случилось, — хотел, чтобы его средство передвижения оставалось поблизости, если это мероприятие покажется ему слишком затянувшимся. После коротких переговоров рабам разрешили поставить носилки в начале узкой боковой улицы в непосредственной близости к хозяину. Четверо рабов тут же растянулись в тени. К церемонии у них явно не было никакого интереса, но никто вокруг не удивился бы, если кто-то из них залез бы на крышу паланкина и с этой позиции наблюдал бы за происходящим. Аквази осмотрел деревянный каркас носилок. Больше чем одного человека его сложения он не выдержит, но под ним одним вряд ли сломается. Аквази медленно крался к рабам.

Маану чувствовала, что совсем выбилась из сил. Она уже несколько недель пряталась в окрестностях Каскарилла Гардене, так же, как и Аквази. Адвеа снабжала свою дочь пищей и рассказывала ей деревенские сплетни, однако об Аквази она ничего не знала. Маану также не говорила о нем, хотя с удовольствием обсудила бы е кем-нибудь вопрос о том, что заставило ее супруга держаться вблизи белых людей. Она была готова последовать за любимым мужем в изгнание, но Аквази, в первые же дни, дважды весьма грубо дал ей от ворот поворот. Она должна была идти назад в Нэнни-Таун и ждать. Маану в страхе и неуверенности осталась в горах, после того как он злобно запретил ей следовать за ним дальше. Однако что бы это дало, если бы она осталась ожидать в Нэнни-Тауне? Королева изгнала Аквази — неужели он действительно надеялся, что она однажды отменит свой приказ?

Маану не могла поверить в это, но прежде всего она не могла сидеть без дела. Она достаточно долго ждала Аквази, но ей удавалось сблизиться с ним лишь тогда, когда она навязывалась ему. Маану сама презирала себя за это, однако стоило ей лишь увидеть Аквази, она забывала всю свою гордость. Она видела в нем сильного красивого мужчину, которого хотела обнимать и чувствовать, — однако она также видела в нем глубоко обиженного маленького мальчика, которому ничего не нужно было так, как утешение. С тех пор, как Дуга тогда отослали в Англию, Аквази остался один — он больше не допускал никакой близости, никаких объятий и любви, как бы ни заботилась о нем Адвеа. Лишь Маану, тогда еще маленькую и пугливую, как котенок, он иногда терпел. Разрываемая сочувствием к нему, девочка по ночам пробиралась в хижину, место в которой предоставили Аквази. Взрослые полевые рабочие, с которыми он делил хижину, уже устало спали, но мальчик плакал и жаловался целыми ночами. Тогда Маану тихонько ложилась рядом с ним и разделяла его боль, иногда он разрешал ей обнимать себя. Все это, однако, оставалось тайной. К утру она исчезала, а мальчик делал вид, будто никогда не видел ее.

Маану была уверена, что это со временем изменится. Незадолго до того, как белый хозяин в первый раз позвал ее принести ему напиток на ночь, Аквази сам обнял ее и притянул к себе. Вполне невинные объятия, она ведь была еще ребенком. Но это могло стать началом... Если бы Элиас Фортнэм не овладел девочкой, лишив ее девственности. Маану не знала, подозревал ли Аквази об этом или, может быть, даже твердо знал. Однако, когда несколько лет назад этот кошмар для нее закончился, она больше к Аквази не приходила. Тогда она уже начала видеть в нем мужчину. Сильного мужчину, который мог бы даже защитить ее. Все мечты Маану включали в себя их совместное бегство. Но для него она так и не стала желанной женщиной, он никогда не воспринимал ее так, как Нору Фортнэм.

Маану, однако, так легко не сдавалась. Она уже сейчас была готова забыть прошлое. Нора была для Аквази бесповоротно потеряна. Но она, Маану, будет с ним. И ему придется с этим смириться. Как он смирился с существованием Дуга.

Таким образом, Маану снова вышла на след. Она последовала за Аквази в Каскарилла Гардене и терпела адские муки, когда он подстерегал Нору на пляже и наблюдал за Дугом во время его поездок в Нэнни-Таун. Не раз она спрашивала себя, что сделала бы, если бы Аквази вознамерился выстрелить в него. У него было оружие: Маану смутно припоминала, что у Аквази был с собой пистолет Дуга, который она видела у него еще в Нэнни-Тауне. Может быть, позже его заставили сдать пистолет, а может быть, и нет. Но она была исполнена решимости не позволить этому делу дойти до крайности. Нельзя было давать Аквази возможности для дальнейших убийств! Никто не стал бы его преследовать, если бы он оставался незаметным. Он мог бы жить с Маану в горах — или где-нибудь в другой части острова. Если бы только он внял голосу разума!

Маану почувствовала громадное облегчение, когда заметила, что Аквази оставил в покое Дуга и также не делает попыток приблизиться к Норе, за исключением наблюдения за ней на пляже. Может быть, когда-нибудь все это закончится само по себе.

Но что ее муж собирался делать здесь, в Спэниш-Тауне, во время подписания договора?

Маану незаметно наблюдала за Аквази, несмотря на то что до смерти боялась находиться здесь, среди людей. Она распустила плотные косички и обрезала волосы. По ее длинным гладким волосам ее, скорее всего, узнали бы, потому что так она носила их раньше. Но, конечно, кто-нибудь мог узнать ее по лицу — за это время Нора несколько раз бывала в Кингстоне и в Спэниш-Тауне. Маану могла лишь надеяться на то, что вряд ли кто-то из белых людей когда-либо всматривался в лица рабов.

Между тем люди уже вовсю толпились на улицах, и Маану было нелегко преследовать Аквази. Тот как раз беседовал с несколькими крепкими чернокожими мужчинами на краю площади. Эти четверо охраняли какое-то странное транспортное средство — своего рода носилки с крышей. В то время как Маану еще удивленно рассматривала это сооружение, спрашивая себя, почему Аквази им интересуется, какая-то повозка чуть не переехала ей ноги.

— Эй, красотка, берегись! — Веселый чернокожий человек в желтой соломенной шляпе, с лицом, круглым, как луна, не то с укором, не то снисходительно посмотрел на нее сверху вниз. — Ты куда глазеть? Искать место получше, да? Здесь сзади ничего не видать, точно.

На повозке мужчины на влажных листьях лежали нарезанные кусками дыни и манго. Над фруктами была сооружена деревянная крыша, для защиты товара от дождя и солнца. Продавец с хитрецой посмотрел на нее, а затем, ухмыляясь, принял решение.

— Давай, девушка, залезать наверх, баккра определенно не иметь ничего против!

Одним движением он обхватил узкую талию Маану и поднял ее на крышу своей повозки.

— Делать повозку еще красивее! — ухмыльнулся он затем и поехал дальше. — Дыни, манго... Сладкие, слаще, чем малышка на крыше!

Маану испугалась, и ей больше всего захотелось закрыть свое лицо, когда она услышала, каким образом продавец расхваливает свой товар. Теперь она сидела, словно на возвышении для специального показа, и каждый человек на площади мог ее видеть. Но затем она с облегчением обнаружила, что на самом деле никто на нее не смотрит. Чернокожая девушка на повозке с фруктами здесь никого не интересовала. Люди хотели видеть Грэнни Нэнни и губернатора. И вот уже появились мароны!

Маану услышала ропот толпы — повсюду раздавались, как приветственные, так и презрительные возгласы. Она увидела Нэнни, идущую под руку с Дугом Фортнэмом и губернатором, который вышел вперед, миновав ряды своих секретарей и слуг. И одновременно она увидела, как Аквази карабкается на крышу носилок.

Маану на секунду заподозрила, что он что-то планирует. Но затем мимо нее прошли Дуг и Нэнни, губернатор поцеловал королеве маронов руку и провел всех в свой дом. Краткий выход...

— После этого ты видеть больше! — пообещал продавец дынь, у которого продажа сейчас шла очень хорошо. — После этого губернатор держать речь. Сейчас только подписывать внизу. Я даже не знать, что Грэнни Нэнни умеет писать. — В словах человека звучало почтение. Маану невольно улыбнулась. Она бесчисленное количество раз водила рукой королевы, когда старая женщина из племени ашанти тренировалась в написании своего имени под документом. Да, слова «Нэнни от имени маронов Виндворда» королева выведет на бумаге безошибочно.

Аквази удобнее устроился на крыше паланкина. Он тоже слышал, что губернатор и его гости после подписания договора выйдут сюда и предстанут перед толпой. Значит, ему придется подождать. Хотя это ему не нравилось. Ему хотелось бы совершить покушение до официального подписания мирного договора. Но приветствие прошло так быстро, что ему удалось бы выстрелить в лучшем случае один раз, и, кроме того, Нэнни и ее братья закрывали собой губернатора. Значит, сейчас — когда все встанут в один ряд.

Аквази приготовил порох и пули. Ему придется перезаряжать оружие очень быстро, он точно успеет убить двоих, если не троих и больше. Однако нет, больше трех — вряд ли. Пусть даже пройдет некоторое время, пока обнаружат, откуда прозвучали выстрелы, — он не хотел дать поймать себя. Аквази надеялся лишь на то, что четверо рабов в тени носилок быстро выпьют бутылочку рома, которую он подарил им в благодарность за предоставленный наблюдательный пост. Когда они опьянеют, то перестанут замечать, что происходит. А слышно будет только один выстрел. Как только губернатор упадет на землю, на площади поднимется адский шум.

Окончательное прочтение договора между маронами и губернатором затянулось на некоторое время, а затем Кудойе, Акком-понгу, Квао и Нэнни понадобилось еще несколько минут, чтобы тщательно натренированными движениями поставить под документом свои подписи. Дуг внимательно следил за тем, чтобы все происходило корректно, однако он мог быть спокоен: мароны старательно и разборчиво нарисовали свои имена в правильных местах. После этого губернатор приказал раздать шампанское, которое Нэнни сперва попробовала очень осторожно. Но потом ей, казалось, очень понравилось. Она смеялась и мило беседовала с Трелони, в то время как ее братья производили такое впечатление, будто толком так и не поняли, как им относиться к происходящему. Им, конечно, больше хотелось выпить рому, чем этого пузырящегося водянистого напитка. В конце концов, они вступили в беседу с полковником Гатри, с которым у них явно было больше общего, чем с джентльменом до мозга костей губернатором Трелони.

— Ну, пора! — в конце концов, сказал Трелони и, как кавалер, открыл дверь перед Нэнни, прежде чем провести своих гостей на улицу. — Мы встанем рядом друг с другом, чтобы нас все могли хорошо видеть, а затем я скажу несколько слов. Если вы тоже хотите что-то сказать, королева, пожалуйста, не стесняйтесь! — улыбнулся он. — В любом случае это надолго не затянется, это было бы невыносимо при такой жаре...

Он вытащил свой надушенный носовой платок и промокнул лоб.

Грэнни Нэнни явно старалась вести себя дипломатично. Дуг на ее месте, пожалуй, не преминул бы напомнить Трелони о своем прошлом в качестве полевой рабыни. Губернатор, конечно, был мирным человеком и приятным парнем, но, казалось, он просто не понимал, с кем имеет дело.

И вот маленькая предводительница маронов, как полагается, встала на площади перед дворцом губернатора рядом с самим Трелони — с другой стороны над ней возвышался ее брат Кудойе. Губернатор поднял руку, чтобы призвать людей к спокойствию...

А затем, казалось, в одно мгновение произошло несколько событий.

Маану увидела королеву на лестнице перед дворцом и подумала, не помахать ли ей. Но затем она посмотрела на Аквази — и увидела в его руке оружие. В этот же момент Джеф увидел свою мать на крыше повозки с овощами.

Маану закричала и спрыгнула с повозки, Джеф также закричал и вырвался из рук Норы.

— Мама!

Мальчик побежал к Маану, но ему пришлось продвигаться через оцепленную часть площади. Однако даже пара охранников в форме не смогла удержать будущего воина-ашанти! Джеф прорвал оцепление, словно маленькая черная молния.

— Джеф!

Нэнни, сияя, наклонилась к нему, чтобы обнять мальчика, и тут раздался выстрел. Губернатор ошеломленно обернулся к ней, и это спасло его от попадания пули.

Дуг молниеносно обернулся, ища то место, откуда прозвучал выстрел. В эти же мгновения Маану тоже прорвала оцепление, схватила своего сына и упала вместе с ним на землю, прикрывая его своим телом. Испуганная, Нэнни не понимала, что происходит вокруг нее. Дуг толкнул губернатора на землю, и в ту же секунду прозвучал следующий выстрел, и на этот раз Фортнэм увидел, откуда он был сделан. Дуг, не успевая принять решение, окликнуть ли часовых или самому начать преследование, пока что просто прижал Трелони к земле.

Маану взволнованно указывала в направлении носилок и что-то кричала белым солдатам. Они зарядили свое оружие — в то время как черный эскорт маронов Виндворда уже был готов к действию. Прозвучали ответные выстрелы, люди закричали — и целая бригада взбешенных воинов пустилась преследовать Аквази.

Молодой мужчина бежал по боковой улице, на которой стояли носилки, но он не мог знать, что кареты плантаторов перегородили следующий поперечный переулок. Аквази вытащил свой нож, подбежал к ближайшей карете и набросился на кучера. Но не на того напал.

Квадво тоже носил с собой нож, с тех пор как мог любому показать грамоту Дуга о том, что является гордым свободным человеком. Он как бы мимоходом выбил нож из руки Аквази тем же ловким движением, которым обычно отрубал головы курам.

— Оставь это, парень, они тебя просто застрелят! — Квадво заломил руку за спину отчаянно сопротивлявшемуся Аквази. — Ты должен сдаться. Иначе живым отсюда не выберешься.

— Ну и пусть! — Аквази стонал и вертелся перед Квадво. Первые мароны, за которыми бежали белые солдаты, уже появились из-за угла. — Все равно меня повесят! — Аквази боролся изо всех сил, но Квадво был сильнее.

— Тебя не повесят, — спокойно сказал человек-обеа. — Баккра этого не допустит.

Нора и Маану вдвоем хлопотали вокруг маленького Джефа, который начал дико кричать, когда связанного Аквази притащили и поставили перед маронами и губернатором.

— Черный? — удивленно протянул Трелони. — А я думал...

6— Аквази, — печально сказала Нэнни. — Неужели одна-единственная белая женщина стоит всего этого?

Губернатор наморщил лоб.

— Вы знаете этого человека?

Нэнни кивнула.

— Значит, это было направлено против вас?

У Дуга мысли смешались в голове. Если у Аквази и есть шанс остаться в живых, то, конечно, только в том случае, если обернуть все так, что он якобы имел намерение убить негритянку, а вовсе не губернатора короны. Тогда можно было бы оставить вопрос открытым...

— Ваше превосходительство, — вмешался он, прежде чем Нэнни успела ответить. — Вероятно, покушение было направлено против меня. Или против моей жены, или против его собственной жены... — Он указал на Маану. — Этот человек находится в душевном смятении, это надо будет потом выяснить. Сейчас прикажите его увести. Королева, конечно, захочет представить вам Маану, свою... так сказать, правую руку в Нэнни-Тауне. А теперь еще и свою спасительницу. Против кого бы ни было направлено покушение, ваше превосходительство, Маану предотвратила его.

Трелони, казалось, несколько успокоился, но он, естественно, прекрасно уловил адвокатские аргументы в ловкой речи Дуга.

— Вы хотите защищать этого типа, Фортнэм? — недоверчиво процедил он и обвиняюще указал пальцем на Аквази. — Я думаю, мы это сможем узнать прямо здесь. В кого ты стрелял, человек? Говори, мы все равно вытащим это из тебя!

Дуглас Фортнэм посмотрел на своего старого товарища. Они столько лет понимали друг друга без слов. Аквази должен был заглянуть Дугу в глаза и довериться ему еще раз.

— Мы вдвоем уже когда-то поплатились за твои слова, Аквази.

Губы Дуга шевелились беззвучно.

И Аквази, который уже выпрямился в своих путах, чтобы бросить в лицо губернатору слова правды, опустил голову.

— Я совсем не стрелять, баккра, — пробормотал он. — Само выстрелить оружие. Не хотел никого убивать мертвым... Аквази хороший ниггер...

 

Глава 12

— Они его не повесят? — спросила Нора.

Дуг только что вошел в дом, и она поняла по его усталому, но торжествующему выражению лица, что он предотвратил самое страшное. Перед собой он толкал Маану, которая имела не менее изнуренный вид. Молодая женщина выдержала многочасовые допросы, а Дуг — утомительные переговоры.

— Нет, — сказал он и открыл изящный буфет голубого дерева, который украшал новую комнату для приемов. — Еще кто-нибудь будет? — Дуг налил себе стакан рома.

Маану кивнула. Нора предпочитала белое вино, но сейчас пожалела о своем выборе. Адвеа обычно до подачи на стол охлаждала бутылки с вином в ручье. Но в таком теплом виде, как это, обнаруженное ею в шкафу, даже самое лучшее из вин имело бы пресный вкус.

Дуг одним глотком проглотил свой ром.

— Аквази продолжал притворяться дурачком, — выдохнув, сообщил он. — Каким бы трудным это ему ни казалось. Хотя, конечно, никто ему не поверил. Пистолет так вдруг сам по себе не стреляет, а тем более два раза подряд, да еще и в самом компрометирующем направлении. И история с Маану тоже выглядит мало заслуживающей доверие. Лишь потому, что хочет поздороваться со своим ребенком и старой подругой, никто не побежит с криком сквозь ряды охраны и не станет толкать людей на землю. Но тут никто никого бесконечно не допрашивал. Маану, без сомнения, предотвратила покушение, и губернатор очень оценил это. Нельзя отбрасывать мысль о том, что случилось бы с мирным договором, если бы кто-то погиб! В любом случае Маану просила за Аквази, и Нэнни тоже заступилась за него. И к тому же моя аргументация...

Он довольно улыбнулся, но сразу же стал серьезным, когда увидел озабоченное лицо Норы. Оно побелело, и женщина протянула руку к бутылке с ромом.

— Но они... Они ведь не отпустят его на свободу или как? — осведомилась она. Ее пальцы дрожали, когда она наливала ром в свой пустой бокал для вина.

— Тебе что, было бы лучше, если бы его повесили? — растерянно спросил Дуг. — Я... Я думал...

Нора покачала головой.

— Нет, — искренне сказала она. — Я, правда, иногда желала его смерти, но теперь... Теперь больше не хочу. И вешать...

Она вздрогнула. Если все же быть до конца честной, то ей было страшно оттого, что Аквази и дальше будет оставаться где-то поблизости. До тех пор, пока он был на свободе, она не могла спокойно спать, теперь она знала, что никогда по-настоящему не будет в безопасности.

— Его не выпускают на свободу. Его изгоняют. — Это была Маану. Ее голос прозвучал сухо.

— Изгоняют? — Нора наморщила лоб. — В Австралию или куда?

До того как покинуть Англию, Нора слышала о транспортных средствах с преступниками, которых отправляли в отдаленную колонию. Но они отчаливали из Лондона или Блэквуда, а не с Ямайки.

— На Каймановы острова, — ответила Маану. — Это не так уж далеко, говорят, почти двести миль к северо-западу отсюда. Они также принадлежат англичанам.

Дуг кивнул.

— Но они еще мало заселены, — объяснил он. — Там живет всего несколько семей — естественно, со своими рабами. И совершенно точно там нет колонии маронов. На Каймановых островах все знают друг друга. О побеге оттуда не может быть и речи.

— И там есть плантации сахарного тростника? — тихо спросила Нора.

Она ощутила что-то вроде сочувствия. Если Аквази после всего пережитого остаток жизни опять придется работать на поле — может быть, лучше бы он умер?

— Скорее хлопок и всевозможные овощи и фрукты, — ответил Дуг. — Оттуда идет немного экспорта, но в основном люди высаживают там все для собственных потребностей — и в качестве провианта для проходящих мимо кораблей. Причем капитаны там также не брезгуют самообслуживанием. Еще больше пиратства, чем здесь...

— Значит, он мог бы наняться на пиратский корабль, — подумала вслух Нора.

Она не знала точно, сказала ли это в шутку, или же это было тем, что вызывало в ней страх. Или надежду.

— На котором дисциплина, кстати, еще более строгая, чем на плантации или тем более в Нэнни-Тауне, — улыбнулся Дуг. — Аквази будет трудно привыкнуть к тамошним порядкам, не говоря уже о том, чтобы продвинуться по службе. Очень маловероятно, что он вернется сюда в качестве капитана пиратов. Я не думаю, что тебе нужно беспокоиться, Нора. Аквази больше не будет нам мешать.

Маану выпила свой ром и вытерла себе глаза. Она не хотела показывать, что плачет, но от Норы это не укрылось.

— А что будешь теперь делать ты, Маану? — по-дружески спросила она. — Ты вернешься назад в Нэнни-Таун? Я думаю, что Дуг отпустил бы тебя.

Фортнэм улыбнулся.

— Уже отпустил, — заметил он. — У нее грамота об освобождении от самого губернатора. Меня даже особенно не спрашивали. Маану может совершенно легально проживать в Лондоне, или в Нэнни-Тауне, или там, где ей понравится.

— Если ты хочешь остаться здесь... Ты могла бы нянчить Дэдэ и Джефа. Конечно, за соответствующую плату.

Нора сделала это предложение, опустив глаза. Собственно, она охотнее бы отказалась от присутствия Маану. Но ей не хотелось снова разлучать ее и Джефа.

Маану покачала головой и привычно насмешливо улыбнулась.

— Нянька при собственном сыне? Как тогда с Адвеа: одинаковое воспитание для господского ребенка и для ребенка раба до тех пор, пока это будет нравиться баккра?

Нора вскочила.

— Такого не будет! Джеф уже давно свободен, он...

Маану прикусила губы.

— Я хотела сказать не это, — призналась она потом. Она, наверное, никогда не придет к тому, чтобы попросить прощения. — Но я здесь не останусь. И если мой сын действительно свободный человек, то я хотела бы взять его с собой.

— В Нэнни-Таун? — спросила Нора и почувствовала бесконечное облегчение.

— Нет. — Маану нервно провела рукой по своим коротким волосам. — Я отправляюсь на Каймановы острова.

— Куда ты отправляешься? — ошеломленно воскликнула Нора. — Маану, такого быть не может! Ты бежишь вслед за Аквази? Опять? Все еще? Ты потеряла рассудок!

Маану пожала плечами.

— Наверное, так оно и есть, — улыбнулась она. — Еще совсем маленькой девчонкой я знала, что люблю Аквази...

— Но он тебя не любит! — твердо сказала Нора. — Пойми наконец: он тебя никогда не любил.

Маану запрокинула голову и глубоко вздохнула.

— Это может измениться, — сказала она затем. — В любом случае я попытаюсь еще раз.

Дуг потер лоб.

— Но, Маану, после всего, что вы пережили с ним, Нора и ты... Ты могла бы построить новую жизнь здесь. В Кингстоне. Может быть, открыла бы лавку или место на базаре? Мы могли бы тебе помочь.

Маану покачала головой.

— Если вы действительно хотите что-нибудь подарить мне, баккра... — Она улыбнулась, потому что у маронов она обращалась к Дугу на ты, как тогда, когда они были детьми. — Тогда вы могли бы... Вы могли бы подарить мне курицу.

Узников в цепях привели на борт небольшого фрахтового корабля, который должен был отвезти на Каймановы острова прежде всего рабов, но и немного товаров для торговли, таких, как ткани и домашняя утварь, с Ямайки. Пришлось дать взятку в размере небольшого состояния и недвусмысленно сослаться на пожелания губернатора, чтобы снять для Маану и ее сына небольшую каютку, которая могла бы, послужить им пристанищем. И Дугу пришлось добавить приличную сумму, чтобы капитан изъявил готовность перевести Аквази к ним, как только корабль покинет гавань Кингстона.

— В одиночку он не захватит корабль! — сказал он обеспокоенному моряку.

В конце концов, тот согласился на компромисс. Раб получит свою привилегию, но цепей с него не снимут. Дуг все понимал. Пленные на этом корабле были сплошь рабы, которые, со своей стороны, совершили тяжелые преступления. Чаще всего это были нападения на господ. Ни у кого из них не было страха, и каждому из них больше нечего было терять. Кроме разве что Аквази, но Дуг ни в коем случае не мог рассказывать чужому капитану всю его историю.

Нора беспокоилась о Джефе: что будет с ним, когда он увидит отца в цепях? Но тут ребенку помочь было невозможно, и Дуг тоже не считал правильным обманывать мальчика. Его отец никогда не станет королем. Он остался рабом.

Аквази почувствовал скорее страх, чем облегчение, когда два матроса вскоре после выхода корабля из порта пришли в трюм и отсоединили его цепи от днища. Он уже устроился на жестких, пропитанных соленой водой досках — ни один из узников не должен был во время многодневного путешествия видеть солнце, а свобода движения ограничивалась сидением на корточках при поглощении скудного рациона. Аквази знал, что его ожидает. Он видел достаточно африканцев, которые в истощенном состоянии, наполовину мертвые от голода, сходили с корабля.

Однако теперь его снова вывели на свет. Причем Аквази не ожидал ничего хорошего. С его помилованием чуть-чуть не получилось — и, наверное, губернатор вообще передумал. Аквази приготовился к смерти. Если его в цепях бросят в воду, все будет кончено: с таким железным весом никто не смог бы выплыть. Кроме того, тут водились акулы.

Но его повели не на верхнюю палубу, а только на промежуточную — сухую и не такую темную, как трюм корабля. Мужчины постучали в какую-то дверь.

— Вот и он... мадам!

Они как будто ухмылялись, произнося последнее слово.

И Аквази понял почему, когда дверь открыла Маану.

— Ты? — спросил он, когда мужчины втолкнули его в маленькое, но чистое и сухое помещение, в котором ожидали его жена и сын.

— Папа!

Джеф хотел подбежать к нему и броситься в его объятия, но цепи отпугнули его. Он вопросительно уставился на Аквази. Но тот сначала посмотрел не на сына, а на супругу, которая хладнокровно встретила его взгляд.

— Ты отправляешься со мной? — хрипло спросил он.

Маану кивнула.

— Я — твоя жена, — твердо сказала она. — Мы должны быть вместе. Если ты хочешь... Если ты, наконец, согласишься с этим.

— Маану...

У Аквази пересохло в горле.

Маану подала ему стакан воды.

— Выпей, — сказала она спокойно. — И ты, конечно, не обязан жить вместе со мной. Если ты хочешь, я построю себе хижину в стороне от твоей. Но я... Я подумала, что попытаюсь еще раз.

Она указала на большую корзину из лозы, в щели которой на свет сердито смотрела толстая белая курица.

Аквази невольно рассмеялся.

— Ты раздобыла курицу? — спросил он. — Для ритуала обеа?

Маану кивнула.

— На островах точно найдется колдун-обеа и, может быть, какой-нибудь сговорчивый дуппи. В этот раз вблизи не будет никакой Норы. И я не спущу с тебя глаз. В этот раз колдовство должно подействовать.

Аквази помолчал несколько мгновений. Но Маану не поднимала на него взгляд, она напряженно смотрела через маленький иллюминатор каюты на море. А затем вдруг почувствовала твердую, крепкую руку на своей ладони. Цепи Аквази зазвенели, но они были достаточно длинны, чтобы он мог дотянуться до Маану.

— Пусть курица живет, — сказал он тихо. — Ты сама — достаточное колдовство.

— Так что там сейчас было с курицей? — спросил Дуг.

Фортнэмы выехали верхом на побережье и смотрели, как вдали мимо них проплывал корабль, увозивший Аквази и его семью в тяжелое, но общее будущее. Дэдэ сидела в седле перед Дугом и верещала от удовольствия, когда Амиго переходил в галоп. Эта поездка служила, прежде всего, для того, чтобы отвлечь ее. Малышка с большим трудом разлучилась с Джефом и уже сейчас очень тосковала по своему брату.

Нора пожала плечами.

— Ты же знаешь церемонии обеа, — сказала она затем. — Кровь курицы вызывает дуппи.

Дуг кивнул.

— Конечно, — сказал он. — Но зачем он ей нужен? Я имею в виду... Разве третий не лишний?

Нора рассмеялась.

— Можно вызывать духов по разным причинам, — пояснила она. — Однако Маану надеется на одинокого, жаждущего любви дуппи. И он, если повезет, овладевает человеком, на которого направлено действие церемонии, после чего тот проникается любовью к тому, кто оплатил ритуал.

Дуг в свойственной ему манере потер лоб.

— И это потом действует вечно? — недоверчиво спросил он.

Нора покачала головой.

— Нет. Ни один дух не остается навечно. Однако некоторые... Некоторые сопровождают людей очень-очень долго.

Она бросила почти извиняющийся взгляд на хижину на берегу.

Дуг вздохнул.

— Я могу это подтвердить.

Он знал, что Нора, как и раньше, всегда носит с собой память о Саймоне. И поскольку еще не была назначена дата их свадьбы, он видел в этом угрызения ее совести по отношению к первому любимому.

Нора глубоко вздохнула. А затем приняла решение.

— Едем! — сказала она хладнокровно и пустила своего коня в галоп.

Аврора послушно добежала до воды, затем остановилась, испугавшись волн, бившихся о берег. Нора слезла с кобылы и отпустила поводья.

Камея, которую она когда-то приказала сделать из фамильного перстня Саймона, лежала в кармане ее платья для верховой езды, была теплой на ощупь и надежной. Нора, как всегда, ждала прикосновения к ней, однако теперь это все прекратится.

Молодая женщина кивнула Дугу, который стоял рядом с ней в воде. Затем она сунула руку в карман своего платья и еще раз с любовью провела пальцами по той вещице, которая все это время была памятью о Саймоне. Она вытащила камею из кармана, посмотрела, как в ней играет солнце, — а затем размахнулась и забросила ее далеко в море.

Нора прижалась к мужчине, которого любила, и ей показалось, что она всем сердцем чувствует, как ветер шумит в пальмовых листьях и гонит над морем облака. Волны ласково плескались вокруг нее, и она была уверена, что слышит нежный голос Саймона, который шепчет ей слова прощания, прежде чем его душа исчезнет в бескрайних просторах Карибского моря.